Глава 8. Острова в Тихом океане: проповедь в «раю»

Острова в Тихом океане: рай на земле. Никакое другое место на земном шаре в истории человечества — кроме Эдемского сада — не освещалось более яркими и сияющими рассказами прессы. Исследователи и торговцы покидали эти острова, неся описание останавливающей дыхание красоты. Писатели, включая Уильяма Мелвил-ла, Роберта Льюиса Стивенсона и Джеймса Миченера (James Michener), мастерски украсили свои романы страницами, посвященными очарованию островного мира. «Писатели соперничали друг с другом в сиятельном описании великолепного и прекрасного пейзажа; неровная череда гор, глубокие долины и тихие лагуны; сверкающий край песочного пляжа, высокие деревья, пальмы с торчащими перьями и пышная ползучая растительность; яркое богатство распускающихся цветов, тончайший вкус фруктов и великолепие разноцветных птиц». В этот мир и пришли миссионеры, сначала римские католические монахи, сопровождавшие исследователей, а потом протестанты по призыву миссионерских обществ.

Океания — термин, обычно применяемый для обозначения островов Тихого океана, состоит примерно из тысячи пятисот островов, разделенных на три основные группы: Полинезия, самая большая фуппа, начинающаяся от Гавайских островов на севере до Новой Зеландии на юге; Микронезия, группа маленьких островов, расположенных между Гавайями и Филиппинами, включая Марианские и Каролинские острова, Маршалловы и Гилберта острова; Меланезия, группа островов к югу от Микронезии и к северу от Австралии, включающая Фиджи, Санта-Крус, Новую Гвинею, Новые Гебриды, Новую Каледонию и Соломоновы острова. Размер островов варьируется: от Новой Гвинеи, второго по величине острова в мире, до крошечных точек в океане — таких, как Маршалловы острова, чья общая площадь меньше ста квадратных миль. Фактически вся Микронезия занимает меньшую площадь, чем американский штат Род-Айленд, и численность населения Микронезии и всей Океании была тогда относительно небольшой — исключая Новую Зеландию, в пределах, может быть, двух миллионов.

Тем не менее там были души, погибающие без Христа. Поэтому, несмотря на географическую отдаленность, многие миссионерские общества были готовы потратить любые усилия и денежные средства на евангелизацию этого растянувшегося в пространстве миссионерского поля деятельности. Впервые европейцы принесли миссионерскую весть в южную часть Тихого океана с помощью Магеллана и его команды исследователей и францисканцев в 1521 г., почти через десять лет после великого открытия Тихого океана, сделанного

Бальбоа. После высадки на Марианских островах маленький флот из четырех кораблей (от одного отказались раньше) отплыл к Филиппинам, где около трех тысяч островитян были приняты в католическую церковь. Нет прямых указаний на то, что они понимали хотя бы основные догмы христианства, однако этот факт считался высшим достижением миссионерской деятельности Римско-католической церкви. Для Магеллана эта историческая экспедиция стала последней. Вместе с некоторыми членами команды он был убит при попытке заставить местных жителей другого острова заплатить дань королю Испании. Несколько позже миссионеры католической церкви вернулись на острова, но и на этот раз их миссионерская деятельность оказалась кратковременной.

Именно капитан Кук, более чем кто-либо другой, повлиял на решение протестантской церкви попробовать обратить в христианство жителей тихоокеанских островов. Его открытия захватили воображение церковных лидеров и простых людей, в результате чего в 1795 г. было организовано Лондонское миссионерское общество. Возникло оно усилиями межконфессиональной группы служителей и простых людей для того, чтобы послать миссионеров на Таити «или другие острова южных морей». Вскоре за ними последовали другие миссионерские общества (в частности, представляющие методистов, последователей Уэсли, конгрегационалистов, пресвитериан и англикан), и только к концу XIX в. Океания стала сиятельной историей успеха протестантских миссий.

На тихоокеанских островах, как и в других частях света, первыми протестантскими миссионерами оказались британцы; другие протестанты были из Австралии, Америки и, несколько позже, из Германии. Римские католики на тихоокеанские острова пришли сравнительно поздно, завоевав крепкие позиции лишь к середине XIX в. Как и везде, здесь существовало сильное соперничество между протестантами и католиками, и в среде миссионеров антикатолические настроения были достаточно сильными. Католиков критиковали за то, что они несли номинальную и поверхностную религию, основанную на таинствах, полностью пренебрегающих низким моральным состоянием местного населения. «Папство поднимает свою уродливую голову, — писал Джозеф Уотерхаус (Joseph Waterhouse), уэслианский миссионер, — освящая поедание человеческой плоти, полигамию, прелюбодейство и блуд!!» Возможно, камнем преткновения между протестантами и католиками стала их национальная принадлежность. Католики были французами, и в среде протестантов царил реальный страх, что на островах может восторжествовать политическое и военное превосходство французов.

В течение первых лет протестантской миссионерской работы в южной части Тихого океана большая часть миссионеров отрицательно относилась к идее британского или американского политического вмешательства в дела островитян. Однако с приходом французских католиков миссионеры начали просить у своего правительства защиты, желая установления британского или американского протектората. Но ни один из них так и не был установлен, и к середине XIX в. британские миссии в южных морях начали терять былую силу.

Острова в Тихом океане

Уникальное географическое положение тихоокеанских островов с самого начала имело очевидное влияние на стратегию миссий. Очень важной проблемой явилась проблема транспорта.

Недостаточно было просто послать миссионеров в район южных морей и высадить их на изолированных островах, предполагая, что они спокойно станут ждать корабль, который придет в следующем году. Маленькие размеры и ограниченное население большинства островов приводили к сильному ощущению клаустрофобии, и смелые миссионеры, решившиеся служить вдали от родного дома, вдруг оказывались в изоляции в окружении огромного Тихого океана. Логическим решением проблемы стало появление судов, принадлежащих миссиям. «Утренняя звезда» в Микронезии, «Джон Уильямс» в Полинезии, «Южный крест» в Меланезии — так последовательно назывались миссионерские корабли, ставшие незаменимыми помощниками миссионеров и сыгравшие ключевую роль в проповеди Евангелия островному миру.

Используя эти корабли, многие европейские миссионеры стали странствующими полевыми директорами, координирующими работу местных проповедников и учителей. Это была здоровая стратегия, и по свидетельству одного миссионерского историка, «…местные христиане-миссионеры должны были доказать главную силу христианских миссий в южных морях. Они действительно проделали замечательную работу, хотя и не имели престижа европейцев. Ими пренебрегали, их гнали, а иногда убивали те островитяне, которым они доверили свою судьбу. И все же все они выстояли, и между 1839 и 1860 гг. многие деноминации были очень обязаны этим смелым островным миссионерам, ходившим туда, куда осмелились бы пойти не многие европейцы».

Как и в случаях с другими первопроходческими миссиями в других концах света, здесь, на островах Океании, были принесены огромные жертвы ради того, чтобы распространить христианство среди жителей этих островов. Многие островитяне смертельно боялись европейцев, и вполне обоснованно. Рассказы о жуткой деятельности работорговцев передавались с острова на остров, и с первого взгляда миссионеры ничем не отличались от их жестоких соотечественников. Более того, религия большинства островитян была примитивной формой анимизма: они верили, что принятие чужеземцев, даже если они пришли с миром, наверняка приведет к проклятию со стороны злых духов. В результате многие великие миссионеры, как иностранные, так и местные, примкнули к рядам мучеников, неся враждебным островам Благую весть.

Но часто самое яростное сопротивление миссионерам оказывали торговцы и моряки, главной целью которых была эксплуатация людей и ресурсов островов. Миссионеры казались им непреодолимым препятствием, стоящим на пути удовольствий и финансовой прибыли; иногда миссионеров предавали собственные земляки, возбуждавшие против них ярость и ненависть местных жителей. По словам Роберта X. Гловера, европейцы, по большей части, были «распутными и беспринципными и оставляли постыдный след везде, где бы ни бывали. Они упивались языческой безнравственностью и привозили туземцам ром, чтобы доводить до безумия местных жителей, и огнестрельное оружие, чтобы прибавить ужасов к племенной жизни; они обманывали и эксплуатировали островитян, становясь виновниками величайших крайностей и жестокостей».

Христиане боролись против множества подобных препятствий, но еще более опустошающими могли быть внутренние конфликты, с которыми они сталкивались в своей миссионерской деятельности. Всегда имевшаяся перспектива материальной выгоды также весьма искушала, собирая неплохой урожай в среде миссионеров. Но хуже всего было то, что свободный образ жизни и открытая сексуальность являлись моральной трясиной, в которой завязли некоторые миссионеры, не сумев противостоять подобным искушениям. «Превращение в местных» стало, согласно Стефану Нейлу, «более частым явлением, чем это принято отражать в назидательных рассказах о первых миссиях…» Здесь, в этом островном раю, они сталкивались с такими соблазнами, которых не видели никогда раньше в границах собственной защищенной культуры. Некоторые сумели их преодолеть. Другие — нет. Несмотря на личные неудачи миссионеров, сага о миссиях в этом регионе мира является повествованием о величайших успехах в христианской истории. Это история принятия отдельными людьми решений о повороте от разрушительных племенных обычаев к живой вере в Христа. Но более того, это история «народных движений» — движений, которые происходили во всей христианской истории в каждой части земного шара, но были совершенно особенными в островном мире. Они приводили к христианству большие семьи и иногда целые племена и были тщательно задокументированы профессором Аланом Р. Типпетом (Alan R. Tippett) в его книгах «Народные движения в Южной Полинезии» («People Movements in Southern Polynesia») и «Христианство на Соломоновых островах» («Solomon Island Christianity»). Он указывает, что во многих случаях не происходило ощутимого церковного роста до тех пор, пока миссионеры не поняли жизненно важного значения семьи и племенного союза. И только тогда миссионеры в южных морях достигали несравненных успехов в проповеди благовестия. Сегодня этот район мира имеет больший процент христиан, чем любой другой, сравнимый с ним.

Генри Нотт и миссионеры «Дафф»

В отличие от ранних протестантских миссий в других районах мира, где миссионеры работали один за одним или маленькими группами, миссионерское служение на тихоокеанских островах началось с сенсации. Это произошло туманным лондонским утром в августе 1796 г., когда тридцать миссионеров с шестью женами и тремя детьми, финансированные Лондонским миссионерским обществом, погрузились на миссионерский корабль «Дафф» и начали семимесячное морское путешествие на остров Таити. Такого дружного миссионерского наступления никогда раньше не происходило в истории миссионерского движения, и день проводов мир запомнил надолго. Толпы искренних сторонников пришли на берег реки, «воспевая хвалу Господу», надеясь на то, что их христианским посланцам удастся сделать многое в этой наиболее «нецивилизованной» области мира.

Морское путешествие было не очень спокойным, но в субботу, 4 марта 1797 г., миссионеры благополучно высадились на Таити, а на следующий день провели богослужение в европейском стиле, привлекшее большой интерес островитян. Суббота осталась позади, миссионеры не теряли времени и стали устраиваться на новом месте; через несколько недель капитан Уилсон, сам христианин, почувствовал, что они находятся в безопасности и что теперь он может покинуть их со спокойным сердцем. Он отплыл в Тонгу, чтобы оставить там десять миссионеров. Атмосфера на Тонге была менее приветливой, чем на Таити; дружелюбного любопытства жителей Таити на Тонге совсем не ощущалось. На этот раз у капитана Уилсона появились смешанные чувства. Но с ним плыли еще два миссионера, Уильям Крук и Джон Харрис (William Crook and John Harris), которых нужно было высадить на Маркизских островах.

На Маркизских островах миссионеры ЛМО встретили свою первую из многих неудач. Эта проблема была несколько неожиданной. Миссионеров встретили не ужасные копья и дубинки, чего они боялись и что видели в ночных кошмарах, а дружелюбный прием — то, чего они никак не ожидали. Едва корабль бросил якорь, две нагие прекрасные местные девушки, войдя в воду, стали плавать вокруг него, крича: «Waheine! Waheine!» (Мы — женщины). Хотя Уилсон отказался взять их на борт и пытался не принимать во внимание их поведение, но даже он, бывалый моряк, видел отчетливо, что ожидало двух новичков-миссионеров. И все же Круку и Харрису нужно было выполнять свою работу, и они с чувством долга погрузили свои вещи в маленькую лодку и стали грести к берегу.

На следующее утро, перед тем как поднять якорь, Уилсон послал моряков на берег проверить, как идут дела у миссионеров. Они нашли Харриса на берегу с вещами, потерявшего всю свою смелость и желавшего уехать с острова. Оказалось, что он провел самую унизительную ночь в своей жизни. Его разлучили с Круком, и он остался в компании жены вождя, которая продолжала неприличные поползновения.

Имея опыт встреч с белыми, она упорно верила, что такое поведение будет похвальным, но жестоко ошиблась. Презрительные отказы Харриса настолько шокировали ее, что она стала сомневаться, действительно ли он относится к мужскому полу. Оставив его одного, она ушла в деревню и, по свидетельству Грэма Кента (Graeme Kent), вернулась в сопровождении других женщин, которые «налетели на спящего человека и провели настоящий досмотр, чтобы выяснить, в чем дело». Харрис был настолько ошеломлен происшедшим, что категорически отказался остаться на острове, поэтому команда отвезла его на корабль, оставив Крука одного налаживать работу на Маркизских островах. Но не прошло и года, как Крук тоже сдался, и у Л МО остались только две базы в южной части Тихого океана, Таити и Тонга.

На Тонге миссионеров ожидали проблемы иного рода. Скоро они обнаружили, что были не единственными европейцами на острове. На островах иногда оставались моряки, сбежавшие со своих кораблей. На Тонге таких было трое. С самого начала они стали для миссионеров «дьяволом во плоти», явно идя на все, чтобы сделать их жизнь невыносимой. Они рассматривали миссионеров как угрозу своему образу жизни, и поэтому старались настроить против них местных жителей. Но не только физической расправой пугали они миссионеров. Они также рассчитывали сломить этих людей психологически, поддразнивая их легким и свободным доступом к сексуальным наслаждениям и издеваясь над строгой и воздержанной жизнью миссионеров. Несмотря на давление, миссионеры держались своих убеждений очень стойко — все, кроме одного. Джордж Висон (George Veeson), каменщик, только год как посвятил себя служению Господу вместе с двадцатью девятью коллегами. Он сдался перед лицом искушений и оставил своих братьев, чтобы присоединиться к вольным жителям и свободно проводить время среди островитян. Вождь дал ему землю и слуг, и он набрал себе целый гарем «жен».

Висон навлек позор на ЛМО, но у миссионеров на Тонго существовали еще более серьезные проблемы. На острове вспыхнула гражданская война, и эта борьба свела на нет все попытки наладить миссионерскую работу. Трое миссионеров, захваченные в пылу военных действий, погибли, а оставшиеся шестеро прятались в пещерах, пока их не спас проходивший мимо острова корабль. На острове остался только Висон, миссионер-отступник, но дни его пребывания там были сочтены. Его совесть, хоть и временно затемненная, не давала ему насладиться в полной мере свободной жизнью, и он вернулся в Англию полный раскаяния и публично исповедался в своем грехе. Висон уверял своих соотечественников, что этот грех был единственным случаем нравственного падения среди миссионеров: «учитывая все препятствия, для друзей и сторонников миссий в южных морях должен прозвучать большим утешением тот факт… что больше никто из миссионеров… не вел себя неподобающим своему освященному положению образом» (утверждение, оказавшееся, к сожалению, неверным). Тонга на время была забыта, но в 1820-х ее опять посетили миссионеры — на этот раз уэслианские методисты. Самым замечательным из них был Джон Томас, кузнец, ставший свидетелем вдохновляющего прогресса в деле христианизации острова за двадцать пять лет служения там.

Тем временем работа ЛМО на Таити медленно, но продвигалась, несмотря на многочисленные неудачи. Трое миссионеров, вслед за Висоном, «стали местными», другие покинули остров, испугавшись трудностей или заболев. Без величайшего терпения упрямого и необразованного каменщика, Генри Нотта (который отработал там шестнадцать лет без видимых признаков успеха), работа на острове явно бы остановилась. Нотт родился в Брумсгроуве, Англия, в 1774 г. и в возрасте двадцати двух лет отплыл на «Даффе» как одинокий миссионер, полный решимости посвятить всю жизнь евангелизации тихоокеанских островов. Сначала он был одним из многих миссионеров, мечтающим оставить хоть маленькую память в сердцах и умах людей. Но опасности и проблемы увеличивались, другие миссионеры сдались (однажды сразу одиннадцать миссионеров покинули остров). Остались Нотт и еще три человека, но даже те поговаривали об отъезде. Настали трудные для миссионеров времена. В 1808 г. их дом и печатный станок были разрушены, а большая часть вещей украдена. Но хуже всего было то, что отсутствовал практически всякий контакт с внешним миром. Во время наполеоновских войн французы захватили «Дафф», и прошло четыре года, прежде чем миссионеры впервые получили из дома какие-то вести и помощь. Одежда обветшала и порвалась, обувь износилась до дыр. По мере истощения запасов они были вынуждены собирать в горах ягоды и фрукты. И все же Нотт отклонял все разговоры об отъезде.

С самого начала миссионерам на Таити приходилось мириться с правлением властного и непреклонного короля Помаре, жаждавшего наслаждений. Он имел репутацию жестокого властителя, что подтверждалось гибелью почти двух тысяч человек. Хотя он олицетворял собой язычество в его наихудшем варианте, миссионерам он был нужен как союзник, и они искали его дружбы. Иногда он отвечал дружелюбием, а в других случаях обращался с ними как с врагами. Когда он умер в 1804 г., к власти пришел его сын, Помаре II, и какое-то время миссионеры боялись, что он будет хуже свего отца. Однако скоро Помаре II стал смотреть на миссионеров как на потенциальный источник европейских товаров, особенно мушкетов и другого вооружения. Явно для того, чтобы добиться их расположения, он принял христианскую веру, которая в лучшем случае была двусмысленной. Он просил оружие, чтобы покончить с мятежными силами, что вначале поставило миссионеров в тупик. Но с ростом воинственности окружающих людей, угрожавших и их жизни, они сдались и решили обеспечить Помаре II и его христианских последователей оружием и боеприпасами. Могли ли миссионеры оправдать такое вмешательство? Дело в том, что оно дало практические результаты, от которых зависела их собственная жизнь. По наблюдениям очевидца, мятежники бы выиграли, «если бы миссионеры не раздали местным оружия вместе с Библией и не научили обращению с огнестрельным оружием так же хорошо, как хорошо их научили молиться».

Во время мятежа Таити покинули все миссионеры, кроме Нотта. Он смело охранял свой пост, отказываясь покинуть остров. Лишь только раз он съездил в Австралию, чтобы истребовать из ЛМО специальный заказ. Заказ состоял из одной из четырех «молодых Божьих женщин», высланных в качестве жен для миссионеров. Несомненно, в ЛМО поняли, что тихоокеанские острова были не самым лучшим местом для одиночества. Нотт, как и некоторые другие одинокие миссионеры, взял себе местную жену, но, подчиняясь возражениям коллег-миссионеров, союз был «аннулирован общим согласием и, без сомнения, забыт, когда прибыл специальный корабль с четырьмя «Божьими женщинами» на борту».

Нотт мог быть намного счастливее с местной женой, поскольку оказался с ней более совместим, чем с «Божьей женщиной», которую ему прислали. Хотя ее считали женщиной с «совершенными изгибами» тела, менее благоприятные отзывы звучали о ее характере. Коллега-миссионер писал: «Ее язык каждый день трудился беспрестанно, понося мужа в самых жестких выражениях и сплетничая об остальных с наименьшим на то основанием… Ее нога никогда не направлялась в то место, где должна была совершаться молитва, но каждый день она присоединялась к тем, кто усердно трудился, чтобы усложнить нашу жизнь и посеять между нами раздоры». Она, по общепринятому мнению, являлась позором для миссии. Доктор Росс (Ross), миссионер Л МО, жаловался на ее тягу к спиртному, говоря, что «когда она напивалась, то была совершенно вне себя и не отдавала себе отчета в своих делах и выражениях». По его сообщению, несколько месяцев спустя она умерла, потому что «упилась до смерти».

Когда мятеж закончился, Нотт продолжил прерванную работу, умоляя даже Помаре бросить грешную жизнь. Помаре был не только пьяницей и многоженцем, но и гомосексуалистом, и явно раздражался от вмешательства христиан в такие дела. Тем не менее окончательная победа над мятежниками в 1815 г. действительно явилась сигналом к началу широкой христианизации на острове. Помаре публично отрекся от языческих идолов и жертвенников и, чтобы доказать свою искренность, двенадцать своих личных идолов он подарил миссионерам (без сомнения, в ответ на их просьбу), чтобы те отвезли их в Лондон директорам Л МО как свидетельство того, что происходит на Таити. Отправленные идолы явились сенсацией в Англии, где проводились специальные молитвенные собрания, на которых молились за обращение Помаре. Именно в таком повороте событий нуждалось ЛМО, чтобы восстановить свою подмоченную в южных морях репутацию, и в фонд миссии снова начался приток пожертвований.

Для Помаре, однако, было недостаточно отречения от идолов. Он мечтал стать полноценным христианином, а это означало принятие водного крещения. Подобная просьба стала для миссионеров настоящей дилеммой. Они понимали, что его крещение повлияет на решение сотен, может быть, тысяч людей повернуться к христианству лицом, но не превратится ли это действо в насмешку, принимая во внимания продолжающиеся случаи их аморального поведения? Это было трудное решение, но после продолжительного обсуждения и молитв они пришли к заключению, что крещение принесет больше отрицательных результатов, и сумели отложить его крещение на семь лет. Но когда оно все же произошло в 1819 г., то стало событием, очевидцами которого были пять тысяч человек, и это крещение открыло дорогу многим подданным Помаре, решившим публично обратиться в новую веру. Хотя сам Помаре вскоре опять впал в свои старые греховные привычки, среди местных таитян произошли огромные перемены. Посетивший остров знаменитый русский аристократ был поражен отсутствием детоубийства, каннибализма и войн — в чем огромная заслуга европейских миссионеров

На других островах Тихого океана успехи миссионеров в первые десятилетия XIX в оказались незначительными Евангелие проповедовалось и в других местах, помимо Таити, но каждой видимой победе, казалось, сопутствовали неудачи Только на Гавайях, далеко на север, появились очевидные признаки Божьей работы в сердцах людей

Хирам Бингем и миссии на Гавайских островах

История христианских миссий на Гавайских островах (или Сандвичевых островах, как их тогда называли) — это уникальный рассказ о том, как горстка американских миссионеров внедрилась в неизвестную культуру и в течение нескольких десятилетии влияла на каждый аспект жизни того общества Любопытство многих возбудит история их борьбы и межличностных конфликтов, такая интересная, что в недавние годы она стала темой одного из романов-бестселлеров Джеймса Миченера «Гавайи» («Hawaii») К сожалению, роман не совсем верно представил христианские миссии на Гавайях Шумный фанатик-миссионер, герой произведения Миченера, разрушал местную культуру, что было совершенно не типично для миссионеров, отправлявшихся на Гавайские острова Верно то, что они в какой-то степени были заражены господствовавшим в XIX столетии чувством расового превосходства, но их первостепенная задача духовного благополучия гавайцев была преобладающим чувством

Считается, что Гавайские острова были заселены около 900 г н э Как и на большинстве островов южной части Тихого океана, обычным явлением были детоубийство и каннибализм, а общей религией считалось поклонение духам Группа Гавайских островов стала известной западному миру только в 1778 г, и это произошло совершенно случайно Капитан Джеймс Кук плыл от Таити к западному побережью Северной Америки и внезапно обнаружил этот островной рай Во время первого посещения гавайцы приняли его за бога, но во второе посещение в 1779 г их почтительность к нему стала угасать, во время ссоры с одним из вождей Кук был убит Несмотря на этот инцидент, контакты с Гавайскими островами продолжились и ссора забылась В последовавшие десятилетия были установлены торговые взаимоотношения с западным миром, а острова стали излюбленным местом швартовки судов, торговавших с Дальним Востоком Во время таких остановок местные молодые люди приходили на корабль, чтобы уплыть на судне вместе с командой, и некоторые из них таким образом попадали в Соединенные Штаты

Подобный контакт с местными гавайцами возбудил интерес американцев к гавайским миссиям Самую большую известность приобрел юноша по имени Обукия, житель этих островов, которого однажды нашли плачущим на ступеньках Йельского колледжа из-за его ненасытной жажды к учению Студент Эдвин Дуайт (Edwin Dwight) почувствовал к нему сострадание и начал учить его, параллельно объясняя ему Евангелие, полагая, что однажды Обукия вернется на Гавайи и будет проповедовать своим людям Слово Божье Мечты Дуайта окрепли, когда Обукия уверовал, но надежда на его возвращение к своему народу угасла, потому что Обукия заболел и умер зимой 1818 г. Интересно, что своей смертью он пробудил сердца много большего количества людей, чем когда жил среди них, и десятки жителей Новой Англии стали думать о том, чтобы нести Евангелие на Гавайские острова.

Хирам Бингем, миссионер на Гавайях

Американский совет взял на себя инициативу по организации работы на Гавайях. Через год после смерти Обукии Совет уже имел группу миссионеров и христианских работников, готовых отплыть на Гавайи. Возможно, опасаясь падения их энтузиазма, директора действовали поспешно. В рекордно короткие сроки Совет связался с потенциальными кандидатами, которые прошли соответствующее собеседование и были приняты Советом на служение. Им посоветовали взять жен и приготовиться к отплытию как можно скорее. Миссионеры, конечно, осознавали специфические проблемы, подстерегавшие одиноких людей в южных морях. Из семи пар, уехавших на Гавайи в октябре 1819 г., шесть пар поженились за несколько недель до отъезда.

Во время пятимесячного морского путешествия Хирам Бингем, выпускник Андоверской семинарии, стал лидером маленькой миссионерской группы. Они с Сибиллой поженились менее чем за две недели до отправления и через две недели после знакомства. К счастью, молодожены хорошо подходили друг другу и их первенство зачастую удерживало колеблющихся миссионеров вместе. По прибытии на Гавайи новые поселенцы обнаружили, что совершенно не подготовлены к тому, что их ожидало. Они находились в полном шоке от увиденного. Об этом можно судить по рассказу о первой встрече Бингема с гавайской цивилизацией: «Вид нищеты, морального падения и варварства среди непрерывно говорящих и почти голых местных дикарей… был отвратительным. Некоторые из нас отвернулись со слезами на глазах, другие, с более крепкими нервами, продолжали смотреть, но были готовы вскричать: «И это люди? …Неужели эти создания возможно привести к цивилизации? Неужели их возможно сделать христианами? Сможем ли мы остаться на этих невежественных берегах и поселиться навсегда среди таких людей ради подготовки их к жизни на Небесах?»»

Какое впечатление произвели эти самодовольные посетители из Новой Англии на островитян, неизвестно, но последние, по крайней мере, были достаточно учтивы, чтобы тепло приветствовать их, «намного более учтиво», согласно одному историку, «чем приезжие того заслуживали». На счастье, время для визита миссионеры выбрали очень удачно — необъяснимое «совпадение», если не считать это провидением Божьим. В обществе островитян в недавнем прошлом произошла огромная перемена — к власти пришел новый правитель. Идолопоклонство и человеческие жертвы были объявлены вне закона, и долгая история межплеменных войн, казалось, тоже закончилась. Миссионерам разрешили сойти на берег и начать работу.

Перед ними стояла огромной важности задача, что, фактически, стало вызовом существовавшему там образу жизни. Необходимо было выполнить поручение, данное Советом: «Вы должны широко открыть сердца и высоко держать свою марку. Вы не должны отвлекаться ни на что, кроме насаждения на острове плодоносных полей и постройки опрятных жилищ, школ и церквей, чтобы поднять уровень развития этого народа до высокого уровня христианской цивилизации…» «Уровень христианской цивилизации», естественно, означал цивилизацию в стиле Новой Англии, далеко отстоявшую от легкого образа жизни гавайцев. Неудивительно, что такой цивилизации сопротивлялись, а если не сопротивлялись, то, по меньшей мере, значительно недопонимали законы пуританской морали, которую миссионеры принесли с собой. Нравственные нормы в отношении к работе, в частности, стали камнем преткновения для многих новых христиан.

Настоящее сопротивление, которое миссионерам пришлось преодолевать, исходило (как и в южной части Тихого океана) от соотечественников, моряков. Матросы были в ярости от вмешательства миссионеров в образ жизни местного населения, поскольку раньше моряки могли беспрепятственно зазывать молодых женщин подниматься на корабль и продаваться за несколько дешевых безделушек. По мере роста влияния миссионеров такая практика пошла на убыль, и не раз Бингем и его коллеги сталкивались с яростью тех, которым отказывали в сексуальных удовольствиях. Однажды моряки с «Дельфина» сошли на берег и набросились на Бингема с ножами и дубинками и, без сомнения, убили бы, если бы не своевременная помощь верных гавайцев.

Несмотря на противодействие, прогресс миссий на Гавайях происходил с поразительной скоростью. Были организованы церкви и школы. Вскоре их заполнили ученики, горевшие желанием слышать больше о христианстве и научиться читать. В одну из таких школ, организованную Сибиллой Бингем, поступили несколько женщин-вождей, и скоро они приняли веру. Одна из вновь уверовавших, крестившаяся в 1823 г., была матерью правителя. Наверное, самым ярким событием стало обращение Капиолани, женщины-вождя, которая, как и многие гавайцы, жила в жутком страхе перед богиней Пеле, пребывавшей, по преданиям, в дымящемся кратере вулкана Килауа. После обращения ко Христу Капиолани, перед сотнями собравшихся соплеменников, в ужасе взирающих на нее, бросила вызов Пеле, взобравшись на вершину вулкана и спустившись в его кратер, чтобы продемонстрировать бессилие ложной богини. В смелом отречении Капиолани бросала камни и «святые» ягоды в озеро лавы, насмехаясь над суевериями людей. Затем, вернувшись к остальным, она свидетельствовала о силе истинного Бога. Это стало ярчайшим событием, которое воистину проложило путь христианству на Гавайях более, чем все миссионерские обличительные речи против Пеле, взятые вместе.

К 1830 г., только после десяти лет жизни на Гавайях (и после прибытия второй группы миссионеров), миссионеры расселились по всем островам.

К Бингему относились с большим почтением, и многие вожди уважали его не только как духовного лидера. По словам одного циника, они даже позволяли «королю Бингему» диктовать им, какой закон издать. «Консервативные законы Коннектикута — это законы Гавайев», — писал другой критик.

Но все законы Новой Англии, взятые вместе, не могли преодолеть столетий моральной распущенности, царившей на островах. Самая отчаянная ситуация, согласно Брэдфорду Смиту (Bradford Smith), создалась в области, относившейся к сексуальным грехам: «Братья терпеливо старались объяснить седьмую заповедь. Но переводя ее на гавайский язык, они с ужасом узнали, что существует около двадцати способов совершения измены по-гавайски. Если в своей формулировке они используют один из двадцати, то дадут возможность использовать остальные для удовлетворения похоти. Им пришлось закончить свои пояснения туманной фразой: «ты не должен спать неправильно», превратив эту заповедь в область ответственности перед совестью».

Даже самые верные гавайские христиане сталкивались с проблемами сексуальной невоздержанности. Подытоживая ситуацию, миссионерский учитель Лоррин Эндрюс (Lorrin Andrews) подтверждал, что «прелюбодеяние было возмутительным грехом местных учителей…» А другой миссионер писал: «Многие учителя спали со многими или со всеми своими учениками». Миссионеры верили, что они помогают делу морали, когда настаивали на том, чтобы обращенные одевались, и только тогда «обнаружили», согласно Смиту, «что одежда девушек стала новым источником соблазна для мужчин, которые всю жизнь воспринимали наготу как само собой разумеющееся».

Сами миссионеры, в отличие от братьев в южных морях, сумели сохранить чистоту в окружении моральной распущенности, в которой были вынуждены жить. Но эти люди сталкивались с более сильными искушениями, особенно в области обретения материальных благ. Некоторых миссионеров обвиняли в торговле товарами, в конкуренции с торговцами и иностранными купцами. Артемас Бишоп, например, использовал труд местного населения для изготовления сигар в обмен на учебные пособия, а прибыль направлял на строительство своего дома. Другой миссионер, Джозеф Гудрич, приобрел сахарную плантацию и построил собственный сахарный завод, а третий выращивал кофейные зерна.

Такая коммерческая активность явно не одобрялась Американским советом, и между миссионерами и директорами разгорелся по этому поводу жаркий спор. Лоррин Эндрюс в письме домой к отцу осуждал своих начальников: «Мы должны сделаться рабами? Ты жертвуешь свои деньги Американскому совету не для того, чтобы твой сын находился в зависимости от административно-хозяйственной комиссии Совета». Эндрюс и другие хотели свободы от диктаторского контроля Совета. Забавно, но экономическая ситуация в Америке как раз и предоставила им эту свободу. Тяжелые времена вынудили Американский совет отказать своим подопечным в поддержке, и миссионерам ничего не осталось, как только придумать, чем зарабатывать себе на жизнь.

Несмотря на все проблемы нравственного и материального характера и противоречия между миссионерами и директорами Совета, работа по благовествованию продолжалась с поразительными успехами. К 1837 г. команда миссионеров насчитывала в своих рядах шестьдесят человек, многие из которых работали не покладая рук, как преданные и высокодуховные слуги Божьи. Почти двадцать лет они старательно закладывали твердое основание для христианской церкви на Гавайях. С завершением этой работы началось духовное пробуждение. Пробуждение охватило все острова, в частности, начал активную деятельность странствующий проповедник Титус Коун (Titus Coan). В отличие от своих суровых братьев из Новой Англии, он не боялся проявления эмоций и приветствовал «пролитие слез, дрожание губ, глубокие вздохи и тяжелые стоны». Коун прочитывал до тридцати проповедей в неделю, переходя с острова на остров, и тысячи людей засвидетельствовали свою веру в Христа. Быстро росли новые церкви, некоторые из них достигали численности двух-трех тысяч человек и даже больше. Во время пробуждения членами церквей стали больше двадцати тысяч гавайцев, тем самым почти в двадцать раз увеличилось количество прихожан на островах.

К 1840 г., через двадцать лет миссионерской работы, миссионеры из Новой Англии могли оглянуться назад с чувством удовлетворения от выполненной работы, но впереди было еще много проблем. Их строгие пуританские церкви подрывались влиянием католических священников, чьи методы, по свидетельству Брэдфорда Смита, находили больший отклик в сердцах местного населения: «Вместо того, чтобы просить пожертвований, католики сами давали подарки, особенно детям, которых приносили крестить. Они проводили короткие службы без проповедей, не возражали против курения и употребления алкоголя, обещали отпущение грехов грешникам и с готовностью принимали в члены церкви. Вместо того, чтобы строить крепкие американские дома, они сами принимали гавайский образ жизни». Многие из гавайцев, когда-то собиравшиеся послушать Коула, перекинулись к не столь требовательным католикам, и менее чем за десять лет евангельское христианство пришло в упадок.

Служение римских католиков в некоторых случаях характеризовалось более жертвенной любовью, чем служение протестантов. Можно привести один поразительный пример, когда отец Дамьен, бельгийский священник, в 1873 г. добровольно согласился работать на Молокае, отдаленном скалистом пустынном острове, населенном только прокаженными, беженцами с других островов. По прибытии туда он немедленно разработал социальные программы и начал интенсивную проповедническую работу. Его служение сопровождалось таким успехом, что новости о его деятельности распространились по всему миру- и обеспечили ему хорошую финансовую поддержку и разного рода пожертвования. После более десяти лет неустанной работы, однако, он понял, что сам заразился проказой. Еще четыре года он продолжал свой труд любви, теперь полностью отождествляя себя с теми, кого можно было назвать миром «живых трупов». Когда в 1889 г. он умер в возрасте сорока девяти лет, его подвиг был известен всему миру.

Кроме отрицательного влияния католиков, свой вклад в угасание протестантских миссий внес и отъезд Бингемов (которые вернулись в Соединенные Штаты из-за слабого здоровья Сибиллы). Самым серьезным препятствием для эффективной миссионерской работы явилась все более

усиливающаяся среди миссионеров тяга к материальным ценностям. Несколько миссионеров оставили свое призвание ради приобретения земли и богатств, а другие, кто остался на миссионерском посту, обвинялись в захвате земли и были вовлечены в не относящиеся к служению дела и потому не имели возможности полностью отдаваться основной работе. Многие дети миссионеров остались на Гавайях, но не служили миссиям. Они занимали высокие правительственные посты или стали богатыми землевладельцами. Все это привело Гавайи к близким политическим связям с Соединенными Штатами, но в то же время отрицательно сказалось на росте и развитии церкви. К концу века живая христианская церковь, насчитывавшая более двадцати тысяч человек, уменьшилась до пяти тысяч. Миссионеры преуспели в умении нести цивилизацию на Гавайские острова, но более трудную задачу сделать эту цивилизацию христианской они разрешить не смогли.

Джон Уильямс

Одним из самых больших новаторов в тихоокеанском регионе, умеющим видеть далеко вперед, был Джон Уильямс (John Williams), которого иногда называли «Апостолом южных морей» или «Апостолом Полинезии» из-за его широкого влияния в этой части мира. Он родился в 1796 г. в Англии. Это был год, когда «Дафф» отправился в южную часть Тихого океана с миссионерами Лондонского миссионерского общества на борту. Уильямс вырос в районе рабочего класса Тоттенем, Англия, и в возрасте четырнадцати лет стал учеником торговца скобяными товарами с условием, что будет жить в доме хозяина в течение семи лет, пока не научится этому ремеслу. В это время Уильямс попал в компанию хулиганов и отвернулся от духовного учения, стремление к которому было заложено в него с детства. Это вызвало озабоченность жены хозяина. Январской ночью 1814 г. он ждал на углу улицы своих товарищей, а она намеренно свернула с дороги и настояла, чтобы он пошел с ней в церковь вместо гулянки с друзьями. Он неохотно согласился, и в тот вечер его жизнь коренным образом изменилась. С того времени все его свободные часы были посвящены Господу: преподавание в воскресной школе, распространение христианских листовок и посещение больных.

Пастор церкви, Мэтью Уилкс (Matthew Wilkes), приглядевшись к Уильямсу, пригласил его в специальный класс для молодых людей, заинтересованных в служении. Вскоре страсть Уилкса к миссионерской деятельности передалась молодому ученику, и через его поддержку Уильямс обратился в ЛМО. Хотя ему было всего двадцать лет и он не имел формального библейского или миссионерского образования, его приняли кандидатом. В южной части Тихого океана была нужда в свежих силах, и потому Общество старалось не отказывать ревностным молодым добровольцам. За несколько недель до отъезда Уильямс закончил свое неформальное образование с пастором, а также торопливо женился на Мэри Чонер.

По прибытии в южные моря тихий Уильямс, его жена и несколько других миссионеров остановились мене чем на год на Муреа, маленьком островке недалеко от Таити. В 1818 г. они продвинулись дальше на запад к другому маленькому острову, где провели еще три месяца, пока наконец не осели на острове Райатеа (Raiatea), базе Уильямса в течение следующих тринадцати лет. Хотя Райатеа был маленьким островом с населением менее двух тысяч человек, он имел большое значение для полинезийцев, потому что считался домом полинезийского бога, Оро, чей храм являлся центром человеческих жертвоприношений. Уильямса и его семью тепло приветствовали местные жители, но из-за дружелюбного фасада встречи проглядывало культурное наследие, где человеческая жизнь ценилась невысоко. Человеческие жертвы, практика детоубийства (обычно малыша закапывали живьем), отсутствие всяких нравственных законов — таково было положение дел на острове. Согласно Уильямсу, «мужчины и женщины, мальчики и девочки, совершенно раздетые, купались в одном месте без стыда и с большой похотью… Беспорядочное половое сожительство является обычным делом и совершенно омерзительно. Когда муж болен, жена ищет его брата, а когда больна жена, муж делает то же… Когда мы говорим им о необходимости трудиться, они смеются над нами…»

Главной задачей Уильямса стала проблема подхода к этим людям. Как может христианство коснуться сердец людей с такой культурой? Его не учили преодолевать разницу в культуре и традициях при проповедовании, поэтому он решил первым делом изменить эту культуру. Он приехал не только для того, чтобы принести христианство, но стремился дать этим людям цивилизацию, западную цивилизацию, которую он считал предварительным условием для насаждения церкви и значительной частью миссионерского божественного предназначения: «ибо миссионер не приходит, чтобы стать варваром, но чтобы возвысить язычников; не чтобы уподобиться им, но поднять их до себя». Чтобы продемонстрировать превосходство западной цивилизации, Уильямс построил большой семикомнатный дом с верандой и окнами на море и на живописные картины природы. Его мастерство, трудолюбие и настойчивость явно произвели большое впечатление на местных жителей, и скоро они последовали его примеру: «Многие построили себе очень аккуратные маленькие домики и теперь живут в них со своими женами и семьями. Местный вождь, увидев наши дома, по нашему совету построил себе дом рядом с нами… Возможно, сторонники цивилизации были бы довольны не менее друзей евангелизации, если бы они могли увидеть на этих отдаленных берегах местных жителей, которые старательно заняты самым различным трудом».

К счастью, занятия Уильямса вопросами цивилизации населения не уменьшили его рвения к работе проповедника. Несмотря на все мирские занятия, он проводил по пять богослужений в воскресенье и другие богослужения на неделе, а личное свидетельство было частью его повседневной деятельности. Однако основные миссионерские обязанности он передал местным обращенным, которые, как ему казалось, смогут быстрее достучаться до сердец своих соплеменников.

С первых месяцев жизни в южных морях Уильямс чувствовал ограниченность своей деятельности из-за малого населения отдельных островов и неспособности путешествовать свободно от острова к острову. Коммерческие суда посещали остров от случая к случаю, и это делало любую попытку запланированной поездки совершенно невозможной. Очевидным разрешением проблемы, по крайней мере, с точки зрения Уильямса, было приобретение собственного судна. Не он первым пришел к такому заключению.

Несколько лет до того миссионеры на Таити с помощью Помаре начали строить торговое судно для перевозки продукции своих сахарных и хлопковых заводов, но их затея закончилась неудачно. Другие миссионеры также пытались построить судно, но задача оказывалась намного сложнее, чем они могли себе представить. Один такой заброшенный и неосуществленный проект попался на глаза Уильям-су (жестянщику по профессии), который мог бы завершить строительство этого незаконченного и брошенного судна и исполнить свою мечту о свободном передвижении с острова на остров. С помощью других миссионеров судно вскоре было готово к спуску на воду, и этот день стал для них праздником.

Однако такой праздник не радовал директоров миссионерского Совета. Видя ситуацию со стороны, они не могли понять необходимости хорошего транспортного сообщения между островами. Они запретили использование этого судна, решив, что «общество не может позволить себе входить ни в какое состояние владения или ренты судов…» Это послужило сигналом к началу военных действий. И если некоторые миссионеры соглашались с приговором директоров, Уильямс этого делать не собирался. Последующие годы были годами конфликтов — иногда горьких и горячих — когда Уильямс, возмутительно нарушая приказ директоров, продолжал навигацию. Первое судно, которому Уильямс помог обрести жизнь, было ликвидировано, но в 1821 г., во время посещения Сиднея, Уильямс на деньги, пожертвованные ему бизнесменом, приобрел в собственность новое судно «Индевер». Его целью явилось расширение сферы проповеднической работы миссии, равно как и перевоз местных товаров на рынок. Нет нужды говорить, в какую ярость пришли директора, когда узнали эти новости, несмотря на то что Уильямс, занимаясь коммерческими делами, имел прибыль в 1800 британских фунтов. Они рассматривали это приобретение как «великое зло» и обвиняли Уильямса в «занятии коммерческой деятельностью», которая «отвлекала его внимание… от великой задачи их миссии».

Как такое различие во взглядах давало возможность сотрудничать дальше и как Уильямс продолжал трудиться в миссии, можно объяснить только медленным сообщением между Англией и островами Тихого океана. Пока приказ директора доходил до него, ситуация обычно менялась, и язвительные упреки Совета уже невозможно было отнести к настоящему времени. Его коммерческие операции прекратились после того, как Новый Южный Уэльс ввел большие таможенные пошлины, и поэтому, в ответ на возмущение директоров, он обещал «избегать всяких и любых возможных осложнений в будущем». Но это не значило его отступления по принципиальному вопросу о том, что корабль является обязательным условием благове-ствования на островах. Он был полон решимости работать по-своему или же уехать вообще: «По замыслу Иисуса предназначение миссионера заключается не в том, чтобы завести себе приход в сто или двести туземцев и сидеть сложа руки, в спокойствии и довольстве, словно каждый грешник уже обращен, когда вокруг него люди тысячами поедают с диким восторгом плоть друг друга и пьют кровь друг друга… Со своей стороны, я не могу довольствоваться узкими рамками одного острова, и если средств окажется недостаточно, то я предпочту служение на континенте, ибо если там ты не можешь ездить, то можешь ходить пешком».

Отчасти из-за финансовых проблем Уильямс с неохотой согласился расстаться с «Индевером», но предположил, что директора сами, возможно, стали орудием дьявола в остановке прогресса евангелизации островов: «Сатана отлично знал, что этот корабль был самым решающим орудием, когда-либо применявшимся против его интересов в великих южных морях; и поэтому, как только почувствовал силу первого удара, он вышиб это орудие из наших рук».

С отсутствием судна поездки Уильямса на другие острова почти прекратились, и следующие годы он провел на острове Райатеа, обращая в веру его население и переводя Писание. Вскоре он впал в отчаяние от невольного заточения и отсутствия дополнительной помощи из Англии. Благовестив на островах шло слишком медленно. Стратегия ЛМО сводилась к тому, чтобы просто мешать людям работать. К руководству Советом должен был прийти человек с сильным характером, и Уильямс видел себя таковым. Практический опыт убедил его в том, что он знал лучше директоров, как проводить евангелизацию островного мира. По его мнению, нужно было привлечь к активной деятельности местных миссионеров. Он считал необходимым расселить их по различным островам, периодически навещая их и помогая им исполнять служение.

Для выполнения плана Уильямса явно требовался корабль, что опять восстановило против него директоров миссии; и все же, не задумываясь о последствиях, он начал строить корабль. Всего через несколько месяцев пятидесятитонный «Посланник мира», забавно выглядевшее судно, было готово к плаванию. Уильямс также был готов начать свое полинезийское служение странствующего проповедника. К тому времени, когда директора получили об этом известие, план уже претворялся в действие и они мало что могли сделать за тысячи миль от островов.

Уильямс еще раз нарушил волю директоров — с одной стороны, поведение, которому нет оправдания, с другой стороны, действия провидца. Был ли он неправ? Следовало ли хвалить или обвинять его за те действия? Если видеть только его непослушание директорам, без учета величайшей ответственности Уильямса за дело проповеди Евангелия — это было бы дурной услугой миссионерскому делу. Он пожертвовал слишком многим для достижения своей цели, чтобы легко отступить от нее. Его здоровье, как и здоровье жены, значительно ухудшилось, а семеро из десятерых детей умерли в младенчестве. Он рисковал слишком многим, чтобы оставить свою мечту.

В то время как Уильямс стремился обновить миссионерскую работу ЛМО на островах Тихого океана, он столкнулся с оппозицией и со стороны многих коллег-миссионеров. Они критиковали его потому, что он отказывался угомониться на одном месте; он уезжал до того, как налаживалась его работа, или до того, как разрешались проблемы. Но, как сказал один историк, «он никогда не скрывал тот факт, что рассматривал себя сеятелем, а не земледельцем, взращивающим урожай». Тогда, когда многие миссионеры благодарили его за предоставленную возможность общения и свободу передвижения, которую принес «Посланник мира», другие приходили в негодование от выдающегося положения и неограниченных перспектив миссионерской деятельности Уильямса. Директора тоже боялись последствий его растущего влияния и престижа:

«Заботься о том, чтобы воздавать славу Богу — помни, что сам ты не имеешь в этом никакой чести — чтобы не впасть тебе в искушение… и не стать высокомерным». Уильямса задели эти намеки, как явствует из его ответа: «Вполне рассчитанный дух подозрительности, так явно прозвучавший в вашем письме, дал мне увидеть оценку моей работы, которую я никак не ожидал заслужить с вашей стороны. Письма, написанные в таком тоне, вызывают в нас такие чувства и отношение к директорам Общества, которых я не хотел бы иметь в себе».

Несмотря на натянутые взаимоотношения с директорами и отдельные неудачи в служении, основной план Уильямса осуществлялся с великим успехом. Под его присмотром проповедь Евангелия населению почти полностью выполнялась местными учителями, многие из которых имели очень ограниченную подготовку и были еще совсем незрелыми христианами, не умеющими преодолевать возможные препятствия. Тем не менее они смело покидали свои дома и спокойную жизнь в своем племени и уходили в незнакомую обстановку, учили незнакомые языки, рисковали собственной жизнью, чтобы нести Евангелие братьям-островитянам. Стефан Нейл говорил: «Немногие чудеса в христианской истории могут сравниться с верностью этих мужчин и женщин, которых оставляли среди людей с незнакомой речью и среди множества опасностей для жизни, чтобы насаждать и строить церкви из собственной ограниченной веры и познаний с поддержкой только укрепляющей силы Святого Духа и молитв своих друзей. Многие поливали эти семена собственной кровью; но церкви росли, и намного лучше, чем если бы насаждались только европейскими миссионерами».

К 1834 г., через почти восемнадцать лет служения в Тихом океане, работа Уильямса и других миссионеров значительно расширилась, и он мог объявить о том, что «нет островитян и нет ни одного острова, сколько-нибудь значительного в пределах двух тысяч миль от Таити, чтобы его не посетили миссионерские силы». Это великое достижение было только началом. Нужно было увеличить финансовую помощь, нужны были свежие силы. Уильямс знал, что единственный способ получить поддержку — вернуться домой и самому просить о помощи.

Прибыв с семьей в Англию летом 1834 г., тридцативосьмилетний Уильямс обнаружил, что слава о нем обогнала его. Архиепископ Кентерберийский заметил, что его деятельность могла бы прибавить новую главу к Книге Деяний, другие также не жалели похвал в его адрес. Он стал сенсацией. Люди толпами хлынули послушать экзотические рассказы об островитянах Тихого океана и о наполненной опасностями жизни миссионеров. Уильямс играл на их воображении, иногда показываясь в костюме островитянина, но не всегда получал помощь, на которую надеялся. После одной службы он пожаловался: «Я старался сыграть на их симпатиях, рассказав о жестокостях язычников, и у них обильно текли слезы, но из карманов накапало всего лишь четыре фунта. Это люди с холодной кровью».

Выступления Уильямса возбуждали живой интерес в людях, и обычно их хорошо посещали. Но деньги, так необходимые для работы, принесла ему книга «Повествование о миссионерской деятельности в Тихом океане» («A Narrative of Missionary Enterprises in the South Seas»). Книги продавались богатым и влиятельным людям, и некоторые из них ответили значительными пожертвованиями, на которые стало возможным купить другой миссионерский корабль для южных морей. На этот раз директора не возражали. Они были благодарны за ту неожиданную популярность, которую завоевал их миссионер в среде влиятельных людей, и явно не хотели разрушить впечатления, которое он произвел, рассказывая о миссионерской работе Л МО на островах Океании. «Камден» (в два раза больше «Посланника мира») был куплен весной 1838 г., и после четырех лет отпуска Уильямс готовился вновь отплыть с семьей и новыми добровольцами (включая сына и невестку) домой, на острова Тихого океана. Это было шумное прощание и, как всегда, говорились пышные речи. Его называли великим миссионерским деятелем современности. Кто теперь мог помешать ему, получившему хорошую финансовую поддержку, покорить всю Океанию для Христа? Да, он был выдающимся человеком, желающим оправдать все людские надежды.

Вернувшись на острова, Уильямс сразу же принялся за работу, посещая базы на островах, поддерживая деятельность местных миссионеров, но разочарование встречало его на каждом шагу. По словам одного историка, Уильямс обнаружил, что «несмотря на блестящие отчеты миссионеров директорату ЛМО в Англии, дела от плохих стали еще хуже… Островитяне отворачивались от христианства, разочарованные и уставшие от беспрерывных требований миссионеров». В отношениях между миссионерами также появились проблемы, особенно между представителями ЛМО и уэслианскими методистами. Но что было всего хуже в глазах Уильямса, римские католики предпринимали «самые отчаянные попытки установить папство на островах».

В это время, как никогда раньше, мог понадобиться общепризнанный авторитет и многолетний опыт Уильямса. Необходимо было помочь стабилизировать ситуацию и восстановить активную работу на разбросанных островах, которые он открыл для христианства. Но Уильямс являлся скорее первооткрывателем, чем ремонтником, и его манили нетронутые острова к западу. Много лет он мечтал исследовать запад до Новых Гебрид, и теперь, с приобретением «Камдена», ничто, кроме известной дикости островитян, не могло остановить его. Он рисковал жизнью и раньше, и потому с радостью был готов делать то же, несмотря на возражения жены.

В начале ноября 1839 г., попрощавшись с женой и семьей, Уильямс вместе с несколькими местными миссионерами-добровольцами отправился на «Камдене» на остров Эроманга на Новых Гебридах. О людях с этих островов мало что было известно кроме того, что они яростно нападали на европейских торговцев, безжалостно вывозивших драгоценное сандаловое дерево.

После двухнедельного путешествия «Камден» достиг Эроманги. Вскоре на берегу появились местные жители и вошли в залив, чтобы получить подарки от посетителей, подплывших в маленькой лодке к берегу. После этого Уильямс и два других европейских миссионера сошли на берег и направились вместе с жителями острова к их деревушке. Внезапно, без всякого предупреждения, островитяне набросились на миссионеров. Уильямс успел увернуться и броситься к берегу, но ему нанесли смертельный удар дубинкой по голове тогда, когда он пытался уплыть от своих врагов. Один из миссионеров добрался до лодки, и вместе с капитаном Морганом они отплыли к «Камдену». Не имея возможности сойти на берег и забрать тело, Морган поплыл в Сидней за помощью. Два месяца спустя они вернулись, и после переговоров с островитянами им были отданы кости Уильямса и его товарищей, мясо которых местные жители съели.

Трагическая гибель Уильямса стала во многом неразрешимой загадкой для его коллег и друзей. Зная коварство жителей острова, особенно подозрительных после посещения их торговцами сандаловым деревом, почему он не послал сначала местных миссионеров на берег, как это обычно делалось? Их появление пугало намного меньше, чем приезд европейцев, который, естественно, ассоциировался с приездом торговцев. Так почему же Уильямс не почувствовал опасности, когда увидел, что среди встречающих нет женщин? Как бывалый миссионер южных морей, он наверняка знал, что такая ситуация означает сигнал о надвигающейся угрозе. Почему он так явно пренебрегал этими совершенно очевидными признаками? Скорее всего, сойдя с вершины славы и восторга, испытанных в Англии, Уильямс был в упадке духа от истинного состояния миссионерской работы. А его последователи считали его смелым человеком. Он должен был оказаться на высоте, в соответствии со своей блестящей репутацией и, может быть, в какой-то момент потерял ощущение реальности, мысленно пребывая в ореоле непобедимости.

Джон Г. Патон

Международная пресса, осветив трагическую гибель Джона Уильямса, привела в ужас членов христианской церкви, в частности, на Британских островах, где десятки молодых людей поклялись занять его место. Пресвитериане, начиная с Джона Гедди (John Geddie), стали первыми протестантами, появившимися на Гебридовых островах в последовавшие за трагической смертью Уильямса годы. Гедди, о котором впоследствии говорили как о «суровом, не склонном к юмору, целеустремленном и невероятно смелом» миссионере, был заинтересован рассказами о героизме миссионеров в южных морях с раннего детства, которое он провел в Новой Шотландии010 . В 1848 г. он с женой отправился на Анейтьюм, самый южный из островов Новых Гебрид, где они провели всю свою жизнь, переводя Писания, проповедуя Евангелие и подготавливая местных работников к христианскому служению. Их деятельность оказалась настолько эффективной, что практически все население острова стало христианским. На одной из церквей, основанных Гедди, имеется надпись в память о нем, в которой говорится о степени его влияния на жизнь острова: «Когда он прибыл сюда в 1848 г., здесь не было ни одного христианина; когда он уехал в 1872 г., здесь не осталось ни одного язычника».

Успех Гедди способствовал возникновению большего интереса к миссиям на его родине, и скоро на острова начали прибывать другие пресвитерианские миссионеры. Одним из них был Джон Г. Патон (John G. Paton), может быть, известный более других миссионеров Тихого океана. Он обессмертил свое имя тем, что сумел охватить местное население, ранее с дубинками встречавшее миссионеров. Об этом он рассказал в своей исполненной трагизма автобиографии, ставшей очень популярным бестселлером. Жизни Патона, по его собственному свидетельству, так много раз угрожала смерть от руки островитян, что перечислить эти случаи просто невозможно. Остаться в живых уже само по себе оказывалось великим достижением и требовало напряжения всех умственных и физических сил.

Джон Патон родился в 1824 г в Данфризе, Шотландия, и вырос в домишке в три комнаты, где крыша была крыта соломой. Его отец зарабатывал на жизнь вязанием чулок. Семья была до того бедной, что Джон был вынужден бросить школу и с двенадцати лет работать вместе с отцом, чтобы поддержать семью. Патоны считали себя ярыми пресвитерианами, в центре жизни которых была деятельность в церкви, но Джон обратился только в семнадцать лет. Это событие, в корне изменившее его жизнь, заставило его задуматься о христианском служении.

Впервые по-настоящему Патон ощутил вкус христианского служения в двадцатилетнем возрасте, когда он стал миссионером в городской миссии Глазго. За это ему платили две сотни долларов в год. Он работал в гетто Глазго, где обнищавшие рабочие массы возмущали спокойствие улиц и где «грех и зло шли рядом открыто и бесстыдно». Это было трудное служение, но оно хорошо подготовило его к тем испытаниям, с которыми ему предстояло столкнуться на Гебридах. Он встретил яростное сопротивление своей уличной работе проповедника, но его философия не позволяла ему отступить: «Позволь им увидеть, что ты боишься их угроз, и они жестоко и зверски уничтожат тебя, но бесстрашно брось им вызов или возьми их за нос, и они будут извиваться у тебя под ногами, как звереныши».

Через десять лет городской миссионерской работы Патон узнал о большой потребности в миссионерах на островах Тихого океана через представителей своей реформатской пресвитерианской церкви Шотландии. Сначала он думал, что останется на своем посту, потому что его работа была необходима здесь; но не мог выкинуть из головы тихоокеанских островитян. И все же Патон был нужен в городской миссии, и ему трудно было решиться сообщить о своем уходе директорам миссии. С другой стороны, он не мог оставаться дома в Шотландии, когда тысячи островитян уходили в вечность, так никогда не услышав об имени Христа. Но он все же принял это нелегкое решение, и тогда даже предложения о более высокой оплате труда и предоставлении жилья не смогли охладить его пыл. Голос страха также не поколебал будущего миссионера «Тебя съедят каннибалы», — предупреждали его. Но Патону не требовалось напоминать о каннибалах. Он всегда помнил о судьбе великого Джона Уильямса.

Джон Г Патон, пионер-миссионер на Новых Гебридах

Весной 1858 г., после трехмесячной поездки по приходам пресвитерианской церкви, он был готов к отплытию. Перед отъездом он выполнил два важных дела — принял рукоположение и женился на Мэри Энн Робсон — и 16 апреля поднял паруса, направившись в южные моря. Прибыв на Новые Гебриды, Патоны были сразу назначены на остров Танна. Оказавшись на острове, они пришли в ужас от дикости местного населения: «Мое первое впечатление привело меня к полному смятению. При виде местных жителей, раскрашенных, голых и нищих, мое сердце исполнилось ужасом, равно как и жалостью… на женщинах была лишь тонкая завеса из травы… на мужчинах неописуемое прикрытие типа мешка или сумочки, а на детях вообще ничего!»

Патон поселился на Танне, и ему не пришлось долго ждать проявлений страшных реалий местного образа жизни, в сравнении с которыми тускнела проблема наготы местных жителей. Жители глубоко увязли в смертельных военных играх. Отдельные убийства происходили почти ежедневно и воспринимались как обыденное дело. Изредка возникали случайные вспышки массового насилия, угрожавшие жизни всего населения. В такое напряженное время ни на минуту нельзя было расслабиться. Ситуация усложнялась постоянными приступами тропической лихорадки. Мэри оказалась более восприимчива к этой болезни, чем муж, а рождение ребенка лишь усугубило ее состояние. 3 марта 1859 г. она умерла от лихорадки, и менее чем через три недели умер их новорожденный сын. Отчаяние овладело Патоном. Прошел всего лишь год, как они торжественно произнесли брачные клятвы, и теперь все кончено. Это было почти невозможно вынести: «Если бы не Иисус… я бы сошел с ума и умер бы сам на этой одинокой могилке».

В первые годы миссионерской деятельности Патона происходили лишь малые сдвиги в установлении христианской веры среди народа Танны. То, что было сделано, во многом явилось результатом усилий местных учителей, которые прибыли из Анейтьюма, где служил Джон Гедди. Они не только эффективно проповедовали Евангелие, но и жили христианской жизнью на глазах братьев-островитян так, как никто из европейцев жить не мог. Особенно это касалось области семейных взаимоотношений, в частности, отношения к женщине. Женщины в социальной структуре Танны были фактически рабынями, мужья их часто избивали, а иногда даже убивали. Поэтому ничего удивительного нет в том, что образ жизни местных учителей и та защита, которую они предлагали женщинам Танны, являли для мужчин острова конкретную угрозу. Они яростно нападали на Патона и местных учителей и убили одного из верных его помощников, Намури. Местных учителей также косили болезни. Когда заезжие моряки завезли на Танну корь, тринадцать учителей с Анейтьюма умерли от этой болезни, а остальные покинули остров, кроме одной верной пары. Вспышка кори оказалась такой свирепой, что треть населения Танны была просто сметена с лица земли.

К лету 1861-го, через три года после приезда Патона, местное население Танны оказалось на грани гражданской войны, а он сам очутился в самом центре конфликта. Был момент, когда Па-тон и оставшийся учитель из Анейтьюма заперлись в комнате на четыре дня, а островитяне ждали снаружи, чтобы убить их. Прибрежные островитяне ненавидели Патона больше всего. Они угрожали всеобщей войной против внутренних туземцев, если этого человека не заставят уйти. Наконец в середине января 1862 г. ежедневные вспышки насилия обернулись полномасштабной гражданской войной. Используя для защиты винтовку, Патон убежал с Танны на торговом судне, бросив все свои пожитки.

Покинув Танну, Патон отправился на Анейтьюм и затем в Австралию, где немедленно начал тур по пресвитерианским церквам, рассказывая людям об ужасах, с которыми столкнулся на Новых Гебридах. Он был талантливым оратором, и к тому времени, когда его поездки закончились, пожертвования достигли суммы в двадцать пять тысяч долларов, на которые он купил миссионерский корабль «Дейспринг». Весной 1863 г. Патон отправился на Британские острова, где продолжил посещение пресвитерианских церквей, собрав тысячи долларов для организации миссионерского служения в южных морях. Во время этого путешествия Патон женился вновь и в конце 1864 г. он с женой Маргарет отплыл в Австралию, откуда они на «Дейспринге» отправились на Новые Гебриды.

Вскоре после прибытия на острова Патона втянули в историю, которая чуть было не разрушила все результаты его служения и работу других миссионеров в южных морях. То, что произошло с Патоном, равно как и опыт других европейцев на островах, привел агрессивного британского командующего к решению пройтись с карательной экспедицией по островам и наказать островитян Танны, разрушив некоторые деревни, особенно деревни прибрежных туземцев, которые так яростно ополчились на Патона. Патон позже отрицал то, что именно он направил гнев вояк на островитян, но он действительно сопровождал экспедицию как переводчик, создав, таким образом, прямую связь между действиями миссионеров и военных. Хотя местных заранее предупредили и убитых было мало, случай этот, тем не менее, породил большой скандал. По словам Патона, «общее злословие о «Евангелии и порохе» привело к публикации сотен горьких и издевательских статей в журналах; вся информация передавалась в Британию и Америку, где подавалась читателям светской и атеистической прессы день за днем в сопровождении всякого невообразимого ужаса». Однако самыми злобными критиками Патона были не атеисты, а его собственные коллеги. Джон Гедди, собрат-пресвитерианец, находившийся в это время в отпуске, был вне себя, когда услышал новости; он обвинил Патона в происшедших событиях, что привело к негативным последствиям для миссии. В частности, финансовая поддержка оказалась гораздо менее значительной. Сам Патон жаловался, что происшедшее сделало «задачу сбора пожертвований для нашего миссионерского судна намного более затруднительным делом»».

Второй срок пребывания Патона на Новых Гебридах прошел на маленьком острове Анива, поскольку Танна все еще считалась небезопасной для европейцев. И на этот раз Патона сопровождали учителя из Анейтьюма, и они с женой вскоре обустроились на новой миссионерской базе. Хотя Анива считалась более мирной, чем Танна, Патон и учителя все-таки сталкивались с враждебностью и угрозами, но теперь Патон обладал психологическим (если не физическим) оружием, которое с успехом применял против них. Он предупредил их, что нельзя «убивать и красть, ибо человек войны, который наказал Танну, взорвет их маленький остров».

Патон, продолжая служение на Аниве, в последующие десятилетия был свидетелем впечатляющих результатов того, как христианство прокладывает путь в сердцах людей. С помощью местных христиан миссионеры построили два приюта, организовали процветающую церковь и основали школы — одну школу для девочек, где учительствовала Маргарет. Патон, при поддержке обращенных вождей, стал большой политической фигурой, и на острове воцарились строгие пуританские законы, ставшие стандартом, по которым должны были жить все островитяне. Такие преступления, как нарушение субботы, считались достаточно серьезными. Однажды нескольких «язычников» застали в субботу за ловлей рыбы. На следующее утро преступников навестили Патон и восемьдесят местных христиан, быстро убедивших нарушителей дисциплины изменить свой образ жизни.

Хотя отношение Патона к тихоокеанским островитянам часто казалось жестоким, он был полностью предан задаче покорить их Христу и искренне, по-настоящему любил их. Описывая первую службу причастия, проведенную им на Аниве, он писал: «В тот момент, когда я положил хлеб и вино на их темные руки, когда-то испачканные кровью каннибализма, а теперь протянутые ко мне, чтобы получить и разделить символы и печати любви Искупителя, я вкусил радость славы, которая в ту ночь разрывала мое сердце от счастья. Я никогда не вкушу более глубокого блаженства, пока не увижу прославленного лица самого Иисуса».

Укрепив церковь на Аниве, Патон провел последующие годы своей жизни как миссионерский деятель, путешествуя в Австралию, Великобританию и Северную Америку, собирая пожертвования и произнося речи о нуждах миссионеров на Новых Гебридах. На островах наблюдался великий прогресс, отчасти благодаря его влиянию. К концу века почти все тридцать обитаемых островов были охвачены проповедью Евангелия. Была основана школа, где проходили подготовку местные миссионеры, число которых доходило до трехсот человек, а вместе с ними служило около двадцати пяти иностранных миссионеров и их жен. Патон усердно работал до самого конца, переводя Библию на язык ани-ва и ратуя за миссии. В возрасте семидесяти трех лет в проповеднической поездке он записал в своем дневнике о насыщенной программе дня: «Вчера у меня было три службы, а между ними двадцать миль; в дороге я работаю над корректурой». Патоны вернулись на острова с коротким визитом в 1904 г. На следующий год Маргарет умерла, а через два года к ней присоединился ее восьмидесятитрехлетний муж, завещав продолжать свою работу на Новых Гебридах сыну Фрэнку.

Джеймс Чалмерс

Когда Патон, Гедди и другие проповедовали на маленьких островах Тихого океана, некоторые миссионеры смотрели дальше на запад, на горные леса Новой Гвинеи, где не ступала нога белого человека. Одним из величайших миссионеров XIX в. в Новой Гвинее был Джеймс Чалмерс (Chalmers), еще один пресвитерианин, родившийся в Шотландии. Его жизнь, как и жизнь многих миссионеров-пионеров южных морей, закончилась мученически.

Сын каменщика, Чалмерс испытал сострадание к нуждам островитян из южных морей на воскресной службе еще будучи подростком, когда его паcrop прочитал трогательное письмо от миссионера с Фиджи. Со слезами на глазах священник обратился к молодым людям: «Интересно, есть ли здесь юноши, которые захотели бы нести Евангелие каннибалам». Чалмерс поклялся стать таким, но клятва была быстро забыта, пока не прошло три года и он не обратился.

В 1866 г., через десять лет после того, как он впервые поклялся стать миссионером, Чалмерс и его юная жена Джейн отплыли к Тихому океану в качестве миссионеров от Л МО. В течение десяти лет они работали на острове Раротонга, где некоторое время служил Джон Уильямс, но Чалмерс был недоволен. В душе он был первопроходцем и хотел проповедовать Благую весть там, где ее никогда не слышали, где бы он имел «прямой контакт с язычниками». Работу в Раротонге могли выполнять другие. Его сердце стремилось к обширным неисследованным районам Новой Гвинеи, где местные учителя с Раротонги начали работать еще в 1872 г.

В 1877 г. Чалмерс покинул относительно безопасную Раротонгу и поселился в Новой Гвинее, в районе, где каннибализм каменного века существовал по-прежнему, как и века назад, не потревоженный западной цивилизацией. На пути Чалмерсов было много препятствий, в том числе потоки крови, пролитой миссионерами Новой Гвинеи до него. Всего за два года до его приезда миссионер методистской церкви, преподобный Джордж Браун в сопровождении шестидесяти вооруженных человек прошел маршем в джунгли, стремясь отомстить Тали-ли, местному вождю, который приказал убить несколько местных учителей с Фиджи, присланных туда Брауном. Браун стоял перед выбором: либо отступить от миссионерской работы в

Новой Гвинее, либо преподать урок Талили, который ни он, ни другие вожди никогда не могли бы забыть, и он выбрал последнее. Говоря словами историка Грэма Кента, «должно быть, то была странная экспедиция, когда Божьи люди маршем шли через влажные леса, сжигая по пути деревни и нанося вред банановым плантациям, которые они считали собственностью Талили и его подданных». Талили сумел избежать возмездия, но его последователи сдались, согласившись компенсировать миссионерам нанесенный ущерб в виде определенных ценностей, в частности, в виде костей убитых местных миссионеров с Фиджи. Хотя Браун одержал явную победу в джунглях Новой Гвинеи, его действия подняли бурю противоречивых откликов во всем мире, что побудило некоторых потребовать его ареста по обвинению в убийстве людей.

С самого начала отношение Чалмерса к местному населению в Новой Гвинее оказалось совершенно иным. Он тоже был вовлечен в одну карательную экспедицию под началом командора Уилсона после того, как восемь туземцев-учителей были убиты; но он выполнял роль миротворца, согласившегося идти с большой неохотой в надежде только на то, что его присутствие предотвратит кровопролитие. Его миссию нельзя назвать вполне удавшейся, но его присутствие помешало полному уничтожению людей, что в других условиях произошло бы обязательно.

На своем посту Чалмерс проводил эффективную проповедническую работу. Он мог ладить с людьми так, как не многие другие миссионеры. Чалмерс, которого местные называли «тамате», относился к небольшому числу миссионеров, способных подружиться с людьми любого типа и завоевать их уважение. Он приносил людям подарки и свободно принимал дары от них. Он с радостью участвовал в их праздниках, отвергая только человеческое мясо. В век, когда многие миссионеры все еще носили длинные черные пиджаки и высокие шляпы, он одевался просто и чувствовал себя в своей тарелке в окружении дикарей. Хотя ему недоставало умения говорить, он восполнял словесную неподготовленность бессловесным языком любви. Именно такое отношение, по словам Нейла, «завоевало сердце Роберта Льюиса Стивенсона и превратило его из ненавистника миссионеров в твердого и очень решительного их сторонника».

Тем не менее работа Чалмерсов была не легкой, особенно для Джейн. В 1879 г., всего после двух лет жизни в Новой Гвинее, она отплыла для медицинского лечения в Австралию, где и умерла в тот же год. Горе только способствовало еще большему погружению Чалмерса в работу. Он поклялся «похоронить свою печаль в работе ради Христа», признавая, что на подобные жертвы шли и учителя-туземцы.

Но жертвы Чалмерса приносили свои плоды. Через пять лет после своего приезда он не мог найти «ни одного каннибальского пиршества или праздника, ни человеческого мяса, ни охоты за черепами» в том районе, где он работал. Напротив, языческие храмы были переполнены во время проведения евангелических богослужений, иногда длившихся всю ночь. Туземцы, с которыми работал Чалмерс, искренне любили его, и он не стеснялся открыто выражать свои чувства к ним. После возвращения из отпуска он встретил горячий прием: «Одна старая милая леди обняла меня за шею и поцеловала (потерлась носом) самым нежным образом. Я несколько

насторожился. Это было выражением признательности, но слишком близкий контакт лицами у них не был принят».

Отпуск Чалмерс получил почти через двадцать лет пребывания на островах. Он возвратился из отпуска со своей второй женой, но и этот брак был коротким. Вторая жена также умерла от лихорадки джунглей. И еще раз его рвение охватить заблудших Евангелием лишь усилилось этим горем. Его целью всегда была проповедь Благой вести тем, кто не хотел слышать ее, но именно эта страсть привела его к гибели весной 1901 г. Вместе с молодым коллегой, Оливером Томкинсом, он отправился в исследовательскую поездку на берег Новой Гвинеи в районе реки Флай. Этот район был известен жестоким каннибализмом его жителей. Люди сошли на берег, но когда они не вернулись, вслед за ними отправилась поисковая партия, принесшая ужасные новости. Чалмерса и Томкинса забили дубинками насмерть, разрубили на куски, сварили и съели до того, как прибыла помощь. Это событие потрясло весь христианский мир, но это было то, к чему Чалмерс всегда был готов.

Джон Колридж Патсон

Одним из самых активных миссионеров в Океании был Джон Колридж Патсон (John Coleridge Patteson), первый англиканский епископ Меланезии и великий племянник знаменитого английского поэта Самьюэла Тейлора Колриджа. Патсон родился в 1827 г. в состоятельной английской семье. Его отец, выдающийся адвокат, сделал все, чтобы его маленький Коли получил наилучшее образование сначала в Итоне, а потом в Оксфорде. Когда он учился в Оксфорде, епископ Джордж Селвин, друг семьи, вдохновил его на христианское служение, и скоро после выпуска Патсон был рукоположен в англиканского священника, а затем год служил в поместном приходе, прежде чем отплыл в 1855 г. в южные моря. И опять влияние епископа Селвина изменило течение его жизни.

Джордж Огастас Селвин (George Augustus Selwyn), первый англиканский епископ в Новой Зеландии, был, как и Патсон, состоятельным и хорошо образованным человеком. Он прослужил на островах Тихого океана более десяти лет и нуждался в помощи Патсона, чтобы присматривать за обширной епархией, о размере которой существуют противоречивые толки. Канцелярская ошибка в письме-разрешении дала ему власть над обширной территорией Тихого океана, включая Меланезию, и он стоял на страже ее интересов, охраняя земли почти как собственное поместье.

С самого начала миссионерской карьеры Патсон работал с Селвином рука об руку, а служение Патсона епископом Меланезии (это назначение он получил по рекомендации Селвина) оставило глубокий след в истории. В 1856 г., вскоре после своего приезда в Новую Зеландию с Селвином, Патсон предпринял первую поездку по Меланезии. Это было не просто ознакомительное путешествие. Оно открыло Патсону дверь для образовательного и проповеднического служения среди меланезийцев. Когда они перебирались от острова к острову на миссионерском судне «Южный крест», они брали на корабль местных мальчиков и увозили их в Новую Зеландию (а потом на остров Норфолк), чтобы дать им образование в миссионерской школе. План казался достаточно необычным. Но Селвин и Патсон считали, что соответствующее обучение мальчиков вдали от дома, а затем их возвращение к своему народу в качестве проповедников и учителей было единственным эффективным методом евангелизации южных морей. Другие миссионеры тоже использовали учителей-туземцев, но, как правило, не давали им соответствующего образования и подготовки для успешного руководства национальными церквами, не зависящими от европейских миссионеров. В Новой Зеландии ответственность за работу подготовительных школ легла на плечи Патсона — огромная ответственность. Молодежь принесла с собой собственный язык и социальные привычки, и задача довести до сознания мальчиков смысл их жизни и обучения представлялась нелегкой. Патсон, однако, удивительным образом достиг этого. Среди всего прочего, за время миссионерской службы он обогатился знанием двадцати различных меланезийских языков и диалектов.

В отличие от многих своих предшественников, Патсон не имел желания англизировать местных жителей. Он никогда не пытался заставить их одеваться в европейское платье или изменять привычный образ жизни. Он часто хвалил их культуру и ум и настаивал, чтобы никто не ущемлял их права. Описывая своих подопечных как «дружелюбных и жизнерадостных», он с сарказмом вопрошал: «Интересно, как люди должны называть торговцев сандаловым деревом и работорговцев, если они называют моих меланезийцев дикарями».

После подготовки меланезийских молодых людей для благовествования, Патсон возвращал их домой и помогал организовать их служение. Он тепло относился к островитянам и их вождям, и они доверяли этому человеку. Он не только обустраивал молодых людей, которых готовил к служению, но и сам проводил работу по проповеди Евангелия; во время проповедей он также набирал новых добровольцев в свою школу по подготовке служителей, где одно время училось более пятидесяти человек с двадцати четырех разных островов

Дом Джона Колриджа Патсона в колледже святого Иоанна, Новая Зеландия

Но, продолжая служить в Меланезии, Патсон заметил изменения, происшедшие в отношении людей к нему и его служению Доверие, которое они к нему испытывали, пошатнулось не по его вине На островах стало появляться все больше людей, имеющих коммерческие интересы К середине XIX в. там возникли сахарные и хлопковые плантации (в частности, на Фиджи и Квинслендских островах) как чрезвычайно выгодные предприятия, на что требовалась огромная армия работников, способных вынести тропическую жару. Эта нужда создала новый бизнес работорговли в южной части Тихого океана, ставший известным под названием «ловли черных птиц», по сравнению с которым торговцев сандаловым деревом можно было назвать кроткими. По свидетельству одного историка, «в поисках легких денег на Тихом океане в великом множестве появились отбросы общества, занятые торговлей черными птицами». Иногда молодым людям давали подарки, чтобы заманить их на корабль, порой они сами с готовностью шли на контакт, но чаще всего их похищали «Банды белых моряков сходили на берег и уводили мужчин и молодых людей под дулом пистолета». Подсчитано, что таким образом около 70 000 молодых людей были захвачены в рабство, и редко кто из них мог надеяться опять увидеть свою родину. Именно это пагубное европейское влияние на острова южной части Тихого океана явилось сигналом к спаду деятельности Патсона. Несмотря на его осуждение торговли «черными птицами» и его попытки отделить себя от этих торговцев, сам его метод обучения будущих христианских служителей за пределами родных островов вызывал в умах некоторых островитян естественные подозрения. Ему стало намного труднее убеждать молодых людей отправиться с ним для получения образования. И хотя перспективы казались безнадежными, Патсон сохранил прежнюю активность и в апреле 1871 г. опять отправился в Меланезию на «Южном кресте».

С самого начала путешествия он ощущал печаль и безысходность Куда бы ни шел Патсон, он, казалось, идет по пятам торговцев. Редко случались удачи, например, организация большого богослужения с крещением более двух сотен человек на острове Мото, но везде, куда бы он ни приезжал, в глазах людей он видел страх. Больше ему не оказывали теплого приема, как в прошлом, когда туземцы выходили на берег и радостно приветствовали своего епископа. Они жили в ужасе, и если он хотел их видеть, он должен был искать их сам.

Свою последнюю остановку во время этой поездки молодой и талантливый англиканский епископ сделал 21 сентября 1871 г. На борту корабля находилась команда, еще один миссионер и несколько молодых меланезийцев, согласившихся отправиться на остров Норфолк для обучения. После утреннего урока по Библии о мученичестве Стефана Патсон покинул корабль. Это было обычное посещение, но как только миссионер сошел на берег, он почувствовал тревогу Те, кто сопровождал его, тут же повернули обратно к кораблю под градом стрел. На корабле с нетерпением ждали какого-нибудь знака от своего лидера, но он не вернулся. Наконец Джозеф Аткин, хоть и смертельно раненый, и некоторые местные мальчики решили выйти на подмогу Когда они подплыли к берегу, то увидели, как местные оттолкнули от берега по направлению к ним каноэ. Когда они приблизились к нему, то обнаружили в нем тело Пат-сона, помеченное пятью ранами и покрытое пальмовой ветвью с пятью завязанными листьями в знак того, что он убит в отместку за жизнь пяти соплеменников, захваченных работорговцами. Несмотря на общую ненависть к работорговцам, многие жители острова пришли в ужас от убийства такого доброго и хорошего человека, а потому его тело вымыли и возвратили на корабль. Тело Патсона погребли в море, а позже Джозеф Аткин и местный христианин также умерли от полученных ран.

Смерть Патсона привлекла внимание мировой общественности к проблеме бесстыжего бизнеса работорговцев и помогла положить этому конец. Она также вдохновила многих молодых людей на то, чтобы посвятить себя миссионерской работе в южных морях. Но все это не могло заменить невосполнимой утраты островитян — утраты верного друга и союзника, человека, который презрел радости семейной жизни и пожертвовал своим благосостоянием, чтобы нести им спасительную веру в Христа.

Флоренс Янг

Бизнес торговцев, внесший страх и сумятицу на острова в Тихом океане, как ни странно, открыл дверь для христианского служения на части Соломоновых островов. Когда такие миссионеры, как Джордж Колридж Патсон, решительно боролись с безобразной торговлей человеческим товаром, другие, например Флоренс Янг (Florence Young), казалось, приняли это явление и стали работать в этой системе Рожденная в Сиднее, Австралия, мисс Янг стала первой, кто открыто заявил о своей озабоченности духовным состоянием тружеников на плантациях южных морей. Ее братья были собственниками большой плантации сахарного тростника в Квинсленде, и посещение этого поместья изменило всю ее жизнь. Были ли ее братья вовлечены в торговлю «черными птицами», неизвестно (некоторые из владельцев плантаций, конечно же, набирали себе работников вполне законным путем), но ясно, что Флоренс готовилась к работе именно в этой системе, чтобы охватить несчастных работников Благой вестью.

Флоренс Янг, миссионерка плимутских братьев в Квинсленде, а позже на Соломоновых островах. Она также служила десять лет в Китае от Китайской внутренней миссии

Член общины плимутских братьев, мисс Янг изучала Библию с раннего детства, и с 1882 г. начала служение обучения. Ее первый маленький класс из десяти человек был не совсем удачным началом, но количество слушателей росло, и скоро в ее воскресном классе насчитывалось восемьдесят человек, половина из которых постоянно приходила на занятия. Результаты были даже лучше, чем Флоренс могла ожидать. Резать тростник под палящим солнцем по двенадцать и более часов в день было убийственным трудом — в буквальном смысле убийственным. Многие умирали от невыносимого напряжения сил, включая Джимми, ее первого обращенного. Тем не менее они жертвовали своим драгоценным временем отдыха и приходили, чтобы услышать Евангелие.

Успех в Фэримиде вдохновил мисс Янг на служение и на других плантациях Квинсленда, где проживало около десятка тысяч человек в подобных и даже худших условиях. С появлением денежных пожертвований от Джорджа Мюллера (George Mueller), также плимутского брата, оказалось возможным организовать Квинслендскую миссию «канака» («канаками» называлась импортированная рабочая сила). С помощью коллеги, миссионера и учителя, она написала письмо плантаторам в своем районе, и к концу века, при участии девятнадцати миссионеров, тысячи работников с плантаций записались в библейские классы, а некоторые из них, в свою очередь, благовествовали своим соотечественникам.

В 1890 г. Флоренс почувствовала необходимость служения в Китае и отправилась в эту страну по линии Китайской внутренней миссии. В 1900 г. она вернулась в южные моря, чтобы координировать работу миссии, когда та изменила направление своего служения. Затем стали действовать законы, запрещавшие торговлю рабами и использование насильственного труда, и к 1906 г. большинство островитян отправились по домам. Но это не означало завершения работы. Нужно было продолжать проповедь благовестил, и Флоренс вместе с другими миссионерами отправилась на Соломоновы острова, где новые миссионеры начали работать с недавно вернувшимися обращенными, помогая организовывать поместные церкви.

В 1907 г. миссия стала называться Евангелической миссией южного моря, и два племянника и племянница мисс Янг начали активно помогать в ее работе. Шли годы, и еще десять ее родственников включились в миссионерскую деятельность на Соломоновых островах, а живое евангельское христианство процветает в тех краях и по сей день.

010 Nova Scotia — провинция на юго-востоке Канады. — Примеч. пер.