Глава 2. Люди и события перед началом конференции в Миннеаполисе

На первый взгляд, 1888 год не предвещал никаких громких событий. «Наши взоры обращены в будущее», — писал Урия Смит в редакционной статье журнала «Ревыо энд Геральд». «Будущее с каждым годом становится все яснее, доказательства все убедительнее свидетельствуют, что мы не хитросплетенным басням следуем, возвещая скорое пришествие нашего Господа. Пророчества стремятся к своему исполнению. События движутся со все увеличивающейся скоростью. Слово Божье доказывает Свою истинность и утешает каждого смиренного верующего, даруя ему надежду на то, что все, построенное на Нем, никогда не рухнет» (4).

Президент Генеральной конференции Джордж Батлер высказывался примерно в том же духе. «У нас есть много причин благодарить Бога, и мы с воодушевлением вступаем в новый 1888 год», — писал он в циркулярном письме служителям адвентистского движения в январе 1888 года. Отмечая, что адвентисты седьмого дня «никогда не настаивали на той библейской экзегезе, которую им надлежало оставить», он подчеркивал: «Каждый год у нас появляется все больше свидетельств относительно того, что мы правы в своем истолковании великих пророческих тем, и это особо выделяет нас как народ» (5).

Богословские споры, не имевшие себе равных в истории адвентизма, вспыхнули на исходе 1888 года, хотя в январе этого года внешне все выглядело довольно спокойно. В данной главе мы поговорим о людях, которые принимали участие в этих дискуссиях, и о событиях, которые к ним привели.

3. Кто в 1888 году был среди главных участников богословских дискуссий?

Это важный вопрос, поскольку движущей силой в развитии событий на сессии Генеральной конференции в 1888 году стал межличностный конфликт. Спор разгорелся между двумя сторонами. Джордж Батлер (1834-1918) и Урия Смит (1832-1903) представляли «старую гвардию». Им противостояли Алонзо Т. Джоунс (1850-1923) и Эллет Дж. Ваггонер (1855-1916) -два молодых редактора из Калифорнии, которые бросили вызов своим старшим коллегам на Востоке США.

Батлер избирался президентом Генеральной конференции адвентистов седьмого дня несколько раз: с 1871 по 1874 годы и с 1880 по 1888 годы Батлер в определенные моменты мог вполне честно оценивать себя. Возможно, он весьма точно и правильно оценил себя, когда написал: «Я… несомненно… по своей натуре человек железный и проявляю недостаточно любви Иисуса» (6).

Осознав, что занимал слишком воинственную позицию в спорах, развернувшихся в середине 1880-х годов относительно закона в Послании к Галатам, Батлер писал Елене Уайт, что хотел бы «быть похожим на Иисуса — мудрого, терпеливого, доброго и отзывчивого, искреннего… Который любил справедливость и желал всем блага» (7). Он горько сожалел, что в нем преобладает «слабая человеческая природа»; он писал: «Я много борюсь с ветхим человеком» (8). Он хотел, чтобы этот ветхий человек в нем «умер, ОКОНЧАТЕЛЬНО УМЕР» (9).

Однако такое желание не так легко исполнить. В своем письме к Келлогу Батлер писал: «Я старый чудак, у меня довольно трудный несговорчивый характер. Вы совершенно верно подметили, когда однажды сказали: „Переубедить пастора Батлера, когда он примет свое решение, — все равно, что убеждать телеграфный столб”. Это довольно близко к истине, но всегда нужно помнить, что я стремлюсь быть предельно осторожным и всегда тщательно обдумываю свои решения. Поэтому мне так трудно отказаться от них» (10). Эта неприятная черта его характера и понуждала его так упорно отстаивать свое мнение относительно Закона в Послании к Галатам в 1888 году. Неудивительно, что Эммет К. Ванде Вер, написавший книгу о Батлере, назвал ее «Упрямое сердце».

Необходимо также отметить еще одну черту Батлера: его понимание задач руководства. Он вполне определенно считал, что его статус президента Генеральной конференции не только дает ему право быть руководителем Церкви, но и дает ему «более ясное, по сравнению с другими, понимание» (11) доктринальных вопросов, и тем самым отводит ему роль богословского «цензора» в Церкви.

Урия Смит, соратник Батлера, постоянно (за исключением трех лет) занимал пост секретаря Генеральной конференции, начиная с 1863 г. Кроме того в 1850-х годах Смит начал полуофициально работать в адвентистском периодическом журнале «Ревью энд Геральд», а к 1888 году он был редактором уже почти 25 лет. Помимо этого, Смит был непререкаемым авторитетом в сфере истолкования пророчеств. Его книга «Размышления над Книгой Даниила и Книгой Откровение» была бестселлером не только среди адвентистов, но и среди других христиан. Одна из газет, издаваемых в Миннеаполисе, оповестила о его приезде на совещание в Миннеаполис так: «Пастор Урия Смит… известен как один из самых талантливых писателей… конференции, и, кроме того, он серьезный ученый» (12).

Смит, как и Батлер, считал себя хранителем адвентистской ортодоксии. Он кратко сформулировал свою позицию в отношении некоторых новых идей Джоунса в 1892 году: «Долгие годы, занимаясь исследованиями в этой области, я выбрал определенные принципы, на которые опираюсь, и не готов внезапно изменить свои взгляды под влиянием идей неискушенных новичков» (13). Такова была его позиция относительно «новой теологии» Джоунса и Ваггонера, представленной ими в 1888 году. Ни Смит, ни Батлер не имели ни малейшего намерения «изменить свои взгляды» под влиянием идей молодых проповедников из Калифорнии. Поэтому между ними возникло противостояние.

Определенные черты характера Джоунса и Ваггонера только усугубили ситуацию. Елена Уайт написала им письмо в начале 1887 г., пытаясь несколько смягчить их агрессивный тон. «Пастор Ваггонер, — писала она, — любит дискуссии и споры. Я боюсь, что Джоунс тоже лелеет в себе любовь к этому. Нам теперь нужна религия смирения. Пастор [Ваггонер] нуждается в смирении и кротости, а брат Джоунс может обрести силу для проявления доброты, если он будет постоянно стремиться к благочестию» (14).

К чести и Джоунса, и Ваггонера, они смиренно ответили на ее обличительное письмо. Ваггонер в своем ответном письме соглашается, что ее совет был «своевременным» и «нужным», и горько сожалеет, что допустил поселиться в себе духу критицизма и «противоречиям, которые слишком сильно повлияли на него» (15).

Джоунс также выразил свое раскаяние по поводу того, что внес свою лепту в разногласия, а также признал недостатки своего характера. Однако, по сравнению с Ваггонером, он сомневался, сможет ли он с легкостью и без борьбы избавиться от своей резкости. В дальнейшем Елена Уайт будет постоянно предостерегать его от излишне резких комментариев в отношении других. В 1870-е годы он служил в армии сержантом, и с тех пор у него сохранилась привычка разговаривать с другими в приказном тоне. Его задиристый характер и уверенность в том, что он почти всегда прав, сильно осложняли его общение с окружающими. Его резкость в значительной мере повлияла на создание атмосферы во время совещания в Миннеаполисе, когда в начале конференции он со свойственной ему прямотой заявил делегатам, что они не должны винить его в том, что Смит упустил некоторые исторические факты, имеющие отношение к седьмой главе Книги Даниила. Джоунс заранее подготовился к этому вопросу, знал эти факты и добивался рассмотрения этой проблемы.

Хотя подобная непримиримая позиция по отношению к патриарху Церкви в данном случае мало что изменила в Миннеаполисе, но бесстрашие и упорство Джоунса, несомненно, помогли ему в залах конгресса США добиться повторного слушания законопроекта о воскресном дне, который находился на рассмотрении, что вряд ли удалось бы более робкому человеку. Всей своей жизнью Джоунс продемонстрировал, что он не боялся никого, смело бросался в гущу событий и никогда не избегал конфликтов в борьбе за свои убеждения. Он мог быть таким же настойчивым и непреклонным, как Батлер и Смит, когда отстаивал свою правоту, то, во что верил.

Эллет Ваггонер был совместно с Джоунсом редактором издаваемых в Калифорнии журналов «Знамения времени» и «Американский страж религиозной свободы». Он был удостоен докторской степени в области медицины в городе Нью-Йорке в 1878 г., но, не найдя себя в медицине, он стал служителем в Церкви, а в 1884 г. получил приглашение на редакторскую работу в издательство «Пасифик Пресс».

В жизни молодого Ваггонера в октябре 1882 г., на лагерном собрании в Хилдсбурге, Калифорния, произошла серьезная перемена его богословских взглядов. Во время одного из выступлений он испытал то, что позднее назвал «внеблейским откровением». Он пишет: «Внезапно все вокруг меня озарилось светом более ярким, чем свет полуденного солнца, и я увидел Христа, висящего на кресте, распятого за меня. В этот момент, словно могучее пламя, меня впервые охватила мысль, что Бог любит меня и что Христос умер за меня».

Ваггонер «знал, что этот свет… был откровением с Неба». Он решил, что отныне и навсегда будет «изучать Библию в свете этого откровения», дабы «помочь и другим увидеть эту истину». Говоря о своем решении, он писал: «Всегда, когда я обращался к этой Священной книге, я видел Христа — Божью силу для спасения каждого грешника, и я никогда не находил там ничего иного» (16).

Именно это «видение» побудило Ваггонера к более глубокому исследованию Послания к Галатам.

Поэтому не стоит удивляться, что он обнаружил Евангелие в Послании к Галатам. Это открытие и привело его к конфронтации с позицией Смита и Батлера, которые уделяли большее внимание Закону в Послании к Галатам во время совещания Генеральной конференции в 1888 году.

Традиционное адвентистское толкование Послания к Галатам, очевидно, не затронуло сердце Ваггонера. Он никогда не менял своего христоцентричного подхода к богословию, даже после того, как в 1906 году покинул ряды адвентистской Церкви. Такая твердость ставит его в один ряд с тремя другими знаменитыми участниками конференции в Миннеаполисе. И хотя его методы были не столь жесткими, как у Батлера, Смита и Джоунса, тем не менее, Ваггонер был человеком решительным и твердым и мог отстаивать свою точку зрения в любой богословской дискуссии. Все эти участники дискуссии были сильными личностями, и они способствовали созданию атмосферы борьбы в Миннеаполисе.

Помимо этих основных участников совещания в Миннеаполисе в 1888 году, необходимо упомянуть еще трех человек, которые сыграли важную роль на этих встречах. Прежде всего, это Елена Уайт, Дух пророчества адвентистской Церкви. Хотя миссис Уайт не занимала никаких постов в Церкви адвентистов седьмого дня, она была выдающейся фигурой в адвентистском движении — всеми признанная вестница Божья, пророк для народа последнего времени, призванная Богом.

На протяжении 1880-х годов она ощущала необходимость уделять больше внимания Евангелию в адвентистском учении. И хотя между 1884 и 1886 годами она стремилась в богословских спорах двух сторон занимать нейтральную позицию, с 1887 года она все чаще выступает на стороне Джоунса и Ваггонера, считая, что у них есть весть, которую непременно нужно услышать адвентистской Церкви. Ее поддержка евангельской позиции Джоунса и Ваггонера переросла в открытую защиту их взглядов в конце 1888 года на сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе.

Уильям Уайт, младший сын Елены Уайт, сыграл заметную роль в этих встречах, в значительной мере поддержав Джоунса и Ваггонера. Необходимо отметить и еще одного участника этих встреч — брата Моррисона, президента конференции штата Айова и опытного полемиста. В отсутствие Батлера, который по причине своей болезни не мог присутствовать на конференции в Миннеаполисе, Моррисон стал главным представителем тех, кто смотрел на Послание к Галатам через призму Закона.

4. Какое влияние оказали воскресные законы, принимаемые в 1880-х, на атмосферу в Миннеаполисе?

В 1880-х годах в связи с принятием законов о воскресном дне постепенно стали набирать силу и обретать широкие масштабы преследования. В Калифорнии в 1882 году во время выборов руководства штата горячо обсуждался вопрос о соблюдении воскресного дня. Тогда многие призывали создать партию, в политической программе которой уделялось бы важное внимание святости воскресного дня. С последствиями этого «воскресного ажиотажа» адвентисты столкнулись тогда, когда местные власти арестовали У. Уайта за то, что он работал по воскресеньям в издательстве «Пасифик Пресс».

Хотя в Калифорнии этот воскресный закон был вскоре отменен, растущее беспокойство относительно принятия аналогичных законов по всей стране побудило адвентистов седьмого дня к действию. Возможно, их самой главной заслугой стало учреждение в 1884 г. журнала «Sabbath Sentinel» (который после 1886 года стал называться American Sentinel of Religious Liberty), в котором они приводили доводы против соблюдения воскресного дня и призывали к соблюдению седьмого дня недели, субботы.

В 1885 году такие же события развернулись в штате Арканзас. В этом штате воскресный закон был принят в 1883 году. Первоначально один из пунктов закона освобождал соблюдающих субботу от празднования воскресенья, но этот пункт был отменен в 1885 г. — якобы для того, чтобы закрыть работающие по воскресеньям еврейские питейные заведения в Литл-Роке. Между 1885 и 1887 годами в этом штате было открыто 21 судебное дело в связи с осквернением воскресенья. Во всех случаях, за исключением двух, к ответу привлекались люди, соблюдавшие субботу. Интересно, что местные власти освободили двух обвиняемых неадвентистов и не наложили на них штрафных санкций, в то время как адвентистам седьмого дня был определен штраф от 110 до 500 долларов, когда прожиточный минимум в то время составлял около одного доллара в день. Также власти не арестовывали ни одного из завсегдатаев питейных заведений. Кроме того, многие из обвинителей и информаторов сами работали по воскресеньям, иногда вместе с арестованными адвентистами, однако никто не предъявлял им никаких претензий, тогда как соблюдавших субботу суды признали виновными в нарушении воскресного закона.

А. Джоунс сделал из этого вывод: «Не может быть более ясного доказательства того, что этот закон был использован лишь как способ выразить свое злобное отношение к классу людей, не виновных в каких-либо уголовных преступлениях, но лишь исповедующих религию, которая отличалась от религии большинства… Единственный смысл отмены этого пункта состоял в том, чтобы предоставить возможность религиозным фанатикам притеснять тех, чьи религиозные воззрения были им ненавистны» (17).

К концу 1880-х религиозные преследования за несоблюдение воскресенья переместились в штат Теннесси, где местные власти в течение ряда лет 4 арестовали нескольких адвентистов. А некоторых I из них заковали в кандалы, как обычных уголовных преступников.

События приняли более угрожающий характер для адвентистов в 1887 г., когда Прогибиционистская партия (18) и Женский христианский союз воздержания совместно с Ассоциацией национальных реформ стали выступать за установление закона о воскресном дне с целью улучшения морали в Соединенных Штатах. В том же году в тех же целях Уилбур Крафтс создает Американский субботний союз.

В 1888 году среди адвентистов усилились эсхатологические ожидания, поскольку римско-католический кардинал Джеймс Гиббоне поддержал протестантов, поставив свою подпись под прошением, направленным в конгресс относительно принятия национального воскресного закона. Протестанты с большой готовностью приняли такую помощь. «В любой момент, когда они (римские католики) пожелают сотрудничать с нами в борьбе против политического атеизма — мы с радостью пожмем им руки» (19).

Волнения относительно принятия закона о воскресном дне достигли своей кульминации 21 мая 1888 года, когда сенатор от штата Нью-Гэмпшир Г. У. Блэр представил сенату США законопроект о праздновании «Дня Господня» как «дня поклонения Богу». Такой законопроект о национальном воскресном дне был представлен перед конгрессом впервые после возникновения адвентистского движения в 1840-х годах. Четырьмя днями позже Блэр представил на рассмотрение поправку к Конституции США, в которой предлагалось христианизировать систему образования в стране.

Адвентисты седьмого дня отметили пророческое значение этих законопроектов Блэра. Для них было совершенно очевидно, что появление образа зверя, о котором говорится в тринадцатой главе Откровения, получение начертания зверя и конец земной истории не заставят себя долго ждать. Создавалось впечатление, что американская свобода стоит на грани гибели. Таким образом, эсхатологическое напряжение, вызванное появлением движения за принятие закона о воскресном дне, послужило одним из факторов, который особо обострил обстановку на сессии Генеральной конференции в 1888 году.

Этот эсхатологический кризис создал определенную эмоциональную атмосферу, на которую также влияли еще две другие проблемы, стоявшие на повестке дня на встречах в Миннеаполисе. Первая относится к истолкованию пророчеств — особенно в Книге Даниила. Вторая заключалась в ответе на вопрос: какого рода праведность нужна для спасения — это важный вопрос, который с невероятной быстротой привлек к себе внимание всей Церкви. В то время как адвентисты спорили о сущности Закона в Послании к Галатам, этот вопрос был призван поставить в центр внимания адвентистов роль Закона Божьего в замысле спасения.

Невозможно понять эмоциональную напряженность участников сессии Генеральной конференции в 1888 г., если упустить из виду те мысли, которые возникали у адвентистов в связи с принятием воскресных законов в ряде штатов. Они полагали, что наступили последние дни. С. Н. Хаскел писал во время совещания в Миннеаполисе о том, что все, к чему адвентисты пришли и чему учили, теперь исполнялось, скоро их свобода соблюдения субботы будет отобрана, и они будут нести свое свидетельство в судах и тюрьмах. Пророческая весть, которую они провозглашали на протяжении 40 лет, подтверждается настоящими событиями (20). Зная об этом, нетрудно понять, почему некоторые адвентистские руководители так резко отреагировали на то, что их собратья начали подвергать сомнению обоснованность интерпретации Церковью некоторых аспектов пророчества, а также ее учение относительно закона. Такая неопределенность, по их мнению, таила в себе опасность для уникальности адвентистской вести во времена острейшего кризиса.

5. Почему разногласия относительно понимания десяти рогов из седьмой главы Книги Даниила вызывали негодование у адвентистского руководства в период подготовки к конференции в Миннеаполисе?

Дебаты между А. Т. Джоунсом и Урией Смитом по поводу толкования десяти рогов из седьмой главы Книги Даниила также повлияли на атмосферу встреч на совещании в 1888 г. Смит в течение десятилетий был признанным авторитетом в области толкования библейских пророчеств. Его книга «Размышление над Книгой Даниила и Книгой Откровение» считалась классической адвентистской работой в этой области. Джоунс, с другой стороны, был в определенной мере новичком — как в адвентизме, так и в сфере истолкования пророчеств, но он был страстно увлечен как изучением Священного Писания, так и историей; он был восходящей звездой в адвентистском мире.

На сессии Генеральной конференции в 1884 г. Джоунсу было поручено «написать серию статей, в которых ему следует показать, как сбываются библейские пророчества в истории» (21). Поставленная перед ним задача побудила его к более глубокому изучению Книги Даниила. Смит вначале радостно воспринял идею Джоунса провести более глубокое исследование десяти царств из седьмой главы Книги Даниила, хотя полагал, что это будет трудная задача — нечто вроде «восстановления здания из обломков» после того, как оно «было взорвано мощным зарядом динамита» (22).

Добросердечные отношения между этими двумя людьми стали постепенно ухудшаться в начале 1885 г., когда Джоунс сделал вывод, что список царств, приведенный Смитом, был неправильным. Молодой чело- , век утверждал, что алеманы, а не гунны, как утверждал Смит, были одним из десяти царств. Джоунс попросил заслуженного руководителя Церкви подкрепить свою точку зрения историческими данными, а также изучить его собственные доводы и сделать свои замечания. К сожалению, Джоунс не получил ответа на свою первую просьбу, а на вторую Смит ответил, что не располагает временем для решения этого вопроса.

В результате Джоунс опубликовал свои статьи в журнале «Знамения времени» без рецензии главного редактора «Ревью». Джоунс послал копии этих статей Смиту в октябре 1886 г.

Разгневанный главный редактор ответил 8 ноября, что будет противодействовать Джоунсу через «Ревью», поскольку тот «рассеял» свои взгляды, «возвестив о них через журнал». В своем ответе Смит затронул самую болезненную точку этой проблемы. «Если гуннов не рассматривать в числе этих десяти народов, — писал он, — то мы сократим тогда на десять процентов исполнение пророчеств из Книги Даниила 2-й и 7-й глав. Вы можете себе представить, что произойдет, если наши проповедники, представлявшие десять царств так, как они делали это в течение последних сорока лет, теперь изменят точку зрения, которая считается общепризнанной, не вызывает никаких разногласий и не оспаривается никем. Тысячи людей непременно обратят на это внимание и скажут: „О, теперь вы обнаружили, что ошиблись в том, что прежде считали одним из самых ясных вопросов; а если вам предоставить еще некоторое время, вы можете вдруг признать, что вообще во всем ошибались”. Такая позиция может сбить с толку многих и привести в полное замешательство» (23).

Джоунс ответил на это письмо 3 декабря. Смит упрямо стоял на той точке зрения, что адвентисты должны придерживаться традиционных толкований в ходе текущего кризиса. Джоунс тоже занимал непримиримую позицию. Он писал, что «настоящая битва за истину еще не началась», поскольку адвентисты «еще не обратили на себя большого внимания». Но кризис, связанный с принятием воскресных законов, может резко все изменить. Представления адвентистов седьмого дня о кризисе последнего времени станут «главным предметом обсуждения всей нации… Затем наши взгляды заинтересуют руководство страны. Каждый вопрос будет анализироваться, его будут рассматривать и оспаривать ученые и судьи, государственные деятели и самые высокие должностные лица страны, а также лицемерные религиозные фанатики и нечестные политиканы. Наши убеждения будут изучаться людьми, знакомыми со всеми поворотами истории, и в итоге будут противостоять всему тому, что эти люди смогут противопоставить истине… Когда мы тщательно изучим исторические факты, чтобы подтвердить верность нашего истолкования вести третьего ангела, мы можем представить этим людям убедительные доводы в пользу нашей веры, а не заявления типа „мы проповедовали это в течение сорока лет » или „так сказал епископ Чендлер». Такие люди, — продолжал Джоунс, — потребуют веских исторических доказательств». Он закончил свое обращение к Смиту призывом исправить ошибки в книге «Размышления над Книгой Даниила и Книгой Откровение», поскольку «всякий сведущий человек» знает, что это «неверно» (24).

Смит ответил Джоунсу в середине декабря, обвинив его в том, что «он роется в истории», желая доказать его ошибку. И снова этот пожилой человек опирается на традиционный авторитет. Джоунс написал ему 27 декабря, что традиционный авторитет, «третьесортные имена» и комментаторы не могут служить источником и критерием истины для историков. Джоунс пишет, что «если бы вы смогли убедительно доказать, что в этом пророчестве говорится о царстве гуннов», то тогда он с удовольствием опубликовал бы это в «Знамениях времени» (25). Важно отметить, что и Джоунс, и Смит указывали на важность правильного истолкования пророчества о десяти рогах в связи с принятием воскресных законов. Этот факт помогает нам понять, почему столь несущественная на первый взгляд тема могла возбудить такие горячие споры. Но дело в том, что адвентисты связывали принятие воскресного закона с кризисом последнего времени. А это время вряд ли являлось подходящим для изменения традиционного толкования пророчества. Таким образом, Смит и его сторонники готовились к сражению. Проблема толкования десяти рогов должна была специально рассматриваться на годичном совещании Генеральной конференции в 1886 году, но ее бурное обсуждение произошло на сессии в Миннеаполисе в 1888 году. Накануне этой конференции Батлер громогласно заявил, что Джоунс показал себя как возмутитель спокойствия, когда предложил толкование пророчества, которое «шло вразрез с традиционным пониманием нашего народа, установившимся сорок лет назад» (26). Пророчество о десяти рогах будет горячо обсуждаться участниками совещания в Миннеаполисе.

6. Каким образом полемика относительно Закона в Послании к Галатам способствовала ухудшению и без того сложной обстановки?

Если дискуссии по поводу истолкования десяти рогов были весьма напряженными, то полемика по поводу закона в Послании к Галатам носила просто взрывоопасный характер. В контексте кризиса, вызванного принятием воскресных законов, сомнения в верности адвентистского подхода к истолкованию пророчеств, было вряд ли своевременным, а проведение серьезных изменений в учении адвентистов о законе означало бы просто абсолютную катастрофу. Адвентисты длительное время усердно защищали непреложность закона во враждебной обстановке евангельского христианства конца девятнадцатого века. Протестанты — современники адвентистов заставляли их занимать оборонительные позиции. Многие их оппоненты даже стремились вообще отказаться от мысли, что исполнение Десяти Заповедей все еще носит обязательный характер.

Одним из главных аргументов, который выдвигали адвентисты в поддержку закона, была их концепция двух законов: церемониального, который был упразднен на Кресте, и нравственного, который является вечным. Такой подход к закону был основополагающим в адвентистском богословии. Смит писал в 1884 г., что «если бы не существовало различия между „этими двумя законами», то соблюдение субботы незамедлительно исчезло бы из списка христианских обязательств… Поэтому для соблюдающих субботу это самый важный вопрос» (27). Вероятно, самым ревностным защитником этой точки зрения был Дадли М. Кенрайт, выдающийся адвентистский евангелист этого периода. Он с успехом отстаивал учение Церкви в многочисленных дискуссиях с другими христианскими конфессиями. Также он был автором более 20 книг и брошюр, в которых раскрывалось адвентистское учение. Его книга «Два закона», впервые опубликованная в 1876 г., была ценным вкладом в адвентистскую концепцию закона.

Важный текст, по поводу которого адвентисты седьмого дня горячо спорили, находится в Гал. 3:19-25. В течение трех десятилетий адвентисты считали, что здесь говорится о «церемониальном» законе. Такая трактовка, по мнению адвентистских лидеров, защищала непреложность Десяти Заповедей. В конце концов, разве в Гал. 3:25 не сказано, что тот, кто обрел веру, больше не находятся «под руководством детоводителя»?

Споры о законе в Послании к Галатам возникли между 1884 и 1886 гг., когда Джоунс и Ваггонер начали учить, что в послании речь идет о Десяти Заповедях, а не о церемониальных законах. Ваггонер опубликовал их точку зрения в журнале «Знамения времени». Затем они учили этому в Хилдсбургском колледже, в Калифорнии. Многие увидели в «новой» трактовке угрозу самой сути адвентистского богословия, поскольку непреложная святость седьмого дня, субботы, неразрывно связана с нравственным законом. Защищая святость субботы от нападок различных религиозных конфессий, адвентисты доказывали, что в Послании к Галатам говорится о церемониальном законе. Таким образом, руководство Церкви относилось к Джоунсу и Ваггонеру как к людям, подрывающим одну из основ адвентистской теологии.

Руководство Генеральной конференции во главе с Батлером и Смитом чувствовало себя совершенно уверенно, поскольку считало, что Церковь решила этот вопрос раз и навсегда в 1856 г. До этого времени многие адвентисты, в том числе Джеймс Уайт, Дж. Андрюс, Урия Смит и Джозеф Бейтс, полагали, что закон, о котором говорится в Послании к Галатам, — Десять Заповедей. Этот вопрос потребовал решения после того, как Дж. Ваггонер (отец Э. Дж. Ваггонера) опубликовал в 1854 году свою книгу под названием «The Law of God: An Examination of the Testimony of Both Testaments» («Божий Закон: исследование свидетельства двух Заветов»), в которой закон в Послании к Галатам рассматривался как Десять Заповедей. В 1856 г. Стивен Пирс поставил вопрос иначе: он утверждал, что закон в послании «был системой законов, включавшей в себя церемониальный закон». Участники дискуссии по этому вопросу — в их числе были Джеймс Уайт и Елена Уайт — склонились к точке зрения Пирса. Смит и Батлер зашли так далеко, что заявили о видении, которое якобы получила по этому вопросу Елена Уайт, и написали Дж. Ваггонеру, что закон в Послании к Галатам не может быть нравственным законом. Хотя Смит и Батлер никогда не подтверждали документально свое заявление, факт остается фактом: после конференции 1856 г. книга Ваггонера была изъята из продажи. В течение последующих 30 лет Церковь учила, что закон в Послании к Галатам — это свод церемониальных установлений (28).

Таким образом, своими статьями относительно закона в Послании к Галатам Э. Дж. Ваггонер взбудоражил довольно спокойную богословскую атмосферу того времени. Батлер как президент Генеральной конференции и хранитель веры почувствовал себя задетым. Во время своего посещения Хилдсбургского колледжа в начале 1886 г. он излил свой гнев на Джоунса и Ваггонера. «Когда мы узнаем, что… точка зрения, которой придерживается меньшинство, энергично пропагандируется в одном из наших учебных заведений среди студентов, изучающих Библию, и публикуется в Знамениях (29), — писал он, — признаюсь, это мне совсем не нравится». По-видимому, это сдержанное по форме замечание не отражает всей глубины его эмоций, которые были вызваны этой проблемой. Данная проблема вскоре станет настолько важной в его глазах, что он после совещания в Миннеаполисе окажется на грани ухода из Церкви, руководителем которой он являлся.

Что же так взволновало Батлера и его друзей в точке зрения Ваггонера на закон в Послании к Галатам? Батлер частично отвечает на этот вопрос в 1886 г., критически оценивая статьи Ваггонера, опубликованные в «Знамениях». Он отмечает, что «Знамения» выпускаются большим тиражом и что «они доступны многим нашим искусным оппонентам». Такая трактовка закона в послании была особенно важным моментом, «поскольку упоминание апостолом закона в нем используется нашими оппонентами как веский аргумент в пользу антиномизма (30)… Таким образом, Ваггонер и Джоунс оказали „великую услугу» сторонникам антиномизма, врагам адвентизма» (31).

Батлер в 1888 г указал также на серьезность последствий, которые могут возникнуть из-за полемики о законе в Послании к Галатам. В тот момент он считал, что посредством этих расхождений во мнениях мощный поток новых доктрин и пророчеств «вольется» в адвентизм. Кроме того, как считал Батлер, это «поколеблет веру многих наших ведущих служителей в Свидетельства», поскольку, как он считал, Елене Уайт было дано видение, в котором сообщалось, что в Послании к Галатам не может идти речи о Десяти Заповедях (32).

Смит полностью разделял мысли и чувства Батлера. Для него «самой большой трагедией после смерти брата Уайта стала публикация статей д-ра Ваггонера о законе в Послании к Галатам в «Знамениях» (33). «Если наша Церковь еще раз изменит свою позицию относительно закона в Послании к Галатам, — категорично заявил он, — на меня пусть не рассчитывают, потому что я не готов отрекаться от адвентизма» (34). Он твердо верил, что если традиционная точка зрения была неверной, «тогда мы все заблуждались последние тридцать лет, а адвентизм был создан и развивался на ложном основании». Он соглашался с Батлером в том, что принятие точки зрения Ваггонеpa на закон в Послании к Галатам «подрывает основы Свидетельств и субботы» (35).

Ваггонер, с другой стороны, считал (как и Джоунс в связи с истолкованием пророчества о десяти рогах), что намного важнее дойти до истины, чем держаться за ошибочную традиционную интерпретацию. «По мере того как мы приближаемся к концу истории, — писал он, — все вражеские силы будут сосредоточены вокруг адвентистского толкования закона… каждый наш довод будет под прицелом самой жесткой критики».

И далее он продолжал: «Я знаю, вы можете сказать, что менять свои убеждения по столь жизненно важному пункту — весьма унизительно… перед лицом врага. Но если генерал стоит на неверной позиции, я считаю, что лучше поправить его… чем подвергать всех опасности поражения из-за его ошибки». Лично сам Ваггонер не видел ничего унизительного в том, что Церковь изменит свою позицию относительно того или иного вопроса. Подобная перемена «станет лишь свидетельством того», что у адвентистов «на сегодняшний день по этому вопросу больше информации, чем было вчера» (36).

Необходимо отметить, что обе стороны, участвовавшие в полемике о законе в Послании к Галатам, оправдывали свою жесткую позицию, ссылаясь на воскресные законопроекты. То же можно сказать и о более острой дискуссии относительно истолкования о десяти рогах. Таким образом, этот эмоциональный накал во многом определялся кризисной ситуацией, связанной с принятием воскресных законов. Адвентисты в 1888 г. верили, что они отстаивают высокие истины и что вскоре предстанут перед самыми взыскательными судьями и учеными в мире. Эти люди будут скрупулезно исследовать их воззрения, поскольку адвентисты отказались принять начертание зверя — подчиниться закону о воскресном дне.

7. Какую роль сыграли совещание Генеральной конференции в 1886 года и последовавшие за ней события в развитии внутрицерковного конфликта?

Батлер принял твердое решение покончить с полемикой относительно Закона и истолкования пророчеств к концу 1886 г. Летом этого же года он начал кампанию по урегулированию ситуации, разумеется, оставаясь на прежних позициях.

Прежде всего он решил написать ряд писем Е. Уайт, которая находилась в Европе, чтобы заручиться ее поддержкой в борьбе против Джоунса и Ваггонера, которые распространяли в печати богословские взгляды, идущие вразрез с давно устоявшимися адвентистскими воззрениями.

Мало сказать, что молчание Елены Уайт в ответ на его многочисленные письма (см. вопрос 14), сильно огорчало его. В результате он в конце августа 1886 г. решил изменить тактику. Он составил «краткий комментарий к Посланию к Галатам», где рассматривал вопрос о законе, поскольку «Знамения» осветили этот вопрос, «отдав его на суд широкой общественности» (37). Его «краткий комментарий» в результате превратился в целую книгу на 85 страниц, которая получила название «Закон в Послании к Галатам». Это была тщательно продуманная атака на позицию Ваггонера. В дополнение к книге Батлера вновь вышла в свет книга Дадли М. Кенрайта «Два Закона», впервые опубликованная в 1876 г. Новое издание отличалось от прежнего только в одном: раздел о законе в Послании к Галатам занимал теперь 24 страницы вместо шести.

Еще один тактический прием Батлера состоял в том, что он намеревался во время сессии Генеральной конференции 1888 года поставить на место Джоунса и Ваггонера, опровергнуть их «лжеучения» и вернуть, таким образом, Церковь на ее прежние позиции. Президент Генеральной конференции подарил каждому присутствующему на этой сессии экземпляр своей книги «Закон в Послании к Галатам». Более того, он сформировал богословский комитет, который навсегда решил проблему истолкования пророчества о десяти рогах и поставил точку в споре о законе в Послании к Галатам. В него вошли Э. Дж. Ваггонер, Кенрайт, Смит и Батлер. Однако надежды Батлера на то, что можно было бы выработать общий подход и окончательно прийти к истине по вопросам, вызывающим серьезные разногласия, не оправдались. Мнения членов этого комитета, состоящего из девяти человек, разделились на две части: четыре против пяти. «Мы обсуждали эти вопросы в течение нескольких часов, но стороны так и не пришли к согласию», — писал он. «Следующий вопрос, — отмечает он, — касался того, выносить ли это на общее обсуждение во время конференции, где, конечно, это вызовет бурную полемику» (38). Как искусный политик он понимал, что такой ход может привести к еще большим неприятностям.

Чтобы выйти из этой тупиковой ситуации, президент Батлер вынужден был пойти на компромисс: в результате делегаты одобрили резолюцию, в которой было записано, что богословские воззрения, которые не разделяет значительное большинство членов Церкви, не должны преподаваться в адвентистских учебных заведениях или публиковаться в церковных изданиях до тех пор, пока они не будут одобрены авторитетным руководством» (39). В этом постановлении, вероятно, имелись в виду редакторская работа Джоунса и Ваггонера в «Знамениях» и их преподавательская деятельность в Хилдсбургском колледже. Этот компромисс, однако, не привел к желаемым результатам, он лишь на время снял остроту противоречий.

И Батлер, и Елена Уайт, упоминая о сессии Генеральной конференции 1886 года, характеризовали ее как «ужасную конференцию» (40). Батлер вспоминал позднее, что эта конференция как никакая другая произвела на него самое угнетающее впечатление. Елена Уайт писала, что «Иисус был опечален и сильно огорчен поведением Своих святых». Она особенно была расстроена тем, что братья проявляли «грубость», «неуважение и недостаток сочувствия и сострадания друг к другу» (41). Все это предвещало атмосферу Миннеапольской конференции.

Вероятно, самым заметным негативным следствием совещания Генеральной конференции в 1886 г. была потеря Кенрайта — одного из самых успешных евангелистов и сторонника традиционного подхода к закону наряду с Батлером и Смитом. Кенрайт принимал активное участие в полемике о Законе и заветах, которая проходила во время заседаний богословского комитета. В жарких дебатах он понял, что Ваггонер обладает очень вескими аргументами. К сожалению, Кенрайт придерживался убеждения, что если традиционные взгляды Церкви на закон ошибочны, то «их [адвентистов седьмого дня] положение безнадежно». Но вместо того, чтобы принять точку зрения Ваггонера, что Десять Заповедей — это установления, которые ведут человека ко Христу, Кенрайт отверг и непреложность закона, и адвентизм. Позднее он охарактеризует дебаты, разгоревшиеся в 1886 г. относительно закона в Послании к Га-латам, как решающий момент, после которого он на протяжении нескольких недель будет пересматривать адвентистские воззрения на закон в Послании к Галатам. Он изложил свои изыскания перед руководством Церкви в Батл-Крике, сложил с себя все должностные обязанности и подал заявление об уходе из Церкви. Руководство удовлетворило его просьбу 17

февраля 1887 г. В тот же день Батлер написал Елене Уайт, что Кенрайт отказался от результатов своих исследований относительно «вопроса о законе» (42).

Батлер написал в «Ревью», что Кенрайт «думал, что мы возвышаем закон над Христом». В этих словах Батлера частично отражена проблема, обсуждение которой займет центральное место в повестке дня на совещании Генеральной конференции в 1888 г. Кенрайт разобрался в этой проблеме в конце 1886 г., но не смог перестроить свою теологию, ориентированную на закон, и воспринять евангельскую истину о спасении по благодати через веру. Он не видел другого выхода, кроме отвержения закона и присоединения к баптистам. Впоследствии он стал самым яростным оппонентом адвентистов и в 1897 г. опубликовал свою знаменитую книгу «Отречение от адвентизма седьмого дня» («Seven-day Adventism Renounced»).

Президент Генеральной конференции сказал по этому поводу следующее: «Для нас всех было большой неожиданностью узнать, что он так быстро и так радикально изменится». Он видел причину этого в неустойчивом характере Кенрайта (43). Да, действительно, отношение Кенрайта к Церкви было переменчивым, но факты свидетельствуют о том, что он понял, что адвентистское руководство не выработало твердых воззрений по вопросу заветов, и возвысило закон над Евангелием.

Если Кенрайт понял часть истины, которую стремился представить Ваггонер, то Батлер, Смит и их коллеги слепо держались за свои традиции, создававшие в Церкви богословские проблемы, которые становились все более очевидными. Уход из Церкви Кенрайта из-за проблемы истолкования Послания к Галатам должен был пробудить Смита и Батлера, но его отступничество привело к тому, что они еще больше укрепились в своем мнении и готовились к будущей полемике. Отступничество Кенрайта, разумеется, не помогло им иначе относиться к Джоунсу и Ваггонеру и их новой теологии, которая сосредоточивала внимание на «Евангелии в Послании к Галатам». Напротив, это подняло боевой дух старых гвардейцев. В конце концов, разве они не предсказывали, что это новое учение принесет такие плоды?

Кенрайт был не единственным, кому результаты сессии Генеральной конференции 1886 г. не давали покоя. Э. Дж. Ваггонер, о котором Батлер сказал, что он приехал на сессию «во всеоружии, чтобы начать спор», написал Батлеру «письмо», датированное 10 февраля 1887 г., которое позднее было опубликовано на 71-й странице книги под названием «Евангелие в Послании к Галатам». В книге Ваггонера находилась пространная критика книги Батлера «Закон в Послании к Галатам», которую президент и его сторонники раздавали участникам во время совещания Генеральной конференции.

8. Как Елена Уайт реагировала на возраставшее напряжение среди авторитетных руководителей Церкви в период между 1886 и 1888 гг.?

В начале 1887 года Елена Уайт вела обширную переписку. Одно из самых важных ее писем было написано 18 февраля. Оно адресовано Джоунсу и Ваггонеру. В нем она указывает, что искала у себя свидетельство, которое написала Ваггонеру в 1850 годы, относительно «Закона» в Послании к Галатам, но не смогла его найти. Она напоминает ему о том, что ей было показано, что «его позиция в отношении закона была неверной», но она не может точно вспомнить, в чем именно заключалась его неправота, поскольку «это не запечатлелось в ее сознании ясно и отчетливо». В одном она была, однако, уверена: адвентисты должны выступить единым доктринальным фронтом перед общественностью. «Особенно в это время (имеется в виду кризис в связи с принятием воскресных законов) необходимо устранить подобные разногласия». Елена Уайт порицала этих двух молодых редакторов за то, что они опубликовали в «Знамениях» свои изыскания.

Далее она подчеркнула, что различные воззрения на закон в Послании к Галатам «не являются жизненно важными вопросами». Отметив, что потребуются годы на то, чтобы «изгладить впечатление от случившегося на нашей последней конференции [1886 г.]», она написала, что вообще откажется участвовать в следующий раз в совещании Генеральной конференции, если руководство примет решение поставить на повестку дня обсуждение таких вопросов, как закон в Послании к Галатам или истолкование пророчества о десяти рогах.

Оставив в стороне темы, которые не носили «жизненно важного характера», Елена Уайт остановилась на таких вопросах, которые считала весьма существенными. «Есть опасность в том, — подчеркивала она, — что наши служители слишком много внимания уделяют доктринам и часто затрагивают в проповедях спорные темы, в то время как их собственные души нуждаются в практическом благочестии… Чудеса искупления при этом занимают весьма мало места. Нам нужно, чтобы эти вопросы был представлены более полно и освещались постоянно… Существует опасность, что эти рассуждения и статьи в прессе могут уподобиться жертве Каина, без Христа» (44). Эти темы станут предметом ее пристального внимания в произведениях и проповедях как в Миннеаполисе, так и на протяжении 90-х годов XIX века.

Елена Уайт, таким образом, вполне определенно упрекала Джоунса и Ваггонера за то, что в сложное кризисное время они опубликовали статьи, вызывающие разногласия в Церкви, а также за некоторые неприятные черты их характера. Оба молодых служителя восприняли эту критику с пониманием и смиренно признали свои ошибки. В результате этой переписки Ваггонер воздержался от предстоящей публикации своей работы «Евангелие в Послании к Галатам». Рукопись была опубликована позднее, незадолго до начала сессии Генеральной конференции в 1888 г.

Копия письма, в котором Елена Уайт критиковала Джоунса и Ваггонера, была направлена и Батлеру. Придя в восторг от его содержания, он ошибочно воспринял его как одобрение его позиции по отношению к закону. В состоянии эйфории он написал Елене Уайт, что уже «возлюбил» этих двух молодых людей, отметив, что глубоко переживает за них. «Мне всегда жаль тех, кто переживает горькое разочарование» (45). Несмотря на свое «сожаление», Батлер поспешил опубликовать враждебную статью в «Ревью» от 22 марта, в которой отстаивал свою позицию по отношению к закону.

Это беззастенчивое использование Баттлером письма, адресованного Джоунсу и Ваггонеру, мягко говоря, огорчило Елену Уайт. Е. Уайт 5 апреля 1887 г. написала гневное письмо Батлеру и Смиту, в котором говорила, что послала им копию письма к Джоунсу — Ваггонеру не для того, чтобы они использовали его как оружие против этих молодых людей, но чтобы и они вняли тем же предостережениям и не выносили внутрицерковных разногласий на суд общественности. Тот факт, что Батлер снова начал открытую полемику, — твердо заявила она, — дает возможность и Ваггонеру представить на общий суд свои воззрения. Она и считала, что «все это не в Духе Божьем», и призывала к справедливости. Это требование о справедливости в итоге привело к изданию книги Ваггонера, а также к тому, что спорные вопросы стали главными в повестке дня во время совещания Генеральной конференции в 1888 г.

По мере того как Елена Уайт глубже проникла в эти вопросы, она стала более решительно выступать против властных методов воздействия руководства в Батл-Крике. «Мы должны работать как христиане, — писала она. — Если мы сталкиваемся с каким-то вопросом, который не ясен нам до конца, и не можем вынести испытаний критикой, не нужно бояться или из-за гордыни отступать от этого… Нам нужна такая истина, какова она есть в Иисусе. Нам нужно исполниться всей полнотой Божьей и иметь кротость и смирение Христа». Обвиняя Смита и Батлера за то, что у них одни убеждения с отступником Кенрайтом, она заявила, что «сожжет все экземпляры» его книги о двух законах, «чтобы они не достались никому из нашего народа». В ответ на неоднократное обращение к ней Батлера сказать свое авторитетное слово относительно закона в Послании к Галатам она заявила: «Нам нужно свидетельство Библии по любому вопросу». Темы, на которые Е. Уайт обращала особое внимание в своем письме от 5 апреля, она продолжит обсуждать и в Миннеаполисе. В апреле 1887 г. она обрела свое видение природы проблемы, которая встала перед Церковью.

В своем письме к Батлеру и Смиту она снова упоминает о потерянном свидетельстве для Д. X. Ваггонера, указывая, что ее совет, возможно, не касался доктринального вопроса. «Возможно, речь просто шла о том, что ему необходимо соблюдать осторожность и не акцентировать внимание на своих идеях, поскольку была опасность раскола» (46).

Батлер и Смит не согласились с этим и настаивали на том, что она получила видение о теологических заблуждениях Д. X. Ваггонера. Таким образом, они оба утверждали, что если их позиция относительно закона в Послании к Галатам ошибочна, то это дает возможность отвергнуть как субботу, так и Свидетельства Елены Уайт. Эта точка зрения очень близка к точке зрения Кенрайта. Такие идеи продолжали развиваться по мере того, как Церковь приближалась к съезду в Миннеаполисе осенью 1888 года (47).

9. Как страх перед заговором довел напряженную ситуацию до критической точки?

В начале 1888 г. Уильям Уайт начал переписку с Батлером по поводу организации краткосрочных интенсивных курсов для служителей, которые бы предшествовали совещанию Генеральной конференции. Он предложил программу занятий на этих курсах, которая включала изучение библейских доктрин. Президент Генеральной конференции, отвечая брату Уайту, предложил включить пророчество о десяти царствах и тему закона в Послании к Галатам в программу курсов для исследования.

Однако к лету Батлер, занятый другими делами, совершенно забыл о своей рекомендации. В результате У. Уайт пытался убедить его, что нет ничего более благотворного для Церкви, чем если ее руководители, придерживающиеся разных точек зрения, «соберутся все вместе и терпеливо, в духе христианского смирения, выслушают мнение друг друга». В заключение он отметил, что никто не может помешать оппонентам адвентизма исследовать наше вероучение, а простое доверие сложившейся традиции может поставить адвентистов на один уровень с церквами, придерживающимися своих догм (48).

Елена Уайт 5 августа присоединилась к спорам относительно краткосрочных курсов для служителей. В своем циркулярном письме она призывала делегатов «исследовать Писания», поскольку «…истина ничего не потеряет от тщательного изучения». Она утверждала, что адвентистский народ «предстанет перед взыскательными оппонентами», и «их убеждения будут критиковать люди с изощренным, пытливым умом». Многие, в том числе и служители, недостаточно хорошо понимали Библию. Они слишком полагались на авторитет руководства Церкви и адвентистские традиции. «Мы не должны устанавливать свои догмы, — утверждала она, явно намекая на Смита и Батлера, — а затем истолковывать все в свете этих установлений». Именно таким образом Реформация сошла с пути библейской истины. «Библия, — провозглашала она, — должна быть для нас критерием истинности любого учения и всякой практики… Мы не можем принять ни одно мнение, не сравнив его прежде с Писанием. В Нем Божественный авторитет, который превыше всего в делах веры. Именно слово живого Бога должно разрешать все наши противоречия». Е. Уайт продолжала подчеркивать, что они должны изучать Библию в «духе Христа», избегая «колких замечаний». Нужно оставить в стороне всякое «фарисейство», а «любые предположения и предвзятые мнения должны быть тщательно проверены» Писанием.

Елена Уайт в своем письме от 5 августа 1888 г. с новой силой повторяет свой апрельский призыв 1887 г. о справедливости и предоставлении равной возможности другим высказаться. Она совершенно определенно говорила, что Джоунс и Ваггонер должны быть услышаны. Кроме того, она снова выдвигала на первый план две темы, которые считала для себя центральными в Миннеаполисе: непререкаемый авторитет Библии и необходимость проявления духа Христа, а не фарисейского духа (49).

Перед таким открытым призывом к исследованию Библии и к христианской справедливости Батлеру ничего не оставалось делать, как капитулировать. В «Ревью» от 28 августа он сообщил об открытии краткосрочных курсов для служителей и о том, что там будут изучаться спорные вопросы. Тот факт, что Батлер в конце концов согласился на создание этих курсов и обсуждение спорных вопросов, вовсе не означал, что он смирился с такой перспективой. Напротив, в начале октября, незадолго до начала совещания, он довел себя до эмоционального истощения и был на грани нервного срыва. Первого октября он написал Елене Уайт письмо объемом более 40 страниц. Президент Генеральной конференции обвинял ее в том, что она предала его, и подчеркнул, что ее сын сыграл неблаговидную роль в конфликте, который сотрясает Церковь с 1884 г. Батлер никогда не видел и малой доли справедливости в ее письме от 5 апреля 1887 г. и «никогда не ожидал этого». Что же касается Джоунса и Ваггонера, то он никогда не встречал «более бесстыдного и дерзкого стремления к спорам». Он высказывал сожаление по поводу того, что и он, и Смит «не взялись за них и не изобличили во всеуслышание», когда они впервые опубликовали свои идеи. В то время, когда Джеймс Уайт был президентом Генеральной конференции, «эти молодые люди… почувствовали бы, как тучи сгущаются над ними… и ощутили бы трепет». Д. Уайт мог бы незамедлительно «публично и в личной беседе» урегулировать дело и заставить их «сожалеть о такой дерзости». Он мог бы без колебаний отчитать «этих птенцов» на страницах «Ревью» (50).

Батлер пришел в состояние крайнего смятения, когда получил письмо от Уильяма Хили, пастора из Калифорнии. Оно-то и подлило масла в огонь. Хили написал ему о состоявшейся в июне 1888 г. встрече У. Уайта, Э. Ваггонера, А. Т. Джоунса и других авторитетных служителей западного побережья США. Они собрались, чтобы исследовать пророчество о десяти царствах, тему закона в Послании к Галатам и другие пророчества. Хотя это совещание было на самом деле посвящено исследованию Библии и исторического материала, Хили — в накале страстей — представил это как темный заговор западных служителей, стремящихся насильственным путем внести изменения в адвентистскую теологию (51).

Письмо Хили оказало сильное воздействие на эмоционально истощенного Батлера. Он испытывал жгучую обиду в течение полутора лет после письма Елены Уайт, которое она написала ему в апреле 1887 г. и в котором осуждала его позицию по отношению к Джоунсу и Ваггонеру и их воззрениям. И вот теперь для него стало все ясно. Теперь он понял, почему У. Уайт и Е. Уайт настаивали, чтобы вопросы о толковании десяти рогов и закона в Послании к Галатам были внесены в повестку дня на встрече в Миннеаполисе. Разумеется, считал он, это был крупнейший заговор и угроза традиционным верованиям Церкви. Незамедлительно он разослал телеграммы делегатам совещания в Миннеаполисе, в которых убеждал их «твердо придерживаться старых рубежей», не уступая ни пяди земли калифорнийским заговорщикам. В результате его сторонники твердо держали оборону в этой баталии, стремясь защитить и своего президента, и «старые рубежи» (52).

Таким образом, этот этап предшествовал бедствию в Миннеаполисе. «Мы ожидаем неприятностей», — заметила Елена Уайт за день до начала совещания в Миннеаполисе (53) (см. также вопросы 15 и 16).