Глава 5. Значение вести 1888 года — центральная тема вести

Эта глава является основной в данной книге. Все предыдущие главы вели к ней, а все последующие главы вытекают из нее. Здесь мы рассмотрим теологические вопросы, которые лежат в основе вести 1888 г.

27. В чем больше всего нуждалась адвентистская Церковь в 1880 годы?

Для Елены Уайт ответ на этот вопрос был совершенно ясен: «Возрождение истинного благочестия среди нас, — писала она в 1887 г., — одна из самых больших и неотложных наших нужд. Стремиться к ней — первостепенная наша задача». Но, как она отмечала, многие адвентисты были не готовы получить Божье благословение, а многим следовало обратиться к Богу. Далее она писала: «Мы должны в гораздо большей степени опасаться происходящего внутри [Церкви], чем за ее пределами». С другой стороны, «сатана больше всего боится того, что народ Божий уберет все преграды на пути и Господь сможет излить Свой Дух Святой на слабую и грешную Церковь» (120).

В конце 1880-х Елена Уайт была серьезно озабочена состоянием адвентизма. Слишком многие руководители и рядовые члены церкви, обладая теорией истины, были не в состоянии охватить истину во всей ее полноте. Эта мысль беспокоила ее на протяжении всех 1880-х, и в конце 1888 г. она захватила ее целиком.

Но эта тема не была новой для нее. Так, в 1879 году она писана: «Было бы очень полезно каждый день проводить один час в размышлении о жизни Христа от яслей до Голгофы. Мы должны идти шаг за шагом, пытаясь ярко представить себе каждый эпизод, а особенно заключительные события Его земной жизни. Размышляя таким образом над Его учением и страданиями, думая о бесконечной жертве, которую Он принес ради искупления рода человеческого, мы можем укрепляться в вере, воспламеняться в любви и полнее насыщаться тем духом, который подкреплял нашего Спасителя. Если мы хотим в конце концов быть спасенными, то все мы должны усвоить урок раскаяния и веры у подножия креста». И она продолжала: «Я жажду, чтобы наши служители больше размышляли о кресте Христовом»(121).

То же самое она подчеркивала на сессии Генеральной конференции в 1883 г. в своем выступлении перед делегатами: «Мы должны стать учениками в школе Христа. Одна только Его праведность может дать нам право на благословения завета благодати. Мы давно желаем и стремимся обрести эти благословения, но не достигаем их, потому что лелеем мысль, будто мы сможем совершить нечто, что сделает нас достойными этих благословений. Мы еще не отвратили взгляда от самих себя и не уверовали, что Иисус — живой Спаситель. Мы не должны считать, что наши собственные достоинства и заслуги спасут нас; благодать Христа — наша единственная надежда на спасение» (122).

А накануне совещания в Миннеаполисе она писала следующее: «Есть темы, которые, к сожалению, забыты, но на которых следовало бы остановиться особо. В центре нашей вести должны быть миссия и жизнь Иисуса Христа… Покажите своим слушателям Иисуса… Он умер за человека… О, если бы надменные человеческие сердца могли осознать это! О, если бы они смогли проникнуть в смысл спасения и стремиться к кротости и смирению Иисуса» (123).

По мере приближения к сессии Генеральной конференции в 1888 г. Елене Уайт становилось ясно, чего не хватает адвентистской Церкви и ее служению. Церковь нуждалась в Иисусе, Его любви и спасении. Людям нужно было оставить свою самоправедность и жестокосердие.

28. Верно ли, как утверждают некоторые, что весть 1888 г. о праведности по вере является уникальной адвентистской вестью?

В одной влиятельной книге, посвященной совещанию 1888 года и вопросам, которые там обсуждались, особо подчеркивается, что весть Джоунса и Ваггонера о праведности по вере была «уникальной духовной пищей», которой не было у предыдущих реформаторов, и что «весть о праведности по вере с 1844 г…. гораздо значительнее, чем то, о чем учили реформаторы». Авторы утверждают, что Елена Уайт «проводила явное различие между вестью о праведности по вере, представленной в 1888 г., и „предыдущей вестью», которую Господь посылал прежде 1888 г.» (124).

Но насколько, можем мы спросить, эта точка зрения согласуется с мнением как самой Елены Уайт, так и Э. Дж. Ваггонера? Ваггонер конечно же не соглашался с таким утверждением. Например, он в заключении своей книги «Евангелие в Послании к Га-латам» указывает на то, что его богословские воззрения неразрывно связаны с богословием великих реформаторов. Он распространил Свою книгу среди делегатов сессии в Миннеаполисе. Написанное в ней должно быть достаточно близко к тому, что Он говорил относительно закона и Евангелия. — Это произвело большое впечатление на Елену Уайт. «Я нисколько не рассматриваю точку зрения, которой я придерживаюсь, как совершенно новую, — заявил он. — Это не новая доктрина. Все, чему я учил, находится в полном согласии с основополагающими принципами истины, которых придерживаются как наш народ, так и все выдающиеся реформаторы». Принятие его взгляда на закон и Евангелие в Послании к Галатам, по словам Ваггонера, «приблизит к вере великих реформаторов — от времен апостола Павла до времен Лютера и Уэсли. Это шаг на пути к сути вести третьего ангела» (125).

Кто-то может возразить, что исследование Ваггонера, представленное в его книге, носит сравнительно узкий характер и не отражает сути его воззрений на праведность по вере. Но важно отметить, что в 1891 г. в заключительной части своего исследования Послания к Римлянам (библейской книги, где как раз рассматривается вопрос о праведности по вере) Ваггонер снова повторяет свой вывод. У него была возможность изложить уникальность своей точки зрения по этой теме в своих исследованиях по Посланию к Римлянам, которые он представил на сессии Генеральной конференции в 1891 г.

Чрезвычайно важно обратиться к заключительному исследованию Ваггонера, в котором раскрывается связь праведности по вере с трехангельской вестью из Опер. 14:6-12. «Возможно, — писал он в начале своей работы, — некоторые не осознают тот факт, что уроки, которые мы извлекли… из Послания к Римлянам, были не чем иным, как вестью третьего ангела». Он стремился показать, что Павел обобщил весть третьего ангела в 1 Кор. 2:2: «Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого». Затем Ваггонер задал вопрос аудитории, должна ли весть третьего ангела, возвещаемая адвентистами, «включать нечто большее», чем то, о чем проповедовал Павел. И тут же ответил: «Если да, то тогда, что бы это ни было, лучше для нас избавиться от этого как можно быстрее».

После этого прекрасного совета Ваггонер показал, что в вести третьего ангела нет ничего нового по сравнению с вестью первого ангела. Таким образом, «весть третьего ангела заключена в вести первого ангела — в вечном Евангелии… Это вечное Евангелие, как мы знаем, выражено одним предложением — Иисус Христос распятый и, конечно, воскресший. Нет ничего другого в этом мире, что мы могли бы возвещать людям». Большую часть своего исследования он посвятил тому, чтобы показать, как это вечное Евангелие соотносится с отличительными адвентистскими доктринами — такими, как закон, суббота, состояние мертвых и наказание нечестивых (126).

Таким образом, Ваггонер считал, что его весть не добавляет ничего нового к вести Павла, Лютера и Уэсли. Он не считал ее чем-то исключительным, но рассматривал ее как часть стремительного потока провозвестия вечного Евангелия — общего исторического наследия великих христианских реформаторов. Именно с этим вечным Евангелием он чувствовал себя обязанным связать отличительные доктрины адвентизма. Таким образом, он предложил новое обрамление для адвентистской теологии и раскрыл истинные взаимоотношения между вечным Евангелием и отличительными адвентистскими доктринами.

Елена Уайт была абсолютна согласна с Ваггонером и считала, что в его вести не было ничего уникального. 21 октября 1888 г. она обратилась к делегатам совещания со следующими словами: «Господь желает, чтобы все мы были учениками в школе Христа… Бог раскрыл избранным Им людям [Джоунсу и Ваггонеру] драгоценные истины, актуальные для нашего времени. Бог изъял эти истины из ложной среды и поместил их в надлежащую оправу… Собратья, у Бога есть самый драгоценный свет для Своего народа. Я не называю его новым светом; но для многих он, как ни странно, воистину новый. Иисус сказал Своим ученикам: „Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас”. В действительности, это была старая заповедь, которая дана в Ветхом Завете, но она была утеряна» (127).

Смысл здесь совершенно ясен: адвентисты седьмого дня через Джоунса и Ваггонера в 1888 г. вновь обрели старую истину. Они не только нашли ее, но «изъяли из ложной среды» и поместили, как драгоценность, в «надлежащую оправу».

В начале ноября Елена Уайт говорила с делегатами на туже тему. Она заявила: «Вы знаете, что драгоценный свет Закона Божьего воссиял с новой силой, когда праведность Христа была представлена в свете этого закона. Доктор Ваггонер открыл вам драгоценный свет, не новый, но старый свет, который ускользнул от взора многих, и вот теперь яркие лучи его воесияли вновь» (128).

Примерно через месяц после окончания конференции в Миннеаполисе она вновь обратилась к этой теме: «Пастор Э. Дж. Ваггонер воспользовался данной ему возможностью и прямо и открыто представил свою точку зрения об оправдании по вере и праведности Христа в свете закона. Это не был новый свет, но свет старый, занявший надлежащее место в вести третьего ангела»(129).

Тот факт, что весть о праведности по вере, которую Джоунс и Ваггонер проповедовали, была не новой. Елена Уайт подчеркивала это неоднократно, пытаясь успокоить Смита, Батлера и их коллег, которые опасались, что эти два молодых человека с тихоокеанского побережья развивают какие-то еретические идеи, чуждые адвентизму. Она сильно беспокоилась по поводу того, что такое большое число адвентистских руководителей находят это учение необычным. Для нее весть 1888 г. была «не новой истиной, но той самой, которой учили Павел и Сам Христос» (130).

Утверждать, что весть 1888 г. о праведности по вере была абсолютно уникальной для адвентизма, значит полностью отрицать ясные слова Э. Дж. Ваггонера и Елены Уайт. Какой бы ни была эта весть, ее проповедовали Павел, Лютер и Уэсли (см. также вопрос 37).

29. Верно ли, что все адвентисты седьмого дня до сессии Генеральной конференции в 1888 г. верили в праведность по вере?

Да, это абсолютно точно, верили все. Но, как мы увидим далее, существовали две разных точки зрения относительно того, как понимать смысл выражения «праведность по вере». Батлер, Смит и их друзья придерживались совершенно иных воззрений на праведность по вере, чем те, что представили Ваггонер и Джоунс в 1888 г.

Вероятно, лучше всего изучение данного вопроса начать с редакционной статьи Урии Смита в январском выпуске «Ревью» от 1888 г. В статье от 3 января, озаглавленной «Главный вопрос», Смит утверждал, что задача пионеров адвентизма состояла в том, чтобы возвестить последнее предупреждение о Втором пришествии, и в том, «чтобы вести души ко Христу через послушание к этой испытующей истине последнего времени». Такова была единственная цель всех их усилий; и эта поставленная цель не могла считаться достигнутой до тех пор, пока души не были обращены к Богу и не преисполнились решимости — через осознанное соблюдение всех Его заповедей — подготовиться к пришествию Господа с неба». Смит связывал «Главный вопрос» одновременно и с движением за принятие воскресных законов, и с вестью третьего ангела, и потому особо выделял слово «соблюдающих», когда цитировал Откр. 14:12: «Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божий и веру в Иисуса». Соблюдение всех заповедей было главным в его понимании. Фактически человек приходил к Иисусу через повиновение (131).

Тот же акцент Смит сохранил и в своей последней редакционной статье в январе 1888 г., озаглавленной «Условия вечной жизни». В основу своих рассуждений он положил вопрос, заданный Христу богатым юношей: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Ответ Библии, заявляет Смит, можно суммировать в одном предложении: «Покайся, верь, повинуйся и живи». Таков, — утверждает он, — был ответ Иисуса. В конце концов, разве Он не сказал богатому юноше: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди»!

Смит был абсолютно прав, когда отмечал, что никто не может войти в Царство Божье, если его «праведность… не превзойдет праведности книжников и фарисеев». Но он ошибался, когда высказывал предположение, что мы можем получить «праведность, превосходящую» праведность фарисеев, если будем более ревностно, чем евреи в древности, «соблюдать и учить других соблюдать заповеди». Он полагал, что «недостаток фарисейской праведности» заключался в том, что они не достигли надлежащих «моральных качеств», которые требовал «нравственный закон». Хотя Смит вскользь упоминает, что дела не могут быть «основанием для нашего оправдания», тем не менее в своей статье он много рассуждает относительно «главного вопроса» — о «тесте», заключающемся в исполнении Десяти Заповедей, который «предопределит нашу пригодность для царства небесного» (132) ,

Смит и его коллеги верили в оправдание по вере, но свою точку зрения основывали они на неточном переводе Рим. 3:25, который гласит, что Христова «праведность в прощении грехов, совершенных в прошлом». Так, Дж. Ф. Балленджер писал: «Вера — это все, что требуется для прощения прошлых грехов. Драгоценное обетование в том, что кровь смывает все наши грехи и изглаживает из книги записи. Только вера позволяет получить Божьи обетования. Но наш сегодняшний долг повиноваться… Повиноваться голосу Божьему и жить или ослушаться Его и умереть» (133).

Исходя из своих убеждений, что оправдание по вере действенно только для прошлых грехов, Смит и Батлер вместе со своими сторонниками учили, что после своего обращения человек должен получать «оправдание по своим делам». Комментируя текст из Послания Иакова «не делами ли оправдался Авраам, отец наш?» — Балленджер продолжал: «Бог обращается к нам через Свой закон и свидетельство Иисуса, и когда мы повинуемся Ему, то послушание вкупе с нашей верой гарантируют нам оправдание». Он считал этот принцип справедливым и в отношении освящения. «Нам необходимо достичь его — конечно, с помощью Христа», и далее он заключает, что в результате такой веры, которая ведет к послушанию, «произойдет излитие позднего дождя, первые капли которого уже, по-видимому, начали падать» (134). Повиновение было ключевым еловому адвентистов-традиционалистов. Принцип «Повинуйся и живи» был их девизом.

Э. Дж. Ваггонер, который вместе с А. Т. Джоунсом был редактором журнала «Знамения времени», выразил резкое несогласие с редакционными статьями Смита, опубликованными в январе 1888 г., а также с теологией, которая была в их основе. В феврале он ответил Смиту в статье, которая называлась «Разные виды праведности». Ваггонер считал, что человек не может улучшить качество праведности книжников и фарисеев, поскольку «они полагались на свои дела и не подчинялись Божьей праведности». Фактически он утверждал, что их праведность вообще не была «праведностью как таковой». Они просто старались «скрыть запачканную, изорванную одежду под еще более жалкими лохмотьями». Вместо того чтобы сделаться лучше, они оказывались в еще «худшей ситуации». Это происходило потому, писал он, что «все, что не по вере — грех». Нацелив острие своей критики на традиционное адвентистское понимание праведности и освящения, он подчеркивал, что «после того, как человек оправдан, его праведность не становится лучше по сравнению с той, которая была у него до этого. Оправданный христианин „верою жив будет»… „потому что конец закона — Христос, к праведности каждого верующего», а потому тот, кто обладает глубокой верой, будет вести праведную жизнь. Это справедливо, поскольку Христос — это „ГОСПОДЬ НАША ПРАВЕДНОСТЬ»». Итак, если для традиционалистов ключевым словом было «повиновение», то для Ваггонера этим словом была «вера» (135).

Различие этих двух позиций со всей очевидностью выявилось на сессии Генеральной конференции в 1891 г., когда Ваггонер в своем выступлении высказал резкую критику в адрес старой адвентистской гвардии. «Дух ли Христов действует в нас, — вопрошал он, — когда мы говорим, что одержим победу, если Христос окажет нам небольшое содействие? Когда мы говорим, что собираемся попасть на небо благодаря своим собственным делам, хотя бы частично, то мы отрицаем Христа»… Такая теология порождает «дух, который ведет человека в монастырь, к бичеванию плоти, наложению епитимьи». Это «просто следствие наших представлений о том, что мы должны что-то сделать, чтобы освободиться от греха. Этот дух учит, что мы не можем доверить все Христу и позволить Ему наделить нас праведностью». Ваггонер заключил, что «все, что не подчинено полностью Христу, побуждаемо духом антихриста» (136).

А. Т. Джоунс твердо придерживался теологических воззрений Ваггонера. Так, в мае 1889 г. на лагерном собрании в Оттаве, штат Канзас, Джоунс сказал своим слушателям, что праведность нужно искать не в Законе. Вся «наша праведность — это запачканная одежда». И продолжил: «Чем больше у человека праведности от закона, тем дальше он от Бога — одежда его превращается в лохмотья… Спасение — и оправдание и освящение — всецело зависит от веры» (137).

Подобное мнение не прошло незамеченным и не осталось без ответа. 11 июня 1889 г. Смит разразился градом упреков в адрес Джоунса в «Ревью» в статье под названием «Наша праведность». Он отметил, что ряд корреспондентов „Ревью» играют на руку тем, кто хотел бы упразднить закон, называя их праведность «запачканными одеждами». Смит продолжал развивать свою мысль о том, что «совершенное послушание [закону] приведет к совершенной праведности и что это единственный путь для каждого — достичь праведности». Он утверждал далее: «Мы не можем оставаться в бездействии, как инертная масса в руках Искупителя… „Наша праведность»… в послушании Закону Божьему… И „наша праведность» в таком случае не может быть запачканной одеждой… Есть праведность, которую можно „обрести через исполнение и научение заповедям»» (138).

Статья Смита заставила Елену Уайт вступить в эту полемику, находясь на лагерном собрании в Риме, штат Нью-Йорк. Она сказала, что вера должна предшествовать делам, и тем самым присоединилась к точке зрения Джоунса, которую он высказал в Оттаве. «Вы спрашиваете, что означает статья брата Смита в «Ревью»? Он не знает, о чем он говорит; он за деревьями не видит леса». Далее она подчеркнула, что хотя Иисус и Его праведность являются основой нашего спасения, тем не менее, это не значит, что мы отвергаем Закон Божий. Смиту же она написала, что он на опасном пути, который может привести его на край пропасти, что он «идет, как слепой» и что он поставил Джоунса в ложное положение (139).

Батлер также вступил в борьбу, опубликовав в «Ревью» статью под броским названием: «Праведность Закона, нами исполненного». «Почти повсюду можно услышать слова», — обличал он, которые, по его мнению, приятны, но опасны: «Только верьте во Христа, и все будет в порядке… Иисус все сделает». Это учение, — заявлял он, — «одно из самых опасных ересей в мире». Он подчеркивал, что суть вести третьего ангела в «необходимости исполнения Закона Божьего: „Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божьи, и веру в Иисуса»». Христианский мир стремительно теряет эту истину, а адвентисты должны твердо придерживаться ее (140).

Различие между двумя лагерями в адвентистской Церкви проявилось и в книгах Ваггонера и Батлера, которые были посвящены Посланию к Галатам. Батлер говорил о незаслуженно «превознесенной доктрине оправдания по вере» (стр. ориг. 78), а молодой пастор утверждал, что «невозможно переоценить доктрину оправдания по вере» (стр. ориг. 71). И, конечно, не случайно Батлер назвал свою книгу «Закон в Послании к Галатам», а Ваггонер «Евангелие в Послании к Галатам». Оба эти названия отражали два взгляда на адвентистскую теологию.

Итак, можно сказать, что все адвентисты седьмого дня так или иначе верили в оправдание по вере. Хотя между приверженцами двух главных концепций существовали серьезные разногласия — особенно они отразились в печатных изданиях в период между 1880-ми и началом 1890-х. Фракция Смита-Батлера верила в оправдание от грехов, совершенных в прошлом, но подчеркивала роль закона и необходимость его исполнения в христианской жизни. Джоунс и Ваггонер сосредотачивали внимание на вере во Христа, Который для христианина все во всем. Старая гвардия сосредотачивалась на ветхозаветной вести «повинуйся и живи», тогда как Джоунс и Ваггонер возвещали новозаветную концепцию о жизни по вере. Таким образом, в центре адвентистской борьбы стоял вопрос, каким образом люди спасаются.

30. Как понимала Елена Уайт весть 1888 года?

Мы уже отмечали в вопросе 17, что понимание Еленой Уайт смысла вести 1888 г. значимо, поскольку все адвентисты придают особую важность вести 1888 г., и к тому же Елена Уайт многократно высказывала свою поддержку Джоунсу и Ваггонеру. В этой связи чрезвычайно важно выяснить, как она понимала центральную мысль их выступлений. Это поможет нам увидеть, что именно она одобряла в теологии вестников 1888 г.

Возможно, как мы видели в вопросе 1, самая ясная и всесторонняя информация о том, что она одобряла в вести Джоунса и Ваггонера, содержится в «Свидетельствах для проповедников». В 1895 г. она писала О. А. Олсену, что «по Своей великой милости самую драгоценную весть Своему народу Господь послал через пасторов Ваггонера и Джоунса. Эта весть должна еще ярче представить перед миром возвышенного Спасителя, жертву за грехи всего мира. В этой вести представлено оправдание по вере в Поручителя. Она пригласила людей принять праведность Христа, которая проявляется в послушании всем Божьим заповедям. Многие люди потеряли из виду Иисуса. Они нуждаются в том, чтобы направить свой взор на Божественную Личность, Его заслуги. Его неизменную любовь к человеческой семье. В Его руки дана вся сила, посредством которой Он раздает щедрые благословения людям, наделяя беспомощных человеческих существ бесценным даром Его Собственной праведности. Эту весть Бог повелел передать миру. Это весть третьего ангела, и она должна быть провозглашена громким голосом…

Евангельскую весть о Его благодати следует представить ясно и отчетливо, чтобы мир больше не говорил, будто адвентисты седьмого дня говорят лишь о законе, но не учат вере во Христа (141).

Столь же ясно она выразила свое понимание вести 1888 года в своем дневнике от 27 февраля 1891 г. Она отмечала — несомненно, имея в виду коалицию Смита- Батлера, что некоторые боятся того, что Церковь «слишком увлеклась вопросом оправдания по вере и не достаточно рассуждает о законе». Затем она пожаловалась, что многие адвентистские служители отстаивают свои «воззрения, споря с людьми, и почти не упоминают о… спасающей силе Искупителя». Они и их вести были «лишены спасающей крови Иисуса Христа… Среди всех людей, исповедующих христианство, адвентисты седьмого дня должны больше других возвеличивать Христа перед миром»… Адвентистам следует возвещать и о законе и о Евангелии — «в их неразрывной связи [они] приведут к осознанию греха». «Закон Божий, — утверждала она (как и в случае, когда поддерживала Ваггонера в Миннеаполисе), — хотя и осуждает грех, указывает на Евангелие… Никогда они не должны разделяться». Слишком многие адвентисты не видят, что «Иисус Христос — это слава закона».

Ее интерес как к вести 1888 г., так и к состоянию адвентистской Церкви не ослабевал. «Почему, —

спрашивала она, — в Церкви столь очевидно отсутствие любви, истины, возвышенного, освященного, облагораживающего сочувствия, сострадания и терпимости? Это происходит потому, что людям не возвещают постоянно о Христе. Качества Его характера не видны в практической жизни… Теоретически истина может быть представлена правильно, но теплоты той любви, которую требует Бог истины, может не хватать… Религия многих похожа на сосульку — она замораживает душу… Они не могут тронуть сердца других, потому что их собственное сердце не переполнено той благословенной любовью, которая в изобилии изливается из сердца Христа. Есть и такие, которые говорят о волевых усилиях в религии. Они фокусируют внимание на жестких обязательствах, словно у них есть некий суровый правитель, который пасет их железным жезлом — суровый господин, всемогущий, бесчувственный, лишенный доброты, нежной любви и сострадания Христа».

Другими словами, адвентисты страдают от религии, в которой нет Христа, и им необходимо, чтобы любовь Иисуса поселилась в их сердцах.

В заключение Елена Уайт подчеркивала в своих дневниковых записях, что богословское понимание праведности по вере не является вопросом первостепенной важности. «Многие совершают ошибку, пытаясь в точности определить различия, которые существуют между оправданием и освящением. В определение этих двух терминов они часто вносят свои идеи и домыслы. Зачем пытаться превзойти Вдохновение по жизненно важному вопросу праведности по вере? Зачем пытаться выделить каждую тонкость — как будто оттого, насколько точно вы сформулируете свое определение этого понятия, зависит спасение человека? Нельзя рассматривать все в одном ракурсе». Она подчеркивала, что «единственная надежда в жизни христианина — Иисус и Его прощающая благодать». «Благословение приходит с прощением; прощение приходит через веру в то, что груз греха, который исповедан, грех, в котором раскаялись, понес на Себе великий Искупитель» (142).

Е. Уайт в этих двух процитированных отрывках говорила о вести 1886 года как об основополагающем христианском принципе, а не как о каком-то тайном или отличительном адвентистском подходе к жизни и теологии. Ту же точку зрения она высказывала и в своих проповедях в Миннеаполисе. Она написала: «Моя задача во время этих встреч состояла в том, чтобы представить Иисуса и Его любовь перед братьями, ибо я совершенно отчетливо видела, что многие из них не обладали духом Христа» (143). 11 октября в своей программной речи она сказала делегатам: «Нам необходимо избавиться от эгоизма и исполниться Христом… Если мы оставим самовозвеличивание, самоправедность и обретем живые отношения с Богом, Его праведность будет вменена нам» (144). Неделю спустя она умоляла адвентистских служителей обратиться ко Христу. А 24 октября, вынужденная защищаться от обвинения в участии в заговоре с калифорнийскими руководителями, которые якобы пытались подорвать устои традиционной адвентистской теологии, она объявила во всеуслышание: «Нам необходима истина, какая она есть в Иисусе… Я видела, что драгоценные души, которых коснулась истина, были отвращены от нее из-за способа изложения этой истины, ибо в ней не было Иисуса. И именно об этом я все время умоляю вас — нам необходим Иисус… Я преследовала одну цель: сфокусировать весь свет на главном — и позволить Спасителю явить Себя. (145).

Елена Уайт в Миннеаполисе не только заостряла внимание на вопросе оправдания по вере, но говорила и об освящении по вере. В отличие от некоторых своих толкователей, живущих в двадцатом столетии, говоря о праведности Христа, она имела в виду и оправдание, и освящение. Ее не интересовали темы, которые зачаровывают профессиональных и мнимых теологов. Ее весть заключалась в том, что люди, нашедшие Иисуса, спасаются от греха в самом полном смысле этого слова. Таким образом, в Миннеаполисе она могла говорить об Иисусе одновременно и как о нашей «заместительной жертве», и как о нашем «образце». Елена Уайт говорила, что Христос, даруя нам освящение, наделяет нас силой, «достаточной для достижения высоких стандартов христианского совершенства». В то время как Христос служит в небесном святилище, каждый может очиститься «от скверны плоти и духа, возрастая в святости в страхе Божьем». Роль Святого Духа в жизни христианина стала одной из главных ее тем в 1890 годы. Евангелие в ее понимании заключало в себе одновременно оправдывающую и освящающую благодать. Ее внимание привлекали не «тонкости терминологического различия между оправданием и освящением», но роль Иисуса Христа в спасении потерянных грешников. Она провозглашала весть о Божьей любви и человеческой немощи (146).

В острой полемике своих современников по вопросу повиновения закону и оправдания по вере Елена Уайт придерживалась золотой середины. Для нее закон был важен, но исключительно в связи с верой и благодатью. Такой, в сущности, была и позиция Джоунса и Ваггонера во время событий 1888 г. Таким образом, Елена Уайт выступила против сторонников традиционного адвентизма в конце 1880-х и в начале 1890-х. На встрече в начале 1890-х она высказала свое сожаление по поводу преднамеренного отсутствия Смита на совещании и умоляла собравшихся служителей отменить совещание, посвященное дискуссии о праведности Христа, поскольку они не смогут сохранить мир. Однако если они все же продолжат совещание, то «люди скажут им: „Вы слишком возбуждены; вы уделяете слишком много времени этому вопросу и недостаточно думаете о законе; теперь следует уделять больше внимания закону; не посвящайте все свое время достижению праведности Христа, но возвеличьте закон».

В ответ на подобные «добрые» советы она отвечала: «Позвольте закону позаботиться о себе самом. Мы были поглощены законом до тех пор, пока не иссохли, как холмы гелвуйские… Давайте полагаться на заслуги Иисуса… Пусть же Бог помажет наши глаза бальзамом, дабы мы прозрели» (147).

В вести 1888 года Е. Уайт выделила два аспекта первостепенной важности: сосредоточенность на Христе как на Спасителе и необходимость веры в Его заслуги. Она поддерживала Ваггонера и Джоунса, поскольку они возвышали эти забытые истины христианства в адвентизме, который слишком полагался на закон и на его способность наделить праведностью. Она видела, что больше всего адвентистская Церковь нуждается в Иисусе и Его спасающей праведности.

Мы вернемся к этим истинам, на которые Елена Уайт особо указывала, в следующей главе, где речь пойдет о связи праведности по вере с вестью третьего ангела (см., в частности, вопрос 37). В данной главе мы более подробно остановимся на учении Ваггонера о праведности по вере.

31. Как Ваггонер представлял себе процесс спасения?

Первое, что необходимо отметить в теологии Ваггонера, — это тезис о том, что человек ничего не может сделать, чтобы заработать спасение. «Наше спасение целиком и полностью связано с бесконечной благодатью Бога через заслуги Христа» (148). Несмотря на человеческую греховность, Бог «не ждет, когда грешники возжаждут спасения, Он первый делает попытку спасти их» (149). Это, безусловно, Благая весть, но такое Евангелие расходится с концепцией Урии Смита, который проповедовал, что послушание ведет мужчин и женщин к Богу. Напротив, согласно Ваггонеру, Бог благодати ищет и зовёт человека, заблудшего грешника. Бог берет на Себя инициативу по спасению грешника.

Вторым столпом в теологии спасения Ваггонера было его утверждение, что ни один человек не может стать добродетельным через послушание закону, поскольку «закон не может дать и грамма праведности человеку». Ваггонер утверждал, что «человек не может творить добро, если он не станет добродетельным. Поэтому дела, которые творит грешный человек, не могут сделать его праведным, но, напротив, поскольку исходят из порочного сердца, являются злыми и только увеличивают его греховность. Конечно же, — отмечал он, — фарисеи не исчезли; и сегодня многие люди надеются получить праведность через свои дела» (150). Это, конечно, невозможно.

По представлениям Ваггонера, Бог никогда не давал закон как путь к достижению Неба. И Ваггонер, и Джоунс верили, что главное назначение закона — не просто «дать знание о грехе», но и «привести людей ко Христу, дабы они получили оправдание по вере» (151).

«Поскольку даже самые серьезные усилия грешника, — утверждал Ваггонер, — которые он прилагает, чтобы обрести праведность, ни к чему не приводят, то очевидно, что единственный способ, которым он может ее получить, — это дар». Наши собственные попытки достичь праведности подобны попытке прикрыть свою телесную наготу «запачканной одеждой». Но « мы обнаруживаем, что, когда Христос облекает нас в одежды Своей праведности, Он тем самым не покрывает грех, но удаляет его». Действительно, когда мы принимаем Христову праведность, наш «грех изглаживается» (152).

В тот момент, когда человек верой принимает праведность Христа, он, как утверждает Ваггонер, становится частью Божьей семьи. «Заметьте, — пишет он, — именно оправдавшись Его благодатью, мы становимся наследниками… Вера во Христа делает нас детьми Божьими, поэтому мы знаем, что тот, кто оправдан Божественной благодатью, получает прощение и становится дитем и наследником Бога» (153).

Но, согласно Ваггонеру, оправдание и принятие в Божью семью не являются итогом спасения. Напротив, «Бог усыновляет нас не потому, что мы добрые, но чтобы Он мог сделать нас таковыми» (154).

В том самый момент, когда люди получают оправдание и принимаются в семью Божью, они становятся и новыми созданиями. Такие люди больше не находятся под осуждением, но «теперь они — новое творение во Христе и должны с этого времени вести новый образ жизни, уже больше не „под законом», но „под благодатью»». В момент оправдания Бог дает обращенному грешнику «новое сердце». Таким образом, «можно действительно сказать, что он спасен» (155).

Здесь важно отметить, что Ваггонер часто говорил об оправдании по вере и новом рождении, тесно связывая их. Это совершенно справедливо, поскольку оба эти события происходят одновременно. Другими словами,

в тот самый момент, когда человек получает оправдание, он или она заново рождаются посредством Святого Духа. Таким образом, и оправдание, и преобразование человеческой природы происходят одновременно. В результате, вмененная праведность, согласно Ваггонеру, не является юридической фикцией. Мы должны отметить, что он часто объединяет вмененную праведность по вере и рождение свыше под эгидой оправдания, когда говорит о начале христианского опыта, тогда как другие авторы, говоря о начале, терминологически разделяют эти два аспекта одного и того же опыта, определяя их как оправдание и новое рождение. По словам Ваггонера, «различие между праведным человеком и грешником проявляется не просто в исповедании веры. Это больше, чем просто произвольное решение Бога. Это существенное различие… Бог никогда не объявляет человека праведным просто потому, что тот признает истину. Происходит подлинное изменение, буквальный переход из состояния греха к праведности, что и подтверждает Бог, делая такое заявление» (156).

Для Ваггонера оправдание, новое рождение и усыновление были началом христианской жизни. Он выступал против учения о святости, которое утверждало освящение «без изменения характера человека». Он считал «святость» без преобразующего жизнь повиновения закону как «обманом» (157).

Согласно Ваггонеру, спасенный человек своей жизнью будет отражать принципы Закона Божьего.

Он писал: «Человек, любящий Бога, не сможет не показать это на деле, иначе это было бы равносильно жизни без дыхания» (158). Победа над грехом приходит благодаря силе Святого Духа, пребывающей в жизни христианина. Только тот, кто обретет победу над грехом, будет жить в вечном царстве (159).

32. Как точка зрения Ваггонера на спасение соотносилась с заветами?

Ветхий Завет гласил: «Повинуйся и живи», и именно эту теологию отстаивали Смит, Батлер и многие другие в адвентизме до 1888 г. Те, кто исполнял это предписание, могли иметь жизнь вечную (см. вопрос 29).

Ваггонер поставил этот вопрос с ног на голову. Вначале, — заявил он, — происходит оправдание и начинается жизнь во Христе, и только потом повиновение. Ключевая проблема старого завета, как указывал Ваггонер, состояла в том, что он «не давал прощения грехов». Но сердцевиной нового завета является праведность по вере в Иисуса. Это был завет благодати, при котором Закон Божий находится в сердце новообращенного христианина. «Жить согласно закону» будет естественным для тех, кто был заново рожден в семье Божьей и в чьих сердцах пребывает закон (160).

Воззрения Елены Уайт и Ваггонера на заветы, по сути, совпадали. В конце 1880-х она написала о своем понимании двух заветов и тем самым сделала прекрасное резюме их общих воззрений на эту тему. Она писала: «Условия Ветхого Завета, „исполняя которые человек был бы жив через них», таковы: повинуйся и живи… Новый Завет был заключен на „лучших обетованиях», на обетованиях прощения грехов и на благодати Божьей, чтобы обновить сердце и привести его в гармонию с принципами Закона Божьего. „Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его… Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более» (Иер. 31:33, 34 — курсив автора).

Тот же закон, который был начертан на каменных скрижалях, запечатлен Святым Духом на скрижалях сердца. Вместо того чтобы достигать собственной праведности, мы принимаем праведность Христа. Его кровь омывает наши грехи. Его послушание принимается вместо нашего. Тогда сердце, обновленное Святым Духом, принесет „плоды Духа». Через благодать Христа мы будем жить в послушании Закону Божьему, написанному в наших сердцах. Имея Дух Христов, мы будем поступать, как Он поступал» (161).

Подобное представление о завете многие адвентисты — сторонники традиционализма с их сосредоточением на повиновении, считали опасным. Сосредоточенность Ваггонера на вере во Христа подрывала их ориентированную на закон теологию, хотя, как мы видели, Ваггонер, Джоунс и Елена Уайт отводили надлежащее место закону и послушанию в своей теологии. По их мнению, повиновение было результатом спасающих взаимоотношений со Христом, а не вело к таким взаимоотношениям.

33. Дается ли спасение на определенных условиях?

Некоторые из писателей, специально занимающихся вопросами, связанными с вестью 1888 г., утверждают, что спасение носит безусловный характер. Так, Жак Секвейра пишет следующее: «Я уверен, что, согласно библейскому учению, Бог на самом деле и безусловно спас все человечество на кресте, оправдав и примирив нас с Собою… Я верю, что человек погибнет только по одной причине: если он сознательно и постоянно отвергает Божий дар спасения во Христе» (162). Роберт Виланд и Дональд Шорт выдвигают, по сути, тот же самый аргумент в своей книге «Новый взгляд на 1888 год». Они пишут: «Жертва Христа не просто условна, она спасла все человечество. Человек может погибнуть только по той причине, что он выбрал путь сопротивления спасительной благодати Божьей» (163).

Их позиция достаточно интересна, однако она противоречит не только Библии, но также представлениям Ваггонера и Елены Уайт. И хотя Библия, а вслед за ней Ваггонер и Елена Уайт, согласны, что 1) Христос умер на кресте за каждого человека, 2) что животворящая благодать Божья хранит род человеческий со времен грехопадения, а посему Адам и Ева не умерли в тот же самый день, когда они согрешили и 3) что Бог, Который ищет потерянных грешников и послал Своего Сына умереть за грешный род человеческий (см. Быт. 3:8-13; Лк. 15:4, 8, 20, 28; 19:10; Ин. 3:16), Сам предпринимает все необходимое для спасения, тем не менее они не говорят о безусловном характере спасения или о том, что единственный путь потерять это спасение — «сознательное и постоянное отвержение Божьего дара спасения во Христе».

Напротив, в Библии ясно сказано, что спасение приходит в ответ на веру в Божью непорочную жертву и прощение во Христе (см. Ин. 1:12; 3:16; Еф. 2:8; 1 Ин. 1:9). Именно поэтому Писание называет Божий замысел спасения «праведностью по вере», а не «праведностью по рождению, если вы сознательно не отвергаете Божий замысел спасения». Мы принимаем Божий дар верой. Вера — это необходимое условие. В Библии говорится о принятии Божьего дара, а не о его отвержении.

Елена Уайт также подчеркивает необходимость веры в процессе спасения. Она пишет: «Единственный для него путь обретения праведности лежит через веру. Верою он может представить Богу заслуги Христа, и Господь вменяет грешнику послушание Своего Сына. Праведность Христа принимается Богом вместо греховности человека, и Бог прощает и оправдывает раскаявшегося грешника, относясь к нему как к праведному и любя его, как Он любит Своего Сына. Вот таким образом вера вменяется в праведность; и прощенная душа переходит от благодати к благодати, от света к еще большему свету» (164).

Она написала достаточно ясно. Есть условие спасения — вера во Христа, Который умер на кресте за каждого человека.

Необходимо снова подчеркнуть, что Ваггонер придерживался такого же подхода к спасению, как Елена Уайт и Библия. Он не сомневался в том, что «именно через оправдание Его благодатью мы стали наследниками». И далее он отмечал, что «это оправдание по Его благодати — через веру во Христа». Именно «вера во Христа Иисуса… делает нас детьми Божьими» (165).

Только на условии веры люди обретают возможность войти в Божью семью и получить оправдание. Учение о том, что Бог, «безусловно, спас все человечество на кресте» и что единственный путь к гибели- «сознательное и постоянное отвержение Божьего дара спасения во Христе», чуждо Библии, воззрениям Елены Уайт и Ваггонера. Они фокусировали внимание на получении этого дара. Иоанн прекрасно сказал об этом: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).

34. Какая связь существует между правильной теологией и христианской любовью?

Вне всякого сомнения, Елена Уайт проявляла глубокий интерес к правильному пониманию Библии и христианского учения. Но все же еще больше она ратовала за то, чтобы изучение Библии и обсуждение доктринальных вопросов происходили в атмосфере христианской любви. В 1887 г., когда она видела, как сгущаются тучи на горизонте в преддверии совещания в Миннеаполисе, она написала следующие строки: «Есть опасность в том, что наши служители слишком много времени посвящают доктринам… в то время, как их собственные души нуждаются в практическом благочестии» (166).

И снова в начале 1890 г. Д. Т. Джоунс (секретарь Генеральной конференции) написал У. Уайту: «Ваша матушка и доктор Ваггонер утверждают, что проблема коренится не в доктринальных вопросах, но именно в том духе, который проявили наши братья, оспаривая эти вопросы… Я искренне считаю, что этот дух не был Духом Христа. Я также был причастен к этому I духу и полагаю, что это справедливо и для других. Я много размышлял над тем, почему именно эти, казалось бы, не столь важные вопросы вызвали такую смуту, такое разделение и такие чувства, которые будоражат нас последние полтора года… В намерения вашей матушки и доктора Ваггонера не входило выносить эти вопросы на рассмотрение, отстаивать их, они стремились рассмотреть доктрину оправдания по вере и о Духе Христовом и попытаться обратить людей в веру Божью» (167).

По мнению Елены Уайт, были вопросы намного важнее, чем доктрины. Доктрины и правильное понимание Библии были жизненно важными вопросами, но ими не исчерпывалось все. Так, по поводу полемики относительно закона в Послании к Галатам, она заметила, что если доктрины некоторых возбуждают в них такой нехристианский дух, то «я молюсь о том, чтобы быть как можно дальше [от их] понимания и истолкования Писания» (168).

Нам необходимо убедиться в том, что, стремясь защитить адвентистское понимание Библии, мы не потеряли наше христианство. Если вдруг придется выбирать между любовью и правильной концепцией, предпочтение следует отдать любви. Безусловно, по возможности необходимо сохранить и то, и другое. Божественный идеал для нас состоит в том, чтобы всегда вступать в обсуждение доктринальных и библейских вопросов в духе христианской любви. Когда мы теряем этот дух, то знаем, что отступили в сторону от Христа, даже если правы в своих рассуждениях.