Часть III. Защита наследия

Глава 12. «Эмоционально взрослые» дети

Несвоевременность — одна из главных причин конфликтов. Не в добрый час я позвонил жене и прочитал ей нотацию о том, как много я работаю и поэтому заслуживаю особого отношения к себе.

Мой разговор с ней из аэропорта Далласа был приправлен типичными репликами мужа-кормильца:

— Кто приносит домой зарплату, которую не может потом сам потратить? Кому приходится рано вставать и приниматься за работу независимо от того, нравится это ему или нет?

В общем, обычный бред в устах обычного дурака!

Я как раз возвращался с одной из конференций, где мне пришлось выступать. Жене я хотел позвонить, чтобы узнать, как дела дома, и сообщить о своих планах, однако я «нарвался» на нее в момент, когда она была «не в духе». Когда я сказал, что из аэропорта заеду на работу, чтобы доделать кое-какие дела, она имела нахальство напомнить, что меня четыре дня не было дома и по мне соскучились дети, что работа может подождать до утра, что отдохнуть я смогу в самолете и что мне нужно уделять немного больше внимания своим основным обязанностям.

В этот момент я и произнес свою дурацкую тираду о том, что приношу домой зарплату и спозаранку отправляюсь на работу. Я не ожидал, что жена наложит вето на мой распорядок дня. Не планировал я и того, что она разгадает мое притворство. На самом деле я хотел поехать на работу только потому, что там было тихо и я на целых три часа мог погрузить свою усталость и раздражительность в святилище труда. К моему возвращению уже был бы готов ужин. Мы бы поели. Я чисто символически провел бы немного времени с детьми. Рано уложил бы их спать. Затем завалился бы и сам.

Однако у Дарси были насчет меня другие планы; играть с детьми, разговаривать с ними, читать им книжки и восторгаться их поделками, изготовленными, пока меня не было дома. Иными словами, если бы я рано появился дома, мне пришлось бы выполнять работу отца.

Определяя свои планы, я исходил из собственной усталости. Жена же исходила из того, что важнее для семьи. Поэтому онане отступила ни на шаг и не обратила никакого внимания на мои не вовремя сказанные слова. Она прекрасно знала, что, даже не зарабатывая для семьи деньги, она вносит значительный вклад в наше финансовое благополучие, заботясь о семье. Она знала, что может написать целую книгу о том, как она «рано встает и принимается за работу независимо от того, нравится ей или нет». Знала она и то, что хорошие родители должны мириться с неудобствами.

Напоследок я сказал Дарси, что увижу ее за ужином и что ей следует быть более внимательной к моим потребностям, после чего бросил трубку.

В самолет я сел в прескверном настроении. Видя мой отрешенный взгляд, окружающие, наверное, думали, что я ужасно не хочу возвращаться в Финикс, но кто-то насильно заставляет меня сделать это.

Где-то над горами штата Нью-Мексико командир корабля сообщил, что самолет неисправен.

Его голос был профессионально спокоен. Наверное, летчиков специально обучают этому. Он заверил пассажиров, что ситуация находится под контролем, однако мигание лампочки в его кабине указывает на какую-то неисправность в шасси. Он пообещал, что будет держать нас в курсе.

Оживленные разговоры, наполнявшие салон самолета, смолкли.

Минуту спустя командир сообщил свежую информацию. По его словам, он точно не знал, неисправно шасси или произошло замыкание в индикаторе. Поэтому, чтобы проверить исправность шасси, нам придется спуститься на более низкую высоту, перейти в режим посадки и попытаться выпустить шасси. После этого он вновь успокоил нас, что, может быть, никакой неисправности нет вообще и все будет в порядке.

Сиденья, которые были откинуты, стали приводиться в нормальное положение.

Через некоторое время мы вновь услышали командира, сообщившего голосом радиодиктора, что он обсудил создавшееся положение с диспетчером аэропорта Финикса, где на взлетно-посадочной полосе нас будут ждать аварийно-спасательные службы.

Некоторые пассажиры стали читать молитвы.

Весь салон молчал. Слышно было только, как шепчутся стюардессы, накладывая лед в стаканчики с напитками, которые они как ни в чем не бывало продолжали разносить.

При включении микрофона в громкоговорителях раздается тихий, но отчетливый щелчок. Командир корабля несколько раз включал микрофон, словно собирался что-то сказать, а затем выключал его. Это усилило нервозность пассажиров.

До этого момента я не очень волновался. Когда же напряжение в салоне возросло, я тоже стал чувствовать себя все более неспокойно.

Через несколько минут командир снова включил микрофон и сообщил, что он лично проверил предохранитель в индикаторе и не обнаружил неисправности. Это означало, что неисправность была в шасси.

Семейные пары стали прощаться друг с другом. Как я заметил, прощались друг с другом и совершенно незнакомые люди. Чем больше пилот говорил о «мелкой неисправности», тем мрачнее все выглядело. Я уже стал жалеть о том, что разговаривал с женой в таком тоне.

Не желая держать пассажиров в неведении, командир стал объяснять, что обычно делается в подобных ситуациях. По его словам, нам придется пролететь над диспетчерской вышкой аэропорта, чтобы специалисты взглянули на наше шоссе. Если оно опущено и как следует заблокировано, мы попробуем совершить посадку как обычно. Однако, поскольку он не уверен в исправности тормозов, придется включить обратную тягу двигателей, и посадка будет шумной и неудобной. Если же шасси не удастся выпустить, то работники аэропорта в Финиксе покроют взлетно-посадочную полосу смазочными материалами, и придется садиться на фюзеляж.

Почему-то ему казалось, что, если он расскажет, каковы наши шансы в каждом из этих случаев, нам станет легче. Неисправность, по его словам, была, скорее всего, не. в самом шасси, а в тормозах, и нам, наверное, не придется садиться на фюзеляж. Если же мы будем приземляться с нормально выпущенными колесами, то, по его мнению, будет лишь тридцатипроцентная вероятность катастрофы.

Великолепно! Мы сидели в самолете, доверив свои жизни пилоту, который подсчитывал наши шансы, как бухгалтер!

Тишина в салоне стала гнетущей. Все пассажиры думали об одном и том же. Все мы были уверены, что приземлимся в Финиксе. Вопрос был только в том, насколько удачной будет эта ■ посадка.

Когда в очередной раз включился микрофон в кабине экипажа, мы приготовились услышать самое худшее. Командир собирался сделать еще одно сообщение, и я уже представлял, что оно : будет, например, о том, что парашютов на всех не хватит. Однако безразличным голосом командир произнес:

— Погода в Финиксе малооблачная и солнечная, дует слабый ветер.

Я уже представлял, как мое тело лежит среди обломков самолета, а этот придурок сообщает мне сводку погоды! Мы пролетели прямо над диспетчерской вышкой, снова зашли на посадку, подлетели к взлетной полосе и благополучно приземлились. Тревога была ложной, но, пока мы не оказались на земле, никто не был в этом уверен.

Когда самолет затрясся на взлетно-посадочной полосе аэропорта «Скай Харбор», я почувствовал огромное нервное переутомление. После конференции в Далласе, спора с женой и сорокапятиминутной пытки, которой подверг меня микрофон командира корабля, мои нервы были выжаты, как губка, которую выкручивали без перерыва три дня подряд. Впрочем, суета пассажиров, снимавших с полок ручную кладь, отвлекла меня.

Пора было возвращаться на землю.

Момент, который запомнился мне на всю жизнь

В самолете я решил, что если доберусь живым до Финикса, то не поеду на работу. Неизвестность, омрачившая полет, заставила меня по-новому взглянуть на то, что в жизни важнее. Мудрость жены и неисправность в самолете напомнили мне, что время — это дар Бога, использовать который надо рачительно.

Когда я сходил по трапу, мои планы на день уже изменились. Если поторопиться, я еще мог успеть забрать из школы дочь. Из первого попавшегося телефонного автомата в аэропорту я позвонил домой, чтобы согласовать наши с Дарси планы.

Сорок минут спустя я припарковал машину среди «семейных такси», стоящих вокруг школы, где училась Карис. Сквозь стекла машин было видно, как усталые мамаши сидят, положив голову на руль, и наслаждаются коротким мигом отдыха.

За пять минут до последнего звонка от школы исходит какое-то тихое очарование. Однако это впечатление обманчиво. Внутри кипит нетерпение, и сотни школьников отсчитывают последние секунды до «свободы».

В три часа произошло извержение этого школьного вулкана. Одновременно из всех дверей хлынули в разных направлениях потоки детей. Я вышел из машины и занял позицию в толпе мамаш в спортивных костюмах. Так как я не знал, что надела и как причесалась в тот день моя дочь, мне пришлось заглядывать в лицо каждой проходившей мимо белокурой девочке.

Карис вышла из здания одной из последних. Вокруг запястья она обмотала ручку пустой сумки, в руках держала стопку книжек и пакет, в котором принесла обед, а под мышкой у нее торчали какие-то бумаги. На ходу она болтала с двумя подружками. Заметив меня, она моментально забыла про них и бросилась мне навстречу.

Наша встреча напоминала беззастенчивую сцену из фильма, когда герои бросают все, что у них в руках, и кидаются друг другу в объятия. Карис вела себя так, будто я только что вернулся с войны.

Этот момент я запомнил на всю жизнь.

Я запомнил его потому, что Карис была еще ребенком и вся ее жизнь вращалась вокруг семьи. Я знал, что так будет не всегда. Скоро она станет подростком, и моменты, подобные этому, будут все реже и реже. Поэтому было крайне важно использовать каждую возможность, чтобы поговорить с ней о том, что ценно в жизни.

По дороге мы проехали мимо шедшего домой одноклассника Карис. Дочь рассказала, что отец мальчика бросил мать и уехал из страны. Этот ребенок пополнил ряды так называемых «взрослых» детей. Как и треть всех школьников его возраста, он после школы шел в пустой дом, где ждал возвращения с работы уставшей матери. Обстоятельства сложились так, что большую часть детства он был предоставлен самому себе.

После этого я еще больше оценил нашу встречу с дочерью. Я понял, что эмоционально ребенок может стать «взрослым», даже если его родители не пережили боль развода. Если не сделать воспитание ребенка главной целью нашей жизни, он может остаться для нас чужим.

Насущные интересы детей могут стать второстепенным делом даже для родителей, имеющих самые лучшие побуждения. Борьба с собственными эмоциональными и физическими недостатками мешает нам правильно определить, что в жизни самое важное.

Родители: они есть, но их будто нет

До сих пор мы говорили о том, что такое наследие любви и как его создать. Теперь я хотел бы переменить тему и поговорить о том, как защитить такое наследие и что произойдет, если этого не сделать. Ставки велики, и игра идет лишь один раунд. Все, что мы делаем как родители, имеет огромное значение.

Многие утром расстаются с детьми и отправляются на работу. Свои лучшие идеи и большую часть творческой энергии они оставляют именно там. Когда они возвращаются домой, они ведут мучительную борьбу с усталостью.

Кому не хочется вернуться в спокойный дом, полежать часок в ванной, немного вздремнуть, приготовить и съесть роскошный ужин? Однако действительность диктует свои условия. Как только мы открываем дверь, за ней нас поджидают дети — со своими проблемами, вопросами, заботами и секретами, и они ждут, что мы будем в форме. Им не понять, что мы уже были в форме, когда разговаривали с начальником, и из нас уже ничего нельзя выжать.

Так дети даже в хороших семьях могут превратиться в «эмоционально взрослых» детей. Родители столь заняты собственными проблемами и неприятностями, что не успевают уделять время эмоциональным потребностям детей.

Маленькие дети любят, когда их держат на руках; когда они подрастают, им нравится, чтобы с ними играли; когда же они становятся большими, они хотят, чтобы родители общались с ними, а не читали им нотации. Все это воздействует на чувства детей и помогает стабилизировать их хрупкую эмоциональную систему.

Ставя собственные потребности выше потребностей детей, мы вынуждаем их самостоятельно справляться с трудностями. К сожалению, у них с рождения нет навыков, необходимых для того, чтобы принимать обдуманные решения и делать правильные выводы. Эти навыки закладываются с ранних лет внимательными родителями. Отвлекаясь от выполнения своего долга, мы ставим детей в опасное положение и… делаем их легкой добычей сил тьмы. За эмоциональной помощью они обращаются к сверстникам или к обществу, а это все равно что оказаться в комнате с кривыми зеркалами.

Характеристика «эмоционально взрослых» детей

Дети, оставленные наедине со своими эмоциями, становятся ущербными. Хотя есть и исключения, но, как правило, наблюдательные родители подмечают в детях симптомы «взрослости». Дети впадают в одну из двух крайностей — нездоровую зависимость или нездоровую независимость.

Конечно, в процессе формирования и развития характера есть нормальные переходные периоды, когда ребенок проходит через стадии чрезмерной зависимости или чрезмерной независимости. Проблемы же возникают, когда такой переходный период затягивается настолько, что становится стилем жизни, превращаясь из этапа в развитии личности в форму самозащиты.

Нездоровая зависимость

Некоторые дети проявляют склонность к «эмоциональной взрослости» в форме чрезмерного страха и беспокойства. Они слишком много плачут, слишком мечтательны и цепляются за родителей, когда их хотят оставить одних. Это можно наблюдать, когда родители оставляют ребенка в яслях — в помещении, заполненном кричащими детьми, или дома, с сиделкой. Ребенок подрастает, и, если в нормальной обстановке он не способен проявить достаточно независимости, чтобы принимать самостоятельные решения, это свидетельствует об отклонениях.

Нездоровая независимость

Другие дети впадают в противоположную крайность. Они защищают свои эмоции независимостью.

Иногда нездоровая независимость проявляется в форме зрелости не по годам. «Взрослая самоуверенность» может быть не чем иным, как прикрытием ущемленного самолюбия. Один из способов отличить здоровую независимость от нездоровой состоит в том, чтобы проследить, как ребенок реагирует на то, что его чему-то учат. Если независимость — это на самом деле безразличие, то она проявляется в том, что ребенок противится обучению и руководству со стороны.

Многие родители обнаруживают в ребенке нездоровую независимость, когда сталкиваются с постоянным непослушанием. Отношения родителей с детьми в таких семьях напоминают непрекращающуюся «холодную войну».

Это скрытая «холодная война» становится явной, когда происходит открытый бунт. Ведутся рукопашные бои, в которых дети не знают милосердия и не берут пленных.

Шаг назад

От привычки до рутины один шаг. Выполняя родительские обязанности чисто автоматически, мы легко можем приобрести привычку считать, что потребности детей существуют сами по себе. Поскольку многим из нас приходится тратить много сил на работе, мы, естественно, пытаемся сэкономить силы на воспитании детей.

Проиллюстрирую это на примере того дня, когда я привез дочь из школы. Внешне все было как обычно: она приехала домой, сыграла упражнения на пианино, посмотрела телевизор, поужинала, выполнила домашнее задание (ей было в тот день задано прочитать небольшую книжку) и затем легла спать.

Если же отступить на один шаг в сторону от этого сценария, то можно увидеть все происходившее в ином свете. Если быть внимательным, можно заметить один принцип.

Моя дочь вышла из здания школы, где все было подчинено жесткому расписанию; села в машину, в перчаточном ящике которой лежали технические документы владельца; приехала в дом, построенный в соответствии с нормативными требованиями; сыграла на пианино упражнения, рассчитанные на ее возраст и способности; посмотрела телевизионную передачу, созданную по заранее продуманному сценарию; съела ужин, приготовленный по тщательно рассчитанным рецептам; прочитала книгу с придуманным заранее сюжетом.

Общее звено, связывающее все перечисленное, — это план.

Все, что вошло в распорядок дня дочери, было результатом ряда заранее продуманных решений.

Чтобы оставить после себя наследие любви, требуется такая же обдуманность. Полноценное детство не является результатом случайных совпадений. Его можно сравнить с гобеленом, сотканным умелыми руками любящих родителей, у которых постоянно перед глазами были общая картина и конечный результат, которого они хотели добиться.

Обычно, когда мы не справляемся с родительскими обязанностями, это происходит потому, что мы не понимаем всего, что составляет общую картину. Воспитание детей имеет три измерения: физическое, умственное и абстрактное, которое богословы называют духовным. Последнее измерение делится на эмоции, интеллект и волю. Ни один из этих элементов не существует отдельно от других. Все они взаимозависимы.

Если мы хотим до конца выполнить свои обязательства перед детьми, мы должны иметь стратегический план воспитания, учитывающий все перечисленные выше потребности. К сожалению, из-за занятости многие родители не успевают равномерно учитывать их. Как правило, основное внимание мы уделяем тому, что можно легко измерить — и легко переложить на других. Поэтому больше всего внимания мы уделяем физическому и умственному развитию ребенка.

Поясню это, еще раз бегло взглянув на распорядок дня моей дочери.

Школа: в основном умственное измерение.

Игра на пианино: на нынешнем этапе — умственное

измерение. Телевизионная передача: умственное измерение (передача о

природе).

Ужин: физическое измерение.

Домашние задания: умственное измерение.

Сон: физическое измерение.

Интересно то, что весь день были задействованы и эмоции ребенка, и мы с женой должны были решить, вмешиваться ли нам в эмоциональное восприятие ребенка.

Мы могли отвезти дочь в школу и забрать ее оттуда, не контролируя лично, как она учится, и не поощряя ее.

Она могла сыграть упражнения на пианино, нисколько не заботясь об эстетике и не стремясь вкусить плоды дисциплины, если бы мы время от времени не заходили в комнату, не слушали, как она играет, и не хвалили ее.

Мы могли дать ей «подружиться» с телевизором, нисколько не заботясь о том, что рассказывает ей «лучший друг», или обсуждать передачи, которые она смотрит.

Мы могли во время ужина смотреть передачу «Колесо фортуны» с ведущей Ванной Уайт или вместе с дочерью подводить итоги дня, рассказывать друг другу какие-то истории и чему-то учить ее.

Выполнение домашних заданий могло стать для Карис терпимым злом или возможностью закрепить знания и навыки, которые пригодятся в жизни.

Она могла одна уйти к себе в комнату или кто-то из родителей мог еще раз вместе с нею подвести итоги дня и определить планы на следующий день. Несколько кратких молитв и родительский поцелуй в лоб показали бы Карис, что родители делают все для ее спокойствия.

Если в нашем распорядке дня не учитывать внутренние потребности детей, это скажется на их уверенности в себе, и они могут стать «эмоционально взрослыми». Уделяя основное внимание только их физическому и умственному развитию, можно не заметить появления мелких трещин в характере.

К сожалению, современные родители считают, что, готовя детей к будущему, основное внимание следует уделять тому, чтобы они выросли высококвалифицированными, здоровыми и хорошо образованными конкурентами. Христиане подчеркивают также важность духовного воспитания. Поэтому мы отдаем детей учиться в частные школы, кормим их биологически чистыми продуктами, возим на уроки танцев, обучаем работе на компьютере, болеем за них на бейсбольных матчах, следим за тем, чтобы они посещали воскресную школу и вовремя ложились спать. Добиваясь во всем этом хороших результатов, мы считаем, что преуспеваем в воспитании детей.

Однако на самом деле будущее детей зависит от того, насколько эффективно им удастся с помощью эмоций и воли сбалансировать свое физическое, умственное и духовное развитие. Именно на наши эмоции воздействует Святой Дух, позволяя сделать принципы духовной жизни частью нашей жизни. Эмоции и воля необходимы для того, чтобы наиболее эффективно использовать информацию, получаемую в результате умственной деятельности. Они же позволяют подчинить наш физический потенциал и силу разумному режиму и распорядку. Однако эти инструменты неэффективны, если их использовать неквалифицированно. Наивность и поглощенность родителей своими делами стоят некоторым детям будущего.

Я вспомнил об этом тогда, когда оказался в смертельной опасности. Больше я не хочу, чтобы Бог напоминал мне об этом таким образом.