3. Поиски потерянного отца

Анджела — гибкая восьмилетняя девочка с прекрасными каштановыми волосами. Она только что начала заниматься балетом и заметно гордилась своим новым белым костюмом.

Она слышала, как ее папа вместе с гостями смеется на крыльце их дома, и решила, что самое время показать им новое упражнение, которое она только что разучила.

С радостной улыбкой вышла она на крыльцо и встала как раз посреди нашей компании.

Отец уставился на нее.

— Чего тебе тут надо? — зарычал он.

— Не знаю, — прошептала девочка, сделав шаг назад.

— Я говорил тебе, чтоб ты никогда не вмешивалась в разговоры взрослых?

— Э… Да…

— Мы уже посмотрели твой костюм, можешь идти, — сказал он твердо.

Грустно, с явными признаками смущения, девочка повернулась и ушла в дом. До самого конца вечера мы ее больше не видели.

Когда я увидел, как прореагировал отец Анджелы на ее попытку привлечь к себе внимание, во мне все-таки опустилось. Этот ребенок должен получить подтверждение собственной ценности прежде, чем окружающий мир начнет унижать его, навязывая роль аутсайдера. Однако ее отец, вместо того чтобы выказать одобрение, пристыдил ее перед своими друзьями. Он отругал ее за то, что она нуждается во внимании окружающих.

Мне встречалось множество таких Анджел — в моей практике, в церкви, среди друзей. Пусть многие из них уже выросли, внутри у них продолжает сидеть маленький ребенок, который ждет, чтобы папа сказал: «Какой милый костюмчик! Не покажешь ли ты мне несколько танцевальных па?» Как много взрослых людей продолжают мечтать о том, чтобы тот, кого они отождествляют с отцом, сказал: «Эй, народ, вы видели мою замечательную дочку? Как я люблю ее! Она лучше всех!»

В тот вечер Анджела ушла в свою комнату с тяжелым сердцем, с грустью в душе. Ее потребность в одобрении не только не уменьшилась, она еще более возросла. Стыд, который она испытала на крыльце, только увеличил в ней желание услышать от кого-то слово похвалы.

Пройдет время, все изменится. Тело этого ребенка превратится в тело женщины, ее рассудок станет рассудком женщины. Ощущение хрупкости человеческих взаимоотношений усилится. Она станет помещать себя в такие ситуации, где она могла бы получить одобрение окружающих. Вполне возможно, что вся ее жизнь пройдет в поисках того доброго слова, которого она так и не дождалась в тот день, на крыльце.

Джон одержим тем же желанием. На групповых занятиях он обычно стремится отвечать на все вопросы, даже если ему неизвестен ответ. Он старается привлечь к себе внимание группы, ибо нуждается в том, чтобы им восхищались. Почему? Познакомившись с ним получше и услышав, как он рассказывает о своем отце, я понял, что отец критиковал Джона по меньшей мере в три раза чаще, чем хвалил. С самого раннего детства искал Джон одобрения, пытаясь успокоить себя и доказать, что язвительные замечания отца в его адрес необоснованны. Поведение Джона в группе означает: «Пожалуйста, обратите на меня внимание, скажите мне, что я не такой, как все». А ведь Джон далеко не ребенок; ему сорок четыре года.

Могут сказать, что я придаю слишком большое значение отношениям отца с ребенком. В конце концов, отец — это всего лишь один из множества людей, формирующих личность ребенка. Это верно. Но так же верно и то что для множества людей именно отец стал фигурой, практически, полностью сформировавшей- их личность. И ошибкой было бы полагать, что годы и жизненный успех помогают нам изжить потребность в эмоциональной поддержке отца.

Вспомнить, для примера, хотя бы одного владельца ресторана по имени Томми. Он рассказал мне, что произошло в тот день, когда он купил новенькую машину. Он, его девушка и его родители отправились все вместе пообедать. После обеда он пошел на стоянку, чтобы взять машину. Он шел к машине все быстрее и быстрее, перейдя, в конце концов, на легкий бег.

«Зачем я так бегу? ~ спросил он себя, испытывая стыд за свое поведение. — Мне тридцать восемь лет, почему я так себя веду?»

Мы обсудили с ним этот эпизод и нашли ответ. Родители Томми оставили свою машину на другом конце улицы, и он не был уверен, что они будут ждать, пока он подъедет на машине за своей девушкой. Он бежал, потому что хотел продемонстрировать отцу свою шикарную новую машину. «Уж теперь-то, — думал он, — когда отец увидит, на какой машине я разъезжаю, он будет мной доволен и зауважает меня».

Однако вышло все по-другому. Реакция отца была отрицательной. «Вот уж не ждал увидеть тебя за рулем такого чудища. Держу пари, она стоила кошмарных денег. Что ж, надеюсь, ты ею доволен».

Томми, конечно же, был расстроен реакцией своего отца. И все-таки, несмотря на то, что отец всегда был гораздо более щедр на хулу, чем на хвалу, Томми даже в возрасте тридцати восьми лет продолжал надеяться получить от своего отца то, чего тот не додал ему в детстве, — и, как всегда, тщетно.

Почему для людей, подобных Томми, отец значит столь много? Почему им недостаточно похвал, получаемых от матери? Разгадка может открыться после того, как мы увидим, какова роль отца в деле формировании самоосознания ребенка.

Отец и неопределенность самоосознания

Жизнь ребенка начинается внутри матери. Он в прямом смысле составляет единое целое с ее телом. Даже после рождения младенец находится в полной зависимости от матери; она служит ему источником пищи и защиты. С течением времени, однако, ребенок понимает, что мать — отдельный от него человек. Такая новость может оказаться пугающей, ибо независимость указывает на возможность одиночества.

Итак, причем же здесь отец? В течение десятков лет к отцу относились как к фигуре, находящейся за пределами конгломерата «мать — дитя». Его даже называли первым «посторонним» для ребенка человеком. Во множестве семей заботы о младенцах и маленьких детях традиционно ложились на плечи матери; отец олицетворял собой «внешний мир», нечто, находящееся «за воротами» родного дома.

Однако в последние годы оказалось, что отец способен находиться с младенцем в очень тесном контакте. Исследования показывают, что ребенок замечает того, кто заботится о его физических потребностях, делая это ласково и умело (1). К примеру, Бэрлингем пишет, что даже в моменты кормления грудью ребенок может смотреть в лицо своему отцу (2). Это означает, что ребенок может получать сигналы от отца и входить с ним в контакт в очень раннем возрасте — если мужчина обращается с ним нежно и заботливо. Однако, несмотря на потенциальную возможность, случаи такого тесного контакта очень редки.

Обычно отец — первое существо мужского пола, оставляющий в сердце ребенка отпечатки своих мыслей и чувств. Поэтому отцы должны быть очень внимательны к тому, что запечатлевается на этой чувствительной поверхности в результате их слов и действий. Ребенок подобен сухой губке, способной впитать малейшие впечатления, касающиеся его личности. Дети не уверены в том, кто они есть на самом деле: Я отличаюсь от других? — спрашивают они. Представляю ли я собой какую-то ценность? Хорош ли я? Или я только источник беспокойства? Отец играет важнейшую роль в том, какие ответы получит ребенок на эти вопросы.

В прошлом месяце я играл в гольф с одним из близких друзей. Вот он упустил мяч в водоем. (Я чуть не заплясал от радости, однако мне удалось выдавить из себя сочувствующий взгляд.) Чуть позже он запулил в воду еще один мяч.

«Джо, — пробормотал он себе под нос, — ворона ты безмозглая». У последней лунки он забил мяч в лес и снова наградил себя тем же прозвищем.

После игры я спросил, откуда у него это выражение про «ворону безмозглую». Он ответил, что не помнит, и мы забыли об этом, заговорили о другом.

Через несколько дней я попал к ним на вечеринку, и там старшая сестра Джо уронила на пол бумажную тарелку, полную закусок. Она тут же обозвала себя — сами понимаете как — «вороной безмозглой».

Естественно, что я тут же спросил, где она подцепила столь оригинальное выражение. Она задумалась на мгновенье и вспомнила, что именно так называл ее отец, когда она была «плохой девочкой». До сих пор два взрослых человека ругают себя теми словами, которые употреблял их отец, — а ведь он уже двадцать пять лет как умер.

Это прекрасно иллюстрирует, как велико влияние слов и действий отца на нашу личность. Наши отцы продолжают жить внутри нас даже после своей смерти. Мы продолжаем воображать их себе, общаться с ними и слушать, что они говорят, даже спустя десятки лет после того, как они умерли. Внутри многих из нас продолжает жить образ нашей личности, сформированный когда-то нашим отцом.

Те, кто в детстве не получил от отца должной поддержки, в процессе осознавания себя как личности, могут испытывать чувство беспокойства, они легко ранимы. Те, кто получил такую поддержку, способны более успешно противостоять жизненным бурям.

Джин десять лет, у нее бледное лицо, на носу сидят невыразительные очки. Нельзя назвать ее слишком привлекательной, однако складывается ощущение, что ребята — одноклассники и соседи — любят ее.

Отец Джин много времени проводит дома, с семьей. Он тепло и уважительно обходится со своей женой, не упускает случая подбодрить и похвалить дочь. Он много смеется и, как видно, любит проводить время в обществе своей дочери. У меня сложилось впечатление, что эта девочка вышла в мир с таким восприятием самой себя: «Я забавная. Людям нравится общаться со мной. Я представляю собой ценность».

Люди, выходящие в мир с ощущением собственной ценности, имеют преимущество, которое редко кто ценит. Окружающие относятся к ним совсем иначе, чем к людям с хрупкой самооценкой. Почему? Потому что каждый человек проникнут неким «духом», он производит впечатление некоей «индивидуальности», которое воспринимается окружающими. К примеру, ребенок, приходящий на игровую площадку с мыслью «я никчемный, никому не нравлюсь», зачастую обнаруживает, что другие дети обращаются с ним так, как будто он в самом деле никчемный. И, как доказывает пример Джин, обратное также справедливо. Люди воспринимают ее чувство уверенности и спокойствия и обращаются с ней соответственно.

Однако множество людей не обладает таким ощущением собственной цельности и самодостаточности, каким обладает Джин; примером тому может служить Кэти. Я познакомился с ней после того, как она предприняла попытку самоубийства.

В отличие от других пациентов, пытавшихся свести счеты с жизнью, у Кэти, на первый взгляд, не было никаких физиологических признаков депрессии. Она не растолстела и не похудела, не была утомлена, у нее не было проблем с концентрацией внимания, нарушений сна, изменений аппетита. Отбросив физиологическую депрессию как причину попытки самоубийства, я стал беседовать с ней о ее жизни. Мне стало ясно, что ее ощущение собственной значимости попало под угрозу оттого, что муж попросил ее о разводе. Она не могла представить себе, что останется одна; по ее словам, это было «невозможно». В ходе дальнейших бесед о ее браке я выяснил, что муж дарил ей ту любовь и внимание, которых она никогда не получала от своего отца.

Отец Кэти был коммерсантом, работал по десять — двенадцать часов в сутки, часто его не бывало дома по нескольку дней. Когда он был дома, то не был способен к эмоциональному контакту. Она сообщила, что обычно он был брюзглив и раздражителен, давая понять, что «был бы гораздо счастливее, если бы меня не было».

Ее мать тоже чувствовала себя покинутой мужем и стремилась к тому, чтобы ее друзьями стали дети. Поведение матери показалось Кэти слишком навязчивым и даже неприличным, и она постаралась как можно скорее покинуть дом. Когда ей было двадцать три, она повстречала Тима и он показался ей человеком, который способен обеспечить ей ту «свободу», о которой она мечтала.

Когда я попросил ее рассказать об обстоятельствах, непосредственно предшествовавших попытке самоубийства, она тихо сказала: «Тим попросил меня зайти в столовую и сказал: «Думаю, сейчас самое время сообщить тебе об этом…» Она перевела дух и продолжала: «Когда он это сказал, я сначала не поняла, стала думать: «О, нет, о чем это он?» Я была так ошарашена, что с трудом понимала, о чем он говорит. Его лицо выглядело таким жестким. Он и раньше бывал отстраненным, но это было по-другому». Она остановилась, чтобы вытереть глаза. «Он сказал мне, что хочет развестись со мной». Прошло несколько минут, и она продолжила: «Я не могу без него жить. Пожалуйста, помогите мне вернуть его. Сама я никогда не смогу!»

Конечно, Кэти переживает оттого, что потеряла супруга; но кроме того, она испытывает распад своего психологического «я». Ее самоосознание подобно детской мозаике, где все кусочки держатся вместе благодаря клею, и этот клей — Тим. Ее отец — первый мужчина, с которым она познакомилась в своей жизни, — в эмоциональном смысле всегда отсутствовал и не мог «склеить» ее «я». Она стала искать себе жениха, способного это сделать. Тим играл роль «клея» в течение некоторого времени, однако теперь он покинул ее, и ее личность стала распадаться — подобно мозаике, которую смахнули со стола на пол.

Происшествие с Пэм подтверждает этот же принцип, хоть и в более мягкой форме. Ее мать и отец развелись, когда ей было пять лет, и она видится с отцом два-три раза в год, когда он «приезжает в город» по делам. В нашей последней беседе с ней речь шла о ее начальнике, профессоре местного университета, с которым она знакома три года.

— Сегодня я выбита из колеи, — сказала она.

— Отчего же?

— У нас с доктором Рейнолдсом дела не ладятся. Моя работа стала меньше мне нравиться.

Мне всегда казалось, что она довольна своей работой, хотя много мы на эту тему не говорили. Мы стали беседовать о том, как шли дела на этой неделе, она вдруг сказала, что неожиданно приехал ее отец, он пригласил ее на ланч. Этот ланч она назвала «противным». Затем, вернувшись на работу, она почувствовала, что отношение доктора Рейнолдса к ней изменилось.

— Мы просмотрели бумаги, и я ощутила, что он не доволен мной — как будто он хотел сменить секретаря. Он был придирчив и разочарован. Я не знаю… У меня пропало всякое желание работать с ним.

Суть происшедшего стала вырисовываться лишь спустя месяцы. После неприятной беседы с отцом Пэм стала более чувствительной. Критику стала воспринимать более болезненно. Если ее переставали одобрять и хвалить, она становилась тревожной и неудовлетворенной. Ее отец подорвал ее самооценку. Уезжая из города, ш, казалось, увозил с собой ее уверенность в себе.

Очень часто именно доктор Рейнолдс помогал Пэм восстанавливать эту уверенность. Его одобрение и внимательность помогали ей «склеиться». Когда он был «хорошим», она была в восторге. И терпеть не могла, когда он становился «слишком деловым». Его критику, даже обоснованную, она воспринимала как катастрофу, ибо он-то был ей нужен для того, чтобы она могла чувствовать свою целостность.

Всем нам, конечно же, нужны люди, способные поддержать и одобрить нас. Однако неразрешенные проблемы Пэм, связанные с самооценкой, искажали ее отношение к начальнику. Она нуждалась в его одобрении после того, как виделась с отцом, а когда доктор Рейнолдс не выказывал этого одобрения, она теряла интерес и к работе, и к нему самому.

Мне кажется, что многие поступают так, как поступала Пэм. Они ищут избавления от проблем, связанных с отцом, не там, где следовало бы. Они набрасываются на супруга, друзей, учителей, коллег по работе. Порой желание чувствовать свою ценность заставляет человека примкнуть к агрессивной группировке, вступить в тайную религиозную секту, манипулирующую сознанием людей. Обуреваемый этим желанием, человек может начать принимать алкоголь, наркотики, предаваться обжорству. Пустоту можно пытаться заполнить изнурительными физическими упражнениями или порочными сексуальными практиками. Люди безжалостно разрушают самих себя, потому что им кажется, что так можно добиться ощущения собственной ценности, самоуважения — то есть того, чего их отцы так им и не дали.

Отец влияет не только на самоосознание своего ребенка, но также и на его жизненные цели, мотивацию, сексуальность и взаимоотношения с окружающими.

Побей меня — я этого заслуживаю

«Почему она его не бросит?»

Такой вопрос задал мне мой сотрудник, имея в виду одну из пациенток, с которой грубо обращался ее друг. Сплошь и рядом попадаются люди, постоянно подвергающиеся насилию, однако не расстающиеся с тем, кто его учиняет. Почему они терпят подобное обращение? Ответ на этот вопрос, безусловно, связан со многими вещами, однако частично он связан и с самооценкой. Ваше восприятие самих себя в очень значительной мере определяет то, как вы позволяете обращаться с собою окружающим.

Пример — Жюли. Начиная с восьми лет и до двенадцати она подвергалась сексуальным посягательствам со стороны собственного отца. Когда она в конце концов смогла говорить об этом, она спросила: «Что я такого сделала, что он выбрал именно меня. Нас было четверо сестер, а он выбрал меня».

Вопрос был поставлен неверно. Он показывает, что события, происшедшие с ней, сформировали в ней мазохистское восприятие собственной личности. Правильный вопрос: «Зачем мой отец занимался сексуальным насилием?» Однако дети видят мир сквозь призму собственного «я». Рассудок ребенка делает вывод: «Зло происходит оттого, что я в чем-то виноват — я «наступил на стекло» или «я был плохой». Подобно множеству детей, Жюли думала, что подвергается насилию из-за какого-то своего личного дефекта, в то время как дефективным был, конечно же, ее отец.

К сожалению, когда Жюли выросла, она эмоционально отгородилась от насилия. Она обращалась с отцом так, словно ничего не было, и пыталась жить, игнорируя происшедшее с ней. Но на самом-то деле было, и все происшедшее с ней повлияло на то, как она позволяла окружающим обращаться с собой. К примеру, она постоянно смотрела сквозь пальцы на то, что ее соседка по комнате нарушает договор об аренде; когда возник конфликт, Жюли с готовностью приняла всю вину на себя, несмотря на то, что соседка задержала оплату на две недели и пригласила гостей на уик-энд, не предупредив Жюли.

Жюли терпит подобное обращение, потому что отец преподал ей «урок». С детства она «привыкла» к такому обращению; поэтому она терпит его и будучи взрослой. Ребенком она была слишком мала и слаба, чтобы сопротивляться. Но те времена давно прошли. Жюли необходимо осознать конфликт с отцом и разобраться в последствиях тех отношений. Только после этого сможет она относиться к себе с уважением — и будет способна заслужить уважение других людей.

Эдди около сорока, он преподает английский язык в колледже. Однажды он услышал, как я говорю о взаимоотношениях отца и ребенка, и решил прийти побеседовать со мной. Мы говорили о его неудовлетворенности работой и об ухудшении состояния его отца, страдавшего раком легких.

Эдди хотел бы достичь большей близости с отцом, пока тот еще жив. Он злился на отца, не понимая причины. «Как могу я злиться на человека, больного раком?» — спрашивал он себя. Эдди вспоминал также о том, как прекрасно проводили они время с отцом в последние годы, наблюдая футбольные матчи. Бесполезно.

Чтобы разобраться в корнях столь неподходящих к ситуации эмоций, Эдди начал вести дневник. Работая над дневником, Эдди часто обращался к воспоминаниям о своих детских годах. Перед его мысленным взором вставали картины, на которых он видел своего отца, сидящим с выражением грусти и разочарования на лице, — и весь дом казался проникнутым тем же настроением.

Когда Эдди был ребенком, отец часто сердился на него за то, что он устраивал в своей комнате развал или плохо делал уроки. За обедом Эдди также испытывал ощущение, что отец не слишком рад его обществу.

Эдди считал, что каким-то образом ответственен за то, что отец его несчастен, и что именно он служит причиной подавленности и раздражительности отца. В ходе наших бесед мы выяснили, что ворчание и упреки отца заставили Эдди неосознанно считать, что отец в принципе плохо к нему относится.

— Я всегда думал, что он, пожалуй, любит меня, -пояснил Эдди. — В более поздние времена мы не стыдились признаваться друг другу в теплых чувствах. Но здесь речь идет о неосознанном общем впечатлении, которое сложилось у меня.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Когда я был молод, его сердило то, как я выполняю работу по дому. Покраску я делал неровно, окна мыл недостаточно чисто, да и посуду тоже. Когда я еще подрос, он стал выражать недовольство девушками, с которыми я встречался. Потом, когда я женился, и у меня родилось двое детей, ему не нравилось, как я их воспитываю. Не знаю, в чем дело.

Он глубоко вздохнул.

— Какую подспудную мысль он внушил вам всем этим? — спросил я.

— Что я тупой и что он предпочел бы, чтоб меня не было рядом с ним.

Как видите, общение между этими людьми шло на двух уровнях. В последние годы они научились выражать в словесной форме свою любовь друг к другу, однако в предшествующие десятилетия, полные разногласий и неодобрения, они передавали друг другу совсем другие сообщения. Долголетняя неприязнь, выраженная словесно, а также подразумевавшаяся безо всяких слов, оказала на Эдди большее воздействие, чем дружеское общение последних лет. Сорокалетнее внушение оказалось сильнее теплых слов, сказанных потом. Осознав это, сын понял, отчего он злился на отца. В течение нескольких месяцев, предшествовавших смерти старика, Эдди смог рассказать ему, как натерпелся от него в детстве и в молодости. После нескольких трудных разговоров отец и сын смогли добиться теплоты и понимания. Когда отец умер, у Эдди в памяти осталось ощущение близости с ним.

Совсем как мой отец

Отношения Кена и его отца отравлены тем, что старик склонен критиковать сына. К примеру, в прошлом году отец зашел на вечеринку, которую Кен устраивал у себя дома. Пока Кен жарил на вертеле цыпленка, его отец постоянно допекал его, говоря, что он все делает неправильно.

«Он у тебя подгорит! — говорил отец. — Лучше бы ты убавил огонь». Кен сказал мне, что отец так его разозлил, что у него возникло желание «выбить ему все лампочки».

Однако, несмотря на негодование, которое вызывает отец, Кен обращается со своим семейством абсолютно так же. На сеансе семейной терапии его старшие дети обозвали его «старым кирпичным обломком». Они сообщили, что он деспотично, предвзято и критически относится не только к ним, но и к своей жене.

Подобное встречается на каждом шагу: Дети возмущаются поведением своего отца и, тем не менее, неосознанно копируют его. Подобное положение кажется вполне естественным. Ребенок, которому отец причиняет страдания, склонен обходиться с другими так же, как обходится с ним отец. Однако есть еще один психологический момент, который подтверждает, что Кена можно считать «старым кирпичным обломком».

В своей книге «Убийство души: последствия насилия и отверженности, испытанных в детстве» Леонард Шерголд объясняет, почему некоторые люди отождествляют себя с отцом-обидчиком. Ребенок, целиком зависящий от взрослого человека, ошеломленный его безграничной властью, терпит полный эмоциональный крах. Ребенку нужен «хороший» отец, поэтому злые дела отца он видит как «хорошие» или оправданные (3). Другими словами, если единственный человек, у которого ребенок может обрести защиту, ведет себя жестоко и грубо, то ребенок пытается найти оправдание жестокости. Ему слишком тяжело представить себе единственно возможную альтернативную ситуацию: оказаться вообще без защитника.

Тем не менее, никто не лишает страдающих детей надежды. Насилие должно быть прекращено. Порицание и неприятие, длившиеся в течение десятилетий, могут быть изжиты. Однако первый шаг на пути к исцелению — осознание, осознание огромного влияния отца на все аспекты отношений в семье.