Глава 9. Учение о Троице в III и IV вв. н. э.

Второе столетие закончилось, но никакого общего мнения относительно того, как представлять отношения между Отцом, Сыном и Святым Духом, не было достигнуто. Ученые назвали тех, кто явно ошибался, еретиками, губительными для Церкви. Ириней и другие выявили ошибочность ряда концепций о Личности Иисуса Христа, но так и не смогли подобрать термины для определения правильной картины. До сих пор не существовало такого объяснения Личности Божества, которое включало бы в себя все, что говорило об этом Писание.

В результате причисления бескорыстного Маркиона и ему подобных к еретикам христиане стали определять себя в большей степени на основании того, во что верили, чем на основании того, как жили и вели себя. Это смещение акцентов явилось причиной разрастания богословских дискуссий, так как преобладающие идеи стали своего рода разделяющей чертой между теми, кто принадлежал к «истинной» Церкви, и теми, кто пребывал вне ее. К III и IV векам в подобной атмосфере споры о Боге бушевали с особой яростью.

Ориген, чьи комментарии на тексты Писания подготовили почву для этих споров, был, пожалуй, самым влиятельным толкователем Библии за всю историю христианства. Хотя его понимание Библии не всегда было оригинальным, он превосходно справился с задачей объединения существовавших толкований Писания. В его многочисленных комментариях собрано огромное количество написанных прежде толкований Писания, а также добавлены многие из его собственных представлений. Позже изучающие Писание высоко оценили и собранные им комментарии, и его собственные труды, считая его хранителем христианского истолкования. В результате христианские учителя III и IV веков стремились показать сходство своих воззрений с Оригеном, когда участвовали в каком-либо богословском споре.

Ориген вырос христианином в Александрии в конце II века. Его родители приняли мученическую смерть за веру, когда он был еще подростком, и Ориген последовал их примеру, исповедуя серьезное, посвященное христианство. Он жил благочестивой жизнью и серьезно воспринимал буквальные предписания Библии. Бытует история, возможно, вполне правдивая, что, будучи юношей и столкнувшись с сексуальным искушением, он буквально исполнил совет Иисуса: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его» (Мф. 5:29. — прим. пер.). Независимо от того, насколько правдива эта история, сам факт того, что люди говорят о нем подобное, свидетельствует об уровне его посвященности, личной нравственности и духовности. Так как одним из существенных принципов толковании Библии в ранней Церкви было требование высокой духовности и честности толкователя, глубокая посвященность Оригена чрезвычайно способствовала принятию его учений.

Ориген вплоть до старости не занимал никакой официальной церковной должности, но уже с юного возраста был талантливым мастером библейской интерпретации. Хотя церковные историки часто справедливо обвиняют его в засилье аллегорического метода в христианской науке, его превосходные буквальные и типологические интерпретации Писания в равной степени имели влияние. Одной из причин частого использования комментариев Оригена было то, что он исследовал книги Писания особенно тщательно. Существует мало отрывков, которые он не разобрал, большинство поздних комментаторов используют его толкования, даже когда расходятся с ним во мнениях.

Одним из недостатков такого скрупулезного исследования Писания является то, что произведениям Оригена не хватает систематической связности. Только благодаря их весу и разнообразию его труды могли быть, и были использованы для подтверждения огромного множества теологических умозаключений, которых Ориген, без сомнения, никогда не имел в виду. Именно это обстоятельство привело к обвинению Оригена в ереси два века спустя после его смерти, когда заблуждающаяся сторона стала использовать его труды во время богословских споров, о которых он, возможно, не мог и подозревать.

Дело в том, что его труды в качестве оружия могли использовать в богословских спорах сразу несколько сторон. Во времена Оригена у людей возникало больше вопросов о личности Божества, чем ученые-богословы могли ответить, и сам он пытался найти несколько возможных решений. Как и всякий хороший писатель, Ориген создавал свои труды так, чтобы в первую очередь ответить своим оппонентам. Для Оригена этими противниками являлись все, начиная с христиан-гностиков и заканчивая философом-язычником Цельсом. Хотя некоторые клеветали на Оригена, большинство христиан начала четвертого столетия считали его труды важной частью ортодоксальной традиции истолкования, а его влияние было таковым, что все стороны в спорах хотели видеть в нем своего союзника.

Во второй книге своего «Толкования на Евангелие от Иоанна» Ориген поставил целью разобраться с сущностью дилеммы, касающейся Божества Писания, выявив способ, с помощью которого мы могли бы описать взаимоотношения между Отцом и Сыном в сравнении с теми, что связывают Сына и человеческую расу. Различные тексты определяют Иисуса как единого с Отцом и людьми, хотя, если подходить разумно, эти взаимоотношения кажутся взаимоисключающими. Как может Сын быть таким же, как Отец, и в то же время таким же, как люди? Решение, предложенное Оригеном, заключалось в использовании буквального толкования Писаний, для того чтобы поместить Сына в промежуточное положение, в котором Он в чем-то походил бы на Отца, а в чем-то на людей.

Ириней уже посеял семя для появления подобного решения, заявив, что Сын одинаково связан и с Отцом, и с человеческими существами. Он настаивал, что Писание изображает Иисуса Христа и полностью Богом, и полностью человеком, однако ему недоставало средств и терминов, необходимых для преодоления нелогичности подобного заявления. Потребовалось много времени для создания доктрины, согласно которой Иисус Христос представлен имеющим двойственную природу, и до V века никто не мог ее четко сформулировать. Ориген, живший почти в начале третьего столетия, не имел в своем распоряжении конструктивных идей, с помощью которых он мог бы систематизировать информацию, изложенную в Писании. Вместо этого он предположил, что связь между Богом Отцом и Богом Сыном представляет собой элемент участия, где Бог Отец есть единый истинный Бог, а Бог Сын является Богом через соучастие в Божественности Отца. В одном из похожих на арианский лозунг заявлений Ориген говорит о том, что Сын «не остался бы Богом, если бы не вникал постоянно в глубины Отца» (88). Ориген, конечно же, исключал возможность такого развития событий на практике, так как Слово всегда было с Отцом и, следовательно, всегда было Богом и всегда останется Богом. Однако тот факт, что он с готовностью говорил об этой идее как теоретически возможной, показывает, что Ориген не считал Сына Богом по природе, а только Богом благодаря Его соучастию.

В некоторых местах своих трудов Ориген также изображал Сына совечным Богу Отцу, хотя и не имеющим такую же природу. Его понимание времени побудило его прочитать греческое слово, означающее «начало» (arche) в Ин. 1:1, как «прежде начала времени». Он применил это определение к фразе «В начале было Слово» для того, чтобы обозначить вечность Сына и открыто заявить, что «прежде времени и вечности „Слово было в начале» и „Слово было с Богом»» (89). Это ставило Сына в промежуточное положение между Богом Отцом, Который является Божественным по природе, и людьми, которые по природе своей суть творения, но которые могут стать соучастниками в некоторых аспектах Божественного.

Арий, от имени которого произошел термин «арианство», также отводил Сыну промежуточное положение. Подобно Оригену, концепция монотеизма Ария не позволяла никому, кроме трансцендентного Отца быть полностью Богом, однако в противоположность Оригену, Арий гораздо более детально излагает свое мнение относительно происхождения Сына как сотворенного существа. Тогда как Ориген при описании начала использовал терминологию, допускающую двоякое толкование, настаивая на том, что, когда мы впервые узнаем о Сыне, Он пребывает с Отцом, Арий смело и ясно говорит о существовании начального момента времени, когда Отец сотворил Сына и до которого Сын не существовал. Кто-то может сказать, что это было по существу конструктивным уточнением, однако в конце концов Церковь поняла, что, хотя эта формулировка хорошо сочетается с отрывками Библии, предполагающими наличие начальной точки в существовании Христа, она противоречит тем текстам, что говорят о полноте Божества и вечности Сына. Уточнение Ария оказалось ошибочным.

Арий родился в Ливии в середине III в. н. э. Вскоре после окончания последнего и самого длинного гонения на христиан, предпринятого императором Диоклетианом в начале IV века, Арий стал пресвитером в александрийской церкви. Как и церкви во многих других городах империи после гонений Диоклетиана, александрийская церковь прошла через черную полосу споров и обвинений, решая, кто заслуживает того, чтобы занимать церковные должности и как этим людям следует осуществлять свое руководство. В период гонений многие епископы спасались бегством или оставляли свои убеждения, в то время как другие приняли мученическую смерть. Александрийский архиепископ Петр сначала спасся бегством, но потом, после отмены указа о терпимости, все же был заключен в тюрьму и предан мученической смерти. Александру, епископу, избранному вместо него, пришлось столкнуться с разногласиями и разделением, возникшими вследствие правления никем не назначенного пресвитера, руководившего церковью в отсутствие Петра. Арий обвинил Александра в том, что тот придерживается ложных взглядов относительно природы Христа, возможно, воспользовавшись его очевидной политической слабостью, чтобы приобрести поддержку своих собственных взглядов, противоположных убеждениям своего епископа.

Арий даже не представлял, к чему приведут последовавшие прения. Противоположные взгляды Александра и Ария стали главным вопросом на Никейском соборе, состоявшемся несколько лет спустя в 325 году нашей эры, наряду с идеями других верующих, включая Евсевия, историка Церкви и епископа Кесарийского. По сообщениям, Никейский собор собрал более чем 300 епископов, вместе с пресвитерами и доверенными лицами, и проходил в городе Никее недалеко от Константинополя. Императору Константину, созвавшему собор, удалось объединить во время своего правления Римскую империю, несмотря на то, что его отец разделил власть между тремя своими сыновьями. Главная цель, которую преследовал Константин при созыве собора, заключалась в том, чтобы с помощью объединенной христианской Церкви сохранить целостность империи. Его крайне смущали разногласия между епископами по таким основным вопросам, как взаимоотношения между Богом Отцом и Христом Сыном. Хотя надежды Константина, связанные с собором, не оправдались, все же в конце концов собор предал анафеме взгляды Евсевия Кесарийского и Ария, а также сформулировал учение о Троице, что должно было реабилитировать взгляды Александра Александрийского. Догмат, по сути, был тем же самым, что и исповедание веры, сформулированное церковью в Иерусалиме, с добавлением анафемствований тех идей, согласно которым Сын ставился в положение подчинения Отцу. Вот что он гласил: «Веруем во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; — и во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, Отцу единосущного, чрез которого все произошло как на небе, так и на земле, ради нас людей и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых; — и в Духа Святого» (90).

Исторически Арий не находился в самом центре богословских споров, как это можно было бы предположить, исходя из того факта, что его имя связывали почти с каждым антитринитарием на протяжении более чем шестнадцати веков. Ни одна из трех основных групп, выступавших против Никейского постулата о Троице, в течение четырех веков не признавала Ария своим представителем, а также ни одна из них не соглашалась полностью с его христологией. Тем не менее из-за того, что символ веры, провозглашенный на Никейском соборе, содержал множество анафем против идей, первоначально высказанных Арием и определенных Собором клеветой на Иисуса Христа, каждый раз, когда кто-либо выдвигал подобную идею, в итоге его учение называли арианским. Арий не верил во все, что было предано анафеме на Никейском соборе, но его имя обычно использовали в качестве ярлыка по отношению к «низкой» оценке Личности Христа, то есть любой концепции, которая ограничивала Божественность Иисуса.

Афанасий (позднее названный Великим), молодой секретарь Александра и пресвитер александрийской церкви, присутствовал на Никейском соборе. Хотя его роль в происходивших событиях была незначительной, собор стал для него жизненно важным событием. Всю свою оставшуюся жизнь он пытался сохранить никейское понимание Христа как принятый Церковью догмат. За него он претерпел тюремное заключение, пять раз был отправлен в ссылку и перенес угрозы смертной казни.

Арий смело заявил на соборе, что Сын является творением Отца. Свои взгляды он основывал на текстах, с легкостью вырванных из контекста, таких как Евр. 3:2 (в переводе Ария — «верный создавшему Его») и Деян. 2:36 (в переводе Ария — «Бог сотворил Его Христом»). Причина разночтений перевода кроется в многозначном греческом глаголе poieo, русским эквивалентом которого является глагол «делать». Глагол «делать» может иметь любое из значений, начиная от «создавать» и заканчивая «назначать». Например, когда вы печете торт, вы, в каком-то смысле, «создаете» его. С другой стороны, когда вы делаете кого-то судьей или участковым, вы не «создаете» их, а «назначаете» их для выполнения этой роли. В Деян. 2:36 полностью фраза звучит так: «Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса». «Христос», «Помазанник», — это роль, или должность, на которую Отец назначил Сына. В Евр. 3:2 видим то же самое. Стихи 1,2 объясняют, что Иисус «верен Поставившему Его» быть Посланником и Первосвященником. И снова эти два термина представляют собой должности подобно должностям судьи и участкового инспектора. Афанасий использовал похожие доводы, чтобы доказать ложность прочтений, предложенных Арием и его сторонниками. В Притч. 8:22 представлена интересная проблема, которую Афанасию надо было разрешить. Мы уже рассматривали в предыдущей главе нашей книги еврейский текст этого стиха, однако Арий и Афанасий использовали греческий вариант Ветхого Завета, называемый Септуагинтой, который имеет несколько иное прочтение. В тексте Септуагинты говорится: «Бог создал меня [Мудрость] в начале пути Своего для созданий Своих». Здесь используется глагол ktizo, основывать, строить, создавать. Этот глагол обычно дается в значении «вызывать к жизни». Афанасий использовал несколько аргументов против применения этого буквального толкования по отношению к Сыну. Самый лучший его аргумент гласил, что так как текст в действительности говорит о Мудрости, он относится ко Христу только в переносном смысле. Однако, так как по некоторым политическим причинам Афанасию было важно сохранить в глазах александрийских верующих сходство своих убеждений со взглядами Оригена и так как Ориген использовал этот отрывок по отношению ко Христу, Афанасий истолковывал Притч. 8:22 следующим образом: Христос претерпел изменение статуса в момент прихода на землю. Афанасий доказывал, что под «созданиями» подразумевались дела спасения, включая воплощение в человека, исполнение воли Отца во время пребывания не земле, смерть на кресте и т. д. Иными словами, он понимал этот текст как говорящий не о сотворении Сына из ничего, а об изменении ролей, необходимом для того, чтобы Сын смог «совершить дела» спасения. Этот акцент, сделанный на ролевом изменении Сына, объясняет все три текста, используемые Арием для аргументации идеи о буквальном сотворении Сына Отцом. Однако это создало новую проблему, поскольку если Сын сменил вид деятельности, когда обрел человеческую плоть, это значит, что Сын подвержен изменениям и таким образом потерял способность быть неизменным Богом. Наряду с трансцендентностью и нераздельностью большинство греческих мыслителей считало, что именно постоянство является основополагающей характеристикой Божества.

Популярная философия того времени утверждала, что Бог не подвержен никаким страстям, чувствам или переживаниям, таким как страдания или смерть. Но, согласно Писанию, Иисус Христос претерпел изменение, страдания и даже смерть! Из-за того, что на тот момент не существовало четкого представления о двойственной природе Иисуса Христа, которое трактовало бы Его Божественную природу как сущность, сохраняющую свойства Бога, тогда как Его человеческая природа демонстрировала свойства человеческого характера, сложившийся на основании философского описания Божества стереотип, сделал проблемным никейское определение Отца и Сына всецело Богом. Разве Афанасий не говорит о двух Богах (или в действительности о трех, если добавить Святого Духа), в то время как в философском определении Бога утверждается, что Он один и неделим? Кроме того, выражение «воплотившийся» определенно предполагает некое изменение, особенно учитывая, что Иисус пострадал и умер. Иисус просто не соответствовал представлениям философов о том, каким должен быть истинный Бог.

Многих христиан IV века, верующих в то, что Сын вечен, эти несоответствия привели к предположению, что Сын существенно отличается от Отца. Им необходимо было проверить формулировки и категории, которые они почерпнули из современной им философской мысли, чтобы понять, какие из них могут должным образом представить сущность Бога, как она явлена в Писании. Это, кстати, касалось и самого термина «Троица». Понятие «три в одном» шло вразрез со всеми математическими категориями, используемыми со времен Аристотеля. Это также относилось и к термину homoousios, выбранному на Никейском соборе для того, чтобы представить Отца и Сына имеющими одну сущность. Использованное в Никейском символе веры и обычно переводимое как «единосущный» (Отцу), это слово имело в философском употреблении два возможных значения. Оно использовалось для обозначения группы, разделяющей схожий набор характеристик (род Аристотеля), а также по отношению к качествам отдельной личности (вид Аристотеля). Таким образом, верующие могли истолковать это слово как использованное для изображения Отца и Сына либо в виде двух Личностей одного типа (то есть в виде двух богов), либо как одну Личность, разделенную на две части (Бог, разделенный на два образа). Последнее толкование было в чистом виде учением Савеллия, известным как модализм. Ни одно, ни другое истолкование не представляло должным образом отношений между Отцом и Сыном. Однако христианство встало на защиту этого термина по двум причинам. Во-первых, на Никейском соборе термин был признан подходящим, и его значение в этой новой ситуации просто необходимо было более четко сформулировать. Во-вторых, термин homoousios подчеркивал надлежащее различие между Богом и Его творением.

Все сотворенные существа имеют одни и те же качества, в то время как Личности Божества изначально обладали другими характеристиками. Отец и Сын имели одну и ту же природу, потому что оба находились на том краю бездны между Творцом и творением, где находится Творец. Это библейское разделение. Например, Богу поклоняются, творениям — нет. Откр. 22:8, 9 показывает, как Иоанн пал к ногам ангела, чтобы поклониться ему, но ангел не позволил ему, назвав себя «сослужителем» Иоанна. Вместо этого ангел призывает Иоанна: «Богу поклонись». Признание Отца и Сына «единосущными» (homoousios), объясняет, почему следует поклоняться и Отцу, и Сыну: Они суть Творец.

Это упрощенное изложение главного аргумента Афанасия в защиту терминов «Троица» и homoousios. К моменту своей смерти в 373 г. Афанасий Великий убедил большинство христианских богословов в необходимости использования новой терминологии вместо того, чтобы ограничиться библейской лексикой. Требовалось доходчивое объяснение, чтобы все стороны спора правильно поняли, в каком смысле употребляют те или иные слова их оппоненты. Из-за языковых барьеров между говорящими и пишущими на греческом языке и теми, кто использовал латынь, а также из-за проблем, возникавших в последующем у тех, кто знал греческий только как второй или третий язык, потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы каждый понял новые значения этих терминов.

Эти напряженные усилия во многом напоминают сегодняшние проблемы, возникающие из-за попыток установить международное телекоммуникационное соглашение. Недостаточно просто иметь возможность создать более быструю коммуникационную схему. Также необходимо собрать все заинтересованные стороны, чтобы прийти к соглашению, как она будет функционировать и систематизировать данные. Таким образом, нужны не только знания и творческие способности, но и желание всех сторон продолжать диалог до тех пор, пока они не придут к пониманию всех проблем и не начнут устранять разногласия.

Церковь провела полвека с момента созыва Никейского собора в 325 г. до Константинопольского собора в 381 г. в жарких спорах о том, как лучше всего изобразить взаимоотношения между Отцом, Сыном и позже Духом. Некоторые группировки и отдельные сильные личности использовали политические и теологические средства, и подчас физическую силу, для пропаганды своих взглядов. Три основные группы находились в теологической оппозиции к Никейской формулировке. Хотя к тому времени Арий уже умер и давно перестал волновать умы участников спора, три основных взгляда, предложенные в качестве поправок к Никейскому символу, на защите которого стояли Афанасий, Епифаний и другие, теперь стали именовать арианскими или полуарианскими принципами. Первая позиция, чисто арианская, сводилась к тому, что нужно прекратить любые попытки изобразить взаимоотношения между Отцом и Сыном. Вместо слова homoousios (единосущный), употребленного в Никейской формуле, сторонники такой позиции использовали менее конкретный термин homoion «похожий» для того, чтобы показать, что Сын схож с Отцом. Эта группа предпочла данное слово из-за его простоты и потому что оно встречается в Библии. Тот факт, что Библия ни разу не использовала его для описания взаимоотношений между Отцом и Сыном, казалось, совсем не смущал их. Им просто требовался библейский термин. Но это понимание Личности Сына как схожего с Отцом вовсе не способствовало развитию дискуссии о взаимоотношениях между Отцом и Сыном. Создатели идеи и не стремились к этому. Это была попытка вернуться к временам, предшествовавшим созыву Никейского собора, когда Церковь терпимо относилась к огромному разнообразию мнений по этому вопросу. К сожалению, подобные усилия были чем-то похожи на попытку затолкать выдавленную из тюбика зубную пасту обратно.

Представители второй группы, часто именуемые полуарианами, для изображения отношений между Отцом и Сыном пытались связать Никейский термин homoousios (единосущный) с идеей, что природа Сына схожа с природой Отца, но не идентична ей. Эта группа взяла на вооружение термин homoiousios (подобосущный). Обратите внимание, что единственное различие в написании этих двух терминов — в наличии буквы йоты, которая меняет число с единственного на множественное. Это означало, что «одинаковость» имеет вариации, которые приближают значение термина к «похожести».

В истории Церкви ярким представителем второй группы обычно называют Василия Анкирейского. Василий стал епископом Анкиры после того, как император сместил с должности предыдущего епископа Марсилия, потому что последний поддерживал Никейский символ веры. Термин homoiousios, предложенный Василием Анкирейским, должен был исключить модалистскую идею радикального единства, равно как любого деления на части природы Бога. Существовало опасение, что если Отец и Сын суть одно, тогда деление Их на Отца и Сына расчленит единое существо. Сторонники Василия утверждали, что вещи, которые только подобны предмету, но не идентичны ему, никогда не смогут в действительности быть этим предметом, поэтому не существует опасности разделения Божьего единства. К сожалению, согласно такому умозаключению, только Отец был Богом полностью, так как положение, которое занимал в данном случае Сын, определяло Его природу всего лишь как подобную Божьей. Хотя Василий Анкирейский употреблял по отношению ко Христу термин «творение» с множеством оговорок, это не меняло сути дела (91). И снова богословы, по существу, изобразили Сына в подчиненном положении к Отцу и творением. Это произошло потому, что они видели в Сыне смесь Божественных и человеческих качеств. Представление Сына «подобным» Богу, в противоположность изображению Его как Личности, имеющей одну природу и свойства с Богом Отцом, всегда делает Сына Богом наполовину. Людей не интересует степень различия Христа и Бога, поскольку даже минимальная разница не позволяет назвать Христа Богом. Противоположностью Богу является творение, и независимо от того, какое определение вы даете этому термину, возникает вопрос: правильно ли поклоняться творению? В то же время христиане всегда поклонялись Иисусу как Богу.

Третья позиция суммируется в термине heteroousios — инакосущный. Богословы использовали его с целью подчеркнуть несхожесть природы Отца и природы Сына. В IV веке эта группа стала ассоциироваться с именем Евномия, хотя ее основателем был Аэций. Еще позднее ее членов стали называть неоарианами. Будучи осужденными несколькими соборами и отверженными множеством местных церквей, неоариане рукоположили своих собственных епископов и учредили свои собственные церкви, что в то время не являлось чем-то странным.

Эта группа была во многом более последовательна, нежели ариане, использовавшие термины homoion или homoiousios. Верующие этой группы считали Отца несотворенным, Сына — рожденным Отцом, а также утверждали, что Отец произвел Сына на свет от иной ousios (природы), а не от Своей собственной. Согласно Аэцию, существовала не Троица, а, скорее, некая иерархия, на вершине которой находился истинный Бог, а Сын и Дух подчинялись Ему и имели иную природу. Сильная сторона этой точки зрения заключается в том, что она придерживается монотеистической веры и не имеет нужды давать иные определения терминам или категориям. Слабая ее сторона состоит в том, что, согласно ей, Иисус Христос не является Богом. Интересно заметить, что в церквах, где девизом был термин heteroousios, новообращенных крестили не во имя Отца, Сына и Святого Духа, а только в смерть одного Христа.

Никейское вероисповедание было крайне скупым в том, что касалось Святого Духа. В ответ на это возникла еще одна группа, которую устраивала Никейская формула, описывающая природу Отца и Сына как homoousios, но которая утверждала, что Дух не может иметь одну с Отцом и Сыном сущность. Противники группы назвали ее верующих pneumatamachoi — духоборцами.

Некоторые обстоятельства, имевшие место приблизительно лет за десять до Константинопольского собора (381 г.), подготовили для него почву. На Константинопольском Соборе тринитарная доктрина наконец стала официальным ортодоксальным постулатом христианской Церкви. Одним из событий, имевших чрезвычайно важные последствия для собора, стала коронация императора Феодосия I, который был приверженцем доктрины homoousios. Каждый новый император на пятьдесят лет вступал в разные соглашения с различными богословскими группами. Иногда какой-нибудь император несколько раз менял свое мнение относительно того, какой группе оказать поддержку, а какой воспрепятствовать. Один из императоров, Юлиан (Отступник), на короткое время даже попытался отвратить империю от христианства и вернуть на путь язычества. Император Валент, умерший в 378 году, был последним из императоров, который открыто обратился к арианской теологии и поддержал арианских богословов. Вряд ли одна только поддержка или оппозиция со стороны императора определила бы исход Константинопольского собора, потому что всего лишь семидесятью пятью годами ранее другой император, Диоклетиан, попытался вмешаться и уничтожить Церковь с помощью силы и потерпел поражение. Христианство развивалось в течение многих веков, независимо от императорского осуждение или его одобрения. Однако тот факт, что новый император Феодосии поддерживал Никейский символ веры, чрезвычайно помог в принятии его остальными.

Еще одним фактором, способствовавшим Собору, стали богословские труды и влияние трех каппадокийских богословов: Василия Кесарийского, друга Василия — Григория Назианзина и младшего брата Василия — Григория Нисского. Они стали теологической и политической движущей силой тринитаризма после ухода со сцены стареющего Афанасия. Василий и его друг Григорий получили образование в философских школах Афин и провели годы за изучением христианского богословия и истолкования Писания. Кроме того, Василий много путешествовал по Средиземноморью и имел обширные дружеские связи с христианскими богословами. Их богатый опыт приготовил их для продолжения дела Афанасия, однако им пришлось жить и бороться в смутные, изменчивые времена.

Василий сравнил ситуацию, в которой епископы и императоры меняли свои точки зрения и поддерживали то одну, то другую сторону, с «морской баталией, разыгравшейся среди яростной бури, в которой два флота настолько измотаны штормом, что и знамени уже не видно, и знаков не различить, и никто не может отличить друзей от врагов» (92). Эта аналогия хорошо описывает середину IV века, особенно период времени перед созывом Константинопольского собора в 381 году.

Все три каппадокийских отца писали трактаты и письма, исследуя и утверждая тринитарную теологию и создавая нормативную терминологию. Они говорили об Отце, Сыне и Святом Духе как о трех ипостасях (hypostasis), подчеркивая индивидуальные характеристики, но как о единой Личности, подчеркивая одну сущность (ousia). По мнению каппадокийцев, общая природа Отца и Сына была природой и Святого Духа. Подобное утверждение проливало свет на неясные моменты в Никейском символе веры. В своем труде «О Святом Духе» Василий приводил доводы в пользу признания Отца, Сына и Святого Духа имеющими одну сущность и равное положение и поэтому достойными поклонения.

Василий приводил свои самые сильные аргументы именно в контексте поклонения. Остальные богословы обвинили его в использовании союза «и» вместе с предлогом «с» в благословении: «Слава Отцу и Сыну со Святым Духом». Они заявили, что в молитве-благословении, звучащей в конце богослужения, должны использоваться следующие предлоги: «Слава Отцу чрез Сына во Святом Духе». Василий доказывал в ответ, что в Писаниях отсутствует подобное тщательное различение в употреблении предлогов при упоминании Отца, Сына или Святого Духа. Авторы Писания использовали разнообразные предлоги по отношению ко всем трем Личностям Божества. Некоторые теологи также заявляли, что это специфичное использование союза и предлога указывало на подчинение Сына и Духа Отцу. С помощью Писания Василий показал, что подобное подчинение Сына включает в себя только Его воплощение. В добавление Василий утверждал, что хотя для философии такая точность в использовании предлогов была бы привычна, для Писания она избыточна. Он обратил внимание на то, как Библия использовала почти все комбинации обычных предлогов для описания Личности Отца, Сына и Святого Духа. Можно сказать без преувеличения, что богословы изучили множество библейских отрывков, чтобы продемонстрировать широкое использование предлогов в упоминаниях всех трех Личностей Божества. Хотя это занятие было скучным, оно дало Василию возможность пресечь на корню необоснованные разграничения между предлогами. Поступая подобным образом, он также показал, что предлоги «через» и «во» необязательно обозначают подчинение Сына и Духа Отцу.

Один из примеров частичного совпадения предлогов в Писании встречается в Рим. 11:36: «Ибо все из Него, и чрез Него, и к Нему» (Пересмотренная стандартная версия; RSV). С помощью контекста Василий показывает, что в отрывке использованы все три предлога по отношению с Сыну, но даже если бы его противники стали настаивать на применении их к Отцу, это не повлияло бы на приведенный довод, так как все три в таком случае были бы использованы по отношению к Отцу. И в том, и в другом прочтении идея о разграничении полномочий (все исходит от Отца через Сына) не подтверждается контекстом. И в Мф. 1:20, и в Гал. 6:8 по отношению к Духу используется предлог «от». Отрывок Мф. 1:20 повествует о том, как ангел сказал Иосифу не бояться принять Марию в качестве жены, потому что дитя во чреве ее — «от Духа Святого». В Гал. 6:8 изображается вечная жизнь как исходящая «от духа» (93). Примеры из Священного Писания, приводимые Василием, занимают несколько глав, полностью доказывая, что Библия изображает единство и равенство среди трех Личностей Божества. С точки зрения разума, свой аргумент Василий построил на основании Писания, однако, если подходить практически, именно благодаря христианскому опыту богослужения ему удалось убедить христианских епископов признать Святого Духа всецело Богом. Василий показал им, как во время крещения и молитвы христиане поклонялись одинаково Отцу, Сыну и Святому Духу в течение нескольких веков несмотря на богословские дебаты четвертого столетия. Каждая группа, возможно, за исключением партии Евномия (позиция heteroousios), продолжала поклоняться Сыну и Духу независимо от своих богословских убеждений. Василий убедительно изложил это в последних главах своего труда «О Святом Духе» и содействовал осознанию верующими истины, что подготовило почву для того, чтобы Константинопольский собор полностью признал Сына и Святого Духа Личностями Божества наряду с Отцом.

Это правда, что Никейский и Константинопольский соборы наряду с истиной утвердили заявления, от которых сегодня нам следует отказаться, потому что они противоречат Писанию. Даже некоторые аспекты понимания Афанасием личности Христа сегодня, кажется, вызывают больше вопросов, чем ответов, включая его описание Сына как «вечно рожденного». Однако подобные детали не являются и не обязательно должны являться частью тринитарной доктрины о Боге. Хотя мы как адвентисты не обязаны признавать заявления соборов авторитетными, мы должны признать ценность аргументов Василия, почерпнутых из Писания и богослужебной практики. Мы принимаем тринитарную доктрину, основанную не на власти церковной догмы или церковных соборов, но на том факте, что она лучше всего представляет то, что Писание говорит об Отце, Сыне и Святом Духе как о едином Боге.