Глава 5. Божий путь?

В жизни профессора семинарии редко встречаются серьезные столкновения с другими людьми. Те редкие стычки со студентами, которые случались за 20 лет моей работы, по шкале Рихтера выглядели не очень серьезно, поэтому, во время последнего семестра, когда я читал курс “Проповедь и коммуникация”, меня озадачила реакция одного из моих слушателей. По мере развития курса я чувствовал, как неприятие медленно перерастает в возмущение. Каждый день он угрюмо приходил на занятия, говорил только тогда, когда я к нему обращался, и даже тогда не мог скрыть своего недовольства. Несмотря на внимание, которые я ему уделял, частные собеседования в моем кабинете и другие попытки как-то наладить общение, я не мог войти в контакт с этим юным проповедником. Он не раскрывался и не говорил, что его терзает, пока не наступил последний экзамен, и вот тут-то ситуация полностью прояснилась.

Кроме всего прочего, он писал: “Что касается меня, то я мыслю дедуктивно, и почти все великие проповеди, которые я слышал построены по дедуктивному принципу. Чтобы хоть как-то поверить индуктивному проповедованию, я сначала должен убедиться в его эффективности. По отношению к нему я занял позицию, которую можно охарактеризовать словами: ”Жди и смотри”. Я удручен, поскольку в ходе курса мало внимания было уделено пояснительной проповеди, самому важному типу проповедования. Содержание курса меня разочаровало. Я сильно встревожен, потому что хотел научиться убедительно выстраивать пояснительную проповедь. За годы моей учебы редко случалось так, чтобы, заканчивая курс, я не знал, чему я научился и зачем я это учил. От этого курса у меня осталось одно лишь чувство разочарования, потому что мои надежды не оправдались. Я хотел научиться проповедовать, излагая библейский материал: я ничего не знаю о разделении проповедей на дедуктивные и индуктивные и никогда это не делал. Меня крайне разочаровало, что во время наших занятий мы рассуждали о дедукции и индукции, вместо того, чтобы освоить какие-то общие моменты, касающиеся библейской пояснительной проповеди”.

Моя неспособность найти с этим студентом контакт так сильно встревожила меня, что я предпринял еще одну попытку.

Я дал ему набросок первых четырех глав этой книги, сказав, что готов заплатить, если он их прочтет и выскажет свое мнение. Вернув рукопись, он отказался от оплаты, ничего не сказал о прочитанном, и я чувствовал, что не могу тянуть из него впечатления. Когда он ушел, меня еще больше удручила наша неспособность начать разговор. Однако, раздумывая о финальном экзамене этого молодого проповедника, я понял, что меня беспокоит его довольно однозначная, хотя и не выраженная установка. Она звучала примерно так: “Если мир действительно в чем-то нуждается, так это в авторитете, непогрешимой Библии и проповедниках, у которых хватает мужества проповедовать истину, не идя ни на какие компромиссы”. Мой призыв к тому, чтобы понять слушателя, рассмотреть все обстоятельства, в которых он находится, и попытаться как-то сообразоваться с ними, он воспринимал, как компромисс, то есть как вероломный уход от высокого божественного призвания проповедовать воистину библейски и непримиримо.

Поразмыслив над тем, что произошло между нами, я понял, что найдется немало читателей, которые разделят его сомнения. Может быть, я действительно призываю к малодушному компромиссу? Может ли индуктивный подход быть библейским, если он согласуется с потребностями и интересами наших слушателей?

После довольно обстоятельного и молитвенного исследования и повторного анализа Божьего Слова я написал эту и последующие главы, которые являются моим ответом на эти вопросы.

Давайте откроем Библию и начнем сначала. Есть ли в Писании то, что мы называем элементом повествования? Перед нами длинный список, который мы читаем не торопясь:

творение, Рай, первый человек, первая женщина, грех, первый младенец, первое убийство, потоп, вавилонская башня, обетованная земля, бегство в Египет, испытание веры, замысел человека о Божьем обетовании, завет, безрассудство Лота, Содом, обетование о рождении сына, семейные неприятности, близнецы, столкновения и бегство, лестница в Вефиле, замедлившая любовь, примирение братьев, Иосиф, проданный в египетское рабство, гнев отвергнутой женщины, Иосиф, позабытый в темнице и освобожденный оттуда за истолкование сновидений, безвыходное положение братьев Иосифа, празднества и голод, пастухи в Египте. Эти истории /а мы перечислили их далеко не все/ содержатся в первой книге Библии. Ускорив наше путешествие по Ветхому Завету, мы столкнемся с еще большим их количеством, среди которых, как вехи, возвышаются следующие: младенец в корзине, наемная кормилица, кирпичи без соломы, бегство, горящий куст, язвы, исход, странствование по пустыне, обретение закона, манна, перепись, правила, скиния, переход через Иордан, вступление в обетованную землю, судьи, цари, вавилонский плен, возвращение, пророки.

Мы обращаемся к Новому Завету, и здесь нас снова обступают различные истории, среди которых назовем остальные: глас в пустыне, Агнец Божий, последователи, земная жизнь Христа, распадающаяся на четыре периода, смерть воскресение, вознесение, Пятидесятница, деяния апостолов, первый мученик, “апостол языков”, миссионерские путешествия, послания к различным церквам, Апокалипсис.

Делая этот беглый обзор, мы чувствуем, как в нашей памяти всплывает множество других библейских историй. В нашем воображении вырисовываются лица Фамари, Мариам, Саула, Эсфири, Руфи, Вирсавии, Симеона, женщины у колодца, богатого молодого правителя, Иуды, Фомы, Неемана, Онисима и бесчисленного множества других. Можно ли исчерпать этот бесконечный перечень библейских повествований? Тех, кто стремится нести Слово Божие современному миру, такая ситуация заставляет задуматься и о других вопросах. Почему в Библии так много повествования и почему его так мало в наших проповедях? Не может ли сам факт того, что Бог столь пространно использует повествовательный элемент /быть может, самый индуктивный из всех потенциально возможных/ сказать нам об основах божественной философии общения? В третьей главе мы перечислили несколько других слагаемых индуктивного проповедования. Посмотрим, можно ли их отыскать в Писании?

Вопросы.

Вопросы не утрачивают своей значимости на протяжении всей Библии: от первого вопроса, заданного Богом /”Адам, где ты? Почему ты спрятался?”/, до тех душераздирающих и жаждущих ответа, которыми исполнены Псалмы: ”Доколе, Господи, доколе? Разве ты навсегда позабыл меня? Доколе должен я противоборствовать? Доколе будет торжествовать враг мой? Почему ты оставил меня? Кого мне страшиться? Чего я жду, Господи? Где Бог? Куда мне бежать? Что нам делать, когда рушатся устои? Что есть человек? Кто может пребыть в Твоем святилище? Кто Бог, кроме Господа?”.

Отвечая на обвинения Иова, Бог сам прибегает к вопросам, и кроме того, мы слышим, как по холмам и долинам Израиля эхом перекатываются вопросы Божьих пророков: ”Почему вы упорствуете в мятеже вашем? Что ваши жертвы для Бога? Что замышляете вы, сокрушая Мой народ? Что вы видите? Какое прегрешение отыскали во мне отцы ваши? Где Господь, где боги? Почему вы возносите обвинения против меня? Почему народ мой говорит: мы можем странствовать? Разве девица забыла свои украшения? Почему вы столь суетны и изменяете пути ваши? Возвратитесь ли вы ко мне ? Доколе будете давать пристанище своим порочным помыслам? Господи, разве Ты совсем уничтожишь Израиль? Что надобно Господу от вас? Разве они не вернутся? Кто мудр? Кто может снести? Кто не устрашится? Не лучше ли вы тех царств? Как спасется Иаков? Разве не вострепещет от этого земля? Разве я не уничтожу премудрых? Что сделали вы? Разве гневен Дух Господень? Разве он совершает сие? И почему вы вопиете ныне: разве у вас нет царя? Разве погиб ваш наставник? Кто устоит перед гневом Его? Доколе это пребудет? Почему вы оскверняете завет отцов ваших, нарушая веру друг друга? Кто устоит, когда он появится? Что обрели мы?”

Заставляя умолкнуть своих собеседников Иисус прибегал не к каким-то догматическим утверждениям, не к косной самозащите, но к тем же вопросам: ”Чье это подобие и написание? Что сделал Давид? Что сказал Моисей? Кто твой ближний?” Призывая своих учеников к истине и самоотверженному служению, Он использовал следующие вопросы: ”Что говорят обо мне люди? Петр, любишь ли ты меня?”

Другим средством индукции является диалог. И опять, перелистав Писание, мы видим, что эта книга преисполнена диалогов между человеком и Богом, сатаной и человеком, а также между людьми. В этой божественной истории разговор играет значительную роль. Некоторые из основополагающих библейских вестей запоминаются благодаря записанным беседам.

Грехопадение человека описывается посредством разговора Евы со змием. Вопрос о верховной власти Бога нигде не живописуется столь красочно, как в тех доводах, которые Ему приводил Иов. Что касается загадки благовестия, то она, пожалуй, нигде не выражена столь ясно, как в разговоре Иисуса с Никодимом. Для того, чтобы донести свою весть Бог вновь и вновь использует и записывает диалоги.

Наверное, не стоит напоминать о том, как Бог относится к использованию такого индуктивного элемента, каковым являются притчи. Кроме того, в третьей главе мы показали, сколь широко он использует и аналогию. Многие из его принципиально важных учений, основываются на таких аналогиях, как взаимоотношения отца и сына, виноградной лозы и ее ветвей, невесты и жениха, овец и пастыря, дома и его краеугольного камня.

Занимаясь поисками индуктивных элементов, используемых в Библии, в данном случае следует упомянуть и библейские образы, которые можно рассматривать как производные слагаемые аналогии. Несмотря на то, что еврейский язык Ветхого Завета насчитывает всего 2 тысячи корней и 10 тысяч слов /в то время как в греческом их 100 000, а в современном английском около 1 000 000 /, эта книга буквально изобилует образами. Одна только книга пророка Осии, небольшая по объему, насчитывает более 400 образов и индуктивных оборотов речи. Чтобы выразить свое почти бессвязное, непрерывное рыдание, этот пророк-поэт в значительной степени использует образную систему, которую ему дает его собственный опыт.

Другой пророк, Амос, не боится представить мрачную картину, в которой лев рыча терзает свою добычу. Затем, проводя аналогию, он задается вопросом: ”Лев начал рыкать. Кто не содрогнется? Господь сказал, — кто не будет пророчествовать?” Тем самым сравнивая свой личный опыт с событиями в масштабе всей страны. В этом образе присутствует еще, один потенциально предполагающий те индуктивные элементы, о которых мы упоминали в начале третьей главы. Речь идет об общеизвестном опыте. В структуре библейского повествования /то есть в тех историях, в которых говорится об общечеловеческих переживаниях/ содержатся бесчисленные отсылки к повседневному человеческому опыту. Библия сталкивает читателя с повседневной реальностью, которая содержит в себе основополагающий и неизбежный человеческий опыт, простирающийся от переживания работы человеческого организма до тяжелых испытаний и смерти.

Может ли индуктивный подход быть библейским? Бегло просмотрев тот материал, который содержится в Писании, можно прийти к выводу, что это действительно возможно. Если убрать из Библии элементы повествования, вопросы, диалоги, различные аналогии и отсылки к общеизвестному человеческому опыту, то все Писание можно свести к нескольким разбросанным тезисам.

Однако в третьей главе мы сказали, что индуктивный процесс определяется не просто включением в проповедь индуктивных слагаемых, но и их использованием, поэтому мы не можем сразу переходить к выводу о том, что индукция имеет библейский характер или что Библия сама по себе индуктивна только потому, что в ней содержатся такие элементы. Перед нами стоит более важный вопрос: ”Как Бог использует эти слагаемые?”

Бог не рассказывает историю только для того, чтобы привлечь наше внимание к основной части своей вести. Индуктивные элементы, о которых мы упоминали, это не просто какие-то хитрые уловки, используемые в Библии для того, чтобы как-то приукрасить мрачную истину; это не подслащенные пилюли, задача которых в том, чтобы то или иное наставление было легче проглотить. Во всем общении Бога и человека эти слагаемые играют основную роль.

От повествования об Эдемском саде и до описания Нового Иерусалима, повествование играет основную роль. От первой до последней страницы структура Библии — это структура рассказа. Ветхий Завет — это рассказ, подводящий к новозаветным повествованиям. Основное сюжетное развитие, а также противоположное развитие того или иного сюжета, сюжетные отступления и вставки, отдельные рассказы и вся библейская история в целом, — все это запечатлевает историю человеческой веры и как бы одолевает течение времени.

Конечно, для того чтобы наставить верующих, Библия использует и дедуктивный подход, однако любая попытка сформулировать то или иное учение, любое слово мудрости или богословское рассуждение обретают жизнь среди множества разных людей и их опыта.

Можно ли где-нибудь в Библии отыскать отвлеченное рассуждение о духовной несостоятельности человека? Это невозможно. И тем не менее, от Адама, покинувшего райский сад, и до тех, кто остался вне стен Нового Иерусалима /Откр.22/, конкретные примеры один за другим показывают эту несостоятельность, а также Божие благовестие, дающие человеку вторую возможность. Эта тема прослеживается в образах Каина, Ноя, Авраама, Иакова, Исава, Самсона, Давида, Соломона, пророков, Иуды, Петра, Иоанна, Марка и многих других. Принципиально важно для всякого библейского откровения является как явное указание на важность человеческого опыта, так и скрытое предчувствие его значимости, того опыта, который дает возможность учиться и учить. По сути дела именно этот конкретный человеческий опыт /реальные люди и конкретные примеры/ формирует основную структуру Библии. Все это довольно основательно отличается от большинства современных проповедей.

Для того, чтобы прийти к соответствующим выводам, проповедники в своих проповедях отмечают и используют те индуктивные особенности, которые встречаются в Библии. Однако, когда наступает воскресное утро, они обычно сразу начинают с этих выводов, на достижение которых у них ушла вся предыдущая неделя. В результате этого они превращаются в ту основу /а может быть, довольно легко превращаются и в обычную бейсбольную биту/, утверждаясь на которой, проповедник начинает вбивать догматы в головы своих слушателей. Поскольку, делясь результатами своих исследований, он ничего не говорит о том, как он их достиг, проповедь довольно часто становится дидактической, догматической и дедуктивной.

Бог общается совершенно иначе. Начиная свою библейскую весть, Он не говорит: ”Я собираюсь доказать свою любовь и преданность, представив этому миру способы спасения от греха и смерти”. Вместо этого он начинает пересказывать конкретные деяния, совершенные Им в истории, и в то же время стремится к тому, чтобы их значимость постоянно нарастала. Его весть разворачивается посредством описания пяти исторических ветхозаветных событий, лежащих в основе веры: призвание патриархов, Сионский завет, исход из Египта, обетование Ханаана и утверждение Царства. Что касается Нового Завета, то здесь мы имеем дело с тремя основными событиями, определяющими новые отношения| жизнь и учение Иисуса, Его смерть и Его воскресение. Перечисленные исторические деяния Бога, облаченные в конкретный человеческий опыт, индуктивно ведут читателя от конкретных фактов к соответствующему выводу: к божественному возвещению о помощи и надежде всего мира.

Бог не начинает с ответа. Обычно в Библии конкретное предшествует абстрактному, частное общему, а те или иные материалы — вытекающему из них правилу. В Писании, конечно, можно отыскать некоторые постановления и догматы, однако все они тяготеют к тому, чтобы на индуктивном уровне следовать конкретному опыту и примеру, а не предшествовать им в авторитарно-дедуктивной форме изложения.

Индуктивная структура и принципы индуктивного изложения прямо таки изобилуют в Писании: наблюдения предшествует рассуждению, факторы — принципам, конкретный материал — выводам; совершается движение от известного к неизвестному, используются те или иные предположения, не сопровождаемые никакими выводами, а также наблюдается осторожный и постепенный переход от одной стадии к другой.

Бог учит нас двумя способами: с помощью откровения и посредством разумного объяснения. Высший авторитет Он сочетает с величайшей свободой исследования. Самого Себя и Свою истину он являет постепенно. Его воля и путь Его действий открывается человечеству в развитии. Он готовит путь и ждет, что человек ответит на это с готовностью.

Он размышляет вместе с нами, теми, кто уступает ему в силе мысли, и делает это, беря за основу наш конкретный опыт. Мы должны учиться на примере других. Обращая к нам свои обоснованные призывы и показывая нам плохие и хорошие образцы поведения, Бог вселяет в нас более убедительные доводы, необходимые для нашего послушания.

После того, что произошло в райском саду, Божии доводы разворачиваются подобно ковру в ходе повествования об истории человечества. Заповеди, повеления и утверждения, — все это мягко вплетается в библейское повествование.

По мере того, как люди учатся на опыте других, Божьи замыслы обретают свое завершение не благодаря использованию того или иного догматического авторитета, но благодаря индукции. Любимый метод обучения, используемый Богом, — обучение не посредством повеления, но с помощью благодати.

Он подводит к истине, благодаря косвенному обучению с помощью тех или иных фактов. Можно сказать что стиль, который Он обычно использует, — не догматического наставления, но косвенного влияния. Такой подход призван к тому, чтобы способствовать нравственному развитию, а не давать какой-то перечень легких богословских, вероучительных ответов.

Индукция просматривается не только во всей структуре Библии, но и в ее отдельных книгах. Мой коллега и ученый-библеист Джон Освальт, утверждает, что единственная дедуктивная книга в Библии — это Книга Притчей. От всех прочих она отличается тем, что ее широкие обобщающие принципы предстают не как ответы на тот или иной конкретный пример, но как универсальные повеления.

Что же касается остальных шестидесяти пяти книг, то, согласно Освальту, по своему характеру, расстановке акцентов и методу, они отвечают принципу индуктивного построения.

Таковыми являются сочинения Павла, а также другие Послания, поскольку общие принципы, которые в них содержатся, представляют собой ответ на ту или иную конкретную ситуацию или опыт. Если мы возьмем Послание к Римлянам, то все, что в нем говорится напрямую связано с теми, кто проживает в Риме, с их культурой, историей и воспитанием. С другой стороны, все, что в Послании к Фессалоникийцам говорится о втором пришествии Христа, является ответом на те конкретные тяготы, которые фессалоникийцы претерпевали в то время.

Что касается других библейских книг, то их индуктивный характер еще более очевиден. Например, Евангелие от Матфея распадается на восемь повествовательных частей, предстающих как определенные художественные отрывки со сходной структурой. Если взять Авторизованный Перевод, то можно сказать, что все повествование похоже на проповедь, которая занимает два с половиной часа и насчитывает 23684 слова.

В этих восьми разделах повествуется о жизни и служении Иисуса. Пять из них предшествуют тем дидактическим отрывкам, в которых излагается учение Иисуса и которые вырастают и основываются на повествовании о его земной жизни. Соответствующие понятия проистекают из самого ее индуктивного характера.

В Библейском Словаре эти чередующиеся разделы представлены так:

Повествование о детских годах Иисуса — главы 1-2

2. Ученичество — главы 3-7

А. Повествование о начале Иисусова служения

Б. Беседа — Нагорная проповедь — главы 5-7

3. Апостольство — главы 8-10

А. Повествование — служение исцеления и поучения — 8:1-9:34

Б. Беседа — миссия учеников Иисуса — 9:35-10:42

4. Скрытое откровение — 11:1-13:52

А. Повествование — растущее противостояние Иисусу — главы 11, 12

Б. Беседа — тайное поучение восемью притчами — 13:1-52 [повествование]

5. Церковь — 13:53-18:35

А. Повествование — Мессианство и страдание — 13:53-17:23

Б. Беседа — церковное правление — 17:24-18:35 [повествование]

6. Суд — главы 19-25

А. Повествование — столкновения в Иерусалиме — главы 19-22

Б. Беседа — критика книжников и фарисеев — глава 23

Учение о парусии — главы 24-25

[три притчи и повествование о суде]

7. Повествование о крестных страданиях — главы 26-27

8. Повествование о воскресении — глава 28

Из 28 глав 19 представляют собой повествование, и, кроме того, все остальные предполагают сильный повествовательный элемент.

Что касается Евангелия от Марка, то оно выглядит как торопливый рассказ молодого человека, в котором много повествовательного, в котором излагается конкретный человеческий опыт и предполагается быстрое развитие. Индукция разворачивается в центре повествования.

Лука видит шире, оценивая все видимое глазами врача. Авторская симпатия ощущается в описываемых им чувствах, а общение Иисуса с женщинами, детьми, больными, увечными, изгоями общества заставляет видеть в них тех, кто заслуживает человеческого и божественного сострадания.

Некоторые считают, что четвертое Евангелие написано абстрактным теоретическим языком и имеет почти потусторонний характер. Однако, если дать условное наименование его главам, то повествовательный элемент будет очень хорошо просматриваться:

1. Иоанн Креститель и другие следуют за светом

2. Брак в Кане

3. Никодим

4. Женщина у колодца

5. Свидетельство человека, исцеленного в субботу

6. Насыщение пятью тысячами небесными хлебами

7. Иисус на празднике

8. Готовый умереть

9. Исцеление слепого

10. Овцы и Пастырь

11. Воскресший Лазарь

12. Торжественный въезд

13. Омовение ног и Тайная Вечеря

14. Последняя воля и завет

15. Лоза и ветви

16. Утешитель

17. Молитва Первосвященника

18. Гефсиманский сад

19. Суд и распятие Иисуса

20. Воскресение

21. Рыба на обед

Стремясь достичь цели, Иоанн насыщает свое Евангелие индуктивным материалом. Четырнадцать знамений [шесть слова [формула “Я есмь”, которую использует Иисус] и восемь деяний, Им совершенных] являются показательными примерами в излагаемой Иоанном теме. Он привлекает конкретный опыт, использует конкретные случаи, строит свое повествование в объективном ключе [говоря о том, что видно, слышно, что известно, что делают и о чем говорят], стремясь вызвать у читателя живое впечатление от описываемого. Он стремится к тому, чтобы достичь ненавязчивого авторитета, призывая в свидетели жизнь [Ин.20:31]. Его метод глубоко индуктивен. Он стремится увлечь человека.

Итак, до сих пор мы искали индуктивный материал в основополагающей структуре Библии, а также в ее отдельных книгах. Но что если мы еще больше углубимся и рассмотрим сами библейские проповеди, а также проповедников?

Да, в Библии проповедуют, и кому-то это неплохо удается. Если предположить, что человеческая природа осталась неизменной, то в таком случае Библия открывает нам просто золотые россыпи всевозможных идей, которые помогут современному проповеднику. Как Ветхий, так и Новый Заветы могут дать нам конкретные примеры проповеднических приемов и навыков. Мы видим, как проповедуют пророки, и, по сути дела, задолго до того, как были написаны многие библейские книги, их материал существовал на уровне устных проповедей.

Новозаветные авторы записывают свои проповеди, беседы и переживания. Апостолы и другие авторы новозаветных книг записывают свою весть в стиле устной проповеди. Даже тринадцать послание Павла можно рассматривать как полезный образец проповедей, посланных для прочтения в различные общины.

Анализ метода, стиля, воззваний и концепций, использованных в Библии, должны помочь современному проповеднику. Что мы утратили? Какие изменения произошли? Что знали об искусстве проповеди ранние проповедники и что мы утратили в сравнении с ними? У нас есть склонность воспринимать библейские персонажи не столько реалистично, сколько благочестиво. Мы воспринимаем их как святых, вместо того чтобы учиться у них необходимой технике или принципам.

В книгах по гомилетике просматривается тенденция не замечать как ветхозаветных, так и новозаветных пророков и проповедников. Составляя проповеди, мы следуем не столько библейским примерам, сколько образцам греческой риторики.

Книга Екклесиаста, автор которой именуется “проповедником”, выделяется как пример индукции методом отбора и исключения. Один мой коллега-библеист говорил, что призывает своих студентов читать эту книгу до конца или не читать вовсе. “Она подводит к самоубийству”, — таково было его мнение. Мы видим, что в ней конкретные детали направлены на то, чтобы проиллюстрировать “суету сует”, и вдруг совсем внезапно лишь в последних двух стихах автор формулирует заключительную идею, резюмирует ее и соотносит свою установку с реальной жизнью. Как сильно это отличается от традиционных гомилетических приемов и структуры!

Обращение к конкретному опыту и использование не менее тридцати вопросов приводят к тому, что слушатели по-настоящему увлекаются этой жизненной проповедью. Начиная с утверждения о “суете”, которое автор делает в первых двух стихах, он в дальнейшем показывает слушателям всю драму человеческой жизни от рождения до похорон, от материнского лона до могильных червей. Его советы даются в немногих там и тут разбросанных высказываниях, однако смысловое ядро его проповеди, которая занимает сорок минут, заключено в выводе, насчитывающем тридцать одно слово.

Все суета сует.

Где искать смысл?

— не в мудрости

— не в удалении от всего

— не в слезах и плаче

— не в вине

— не в ветре [14 раз]

— не в делах

— не в словах

— не в богослужении, лишенном послушания

— не в пороке

— не в бряцании оружия

— не в сочинениях

Но при всем этом ходить пред Богом надо правильно.

Вывод [12:13-14]

— Бойся Бога

— Соблюдай Его заповеди

— Бог будет судить все, что делает человек

и ничто от Него не скроется.

Если взять Книгу пророка Малахии, то здесь можно сказать, что она в качестве проповеди занимает от двенадцати до пятнадцати минут и состоит из 1872-х слов, давая образец проповедника, стремящегося сделать своих слушателей участниками индуктивного процесса общения. “Вестник” увлекает их живой беседой, непосредственным разговором, задавая при этом более двадцати пяти прямых вопросов. Он постоянно ссылается на историю, усматривая в ней конкретный опыт, вполне определенные примеры, образцы семейной жизни человека и его жизни как личности; он видит там примеры основополагающих взаимоотношений, неугасающих обязанностей, совместной и индивидуальной деятельности человека, слова и дела, убеждения и поведение.

Несомненная любовь: Божия любовь к Израилю — 1:1-5;

Неприемлемые жертвы: порочные приношения, совершаемые порочными священниками;

Несдержанные обязательства: священники пренебрегают Заветом — 2:1-9;

Неверный супруг: осуждение идолопоклонства и разводов — 2:10-16;

Нежданный суд: пришествие Господа — 2:17-3:6

Безмерное благословение: Божие обетование возможно при условии, что десятины будут совершаться по-прежнему;

Неоправданные утверждения: иллюзорная возможность избежать суда — 3:13-4:3;

Незабываемое прощание: предупреждение, обетование, угроза — 4:4-6;

Примеры, полученные на материале служения Иисуса, мы рассмотрим в следующей главе, однако в Библии есть много других проповедей, которые тоже могут служить образцами индукции. Например, можно сказать, что проповедь Стефана, обращенная к его палачам, представляет собой шедевр индукции. Речь Павла на Марсовом Холме, его свидетельство перед иудеями в 22-й главе Деяний, а также перед царем Агриппой в 26-й главе также представляют собой искусное использование индуктивного подхода.

Итак, может ли такой подход к проповедованию быть подлинно библейским?

Проповедники, которых мы встречаем в Библии, сама ее структура, равно как и структура отдельных ее книг, — все это говорит, что такое возможно. По сути дела, каждый из тех двух тысяч девятьсот тридцати персонажей, которых мы встречаем в Библии, возвещает одну и ту же весть. Каждый слово живой памятник свидетельствует одну основную идею: мы можем учиться на опыте.

Божественная история приходит нам, будучи облаченной в историю человеческую. Даже повествование о Боговоплощении построено по индуктивному принципу. Слово становится плотью, обитает с нами (Ин.1:14), и в силу этого мы можем слышать и знать.

Складывается впечатление, что индукция — это тот обучающий метод, который используется Богом в первую очередь. Он словно говорит в своем Слове: “Остановитесь, смотрите, слушайте и живите. Потом вы услышите и Слово Господне”.

Желая сообщить Свою весть, Бог не сыплет с облаков двадцать четыре тома богословских сочинений. Он просто рассказывает историю. Быть может, если мы хотим как-то улучшить свои проповеди, нам следовало бы поучиться на примере Его общения с людьми.

Может ли индуктивное проповедование быть поистине библейским?

Если мы сами хотим по-настоящему держаться Библии, лучшего пути, наверное, просто нет.