Глава 7. Об ответственности слушателя, внимающего Слову Божьему

Красна речь слушаньем. Русская пословица

Наблюдайте, как вы слушаете. Лк 8:18

Все, о чем говорилось в предыдущих главах, в основном касалось проповедника. Завершая данное пособие, хотелось бы несколько слов сказать и об ответственности слушателя. При том, что очень многое в плане эффективности проповеди зависит от проповедника, свою долю ответственности за результат произносимого на кафедре слова должен нести и слушатель. Если посмотреть на данный вопрос в его временном измерении, нетрудно будет заметить, что ответственность слушателя последовательно определяют три фактора: его духовный настрой, во-первых, до проповеди, во-вторых (и это следует подчеркнуть особо), во время слушания проповеди и, наконец, в-третьих, отношение слушателя к сказанному, проявляющееся уже после проповеди.

До проповеди

«Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, — писал Екклесиаст, — и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению» (Еккл 4:17). Процитированные слова как нельзя лучше подходят для того, чтобы стать кредо каждого христианина, для которого слышать голос Божий есть главный нерв всей религиозной жизни. Фактически Соломон говорит здесь об ответственности всякого богобоязненного человека, направляющегося в дом Божий, следить за малейшими движениями своих мыслей. От него зависит очень многое (даже больше, чем он может полагать) в том, что касается собственного влияния на свой же духовный мир: какое русло придать своим мыслям, на чем сосредоточить размышления, что ответить голосу совести. Кроме того, очень многое зависит от той установки, с которой христианин приступает к тому или иному делу или деланию. Если верна мотивация, ясны цели и правильно определены средства для их достижения, тогда неизбежен и высокий результат. Екклесиаст очень проницателен, когда утверждает, что смыслом истинной религии и главным содержанием богослужения является не то, что человек делает, а то, что делается с ним. Иными словами, главное в богослужебной жизни верующего заключается не в том, чтобы что-то принести Богу, пусть даже это требуется законом или диктуется обязательствами обета, данного Богу (см. контекст — Еккл 5:3, 4), но в том, чтобы внять гласу Божьему. Если не слышен глас Господень или притуплено чувство, которое должно этот глас распознавать, к нему прислушиваться, на него откликаться, религия сохраняет не большую ценность, чем любой другой предмет для антропологических исследований. Стало быть, настраивать себя на слушание Слова Божьего есть один из библейских императивов, который следует выполнять с такой же тщательностью, как и другие веления Божьи. Что может содействовать этому?

Путь к духовным высотам нередко пролегает через вполне материальные места, на что обращалось внимание еще в те времена, когда израильскому народу прививались азы богослужебной жизни.

Вот что сказал Господь: «завтра покой, святая суббота Господня; что надобно печь, пеките, и что надобно варить, варите сегодня» (Исх 16:23).

И сказал Господь Моисею: «пойди к народу, и освяти его сегодня и завтра; пусть вымоют одежды свои, чтоб быть готовыми к третьему дню: ибо в третий день сойдет Господь пред глазами всего народа на гору Синай» (Исх 19:10, 11).

Кроме того, самое серьезное внимание обращалось на состояние жилищ израильтян (Лев 14), что было вполне логично, так как самое первое приобщение человека к Торе происходило именно в доме (Втор 6:7; 11:19). Таким образом, эти и другие содержащиеся в Законе требования можно рассматривать в расширенном значении как относящиеся к приготовлению всего жилища для богослужебного времени. Не секрет, что степень чистоты и уюта в жилище влияет не только на телесное самочувствие человека, но и на его духовно-эмоциональное состояние. Гигиена души начинается с элементарного наведения порядка в жилых помещениях квартиры или дома, в кухне, на письменном столе и т. д. Этим устраняется все, что может послужить источником раздражения или дискомфорта и соответственно помешать молитвенному уединению в Слове Господнем.

Идет ли речь об утреннем или вечернем богослужении в доме молитвы, лучшей подготовкой к нему должно стать семейное богослужение, включающее молитву, пение псалмов, чтение Священного Писания и свидетельства его участников о деяниях Божьих в их жизни. Но немаловажное значение имеет и то, какую трапезу вкушает человек, собирающийся на богослужение. Некоторые христиане имеют твердое убеждение в том, что идти на богослужение можно только натощак, а сытость человека, пришедшего на поклонение в дом Господень, гриничит с богохульством (1) . Другие вообще не обращают на такие вопросы никакого внимания. Но какой бы точки зрения мы ни придерживались, важно все же согласиться с тем, что если и садиться за стол перед тем, как направиться в дом Божий, то не помешает, во-первых, позаботиться о том, чтобы трапеза была низкокалорийной, и, во-вторых, чтобы «поставить преграду гортани своей» (Притч 23:2). Как писал Дитрих Бонхеффер,

в навыке воздержания отчетливо выявляется, что моя жизнь как христианина чужда миру. Жизнь без аскетического навыка, уступающая всем желаниям плоти… такая жизнь едва ли приготовится к служению Христу. Сытая плоть молится неохотно и не отдает себя на самоотверженное служение. Поэтому пусть плоть узнает в ежедневном и чрезвычайном навыке и дисциплине, что своих прав у нее нет. Этому помогает ежедневный, размеренный навык молитвы, как и ежедневное размышление о слове Божьем, помогает всякий навык телесной дисциплины и воздержания (2) .

Действительно, кто назовет умным спортсмена, который перед тем, как пробежать определенную дистанцию, «укрепляет» себя плотной едой? Собираясь на богослужение, христианин тоже готовится пробежать, но уже духовное поприще. Насколько успешен будет этот бег (в данном случае — это внимание к звучащему в пасторской проповеди Слову Божьему), во многом зависит от подготовки бегущего, включающей в себя и такой аспект, как качество и калорийность вкушаемой пищи.

В англиканском соборе св. Албания (Англия) хранится древняя реликвия — расческа, которой символически пользовался священник, готовящийся к совершению священнодействия. Этим подчеркивалась необходимость «причесать» мысли перед тем, как стать не только участником богослужения, но в каком-то смысле и его творцом: ведь духовная действенность акта богопоклонения, его освящающее влияние во многом зависят от духовного состояния священнослужителя. Однако не должны ли выполнить свою часть подготовки к восприятию звучащей на богослужении проповеди и прихожане, заблаговременно «причесав» свои мысли молитвой и другими действиями, непосредственно предшествующими совместному вниманию гласу Божьему и поклонению Ему в церкви как освященном святым присутствием месте?

Во время проповеди

По вполне очевидным причинам, действенность пасторской проповеди ни от чего не зависит так сильно, как от внимания, сосредоточенности и открытости к ней со стороны слушателей непосредственно в минуты ее произнесения. «Наблюдайте, как вы слушаете» (Лк 8:18), — заповедал всем Своим последователям Спаситель Иисус Христос. За чем же должны наблюдать слушатели Слова Божьего?

Ввиду того, что наибольший процент информации об окружающем мире человек получает с помощью органа зрения, чрезвычайно важно следить за тем, куда во время проповеди обращен его взгляд. Некоторые предпочитают не сводить глаз с проповедника, как это было в минуты произнесения Иисусом Своей первой проповеди в Назарете, когда «глаза всех в синагоге были устремлены на Него» (Лк 4:20). Однако взгляд, обращенный на проповедника, может как содействовать вниманию к произносимому им слову, так и препятствовать этому: все зависит от того, что слушатель видит в священнослужителе. Дело в том, что излишнее внимание к внешности проповедника, его жестам и манере держать себя на кафедре может не обострить, а притупить восприятие звучащей в его проповеди вести. Внешнее внимание к стоящему на кафедре вестнику, не будучи подкреплено внутренним, исключительно духовным интересом к его слову, большой пользы слушателю не принесет. Такое лицезрение имеет эффект дешевого шоу и вызывает очень поверхностное, в сути своей обмирщенное восхищение проповедником как оратором, оставляя фактически не затронутым внутренний мир слушателя.

Конечно, никто не знает так хорошо того, какими глазами смотрит на проповедника слушатель, как сам слушатель. Но если он или она замечают, что зрительный контакт с проповедником во время проповеди задает неверное русло течению их мыслей, необходимо периодически отводить взгляд с оратора долу. Это, как может показаться поначалу, чисто механическое действие непременно должно повлечь за собой изменение качества духовного восприятия Божественной вести и перевести фокус внимания слушателя с образа зримого на слово слышимое.

Но, пожалуй, худший вариант слушания проповеди (если не считать откровенной дремоты, что тоже не такая редкость, особенно в плохо проветриваемых помещениях) — это блуждающий по залу взгляд слушателя. Блуждающий или рассеянный взгляд выдает в прихожанине человека поверхностного, не понимающего настоящей цели своего нахождения в доме Господнем, — человека, который, подобно еще вчерашнему рыбаку Петру, думает «не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф 16:23). Приходить на проповедь, питая больший интерес к людям, которым она адресуется, нежели к Богу, ее вдохновляющему, значит не понимать смысла и назначения христианской Церкви. За формальное отношение к голосу Божьему, звучащему в проповеди священнослужителя, слушатели вынуждены платить душевной пустотой, которую они очень быстро почувствуют, оказавшись в суете повседневной жизни. Расточительное отношение к собственному воображению, проявляющееся в чрезмерном внимании к тому, что «человеческое, а не Божье», рождает определенные образы даже в самом благочестивом сознании, и какие это образы, можно догадаться, приняв во внимание тот факт, что в своем поведении и стиле одежды христиане становятся все более раскованными, да и СМИ немало потрудились в плане раскрепощения (впрочем, раскрепощения ли?) нации, особенно что касается ее подрастающего поколения. Только один пример, причем даже не из двадцатого века, пережившего сексуальную революцию и давшего человечеству вкусить сладость слов «все относительно», а викторианского девятнадцатого. Итак, отрывок из рассказа французского писателя Эмиля Золя (1840-1902) «Воздержание».

Когда викарий в широком ангельской белизны стихаре взошел на кафедру, маленькая баронесса уже сидела с блаженным видом на обычном своем месте — у отдушины жарко натопленной печки, перед приделом Святых ангелов.

Приняв подобающую благоговейную позу, викарий изящным движением провел по губам тонким батистовым платочком, затем развел руки, подобно крыльям готового взлететь серафима, и, склонив голову, заговорил. Сначала голос его звучал под широкими сводами церкви, как отдаленный рокот ручья, как влюбленный стон ветра в листве. Но понемногу дуновение становилось сильней, легкий ветерок превращался в бушующий ураган, и речь загремела мощными громовыми раскатами. Но даже среди самых страшных вспышек молний голос викария внезапно смягчался, и яркий луч пронизывал мрачную бурю его красноречия. При первых же звуках шелестящего в листве ветерка на лице маленькой баронессы появилось то выражение сладостного восторга, какой должна испытывать особа с тонким музыкальным слухом, которая приготовилась наслаждаться тончайшими оттенками любимой симфонии. Она была восхищена нежной прелестью вступительных фраз; она с вниманием знатока следила за нарастанием грозовых нот так умело подготовленного финала, а когда голос викария достиг наивысшей силы, когда он загремел, повторенный многократным эхом высокого нефа, баронесса не могла удержаться и, удовлетворенно кивнув головой, скромно пролепетала: «Браво!»

Это было райское блаженство. Все святоши млели от удовольствия […] — Настал час, братья и сестры, когда все мы должны, подобно Иисусу, нести свой крест, надеть терновый венец, взойти на Голгофу, ступая босыми ногами по камням и колючим кустарникам.

Баронесса, видимо, сочла, что фраза очень приятно закруглена, она зажмурилась, и сердце ее сладко заныло. Симфония речей викария баюкала ее и, слушая мелодичный голос, она погрузилась в полусон, полный интимных переживаний.

— Плачьте, плачьте, — твердил он угасающим голосом, проливая слезы, — плачьте о себе, плачьте обо мне, плачьте о Господе Боге. Маленькая баронесса, казалось, спала с открытыми глазами, она словно оцепенела от жары, ладана, наступающей тьмы. Она сжалась в комок, она затаила в себе сладостные, полные неги ощущения и втихомолку мечтала о приятнейших вещах.

Рядом с нею в приделе Святых ангелов находилась большая фреска, на которой была изображена группа красивых молодых людей, полунагих, с крыльями за спиной. На лицах их застыла улыбка любовников, а их согбенные, коленопреклоненные фигуры, казалось, с обожанием взирали на невидимую маленькую баронессу. Какие красавцы, какие у них нежные губы, атласная кожа, мускулистые руки! Один из них положительно напоминал молодого герцога де П., большого приятеля баронессы. В забытьи баронесса спрашивала себя, хорош ли будет герцог нагим, с крыльями за спиной. А минутами ей казалось, что большой розовый херувим одет в черный фрак герцога. Затем сновидение становилось явственнее, это и вправду был герцог; нескромно одетый, он посылал ей воздушные поцелуи […] (3) .

Другой, ничем не лучше описанного выше способ слушания проповеди можно было бы назвать бегством человека от самого себя, «бегством в безличное» (4) или, если говорить языком не психологии, а Библии, ожесточением сердца. Великое Божье милосердие к человеку заключается в том, что Он никогда не льстит ему Сам и не желает, чтобы другие льстили ему.

Господь всегда честен в Своих взаимоотношениях с сотворенными Им существами, поэтому Его голос нелицеприятен, а подчас строг и взыскателен. Но приправленная солью правда не каждому приходится по вкусу, отсюда — возведение человеком всяческих препятствий на ее пути, чтобы любой ценой сохранить себя в ауре иллюзорного покоя. Так происходит его бегство от действительности, имя которой — «я». Но далеко ли может убежать такой человек?

Действительно, во время проповеди должен происходить диалог не только между проповедником и слушателями, но и диалог человека со своей душой (вспомним здесь: «Что унываешь ты, душа моя…» — Пс 41:6,12; 42:5). В таком случае ключевое значение имеет то, что человек говорит себе, своему «я», когда слышит голос Божий, звучащий устами проповедника? Как человек встречает правду, которая выходит ему навстречу в Божественном одеянии, без маски и фиговых листьев? Охотно ли он принимает ее в обитель своего сердца или вежливо выпроваживает туда, откуда она явилась ему? Перечисленные вопросы очень сокровенны, каждый отвечает на них по-своему. Но проповедник вправе ожидать того, что его слушатели все же не пустятся в бегство от себя и добровольно вернутся к себе же и таким образом — к Богу. Или наоборот: их возвращение к Богу произойдет через возвращение к себе. Честность и любовь к Богу, превосходящая любовь человека к себе, — вот от чего зависит то, смягчится ли сердце человека, состоится ли его возвращение к себе путем Слова, с которым к нему обратился Бог. В Послании к Евреям трижды повторяется, на мой взгляд, лучший совет, касающийся того, как нужно слушать Слово Божье:

Ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как во время ропота, в день искушения в пустыне (Евр 3:7, 8, 15; 4:7).

Учить этому духовному искусству трудно, но необходимо, иначе не избежать «развоплощения» проповеди и превращения ее в голую риторику.

После проповеди

Вопреки распространенному мнению, критерием состоявшейся проповеди является не то, было ли ее интересно слушать, хотя это тоже важно, но исполнились ли слушатели решимости повиноваться услышанному. Собственно, говорить о слышанной проповеди: «Она мне понравилась/не понравилась» по меньшей мере некорректно. Если священнослужителю удается открыть перед своими слушателями духовную перспективу жизни, возжечь в них стремление жить по заповедям Господним, а не по прихотям плотского сердца, и пробудить в них горячее желание понести услышанную весть о Христе, «и притом распятом», дальше, вот тогда о прозвучавшем слове можно говорить как о проповеди. В противном случае слово пастора из-за кафедры ничем не будет отличаться от игры шарманщика, однообразными звуками развлекающего праздных зевак. Эти два образа — развлекающий публику музыкант-певец и пророк, чьи слова услаждают слух, но не находят отклика в человеческой душе, — достаточно ярко запечатлены в словах Иезекииля:

А о тебе, сын человеческий, сыны народа твоего разговаривают у стен и в дверях домов и говорят один другому, брат брату: «пойдите и послушайте, какое слово вышло от Господа». И они приходят к тебе, как на народное сходбище, и садится перед лицом твоим народ Мой, и слушают слова твои, но не исполняют их; ибо они в устах своих делают из этого забаву, сердце их увлекается за корыстью их. И вот, ты для них как забавный певец с приятным голосом и хорошо играющий; они слушают слова твои, но не исполняют их (Иез 33:30-32).

Об этом же писала и вестница Господня:

Из-за красноречия [проповедника] люди могут забыть об истине, оказавшейся разбавленной [mingled with] его ораторским искусством. Когда проходит первое восхищение, обнаруживается, что Слово Божье не оказало глубокого воздействия на ум слушателей, и они не достигли его понимания. Возвращаясь из церкви, люди могут с восторгом говорить об ораторских способностях человека, который обратился к ним с речью, не будучи покорены истиной и нисколько не приблизившись к принятию решения. Они обсуждают проповедь таким же образом, каким они обсуждали бы театральную пьесу, а о проповеднике судят как об актере. Такие люди могут вновь прийти, чтобы и впредь слушать такого рода выступления, и потом уходить, не испытав благоприятного впечатления и не утолив [духовного] голода.

Не следует поощрять в людях стремление превозносить ораторское искусство говорящих. Такого рода «проповедничество» оказывает на ум слушателей такое же воздействие, какое производит чтение увлекательного рассказа. Это — эффект возбуждения, но не преобразования характера человека […] Какая ценность в том, что люди будут думать больше о служителе, если у них нет почтения к спасающей, испытывающей их истине? (5)

Понятно, что никто из пасторов и проповедников не хотел бы видеть такое к себе отношение. И если священнослужитель, чтобы стать устами Господними и возвестить людям слово Господне, сделал все от себя зависящее, тогда вся ответственность за пренебрежительное отношение к голосу Божьему ложится на слушателя. Спаситель Иисус Христос сказал об этом очень категорично, когда в завершение Нагорной проповеди в форме доходчивой притчи напомнил Своим слушателям об их личной ответственности за каждое услышанное, но не исполненное слово:

Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне.

А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое (Мф 7:24-27; здесь и далее в библейских цитатах выд. мной — Ю. Д.).

Более того, каждый человек, если он повинуется слову Божьему, вступает в самые близкие, по существу, родственные отношения с Иисусом, в Котором это слово воплотилось, и обретает подлинное блаженство богоугодной жизни:

«Мать Моя и братья Мои, — сказал Спаситель, — это те, кто слушает слово Божье и повинуется ему» (Лк 8:21 — П. К.).

Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем: ибо время близко (Откр 1:3).

Таким образом, мы убеждаемся в том, что как есть культура мысли и слова, так есть и культура восприятия речи. Проповедник и его слушатели, вместе будучи объектами действия Божественного глагола, должны нести ответственность не только за себя, но и друг за друга. Забота священнослужителя о пастве в данном случае могла бы проявиться в обучении людей умению слушать, что тоже входит в его обязанности. Последнее возможно лишь в том случае, если пастор сам отличается тактом и умением слушать своих прихожан. Но недопустимо перекладывать проблемы с больной головы на здоровую, свидетелем чего довелось стать автору этих строк, когда проповедник, сам будучи не подготовлен к публичному выступлению, позволил себе открытый выпад против детей. Прервав свое выступление, он сказал им буквально следующее: «Дети, вы мне мешаете». Это было сделано бездарно и вопреки всем законам публичного выступления. После этого слова другого ведущего о том, что «здесь присутствует Христос», всерьез уже не воспринимались. Куда предпочтительней был бы для священнослужителя другой путь: учить людей культуре восприятия звучащего слова, прививать им навыки активного слушания и умение поддерживать диалог между внешним словом и своей внутренней речью.

Но какую позитивную роль могли бы сыграть сами члены церкви в том, чтобы звучащее для них пасторское слово вернее достигало своей исконной цели? Трудно не согласиться с тем, что тот упадок, который переживает проповедь в некоторых общинах, в какой-то степени обусловлен невзыскательностью прихожан к звучащему с кафедры слову. Если говорить прежде всего о христианских общинах протестантского типа, к которым безусловно относятся адвентистские церкви, то конструктивными советами члены церкви могли бы помочь священнослужителю подняться на более высокую ступень проповеднического искусства. Это вовсе не означает того, что нужно открыть дверь для разгула критики и сделать из священнослужителя мишень для метания язвительных стрел. Отнюдь нет. Вестница Господня настойчиво призывает всех членов адвентистской Церкви воздерживаться от слов критики, высказываемых в адрес священнослужителя и его проповеди:

Если вы выслушиваете проповедника так, как будто он не уполномочен свыше, значит, вы не уважаете его слова и не принимаете их как весть от Бога. Ваши души не будут питаться небесной манной; у вас начнут возникать сомнения относительно тех истин, которые неприятны для плотского сердца, и вы станете судить о проповеди так, как если бы это была научная лекция или речь политика. А когда богослужение закончится, у вас уже будет готов целый ворох претензий и язвительных замечаний, свидетельствующих о том, что прозвучавшая весть, какой бы верной и нужной она ни была, не принесла вам никакой пользы. Вы не цените ее; у вас развилась привычка все критиковать и ко всему придираться, поэтому вы выискиваете и выбираете какие-то спорные моменты в проповеди и, возможно, пропускаете и отвергаете как раз то, что вам больше всего нужно.

Но слово Господа нельзя судить человеческими мерками. Сразу становится заметно, что люди, мысли которых прикованы к земле, люди, имеющие ограниченный христианский опыт и плохо понимающие сокровенные Божьи истины, будут меньше всего уважать Божьих рабов и меньше всего благоговеть перед вестью, которую Господь велит им возвещать. Они выслушивают тщательно подготовленную проповедь и отправляются домой, заранее готовые подвергнуть критике все услышанное, поэтому все впечатление, произведенное проповедью, исчезает, как утренняя роса под солнечными лучами (6) .

Однако сказанное вовсе не означает того, что пожелания, высказанные членами церкви от чистого сердца и с тактом, не сослужат проповеднику добрую службу, если они будут касаться существа дела, а он услышит их так же хорошо, как ему хотелось бы, чтобы слышали его. Известны случаи, когда проповедники, чувствуя пробелы в собственном образовании, сами просили членов церкви помогать им в усвоении стилистических, орфоэпических и иных норм русского языка. Такая форма сотрудничества не только допустима, но и желательна, поскольку в настоящее время в церкви все чаще можно встретить людей, чьи познания в грамматике языка и речевой коммуникации в целом могут превосходить познания священнослужителя в этих областях. И это будет выглядеть очень странно, если, берясь учить других, проповедник под разными предлогами сам отказывается учиться у других. Настоящий успех возможен только там, где оратор и его слушатели видят друг в друге не соперников, но сопричастников одного дела — служения Христа Своей Церкви и через нее — миру.

(1) Известный знаток русской религиозной жизни XIX века Н. С. Лесков в рассказе «Сентиментальное благочестие» пишет об этом вопросе так:».. .с точки зрения хорошего, религиозного русского человека это отнюдь не благочестиво прежде наесться и напиться, а потом идти в храм… благочестивый русский человек все-таки ходит в праздник к ранней обедне и натощак, а не чайничает прежде, чем отошла церковная служба. Это уже такой обычай» (Зеркало жизни. Спб.: «Библия для всех», 1999. С. 125).

(2) Дитрих Бонхеффер. Хождение вслед. М: РГГУ, 2002. С. 110, 111.

(3) Цитируется по: Рукопись, зарытая в саду Эдема. Составитель Н. И. Полторацкая. Лениздат, 1989. С. 78-82.

(4) Данным высказыванием автор обязан преподавателю ЗДА Вечканову Е. Ю.

(5) Lt 29, 1895. Цитируется по: http://www.nisbett.com/reference2/vss/vss48.htm [.]

(6) Е. Уайт. Свидетельства для Церкви. Т. 5. С. 298, 301.