2. Проблемы и требования времени и культуры

Глашатаи неизбежной гибели в современной Церкви с уверенностью говорят о том, что время проповедования завершилось. Это умирающее искусство, — говорят они, — отжившая форма общения, “эхо забытого прошлого”1. оно не только оказалось вытесненным современными средствами информации, но и не вяжется с современным настроением мира. Следовательно, проповедь уже не вызывает того чувства благоговения, с которым она прежде воспринималась и которое было выражено в цитатах, изложенных в предыдущей главе. Даже такая, заслуживающая порицания практика, имевшая место в западном мире, как посещение церкви просто ради того, чтобы “дегустировать” продукцию преуспевающих проповедников своего времени, и та вышла из моды. Издание сборников проповедей, некогда столь популярных, стало весьма рискованной в коммерческой смысле затеей. В некоторых церквах проповедь свелась к пятиминутному выступлению ради оправдания; в других ее заменили “диалогом” или “общением”, согласно смелому заявлению д-ра Хоуварда Уилльямса, “проповедь вышла из игры”2.

В противовес ему д-р Дональд Когган сделал не менее смелое заявление о том, что такой взгляд на проповедование есть ничто иное, как “весьма благовидная ложь”, сфабрикованная “отцом нашим в преисподней” (так К. С. Льюис называл дьявола), благодаря которой он одержал стратегическую победу. Он нетолько успешно заставил замолчать некоторых проповедников, но ему также удалось сломить дух тех, которые продолжают проповедовать. Они выходят на кафедры “как потерпевшие поражение еще до начала сражения; у них из-под ног выбито твердое основание убежденности”3.

Цель данного исследования состоит в том, чтобы попытаться выявить корни современного разочарования в проповеди. Мы коснемся трех основных аргументов, которые выдвигают против проповеди как таковой: неприятие авторитетов, кибернетическая революция и утрата уверенности в Евангелии; а так же дадим предварительные ответы на эти заявления.

Неприятие авторитетов

Редко, если вообще когда-нибудь за свою долгую историю, мир был свидетелем столь осознанного восстания против авторитетов. Нельзя сказать, что ново само явление отвержения или восстания. Всегда, со времени грехопадения, человеческая природа была исполнена духа противления; “плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут” (Рим.8,7). И эта принципиальная истина о состоянии человека имела тысячи уродливых проявлений. Тем не менее, действительно новым представляется сегодня всемирный размах такого бунтарства и такие философские аргументы, которые иногда приводятся в его поддержку. Не может быть никакого сомнения в том, что двадцатое столетие оказалось в потоке глобальной революции, воплотившейся в двух мировых войнах. Старые порядки уступают место новым. Брошен вызов всем признанным авторитетам: семье, школе, университетам, государству, Церкви, Библии, папе римскому, Богу и т. д. Все, что имеет привкус организации с законами и порядками, что имеет преимущества в силу своего положения или неприкосновенную власть, подвергнутую тщательному переосмысливанию и поставлено под вопрос. “Радикал” — это именно тот, кто задает неудобные и непочтительные вопросы относительно тех порядков, которые прежде считались недоступными для критики.

Было бы весьма несправедливо относиться отрицательно ко всякому проявлению противления или видеть в нем лишь сатанинское начало. Потому что в определенных случаях проявляют должное несогласие люди зрелые, ответственные христиане в полном смысле этого слова. Такое противление зиждется на христианском учении о человеке, созданном по образу Божьему, и потому протестующем против всех форм обезличивания. Оно противопоставляет себя социальной несправедливости, которая оскорбляет Бога Творца; оно стремиться оградить людей от притеснения и жаждет ввести их в радость дарованной Богом свободы.

И когда противление проявляет себя в этом направлении, то христиане должны отнюдь не подавлять его, но быть в авангарде, т. е. среди тех, кто возглавил его. Ибо его направляющая идея состоит в том, чтобы прославить Бога через облагораживание людей, созданных по Его образу. Когда же сторонники перемен идут дальше этого, и заявляют о своем намерении уничтожить сам демократический процесс и вместе с ним все формы цензуры, принятой по общественному согласию, а также объявляют о том, что больше уже не существует каких-либо объективных принципов истины или добродетели, вот тогда мы должны порвать с ними. Потому что христиане проводят границу между ложным авторитетом и истинным, т. е. между тиранией, подавляющей наше человеческое достоинство и разумным, нравственным авторитетом, ведущим нас к подлинной человеческой свободе.

В сложившейся ситуации и те и другие, как безрассудно призывающие к анархии, так и ищущие подлинной свободы, склонны считать кафедру символом того авторитета, против которого они бунтуют. Возможность свободно получить образование обострила способность людей критически анализировать. Сегодня каждый имеет свое мнение и свои убеждения и считает, что они не хуже, чем те, которые имеет проповедник. “Кем он себя считает, — спрашивают люди (про себя, если не вслух), — что берет на себя право устанавливать для меня порядки?” Примером подобного извращения понятия о проповеди может служить тот факт, что выражение “читать проповедь” приобрело значение “давать совет в оскорбительной, скучной и навязчивой форме”4. Хотя такое противление авторитетным заявлениям с кафедр на Западе приобрело широкий размах в нашем столетии, началось оно, по крайней мере, с эпохи Просвещения XVIII века и зазвучало в полный голос в XIX веке. Вряд ли можно найти более выразительное (или юмористическое) его описание, чем у Энтони Троллопа в его книге “Барчестерские башни”, которая была издана в 1857 г. Главный герой книги Авдий Слоп, семейный Капеллан и епископ Проуди Барчестерского, живший под башмаком у своей жены. Троллоп не скрывает своей антипатии к нему. Он описывает его весьма нелестными словами: “У него прямой гладкий волос с унылым бледно-рыжим оттенком. Он всегда поделен строго на три бесформенные пряди… Лицо у него примерно того же цвета, что и волосы, хотя, возможно, слегка краснее: в нем есть что-то от мясной туши, что подолгу залеживается в лавке. Его нос, тем не менее, его выручает: он абсолютно прямой и имеет правильную форму; хотя мне, должно быть, он бы нравился больше если бы не его какая-то рыхлая, пористая поверхность, которая создавала впечатление, что он был искусно сделан из пробки”5. Вызвав таким образом у своих читателей отвращение к внешности Слопа (“потный, рыжеватый, с глазами, как плошки, м-р Слоп…”)6, Троллоп готов пробудить враждебное отношение и к его проповедям. Хотя Барчестерское духовенство принадлежало к “высокой и сухой церкви”, Авдий Слоп (кроткий верующий) не принял во внимание его, духовенства, тонкости и принялся в своей первой церковной проповеди придавать анафеме все мнения и суждения, которые были более всего им дороги. Это дало повод Троллопу обрушиться словесной бранью на всех проповедников и само проповедование. “Нет, вероятно, большего бремени, навязанного в настоящее время человечеству в цивилизованных и свободных странах, чем необходимость слушать проповеди. Никто, кроме проповедующего церковника, не имеет в этом мире власти заставить людей сидеть в безмолвии и претерпевать мучения. Никто, кроме проповедующего церковника, не может упиваться серостью, банальностью и трюизмом, и при этом пользоваться как неоспоримым правом столь благоговейным вниманием, как будто с его уст исходят слова пылкого красноречия или убедительной логики. Пусть профессор права или физики попробует выступит в аудитории и сыпать там словами, лишенными смысла или пустыми фразами, — и скоро ему придется обращаться к пустым скамейкам. Пусть попробует адвокат говорить сухо и ему придется говорит часто. Никому нет необходимости слушать обвинительные речи судьи, кроме как, волей-неволей, присяжным, подсудимому или тюремному надзирателю. Члена парламента могут вынудить замолчать или выйти из борьбы. Но никто не может избавиться от проповедующего церковника. Он является воплощением скуки нашего века,.. кошмаром, отравляющим наш воскресный отдых, злым духом, который перегружает нашу религию и отвращает нас от служения Богу. Нас не гонят насильно в церковь. Нет! Но мы хотим больше этого. Мы хотим, чтобы нас не вынуждали проходить мимо церкви. Мы хотим, нет, мы полны решимости, наслаждаться покоем публичного богослужения; но мы также хотим быть свободными от той скуки, которую не под силу с терпением снести простым смертным людям; чтобы мы могли покинуть дом Божий без мучительного желания вырваться на волю, которое является обычным следствием обычной проповеди”7.

Антипатия Троллопа к проповедям была вызвана не только тем, что они наводили скуку, но и тем, что они казались ему недостойным проявлением авторитета, в особенности, когда проповедник был молод. Когда Френсис Эребин, бывший профессор поэзии в Оксфордском университете, был назначен приходским священником церкви св. Юолда, то, произнося свою первую проповедь, он чрезвычайно волновался. Троллоп выразил свое изумление, что “даже очень молодой человек”, который “чуть ли еще не мальчишка”, может набраться смелости, чтобы проповедовать и “подниматься на кафедру, которая находится высоко над головами покорной толпы”. “Нам кажется странным, — добавляет он, — что они не лишаются дара речи от этой новой и ужасающей торжественности их положения… Служители, которые не могут проповедовать, были бы таким благословением для общества, что им готовы были бы давать взятки только ради того, чтобы они не отказались от своей неспособности”8. Сегодня, спустя больше чем целое столетие после выхода книги Троллопа, мы являемся свидетелями той же самой ненависти по отношению к авторитетным личностям. Изменилось лишь само противление, которое стало более массовым, открытым и резким. Что же касается церквей, то во многих сегодня преобладают люди среднего и пожилого возрастов, у которых уже отпало желание протестовать и не которых можно положиться, как на людей сравнительно открытых для назидания. Во многих случаях, однако, молодежь “голосует ногами” и сторонится церкви, этого якобы архаического учреждения. На западе противление авторитетам достигло своей критической точки и вылилось в открытую борьбу в 1960 годах. Студенческий городок Беркли Калифорнийского университета стал полем боя Движения свободных выступлений, а в Париже студенты присоединились к рабочим, которые вышли на улицы города и возводили баррикады. Сегодня, спустя несколько десятилетий, по-крайней мере некоторые правительства и некоторые университеты извлекли для себя некоторые уроки. Сегодня меньше цензуры и больше свободы. Объектом враждебного отношения молодежи сегодня являются уже не учреждения (в этом направлении победа частично одержана, но идеи, и в особенности те идеи, за которые держатся старые, дискредитировавшие себя учреждения, пытающиеся навязать их другим. Чарли Уоттс из ансамбля “Rolling Stones” идеально выразил подобное отношение молодежи к религии: “Я против любой формы организованной мысли. Я против организованной религии, каковой является церковь. Я не понимаю, как вы можете заставить десять миллионов умов верить одному и тому же”9. Другие пошли дальше этого и выступили против необходимости самого мышления; 70-е годы на Западе символизировали десятилетие иррационализма.

Таким образом, бытует мнение, что умы не могут быть направлены в единое русло и идеи не могут быть навязаны людям. Никакое учреждение, каким бы уважаемым оно ни было, не имеет право навязать нам идеи силою своего авторитета. Потому что, считают сегодня многие, нет истины абсолютной и потому всеобщей. Напротив, все относительно и субъективно. Прежде чем я уверую в какую-либо идею, она сама должна удостоверить мне свою подлинность; и прежде, чем от вас будут ожидать веры в нее. она должна стать и “самоудостоверяющей для вас. Без этого мы не должны и не можем верить.

Ответ с христианских позиций

КАК же тогда следует проповедникам относиться к царящему сегодня в мире такому духу противления авторитетам? Какую христианскую оценку и какой ответ можем мы дать? Мы должны остерегаться того, чтобы нас не вынудили отказаться от проповедования. Не следует нам делать и противоположной ошибки и впадать в излишний догматизм, считая, что когда наши убеждения и заявления кто-либо подвергает сомнению, мы должны всего-навсего повторить их еще громче. Возможно ли, учитывая эти крайности, оставаться верными исторической христианской вере, признавая и уважая в то же самое время современные настроения, сомнения и отрицания? Думается, что да. Давайте коснемся некоторых истин, которые нам было бы важно помнить, и некоторых качеств, которые было бы хорошо развивать.

Во-первых, нам необходимо помнить истину о природе человека, в ее христианском понимании. Согласно двум первым главам книги Бытие Бог сотворил мужчину и женщину для того, чтобы они были нравственно ответственными (получая заповеди) и свободными (они были приглашены, но не принуждены к послушанию, основанному на любви). Поэтому мы не можем смириться ни с распущенностью (которая отрицает ответственность), ни с рабством (которое отрицает свободу). Христиане знают, основываясь как на Писаниях, так и на опыте, что человек не сможет осуществить своего предназначения, не признавая никаких авторитетов. Неограниченная свобода — это иллюзия. Разум человека становится свободным только тогда, когда покоряется авторитету истины, а воля — авторитету праведности. Принимая бремя Христа, а не отвергая его, мы обретаем обещанный Христом покой (Матф.11:29-30). Так же и граждане могут наслаждаться свободой только в том обществе, которое имеет хорошие порядки. Родителям, имеющим подростков, так же хорошо известна истинность этого принципа. Потому что подростки, протестующие против авторитета родителей, желают не только испытать большую свободу, но и найти границы своей свободы. Упираясь в ограду, они искренне надеются, что она не рухнет. Не лучше обстоит дело и со взрослыми; нам нужно то, что П. Т. Форсит назвал “тем авторитетом, который люди одновременно и презирают и страстно желают иметь”10.

Во-вторых, нам необходимо помнить учение о божественном откровении. Основополагающий догмат христианской религии заключается в том, что мы исповедуем наши истины не потому, что люди выдумали их, но потому, что Бог открыл их нам. Следовательно, христианству присущ тот авторитет, который не может быть разрушен. Проповедники, разделяющие эту уверенность, чувствуют себя опекунами божественного откровения или, как сказал ап. Павел, “домостроителями тайн Божьих” (1Кор.4:1), т. е. тех тайн, которые Он открыл нам. Сознание этого не приведет нас к уродливому догматизму — самоуверенности, упрямству и надменности, но поможет нам возвещать Евангелие с твердой уверенностью как добрую весть от Бога.

Теодор Паркер Феррис, который читал лекции по гомилетике в английской теологической школе и позже был пастором церкви Св. Троицы в Бостоне, сделал на этом вопросе особое ударение в серии лекций о проповедовании, прочитанных в 1950 г., и которые через некоторое время были изданы отдельно книгой под названием “Иди скажи людям”. Цель проповеди, убеждал он, в том, чтобы возвестить, открыть и показать нечто. Слишком многие проповеди написаны в “повелительном наклонении”, в то время как религия Библии “написана большей частью “откровенческим” языком изъявительного наклонения”. “прислушайтесь к некоторым из величайших заявлений Библии, — продолжает он и цитирует следующие ветхозаветние тексты: — “В начале сотворил Бог небо и землю”, “Господь — свет мой и спасение мое” и “Надеющиеся на Господа обновятся в силе” (Быт.1;1; Псал.26:1; Ис.40:31). “это не аргументы, не призывы и не гипотезы. Это простые, откровенные заявления о природе вещей, которые были явлены человеку… Сила библейской религии должна открыться в убедительных заявлениях Писания… То же самое можно сказать, — продолжает он, — и о великих утверждениях Нового Завета, как например: “Я есмь Путь, Истина и Жизнь” или “Бог во Христе примирил с Собою мир” (Иоан.14:6; 2 Кор.5:19). Эта книга о проповедовании, — делает вывод д-р Феррис, — свидетельствует лишь только об одном, а именно о том, что проповедь, по своей сущности, есть откровение, а не наставление”.

В-третьих, нам необходимо помнить об источнике авторитета. Вникните еще аз в те Библейские заявления, которые цитирует д-р Феррис, и многие другие, похожие на них. На чем зиждется их авторитет? Он зиждется исключительно на Боге, от которого они исходят, но не на нас, цитирующих их сегодня. Есть что-то отталкивающее в тех людях, которые претендуют на личный авторитет и пытаются обладать им, хотя на самом деле они его не имеют. Это в особенности неуместно за кафедрой. Когда проповедник занимается догматическими разглагольствованиями или хвалится своей властью и славою, чем занимался Навуходоносор на крыше своего царского дворца в Вавилоне (Дан.4:28-29), он заслуживает той же участи, которая постигла этого диктатора: “отлучен он был от людей, ел траву, как вол,.. так что волосы у него выросли, как у льва, и ногти у него, как у птицы…”, потому что “Бог силен смирить ходящих гордо” (Дан.4:33,37).

Но предположим, что в нашем проповедовании мы постараемся показать, что тот авторитет, с которым мы проповедуем, принадлежит ни нам, как отдельной личности, ни самому нашему служению, как служителей или проповедников, и даже ни церкви, членами и пасторами которой мы можем быть, но прежде всего Слову Божьему, которое мы излагаем? В таком случае люди будут с готовностью слушать, и, в особенности, если мы лишим их основания сомневаться, показав, что мы сами хотим жить, признавая этот авторитет. По словам Дональда Коггана, “для того, чтобы проповедовать, человек должен постичь авторитет жизни в покорности Авторитету”. По этой причине мы должны быть мудры, чтобы не утверждать от себя: “Так говорит Господь” (поскольку мы не имеем авторитета вдохновленных свыше пророков Ветхого Завета) и не заявлять: “Я говорю вам” (потому что мы не имеем авторитета Иисуса Христа и его апостолов), но лучше всего, обращаясь в большинстве случаев к людям, использовать местоимение “мы”. Ибо тогда будет ясно, что мы не проповедуем для других ничего того, что в первую очередь не проповедуем для себя, и они увидят, что авторитет и кротость — не взаимоисключающие понятия. “В чем главным образом нуждается наш мир и чего недостает нашему проповедованию, — писал П. Т. Форсит в 1907 г., — так это авторитетного Евангелия в кротких руках”.

В-четвертых, нам необходимо помнить о практической пользе Евангелия. Основная причина по которой люди с презрением уходят с некоторых проповедей, состоит в том, что по их пониманию проповедь оторвана от той реальной жизни, с которой они непосредственно соприкасаются. А тот авторитет, с которым такие проповеди преподносятся, делает их еще более неприятными. Когда же возвещаемая весть звучит правдоподобно и имеет непосредственное отношение к реальной жизни, она в самой себе несет авторитет и сама подтверждает свою достоверность; поэтому не достаточно произносить авторитетные фразы — мы должны показать обоснованность и уместность того, что мы проповедуем. Тогда люди будут слушать с почтением.

то как раз тот вопрос, на котором стремится заострить внимание д-р Клемент Уэлш (с 1963 г. директор американского колледжа проповедников) в своей книге “Проповедование в новом ключе”. Он говорит, что не может принять заявление Карла Барта о том, что “проповедование — это Слово Самого Бога, которое Он сам произносит”, потому что столь “высокое” учение “открывает дверь многим, оставшимся без ответа, вопросам относительно авторитета Писаний” и поднимает тревожные вопросы об ошибочном принятии слов человека за слова самого Бога”. Поэтому предлагает, чтобы мы начали с другой стороны, со слушателя а не проповедника, с сотворения, а не искупления. Потому что слушатель живет в сотворенном мире и, будучи “самым фантастическим преобразователем информации, какой только известен миру”, желает разобраться во всех сложностях человеческого опыта. Для того, чтобы помочь ему в этом, проповедник “должен подойти к вопросу сотворения (т. е. к феномену человеческой жизни ) с тем же экзегетическим усердием, с каким он исследовал бы отрывок Писания”. Фактически, д-р Уэлш настаивает на “сочетании этих двух гомилетических доктрин, одна из которых подчеркивает откровение и Писание, а другая апологетику и разум”. Не следует полагать, что он вообще отметает всякое “авторитетное слово”, хотя иногда он кажется рискованно близок к этому; скорее отвергнет так называемое проповедование ex cathedra, которое лишено земной реальности, отвечает на те, что нужно вопросы и парализует способность людей самостоятельно и ответственно думать. Даже проповеди, произнесенные менторским тоном, будут приняты, если их проповедовать “в новом ключе”, осмысленно касаясь принципиальных вопросов человеческой жизни.

Проповедь как диалог

В-пятых, нам необходимо иметь в виду диалогический характер проповедования, т. е. настоящая проповедь это не монолог, как это может казаться. Проповедь часто называют “монотонным пасторским монологом”. Р. Е. О. Уайт, директор теологического колледжа в Шотландии, цитирует даже более жестокое определение скептиков: проповедь это “чудовищный монолог слабоумного немым”. Но мы должны признать, что истинное проповедование всегда основано на принципе диалога, не в смысле “диалогических проповедей”, когда два проповедника дискутируют по какому-либо вопросу, или когда один задает вопрос другому (отличное мероприятие, которое можно провести в субботу вечером или в любой день среди недели, но оно не вписывается в контекст субботнего богослужебного собрания). Этим мы не поощряем и любителей задавать вопросы вслух, хотя можно сказать, что отдельные незапланированные отступления оживили бы ход служения и проверили бы выдержку проповедника.

Открытый диалог между проповедником и собранием, тем не менее, широко распространен в негритянских церквах. Этот метод очень ярко изложен д-ром Генри Митчелом, директором зкуменического центра по исследованию негритянских церквей в Лос-Анжелесе, в его книге “Black Preaching” (1970) и “The Recovery of Preaching” (1977). В последней есть глава, озаглавленная “Проповедь как диалог”. “Свободные от тевтонского рабства теологии “белых”, — пишет автор, — и не изуродованные гордыми абстракциями западного мира, американские негры свободно выражают на богослужении их подлинно негритянский дух. Религия чернокожих это “религия души”, которая не подавляет эмоции и выражение бурного восторга11.

“Призыв и отклик” — такой формы общения держались они столетиями в Африке, ее они продолжили в своих христианских богослужениях в Америке с самого начала, три столетия назад”12. В частности, “чернокожий прихожанин не просто слушает Слово, произносимое проповедником, он ему отвечает! Иногда он может громко восклицать. Недалеко ушло то время, если вообще оно ушло, когда чернокожий посчитал бы богослужение неудавшимся, если на нем не было хороших громких возгласов”13. Д-р Митчел допускает, что подобное самовыражение или “надрывное благоговение людей из плоти и крови”14. (возгласы “Аминь!”, “И правда!”, “Точно!”, “Ну!”, “Да!”, “Во истину” и т. д.) иногда есть ничто иное как национальная привычка или обычай, и иной раз “весь этот шум в действительности представляет собой нечто заменяющее действие”15. Однако в целом это подлинное выражение участия всех членов, и оно служит поддержкой и ободрением для проповедника. На самом дела, когда сердце и разум чернокожего прихожанина захвачены проповедью, “последующий диалог между проповедником и присутствующими людьми является воплощением творческого служения”16.

В других ситуациях, тем не менее, рекомендуемый метод диалогического проповедования находит иное воплощение. Он выражается в безмолвном диалоге, который должен завязаться между проповедником и его слушателями. Его слова возбуждают в их разуме вопросы, на которые он последовательно отвечает в своем выступлении. Его ответы поднимают новые вопросы, на которые он также дает ответы. Один из величайших даров, в котором нуждается проповедник — это способность настолько чутко понимать людей и их проблемы, чтобы предвидеть их реакцию на каждое слово проповеди и быть готовым к ней. Проповедование можно сравнить с игрой в шахматы, где опытный игрок опережает своего противника по числу наперед продуманных ходов и всегда готов сделать ответный ход, какую бы фигуру противник не намеревается передвинуть следующей.

Петр Фиддик17 опубликовал занятную о том, какое это “трудное искусство быть внимательным слушателем”. Она была озаглавлена: “Никто не будет спасть”. Фиддик сознается в том, что имел большие проблемы, пытаясь бодрствовать на концертах. Первый случай, когда он заснул в обществе, произошел в методистской церкви, когда ему было около семи лет. Он задремал во время проповеди и “проснувшись при пении гимна чуть не умер от стыда”. Позже, однако, он научился решать “проблему сна во время проповеди, устраивая безмолвные дебаты с проповедником”. Хотя эта методика подвела его на концерте, где исполнялись произведения Шопена, лишь потому, что с “вальсами не поспоришь”. Петр Фиддик, наверное думает, что проповедники были бы весьма возмущены, если бы знали, что слушатели оспаривают их заявления. Мы же, напротив, были бы рады этому. У нас нет намерения поощрять пассивность прихожан. Мы хотим вызвать в людях желание мыслить, чтобы они задавали нам вопросы и оспаривали нас в своем сознании, и нам следует поддерживать этот живой (хотя и безмолвный) диалог с ними так, чтобы им было невозможно заснуть.

Это особенно важно учитывать, когда мы берем в основу проповеди спорный вопрос. Нам свойственно излагать наши личные взгляды, и это ведет к тому, что мы не принимаем во внимание те вопросы, которые могут возникать в сознании других людей, верующих ли ( или отчасти верующих) в церкви или неверующих, с которыми они встретятся на работе или в магазине наследующий день. Например, мы не можем проповедовать о том, что “вся земля полна славы Его” (Ис.6:3) и обойти тот факт, что наша планета мучима землетрясениями, насилием и голодом при всей ее гармоничности, щедрости и очаровательности. Не можем мы проповедовать и о том, что “любящим Бога, все содействует ко благу” (Рим.8:28), обходя молчанием горе и страдание.

Можно привести множество примеров. Мы не должны проповедовать о супружестве, забывая об одиноких людях в нашем собрании, или о христианской радости, забывая о страданиях и переживания, чрез которые придется пройти кому-то из присутствующих. Мы не может говорить об обещании Христа отвечать на наши молитвы, не напоминая о том, что некоторые молитвы остаются без ответа; или о Его повелении не тревожиться, не признавая того, что у людей бывают серьезные основания для тревоги. Ожидать возражений от людей, значит прикрывать наши фланги от контрнападения.

Диалог между говорящим и слушающими, или между писателем и читателями очень часто можно встретить в Священном Писании. В Ветхом Завете в книге Малахии мы читаем: “Я возлюбил вас, говорит Господь. А вы говорите: “в чем явил Ты любовь к нам?” (1:2); и дальше: “Вы прогневляете Господа словами вашими и говорите: “чем прогневляем мы Его?” (2:17); или “можно ли человеку обкрадывать Бога? А вы обкрадываете Меня. Скажите: “чем обкрадываем мы Тебя?” — Десятиною или приношениями” (3:8).

В новом Завете Христос Сам часто использовал подобный подход. Несколько из Его притч заканчиваются вопросом, и, возможно, Он делает это для того, чтобы люди вслух отвечали Ему. Он вовлекал их в диалог. Например: “Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?” или “Когда придет хозяин виноградника, что вделает он с этими виноградарями?” (Лук.10:36; Матф.21:40). Омыв ноги ученикам, он спросил их: “Знаете ли, что Я сделал вам?” (Иоан.13:12).

Мастерски владел этим искусством апостол Павел, и лучшим тому подтверждением может служить его письмо к римлянам. Диктуя Тертию первые главы послания, он как бы слышит возражения иудеев на его аргументы. Неоднократно он приводит эти возражения и отвечает на них. Проследите, например, следующий диалог:

“Итак, какое преимущество быть Иудеем, или какая польза от обрезания? Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено слово Божие.

Ибо что же, если некоторые и неверны были, неверность их уничтожит ли верность Божию?

Никак. Бог верен, а всякий человек лжив… Если же наша неправда открывает правду Божию, то что скажем? Не будет ли Бог несправедлив, когда изъявляет гнев? (говорю по человеческому рассуждению). Никак. Ибо иначе как Богу судить мир? (Рим.3:1-6; ср. ст. 27-31). Как и было подмечено некоторыми исследователями, вполне возможно, что Павел сознательно следовал образцу стоических “диатриб”, “характерной чертой которых, — по словам профессора Джеймса Стюарта, — были риторические вопросы, преобладание коротких разобщенных предложений, использование приема воображаемого оппонента, динамичное развитие диалога посредством вопросов и ответов18. Этот прием скорее используют проповедники, чем писатели, но к нему также прибегают и писатели, которые являются тоже своего рода проповедниками. Например, Лютер, комментарии которого первоначально были написаны словами: “А что на это говорят противники?” или “Вы ведь даже не представляете, что..!”, в то время как Билли Грейм постоянно говорит: “Но Билли, ты же можешь спросить..?” и излагает вопрос, который, как он представляет, может беспокоить присутствующего в аудитории неверующего.

В своих автобиографических заметках (1974) каноник Макс Уоррен, в прошлом Генеральный секретарь церковного миссионерского общества, дал определение общению, как особой способности: “превзойти порочную практику “двоемыслия” в общении между людьми, противопоставив ей христианское “квадромыслие”. “Квадромыслить” означает осмыслить, как другой поймет то, что я скажу, и потом переосмыслить, что я должен сказать так, чтобы когда я говорил, он мыслил также, как и я мыслю… “Квадромыслие” не обрести без мук над словом и мыслью и большей духовной чуткости”19.

Как бы трудно это искусство ни давалось, оно является неотъемлемой частью диалогического проповедования ми помогает избежать оскорбления, которое в противном случае наносит менторское проповедование.

1. Welsh, p. 32.

2. H. Williams, My Word, pp. 1-17.

3. Coggan, Stewards, p. 13.

4. Chambers’ Dictionary.

5. Trollope, p. 28.

6. Idid.

7. Idid.

8. Idid.

9. The Guardian Weekly. (19 oct. 1967).

10. Forsyth, p. 81.

11. Ferris, pp. 22, 23.

12. Idid.

13. Coggan, Convictions, p. 160.

14. Forsyth, p. 136.

15. Welsh, pp. 102-103.

16. Idid., p. 15.

17. Idid., pp. 109-110.

18. Idid., p. 104.

19. Idid., pp. 114-117.

20. White, R. E. O., A. Guide, p. 5.

21. Mitchell, Black Preaching, pp. 26-43.

22. Mitchell, The Recovery, p. 116.

23. Mitchell, Black Preaching, p. 44.

24. Mitchell, The Recovery, p. 124.

25. Mitchell, Black Preaching, p. 106.

26. Idid., p. 98.

27. 31 oct. 1970.

28. Stewart, A Man in Christ, pp. 57-58.

29. Warren, p. 143.