Лука 10, 1-37

Миссия семидесяти описывается в главе 10 — миссия, значительная по сути своей в плане дальнейшего подготовления путей Божиих. Суть эта, действительно, в некотором отношении отлична о сути того, что имело место в начале главы 9. Так надо, и это более решительным образом разрешает проблему взаимоотношений Господа с Иудеями: Его слава явилась позже, и по отношению к Его положению как человека, была следствием отвержения Его народом. Это отвержение не было пока что окончательным: эта слава была открыта лишь трем из Его учеников, с тем чтобы Господь продолжал свое служение среди людей. Но мы видим такие изменения в этом. Он настойчив в проповедовании того, что есть морально и непреходяще в проповедовании того положения, к которому Он приведет своих учеников, истинной силы Его откровения в мире и суда, грядущего дабы пасть на евреев. Тем не менее, жатва была велика. Ибо любовь, не угасаемая в присутствии греховности, видела надобность в ней сквозь передние ряды противников: но не многие были подвинуты этой любовью. Только Господин жатвы мог выслать истинных делателей. Уже Господь объявляет их агнцами среди волков. Как это отлично от представления Царствия Божиего народу Божиему! Им (как и тем двенадцати) надлежало довериться попечению Мессии, явленного на землю и затронувшего каждое сердце божественной силой. Им следовало отправиться как работникам Господним с ясной осознанностью их цели, не ради тяжкого труда для добывания пищи, а во имя Его притязаний. Всецело преданные своему служению, они не должны были приветствовать кого-либо. Время торопило. Суд близился. В Израиле были те, кто не являлись сынами мира. Остаток верных будет отличен в силу воздействия их миссии на сердце — пока что не в судебном отношении. Но мир пусть почиет на сынах мира. Эти посланники Христа воспользовались властью, которую обрел Иисус над дьяволом и которую Он смог таким образом даровать (а это было куда более, нежели чудо); и им надлежало возвещать тем, к кому они приходили, о том, что Царствие Божие приблизилось к ним. Весьма существенное свидетельство! Когда суд не сотворялся, то подразумевалась вера, с тем чтобы признать его в свидетельстве. Если их не принимали, им надлежало осудить город, заверив тех людей в том, что будь они приняты или нет, но Царствие Божие приблизилось. Какое торжественное свидетельство — теперь Иисусу предстояло быть отверженным — отвержение, исполнившее меру человеческой порочности! Блудливому Содому будет отраднее в день оный свершения суда, нежели городу тому. Это ясно показывает характер свидетельства. Господь предрекает бедствие {В стихе 25 этой главы, равно как и главе 13,34, мы имеем дело с примерами морального порядка у Луки, о чем мы уже говорили на стр. 111. Свидетельства Господа безупречно уместны. Они чрезвычайно полезны в плане понимания всего отрывка, и то, что они прочитываются здесь, проливает много света на их же значение. Дело не в исторической последовательности. Позиция, принятая Израилем — учениками — всеми через отвержение Христа, является тем предметом, с которым имеет дело Святой Дух. Эти отрывки соотнесены с ней и очень откровенно показывают позицию людей, посещенных Иисусом, их подлинную суть, помыслы Бога о привнесении божественного через грехопадение, и связь между отвержением Христа и привнесением божественного, вечной жизни и души. Тем не менее, закон нарушен не был. На самом деле его место заступила благодать, которая вне законауложения сотворяла то, что могло быть сделано при посредстве закона. Мы увидим это далее в данной главе} городам, в которых Он творил Свои деяния, и заверяет Своих учеников, что отвергнуть их в их миссии есть не что иное, как отвергнуть Его, и что при отвержении Его отвергается и Тот, Кто ниспослал Его — Бог Израилев — Отец. По своем возвращении они говорят о силе, что сопутствовала их миссии; бесы повиновались их слову. Господь ответствует, что эти знаки могущества дали Ему представление о полном установлении Царства Божиего — сатана окончательно низвергнут с небес (для установления чего чудеса были всего лишь малой его долей); но было что-то более прекрасное, нежели это, в чем могли они возрадоваться — их имена были начертаны на небесах. В установлении Царства Божиего явленное могущество было истинным, и исход его был несомненным в установлении Царствия Божиего; но начало образовываться еще нечто — богоизбранный народ начал прозревать в отношении того, кому надлежит разделить свою долю с Тем, Кого неверие иудеев и мира влекло обратно на небеса. Это очень ясно показывает принятую ныне позицию. Теперь, когда свидетельство о Царствии Божием явлено во власти, а Израиль оставлен безответным, Иисус переходит в другую ипостась — божественную. Это было подлинным поводом к радости. Ученики, однако, пока еще не разумели этого. Но Личность и слава Того, от кого ожидалось посвящение их во славу небесную Царствия Божиего, Его право на славное Царствие Божие были открыты им Отцом. Укрощение гордыни людской и благодать Отца к младенцам приличествовали Ему, претворявшему помыслы Своей высшей благодати через смирение Иисуса, и состояли в согласии с сердцем Того, Который явился эти помыслы осуществить. Более того, — Иисусу было дано все. Сын был слишком славен, чтобы быть известным кому-либо, кроме Отца, Который Сам был известен лишь через откровения Сына. К Нему должны приходить люди. Трудность восприятия Его заключалась во славе Его Личности, известной лишь Отцу, и в этом деянии и славе Отца, востребовавшего Самого Сына, дабы явить эту славу. И сие заключено было в Иисусе здесь на земле. Но Он смог доверительно поведать Своим ученикам о том, что, увидев в Нем Мессию и славу Его, они видели то, что пророки и цари безуспешно пытались увидеть. Отец был провозглашен для них, но немногое они поняли из того. В помыслах Бога сие было уделом, реализованным впоследствии через присутствие Святого Духа, Духа усыновления. Отметим здесь силу Царствия Божиего, дарованную ученикам; их радость в сей момент (через присутствие Самого Мессии, приносящего с Собою могущество Царствия, низвергшее власть дьявола) созерцания того, о чем вещали пророки; в то же время — отторжение их свидетельства и осуждение израильтян, среди которых это свидетельство давалось; и, наконец, призыв Господа (видевшего в их служении всю ту силу, которая учредит Царствие) возрадоваться не в Царствии, установившемся на земле, но во всевышней благодати Бога, Который в Его извечных помыслах даровал им место и имя на небесах, ибо они были отвергнуты на земле. Значимость этой главы в этом плане очевидна. Лука постоянно привносит прекрасное и невиданное в мир небесный. В стихе 22 нам даны степень господства Иисуса в связи с этой переменой и откровение в отношении помыслов Божиих, ему сопутствующих; показаны отношения и слава Отца и Сына, благодать, явленная смиренным в соответствии с ипостасью и правами Самого Бога Отца. Впоследствии мы увидим развитие этих перемен в моральном плане. Законник желает знать, как наследовать жизнь вечную. Это не есть Царствие и не есть небо, но часть иудейского понимания отношений человека с Богом. Обладание жизнью было поставлено Иудеям законом. В соответствии с библейскими писаниями, подчиненными закону, это преподносилось как жизнь вечная, которую они (фарисеи, по крайней мере) увязали как таковую с соблюдением этого закона, но которая была подвластна восславленным на небесах и благословенным на земле во время тысячелетнего царства, которую мы обладаем ныне в телесах земных и которую закон, как это толкуется в свете заключений, почерпнутых из пророческих книг, предписывает как награду за послушание {Следует отметить, что Господь никогда не употреблял слово вечная жизнь, говоря о плодах послушания. «Дар Божий — жизнь вечная». Будь они покорны, жизнь могла бы быть бесконечна; но воистину теперь, когда грех вошел в жизнь, послушанием не обрести жизнь вечную, и Господь этого не утверждает}. «Но кто исполнит его, тот жив будет им». Законник поэтому спрашивает, что ему нужно делать. Ответ будет прост: закон (со всеми его уставами, обрядами, всеми положениями правления Божиего, нарушенными людьми; закон, преступление которого вело к суду, провозглашенному пророками — суду, за которым последует установление Богом Царствия в благодати) — закон, повторяю, содержал в себе суть истины в этом отношении и ясно выражал условия существования, если человек должен был получать благо от него в соответствии с праведностью человеческой — праведностью, воспитуемой им самим, согласно которой он сам будет жить. Эти условия изложены в нескольких словах — возлюбить Бога беззаветно и ближнего, как самого себя. Законник держит ответ — Господь принимает и повторяет слова Законоустроителя: «Так поступай и будешь жить». Но человек не поступал так, и сам сознавал это. Он отдален от Бога и легко избегает его; он вознесет к Нему немного показного служения и будет тщеславен чрез это. А человек — вот он, рядом; человеческое себялюбие заставляет его отнестись сознательно к исполнению этой заповеди, которая, если рассудить, была бы счастьем его — сотворить некий рай в мире этом. Несоблюдение ее встречается на каждом шагу, в каждодневной суете, пробуждающей это себялюбие. Все, что окружает его (его общинные узы), заставляет его осознавать нарушения этой заповеди даже тогда, когда душа сама по себе не тревожится об этом. Здесь сердце законника выдает себя. Кто, вопрошает он, есть мой ближний? Ответ Иисуса показывает ту моральную перемену, которая состоялась с привнесением благодати — посредством проявления этой благодати в человеке, собственно в Его Личности. Наши отношения друг с другом ныне соизмеряются тем божественным началом, что присутствует в нас, и это начало есть любовь. Перед законом человек давал себе оценку в соответствии с той значительностью, которую он мог придать себе, что всегда есть противно любви. Плоть, лелеемая подле Бога, нереальна и не связана с приобщением к Его началу. Священник и левит прошли стороной. Презираемый же миром самарянин не спрашивал о том, кто его ближний. Та любовь, что была в его сердце, делала его ближним по отношению к каждому, кто оказывался в нужде. Именно это творил Сам Бог во Христе; но тогда правовые и телесные разграничения стирались, вытесняемые этим правилом. Любовь, действовавшая в согласии со своими собственными побуждениями, обрела возможность проявить себя в нужде, что родилась раньше ее.