V. Исторический обзор

А. Монизм и дуализм

Дуализм вошел в христианство вместе с греческой мыслью. Вот что пишет об этом Энрике Дюссель, католический богослов: «Христианское представление о человеке формировалось в контексте еврейской мысли и однородно развивалось в ранней христианской Церкви. Однако христианский мир (то есть определенная культура, которую не следует путать с христианством) возник как эллинизация раннего опыта. Она принесла с собой другой язык и другой логический инструментарий интерпретации и выражения, тем самым навязав мягкую разновидность дуализма» (5, с. 17).

Еще до появления классических школ греческой философии в Греции существовала дуалистическая традиция (орфизм, пифагореизм), которая подчеркивала внутренние свойства человека как Божественные черты, противопоставляемые низшему (материальному) телу. Разум нужно было укреплять с помощью упражнений, тогда как тело необходимо было держать в подчинении с помощью аскетизма.

Платон (четвертый век до н. э.) — крупнейший представитель идеализма, утверждавшего высшей действительностью духовное начало, а тело представлявшего не иначе как гробницей для души (у греков был такой каламбур: сома, сема, что значит «тело, могила»; Горгиас 493). Душа предшествовала земному бытию, была несотворенной и бессмертной и после смерти человека переселялась из одного тела в другое (Федон, 75, 76). Аристотель предложил альтернативную точку зрения, согласно которой тело и душа — это два аспекта одной и той же фундаментальной действительности: материя и форма человека. Однако платоническая традиция утверждалась в греческом сознании, невзирая на Аристотеля. Гностицизм и неоплатонизм противопоставляли тело и душу, отрицая библейское учение о воскресении.

Первые христиане были вынуждены противостоять разлагающемуся греко–римскому обществу с его свободными нравами и восхищенным почитанием Платона и его философской системы. Некоторые раннехристианские писатели осуждали гностицизм и сопутствующий ему дуализм как нечто несовместимое с библейским учением о сотворении физического мира Богом. Иустин Мученик (100 — 165 гг. н. э.), обратившийся после того, как увидел, что душа не бессмертна, а «прекращает свое существование», осуждал как еретиков тех, кто ожидает не воскресения, а «того, что их души попадут в рай после смерти» (Диалог с Трифоном–иудеем, 5, 6, 80). Хотя до нас дошло немного ранних христианских рукописей, их достаточно, чтобы доказать, что мученики, идя на смерть, возлагали свои надежды на воскресение, а не на встречу с Богом после смерти, одновременно с этим выражая свою веру в неделимое целое человека (Климент, 1 Коринфянам, 24–26; Поликарп, Мученичество, 14).

Однако впоследствии неоплатонизм вошел в христианство. Началось это в Александрии, научном центре греческой философии и христианской теологии. Среди отцов Церкви развились предрассудки против тела как вместилища сексуальных и иных страстей, и аскетзм был принят как образец набожности и благочестия.

Христианские богословы по–прежнему поддерживали библейское учение о творении и воскресении плоти, но вместе с тем постепенно принимали идею отделяемой от тела души. Они полагали, что после отделения в момент смерти душа, сознательно или неосознанно, ожидает воскресения. Хотя они не верили в предсуществование души (как последователи Платона или Оригена), тем не менее по их представлениям она становилась вечной с момента своего сотворения в конкретном человеке.

В средние века богословы стали считать промежуточное состояние между смертью и воскресением сознательным состоянием. Отделившаяся от тела душа призывалась на суд, (171) который предварял результаты последнего суда после воскресения, определяя, будет она находиться в присутствии Бога или нет. Однако это блаженство может быть отложено на время очищения, необходимого для того, чтобы душа приготовилась к пребыванию перед лицом Бога. Чтобы избежать этой задержки, нужно жить аскетичной жизнью и получить полное прощение в земной жизни. Это учение о чистилище стало дальше развиваться на Западе. В качестве альтернативы умерщвлению плоти были придуманы индульгенции.

В XIII веке менее дуалистические идеи Аристотеля, долгое время подавляемые в христианском мире, но затем повторно возрожденные в Европе через испанскую иудео–арабскую культуру, привлекли внимание схоластов, в том числе Фомы Аквинского. Он попытался ассимилировать концепцию Аристотеля о душе как форме и теле как материи человека. Логика такой позиции ведет к мнению о том, что душа неотделима от тела. Но чтобы примирить свою позицию с церковной традицией, он выдвинул мысль об абсолютно нематериальном менс (разуме) и утверждал, что душа сверхъестественным образом переживает разложение человека в момент смерти. Таким образом, он уклонился от библейского понимания человека.

В 1513 году крайняя разновидность аристотелевых идей (аверроизм) была осуждена Папой Львом X. Всего четырьмя годами позже чрезмерная проповедь индульгенций зажгла искру Реформации. Хотя весть Лютера (1483–1546) в первую очередь сводилась к праведности по вере, в своем ответе на буллу Льва X он также подверг критике недавно утвержденную доктрину о бессмертии души как еще одну из «этих бесконечных, чудовищных выдумок в римской мусорной куче декреталий» (Weimar Ausgabe, 7:131, 132). Его решение этой проблемы: души спят до времени воскресения.

Этот вопрос много обсуждался протестантами; сам Лютер колебался. Англиканская церковь так полностью и не отвергла догмат о чистилище, тогда как остальные отвергли. Сон души, в который верили Тиндаль, Мильтон, первые баптисты и многие другие, был отвергнут влиятельным Кальвином (1509–1564). Однако многие богословы пасторы и христианские группы всегда уделяли внимание библейскому монизму и принимали его. В наш век его отстаивали видные богословы, такие как Э. Бруннер, Р. Нибур и О. Кульманн. Совсем недавно такие видные евангелические богословы, как Дж. У Венхэм, Дж. Р. Стотт и Кларк X. Пиннок, обеспокоенные традиционным пониманием ада как места вечных мучений, точно так же приняли библейское учение о сне души. Но до широкой общественности эти новые веяния в богословии пока еще не дошли. «Двадцать лет спустя [после классического очерка Оскара Кульманна]… рядовые члены по–прежнему возлагают надежды на бессмертную душу, несмотря на то, что библейские ученые и теологи все громче говорят (в основном в своем кругу), что это языческое учение» (12, с. 78).

Б. Отвержение естественного бессмертия адвентистами

Первые адвентисты — сподвижники Миллера постепенно обнаружили эту истину, исследуя Писание. Поскольку данный вопрос широко обсуждался в восемнадцатом и девятнадцатом веках, отдельные члены адвентистского движения, вне всякого сомнения, придерживались этой истины. Например, аргентинец Франциско Рамос Мексиа, первый «адвентист» Шотландской пресвитерианской церкви, соблюдающий субботу, написал примерно в 1816 году комментарий на слова Деян. 2:34: «Ибо Давид не восшел на небеса» на полях своего личного экземпляра книги Мануэля Лакунзы «Пришествие Мессии в славе и величии», III, 293. Он сделал вывод из этого текста, что «человек, вместе со своей душой или, как бы ее ни называли, разложится и исчезнет: „Ибо прах ты и в прах возвратишься». Но впоследствии он восстанет из него, господа!»

Как общий догмат веры эта истина отстаивалась среди адвентистов–миллеритов Джорджем Сторрзом, бывшим методистским служителем. В 1841 году прочитав трактат, изданный шестью годами ранее Генри Грю, он пришел к выводу, что человек умирает всецело. В следующем году он также принял адвентистское учение о возвращении Христа благодаря влиянию Чарльза Фитча. Поскольку журнал «Знамения времени» в 1842 году упрекнул еще одного адвентистского служителя за то, что он проповедовал библейскую истину о том, что человек прекращает свое существование всецело, Сторрз встал на ее защиту в «Шести проповедях» (Six Sermons) и начал издавать «Исследователь Библии» (Bible Examiner) — периодическое издание, посвященное этому вопросу.

Чарльз Фитч примкнул к нему в 1844 году, чтобы поддержать этот проект, несмотря на противодействие Уильяма Миллера и других лидеров движения. Последний не смог воспрепятствовать тому, чтобы это учение пустило глубокие корни среди адвентистов–миллеритов. Доказательство тому — десять фундаментальных верований, принятых в 1845 году на Конференции в Олбани, о чем мы уже ранее говорили. В одном из них утверждается, что спасенные получат награду не после смерти, а при Втором пришествии.

Хотя впоследствии миллериты раскололись, каждая группа сохраняла веру в то, что человек умирает всецело. Из адвентистов седьмого дня это учение отстаивали Р. Ф. Котрелл и Джеймс Уайт на страницах «Ревью энд Геральд», начиная с 1853 года. Тезис о полном уничтожении нечестивых был включен в «Декларацию основных принципов адвентистов седьмого дня», опубликованную журналом «Знамения времени» в 1874 году.

В. Универсальный характер греха

Христиане порой упускали из виду библейское учение об универсальном характере человеческого греха. Пелагий (пятый век), преследуя добрые намерения, проповедовал ложные представления о самообладании. Он учил, что своим грехом Адам просто подал своим потомкам плохой пример, но что грехопадение не повредило нашу способность выбирать. В глазах Бога новорожденные дети находятся в том же состоянии, что и Адам до своего грехопадения. Вот почему в любую эпоху были люди, которые успешно противостояли искушению и не грешили; конечно, большинство нуждается в Божьей благодати (172) для спасения (см. Августин, Против Пелагия, 23 (On the Proceeding of Pelagius, 23) [23, 15:193].

Августин (354–430), современник Пелагия, легко доказал небиблейскую суть пелагианства. Одна из библейских истин заключается в том, что безгрешных людей не существует (3 Цар. 8:46; Пс. 142:2; Притч. 20:9; Еккл. 7:20; Рим. 3:10–23; 1 Ин. 1:8–10). Грех — это сила, которую может преодолеть только рожденный свыше человек, подкрепляемый благодатью Божьей, а не одной лишь силой воли. Однако в то же самое время Августин учил, что все мы не только не рождаемся такими, каким был Адам до грехопадения, но с рождения виновны в его грехе (первородный грех), и к тому же обладаем настолько испорченной или развращенной волей, что даже не способны избрать путь спасения без помощи Божьей благодати. Исходя из крайней испорченности человека, он пришел к выводу, что спасительная благодать должна быть неодолимой, а значит, некоторые люди (те, кто погибнет) не были избраны Богом для спасения. Это учение известно как двойное предопределение, поскольку неизбранность ко спасению равносильна лишению спасения.

Церковь времени Августина приняла его критику Пелагия, но отвергла учение о двойном предопределении. Собор в Оранже (529 год н. э.) принял доктрины о первородном грехе, потребности в благодати и действии Святого Духа в нас, Который побуждает принять веру и спасение. С другой стороны, он напомнил христианам, что благодать не является неодолимой: противящиеся истине сопротивляются Святому Духу. Следовательно, по мнению этого собора, никто не предопределен к погибели. Такого мнения Церковь придерживалась на протяжении многих столетий.

Когда началась Реформация, в центре внимания снова оказалась истина о спасении благодатью по вере, а не по делам (которые являются результатом человеческой воли). В результате некоторые из отвергнутых взглядов Августина стали вновь привлекательными. Однако у разных теологов были разные мнения на этот счет. Лютер (1483–1546) указывал на несостоятельность человеческой воли, тогда как его друг Меланхтон (1497–1560) отводил важное место в спасении свободной воле человека наряду с благодатью. Кальвин (1509–1564) принял двойное предопределение, хотя в кальвинистской Голландии Арминий (1560–1609) отстаивал единый и всеобщий призыв ко спасению. Согласно этой точке зрения, благодать не является неодолимой, поскольку многие не спасутся. Благодать можно принять, но, даже приняв ее, человек впоследствии может отпасть от нее.

Те, кто частично отверг взгляды Августина, стали известны как полупелагиане. Католическое полупелагианство отвергло двойное предопределение. Протестантское полупелагианство отказалось также и от идеи первородного греха. От Адама мы наследуем не вину, а испорченность. Мы рождаемся с предрасположенностью ко злу или с греховными наклонностями, греховными корнями, которые в течение жизни приносят плоды греховных помыслов, слов или поступков.

Г. Позиция Церкви адвентистов седьмого дня

Разрабатывая свое вероучение, адвентисты седьмого дня делали упор на практическом учении Библии, а не на систематическом богословии. Одним темам они уделял больше внимания, другим — меньше. Исторически адвентистов седьмого дня можно скорее отнести к арминианам («АСД отвечают на вопросы о вероучении» [Seventh–day Adventists Answer Questions on Doctrine], с 402–406), хотя, как и в протестантизме в целом, они по–разному расставляют акценты (9, с. 107–128; Галди).