X. Исторический обзор

А. Древняя Церковь

1. Сочинения первых отцов Церкви

Учение о Церкви не было главным у ранней Церкви. Отцы ранней Церкви не придавали ему большого значения. В их трудах Церковь в основном представлена как коммунио санкторум, общество святых, избранный народ Божий. Это, по сути дела, духовное общество, состоящее из христиан, которые, несмотря на различное происхождение и воспитание, едины во Христе, верны учениям апостолов и возрастают в вере и святости. Описывая Церковь, ранние отцы часто называют ее Телом Христа (Игнатий, с. 105), новым Израилем (Климент Римский, с. 95; Иустин Мученик, с. 150), храмом Святого Духа (Ириней, с. 180). Это созвучно с тем, как писали о ней авторы Нового Завета. Лишь немногие заходили дальше.

2. К епископальной Церкви

Однако вскоре произошли заметные изменения. Уже во втором столетии гонения, с одной стороны, и возникновение ересей — с другой обусловили необходимость разработки некоторых внешних признаков, с помощью которых можно распознать истинно кафолическую (то есть, «вселенскую») Церковь. Церковь начала формироваться как институт, управляемый епископами — прямыми преемниками апостолов, хранителями истинной христианской традиции. Хотя не существует убедительных доказательств того, что епископальное правление с присущей ему тройной степенью священства: епископ, священник (или пресвитер) и дьякон — является первозданной формой управления Церковью в Новом Завете, оно, несомненно, появилось уже ко второму столетию и со временем стало практически повсеместным явлением. Спокойствие, с которым эта система была воспринята в разных частях Римской империи, похоже, говорит о том, до какой степени в то время была осознана потребность в том, чтобы епископы взяли на себя функции руководства Церковью.

Согласно преобладающей точке зрения, епископы заняли место апостолов, учение которых они продолжили. Это служение было окружено особой харизмой. Как священники (сакредотес) они были посредниками между Богом и народом. В этом качестве они приносили жертвы Богу и ввели новое понимание христианского служения, а также новое представление о природе Церкви и ее признаках, проводя четкое разграничение между духовенством и мирянами.

3. Учение Киприана о Церкви

Киприану, епископу Карфагена с 248 по 258 годы, было суждено впервые подвести итог и разработать четкое учение о епископальной Церкви. В его экклезиологии заметны все особенности человека, наученного римскому праву, юридические, логические и практические. Перед лицом гонений и ересей он сделал акцент на единстве Церкви и авторитете епископа. На основании Мф. 16:18 Киприан утверждал, что Церковь основана на епископах, преемниках апостолов. Они были объявлены управителями Церкви. Они и были Церковью, и всякий, кто не желал подчиняться праведному епископу, по сути, не был членом Церкви.

Все вместе епископы составляли коллегию, епископат. Как таковые, они представляли Церковь. Единство Церкви опиралось на единство епископов. Вне Церкви нет спасения, учил Киприан. Еретикам предлагалось доказать происхождение своих церквей, авторитет своих епископов через преемственность рукоположения от епископа к епископу, так чтобы учителем и предшественником первого епископа был один из апостолов.

Киприан первым изложил достаточно четко и последовательно идею кафолической Церкви, охватывающей все истинные ветви Церкви Христовой и имеющей внешнее и видимое единство. Желание искоренить возникающие ереси привело к разработке такого учения о Церкви и единстве, которое все больше искажало библейское учение о природе и предназначении Церкви.

Однако в те ранние века дала о себе знать еще одна тенденция. Хотя главным направлением в развитии Церкви оставалось стремление к внешней централизации и управлению Церковью, этому решительно противились оппозиционные движения, подчас весьма могущественные. Их лидеры, хоть и слыли еретиками, считали Церковь (409) обществом святых и объявляли святость членов Церкви настоящим признаком истинной Церкви. Так, монтанизм в середине второго века, новатианство в середине третьего столетия и донатизм в начале четвертого века стали реакцией на постепенную секуляризацию и усиливающуюся распущенность нравов и светскость Церкви. Каждое из этих движений по–своему призывало к чистоте Церкви и настаивало на строгом образе жизни и церковной дисциплине (см. Духовные дары XIII. А).

4. Августин и полемика с донатистами

Полемика с донатистами вынудила Церковь ускоренными темпами разработать богословское учение о природе и отличительных особенностях Церкви. Донатисты были группой христиан в Северной Африке, которые утверждали, что Церковь — это общество святых, в котором нет места греху. Этот вопрос приобрел особую актуальность во время жестоких гонений, начавшихся в 303 году по инициативе императора Диоклетиана, который приказал сжигать христианские книги и церкви. Под давлением обстоятельств некоторые христиане отдали копии своих Библий римским гонителям на сожжение. Когда гонения закончились и многие из предателей (традиторес — тот, кто отдал Библию) вернулись в Церковь, донатисты настаивали на том, чтобы эти отступники, не выдержавшие гонений, принимали повторное крещение, а епископы — повторное рукоположение.

Само движение возникло после отвержения Касилиана как епископа Карфагенского на том основании, что один из таких традиторес участвовал в его посвящении и рукоположении. К тому времени, когда Августин (354–430) вернулся в Африку примерно через 75 лет и стал епископом Хиппо, раскольническая фракция, при сильной поддержке североафриканского национализма, утвердила себя как господствующая христианская организация в данной области.

Поднятые теологические вопросы касались отличительных особенностей церкви и ее единства, с одной стороны, и действительности таинств, совершаемых пусть даже и недостойными служителями, — с другой. Августин разобрал эти вопросы в контексте наследия Киприана и разрешил спор таким образом, что это оказало сильное влияние на всю западную теологию. Церковь свята не потому, что ее члены обладают нравственным характером, но потому, что она получила от Христа дары, к которым относится вера, учение Христово, епископская преемственность и таинства. Церковь до самого конца должна оставаться «смешанным телом» святых и грешников, отказываясь изгонять из своих рядов тех, кто отступил во время гонений или по другим причинам.

Точно так же, пояснял Августин, таинства Церкви становятся действительными не потому, что преподаются достойным служителем (священником или епископом). На самом деле они преподносятся Самим Христом. Ни один служитель, каким бы святым он ни был, не делает преподаваемые им таинства благодатными. Личная недостойность служителя не компрометирует таинства или ту благодать, которую они с собой несут. Один лишь Бог является истинным Подателем святых даров.

Августин настаивал на том, что донатисты не могут претендовать ни на единство, ни на кафоличность Церкви. Будучи невидимым аспектом жизни Церкви, грех никогда не должен служить оправданием или поводом для раскола. Кроме того, донатисты, распространенные только на территории Северной Африки, были лишь малой частью кафоличности, понимаемой в географическом смысле. Местные церкви истинны лишь постольку, поскольку являются частью Вселенской Церкви.

Киприан отстаивал идею Вселенской Церкви с централизованными полномочиями и управлением. Августин развил эту теорию в целостную систему, которая заложила основы для папского владычества в западном христианстве.

5. Возвышение римского престола

По мере распространения епископальной системы церковного управления пять центров стали пользоваться особым уважением: Александрия, Антиохия, Константинополь, Иерусалим и Рим. Между руководителями этих церквей развернулось соперничество, особенно между епископами Рима и Константинополя. К концу пятого века епископ Рима стал играть все более заметную роль и занял особое положение в христианском мире. Он вмешивался в дела отдаленных церквей, вставал на ту или иную сторону в богословских спорах. Другие епископы консультировались с ним по доктринальным и нравственным вопросам, и он отправлял своих делегатов на отдаленные соборы. В контексте Мф. 16:18, 19, где, как утверждалось, Петру было дано первенство над другими апостолами, римские епископы, считавшие себя преемниками Петра, были уверены, что это преимущество основывается на твердом богословском фундаменте. Восточные церкви, развивавшиеся в восточно–римской или Византийской империи, отвергали это заявление, хотя и соглашались воздавать римскому епископу дань преимущественного уважения, признания и почестей как «первому среди равных» в епископской коллегии.

Б. В Средние века

1. Монархический епископат на Западе

Теологи Средневековья — эпохи, которая, по мнению большинства, начинается с 500 г., а заканчивается в 1500 г. н. э., внесли достаточно скромный вклад в разработку учения о Церкви. Киприан и Августин уже достаточно внятно его сформулировали, и добавить было практически нечего.

Однако в области церковной организации произошли заметные сдвиги и перемены. Сама Церковь превратилась в связанную тесными узами, четко организованную монархию, которая становилась все более и более абсолютной. После раскола между христианским Востоком и Западом, который традиционно датируется 1054 годом, и под влиянием таких римских понтификов, как Григорий VII (1073–1085) и Иннокентий III (1198–1216), притязания на высшие почести оформились в догмат о (410) превосходстве и монархическом статусе епископа Рима, в соответствии с современными моделями управления. Западное христианство стало римско–католическим — Церковью, в которой отношения верности римскому престолу стали преобладать до такой степени, что они вытеснили отношения с местным епископом. При этом в пренебрежении оказалось не только учение о Церкви как коммунио санкторум, собрания святых, но даже представление о Церкви как о сообществе местных церквей. Оно было поглощено представлением о Вселенской Церкви под единоначалием. Римского епископа все чаще стали величать наместником Христа, а не Петра, как прежде, в то время как никакой другой епископ не удостаивался такой чести.

2. Голоса протеста

В протестах не было недостатка. На Востоке православные церкви указывали на отсутствие конкретных деклараций, принятых каким–либо экуменическим собором. На Западе Беда (умер в 735 г.), Павел Диакон (умер примерно в 800 г.), Гинкмар, архиепископ Реймса (умер в 882 г.), Рабан Мавр (умер в 856 г.), Герберт Аврилакский, ставший впоследствии папой Сильвестром II (умер в 1003 г.), а также некоторые другие признавали, что римскому престолу следует оказывать наивысшие почести, но оспаривали притязания пап на абсолютный авторитет над епископами метрополий. Пьер д’Эйли (умер в 1420 г.), Жан де Герсон (умер в 1429 г.) и другие сторонники конциляризма (соборного движения) утверждали, что таким авторитетом обладает все тело верных, то есть всеобщие соборы.

Неприкрытое противодействие римской трактовке неуклонно нарастало. Особенно откровенно выражали свой протест вальденсы двенадцатого века. Другими оппонентами были представители духовенства, такие как Роберт Гроссетест, епископ Линкольна (умер в 1253 г.), Жан Парижский (умер в 1306 г.), немецкий монах Майстер Экхарт (умер в 1327 г.); английский францисканец Уильям Окхэм (умер в 1349 г.); английский священник и теолог Джон Уиклиф (умер в 1384 г.); Ян Гус (умер в 1415 г.). Ветры разногласий усиливались. Раскол, который так яростно осуждали Киприан и Августин, в конце концов, случился в шестнадцатом веке. Перед тем как обратиться к этим событиям и обсудить их влияние на христианское учение о Церкви, мы кратко рассмотрим развитие той же самой доктрины в восточной части христианского мира.

3. Коллегиальный епископат на Востоке

Развитие христианской Церкви с ее священством и епископатом происходило как в восточном, так и в западном христианстве. Однако на востоке не придавалось такого значения сплочению Церкви в жестко структурированную и монархическую иерархию. Священническая и епископская система так и не добились установления внешней власти над всей Церковью. В восточном православии акцент делался на местную церковь как евхаристическую общину, пребывающую в общении с вочеловечившимся Христом, и на изображении совершенного Им искупления в богатых тайнах Божественной литургии.

Несмотря на усиливающиеся культурно–языковые различия и разнобой в церковных обычаях, между двумя «сестринскими церквами», западным католицизмом и восточным православием, существовали многочисленные выражения единства и доброй воли. Медленный процесс отчуждения привел к первому разделению в середине девятого века и к окончательному разрыву между латинской и греческой церквами в 1054 году, который сохраняется и поныне.

Восточное православие не желало оспаривать превосходство римского престола, подтвержденное решениями различных соборов, но твердо сопротивлялось попыткам Запада утвердить это превосходство над Всемирной Церковью. Ни один церковный престол не вправе претендовать на владычество над всеми другими. Автокефальные церкви, включающие в себя культуру местных общин, как национальные церкви вправе избирать своего епископа–митрополита или патриарха и тем самым осуществлять самоуправление в тесном союзе со светским государством. Некоторые престолы, такие как Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, имеют определенный авторитет для других престолов в пределах своих регионов, как это отражено в канонах ранних экуменических (вселенских) соборов. Но это считается вопросом церковной организации, а не Божественным правом. Никто не может наследовать юридическое право управлять другими. Все вместе епископы образуют коллегиальный орган. Они, по сути дела, равны между собой и могут осуществлять всю полноту своих епископских полномочий на всеобщих соборах, где Церковь стремится достичь единомыслия по определенным вопросам.

В. Реформация

Самые разные политические, интеллектуальные и религиозные факторы способствовали возникновению Реформации в шестнадцатом веке.

I. Лютер и Церковь

Будучи монахом–августинцем и доктором теологии, Мартин Лютер (1483–1546) был убежден, что Церковь его дней упустила из виду христианское учение о благодати. Прежде всего он обратил внимание на библейскую истину о том, что оправдание совершается по благодати, исключительно через веру, что само по себе отрицает посредническую роль Церкви и священства между человеком и Богом.

С точки зрения Лютера, Церковь — это по сути своей духовное общество людей, искупленных и оправданных благодатью Божьей, древняя общность святых. Таким образом, главная задача рукоположенных служителей и епископов заключалась не в том, чтобы оберегать Церковь, а в том, чтобы Добросовестно проповедовать Слово Божье. Там, где проповедуется чистое Евангелие и правильно совершаются таинства, существует Церковь. (411) Важнее проповедовать и нести людям то же Евангелие, какое проповедовали апостолы, чем состоять в организации, которая формально ведет от них свою историю.

С того времени экклезиология Лютера все больше расходилась с традиционными воззрениями римских католиков. Введя такое понятие, как видимая и невидимая церковь, Лютер тем самым отмежевался от представления о Церкви как внешнем обществе с видимым главой. Это также дало ему возможность утверждать, что сущность Церкви находится в невидимой сфере, то есть в вере и общении с Христом. Самое важное для христиан — принадлежать к духовной или невидимой Церкви, хотя это не отрицает их членства в единой, святой, кафолической и апостольской Церкви. Такая точка зрения также объясняла потребность во внешнем церковном сообществе, понимаемом как группа крещенных верующих, ведомых священником или епископом в соответствии с Евангелием. В то же самое время Лютер ожидал, что христианские князья даруют Церкви защиту и ради достижения христианского единства будут осуществлять значительные полномочия внутри Церкви как в социальных, так и в церковных вопросах. В результате немалая часть полномочий папы и епископов перешла к христианским князьям. Взгляды Лютера на Церковь были включены в два его катехизиса, Аугсбургское исповедание (1530), Шмальканденские статьи (1537) и Формулу согласия (1537). Все эти документы были объединены в Книгу согласия (1580). Они стали главными стандартами для большинства лютеранских церквей.

2. Кальвин и Церковь

В двадцатые годы шестнадцатого века Лютер, Меланхтон и другие реформаторы разделяли веру в то, что воссоединение с реформированной католической Церковью — это преимущественно вопрос времени. В сороковых и пятидесятых годах шестнадцатого века, когда все надежды на достижение компромисса рухнули, второе поколение «протестантских» теологов еще больше углубило свое отличное понимание природы и особенностей Церкви. Наиболее выдающимся среди них был Жан Кальвин (1509–1564).

Хотя Кальвин в своем понимании Церкви мало чем отличался от Лютера, его убежденность в том, что размежевание с основным телом Римско–католической церкви может продолжаться неопределенное время, заставило его разработать более связную и последовательную экклезиологию. Некоторые ее аспекты непосредственно связаны с целями нашего очерка.

Признавая, что в Римско–католической церкви все еще можно найти некоторые следы истинной Церкви, Кальвин считал необходимым порвать с ней на библейских основаниях. Главными отличительными признаками Церкви, по Кальвину, были Слово Божье, «проповедуемое и выслушиваемое в чистоте», и таинства, «преподаваемые в соответствии с установлением Христа». Однако это минималистское определение Церкви приобрело новый смысл. Кальвин включил в него конкретную форму церковной организации и управления. Его детально разработанная модель церковного управления опиралась на исследования Нового Завета и в целом называлась «реформаторской» или «пресвитерианской». Эта форма церковного управления исходит из того, что авторитет Церкви сосредоточен в руках ее членов. Руководство получает полномочия и обязанности от избирателей, рядовых членов Церкви, тогда как исполнительные обязанности делегируются представительным органам и администраторам.

Наделенная Христом необходимыми полномочиями и дарами, Церковь осуществляет власть в духовных вопросах, таких как сохранение Слова, составление исповеданий веры и поддержание дисциплины. Духовная власть Церкви должна отличаться от земной, светской власти. Что касается последней, то христианские судьи, осуществляющие свое христианское призвание, ставят перед собой задачу защищать здравое учение и доктринальные столпы Церкви, содействовать всеобщему миру и предотвращать любые общественные преступления против религии. Властителям можно не повиноваться лишь в том случае, если они требуют того, что противоречит Божьим принципам. Кальвин настаивал на тесном союзе Церкви и государства, что в какой–то степени напоминало учение Римско–католической церкви. Однако, в отличие от Лютера, он защищал теократию, требуя, чтобы государство подчинялось интересам церкви. Наиболее системно его взгляды на Церковь изложены в книге «Наставления в христианской вере» (4. 1–20). В самом строгом виде они выражены во «Втором швейцарском исповедании» 1566 года. Реформатские церкви поддерживали большинство содержащихся там положений.

3. Радикальное восстановление

Почти с самого начала и к величайшей досаде влиятельных протестантских реформаторов возникали «радикальные», или «отделенные», группы богобоязненных христиан, требовавших абсолютного отделения от светского общества и государственных церквей и за это терпевших гонения от своих более умеренных протестантских собратьев. Они настаивали на том, что Церковь — это исключительно сообщество верующих людей, и ее отличительные признаки — это духовность и святость. Как общество, ведомое Духом, она должна была продолжать возрождение, начатое влиятельными реформаторами, которые подозревались в слишком большой преданности некоторым постулатам Римско–католической церкви. Они ощущали потребность в подлинном восстановлении Церкви, а не просто в ее реформировании. Это предполагало создание «истинной Церкви», собранной и организованной по апостольской модели, без всяких компромиссов.

Таким образом, по–настоящему серьезным разногласием между Лютером и анабаптистами (как называли этих верующих их противники) была не форма крещения, а взаимоисключающие представления о Церкви. Анабаптистская экклезиология призывала к размежеванию с неверующим миром и с государством, что отличалось от взглядов более умеренных реформаторов, которые (412) считали Церковь и государство двумя взаимодополняющими установлениями и полагали, что все граждане, проживающие на данной территории, должны быть членами официальной Церкви. С точки зрения радикальных реформаторов церкви, это местные сообщества или группы, собираемые по принципу свободной, ответственной веры и возрожденной жизни. Они несут ответственность исключительно перед Христом и не нуждаются во внешней иерархии, правлении или дисциплине. Подобные радикальные группы были многочисленными и различными. Они включали гуттерских братьев из Моравии, меннонитов Голландии и более мелкие группы. Все это движение зачастую обозначалось одним собирательным термином «анабаптисты», хотя не все они перекрещивали новообращенных.

4. Англиканство и Церковь

В отличие от других реформационных движений шестнадцатого века, Реформация в Англии началась не с появления харизматического церковного лидера, а с политического вызова, который бросил Папе Римскому Генрих VIII (1491–1547), а затем была продолжена как преобразование религиозной системы доктрин и практик, поддерживаемых христианами в сообществе с Кентерберийским престолом, будь то в самой Англии или за ее пределами. С самого начала англиканская Церковь настаивала на том, что ее учение является одновременно католическим и реформаторским. Вместе с другими реформаторами англиканская Церковь верит в существование невидимой Церкви, не соглашаясь с притязаниями римских католиков на видимую иерархическую Церковь во главе с папой. Однако главный акцент делается на видимую Церковь и тройную степень священства: епископ, священник и дьякон, как это было в средневековой Церкви.

Внутри англиканской Церкви появилась и более радикальная группа «пуритан». Недовольные половинчатой реформой, они стремились к дальнейшему «очищению» англиканской Церкви в духе кальвинистского учения. Некоторые из них встали на позиции конгрегационализма и полного отделения церкви от государства. Они требовали, чтобы все члены были возрожденными людьми, образующими самодостаточные собрания верующих, независимых от всякого внешнего диктата или принуждения.

Г. Восемнадцатый и девятнадцатый века

1. Церковь и век разума

Философия просветителей с ее недоверием к любым авторитетам и традициям и верой в то, что истину можно установить только с помощью разума и эксперимента, оказала существенное влияние на христианское учение Церкви. Рационалисты семнадцатого и восемнадцатого веков преимущественно назывались деистами. Недоверчиво относясь ко всему сверхъестественному и к откровению, они считали, что задача людей в том, чтобы открывать законы Бога, заложенные при творении, и жить по ним. Поскольку в это время не было издано выдающихся трактатов о Церкви и экклезиологии, те, что были разработаны в период Реформации, оставались нормой для католиков, лютеран, пресвитериан, англикан и конгрегационалистов. Вместе с тем некоторые новые идеи, навеянные духом времени, стали довольно влиятельными.

Для Джона Локка (1632–1704), который верил в то, что Бог открыл Себя в Библии, Церковь была прежде всего этическим обществом, призванным улучшать нравы. Он также призывал к взаимной терпимости в том, что касается личных, религиозных убеждений, и отстаивал идею о том, что все разделенные христианские организации, в большей или меньшей степени, являются естественными составляющими христианства. Дух терпимости завоевывал все большую популярность, и традиционная забота о единстве Тела Христова стала отходить на задний план.

Поскольку разуму стали уделять все больше внимания во второй половине семнадцатого века, лютеранские, пресвитерианские и римско–католические теологи писали огромные и изощренные догматические трактаты с тем, чтобы укрепить свои позиции. Возражая против формализма и выхолощенной схоластической теологии, наиболее значительные религиозные движения того времени делали ударение на важности личного обращения, доброй, богобоязненной жизни и пуританской дисциплине. Наиболее влиятельными среди них были пиетизм, процветавший в Германии; методизм, отцами которого стали англичане Джон и Чарльз Уэсли, и янсенизм в рядах римского католицизма. В конечном итоге каждое из этих движений привело к образованию новой конфессии. В конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков романтизм, направление в литературе и искусстве, всячески превозносил чувство, ощущение чуда и эмоциональность. Это вызвало целую волну религиозных веяний как естественную реакцию на сухой рационализм, преобладавший в то время.

2. Фридрих Шлейермахер

На гребне романтизма, утверждая, будто религия основывается на интуиции и чувстве, Фридрих Шлейермахер (1768–1834), которого часто называют отцом современного протестантизма, попытался вернуть образованных людей в лоно христианской религии, которую определял как ощущение и вкус бесконечного, чувство полной зависимости от Бога, независимо от любых догм. Хотя в контексте такого сильного индивидуализма учению о Церкви, казалось бы, не было места, в своих основных трудах «Речи о религии к образованным людям, ее презирающим» (1799) и «Христианская вера» (1821–1822) Шлейермахер уделил много внимания Церкви.

Его учение о природе и особенностях Церкви зиждилось не столько на библейских или догматических источниках, сколько на этике, философии религии и апологетике. Церковь, полагал он, — это сообщество тех, кто разделяет одно и то же религиозное чувство и включает в себя все религиозные сообщества, осознающие духовную потребность в искуплении. Это искупление доступно посредством Иисуса Христа, Который призывает Своих учеников к новой совместной жизни. Внутри этого единого братства верующих необходимо различать видимую и невидимую церкви, хотя Шлейермахер предпочитает (413) использовать антитезис внешнего и внутреннего братства. И то, и другое есть часть Церкви, но в разных смыслах. Те, кто живет в состоянии освящения, принадлежат к внутреннему братству. К внешнему принадлежат те, на которых оказывает воздействие подготовительная благодать, ведущая к признанию Христа. Этот взгляд на происхождение и природу Церкви тесно связан с учением об избрании и убеждением, что не существует живого братства с Христом без действия Святого Духа, обитающего в сердце. Каждая нация рано или поздно приходит к Христу — эту точку зрения Шлейермахер считает существенной для христианской веры.

3. Альбрехт Ричль

Не менее влиятельный Альбрехт Ричль (1882–1889) отреагировал на субъективизм Шлейермахера и философский идеализм Гегеля. Он считал основанием христианской теологии откровение Бога в Иисусе Христе. Начинаясь с фактов жизни Христа, ричлианская теология скорее практична, нежели умозрительна, и ставит во главу угла не чувства, а человеческую волю. Отсюда ее ярко выраженный этический акцент с вытекающими личностными и социальными последствиями. Ричль многократно подчеркивает потребность Церкви и ее членов в волеизъявлении. Церковь является тем местом, где мужчины и женщины познают и обретают искупление, предлагаемое в Иисусе Христе. Существенной отличительной особенностью этого общества является принятие им нравственных учений Христа. Церковь — это братство верующих. Ее единство неразрывно связано с чистой проповедью Евангелия и чистым преподаванием таинств. Организованное для проведения богослужений, христианское общество является церковью, а когда оно участвует в общих мероприятиях, вдохновленных любовью, то становится также Царством Божьим. Хотя эти два понятия связаны между собой, их нельзя путать. Во многом созвучное преобладающему оптимизму тех лет, это представление о Царстве Божьем как о постепенном этическом развитии человечества имело мало сходства с тем Царством Божьим, которое изображено в Новом Завете.

4. Римско–католическая экклезиология

Интеллектуальные вызовы эпохи Просвещения оказали воздействие и на римско–католическую экклезиологию. Упорная склонность официальных теологов и канонистов утверждать папские прерогативы стимулировалась усиливающимся национализмом внутри Церкви (галликанизм, джозефинизм, фебронианизм) и новым теологическим либерализмом девятнадцатого столетия. Первый Ватиканский Собор (1869–1870) стал кульминацией этой тенденции. Папская власть на нем была определена как полная и главенствующая над всей Римско–католической церковью в вопросах веры и нравственности, а также в вопросах церковного управления и дисциплины.

Д. Двадцатый век

Совокупность взглядов на природу и признаки Церкви в двадцатом веке еще более разнообразна, чем во времена Реформации. Мы выбрали наиболее показательные фигуры и движения, чтобы дать общее представление о современном мировоззрении по этому вопросу.

1. Протестантский либерализм

Теология Ричля и с этическим акцентом оказалась особенно влиятельной в последней четверти девятнадцатого и первой половине двадцатого века как в Европе, так и в Соединенных Штатах. Прежде всего под влияние его теологии попали протестантские либералы. Укорененные в историческом критицизме Священного Писания, обязанные Шлейермахеру своим пониманием религии как чувства полной зависимости от Бога и этическому методу Ричля, протестантские либералы уделили повышенное внимание социальному Евангелию, что оказало огромное влияние на их понимание Церкви. В лучшем случае церкви в их представлении были просто человеческими организациями людей, собранных воедино на основании общих религиозно–этических соображений с целью распространения «социального Евангелия», которое прокладывает дорогу для грядущего Царства. Церковные догмы и принципы сводились ими к личному мнению и были для них зачастую препятствием для радикального преобразования общества.

Недовольное состоянием либеральных церквей и провоцируемое экуменическим стремлением к единству в период между двумя мировыми войнами, новое поколение либеральных теологов, которых часто называли «неолибералами», начало готовить пространство для церкви, настаивая на разграничении между духовной церковью и церковью как организации. Церковь существует в их трактовке вне разных деноминаций и невзирая на них. Это не просто какое–то социальное братство, но Божественное установление, созданное Самим Богом, она представляет собой духовное братство всех христиан, преданных идее Божьего царствования. Она может даже потребовать некоей неизбежной структурной организации.

2. Экклезиология Карла Барта

В теологии Карла Барта с ее отвержением всякой естественной теологии и всякой религии, основанной на опыте, ее попытках вернуться к базовым принципам Реформации, доктрине Церкви отводится более важное место, чем в богословских системах многих его современников. Возможно, его язык не столь ясен и понятен, как бы этого хотелось и как этого требовала его доктрина о Церкви. И все же Барт упорно формулировал свои взгляды на природу и отличительные особенности Церкви. В четвертом томе своей «Церковной догматики» эти вопросы изложены наиболее полно и исчерпывающе.

Церковь — это не человеческое установление, но действие Бога, событие, новая и непрерывная творческая деятельность Бога. Она не может быть невидимой, ибо в этом случае Церковь была бы обесценена как таковая. Церковь едина, и в своем пути к единству разделенные вероисповедания должны отказаться от своих притязаний на идентичность с единой Церковью. Хотя Церковь постоянно терпит неудачи и впадает в заблуждения, она (414) свята, но только как Тело Христа. Она также кафолична в том смысле, что в каждую эпоху верна своей сути и стремится к непрерывной реформации. Это также объясняет апостольскую сущность Церкви, то есть тот факт, что она остается верна наставлениям апостолов и признает их авторитет и установленные ими нормы, пребывая в согласии с ними и с их вестью. Это отличает ее от ложной Церкви.

Существуя для Бога, Церковь также существует для мира. Это двоякое служение требует возвещения Евангелия, а также его объяснения и применения к конкретным ситуациям в конкретном времени и месте. Это двойное служение может совершаться в самых разных формах, но каждая из этих форм возлагается на всю христианскую общину. При этом отвергаются все различия между духовенством и мирянами, администраторами и прочими членами Церкви. В ней нет должностей, но никто не свободен от исполнения своего христианского долга.

3. Экклезиология Ханса Кюнга

В двух своих основных произведениях — «Церковные структуры» (1963) и «Церковь» (1967) Ханс Кюнг (1928 г.), наиболее известный и противоречивый римско–католический экклезиолог двадцатого века, строит свое учение о Церкви преимущественно на библейских данных и церковной истории. Разбирая происхождение Церкви, рукоположение, апостольскую преемственность, местную, вселенскую церковь и папство, Кюнг использует историю Церкви и свидетельства Нового Завета не столько для того, чтобы поддержать ныне принятое официальное учение, сколько для того, чтобы предложить другие альтернативы. Раздел между римскими католиками и протестантами не кажется ему столь глубоким, каким он традиционно считается. Наиболее значительный вклад, который он внес в обсуждение природы и отличительных признаков Церкви, это, по всей видимости, его проникновенные вопросы, из–за которых у него возникли трения с Ватиканом в 1979 году, в результате чего он был лишен права преподавать теологию Римско–католической церкви.

Е. «Встречные ветры» современности

1. Экуменическое движение

В последнее время учение о Церкви снова выдвинулось на передний план благодаря возникновению и развитию современного экуменического движения. Поскольку главная забота экуменического движения — взаимоотношения между церквами, оно не может игнорировать вопросы, связанные с природой и отличительными особенностями Церкви.

Основанный в 1948 году по итогам Всемирной миссионерской конференции 1910 года в Эдинбурге, Всемирный совет церквей (ВСЦ) пытается наладить видимое единство всех христиан. Считается, что это единство основано на одном крещении, исповедании апостольской веры и общем праздновании Вечери Господней во взаимно признанном служении. Все эти вопросы так или иначе связаны с христианским учением о Церкви. Хотя у самого ВСЦ нет какой–то определенной экклезиологии, он способствует общению между многими церквами, которое, хотя пока и далеко от совершенства, считается многими выдающимся фактором церковной истории двадцатого века. Это сближение нашло выражение в документе веры и порядка под названием «Крещение, евхаристия и служение», который был принят в 1982 году общим голосованием.

Некоторые церкви, часто в свете своей заинтересованности в библейской истине, не колеблясь высказывают озабоченность и замечания по поводу некоторых экуменических вопросов, в частности, церковного управления, формы и предназначения служения, а также неудач экуменического движения в области осуществления всемирной миссии.

2. Римско–католический экуменизм

Хотя Римско–католическая церковь поначалу противилась целям, выраженным в программе ВСЦ, она затем решила широко сотрудничать с этим органом. Второй Ватиканский Собор (1962–1965), который все больше рассматривал папство в общественно–коллегиальном свете, особенно в части управления Церковью, и открыто сформулировал стремление к воссоединению всех христианских церквей, также признал существование «сестринских церквей» в восточном православии и наличие «церковных измерений» в других конфессиях. С тех пор католическая Церковь участвует в двусторонних переговорах с другими церквами, в то же время укрепляя взаимоотношения с ВСЦ. Даже несмотря на это, энциклика Папы Иоанна Павла II «Ut unum sint» (Да будут все едино, 1995 г.) и обновленный призыв к христианскому единству не дали выхода из того тупика и неопределенности, в котором оказалось экуменическое движение.

3. Постмодернизм

В последнее время постмодернизм поверг мыслителей всех богословских направлений в кризис самоопределения. Поскольку он ставит под сомнение главные предпосылки эпистемологии эпохи Просвещения, постмодернистский разум больше не уверен в том, что человечество способно посредством объективного апеллирования к разуму доказывать верность философских, научных и религиозных постулатов. Он отказывается ограничить истину рациональными измерениями, тем самым свергая человеческий рассудок с престола как беспристрастного арбитра истины. Не только существуют другие законные пути к получению знания и истины, но истина, будучи далека от универсальности и трансцендентности, соотносится с тем обществом, в котором люди живут и действуют.

Этот важный переход в мышлении оказывает огромное влияние на понимание Церкви, особенно ее природы и особенностей. Он также бросает серьезный вызов Церкви и ее миссии. Задачей подрастающего поколения будет продумать последствия этого феноменального изменения для изложения христианской веры среди противоречивых истолкований действительности и для библейской доктрины Церкви. (415)

Ж. Адвентисты седьмого дня

С самого начала, сразу после Великого разочарования 1844 года (см. Адвентисты I. Г), адвентисты седьмого дня (в то время так еще себя не называвшие) считали, что вести трех ангелов из Откр. 14:6–12, в сочетании с проповедью Откр. 18:1–4, составляют последнюю Божью весть милости перед возвращением Христа в силе и славе. Они верили, что их движение единственное из всех удовлетворяет условиям, оговоренным в этих стихах и в Откр. 12:17. В то же время они решительно отвергали мысль о том, что только они являются детьми Божьими. Они полагали, что все поклоняющиеся Богу в смысле исполнения Его воли, как они ее понимают, принадлежат Ему, и их следует считать потенциальными членами Остатка. Вместе с тем им, адвентистам, поручено призывать мужчин и женщин повсюду поклоняться Творцу ввиду близости судного часа и предупреждать их, чтобы они не стали жертвой великого отступничества последнего времени, предсказанного в Откр. 13 (см. Остаток/Три Ангела). Адвентисты по–прежнему придерживаются этих взглядов.

Объединенное несколькими доктринами, «малое стадо» — на самом деле остаток бывших миллеритов (см. Адвентисты I. Г) — с подозрением относилось к любым учениям о Церкви. Любая экклезиология казалась им возвращением к их прежнему вавилонскому состоянию. Однако в пятидесятые годы девятнадцатого века верующие в скорое Второе пришествие стали умножаться и быстро распространяться по всему миру. Несмотря на решительное сопротивление со стороны некоторых, призывы Джеймса Уайта избегать хаоса, искать единства в вере и деятельности и строить адвентистское движение на принципах церковного порядка, описанного в Новом Завете, ради более успешной миссионерской работы оказались успешными. Постепенно развивалось учение о Церкви.

После организации в 1861 г. и 1862 г. семи конференций, не выходящих за пределы штатов, и создания Генеральной конференции в 1863 году, примерно через 20 лет после Великого разочарования, были заложены основы учения о Церкви и предложен образец церковной организации. Уникальное чувство миссии, усиливаемое срочностью и безотлагательностью «вестей трех ангелов», внесло существенный вклад в создание Церкви адвентистов седьмого дня (это название было принято в 1860 году).

С этого времени Церковь понимается в местном и вселенском измерении. К традиционным характеристикам единой, святой, кафолической (вселенской) и апостольской адвентисты добавили соблюдение всех заповедей Божьих и обладание даром пророчества. Организованная для миссионерского служения, группа местных церквей образует конференцию, а группа конференций формирует унион или союз. Унионы, сгруппированные по всему миру в дивизионы или подразделения, образуют Генеральную конференцию. Этот образец близок к пресвитерианской или представительной форме управления Церковью, но на этот раз во всемирном масштабе. В последние годы в некоторых местах адвентисты стали отстаивать конгрегационалистскую форму управления Церковью.

Подобно анабаптистам, адвентисты седьмого дня традиционно сохраняли равноудаленность от традиционного протестантизма (лютеранской, реформатской и англиканской церквей) и Римско–католической церкви. Они отстаивают авторитет Священного Писания, крещение верующих, отделение церкви от государства, религиозную свободу, глубокую заинтересованность в выполнении Великого Поручения и убеждение, что Церковь, максимально приближенная к новозаветному образцу, выходит за рамки национальных границ и местных культур. Для адвентистов Церковь, какие бы еще функции она ни выполняла, является обществом крещеных верующих людей, укорененных в Слове Божьем и не ограничивающих себя какой–либо территорией в своей миссионерской работе.