Лэрри Крабб и Лоренс Крабб

Бог моего отца

Это книга, написанная Лэрри Краббом совместно с отцом, является рассказом о жизни трех поколений семейства Краббов. Писание часто обещает, что Бог одарит верующего в Него благами, но с чего мы взяли, что это обязательно будут блага материальные? Авторы учат нас нелегкому пониманию того, как строить отношения с Богом тогда, когда вас постигли беды и вы не видите в происходящем никакого смысла. Эта книга несет надежду и помогает ощущать близость Бога в минуты страданий и страха. Это по-настоящему честная книга.

Посвящается милым Изабелле, Рэйчел, Каролине и Киле - участницам нашей истории.

Отец - это тот, кто идет по жизни, увлекая за собой других.

Отец - это тот, кто порой оборачивается и с пониманием смотрит на следующих за ним детей, так что у них не остается сомнений в его заботе об их трудностях. Он способен сопереживать им, поскольку не жалеет времени и терпеливо выслушивает их, а кроме того, не забыл и собственное прошлое Он беспокоится о детях, потому что по себе знает, насколько велико желание человека обладать недостижимым.

Отец - это тот, кто вновь отворачивается от своих детей и продолжает идти вперед. Он не помогает им добиться легкой победы, ибо такое вмешательство помешало бы им окрепнуть. Имея в жизни более высокие ценности, чем счастье собственных детей, отец оставляет им в дар нечто большее, чем незаслуженный успех, а именно - дар постоянного присутствия Духа. Он продолжает беспокоиться о них, так что ни на минуту они не чувствуют себя одинокими или ненужными. В то же время его страстная любовь к Богу спасает детей от опасности возомнить себя центром вселенной. Напротив, они с воодушевлением решают разделить его странствие и вступают на путь к высшей цели.

Предисловие

Стояла ранняя весна 1988 года. Сидя в уютном родительском доме, где я теперь был лишь гостем, я задумчиво смотрел в окно, откуда открывался скучноватый вид на типичный пейзаж Южной Каролины. Случайно переведя взгляд на журнальный столик, я заметил под кипой журналов и книг, наваленных скорее по небрежности, нежели из любви к чтению, красную тетрадь с металлической спиралью вместо переплета. Не в силах совладать с любопытством, я вытащил столь необычный для этого дома предмет из его укрытия и начал листать помятые страницы.

Тетрадь была исписана более чем наполовину. Я без труда узнал почерк отца, как всегда равнодушного к тому, сможет ли хоть одна живая душа на земле разобрать его сочинения. С растущим нетерпением я перелистывал страницы, по мере сил расшифровывая хотя бы те предложения, которые стояли в начале или в конце абзаца Мне попадались фразы типа таких:

Наиболее страшным испытанием моей веры оказалась бедность моей матери.

Почему, почему мне не довелось знать своего отца?!

Я так мало успел в жизни! После моей смерти пожалеет ли кто о моем уходе?

Если бы я только мог выразить словами все чувства к жене и сыновьям...

Мое любопытство достигло апогея, от нервного возбуждения дрожали руки. Я чувствовал себя лазутчиком, проникшим в сейф с секретными материалами.

Когда владелец попавшего в мои руки сокровища вернулся домой, я с деланной небрежностью поинтересовался о тетради. «Так, записи кое-какие, - пожал плечами отец. - Бывает, что ночью никак не могу уснуть. Мысли всякие в голову лезут. Вот я и записываю их, чтобы как-то отвлечься. Получается вроде дневника. Наверное, старые люди все такие: хочется о многом рассказать, а некому».

А почитать можно? - спросил я.

Неужели тебе интересно? Впрочем, читай, если хочется.

Получив разрешение, хотя и задним числом, я погрузился в увлекательнейшее повествование. В «Полночных блужданиях», как я окрестил позже содержимое красной тетради, отец описывал свои сокровенные мысли и чувства. Его разум и воображение не были стеснены жесткими рамками цензуры и не мешали размышлениям о самом главном. Я смеялся и плакал. Я, наконец, смог войти во внутренний мир человека, более других повлиявшего на меня, и понять, почему ему удалось оказать на меня такое глубокое воздействие.

И вот, листая страницу за страницей, я вдруг подумал: «Может быть, это больше, чем история жизни близкого мне человека? Может быть, «Полночные блуждания» интересны и полезны не только мне?». В самом деле, Бог так устроил мир, что истина передается грядущему поколению через престарелых мудрецов. Рассказав о том, как отец воспитывал меня, я напомню читателям о людях, воспитавших их. Мы должны ценить своих наставников, ибо их посылает нам Бог. Может быть, благодаря моему отцу, кто-то захочет жить честнее, чище, добрее.

Так появилась книга, которую вы держите в руках. Она о наставничестве, о том, как человек, проживший долгую жизнь, учит добру человека юного и неопытного. Однако это не трактат о теоретических основах воспитания молодежи; скорее, здесь описан пример подобного рода практики.

Это очень личная книга, в большей степени, чем какая-либо монография, вышедшая из-под моего пера, да и чем любая публикация о воспитании, поскольку главное действующее лицо в ней - мой отец. Не каждый человек может назвать конкретного наставника, а те, кому посчастливилось иметь в жизни настоящего учителя, как правило, нашли его далеко не в собственной семье.

Получается, что я принадлежу к исключительному меньшинству людей, которых к Богу привели отцы. У многих слово «отец» вызывает целый ворох неприятных ассоциаций. Это беззаботный повеса, покидающий своего еще не родившегося ребенка. Это злобный монстр, избивающий беззащитных малышей и унижающий ранимых подростков. Это сухой педант, требующий совершенства в большом и малом. Неудивительно, что в обществе таких отцов ребенок приходит к Богу-Отцу вопреки, а не благодаря человеку, зачавшему его. Надеюсь, что после этой книги увеличится число детей нового поколения, чьи отцы являлись бы для них образом Божиим, а не завесой на духовных очах. Я попросил отца вспомнить самые яркие события из его долгой жизни и рассказать, как они повлияли на формирование его характера и убеждений. Немало взял я и из «Полночных блужданий».

За восемьдесят с лишним лет в жизни моего отца были и трагические моменты. Совсем ребенком ему довелось стоять у постели умирающего папы, моего дедушки. Страдание было столь острым, что на какой-то миг пятилетнему мальчику показалось, что он теряет веру в Бога. В семьдесят восемь лет пришлось пережить другую смерть - безвременную кончину старшего сына. Отец обезумел от горя и страшным голосом выкрикивал проклятья в лицо Всевышнего. Приступ длился около десяти минут. Когда же стало ясно, что Бог не вернет любимого первенца, отец крепко обнял мою мать, и они проплакали вместе кто знает, сколько времени. И в этих слезах они стали так близки друг другу, как не были никогда за все пятьдесят с лишним лет совместной жизни.

Некоторые радостные воспоминания все равно несут в себе оттенок грусти. Двенадцатилетним мальчишкой отец мечтал о футбольном мяче, ведь им с друзьями приходилось гонять по полю тюк старых тряпок, туго перевязанный бечевкой. Обнаружив заветный мяч под рождественской елкой, он вдруг заплакал от горя: он понял, что мечтал не о мяче, а о том, чтобы большой и добрый папа стоял на воротах и кричал: «Давай, сынок, жми!».

Жизнь каждого человека - это маленькая повесть, суть которой выясняется лишь, если рассмотреть ее в контексте большого романа, написанного Богом В каждой главе я предоставляю слово отцу, и тот, рассказав о каких-то событиях, начинает размышлять об их значении. Он задается вопросом «Для чего Бог послал /ине этот опыт? Как это повлияло на меня, правоверного христианина, вынужденного искать смысл в кажущейся бессмысленности случившегося по воле безразличного Бога?». Читатель не преминет отметить, насколько глубока любовь моего отца к Священному Писанию и насколько хорошо он ориентируется в Библии. Как и я, он убежден, что наши истории вписываются в канву грандиозной эпопеи, которая записана в книге Божией. Жизнь не раскрывает свой смысл сама по себе.

Читая записки отца, я представлял себя идущим по той же дороге тридцать лет спустя (порой я спотыкался, правда, в других местах). Я вновь переживал события своей жизни, словно смотрел фильм с собой в главной роли. Меня снедало желание увидеть снятый величайшим Режиссером монументальный сериал, где моя история была лишь эпизодом.. - и в то же время страх потерять почетное место главного героя мешал это желание удовлетворить.

Я попытался описать смятение своих чувств при чтении воспоминаний отца Что происходит в сердце человека, вдруг осознающего, как любимый наставник влиял на него? И что ощущал я, видя глубоко верующего человека, упорно идущего по тому пути, который сам-то я не раз готов был оставить?

Мой отец говорит на христианском языке. Хотя его словарный запас намного богаче моего, порой такая речь кажется косноязычной. При этом иногда у него проскальзывают фразы, которые не пристало говорить зрелому христианину. Думаю, это отражение нетипичной для многих верующих открытости: отец не избегал мира, а потому его христианский язык приобрел мирской акцент.

Страстная любовь к Богу, вложенная в самые глубины души моего отца Святым Духом, с годами стала еще глубже и богаче. Поднимаясь все выше и выше, этот скромный человек достиг головокружительных высот, приблизившись к «горнему». В его восьмидесятый день рождения более трехсот прихожан его церкви собрались поздравить его с юбилеем. Когда отца попросили сказать несколько слов, он поведал о том, как его коснулось «дуновение небесного ветра». Он слышал смех и музыку, доносившиеся с райского праздника, и всем сердцем желал скорее разделить веселье святых. Присутствующие были поражены до глубины души, многие не смогли сдержать слез. Перед ними стоял старик, для которого привычные радости земной жизни стали недоступны: он давно перестал играть в теннис и испытывал боль при каждом неловком движении, так что даже не мог расчесать сам волосы. Однако за немощью скрывалось твердое убеждение, что самое лучшее еще впереди. Он горел надеждой, будучи весь устремлен в будущее. Уверенность отца заставила меня отбросить беспокойные мысли о малозначительных неудачах и разочарованиях. «Вперед, только вперед! - думал я. - Ибо дорога открыта, и ничто не стоит восторга, который ожидает меня в конце пути».

Надеюсь, что и вы, мой уважаемый читатель, почерпнете немало полезного из этой книги, в конце которой, кстати, предлагается руководство к размышлению и обсуждению прочитанного (в учебной группе или самостоятельно). Вы почувствуете, как с каждым днем у вас прибавляется сил, путь ваш покажется легче и короче, и в конце концов и вы приблизитесь к земле обетованной настолько, что ощутите аромат ее плодов и услышите смех ее обитателей. И позвольте мне высказать уверенность, что ваша настойчивость на пути к заветной цели привлечет к вам многих последователей. Желаю вам стать для них добрым учителем, который, подобно старому штурману, сповобен держать курс корабля в любую погоду. Я мечтаю, что из таких, как вы и я, вырастет новое поколение духовных наставников.

1. «Не плачь... Бог с нами!»

Воспоминания отца

Он показал пути Свои Моисею, сынам Израилевым - дела Свои

(Пс. 102:7).

К 1917 году в нашей семье было уже четверо детей. Это было чудесное время. Папе было около тридцати, маме еще меньше, а нам от семи лет до года. Если кому-нибудь интересно, уточню, что мне было чуть больше пяти.

У папы была хорошая работа. Получив образование в Англии, он устроился в мастерскую по производству научных приборов. Мне тогда очень нравилось произносить название его профессии, хотя смысл этих слов еще долго оставался для меня загадкой. Папа казался мне двухметровым великаном, могучим и мудрым. Перед шестью часами мы все сидели, как на иголках, прислушиваясь к каждом звуку на лестнице. Потом распахивалась дверь, и появлялся он - улыбающийся, слегка взъерошенный, с уже раскрытыми для объятий руками. Первой он всегда целовал маму.

Боже мой, как он ее любил!

Думая о папе, я всегда вспоминаю наш домик на Немецкой улице в Филадельфии. На самом деле Немецкая улица называлась Главной и была главной улицей Немецкого городка, и в облике ее чувствовалось дыхание европейской провинции: два ряда трехэтажных домов, на первых этажах - лавочки, на вторых и третьих - дешевые меблированные квартирки. Череда однообразных вывесок: «Джон Цирюльник», «Стефан Водопроводчик», «Топлис Аптекарь», «Джоллис Шляпник» и, наконец, замечательный «Хаа- сис Мороженщик», у которого кроме сладкого льда продавались еще и пирожные с кремом из взбитых белков. Главным событием недели был субботний вечер, когда папа отправлялся к старику Хаасису с глубокой стеклянной миской, куда тот щедро накладывал разноцветные шарики мороженого, посыпал сверху молотыми орехами и вафельной крошкой, а в довершение поливал все густым шоколадным соусом. Этого вкуснейшего десерта всегда казалось маловато на шестерых, но отец следил, чтобы всем доставалось поровну.

Под нашей квартирой находилась Евангельская церковь, куда ходили по воскресеньям жители Немецкого городка. Заняв помещение бывшего брючного магазина, община затянула витрину бархатным занавесом и разместила перед ним огромную Библию. Пергаментные страницы были раскрыты на Евангелии от Иоанна: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Центральная дверь вела в церковь, а через боковую можно было попасть на узкую лестницу и оттуда - к нам, на второй и третий этажи.

На втором этаже кипела жизнь. Передняя была разделена перегородкой, так что справа располагалась папина мастерская, а слева - гостиная с диваном, деревянными стульями и небольшим столиком, который берегли для гостей. Помню, как много раз взрослые располагались на жестких стульях с высокими спинками вокруг этого неприкосновенного для нас предмета и увлеченно беседовали, а я умирал от скуки в уголке дивана, не смея встать и уйти.

Другое дело - мастерская. Дело в том, что в свободное время папа ремонтировал часы для ювелирной мастерской, причем ему присылали самые замысловатые и трудные хронометры, которые никому не удавалось починить. Это, естественно, составляло предмет особой гордости для нас с братом. Мы могли часами наблюдать за папой, склонившимся над грудой шестеренок с огромной лупой и миниатюрными инструментами, а потом хвастали перед друзьями, что он может любые поломки исправить одним пальцем.

За мастерской была зала с пианино и стареньким мини-органом, откуда можно было пройти в спальню родителей. Детская находилась на третьем этаже, но туда мы поднимались только на ночь.

Большую часть второго этажа занимала удобная кухня, где мы три раза в день собирались на семейные трапезы. Нас окружала передовая для 1917 года техника: краны с горячей и холодной водой (горячая нагревалась углем и накапливалась в специальном баке), газовые рожки, центральное отопление (от печки в подвале). Был и своеобразный кондиционер: окна с сетками от комаров выходили на обе стороны дома и так создавали приятное движение воздуха в жаркие дни. Однако и это было не все: папа задумал провести электричество.

Начать он решил с церковного этажа. Взявшись за работу в понедельник, он намеревался к воскресенью удивить прихожан новым освещением, а потому прервался лишь на молитвенное собрание в среду вечером Для любителя, хотя и умелого, такая работа оказалась очень тяжелой, но папа и не думал сдаваться. В пятницу у него начался жар, но даже это не остановило его. Обмотав голову мокрой тряпкой, он продолжал трудиться. Папе удалось зажечь огни как раз к началу богослужения, но сам электрик в церковь пойти не смог. В то воскресное утро его на руках отнесли на второй этаж и уложили в постель, с которой он уже не поднялся, став одной из многочисленных жертв эпидемии гриппа 1917 года.

Спустя примерно пять дней произошел ужасный случай. Мы с мамой ухаживали за больным, в то время как добрая соседка забрала на прогулку остальных детей. У папы была сильная лихорадка, он бредил и метался по постели, простыни насквозь промокли от пота. Мама пошла за прохладными полотенцами, велев мне не отходить ни на минуту. Пятилетнему малышу было приятно ощущать себя ответственным лицом С важным видом я встал у края кровати, готовый нести свою службу, и тут случилось непредвиденное. Едва только за мамой закрылась дверь, как папа резко поднялся на локтях и уставился прямо на меня невидящим взглядом «Поди прочь! - прохрипел он. - Поди прочь, говорю тебе!». Я не знал, что делать. Мама ясно приказала мне не покидать комнату. Однако мог ли я ослушаться папу? Разрываясь между авторитетами родителей, я все же решил повиноваться последнему слову и помчался на кухню, крича по пути: «Папа сказал, папа сказал!». Мама стояла над тазиком с полотенцами, она растерянно подняла голову на мой голос, я уцепился за ее юбку и продолжал кричать. Как оказалось, за мной по пятам следовал папа в ночной рубашке Он стремительно пробежал мимо нас к окну и свесился оттуда, надеясь унять мучавший его жар. Мама - маленькая, хрупкая женщина с тоненькими ручками - уцепилась за него, пытаясь оторвать от подоконника огромные пальцы мужа. Папа казался мне вдвое больше ее, а припадок придал ему невероятную силу. Я бросился на помощь маме, обхватил папины ноги и стал тащить его от окна Каким-то образом мы сумели побороть его и вновь уложить в постель. Впоследствии мама не раз повторяла, что Бог услышал ее отчаянные молитвы и спас папу от падения со второго этажа, которое наверняка оказалось бы смертельным.

Однако, хотя тогда нам удалось уберечь папу от гибели, через несколько дней он все равно покинул нас Доктор приходил каждое утро, но видно было, что делает он это лишь из жалости, поскольку никаких процедур и лекарств не предписывал, а лишь советовал поудобнее класть подушки и не забывать менять мокрые полотенца. Последний час своего мужа мама описала мне уже спустя годы. «Я сидела у края кровати и в какой-то момент вдруг поняла - все кончено. Вы все были в комнате, но я впервые не смогла удержаться и разрыдалась. Вот-вот Господь заберет к Себе моего милого Чарли, а ведь мы так мало пожили вместе. Что мне теперь делать? И тут папа открыл глаза. В его взгляде не было лихорадочного безумия, он смотрел с глубокой нежностью, и я знала - он видит меня и осознает, что происходит. Он приподнялся и обнял меня так, что мне на какой-то момент показалось, будто он выздоровел. Потом он прошептал: «Не плачь... Бог с нами!» И умер».

Мабелла, самая младшая из нас, спустя несколько лет написала стихотворение под названием «Дружная пятерка». У меня до сих пор сохранился пожелтевший листок бумаги, где ее маленькая ручка старательно вывела буквы и по-детски украсила свое произведение неумелым рисунком.Можно ли ожидать от пятилетнего мальчика, что он знаёт и понимает Послание апостола Павла к Римлянам (8:28)? Было бы жестоко утешать ребенка высокомерными проповедями типа: «Не горюй, малыш! Любящим Бога все содействует ко благу». Нет, в те черные дни мне было ясно одно - мы все молились, молились, а Бог все равно позволил папе умереть. Сколько раз мама прижимала нас всех к себе и шептала: «Папа поправится, обязательно поправится. Вот увидите. Бог добрый, Он слышит наши молитвы». А на самом деле как получилось? Последние папины слова «Не плачь, Бог с нами» могли означать для меня только одно: Бог виноват в том, что папы больше нет. Мог бы помочь, но не стал. Не пожалел нас.

Сейчас, дожив до восьмидесяти лет, я пытаюсь разобраться в чувствах пятилетнего себя и, быть может, приписываю малышу слишком взрослые рассуждения. Однако я очень хорошо помню одно событие, происшедшее спустя год после смерти папы, и связанные с ним чувства. Дело в том, что у меня был друг по имени Мануэль, и отец у него был того же возраста, что мой папа. Жили они в таком же доме, что и мы, на той же улице. Как-то я пришел к другу в гости, и мы затеяли шумные игры в сыщиков и гангстеров. Заигравшись, мы забыли про время... Вдруг Мануэль остановился: «Слушай, уже почти шесть. Давай пойдем к тебе. Возьмем мрй мяч или машинки и пойдем...» Я растерялся. Было так весело! К тому же мама мне наказала вернуться до темноты, а светло будет еще не меньше часа. Зачем же вдруг надо прекращать игру? Он же схватил меня за руку и потащил к выходу - где столкнулся с входящим в дом отцом. Отпустив меня, Мануэль заметался по комнате, как затравленный зверек. Он судорожно пытался собрать разбросанные игрушки в коробку, придвигал на место стулья. «Опять устроил бардак!!! - раздался громоподобный голос его отца. - Ну, погоди же у меня, я тебя научу порядку». В руках у родителя уже был ремень, который он только что выдернул из брюк привычным жестом. «Поди сюда, щенок!» Мать Мануэля попыталась остановить мужа, но тот оттолкнул ее... Надо ли говорить, что я постарался немедленно ретироваться. Несколько дней после этого Мануэль не выходил гулять, а когда мы вновь встретились, он ни словом не обмолвился о происшедшем.

Бог забрал моего папу, а этот ужасный тиран живет и здравствует. Почему?

С высоты прожитых лет могу подтвердить, что слова апостола Павла (Рим. 8:28) - не пустые. Я знаю, что они истинны, но смысл их не сводится к дежурному восклицанию: «Слава Богу». По-прежнему я не могу объяснить деяний Божиих, но я верю в это изречение, потому что кое-что понял о сущности Всевышнего. Он непредсказуем и не подстраивается под наши планы. Часто могущественная рука Господа кажется жестокой. Мне потребовались десятилетия, чтобы научиться радоваться неожиданным поворотам судьбы. Открыли мне глаза размышления над Голгофой. В те страшные часы триединый Бог страдал невыразимо - ради того, чтобы примирить с Собою мир. Родной Сын кричал Отцу. «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?». Христос тоже пережил это чувство, знакомое каждому из нас. Он знает, как страшно ощущать себя покинутым. Однако это одиночество - не более чем ощущение Бог всегда с нами.

Когда я перестану забывать об этом? Господь терпеливо учил меня, и благодаря этому я стал намного ближе к Нему. Начатое во мне доброе дело будет совершаться до великого дня Второго Пришествия (Флп. 1:6). Этот день близок, и ожидание подобно дуновению небесного ветра.

Нельзя рассказывать о папе и не упомянуть о письме, в котором он делает предложение своей любимой Лауре. Этому посланию уже почти век, и не следует подходить к нему с современными мерками. Даже людям моего поколения язык покажется недостаточно возвышенным для объяснения с девушкой, однако мне кажется, что именно в этих строках папа предстает человеком необыкновенно страстным. Обратите внимание хотя бы на многозначительное сердечко в конце страницы. Когда я впервые прочитал это письмо, мое сердце готово было разорваться на части. «Папа, папа, какое несчастье, что никто из нас не успел по-настоящему узнать тебя! Никто, кроме мамочки». И все же однажды наступит день, когда мы встретимся, и мне откроются многие незнакомые грани его характера. Как я хочу скорее увидеть его!

Одна фраза из письма врезалась в память: «..до того дня, когда Ему угодно будет разлучить нас..». Этот день наступил, увы, слишком быстро, но ему, несомненно, предшествовали счастливейшие годы.

Моя дорогая Лаура!

Давеча я выпросил у Вас позволения написать Вам и заверил, что непременно им воспользуюсь. Видите, как скоро исполнил я свое дерзкое обещание. Пишу же я в связи с нашим разговором в воскресенье вечером. Вы изволили спросить, люблю ли я Вас, и заметили, как нерешительно и невнятно отвечал я на столь прямой вопрос. уверяю Вас, что сие произошло не из-за каких- либо сомнений в собственных чувствах, ибо сомнений никаких тут не имеется. Виною моей глупейшей заминки была лишь новизна чувства, охватившего все мое существо после первой же нашей встречи. Ежели то, что я ныне испытываю к Вам, не любовь, то тогда я никогда не смогу полюбить Вас, ибо невозможно питать к женщине более глубокое чувство, чем мое к Вам.

Я человек, увы., сдержанный и сухой, но мое предложение, сделанное Вам в минувшее воскресенье, не является лишь плодом рассудка, как не было оно, впрочем, и опрометчивым поступком. На тот разговор меня толкнули мои чувства и любовь к Вам,

дорогая Лаура, и поскольку я уже какое-то время обдумывал этот шаг, то, быть может, осмелился несколько забежать вперед и сразу заговорил о столь серьезном для нас обоих вопросе.

Однако осмелюсь сообщить Вам, что я крайне рад этому обстоятельству. Ваш положительный ответ принесет нам обоим немало перемен, и чем раньше я узнаю о нем, тем больше времени будет у нас на приготовления к этому событию. Вам известно мое положение, и хотя сам я ни в коей мере не хотел бы откладывать свершение всех моих надежд, вы вправе назначить необходимый срок для осуществления всех подобающих мероприятий по Вашему усмотрению.

Я неоднократно напоминал себе, что недостоин внимания такой честной христианской девушки, как Вы, однако в то же время искренне верю, что встреча наша была не случайна, что десница Всевышнего свела нас вместе. Посему до того дня, когда Вму угодно будет разлучить нас, я обещаю с Божьей помощью делать все возможное, чтобы. Вы были со мною счастливы.

Пишу сие письмо я с огромной радостью, ибо, во-первых, знаю, что Вы поймете меня, а во-вторых, хотя Вы и не дали мне никакого определенного ответа, я имею дерзость надеяться, что догадка моя верна и счастье мое близко.

Покуда Вы не изволите переубедить меня, осмелюсь пребывать в моем сладком заблуждении, ибо высшее блаженство для меня - видеть подле себя Вас, и мое самое горячее желание - никогда не расставаться с Вами.

Дорогая Лаура, я пишу сие послание, едва поднявшись с колен, ибо предварил столь важный шаг долгими молитвами. Вы непременно должны согласиться, что наши чувства дарованы, нам свыше, и потому я вручаю в руки Господа наш союз, дабы благодать Его сопровождала нас во все дни и все дела наши приносили славу Тому, Кто возлюбил нас и предал Себя за нас. Я был бы в высшей степени признателен за ответное письмо, хотя и устный ответ вполне меня удовлетворит.

С надеждой на Вашу благосклонность Ваш покорный слуга.

Чарли Крабб.

Сегодня я проснулся в четыре утра от слов: «Не плачь, Бог с нами». Они звучали так явственно, как если бы папа сидел в моей спальне. Я протер глаза, и голос стих. На смену звукам пришли картины далекого детства. Я видел маму, склонившуюся у постели больного мужа. Ее губы что-то шептали, руки гладили любимое лицо, но ласковые слова и прикосновения уже не имели значения - папа покинул нас.

С того страшного дня, когда грех, а с ним смерть вошли в мир, страдания от потери близких стали неотъемлемой частью человеческого существования. В то же время это горе в каком-то смысле не только личное переживание, но и проявление эгоизма. Нам никогда не познать всех глубин даже самого дорогого человека, а потому жалеем мы не умерших, а самих себя. «Как в воде лицо - к лицу, так сердце человека - к человеку» (Притч. 27:19). С другой стороны, скорбь об усопших все же больше, чем наше собственное отражение. Страдания могут разрушить все доброе, созданное за долгие годы в человеческой душе, только потому, что мы забываем: «Во всякой скорби их Он не оставлял их» (Исх. 63:9). Как постичь глубину сопереживания Божия? Лишь Тот, Кто бесконечно превосходит этот мир, способен полностью отождествиться с нами и понять наше отчаяние. Что может быть красноречивее одинокого Человека на высоком кресте, по обе стороны которого распяты злодеи? Слушайте, это о Нем плачет пророк: «Взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева Своего?» (Плач. 1:12).

Стих, открывающий эту главу, напоминает нам, что Бог «показал пути Свои Моисею, сынам Израилевым - дела Свои». Через ужаснейшие страдания Спасителя на Голгофе и через боль, которую часто испытываем мы, Бог творит Свои великие дела. Моисей просил Господа показать ему Свои пути, и Тот ответил на молитвы пророка. Я верю всем сердцем, что во всем происходящем есть глубокий смысл, ибо каждое событие есть часть Замысла Божия.

Народ Израилев часто хотел видеть какое-нибудь яркое деяние Господа Бога (радостное - как вода из скалы или переход.

через Чермное море, или устрашающее - как истребление поклонявшихся золотому тельцу или сорокалетнее странствие). В молодости и мне казалось, что присутствие Божие можно заметить лишь в чудесных событиях Однако с возрастом ко мне пришло желание заглянуть дальше, чем в дела, и постичь хотя бы малую толику Божиих замыслов. Конечно, в этой жизни нам не удастся познать пути Господни во всей полноте, но нам достаточно известно о Его сущности, чтобы спокойно ждать счастливой встречи с Ним Все, что Бог рассказал о Себе, конкретно и недвусмысленно. «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим. 8:32). Он знает о нас все. Он знает, что мы часто мучаемся и беспокоимся, и предлагает забыться в Его любви, найти утешение в звуке Его приближающихся шагов, радоваться грядущему блаженству. В Его руках нет плети, Он не тиран, сурово карающий за малейший проступок. «Надейтесь на Него во всякое время; изливайте пред Ним сердце ваше; Бог нам прибежище» (Па 61:9).

Он помнит о нас, Он заботится о нас, и только Он Сам знает, почему. Я же знаю, что Он любит и помнит меня, и даже в ту ночь, когда умер папа, Он был со мною.

Размышления сына

Многие посчитают такую покорность моего дедушки воле Божией детской наивностью. В самом деле, он умер, едва достигнув тридцати лет, и жизнь еще не успела разочаровать его. Я уже давно стал старше его, и с высоты своего возраста мог бы высокомерно заметить тому юноше, что самые трудные вопросы возникли у меня как раз в период с тридцати до сорока.

Дедушка не дожил до того времени, когда его старший сын повзрослел и заявил, что Евангелие ему безразлично. Надо сказать, что дядя Сесиль продолжал отрицать христианство довольно долго и наверняка не раз привел бы в отчаяние своих набожных родителей. Дедушка не дожил и до скандалов в семьях своих внуков. Безработица оставила некоторых из нас без средств к существованию, а других довели до нищеты счета за медицинское обслуживание. Жизнь до тридцати была так радостна, так беззаботна; светлая полоса сменилась на черную лишь после его смерти, а потому не дедушка, а его вдова и оставшиеся сиротами дети подверглись жестоким ударам судьбы, когда с вершины счастья человек вдруг падает в самую пропасть боли и страданий.

Неужели до своей внезапной кончины дедушка смотрел на мир глазами зеленого юноши, доверчиво вглядывающегося в даль и ожидающего от жизни только добра? Все мы в шестнадцать лет думали, что и споткнувшись всегда найдем силы встать. Просто его вера так и не подверглась тем суровым испытаниям, которые выпадают на нашу долю в зрелом возрасте и, особенно, в старости.

Предсмертные слова: «Не плачь, Бог с нами» оказались непонятны пятилетнему мальчику, оставшемуся без любимого папы. Малышу казалось, что Бог сыграл с ним злую шутку. Однако спустя десятилетия те же слова стали источником утешения для того же мальчика, постаревшего на семьдесят пять лет. Более того, эти простые и, казалось бы, наивные слова придавали силы моей бедной бабушке на протяжении всех пятидесяти лет ее вдовства.

Бабушка умерла от удара. В последние дни перед кончиной она почти не могла говорить, но перед самой смертью собрала последние силы и прошептала невнятные слова, которые сумела разобрать тетя Мабелла, сидевшая у изголовья. «Не плачь...» Бабушка пыталась произнести те слова, которые столько лет назад муж сказал ей на прощанье и которые она сохраняла в сердце до того самого момента, когда, наконец, отправилась на встречу с любимым.

Но почему? Почему в этих словах столько силы? Почему они так много значили для всей семьи? Неужели они искренне верили, что в безвременной смерти дедушки был какой-то великий смысл, что это в конечном счете было во благо? Может быть, греховны мои рассуждения о том, насколько лучше для всех нас было бы

его присутствие, как он мог бы благотворно повлиять на становление веры каждого из своих детей и внуков и как его собственная вера могла бы углубиться и укрепиться благодаря последующим годам жизни? Не были ли эти предсмертные слова подобны похоронным венкам, скрывающим под зелеными листьями и красными лепестками нечто безобразное?

Когда отец впервые рассказал мне, как умер дедушка, я не увидел в этой истории глубокого духовного смысла. Более того, с тех пор я старательно искал его в ней и не находил. Увы, сие справедливо в отношении многих нравоучительных рассказов: порой они оставляют равнодушными самого, казалось бы, заинтересованного слушателя. Это и неудивительно. Проповедники настойчиво внушают: от беды не уйдешь, но огорчаться не стоит, потому что Бог с нами. Не очень-то радужная перспектива для человека, который мечтает по возможности избежать горя и страданий. И несмотря ни на что, мой отец утверждает, что знает о Боге достаточно, чтобы ощущать душевный покой.

Мне сейчас сорок девять, и могу сказать: за все годы самым тяжелым испытанием для веры было мое внезапное осознание, что Бог меня предал. Я долго боролся с этой мыслью и все же еще больше укоренялся в своем убеждении. В самом деле, я хотел гарантии для себя и семьи, мне нужно было, чтобы оба сына выросли добрыми христианами, женились на порядочных девушках, честно трудились и хорошо зарабатывали, а потом родили бы очаровательных внучат, которые были бы мне отрадой на склоне дней. Я мечтал, что мой союз с Рэйчел с годами будет лишь укрепляться, что отношения наши будут еще нежнее, а накопленные средства и сохраненное здоровье позволят нам долго наслаждаться радостями совместной жизни. А еще мне нужно было, чтобы мое служение людям оставляло добрый след в их душах, чтобы работу мою уважали, критиканы признавали свою неправоту, студенты посещали мои лекции и семинары, а широкая христианская общественность покупала бы мои книги. Я не хотел, чтобы Бог был со мной в час страданий, мне нужно было, чтобы Он эти страдания предотвратил.

Перечитав последний абзац, я чувствую себя последним негодяем, раздутым от самомнения и эгоизма. Я стою по колено в собственных нечистотах, излившихся из полуразложившегося сердца. Господи, что за черная душа, что за злая сила правит ею! Что за жадный и мерзкий стяжатель, требующий у Бога удовлетворения всех требований по списку! И в то же время страх перед возможными трагедиями и страстное желание получить все, о чем мечтаю, настолько сильны, что даже осознание собственной ничтожности не позволяет вырваться из их лап.

Отсутствие гарантий счастья рождает во мне ужас, который невозможно преодолеть. Каждое мгновение может оказаться роковым: несчастье осторожно постучит в дверь, войдет нежданным гостем и расположится в моем уютном жилище на правах хозяина, переделывая все по своему вкусу. Как мне не плакать?! То, что Бог будет вместе со мной взирать на эти бесчинства, нисколько не утешает.

Однако рассмотрим противоположный случай. Предположим, что Бог твердо обещал всем, кто уверует в Него: отныне никаких печалей на их долю не выпадет. Ведь есть немало проповедников, распространяющих именно такое представление о христианстве. Я лично уверен, что их доктрина подобна роскошному красному яблоку, изъеденному червями. Честно признаюсь, мне доставляют больше удовольствия глупейшие мыльные оперы и бессмысленные ток-шоу, чем напыщенные телепроповедники, вещающие о Боге - Владельце огромного магазина радостей, набитого самыми приземленными и гнусными мечтами, на какие только способен современный прагматик. Доступ к осуществлению желаний прост: надо лишь завести кредитную карточку под названием «вера» и - вперед, набирай в корзину все, что хочешь, без ограничений, и о деньгах не беспокойся. Эта доктрина - ложь от начала до конца, ибо говорит лишь о боевых наградах, но ни слова не упоминает о предстоящих сражениях. Вместо стойкости в час испытаний здесь предлагается избавление от всех бед. Такое учение весьма привлекательно для эгоиста типа меня, ведь обещается безбедное существование на моих условиях и по моему плану. Богу отводится роль кассира, который проверяет соответствие подписи клиента на чеке с образцом на кредитной карточке. Слава, слава, слава Вавилону!

Если описанные телепроповедники искренне верят в свое учение (хотя я сильно в этом сомневаюсь), то они непременно должны обвинить моих дедушку с бабушкой в слабости веры. Будь вера их достаточно сильной, они состарились бы вместе, окруженные богатством и розовощекими внучатами. Бабушке не пришлось бы считать каждую копейку и гадать, чем накормить малышей, когда на четверых оставалось лишь полстакана овсянки. Дедушка гордился бы духовной зрелостью и материальным благополучием детей и, оглядываясь на пролетевшие десятилетия, довольно замечал бы: «Я прожил жизнь не зря».

Получается, что я незаметно для себя возвращаюсь к вере своего дедушки. Попытавшись рассмотреть альтернативный вариант, я пришел к такому абсурду, что мысль о том, что беды происходят по воле Божией, оказывается спасительным прибежищем. Только вера в то, что «Бог с нами», позволяет почувствовать под ногами твердую почву. Тридцатилетний мужчина, ушедший из жизни в расцвете сил, произнес слова простые, но куда более убедительные, чем красноречивые посулы сегодняшних лжепророков. Его убеждение в том, что Бог не оставляет нас в самые страшные минуты жизни, куда больше соответствует библейскому учению, чем бегство от реальности в утопический мир пустых обещаний.

При внимательном рассмотрении мы замечаем, что обетования Божии, которые уже даны нам, значительно более ценны, чем те, которые нам хотелось бы от Него получить. Для святых все, что ни делается, к лучшему, просто не все святые это понимают. Я наконец-то осознал, что вера дедушки не была наивной, она прошла испытание годами - в жизни моего отца.

2. «Это наш последний пятачок, Лоренс. Не потеряй»

Воспоминания отца

Все же верующие были вместе и имели все общее

(Деян. 2:44).

Наступил теплый сентябрь 1918 года. Прошел уже год с тех пор, как папы не стало. Мы все еще жили в Немецком городке в Филадельфии. Кухня совсем не изменилась: тот же большой деревянный стол с шестью стульями, те же часы, которые папа сам сделал. Вот только время на часах уже не имело смысла. Незачем было ждать той заветной минуты, когда две изящные стрелки разобьют циферблат ровно пополам - все равно не заскрипят ступеньки, не откроется дверь, не войдет... никто не войдет.

Все как раньше. И все по-другому.

Однажды мы с мамой сидели вдвоем. Она вдруг вспомнила, что в доме нет хлеба, и послала меня в булочную за углом. Вложив мне в ладошку потертую монетку, мама строго сказала: «Это наш последний пятачок, Лоренс Не потеряй». А надо отметить, что нам тогда приходилось, правда, очень трудно. И это, действительно, были последние деньги. Но когда мама про это сказала, ударение она поставила не на «последний», а на «наш». Это наш последний пятачок. Папин и мамин, и мой, и Сесиля, и Элен, и Мабел- лы. Единство нашей семьи не исчезло со смертью папы.

Еще год спустя, когда мне исполнилось семь, а Сесилю девять, мы с ним устроились на работу в овощную лавку «Мамуля и Папуля». Это было задолго до принятия законов о защите прав ребенка, так что после школы мы прямиком бежали перебирать фрукты и овощи, а в конце дня получали честно заработанное жалование, нередко теми же овощами и фруктами, и все относили маме. Нам даже не приходило в голову съесть по дороге какое- нибудь яблочко или морковку. В те дни, когда в овощной лавке не было работы, мы с братом ходили по домам, предлагая сделанные маминой подругой веники. Иногда за день удавалось заработать целый доллар. Все деньги без остатка мы отдавали маме, чувствуя себя кормильцами семьи.

Чтобы иметь какой-то постоянный источник дохода, мама сдавала третий этаж внаем. Там было две комнаты, где раньше спали мы с Сесилем и Элен. Теперь там жила вдова с двумя дочерьми- подростками. У них стояла печка-керосинка, но готовить на ней было нельзя, поэтому кухня, как, впрочем, и ванная были общими. Приходилось договариваться о времени обедов и ужинов, чтобы не мешать друг другу, а как нам удавалось всем восьмерым купаться именно в субботу вечером (эту традицию поменять никому не пришло в голову), одному Богу известно.

Мама всегда казалась всем довольной. «Дети, видите, как Бог нас любит. Что бы мы делали, если бы госпожа N не согласилась поселиться у нас? И ведь она нашла нас сама почти сразу после того, как мы остались одни, без средств..» При этом она часто вспоминала Псалом 67:6: «Отец сирот и судия вдов Бог во святом Своем жилище». До сих пор отчетливо помню ее маленькую Библию в кожаной обложке и худенький пальчик, бегущий по строкам: «Смотрите, дети, Бог Сам так сказал».

Мама учила нас молиться, причем находила время для каждого отдельно. Каждый вечер перед сном мы с ней вдвоем становились на колени, и я обращался к Богу: «Отче наш! Ты забрал папу к Себе и обетовал заботиться о маме, брате, сестричках и обо мне. Прости, если я что сказал и сделал плохо и тем оскорбил святое Имя Твое. Исповедаюсь в вине своей и хочу всегда улыбаться тебе, Всевышний Боже. Аминь».

Тетя Лилия, мамина сестра, помогала нам как могла. Тогда это, порой, проходило незаметно для меня, потому что она старалась не привлекать внимания к своим добрым делам. Работая гувернанткой, тетя учила детей читать и писать. Видимо, получалось у нее очень хорошо, потому что услуги ее были нарасхват, и она давала уроки отпрыскам сразу нескольких богатых семей. Как-то мы с Элен зашли к тете Лилии, когда она занималась с восьмилетним

мальчиком и шестилетней девочкой из одного такого дома. Увиденная роскошь потрясла нас Комнаты были завалены игрушками. По полу ездил настоящий паровоз с вагончиками, солдатики в форме английской и французской армий выстроились перед сражением. Фарфоровые куколки в кружевных платьях пили чай из изящных чашечек, а их бархатные одеяния соперничали с нарядами хозяйских детей, чьи платья были сшиты у лучшей портнихи города. У братца был живой пони, на котором он нам, конечно, не разрешил покататься. Сестрица тут же похвасталась, что, когда ей исполнится восемь, ей тоже купят лошадку, и она тоже никому не будет давать кататься. Что должны были чувствовать два малыша с заплатками на коленках? Конечно, мы умирали от зависти.

В шесть часов мы должны были уходить, но тетя Лилия попросила минутку подождать. «Моим ребятишкам надо повидать родителей», - сказала она. Слово «моим» в отношении каких-то чужих детей кольнуло наше самолюбие, но еще больше поразило нас другое. Мы с Элен недоумевали над фразой «повидать родителей». Что это за странное мероприятие? Какой-то особенный визит? Что происходит, во время такого посещения? Мы не осмелились спросить тетю, но она догадалась по выражению наших лиц и позже объяснила. «Видите ли, их дом устроен совсем не так, как ваш. Он разделен на две части, почти как два дома. Одна половина - детская, а в другой живут их отец с матерью. Родители, конечно, любят своих детей, но у них масса дел, а потому времени общаться немного. Но я вожу детей к ним почти каждый вечер, и им очень весело вместе».

Вот это да! Им весело вместе! Они видятся почти каждый вечер!

Даже в том возрасте мы с сестрой сразу заметили разницу. Мы обожали вечер, потому что мама нежно укладывала нас в постель, рассказывала сказки или читала Диккенса, любимого писателя папы. Мы обсуждали события прошедшего дня, демонстрировали приобретенные ссадины и царапины, спорили. Потом наступало время молитвы, которое мама никогда не позволяла пропустить. Разговор с Богом завершал наш день.

В старости тетя Лилия стала плохо видеть, до такой степени, что ей пришлось поселиться в приют для слепых на западе Филадельфии. Как-то рабочие чинили лестницу на третьем этаже, прямо напротив комнаты тети. Вечером они забыли привинтить на место перила, тетя Лилия вышла из комнаты, попыталась привычно опереться и упала в пролет. Приехавшая «скорая» ничем не смогла помочь: то была мгновенная смерть. Фельдшер, качая головой, произнес «Такая маленькая, худенькая». Местная газетенка, из тех, что любят собирать сплетни и слухи, сообщила: «НЕСЧАСТНАЯ СТАРУШКА ПРЫГНУЛА С ТРЕТЬЕГО ЭТАЖА». Какая глупость! Она не прыгнула, она упала

Помню, как я думал тогда «Фельдшер подобрал тело тети Лилии, но сама она уже не здесь. Она уже вновь обрела зрение и смотрит сейчас на великого Творца вселенной». Я знал, что тетя, на самом деле, в лучшем мире. Последние слова отца и искренняя набожность матери принесли свои плоды: я верил, что существует рай.

Я пишу эти строки в четыре часа утра Меня почему-то разбудили слова «райский восторг», как если бы кто-то прокричал их мне в самое ухо. Под одеялом было тепло и уютно, не хотелось вылазить в прохладу ночного дома Я лежал, уставившись в потолок, и думал, что могли означать слова «райский восторг».

Потом я провалился в приятную дрему и вновь стал двенадцатилетним мальчиком. На дворе стоит рождественское утро, мы все собрались в доме на улице Байнтон, 4966, и это наш дом, потому что в 1924 году тетя Лилия помогла нам его купить. У нас есть великолепная гостиная, где сейчас горит огнями нарядная елка, а под ней - о, чудо! - лежит великолепный футбольный мяч. Конечно, современным подросткам, избалованным шикарными кожаными мячами, сшитыми по олимпийским стандартам и украшенными эмблемами знаменитых фирм, моя радость показалась бы смешной. Под моей елкой был даже не мяч, а набор типа «Сделай сам», куда входили оболочка из кожезаменителя, надувная камера, игла, шнурок и ручной насос Однако до сих пор я довольствовался узлом из обрезков ткани, туго связанных маминой рукой, а теперь, теперь меня ждало настоящее спортивное счастье.

Пожирая глазами свою мечту, я ни разу не вспомнил о маме, которая встала рано утром, украсила елку (накануне в полночь мы с братом получили ее в елочном магазине совершенно бесплатно, благодаря строгому предписанию городских властей закончить торговлю к 24:00 и убрать непроданный товар с улиц). Мама приготовила подарки для каждого из нас, отказав себе очень во многом Слова «Райский восторр> были написаны на упаковке моего подарка. Такое название кажется несколько высокопарным для футбольного мяча, но в те времена фирмы любили награждать замысловатыми именами самые простые предметы. Теперь же, спустя полвека, я думаю не о своей радости, а о маминой. Ее глаза сияли, она испытывала настоящий райский восторг от того, что праздник у ее детей получился просто замечательный.

Думаю, райский восторг - то чувство, которое Господь испытывает, предвкушая день нашей с Ним встречи. Пусть на пути туда нам приходится пережить «последний пятачок», но в конце концов нас ждет настоящий «футбольный мяч», начало Его великого преобразования: «Вот, творю все новое» (Откр. 21:5). Всегда приятно помечтать онашем славном будущем.. Еще я думаю, что именно райский восторг Господа Бога описан в Притчах 8:31: «Радость Моя была с сынами человеческими».

Размышления сына

При чтении воспоминаний отца меня особенно поразили три момента. Во-первых, /ине никогда не приходилось ходить по домам и продавать веники. Думая об этом, я как-то загрустил оттого, что некий важный жизненный опыт ускользнул от меня. Невзгоды делают человека благороднее, добрее, сильнее, рождают в нем качества, которых иначе никак не воспитать.

Во-вторых, я обратил внимание на чувство единства, которое пронизывает рассказ о жизни пятерых человек, деливших между собой все беды и радости. Грехопадение Адама и Евы сделало род

людской склонным к раздорам. Нам трудно сплотиться и еще труднее положиться во всем на Иисуса Христа. Несчастья, сплотившие семью отца, в других семьях часто приводят к разобщенности. Каждый видит в братьях и сестрах не союзников, а соперников, которых надо опасаться, и полагается только на себя.

Как и все нормальные люди, я ненавижу проблемы. Подобно грозовым тучам, застилающим солнце, неприятности лишают нас света в жизни. Однажды по дороге в церковь жена мимоходом упомянула о нашем старшем сыне. Из ее слов я понял, что у него дела идут из рук вон плохо, а я даже не догадывался об этом. Новость совершенно выбила меня из колеи. Я не мог ни петь псалмы, ни слушать проповедь. Собрав остатки духовных сил, я сумел разглядеть, что же прячется за моим беспокойством. Это была гордыня, обыкновенная гордыня самонадеянного отца, полагавшего, что он сделал все для своих любимых детей и вправе рассчитывать только на самые лучшие результаты.

Взять себя в руки мне помогло занятие в воскресной школе, куда мы с женой пошли сразу после богослужения. Учитель почему-то отступил от стереотипа и в конце урока поделил нас на пары, чтобы мы друг за друга помолились. Мне достался господин N. которого я ранее никогда не встречал, но у него оказалась та же самая проблема, что и у меня. Молясь за товарища по несчастью, я вдруг почувствовал, что надежда возвращается, как если бы среди туч образовался просвет. Вдвоем мы уже не чувствовали себя потерянными, более того, вместе мы смогли приблизиться ко Христу. Любящий Бог протянул нам руку помощи именно тогда, когда мы в ней особенно нуждались. Я знаю, что Господь подсказал учителю изменить обычный ход занятия, и Господь же позаботился о том, чтобы в паре со мной оказался понимающий человек. Что же, наступит день, когда мы будем помнить о Боге и без помощи неприятностей - потому что все время будем видеть Его сияющий лик...

В-третьих, в воспоминаниях отца меня потрясла его детская молитва. «Отче наш! Ты забрал папу к Себе и обетовал заботиться о маме, брате, сестричках и обо мне. Прости, если я что сказал

и сделал плохо и тем оскорбил святое Имя Твое. Исповедаюсь в вине своей и хочу всегда улыбаться тебе, Всевышний Боже. Аминь». Неужели он, маленький мальчик, молился такими словами? «Обе- товал», «оскорбил святое Имя Твое», «исповедаюсь в вине своей». Современные молитвенники для детей старательно избегают устаревших или чересчур возвышенных выражений. Может быть, напрасно? Для отца церковный язык был и остается неким символом благоговения и поклонения, не затмевая при этом смысла.

Если у меня будут силы говорить в день проводов отца в последний путь, я обязательно расскажу, насколько я благодарен ему за объяснение слова «Всевышний». Есть Некто выше моей жизни и выше всех других существ. Мы живем в мире, где-одни дети продают веники, а другие играют в компьютерные игры; где одни братья поддерживают друг друга, а другие дерутся из-за наследства; где одни люди обращаются к Богу с искренними молитвами, а другие поминают имя Господне только всуе. Однако весь этот мир - не более чем тень или пар над водой в сравнении с вечным Царством, где живут мои бабушка с дедушкой и брат.

Однажды, когда мне было всего четыре года, я наблюдал за отцом во время молитвы. Было воскресное утро, около пятидесяти человек собрались вокруг алтаря. Священные дары были накрыты белой салфеткой. Находясь в центре круга причащающихся, хлеб и вино символизировали Христа как сердце наших мыслей. Отец поднялся с колен, чтобы произнести молитву. Я же сидел на полу в стороне и думал: «А ведь он, правда, с кем-то разговаривает. Кто бы это ни был, Он для отца важнее кого угодно. &аже меня».

Главное, чему меня научили родители, - это понимание того, что не я являюсь самой важной личностью в их жизни. Равно и мой брат не может претендовать на эту роль, и сами они друг для друга не на первом месте, хотя и мама, и отец любят друг друга и нас всем сердцем. Любовь к членам семьи лишь тогда имеет смысл, когда она уступает первенство любви к Всевышнему. Только возлюбив Господа более, нежели близких нам людей, мы откроем Его супругам и детям и поможем им тоже возлюбить Бога.

Ни один из нас не имеет права на безраздельную любовь. Онг принадлежит Богу, и только Ему. Есть жизнь выше нашей, ест! Личность выше всех остальных. Только осознав второстепенное значение своей истории во вселенской эпопее под названием «Вечность», мы поймем истинный смысл жизни. Я научился этому оп отца.

3. «Мы ничего не имеем, но всем обладаем»

Воспоминания отца

Приводя на память нелицемерную веру твою, которая прежде обитала в... матери твоей...

(2 Тим.1:5).

Когда мне было около восьми лет, наша семья переехала в отдельный трехэтажный дом на улице Хайна Это считалось значительно лучше нашего прежнего жилища в Немецком городке, где на первом этаже располагалась церковь. Теперь мы поселились в «спальном» районе, где все здания были жилыми домами, кроме одного исключения. Прямо рядом с нашим домом за высоким деревянным забором гордо высилась Гармерская грамматическая школа.

Каждое утро мы с братом к восторгу малышки Мабеллы ловко перелазили через забор и отправлялись на занятия. Элен никак не удавалось последовать нашему примеру из-за длинной юбочки, а кроме того, мама не одобряла ее попыток, потому что «в таком возрасте девочкам уже неприлично лазить по заборам». И бедняжке Элен приходилось целых пять минут тащиться кругом

Перед нашим домом не было лужайки, крыльцо выходило прямо на тротуар, однако за домом в нашем распоряжении находился задний двор невероятных размеров, точнее длины, поскольку, протянувшись на добрых пятьдесят футов между двумя соседскими заборами, он не достигал и пятой части этой цифры в ширину. Для 19.20 года наш дом был очень современным В каждой комнате была электрическая лампочка, кухня могла похвастаться новейшими достижениями бытовой техники, центральное отопление обеспечивала угольная печь в подвале, а ванная была не только большой, но и очень удобной.

Хотя тетя Лилия помогала нам платить за аренду, мама не считала себя вправе возлагать на сестру все бремя заботы о нашем жилье и решила найти постояльцев. У нас поселилась чопорная и высокомерная госпожа Белль, которая согласилась только на самую лучшую комнату в доме, на втором этаже. Жалуясь на слабое здоровье и постоянные мигрени, она требовала, чтобы мама приносила обеды ей в постель. Кроме того, ей постоянно мешали «эти несносные дети», которым следовало бы «молиться и читать Священное Писание, а не стоять на голове с утра до вечера».

Однажды г-жа Белль преградила мне дорогу, когда я собирался выбежать во двор к друзьям «Дорогой мой Лоренс, - произнесла она вкрадчивым голосом - Ты неплохой мальчик, ты очень даже неплохой мальчик. Однако знаешь ли ты, мой несчастный Лоренс, что Библия говорит о таких, как ты/. А Библия говорит, что настанет день, когда тебе придется держать ответ за каждыйтвой дрянной поступок, за каждое твое слово». У нее была манера произносить обвинительные речи, нарочито выделяя все местоимения «ты». «Ты грешник, мой бедный Лоренс! Кайся, кайся немедленно и моли о прощении! Сейчас же!» На мое счастье, Библию в нашей семье читали много, и религиозная терминология была у меня на слуху с самого рождения. Я поспешно выдал все правильные ответы и, наконец, вывернулся из ее цепких ручек. «Зови мать, Лоренс! - торжественно провозгласила моя мучительница. - Я обрадую ее. Блудный сын вернулся в лоно Отца. Аллилуйя! Аллилуйя!»

Г-жа Белль посчитала вырванное у меня «обращение в христианство» поводом для пышного праздника, а потому потребовала, чтобы лили купила мороженое и торт. Не думаю, что ангелы на небесах имели тогда основание для веселья в связи с этим конкретным грешником, но, не скрою, моя радость в тот вечер была велика. Как и радость брата и сестер, хотя вряд ли она имела отношение к тому, что описано в Евангелии от Луки (15:10)...

Спустя уже несколько часов я сам понял, что происходит что- то не то. В принципе, ребенок способен обратиться к Богу и уверовать, но, как собственный опыт убеждает меня, нередко дети лишь бездумно повторяют слова, услышанные от взрослых. Повлиял ли тот фальшивый праздник на мое истинное обращение ко

Христу? Не знаю. Когда меня просят назвать точную дату, я всегда теряюсь. Многие верующие помнят момент перехода «из смерти в жизнь» с точностью до минут. Увы, я не из их числа. Мне остается лишь слушать потрясающие рассказы о духовном прозрении и последующей резкой перемене в жизни. Разве не замечательно, что Бог всегда непредсказуем, когда речь идет о спасении заблудших овец? Обращение Павла на дороге в Дамаск или трепет темничного стражника из Филипп: «Что мне делать, чтобы спастись?» открывают нам дверцу в самое сердце Господа Бога.

Если кто-то уж очень настойчиво выпытывает у меня, когда произошло сие славное событие, я отвечаю: «Вероятно, лет в двенадцать». Тогда я познакомился с Гарольдом Гарпером, который стал моим добрым наставником. Он был кротким в жизни, но страстным на кафедре проповедника. Казалось, каждая клеточка его тела излучает любовь Божию, а его стремление спасти гибнущих без Христа людей нельзя было бы объяснить ничем, кроме глубокой веры в Спасителя.

Гарпер объездил все восточное побережье, собирая народ в часовнях или перед импровизированной сценой под навесом. Первые его слова при нашем знакомстве были: «Лоренс, ты как думаешь, Христос-Спаситель и тебя спас?». «Конечно, - привычно отвечал я. - Я знаю Иисуса Христа как своего Спасителя и Господа. Я читаю молитвы. Я изучаю Священное Писание Папа мой в раю, а мама со мной, и она добрая христианка». Гарпер улыбнулся: «Знаешь, мальчик мой, я столько хочу тебе рассказать про Того, Кто бесконечно любит тебя, умер за тебя, каждый день зовет тебя. Если бы ты только услышал Его голос, то мог бы тоже узнать и полюбить Его». Гарпер не прижимал меня к стенке и не хватал меня за руку. Главное, он не кричал: «Аллилуйя!». Из всего разговора я запомнил только одно: этот милый человек беспокоится обо мне и желает мне добра. Он записал мой адрес и вскоре прислал письмо, где рассказывал об Иисусе Христе, так много значившем для него. Так и получается, что осознанно я пришел к вере уже подростком благодаря Гарольду Гарперу. В любом случае, независимо от того, могу я назвать точную дату своего обращения или нет, слова из Послания апостола Павла к филиппийцам (Флп. 3:13-14) я считаю своими: «Забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе».

Когда мама говорила со мной о религии, главным в ее речах были христианская стойкость и Символ веры. Сама она смиренно принимала все несчастья, выпадавшие на нашу долю, и переносила их без единой жалобы. Она твердо верила: «Что бы ни случилось, Бог с нами».

С тех пор как мы переехали на улицу Хайнс, Бог, по словам мамы, «решил вмешаться в нашу жизнь». Самую младшую из нас, Мабеллу, взяли в престижную гимназию для девочек имени Лорда Эллиса, что гордо высится на Новоградской площади в тихом окраинном районе Филадельфии. Всего через несколько месяцев после этого Сесиль выдержал экзамены в известный мужской лицей Стоуни-Брук на Лонг-Айленде и уехал учиться в Нью-Йорк. Деньги на обучение пришли из фонда, созданного в Филадельфии на пожертвования двух сестер, чей племянник трагически погиб в аварии.

Оба учебных заведения заметно отличались от привычных нам школ. В одном из первых писем Сесиль рассказывал, что на десерт им подали бананы, а к ним - вилочку. Я сразу же попробовал есть бананы вилкой и решил, что трудно придумать что-либо глупее. Это не помешало мне, впрочем, хвалиться перед друзьями успехами брата, которого приняли в школу на Лонг-Айленде. Сами слова «Лонг-Айленд» звучали, как приятная музыка, их хотелось повторять вновь и вновь. Вероятно, соседи, и так раздосадованные успехами детей г-жи Крабб, не были в восторге от постоянных напоминаний о том, что девочка у нее ходит в Эллис, а мальчик в Стоуни-Брук.

Мабелла и Сесиль приезжали домой на лето, но девять месяцев в году маме не надо было кормить и одевать их, что значительно улучшило материальное положение нашей семьи. Мы с Элен завидовали брату с сестрой, благодаря чему очень сблизились друг с другом, и я даже думаю теперь, что низменные чувства не всегда приводят к дурным последствиям.

Настало время нового переезда, снова не без помощи тети Лилии. На этот раз мы въехали в небольшой двухэтажный домик на улице Байнтон, опять в Немецком городке На каждом этаже было по две комнаты, кухня на веранде, угольная печь для обогрева и приготовления пищи, кран с горячей и холодной водой. Туалет, правда, был на улице, но зато это был наш личный дом, а не арендованный. Мама была на седьмом небе от счастья.

В этом доме прошли наши отроческие годы. Мы с Элен ходили в районную грамматическую школу, трехэтажное здание, по три класса на этаж, где властвовал ужасный г-н Паркер. Не могу сказать, что мы его ненавидели, но, уж конечно, не любили, хотя всегда относились с уважением, подобающим директору. Когда звенел звонок, он лично выходил прове:рять опаздывающих и каждого награждал ударом деревянной дощечки, которую в те времена считали лучшим средством борьбы за дисциплину. Немного похожая на какой-то предмет кухонной утвари благодаря удобной ручке, дощечка имела ряд круглых отверстий по всей длине, которые предназначались для усиления воздействия. Честно говоря, не помню, чтобы за все время моей учебы в школе кто-нибудь подвергся серьезной порке, однако, возможно, г-н Паркер был бы менее снисходителен к современным поборникам знаний.

В те дни девочкам и мальчикам уже разрешалось заниматься в одном классе, но на переменах мы гуляли по отдельности. Женскую и мужскую площадки разделяла высокая железная решетка, которая, к счастью, не могла скрыть от восхищенных (как нам казалось) глаз двух очаровательных девочек, как ловко мы с другом Клансом играем в мяч. А мы старались вовсю: мяч летал, как стрела, мы прыгали за ним, как тигры; при этом мы всем своим видом пытались изобразить полное безразличие к столь желанным зрительницам. Сегодня я могу лишь вспомнить, что одну из девочек звали Газель и что обе они были прекрасны, как принцессы из сказки.

Ах, беззаботная пора! Неужели то время, действительно, было так хорошо? Розовые очки, которые на нас надевают пролетевшие десятилетия, не дают разглядеть истинную атмосферу тех

дней, полную и тревог, и волнений. Ведь была же досада от того, что меня не принимали в «элитную» группу дружков-спортсменов. Эти ребята считались «крутыми», в карманах у них всегда водились деньжата, и в глазах девчонок они были просто неотразимы. Их командиром был Джонни Ренник, высокий для своего возраста, атлетического телосложения, с зачесанными назад черными прямыми волосами. Мы, не имевшие надежды примкнуть к его группе, звали его «крысенком», но, конечно, только за спиной. Джонни был суперкрутым! У него был особый прищуренный взгляд, который наводил ужас на ребят и очаровывал девчонок. Не было никого, кто осмелился бы перейти ему дорогу. Но однажды это сделал я.

Поверьте, это не бахвальство, хотя рассказ о том событии доставляет мне огромное удовольствие даже столько лет спустя. Дело было так. Мы с Клансом разносили вечерние газеты. Наш маршрут охватывал четыреста адресов, а потому тяжелую поклажу мы возили на тележке. И вот как-то вечером, уже на обратном пути нам повстречался Джонни. Взгромоздившись на нашу тележку, он объявил, что торопится на улицу Логан, и приказал нам пошевеливаться. Так получилось, что возницей оказался один я, поскольку Клане, увидев Джонни еще издали, отпустил руку и приготовился бежать. В итоге он не бросил меня, но и не разделил бремя, а просто покорно шел рядом. Поработав рикшей с минуту, я прошептал Клансу: «Он может побить нас по отдельности, но с двоими не справится». Тот посмотрел на меня с искренним восхищением: «Ты ему скажешь, .чтобы он убирался?». Вообще-то я хотел, чтобы это сделал Клане; но пути назад не было. Я остановился и резко повернулся назад. По крайней мере, я знал, что мой друг готов морально поддержать меня... со все увеличивающегося расстояния. Едва устояв на ногах от страха, я выпалил в лицо Джонни: «Слазь и катись отсюда, ясно? Мы с Клансом не собираемся тебя возить!». Я стоял, сжав кулаки и приготовившись к смерти. Однако ничего не произошло. Джонни слез, пнул со всей силы по колесу и сквозь зубы прошипел: «Что, умные самые? Мы с вами еще встретимся». И ушел своей дорогой. Мы с Клансом остались с раскрытыми ртами, не веря своему успеху. Придя в себя, Клане прошептал: «Я же говорил, надо просто сказать ему, чтобы он убирался».

Все ли «джонни» так легко сдаются? Не знаю. Мне не хватило бы мужества собрать эту статистику.

Таково было мое детство. Там нашлось место и для г-жи Белль, и для Гарольда Гарпера, и для Джонни Ренника. И во всем я чувствовал глубокую веру своей матери, которая жила предсмертными словами мужа: «Не плачь, Бог с нами».

Безвременная и трагичная смерть отца была таковой с точки зрения обывателя, но Бог назначил каждому человеку свой срок и наделил каждую кончину особым смыслом. Необъяснимые события исходят из десницы Всевышнего, и воспринимать их с радостью может лишь вера, вера в то, что перед тобой не дела, а пути Господни. Оглядываясь назад, я понимаю, что мама поняла смысл слов папы, как никто другой. Она научилась находить утешение в самых невыносимых ситуациях. Как Иаков, она боролась с Богом и одолела Его. Из ее уст вышли слова: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня» (Быт. 32:26).

Для мамы «Бог с нами» не было банальной фразой, которую любят повторять религиозные люди. Мама никогда не увлекалась показной псевдодуховностью. Вера для нее была не пустой звук, а счастливая уверенность человека, познавшего Бога. Мы редко замечали, с каким трудом ей удается доставать для нас еду, одежду, школьные принадлежности. Мы никогда не считали себя бедствующими.

Мы все любили маму, но, к сожалению, так же, как люди порой любят Бога: не замечая Его желания приблизиться к нам и вспоминая о Нем лишь при необходимости. «Мама, у меня пуговка оторвалась». «Мама, зашей рукавчик». «Мама, где мои ботинки?» А ведь ей так хотелось, чтобы я подбежал к ней и просто так, без повода поцеловал и сказал бы: «Ты самая лучшая в мире мама».

Мама умерла много лет назад, но она жива и счастлива на небесах, наслаждаясь без забот и печалей, отравлявших ее существование на земле. Ее вера доказывает суетность телепроповедей, обещающих христианам здоровье и процветание. Маме тяжело приходилось, но ее духовность вознаграждена высшим счастьем в Царстве небесном Одному Богу известно, почему земные блага распределяются между людьми неравномерно, но проверять истинность веры богатством - занятие гнусное. Взгляните на Иисуса Христа в скорбном венце из терний. Вряд ли найдется лжепророк, который обвинит Спасителя в недостаточной праведности. Однако что тогда означают слова: «Ходящих в непорочности Он не лишает благ» (Пс. 83:12)? Может быть, современное определение «блага» неверно? Мама лучше многих познала «мир Божий, который превыше всякого ума» (Флп. 4:7). Вот - истинное благо, истинное процветание. Ныне же она пребывает в райском блаженстве, которое и мне скоро предстоит вкусить.

Мамина жизнь является воплощением слов из Второго послания апостола Павла к коринфянам (6:10): «Мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем». Думаю, благодаря ей я лучше могу понять, почему Библия называет Бога «защитником вдов».

Папа был прав. Бог с нами.

Размышления сына

Читая воспоминания отца о жизни на улице Байнтон, я думаю о невинном счастье, доступном лишь детям. В том нежном возрасте мы ожидаем от будущего только новых радостей. Мысли уносят меня на сорок два года назад, в рождественское утро. Считая себя взрослым мальчиком (ведь мне уже исполнилось целых семь лет), я с большой ответственностью относился к важной праздничной обязанности, которую сам возложил на свои хрупкие плечи. Проснувшись раньше всех, я вытащил слегка помятый горн. Оглядев гостиную, я с удовлетворением отметил, что все на месте: в камине лежали свежие угли, пластинка с «Белым Рождеством»

Бинга Кросби ожидала рядом с патефоном, под белой салфеткой прятались мамины пирожки, а подарки выстроились в ряд под сверкающей елкой.

Брат встретил хриплые звуки побудки с негодованием и, хотя я протрубил ему их в самое ухо, притворился крепко спящим. Родители были более великодушны. Отец развел огонь, мама поставила чай, а я осторожно водрузил пластинку на черный круг и завел патефон. В доме воцарилось райское блаженство. Даже Билл вылез из постели и спустился в гостиную, улыбаясь в предвкушении праздника. Идиллическая картина, изображающая четверых счастливцев вокруг елки, просится на лубочные шедевры: жизнь хороша, бедам в ней нет места. То невинное счастье, символом которого стало мое седьмое Рождество, именно потому не уходит у меня из головы, что оно оказалось мимолетным и неповторимым.

В одной из своих ранних книг я написал, что в жизни всегда есть «что-то не то». Сие наблюдение могут опровергнуть лишь склонные к притворству, а потому в определенных кругах меня прозвали «этот ненормальный кликуша». Однако такой титул мне не подходит. С дурных вестей Евангелие только начинается. Оно утверждает, что и я, и вы, и весь мир в большой беде. Некая лондонская газета попросила ряд известных людей ответить на вопрос «Что не так в этом мире?». Г. Честертон, оказавшийся среди избранных ответчиков, написал так: «Я, господа, я! Искренне Ваш, Г. Честертон». Сердце Евангелия - весть благая: Христос умер за наши грехи, чтобы все исправить. Завершается же Евангелие райским восторгом -• общением человека с Богом. К сожалению, испытать эту радость во всей полноте нам суждено лишь в мире ином, а пока невинное детское счастье вынуждено уступить место печалям зрелости - из которых, впрочем, должно дать ростки счастье умудренного опытом старца, не зря прожившего свою жизнь.

Мой отец представляет собой странную смесь печалей и радостей. Он мучит себя обычным для пожилого возраста вопросом: «Что я не успел? В чем я ошибся?» - и порой доводит себя до

отчаяния. Он прекрасно осведомлен об ограниченности человеческих возможностей и о неизбежности неудач в земной жизни. Однако он не останавливается на начале Евангелия, а устремляется к его сердцу, его главной части: каждую неделю ходит к причастию, чтобы прославить крестную жертву. Отец часто ворчит на своих сверстников, легкомысленно посвящающих все свое время воспоминаниям о «золотых деньках». «Что за глупость? Все лучшее впереди», - уверенно говорит он, ожидая вступления в вечность и встречи со своими добрыми родителями, уже вкушающими яства со свадебного стола Агнца.

Нет ничего легче, чем исказить смысл начала, середины и конца Евангелия. Сам я порой вижу в начале не дурные вести, а сладостное обетование вечного блаженства. Середину я переиначиваю так, будто крестная смерть Спасителя гарантирует мне существенную долю этого блаженства уже в этом мире. Конец же я с удовольствием толкую, как исполнение всех желаний и наступление вечного блаженства, во время которого Бог с восторгом созерцает мои успехи во всем, что не удалось на земле. Довольно долго мне удавалось убеждать себя в том, что уж моей-то жизни никакая трагедия не коснется, моя душа всегда найдет утешение и покой, а также их материальное воплощение в виде конкретных ценностей. Заблуждаться мне помогала определенная удачливость в начале жизненного пути. Судите сами: в десять лет я встретил очаровательную девочку по имени Рэйчел, в двенадцать осмелился пригласить ее на «свидание», окончательно влюбился и едва дожил да двадцати одного года, чтобы заключить с ней законный брак. Моя избранница была из порядочной семьи, они ходили в ту же церковь, что и мы, а потому обе стороны очень благосклонно восприняли наш союз. У нас родилось двое здоровеньких, симпатичных и очень умных сыновей, что не помешало мне в двадцать пять защитить диссертацию и получить ряд многообещающих предложений от работодателей. Чего еще можно желать от жизни?

Помню, как я в наивной самоуверенности говорил жене: «Судьба благоволит нам. Главное - по-умному разыграть свои карты, и нам обеспечен грандиозный успех!». Однако вскоре нам пришлось

вспомнить, что мы живем не в раю, а за его вратами. Все вокруг кричало об этом, но мы предпочитали ничего не слышать до тех пор, пока реальность не дала нам пощечину.

Через полгода после нашей свадьбы старший брат жены Филипп и его супруга Лоис погибли в авиакатастрофе, оставив сиротами четверых детей. Помню Джона - лучшего друга Филиппа и мужа одной из его сестер, весельчака и балагура, который рыдал на похоронах, как ребенок. Почему-то из того тяжелого для всей семьи периода я запомнил только его искаженное страданием лицо.

Как я уже признавался, страшнее всего для меня оказалось отсутствие гарантий на житейское счастье. Мне было мало знать, что «Бог с нами», мне хотелось быть здоровым, богатым и спокойным. Казалось, должна быть какая-то формула, чтобы все-таки получить желаемое. Что бы такое сделать, чтобы заставить Бога надежно защитить меня от страха и наделить меня символами процветания по списку?

Однако такой формулы нет. Бабушка не сделала никакого зла, повлекшего бы за собой безвременную смерть дедушки, как кару небесную. Нет такого теолога, кто, изучив бы ее жизнь под микроскопом, воскликнул бы: «Ага! Вот ее проступок! Берегитесь, потомки, не повторите ошибку бабушки, и вы проживете долгую супружескую жизнь». Так же не поможет родителям изучение детских лет праведников: жития святых не дают надежную систему воспитания благочестивых дочерей и сыновей. Несчастный отец, чей сын-подросток оказался в колонии для несовершеннолетних, и так убит горем Не надо копаться в его отношениях с сыном в поисках трагических ошибок. Ему вы только сделаете еще больнее, а для себя ничего не приобретете: его ошибки не научат вас, как вырастить подростка, не попадающего на учет в полиции.

Семилетний мальчишка остался далеко в прошлом вместе со своей елкой и хриплым горном Я давно убедился в том, что несчастье лежит в основе человеческой жизни. Подобно подземным водам, оно какое-то время скрыто от глаз, но вдруг пласт почвы оказывается тоньше, чем мы думали, и вот бьет грязевой фонтан,

заливая все вокруг. Беспорядка в жизни больше, чем порядка. Лучшее, что я могу сделать, - научиться успокаивать мятущуюся душу, расслабляться и вспоминать слова дедушки, особенно если несчастье уже произошло или даже когда я просто боюсь, что оно случится Вместо того, чтобы проводить бессонные ночи в страхе перед надвигающейся трагедией, надо успокоиться и расслышать за шумом своего перепуганного сердца нежный голос Того, чья доброта неизменна и вечна. Бог с нами. Его замысел благ. В этом должна быть моя вера, основа радости в зрелые годы, когда разочарования рассеяли наивное детское счастье.

Надо сказать, я хорошо знал бабушку. Она умерла уже после того, как я женился. Когда мне было тринадцать, ее зрение стало совсем плохим. Со всей бесчувственностью любопытного подростка я спросил ее: «Бабуля, а как себя чувствуешь, когда слепой?». И я никогда не забуду, что она сказала. Она посмотрела на меня невидящими глазами и мягко ответила: «Знаешь, Ларри, слепому человеку легче молиться Я теперь молюсь за тебя лучше, потому что ничто меня не отвлекает». Для бабушки имело значение качество жизни, но она умела видеть пользу там, где другие видели лишь недостаток. Эта черта характера и придавала ее жизни полноту, потрясающую меня по сей день.

Когда отец пишет о своей маме, я, конечно, задумываюсь о своей. Меня часто спрашивают, почему я много рассказываю об отце и почти ничего о матери. Думаю, это во многом объясняется ее особенностью всегда оставаться в тени. Главным своим предназначением в жизни она считает служение мужу и отдает этому всю себя. В ее семье было не принято выражать свои чувства в словах, а потому свою нежность и страсть она изливает в делах. В отличие от моего поколения, в их время люди больше любили, но меньше говорили об этом. Ее забота обо мне стоит многих томов витиеватых слов и выражений. Как нежно ее руки подавали мне чашку горячего чая, когда я лежал с температурой! А как тонко она чувствовала все мои глупые тревоги! Заметив, что я немного заикаюсь, она немедленно устроила меня на занятия к логопеду, опасаясь в будущем комплекса неполноценности. Она

возила меня к дорогому дерматологу через весь город лечить подростковые угри - не столько из-за угрей, столько из-за того, что застала меня в слезах перед зеркалом. Она покорно переделывала мои джинсы по последней моде, хотя наверняка считала этот стиль уродством.

Часто родители жалуются друг другу на детей, будто хвастаясь страданиями, которые навлекли на них отпрыски. Моей матери не пришло бы в голову унижать меня. Когда ее спрашивают, каково было растить маленького Ларри, она пожимает плечами: «Сначала он был известный шалунишка, но потом повзрослел, и мне больше не приходилось беспокоиться». Иногда она строго наказывала меня, но при этом всегда верила в мое будущее.

Ее глубокая, нежная любовь к нам иногда пугала меня. В 1991 году умер мой брат. Через несколько дней после смерти Билла мы с мамой вместе готовили на кухне. Не помню, о чем мы разговаривали, но в какой-то момент она вдруг обернулась и, глядя мне прямо в глаза, сказала: «Мальчики мои... Вы все трое у меня такие замечательные».

Я мало говорю о матери, но это потому, что она всегда старалась вести себя незаметно. Подобно Духу Святому, пребывающему с нами во все дни и творящему чудеса невидимой рукой. Обычно о маминых заслугах я вспоминаю лишь тогда, когда отец начинает благодарить ее, и думаю: «И правда! Как я не замечал этого?». А в его дневнике немало страниц посвящено любимой супруге

По поводу записок отца хочу сказать еще две вещи. Во-первых, у него удивительно богатый внутренний мир. Что означает непрерывную духовную борьбу. Например, он прекрасно осознавал, что пытается очаровать девчонок игрой в мяч. Все мальчики делают это, но большинство не отдает себе отчета в своих действиях. Опять же, зависть к успехам брата. Не каждый признается в подобных чувствах, однако отец не только честно рассказывает о них, но и обращает зло в добро: общая зависть сближает его с сестрой и делает их настоящими друзьями.

Во-вторых, отец помог мне понять, что такое быть мужчиной в реальном мире. Он боялся Джонни Ренника и никогда не связывался с ним до тех пор, пока тот не взгромоздился на газетную тележку. Путь к мужественности лежит через страхи и неудачи. Я до сих пор не расстался с некоторыми своими комплексами, я многого боюсь и часто оказываюсь в дураках Однако я не сдаюсь и продолжаю идти по тернистой дороге, надеясь в конце пути почувствовать себя настоящим зрелым мужчиной, и поддерживает меня в этом пример отца. Он никогда не был слабаком Он твердо следует маршруту, который начертил ему Бог: преодолевая страх, поднимаясь после падений, стремясь только вперед. Он склонен недооценивать себя, говоря: «Эта старая развалина уже никуда не годится», однако я знаю - душою он моложе многих двадцатилетних.

Недавно я спросил отца, считает ли он себя зрелым мужчиной. Он смешался и ушел от ответа, что, между прочим, является верным признаком зрелости. В своем взрослении и становлении как личность он дошел до такого уровня, что меньше думает о себе и больше о Господе Боге, к Чьей праведности все мы должны стремиться и с Чьим образом мы должны себя сравнивать.

4. «Сегодня я смог заработать только десятку»

Воспоминания отца

И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков (1 Кор. 15:19).

В 1946 году я бросил надежную работу на инструментальном заводе-гиганте в Чикаго и открыл собственный бизнес по сбыту мелкого промышленного оборудования. Почему я отказался от хорошо оплачиваемого места на уважаемом предприятии, променяв его на полную неопределенность? Даже сейчас я не могу этого объяснить. За пять лет я поднялся от простого рабочего на их дочернем заводе в Филадельфии до управляющего на главном предприятии в Чикаго. Все шло прекрасно. Мы построили дом в тихом районе, идеальном для семей с детьми. Билл пошел в детский сад, а Ларри едва начал делать первые шаги. Мы все четверо освоились на новом месте, у нас уже появились друзья.

Возможно, это было эгоистичное стремление к независимости. Конечно, я молился о добром совете свыше, как всегда делал перед принятием важных решений. Думаю, Богу было забавно слушать мои просьбы о наставлении, облеченные в формы глубоко духовные, но по сути сводившиеся к требованиям одобрить и благословить мое бесповоротное решение. Я даже имел наглость цитировать в молитве Псалом 83:12: «Господь дает благодать и славу; ходящих в непорочности Он не лишает благ».

Бог не бросил меня на произвол судьбы, однако Его помощь пришла в несколько ограниченном виде. Нам хватало на оплату счетов, но не более того. Работать приходилось до поздней ночи, а толку было немного. Помню, как однажды, вернувшись домой далеко за полночь, я со вздохом выложил перед женой смятые доллары: «Сегодня я смог заработать только десятку».

Моя ошибка состояла в том, что я рассчитывал, что старые связи в Филадельфии, приобретенные за время работы на заводе, обеспечат мне немедленное процветание. Однако теперь я из представителя промышленного гиганта превратился в одного из очень многих дилеров, дерущихся за клиентов. Меня встречали с холодком, придирчиво выспрашивали о скидках, сроках и порядке оплаты, а потом оставляли ни с чем, потому что все выгодные контракты уже были поделены между «своими». Иногда мне что-то удавалось, но чаще не удавалось ничего. Стоило получить хоть какую-то прибыль, как она вся уходила на оплату накопившихся долгов.

Как же обещание Бога «не лишать благ»? Почему Он не помогал мне? Все мои надежды исчезли, как дым. Тогда я не понимал, что веду себя подобно Иакову, во всем искавшему свою выгоду. Я как бы торговался со Всевышним: «Пошли мне богатство, а я за это помогу проповедовать Евангелие». А ведь я, действительно, старался: несмотря на занятость, я вызвался отвечать за группу мальчиков, которых наша церковь посылала благовествовать на улицах. Двери нашего дома были постоянно открыты для подростков. Мы изучали Библию и играли в баскетбол, но я не замечал, что самая тяжелая обязанность ложилась на плечи моей милой Изабеллы, которая ежедневно готовила обеды для двух десятков мальчишек. Она же делала все с улыбкой, говоря, что мы вместе трудимся на ниве Господней, и никогда не жаловалась на растущую усталость и тающие финансы.

Почему Бог не открыл для нас «отверстий небесных» и не излил на нас «благословения до избытка»? Он же обещал это (Мал. 3:10). Мы-то выполняли свои обязательства, дело остава- лось за Ним! Я лично знал нескольких бизнесменов-христиан, чье дело процветало. Однако я встречал немало и тех, кто, подобно мне, едва сводил концы с концами. Почему так? Чем одни хуже других?

Что же, Бог не всегда вписывается в наши планы. Я всячески отгонял мысль о том, что являюсь неспособным бизнесменом и что решение открыть свое дело было несколько необдуманным.

Читая Первое послание апостола Павла к Тимофею (1 Тим. 6:10): «Корень всех зол есть сребролюбие», я вдруг похолодел. Не сводится ли суть моих бед к элементарной жажде наживы? Не двигало ли мной желание навеки забыть голодное детство и наверстать упущенное, сказочно разбогатев? Я любил цитировать Притчи: «Нищеты и богатства не давай мне» (Притч. 30:8), но был ли я искренен перед самим собой? Видимо, мое представление о балансе между нищетой и богатством несколько отличалось от библейского. В Притчах не указано, сколько шекелей должно быть у счастливого и гармоничного человека, а сам я готов был отнести к золотой середине довольно солидную сумму. Сами посудите: сыновьям нужно образование. Должны же они прочитать какие-то книжки помимо Диккенса и Льюиса, лежавших в нашем шкафу. А кроме того, неужели я позволю им с малолетства работать ради куска хлеба?

Спустя годы я понял, что мои тревоги были необоснованны, однако тогда даже сам апостол Иоанн не переубедил бы меня. Высшая любовь, может быть, и избавляет от страха перед завтрашним днем, но не лучше ли справится с этим кругленькая сумма на банковском счету?

За радугой, за радугой

Есть царство без забот.

Там все мечты сбываются, И всех нас счастье ждет.

Эта песенка малышки Дороти из сказки «Волшебник страны Оз» оказалась столь же далекой от реальности, как и мои грандиозные планы. Девочка искала страну исполнения всех желаний, а нашла фокусника, способного лишь напускать дым и создавать загадочный шум при помощи трещоток. Так мы в детстве верим в Деда Мороза, а он оказывается переодетым дядей Джеком Есть ли смысл надеяться на осуществление хоть каких-то желаний?

Смысл имеется, поскольку, хотя Дед Мороз существует только в сказках, есть Некто - лучше и сильнее любого волшебника. И счастливое царство тоже есть, такое, что «не видел того глаз, не

слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9).

Период отчаяния сменялся у меня твердой уверенностью в благости Бога, Который добр ко мне даже когда я этого не чувствую. А потом снова наступала депрессия. Приобрести непоколебимую стойкость не так-то легко. «На свете нечего бояться, кроме самого страха!» - заявил Франклин Рузвельт в торжественной речи по поводу собственной инаугурации. Действительно, страх поражения куда хуже самого поражения. Он вытягивает жизненные силы и заставляет человека жалеть себя. Кому это знать, как не мне? О, я делал все, как положено верующему: выписывал библейские стихи, подтверждающие разные полезные истины, учил наизусть многочисленные «Не бойся... Не страшись». При этом только сейчас я начинаю понимать глубокий смысл мудрой фразы из Второзакония (Втор. 33:27): «Прибежище твое Бог древний, и ты под мышцами вечными» - это ежедневная забота Отца небесного, посылающего нам хлеб насущный, как некогда Он умножал скудные запасы несчастной вдовы. «Мука в кадке не истощалась, и масло в кувшине не убывало» (3 Цар. 17:16). Однако вдова Сарептская получила пищу в голодное время, потому что через пророка Илию Господь вознаградил ее веру и смирение Меня же Бог кормил только из милости. А я продолжал требовать еще.

Мне всего было мало. Я хотел уверенности в завтрашнем дне, расплаты с долгами, растущих доходов и, наконец, реальных символов богатства в своем жилище. Ответом на такие молитвы было молчание небес. Я бился в агонии из-за недостижимости моей мечты о процветании, не замечая, как великодушно Бог заботится о первоочередных потребностях всей моей семьи. На самом деле, мне не в чем было упрекать Всевышнего. Так или иначе, нам всегда удавалось платить по счетам. Более того, Билл и Ларри смогли закончить университет, а в аспирантуре оба учились уже бесплатно в награду за отличную успеваемость.

Недавно я перечитывал книгу Иова, и горькие слова вдруг поразили меня в самое сердце: «Ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне» (3:25). Далее

пророк продолжает: «Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (3:26). Что же получается? Иов никогда не надеялся на бесконечный поток благодеяний Божиих? Черпая из, казалось, бездонного источника процветания, он с трепетом ожидал того черного дня, когда безоблачному счастью наступит конец?

Иакову всегда казалось, что у Бога неправильный подход к решению проблем, и этим он отличается от покорного Иова. Исаия сравнивает таких самоуверенных людей с желающими увидеть что-то в темноте и разжигающими огонь для этого. «Идите в пламень огня вашего... Это будет вам от руки Моей: в мучении умрете» (Ис. 50:11). Как часто мы предпочитаем умирать в мучениях в пламени огня своего вместо того, чтобы покоиться на злачных пажитях (Па 22)! Самое удивительное, что даже собственный опыт ничему нас не учит, мы повторяем эту ошибку вновь и вновь. Неужели так трудно довериться Богу?

В четвертой главе Евангелия от Марка рассказывается подобная история. Иисус и ученики Его отправились на лодке через море, Он уснул на корме, а тем временем началась страшная буря. Ученики потеряли голову от страха и бросились будить Его: «Учитель! Неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?». Мы в осуждении качаем головой, рассуждая об этом эпизоде на уроке в воскресной школе, а сами поступаем точно так же Сколько раз я уверенно брал в руки штурвал, надменно приглашая Господа взойти в лодку. Я великодушно предлагал Ему отдохнуть на корме, пока опытный капитан ведет корабль по спокойным водам. Я всегда Ему рад, мне приятно, что у меня будет такой Пассажир - но помощи никакой не надо, спасибо, сам прекрасно справлюсь. И справлялся, пока волны не начинали заливать лодку. «Сегодня я смог заработать только десятку! Что мы будем есть? Как заплатим за свет? Что делать, Господи, что делать? Неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?!». А спустя годы после бури вдруг понимаю, что Бог всегда был с нами и всегда помогал нам. Мудрость веры, укрепленная жизненным опытом, подсказывает мне: пусть Он стоит у штурвала, а мы последуем за Ним туда, куда Он поведет корабль, даже если на первый взгляд нам туда не надо.

Размышления сына

Я тоже помню тот вечер, когда отец с растерянным лицом сказал маме: «Сегодня я смог заработать только десятку». Будучи тогда владельцем крошечной фирмы «Суперсила», он снимал часть здания в Немецком городке Филадельфии. Переулок Квин - не очень престижный адрес для деловых встреч. По одну сторону от входа в офис располагался «Авторемонтник Шульц», а по другую - маленькая кофейня «У Гертруды». Ни одной вывески, где бы золотыми буквами значилось «Контора адвоката», поблизости не было. Однако все люди в этом квартале не только честно трудились, но и заботились о чистоте улицы, владельцы магазинчиков по утрам подметали тротуары перед своими дверями. Отец нанял четверых дружелюбных рабочих, которые вряд ли за всю жизнь прочитали что-нибудь помимо отдела «Спорт» в «Вечерней Филадельфии», но от них и не требовалось рассуждать о Диккенсе. Шумная четверка не упускала случая поддразнить хозяйского мальчишку, однако ни разу в их шутки не вкралось бранное слово. Я подозреваю, что здесь сказалась не их забота о моих детских ушах, а жесткая политика отца: он не раз говорил, что христианин должен оказывать положительное влияние на окружающих, и воплощал это свое убеждение в очень конкретные формы.

Поступив в университет, я продолжал наведываться к отцу на работу. Теперь я мог принести какую-то пользу, и потому все лето, а также все свободные часы в течение учебного года я развозил заказы на фирменном грузовике с гордой надписью «Суперсила». Брат проявил изрядные способности к работе механика, а потому его брали помогать в мастерской. Он вытачивал детали, сверлил дырочки, ремонтировал какие-то замысловатые железяки. Мне же доверяли только подметать пол и водить машину.

Одного из рабочих звали Рой. Это был высоченный негр с очаровательной улыбкой, который работал день и ночь, чтобы прокормить жену и четверых детей. В один летний вечер мы с отцом запирали дверь в офис, а Рой как раз садился в свою ржавую

колымагу. Помахав ему, я дождался, пока машина скрылась за углом и, распираемый гордостью за успешное окончание первого курса, небрежно бросил: «Уж я-то не буду носить синий воротничок до тридцати пяти лет». Отец всегда был человеком спокойным, но тут он вдруг развернулся ко мне так резко, что я испугался, что он меня ударит. Глядя мне в глаза, он произнес тихо, но отчетливо: «Не смей хвалиться тем, что имеешь. Ты не заслужил даже хлеба на столе Все, что у нас есть, даровано свыше Научись ценить свое счастье». И отвернулся.

В тот день, когда отец заработал всего десять долларов, его лицо было таким несчастным, что я не мог на него смотреть. Мама молчала, уголки губ ее опустились вниз, и сама она вдруг показалась мне совсем старушкой. Мне едва исполнилось двенадцать, и я не знал, что делать в таких случаях. Мне было жаль родителей, но еще больше жаль самого себя. Мне хотелось иметь отца с лучезарной улыбкой, счастливого и уверенного в себе. Поникший мужчина за кухонным столом казался мне чужим, я желал, чтобы он вдруг исчез, а на его месте очутился сильный и довольный жизнью супермен. Я даже почувствовал что-то вроде досады. Если отец не мог справиться с жизненными трудностями, то и для меня не оставалось никакой надежды.

Может быть, если бы отец оставил меня сиротой в пять лет, я запомнил бы его, как он помнит дедушку: трехметрового роста, широкоплечим, всеведущим и всемогущим. На самом деле, я знаю отца уже сорок девять лет. Он среднего роста, сутулится, порой не может ответить на мои вопросы и нередко терпит неудачи. Однако, несмотря на это, я бесконечно уважаю его - думаю, больше, чем он уважает дедушку, потому что я лучше изучил своего отца за все эти годы.

Конечно, и у меня есть некие иллюзии по поводу родителей, всем нам свойственна субъективность. Мы склонны оценивать людей, давших нам жизнь, через призму воспоминаний и намерений, а потому они нам неизбежно кажутся либо лучше, либо хуже настоящих себя, ^сли в целом влияние семьи оказалось положительным, мы идеализируем мать и отца из непроходящего чувства

зависимости от них, они нужны нам как объект постоянного восхищения. Если же наши детские и юношеские годы оставили тяжелый след, то и здесь мы часто приписываем родителям никогда не свойственные им черты, замазывая грустные воспоминания розовыми красками. Впрочем, в последнем случае наше воображение как раз имеет отличный шанс превратить их в свирепых монстров, так что и добродетели их послужат подтверждением лицемерной сущности этих мрачных личностей.

Что же, судите меня, разбирайте по полочкам мои иллюзии. Однако я все равно уважаю своих родителей и не считаю это плодом заблуждения. Я способен трезво оценить их влияние на мой характер, могу даже указать, где им следовало бы проявить больше внимания, но это ничего не меняет: я глубоко уважаю их и люблю всем сердцем. И у меня есть на то веские основания.

Прежде всего, за эти долгие годы они никогда не сдавались перед лицом неудач. Они не отказались от христианского образа жизни ради решения бытовых проблем Свои духовные терзания отец приносил к ногам Господа, подобно царю Езекии, который «прилепился... к Господу, и не отступал от Него» (4 Цар. 18:6). Получив угрожающее послание от врагов, Езекия пошел в храм и развернул письмо «пред лицом Господним» (4 Цар. 19:14). Отец мой не отправлялся в церковь каждый раз, когда хотел помолиться, но я часто видел его в кресле у камина с Библией в руках, «разворачивающим» свои тревоги перед Всевышним Богом. Его темный профиль на фоне пламени никак не выходит у меня из памяти.

После того случая, когда за весь день ему удалось заработать всего десять долларов, мы ходили к причастию. В то воскресное утро отец не пытался сделать вид, что у него все в порядке, но он искренне благодарил Бога за все доброе, что было в нашей жизни. Он вкушал от Источника истинной надежды и стремился глубже познать Подателя всех благ.

Эти события научили меня, что положительное влияние родителей заключается не в постоянной веселости, не в особом могуществе и даже не в любящей опеке. И уж точно оно никак не

связано с материальными благами. Лучшее, что родители могут сделать для своих детей, - постоянно искать Бога, несмотря на все преграды. Осознав сие, я обрел надежду. Дело в том, что моим сыновьям доводилось видеть вещи похуже, чем отца с мятой десяткой на кухонном столе. Был период, когда неудачи подкосили меня настолько, что я в буквальном смысле потерял способность ходить. Порой накопленный мной стресс выплескивался на домашних в виде необузданного гнева, не оставляющего места состраданию. Иногда непреходящее беспокойство лишало меня способности проявлять любовь и тепло к самым близким людям. Случалось, что мои требования к сыновьям диктовались собственным эгоизмом, а потому вполне заслуживали отчаянных протестов с их стороны. При всех моих стараниях быть хорошим отцом легко вспомнить множество ситуаций, когда я совершал серьезные ошибки. Неудачи, как естественное следствие ошибок, шли за мной по пятам и заставляли меня задаваться вопросами типа: «К чему все усилия? Хочу как лучше, а в итоге всегда только хуже - жену обидел, детям подал дурной пример, а уж о добром христианском влиянии и говорить не приходится. Чему я могу научить сыновей, если в своей жизни не имею и намека на любовь Христову?». Однако единственным безвыходным положением является капитуляция. Благодаря отцу я держался до последнего, стараясь, как он, продолжать путь независимо от обстоятельств. Надеюсь, что все трудности, которые я создавал жене, детям и окружающим, лишь убедили их в том, что вера в Бога стоит больше, чем любой успех в мирских делах, и всех нас обязательно ждет великая награда, даже если сегодня мы принесли домой только десятку.

5. «Не хочу в церковь...»

Воспоминания отца

Как хорошо и как приятно жить братьям вместе\ (Пс. 132:1)

Я связал жизнь с маленькой протестантской церковью «Плимутское братство». Каждое воскресенье мы собираемся вместе праздновать День Господень и совершать хлебопреломление в память о страстях Христовых. Более семидесяти лет я неизменно появлялся в дверях храма каждую неделю, и это была не дань привычке, а вера, основанная на Священном Писании: «Не будем оставлять собрания своего» (Евр. 10:25). Лишь однажды, около восьми лет назад, я проснулся утром с разрывающей сердце мыслью: «Не хочу в церковь...» - и поддался искушению. Оснований у меня было предостаточно, хотя сейчас даже неловко их перечислять: при непредвзятом рассмотрении подобные предлоги имеют тенденцию терять свой вес. Скажу только, что в то время у меня назрели некие претензии к порядку проведения причастия. В моих сомнениях меня очень поддерживал апостол Павел, чьи наставления молодому Тимофею о пристойном поведении (1 Тим. 3) казались мне весьма уместными в отношении ряда прихожан. В силу своего возраста (мне тогда уже минуло семьдесят) я являлся одним из старейших братьев, а потому рассчитывал на то, что остальные прислушаются к моей мудрости и поблагодарят за духовный опыт, которым я великодушно поделился.

Надо сказать, что вопрос о порядке проведения причастия висит и по сей день, но мое поведение в то утро уже стало для меня совершенно ясным. Беспокойство перешло все границы, рой противоречивых мыслей сводил с ума. В какой-то момент я решал, что буду ходить в мою церковь несмотря ни на что. Через минуту мне казалось, что надо все бросить и на старости лет искать что- то иное. Я был, как тот, про кого Иаков писал: «Человек с двоящимися мыслями не тверд на всех путях своих» (Иак. 1:8). В конце концов я вспомнил, что давно не стриг траву перед домом, в гараже бардак, а машина так и не мыта после недавнего дождя. Всеми этими делами я и занимался с предельным рвением, стараясь не думать о том, что не пошел в церковь, и о том, что Господь недвусмысленно повелел обратное.

Бедная Изабелла наблюдала за мной молча. Природная мудрость удержала ее от призывов одуматься. Без меня она в церковь не пошла, а потому тоже провела то воскресенье дома. Если честно, то на самом деле я надеялся, что она засобирается одна, а я не удержусь и последую за женой. Позже она объяснила, что хотела-таки пойти, но мысль о расспросах: «А где сегодня брат Ларри?» - привела ее в ужас и помешала исполнить желаемое. Действительно, что она должна была отвечать? «Он недоволен тем, как в церкви обстоят дела с причастием». Страшно представить тихую, стеснительную Изабеллу, объясняющую мои богословские взгляды перед всем приходом. Или она должна была лгать и с обеспокоенным выражением лица говорить: «Ах, сестра Маргарет, ему с утра было так дурно»? А кроме того, Изабелла наверняка почувствовала, что нужна мне, хотя бы как безмолвная слушательница моих сетований.

Наконец, я пришел в себя подобно блудному сыну из 15-й главы Евангелия от Луки. Я начал ругать себя: «Неужели ты хочешь стать причиной раздора в церкви? Ты забыл слова Христа о том, что все должны быть едины, как едины Отец и Сын (Ин. 1722)? Быть может, тебе не дают покоя лавры коринфян, споривших, кто из них Павлов, кто Аполлосов, кто Петров, а кто Христов (1 Кор. 1:12)?». Я задумался о временах, когда гонения сплотили христиан. Перед лицом смерти все прошлые разногласия стали казаться им мелкими и несущественными. Неужели мы, современные верующие, будем ссориться, пока нас не начнут притеснять? Не являются ли все наши раздоры следствием «несходства характеров» конкретных братьев и сестер? Не превратились ли мы в фарисеев, «оцеживающих комара, а верблюда поглощающих» (Мф. 23:24)? Господи, скажи, неужели я - фарисей?!

С годами я все больше чувствую желание встречаться с другими верующими. Собрания и совместные молитвы дают мне невыразимую радость. Я ощущаю движение Святого Духа среди нас и наполняюсь райским блаженством. Скромный поэт, подписывавший свои стихи инициалами К. А. В., оставил нам чудесный гимн:

Во имя Господа все вместе

В часовне скромной собрались.

Глаза подняв, в единой песне,

В едином Духе мы слились.

Святой Дух даровал мне страстное желание испытать еще более высокие ощущения, чем мне уже довелось пережить. Не просто собраться, а собраться вместе - вот чего я хотел. Почему же это «вместе» не всегда удается? Порой я отправляюсь на встречу с братьями, предвкушая радость от присутствия Христа среди нас. Однако хватает одного холодного взгляда или неуместного замечания, чтобы мой настрой на чудо разрушился, а на его месте возникли чувства низменные, грешные. Дружеское отношение сменяется безразличием Я произношу бессмысленные фразы, перемежая их не всегда уместными ссылками на Священное Писание, и так строю стену за стеной вокруг себя.

Я знаю, что настоящее общение без стен и преград возможно. С годами я вобрал в себя многие страницы Библии и начал надеяться, что мне удастся вступить, наконец, на «путь еще превосходнейший» (1 Кор. 12:31). Однако до сих пор мне не хватает мудрости подняться выше глупых человеческих проблем Писание же не дает нам четких советов на все случаи жизни, предлагая лишь общие принципы поведения.

Познание Бога могло бы стать общей радостью для братьев по вере, стремящихся к обладанию всем, что Господь уготовил чадам Своим Когда Моисей пожелал увидеть Бога, Бог объявил, что явится ему посреди двух херувимов на крышке ковчега откровения (Исх. 25:20-22). Слова Господни дышат прощением, при этом потрясает глубина образов: по Своей необъятной милости Царь вселенной спускается на ковчег, внутри которого лежит нарушенный

Закон, а на котором - окропленная кровью крышка. Никто более не мог поднять крышку и вытащить Проклятие из ковчега, ибо здесь была пролита искупительная кровь.

Встреча с Богом на крышке ковчега - основа причастия. Глубже понять, что там происходило, значит познать Бога. Может ли человек надеяться на это счастье? Несомненно, да. Однако еще больший восторг мы испытываем, когда соединяемся в причастии с другими верующими и вместе вкушаем от небесной трапезы. «Не будем оставлять собрания своего... но будем увещевать друг друга, и тем более, чем более усматриваете приближение дня оного» (Евр. 10:25).

Мне трудно писать. Два часа ночи, в голове туман, сознание отключается, и мимолетная дрема уносит меня на высокую гору, опирающуюся на густые облака. Неустойчивая опора нимало не беспокоит меня. Я предаюсь размышлению над богословскими теориями и прихожу к выводу, что мое убеждение о непременном наступлении хилиазма сразу после Второго Пришествия - действительно, неоспоримая истина, и горжусь собственной правотой. Внезапно почва уходит у меня из-под ног, я лечу вниз, оставляя позади доктринальные споры с воображаемыми противниками. Вокруг меня в странном водовороте кружатся христианские догмы. Теперь все мои «непоколебимые» принципы кажутся смешными, у них нет никаких преимуществ перед воззрениями моих оппонентов. Вот и конец падению. Я стою на твердой скале, туман и сырость исчезли, прозрачный воздух полон ароматов цветов. Глазам удается разглядеть мои убеждения, громоздящиеся на вершине горы в виде осколков гранита с надписями. Я по-прежнему верю в их истинность, но желания спорить больше нет. Вдохнув полной грудью свежий воздух долины, я начинаю понимать, что и противники мои имеют вполне веские доводы в свою пользу. Чужие взгляды уже не вызывают у меня раздражения. Я смотрю под ноги. Твердая скала состоит из великих истин, без которых невозможно общение с Богом, - это вера в Иисуса Христа, предвечного Сына Божия, в божественную сущность Христа и в спасение по благодати Его драгоценной кровью.

«Свершилось», - произнес Господь на Голгофе, но это не были слова умирающего. Нет, это был триумфальный клич, обозначивший победу над злом и возвращение к Богу всего падшего мира. Без этого слова христианство не имеет смысла, ибо не может дать людям ничего. С ним же христианство дает нам все, и в этом главная истина. Все мелкие доктринальные тонкости, которые казались мне. ранее весьма существенными, не утратили значения, но нашли свое место относительно действительно важнейшего. Они не стоят споров и взаимных обид между братьями и сестрами, искренне любящими Спасителя.

Ранее постулаты веры казались мне монолитными столбами, на которые опиралось основание нашей жизни. Теперь же я понял, что они подобны колодезным желобам, по которым Господь изливает на нас Свою любовь. Будучи низвергнут на более низкий уровень внутри самого себя, я вдруг увидел более глубокий смысл всего, во что верил. Христианское учение - это история любви, романтический рассказ о неразделенном чувстве Того, Кто никогда не оставит надежду покорить сердце возлюбленной.

Ничтожество, убогое созданье!

Найдется ль кто, кому милы бы стали

Твои проказой искаженный мозг, гниющая душа, Съедающие сердце черви? Никто, никто.

Лишь Я люблю тебя!

Отняв из рук твоих все блага, Я не зла желал. Отнимая, надеялся, что их искать начнешь, и вот - В Моей деснице их отыщешь. Как ребенок, смеяться будешь, И ладони Мои лобзаньями покроешь.

Я жду тебя!

Ах, если б знала ты, каких чудес, Каких сокровищ без всякого предела В дворце небесном Я уготовил для тебя! Очнись, восстань от чар бесовских, дай руку Мне. Вернись!

(Из поэмы Франсиса Томпсона «Небесная гончая».)

Без личных взаимоотношений, составляющих сердце христианской веры, все доктрины и догмы превращаются всего лишь в кимвал звучащий. Честно говоря, я по-прежнему «не хочу в церковь», но я хочу встречаться со Христом и разделять радость встречи с другими, кто тоже любит и знает Его.

Размышления сына

Один известный проповедник признался, что после похорон отца впервые ощутил себя свободным человеком. Полагаю, каждый сын в той или иной степени считает себя обязанным добиваться похвалы отца, причем это удушающее чувство не у всех проходит со смертью родителя.

Мы с отцом тоже не во всем соглашаемся. Например, ему не нравится, как я трачу деньги. Действительно, я редко задумываюсь о цене, если ботинки подходят к нестандартной форме моих ног. Он же без тени сомнения купит неудобные туфли, если они стоят дешевле. Да что туфли! Если начнется богословский спор, вскоре выяснится, что наши взгляды расходятся по доброй половине вопросов. Отец - консерватор во всем, что касается порядка в поместной церкви, а я в этом отношении - либерал.

Мне было почти тридцать лет, когда я ушел из Плимутского братства. Евангельская община, которую я начал посещать, очень отличалась от всего, к чему я привык с детства. Через полгода в новой среде я понял, что нашел себя. Мне было больно расставаться с церковью, где я родился и вырос и где мои родители провели всю свою жизнь. Убеждения отца всегда имели и будут иметь для меня большое значение, и мой уход виделся мне самому предательством в отношении именно отца. Но почему? Почему подсознательное желание родительской похвалы спутывает меня по рукам и ногам? Или это все-таки пиетет, преклонение перед мудростью старшего человека, подобное трепету зеленого интерна перед главным хирургом?

Думаю, уважение мое по большей части сознательно и обоснованно. Бывает, что я спорю с отцом и после споров остаюсь при своем мнении, однако к таким случаям я отношусь очень серьезно. Он, действительно, мудрее меня, поскольку дольше жил и больше видел, а главное, все эти годы он сохранял верность Слову Божию и духовную чистоту. Однако должен признать, что бессознательное детское желание угодить родителю у меня все же есть. Надежда заслужить одобряющую улыбку человека, некогда бывшего воплощением власти и источником жизненных благ для маленького Ларри, все еще сильна. Отношения отца и сына неизбежно обостряются с годами, и растущее напряжение встает на пути плодотворного влияния, которое умудренный опытом отец мог бы оказывать на свое повзрослевшее чадо.

Позвольте мне немного порассуждать как психологу. Динамика отношений складывается в данном случае из двух элементов. Во-первых, отцу кажется, что сын предал его, поскольку принимает самостоятельные решения. Конечно, внимательные родители, и к ним я отношу своих, предоставляют детям свободу в выборе собственного пути. Однако на деле любой отец ждет от сына решений правильных, которые ценит выше полностью независимых. Посудите сами: кто из родителей искренне одобрит отпрыска, избравшего полубродячий образ жизни и перебивающегося случайными заработками? И наоборот, они совершенно естественно будут гордиться работящим сыном, которого уважают коллеги и ценит начальство. Таким образом, даже самые «либеральные» отцы ждут от сыновей решений, основанных на здравом смысле, причем на здравом смысле отцов: чтобы сын свободно и независимо пришел к точке зрения старшего поколения и самостоятельно избрал путь, давно выбранный для него любящими родителями.

Вот вам несколько конкретных примеров. Сын активиста республиканской партии вступает в партию демократическую. Сын старого и консервативного баптиста становится пресвитерианским священником. Пусть решение начинающего политика продиктовано искренним желанием служить родной стране наилучшим образом, а выбор молодого пастора основан на глубоком убеждении в правильности доктрин Кальвина, которые он изучал в течение долгих ночей и обдумывал не один год. Что с того, что дети нашли свой путь самостоятельно после серьезных размышлений и душевных терзаний? Отцам хочется, чтобы их мальчики были счастливы, а значит - чтобы жили в соответствии с убеждениями отцов! Многие из нас грешны в переиначивании первой заповеди: «Служи Господу Богу, как я тебе подскажу», причем делаем мы это исключительно из родительской любви.

Второй элемент в динамике отношений «отец - сын» состоит в желании сына установить определенную дистанцию между собой и человеком, с которым на самом деле он хочет быть очень близок. Сын мечется в поисках счастливого равновесия. То он откровенно идет против воли отца, только чтобы продемонстрировать свою самостоятельность, то он послушно выполняет все родительские указания, полностью отказываясь от независимого мышления. Ни в том, ни в другом случае он не свободен. Как протест, так и повиновение продиктованы существованием могущественной личности, перед которой сын бессилен.

Такое положение вещей приводит к хаосу. Отец стремится к самодержавию, сын - к автономии. Отец считает сына предателем, когда тот осмеливается поступать по-своему. Сын всю свою жизнь ищет золотую середину между независимостью от отца и одобрением от него же. Пока сия проблема существует, о добром наставничестве речи быть не может. Попытки отца повлиять на духовный мир сына будут восприниматься как давление, и сын опять должен будет решать: бороться или капитулировать.

Душевные терзания моего отца из-за нежелания идти в церковь указали на, пожалуй, единственный выход из замкнутого круга В его сне или видении (надо сказать, зрелости свойственно отказываться от рационализма в пользу мистики) дорогие его сердцу христианские догмы кружились в беспорядочном водовороте, пока он летел вниз. Они более не могли служить ему надежной опорой. /зумазо, это самый важный момент. Не было более горы, которая возносила его над всеми, не нужны были и догмы, и потому чувства потери отец не ощутил. Он верил по-прежнему, но уже знал, что мелкие богословские постулаты не имеют определяющего значения. Диалог с инакомыслящими становился возможным. Приземлившись на твердую почву, отец понял, что система его убеждений строилась неправильно. Все его взгляды были основаны на важных теориях, но они не являлись центральными для христианской веры. Новое основание (впрочем, оно и всегда было!) состояло из теплых, личных отношений со Спасителем, которые отец был рад разделить с братьями и сестрами по вере.

Мне понравились эти образы, особенно сравнение постулатов веры с колодезными желобами. Убеждения отца остались теми же, изменилась их функция. До тех пор, пока его взгляды на жизнь церкви оставались монолитными опорами, возносящими его над другими людьми, попытки оказать какое-то влияние на происходящее встречали или открытый протест, или неискреннее согласие. Когда же они превратились в колодезные желоба, по которым Бог изливал Свою любовь, диалог стал возможен и продуктивен. Более того, совместное обсуждение спорных вопросов привело к более глубоким и близким отношениям между отцом и другими прихожанами, а также между прихожанами и Богом Вместо раздора воцарилась гармония.

Мы с отцом и по сей день ругаемся по некоторым вопросам Порой мне кажется, что колодезные желоба опять превращаются в столбы! А иногда я понимаю, что спорю беспричинно - просто чтобы показать свою независимость. И до сих пор бывает, что я лицемерно соглашаюсь с отцом и нехотя отказываюсь от задуманного ради того, чтобы угодить ему, что тоже глупо. Однако мы оба знаем, что основание у нас одно: мы убеждены, что обязаны творить угодное Богу, а не друг другу. Что награда, которой мы оба желаем, есть глубокое познание Бога. Что оправданны лишь те разделения, которые происходят от разного понимания сути отношений между Спасителем и спасенными. А по этому вопросу у нас разногласий нет. На том и стоять будем, не забывая проверять колодезные желоба - не превратились ли они обратно в столбы.

День, когда отец покинет меня и уйдет в мир иной, увы, неизбежен. Как психолог, я могу предположить у себя некое увеличение внутреннего чувства свободы в связи с этим событием Однако если это ощущение и возникнет, оно померкнет по сравнению с болью от невосполнимой утраты.

6. «Позволь мне быть рядом с братом, когда он будет умирать...»

Воспоминания отца

Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни

(Ин. 6:68).

К тому времени, как мамы не стало, мы все уже выросли, разъехались, обзавелись семьями и родили детей. Однако, несмотря на расстояния и житейские заботы, мы - Сесиль, Элен, Ма- белла ия - все равно чувствовали себя неразрывно связанными друг с другом невидимыми нитями. Просто после смерти матери привычное «все впятером» превратилось во «все вчетвером».

Хотя с годами разница в возрасте уже не ощущалась, я продолжал думать о Сесиле как о старшем брате, звезде дворовой команды по футболу. Мы любили вспоминать двадцатые годы, когда проводили вместе так много времени. Однажды Сесиль спас меня от кулаков отпетого хулигана из соседнего квартала. Тот уже успел расквасить мне нос, но старший брат подоспел на выручку и обратил неприятеля в позорное бегство. После школы мы сблизились еще больше. Забыв глупые детские раздоры: «Не трогай, мое!», «Мое! Мое! Отдай!», мы смогли стать близкими друзьями.

Сесиль работал химиком в крупной компании «Дюпон» и, выйдя на пенсию, решил посвятить жизнь путешествиям и развлечениям Пенсия у него была огромная, а потому он запланировал поездки с женой Дженни по всем 48 штатам, по Англии и Южной Америке. К сожалению, надеждам на трансокеанские перелеты первым классом, посиделки в лондонском пабе и милые вечера вдвоем на берегу Атлантического океана не суждено было сбыться.

У Сесиля обнаружили рак, болезнь быстро прогрессировала, вскоре ему отняли ногу, и вся жизнь вдруг стала совсем иной. Помню, как удивительно спокойно он принял свое состояние. «А что мне жаловаться? Я уже оттрубил больше семидесяти лет на этом свете. Глаза мои видят - могу читать, да и компьютер мой

ножного управления не требует. А кроме того, со мной моя Дженни, чего еще я могу желать?», - добродушно усмехался Сесиль, замечая сострадание в моих глазах

Он продолжал вести активный образ жизни. Устроился преподавать литературу в школу для взрослых Сын Чарли всячески поддерживал, боевой дух отца, а его старинный друг Франк (с ним они еще в футбол гоняли вместе) научил пользоваться протезом. Дело в том, что Сесилю ампутировали ногу выше колена, и он никак не мог приспособиться к новому способу передвижения. Франк по несколько часов каждый день терпеливо тренировал друга.

Спустя несколько лет и я вышел на пенсию. Мы с Изабеллой переехали в Южную Каролину, но не забывали навещать Сесиля в Нью-Джерси. Каждый раз мы заставали дом, полный гостей. Сесиль и Дженни любили шумные компании, им нравилось общаться с людьми, и люди платили им тем же. Для меня встреча с братом всегда была радостью, хотя наши взгляды на жизнь существенно разошлись с годами.

Дело в том, что тогда как я уверовал еще в подростковом возрасте, Сесиль отказался от христианства и объявил себя агностиком, утверждая, что мир практически непознаваем. Мы много и горячо спорили, но все без пользы. Я не мог поверить, что любимый брат, с которым мы вместе листали страницы детской Библии и о котором так нежно молилась мама, не знает Бога. Некоторые христиане любят высокомерно говорить о людях иных убеждений как об аморальных личностях, в которых нет ничего путного. Я не могу выносить подобного отношения. Не только я, родной брат, но все, кто знал Сесиля, подтвердят, что он был замечательным человеком. Он не называл себя последователем Христа, но воплощал в себе немало добродетелей, какие мы склонны считать исключительной принадлежностью «истинно верующих».

Рак нанес новый удар. Бесконечные процедуры и дорогие лекарства не помогали. Сесиль вновь оказался на больничной койке. Мы сидели с ним по очереди круглые сутки, и порой казалось, что забрезжила надежда. Когда ему назначили операцию по удалению

катаракты на левом глазу, мы воспряли духом. Если бы он был смертельно болен, разве врачи стали бы возиться с какой-то катарактой?

Через день Сесиля выписали. Теперь он должен был лежать дома и пить те же отвратительные лекарства, от которых, наверное, уже устал. Мы не могли понять, что произошло. Врачи сдались? С какой целью назначено столько препаратов? Если ему осталось немного, нельзя ли избавить его от всех неприятных и, видимо, бесполезных химикатов и просто создать спокойную и уютную обстановку? В ответ мы слышали только туманные фразы типа: «Прогноз неопределенный».

День, когда мы привезли Сесиля домой из больницы, показался мне концом света. Мне казалось, что ангелы смерти уже стучатся в двери, заглядывают в окна, зовут тихими, грустными голосами: «Сесиль... Сесиль...». Встав на колени перед кроватью, я прошептал брату в самое ухо: «Хочешь, помолимся вместе?». Я боялся рассердить его - доктора говорили, что он выходит из себя при малейшем намеке на возможный скорый конец, и специально предупреждали, чтобы мы не заводили таких разговоров. Кроме того, в течение долгих лет он убежденно доказывал мне, что смерть - не что иное, как прекращение жизни. Мог ли я рассчитывать на доброжелательную реакцию? Однако, когда я упомянул о молитве, он повернул ко мне лицо, мокрое от слез: «Спасибо тебе, Лорена Правда, давай помолимся». Я впервые видел, чтобы Сесиль плакал.

Как это ни странно, я совершенно не помню той молитвы. Слова, которые полились из моих уст, пришли не от меня. Это было, как в Послании апостола Павла к римлянам (Рим. 8:26): «Мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными».

Вечером того же дня лечащий врач зашел к нам осмотреть Сесиля и, слегка подняв брови, неуверенно произнес: «Похоже, ему стало лучше. Не могу ручаться за сроки, но он проживет еще немного. Мы создадим для него удобную обстановку и предупредим вас, когда будет ясно, что конец наступает». Мы с Изабеллой

решили вернуться в Южную Каролину. Мы и так долго пробыли в Нью-Джерси, и дома накопилось немало дел. Дженни пообещала немедленно извещать нас о любых изменениях. Брату я сказал: «До скорой встречи», и он ответил мне: «Приезжай еще!». Это были наши привычные слова прощания, за много лет превратившиеся в ритуал

Всю дорогу я думал о брате и молился. Я просил Бога: «Позволь мне быть рядом с братом, когда он будет умирать! В последнюю минуту я хочу держать его руку и говорить о Христе Мой старший брат, мой любимый Сесиль будет уходить в вечность... прими его, Господи, в Царствие Твое!». Мы приехали домой уже за полночь, но я не мог спать. До самого утра я повторял ту же молитву, а на рассвете раздался звонок от Дженни: «Сесиля больше нет».

Она избегала слова «смерть», но разве только она? У нас принято говорить: «Он покинул нас», или «Он ушел в мир иной», или «Он более не с нами», а что это меняет? Сесиль умер. Мой старший брат умер, а где был в это время Бог? Я так просил Его, я умолял Его позволить мне разделить с братом последние минуты перед его уходом в вечность, и что?

Я оглядывался назад и видел маму, такую молодую и красивую, улыбающуюся сквозь слезы своим четырем малышам. Четырем малышам, стоящим у кровати, с которой их папе уже не суждено было подняться. Мамины глаза лучились уверенностью: «Папа выздоровеет. Он обя-за-тель-но поправится. Вы сами увидите. Я молилась Богу, а Бог очень добрый. Он спасет папу». Мне было тогда пять лет, разве мог я сомневаться в маминой вере? Конечно, папе скоро станет лучше, ведь Бог может даже мертвого оживить.

За долгие годы, минувшие с тех пор, я пришел к тому уровню духовной зрелости, когда веришь Богу, несмотря ни на что. Однако теперь все старые вопросы, оставшиеся где-то глубоко в душе с тех детских лет, вновь всплыли на поверхность. Я опять разрывался от сомнений в любви Божией, я отказывался верить в Того, кто пренебрег моими мольбами. Разве я многого просил? Я не требовал спасти Сесиля от смерти - видимо, я не смел даже надеяться на подобное чудо, не то что молиться о нем. Рак в

последней стадии, что тут скажешь... Мои молитвы не испытывали Бога на «всемогущество», мМе надо было самую малость: быть с братом в последний час, и вот я здесь, за сотни километров от него. Не отдохнув от бессмысленной поездки, мы должны опять собираться в путь - теперь на похороны.

Вера моя выжила только потому, что я обратился за помощью ко Христу: «Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6:68). А также потому, что по Своей великой милости Бог не открыл мне будущее. Если бы я знал, что за кончиной брата совсем скоро последует смерть сестры, а потом внезапная гибель старшего сына, мое сердце не выдержало бы. Я уподобился бы несчастному Иову, который, по словам одного из утешителей, жаловался на Всевышнего: «Он нашел обвинение против меня и считает меня Своим противником; поставил ноги мои в колоду, наблюдает за всеми путями моими» (Иов. 33:10-11).

И мы опять поехали в Нью-Джерси. Нам предстояло проводить второго из дружной пятерки, пережившей папу. Из папиных похорон я помню только мамины слова: «Папа с Господом И скоро мы все будем с ним». На маминых похоронах мы все утешались мыслью о маминой вере: она часто говорила о том, что очень скоро все святые будут восхищены на облаках «в сретение Господу на воздухе» (1 Фес. 4:17), и в подтверждение своих слов выкладывала на обеденный стол Библию, открытую на этом месте, как бы объясняя отсутствие папы и обещая счастливую встречу в самом ближайшем будущем

Проводы брата прошли идеально. Гроб поставили в траурно убранной церкви. Проститься с Сесилем пришло очень много людей, что свидетельствовало о том, как сильно его любили и уважали все, кому довелось его знать. Не всем хватило мест на скамейках и дополнительных стульях, и некоторым пришлось стоять все богослужение. По отзывам присутствовавших, заупокойная проповедь была очень трогательной и утешила страдающие сердца. Потом вся эта толпа поехала на кладбище. Все говорили о том, как много значил для них Сесиль, каким замечательным человеком он был

Только мне эти похороны запомнились, как унылая, блеклая церемония, отличающаяся от всех подобных событий, участником которых мне доводилось бывать. Ранее я всегда чувствовал надежду на счастливую встречу. Я утешался ожиданием восхищения святых (1 Феа 4), мыслями о воскресении мертвых и облачении в тела нетленные (1 Кор. 15), просто думал о Царствии небесном. Чувство утраты заглушалось предвкушением неизреченной радости от воссоединения с Господом и ушедшими к Нему прежде меня христианами. Мог ли я рассчитывать, что когда-нибудь увижу Сесиля?

Ростки надежды у меня все же были. Я знал, что Святой Дух молился за моего брата. Не может быть, чтобы те удивительные слова небесного Ходатая, ускользнувшие из моей памяти, пропали впустую. Разве не произошло в тот день возвращение блудного сына в лоно Отца? Я представлял, как Бог стоит у порога небесных врат и вглядывается в даль, потом видит Сесиля, бредущего к Нему по пыльной дороге, и - бежит, Бог бежит навстречу Своему сыну, чтобы обнять и принять в дом Свой. В дом, где я вновь встречу маму, папу и брата. Обязательно встречу!

Кто-то сказал «Мы стоим в гиблом месте, где каждый шаг может оказаться смертельным или привести нас к вере». Когда под ногами зыбучие пески царства тьмы, единственный способ удержаться - ухватиться за Бога, как утопающий хватается за соломинку. «Надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает» (Евр. 11:6). Надо веровать, что Он есть! Как часто и я в своих молитвах взывал «Господи, помоги неверию моему!». Увы, меня не миновала тьма, и я знаю, что такое идти через черную пустыню к далекому и единственному Источнику света.

Со дня похорон Сесиля я иду и иду к этому огоньку надежды, но он не приблизился ни на шаг. Однако случилось нечто удивительное, чудесное: душа моя вдруг успокоилась. Незаметно для меня внутренний стержень, сломавшийся в тот грустный день, восстановился и стал даже крепче, чем раньше. Моя отчаянная просьба: «Позволь мне быть рядом с братом, когда он будет умирать!» - сменилась тихой, но твердой верой.

Много веков назад один умирающий человек обратился к другому умирающему Человеку: «Господи, вспомни меня!». Ответ пришел от Того, Кто пришел искать и найти заблудших: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43).

Младшая сестра и я - единственные, кто сейчас остались из дружной пятерки. Мы часто говорим с ней об этих вещах. Тем, кто взывает во имя Иисуса, Господь дарует песни в ночи. Да, мне не довелось быть с братом, когда он умирал, но, превозмогая боль, сердце мое поет.

Размышления сына

Когда ситуация кажется безвыходной, огорчение превращается сначала в разочарование, а потом в негодование. В такие тяжелые минуты я кричу: «Боже, я знаю, что Ты благ! Вот только в чем это благо?». Чем именно занят Бог в тот момент, когда Его чада гибнут в трясине неудач, так и не нащупав ногами твердой почвы?

Недавно отцу сделали операцию на сердце. У него оказались утолщены стенки митрального клапана, а яремная вена тромбировалась, что мешало нормальной циркуляции крови. Чтобы осуществить операцию, хирургам пришлось распилить грудину, после чего они поставили искусственный клапан и произвели шунтирование Отец никогда не жаловался на здоровье и держался бодро для своего возраста, но восемьдесят лет - это восемьдесят лет. Конечно, я страшно волновался, сидел с ним до самой операции, ждал в приемном покое, постарался увидеть его, как только он очнулся от наркоза. Должен отметить, что до операции он весело улыбался, подшучивал надо мной, хотя и понимал серьезность происходящего. Он был убежден, что если не перенесет операции, то будет в лучшем мире в объятиях Спасителя и всех любимых родственников, ушедших прежде. В то же время он надеялся на успех и верил, что любовь Божия защищает его.

Операция прошла удачно, но физическое состояние после нее оказалось значительно хуже, чем отец ожидал Он еле-еле передвигал ноги, так что ходить без посторонней помощи не мог. Стоило ему кашлянуть, как грудную клетку пронизывала страшная боль. Появления улыбающейся медсестры он ждал с ужасом, так как это очаровательное и доброжелательное существо приносило с собой жестокие орудия пыток и подолгу пыталось попасть в его измученные вены, чтобы в уже который раз взять кровь на анализ.

К физическим страданиям добавились душевные. Как вы думаете, в чем должна заключаться духовная победа восьмидесятилетнего старика после сложнейшей операции? Как должна проявлять себя христианская зрелость? Отец молился со слезами на глазах: «Господи, спаси от этой боли, сил нет терпеть. Если не избавишь меня, хотя бы дай знать, что Ты рядом, хоть намекни, чтобы я сразу понял и не сомневался, что Ты со мной».

Спустя месяц отец сказал мне: «Ты даже представить себе не можешь, что у меня тогда творилось в голове В одну ужасную ночь я обвинил Бога в том, что Тот послал меня в мир слишком поздно

через целых две тысячи лет после Рождества Христова. Живи я в то время, когда Господь во плоти ходил по этой земле, Он пришел бы ко мне, возложил руки мне на грудь и исцелил без всякой операции. Потом я понял, что говорю какую-то чушь, но отчаяние редко рождает разумные мысли. Мне хотелось тогда только одного

уснуть без боли и страданий, а Бог отказывался помочь». Далее отец добавил: «В церкви мы поем разные гимны и благочестивые песни, а ведь многие из этих, с позволения сказать, произведений искусства или глупы, или откровенно лживы. Эго всплывает наружу, когда наступают тяжелые дни и все эти радостные и теплые слова оказываются бесконечно далеки от реальности».

Можно ли назвать духовно зрелым человека, который позволяет себе такие рассуждения? Вспомним: Павел, будучи в темнице, пел хвалу Господу, однако не скрыл от нас, что переживал тогда чувство безысходности и одиночества. У пророка Иеремии настроение менялось от благоговейного трепета до граничащего с богохульством негодования. Сегодняшние психиатры поспешили

бы признать его эмоционально нестабильным и прописать сильнодействующие лекарства. Так надо ли петь, когда сердце полно страданий? Повинны ли мы в недостатке веры, если не в состоянии выдавить из себя ни единой мажорной ноты? Пожалуй, лучше всего прославляет Бога уверенность в Его благости, несмотря на видимое отсутствие доказательств оной. Вообще, я думаю, что лучшие из церковных гимнов написаны страдающими христианами в самые темные часы их жизни.

Отец пролежал в больнице десять дней, и за все это время ему ни разу не удалось выспаться. Вначале, пока боль еще не ощущалась так сильно, он не мог сомкнуть глаз из-за соседа, который храпел, как стадо бизонов. Отец попросил снотворного, но от лекарства стало еще хуже: уснуть так и не удалось, а в голове началась невообразимая путаница с галлюцинациями и бредом, так что он впал в состояние, близкое к психозу, на целых четыре часа.

Потом начались ужасные боли. Когда отец кашлял, я с трудом удерживал себя от желания выбежать из палаты. Я не мог выносить вида гримасы боли, которую иногда сменяла ободряющая улыбка, а бывало, что сил на нее уже не оставалось. На ночь я уходил в гостиницу напротив больницы, где снимал номер. Страдающее лицо отца преследовало меня. Я открывал книгу, но не мог прочитать ни строчки; включал телевизор, но не понимал даже, какая идет передача. Оставалось только молиться, что я и делал, пока не впадал в забытье. Однажды я целый час повторял одну только фразу: «Господи, пусть он уснет! Господи, пусть он уснет!», надеясь на чудо. Разве Богу не подвластна боль? Конечно, Он даст отцу возможность отдохнуть, ведь я на Его месте обязательно помог бы бедняге

Наутро я выскочил из гостиницы, натягивая по дороге свитер, бегом перебежал улицу, чуть не угодив под машину «Скорой помощи», взлетел на второй этаж и, едва переведя дух, спросил у мамы, которая просидела с отцом всю ночь: «Ну, как? Спал сегодня?». Что я ожидал услышать в ответ? Почему-то мне казалось, что Бог обязательно услышит мою молитву. Моя уверенность была даже какая-то злобная, агрессивная: «Конечно, услышит! А почему нет?». Мама подняла на меня глаза, обведенные темными кругами. Она выглядела еще хуже, чем обычно. В самом начале я предлагал ей тоже поселиться в гостинице, но она категорически отказалась и все ночи проводила на больничном стуле у изголовья любимого мужа. «Как ночь?», - спросил я уже менее возбужденно. «Ужасно», - вздохнула она. В голосе не слышалось ни тени надежды, ни намека на улыбку. У нее не было сил на притворство.

Весь день она хлопотала вокруг отца, черпая энергию неизвестно откуда Он по-прежнему мучительно кашлял, корчась от боли. Когда настало время прогулки по коридору, я помог ему подняться и повел, поддерживая под локоть. Каждый шаг от палаты до поста дежурной медсестры и обратно сопровождался вздохами и стонами. После обеда отцу внезапно стало хуже. Мы сообщили на пост, и вскоре шестеро врачей и медсестер ворвались в палату, выгнав нас с мамой и женой брата в коридор, где мы и простояли бесконечные сорок пять минут. К счастью, отец пережил то осложнение, реанимационная бригада покинула палату с улыбками на лицах, а дежурная медсестра с сочувствием заметила «Ему бы один раз хорошо выспаться и был бы уже на ногах». Я готов был ее убить.

Вечером того дня я дополз до своего номера и рухнул на кровать. «Господи, пусть отец уснет...» - начал было я привычную молитву, но осекся. К чему это бессмысленное бормотание? Нет, я все еще верил, что Бог любит моего отца Обагренный кровью крест на Голгофе не давал мне забыть об этом Я не сомневался, что Бог, сотворивший мир силою Своего слова, способен навести глубокий сон на уставшего старика Однако та же вера была со мной и накануне, когда я целый час молился об этом, и как выяснилось, без пользы. Чем один вечер лучше другого?

Чувство страшной тайны наполняло меня. Мне казалось, что я стою перед секретной дверью, которая никогда не откроется и лишь будет дразнить мое воображение загадочной замочной скважиной. Все мои молитвы были обращены к всемогущему и доброму Богу, а состояние отца от них никак не менялось. Послеоперационный период шел по плану, без каких-либо чудесных событий

и сверхъестественных улучшений. Доктора не замирали в удивлении перед необъяснимыми результатами анализов и диаграмм, череда любопытных медсестер и санитарок не устремлялась в палату под любыми благовидными предлогами, чтобы увидеть необыкновенного послеоперационного больного. Разве вера моя была недостаточно глубока? Отнюдь нет! Если бы хоть одно существо намекнуло мне тогда, что все дело в «неверии», я бы не совладал с собой. В конце концов, Бог настолько велик, что людям не дано предугадать Его действия. Можно ли ставить Его в зависимость от наших молитв, пусть даже самых искренних?

И все-таки, почему Господь не пожелал совершить одно маленькое чудо? Я просил всего-навсего одну ночь хорошего сна! Тот, кто заставил танцевать калеку и поднял мертвеца из гроба, наверняка не посчитал бы трудным победить бессонницу. На каком основании моя просьба оказалась отклонена на небесном совете?

В ту ночь я лежал, уставившись в потолок. Мне было жаль родителей и обидно за себя. Вдруг в какой-то момент я остро почувствовал: Бог желает говорить со мной. Я не мог более молиться о сне для отца, но почему-то я уже и не считал эту молитву необходимой. Моя прежняя уверенность в «ответе на молитву» основывалась на дешевых книжках, где Бог изображен как Некто, Кого можно склонить на свою сторону. Теперь мне хотелось просто бьггь уверенным в Боге и Его неизменной сущности.

С собой у меня была книга Г. К. Честертона «Вера: романтика православия», которую я читал не один раз, но почему-то сунул в чемодан в последнюю минуту перед отъездом к отцу. Я открыл главу, в которой автор описывает Христа как открывшуюся ему Личность. Я нервно пробежал глазами страницу, готовый испытать чувство глубокой любви к Богу, Который не помог мне. В душе моей вдруг произошла перемена: вместо желания подчинить себе волю Божию, я страстно захотел встретить Христа, и это произошло. Я настолько реально почувствовал Его сострадание, что даже боль отца не могла ослабить моей уверенности. Рядом со мной была Сила непобедимая, с Которой простому смертному

не сравниться. Меня вобрала в себя реальность Личности, Которой я мог доверять. Мои терзания утихли, я забылся счастливым сном, какой доступен только детям.

Да, Бог не ответил на мои молитвы, но Он позволил мне взглянуть в глаза Его Сыну. Так же Бог не дал отцу проводить дядю Сесиля в последний путь, хотя мог бы. И не дал отцу выспаться после операции, даже когда его выписали и он лежал дома в покое и уюте. Смерть дяди и послеоперационные страдания отца не были отмечены сверхъестественным вмешательством, однако я знаю: Бог был с ними.

Превозмогая боль неуслышанных молитв, отец поет славу Всевышнему, но это не глупая песенка о легких удачах и предсказуемом Боге, больше похожем на Деда Мороза. Нет, это высшая музыка, которая звучит в душах тех, кто встретил Христа. Сомнения и вопросы порой приходят ко мне, но я по-прежнему слышу эту чудесную мелодию. А когда неудачи отягощают язык настолько, что я не в состоянии петь, за меня поют другие.

7. «Я кричал на Бога, но Он не раскаялся»

Воспоминания отца

Едва не пошатнулись ноги мои, едва не поскользнулись стопы, мои (Пс. 72:2).

Было воскресное утро 3 марта 1991 года. Зазвонил телефон, Изабелла взяла трубку и вдруг закричала: «Лоренс, Лоренс, скорее! Возьми трубку! Ужасно, ужасно!». Я подбежал к ней. Звонила Фиби, жена нашего сына Билла. Голос ее прерывался, она по нескольку раз начинала говорить одну и ту же фразу и сбивалась на рыдания. Наконец я понял, что она в аэропорту, где провожала Билла. Все произошло у нее на глазах... Вскоре в новостях передали, что после катастрофы в живых не осталось никого.

Как никого? Почему никого? Этого не может быть! Там был наш сын, наш миленький сыночек, не может быть, чтобы и он... Господи, за что, за что?!

Я не знал, что делать с бурей чувств, разрывающей меня изнутри. Я ушел на поле за нашим домом и кричал, кричал, как безумец, минут десять без остановки. Я бегал по полю, размахивал кулаками, грозил Тому, Кто безмолвно наблюдал с небес за моим припадком ярости. Я и не ждал ответа, мне было достаточно, чтобы Всевышний, сыгравший со мной злую шутку, услышал все оскорбления, которые я изрыгал в Его адрес. Однако вездесущий, всемогущий Отец, Которому я верил всем сердцем и на благость Которого полагался в самые тяжелые дни, скрылся от. меня. Надо мной было пустое голубое небо с облаками. А Билл был мертв уже несколько часов.

И вдруг я услышал шепот моего папы: «Не плачь, Бог с нами». Захлебнувшись слезами, я остановился, как вкопанный, посреди голого, неприветливого поля и постарался вспомнить мамино лицо. Более семидесяти лет назад она склонилась над постелью умирающего мужа, полная невыразимых страданий, и услышала эти тихие слова, которые потом вышила шелковыми нитками, вставила в рамочку и повесила на потрескавшуюся стену нашего крошечного домика в Филадельфии. Не раз политые слезами, эти слова пребывали с ней всю жизнь как свидетельство глубочайшей веры. Папа просил нас смотреть в лицо смерти без слез, спокойно и уверенно, - я же встретил ее проклятиями.

Означают ли мои крики, что вера моя была пуста, что в глубине души я никогда не принимал учения о неисповедимости путей Всевышнего, о Его благости и самодержавной власти? Вот он, «за- пинающий нас грех» (Евр. 12:1), которому я так легко поддался! Папа благословил несчастную жену, с которой не прожил и десяти лет, и четырех малышей, будучи уверен, что его семья остается в надежных руках. Не оглядываясь назад, он отправился за посланником небес, уносящим его во славу. Хотел бы я иметь хоть малую толику его веры!

Когда жизнь моя текла от одной радости к другой, я охотно восхищался непредсказуемостью Бога, посылающего мне на пути приятные сюрпризы. Стоило же произойти трагедии, как от моих восторгов не осталось и следа. Говорят, время лечит, однако эта фраза столько же лжива, сколько банальна. Спустя год после того ужасного утра непроходящая боль заставила меня сесть за письмо, которое я, увы, никогда не смог бы отправить. Адрес был мне известен, но найдется ли почтальон, способный доставить мой конверт? Я написал своему покойному сыну.

Дорогой мой Билл!

Наверное, ты можешь читать эти строки, наклонившись невидимой тенью через мое плечо. Мы, земные жители, знаем о жизни крайне мало в сравнении с тем, что уже постиг ты. Наше существование омрачено печатью смерти, в то время как ты знаешь лишь жизнь - Жизнь! И Того, Кто дарует ее. Как близок к Нему ты сейчас стал!

Я утешаю себя словами небесного Отца: «лучше выйти из тела и водвориться у Господа» (2 Кор. 5:8) и «быть со Христом... несравненно лучше» (Флп. 1:23). Конечно, тебе сейчас хорошо, я знаю,

и ты. счастливее, чем. когда был с нами. Мне даже и вообразить трудно твое счастье, остается лишь ожидать того дня, когда сам смогу вкусить небесных восторгов.

Порой я думаю, что ты и не догадываешься, как мы все скучаем о нашем Билле. Кажется, только вчера ты был частью нашей жизни. Любящий Бог забрал тебя в расцвете сил, а мы теперь гадаем, почему так могло произойти, и никогда не найдем ответа, потому что не можем заглянуть в Разум Божий. Что же нам остается: только слепо верить в благость Всевышнего?

Нет, не слепо! Можно ли назвать слепым того, кто видит сияние небесного Света?

Свет, сошедший в мир, освещает нам путь к познанию Бога. Могу ли я сомневаться в любви Того, Кто соделался плотью и принял смерть ради всех нас? Нет, вера моя не слепа.

Сыночек мой, я так завидую тебе. Ты пережил страшное мгновение, но за ним последовало внезапное погружение в реальность, в осуществление всех чаяний. Помнишь, ты любил в детстве читать К. С. Льюиса? Там у него есть что-то вроде: никогда не задумывался, но на самом деле всегда знал, что так и должно быть. Скажи, у тебя было так? ...Но что за глупости я пишу? Если бы тебя отпустили ко мне в гости, и я спросил бы тебя о жизни там, ты, как Павел, не нашел бы слов описать ее.

Я думаю о тебе и всегда нахожу тебя в Истине. Я знаю, ты там, а чего лучше я могу тебе пожелать? Мне не хватает тебя, и не только мне, но сильнее горя уверенность в истинности обетования: «Мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены, будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем» (1 Фес. 4:16-17). Мы будем вместе, а потому - до встречи!

Пока я писал это письмо, сердце мое наполнилось чудеснейшим ощущением близости к Богу. Почему, почему такие события всегда трудно описывать словами? Господь, Чьи пути неисповедимы, а разум непостижим, приоткрывает Себя в минуты, когда мы особенно нуждаемся в Его помощи, и восторг от прикосновения к Тайне вдруг заслоняет и боль, и отчаяние, и одиночество.

«В живых не осталось никого». Тогда эти слова диктора не сразу вошли в наше сознание. Мы с Изабеллой прожили пятьдесят два счастливейших года, мы стали близки, как только могут быть близки два человека. Страшный удар, постигший нас на закате жизни, приоткрыл иную реальность - небесный ветер. Господь обещал сетующим, «что им вместо пепла дастся украшение, вместо плача - елей радости, вместо унылого духа - славная одежда» (Ис. 61:3). Утрата воистину сделала нас единым существом Мы обнимали друг друга и вытирали слезы друг у друга на щеках, и глубину нашего единения превзойдет только небесная встреча. Только тогда я понял, что имелось в виду под словами: «И будут одна плоть». В те черные минуты я старался утешить Изабеллу, а она старалась утешить меня, и в этом порыве мы совершенно отдали себя друг другу - наверное, что-то подобное испытывают чада Божии, когда оказываются в раю среди ангелов и святых. Тогда мы не просто будем с Богом, но станем подобныЕму. Ветер, принесший нам пепел, вслед за ним принес дыхание весны.

Бог благ и добр. Не все дела Его я могу немедленно понять и принять, однако все они творимы по великому Замыслу Господнему. Билл сейчас жив и счастлив, а тень, разделяющая нас, скоро растает в лучах восходящего Солнца - грядущего Сына Божия.

Написав письмо ушедшему сыну, я взял в руки дневник, но оставил лишь путаные пометки: «Чудо, чудо! Где слова, где язык, способный описать его? Сыночек мой! Я знаю, что ты там». Я и сегодня вспоминаю о том дне с нежной улыбкой и стараюсь представить, как Билл стучится во врата рая, а Господь открывает ему и заключает в Свои объятия. Когда-нибудь я увижу все это своими глазами...

Пока Билл был жив, я гордился своей духовной зрелостью и способностью принимать удары судьбы как волю Божию. Его внезапная гибель сбила меня с ног, так что Елифаз справедливо упрекнул бы меня: «Вот, ты наставлял многих, и опустившиеся руки поддерживал... а теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом» (Иов 4:3, 5).

Духовный опыт, приобретенный после утраты старшего сына, вернул мне веру в благость Всевышнего. Надеюсь, что однажды я смогу вместе с Иовом произнести слова, пока не сошедшие с моих уст: «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно» (Иов 1:21).

Размышления сына

Возможно, это покажется странным, но мне было приятно читать о реакции отца на смерть Билла. Я почувствовал себя любимым Однако егце более странно то, что эти строки напомнили мне, где мое место.

Я почувствовал себя любимым, потому что знал: отец страдал бы не меньше, если бы погиб я. А то, что терзался он страшно, я помню. Спустя месяцы после рокового известия он все еще не мог справиться с горем Как-то мы ехали на машине, отец сидел за рулем, и вдруг, едва не потеряв управление, съехал на обочину и разразился рыданиями. Я пытался утешать его, но тщетно.

Однако из письма Биллу видно, что мысль о том, что безвременно погибший сын жив и пребывает со Христом, смягчила боль утраты. В тот период его разговоры со мной тоже стали другими. Однажды он внезапно замолчал на середине фразы, устремив взор куда-то вдаль, а потом обернулся ко мне и с необыкновенной нежностью прошептал: «Ты можешь представить, что Билл уже видел Его? Счастливец!». В другой раз отец завел разговор о воображении. «Мы стараемся представить себе Христа и спорим, какого цвета были Его волосы. А ведь в Писании об этом ничего не сказано. Мы наделяем Иисуса чертами молодого человека с одной из известных картин, но ведь любая из этих картин - лишь плод воображения художника. На самом деле мы узнаем Его при встрече не по внешности. Вся сущность Его настолько удивительна, что ошибиться будет невозможно. Мы заметим Его в толпе просто потому, что это необыкновенно сильная Личность».

Порой, когда наша семья собирается вместе, как-то само собой получается, что мы вспоминаем Билла. Однако разговор всегда переходит на общение со Христом, и не потому, что нам больно говорить о покойном, а потому, что Христос победил смерть. Если бы умер я, все происходило бы точно так же, и это не дает мне увлекаться сладкими грезами о рыдании любящих родителей над моей могилой. Я помню свое место.

В день, когда хоронили брата, мы с женой и родителями поехали на кладбище в одной машине Дорога была длинная, все молчали. Неожиданно отец сказал: «Что мы так грустно сидим? Надо шутить, веселиться. Конечно, трагедия есть трагедия, но смерть никогда не победит нас Нет ничего неприличного в смехе на похоронах, поскольку никто не отменял праздника: Билл сейчас вступает в Царствие небесное, и ангелы ликуют. Так что это была страшная история, но со счастливым концом».

Отец всегда высоко ценил отношения с людьми, но еще выше он ставил отношения с Богом В этом суть правильного воспитания: родители должны любить детей, но при этом не ставить их выше Господа. Всем надо знать свое место. Именно такое воспитание перевернуло жизнь моего брата Поскольку я не могу попросить его вписать свою главу в эту книгу, я постараюсь сделать это от его имени.

«Не знаю, почему я так долго сопротивлялся настойчивому зову свыше, но могу точно сказать, что же все-таки сломило мое упрямство и вернуло в лоно небесного Отца. Тогда мне уже было больше тридцати. Как-то ночью я не мог уснуть и потому бесцельно бродил по гостиной. Фиби спала, наши малыши - Карина пяти лет и Курт трех - тем более. Я заглянул в детскую. Мои дочка и сыночек безмятежно сопели носиками, луна освещала светлые кудряшки на подушках и закинутые за голову ручки. Я поправил им одеялки. Почему-то родители всегда поправляют одеяла своим спящим детям, даже если необходимости в том никакой нет. Наверное, так мы чувствуем себя могущественными защитниками. И вот когда я это сделал, вдруг эти крошечные человечки ясно представились мне уже взрослыми, независимыми от меня и уверенно принимающими самостоятельные решения. Ужас сковал

меня. Мне хотелось мчаться куда-то, спасать их от многочисленных ошибок, разгонять недоброжелателей, но в ногах была холодная тяжесть, подобная той, какую мы ощущаем в ночных кошмарах. Впрочем, куда мне было бежать? Я ведь и сам не знал, во что верю, я одиноко совершал трагические ошибки и даже не представлял, ради чего живу. Мама с папой глубоко верили в Иисуса Христа и всеми силами старались передать мне радость своих отношений с Богом, но с годами Он стал для меня чужим. Неужели и эти малыши, похожие на задремавших ангелочков, обречены на пустую и бесцветную жизнь без цели и надежды? Я почувствовал страстное желание найти истину, встать обеими ногами на твердую почву, ухватиться руками за нечто реальное. Я хотел вернуть себе веру и Того, Кто наполняет жизнь смыслом.

Шли недели и месяцы, и две мысли о моих родителях не выходили у меня из головы. Во-первых, они всегда верили, что из меня выйдет толк. Надо сказать, что я давал им немало оснований махнуть рукой на такого оболтуса. С ранних лет я все делал наперекор и любыми способами старался добиться своего. Я доставил им немало горьких минут, но ни разу они не отвернулись от меня. Родительская любовь оказалась сильнее боли, которую я им причинял. Норой отец кричал на меня, а мама плакала от обиды, но никогда, никогда их нежность ко мне не охладевала и не сменялась озлоблением. Они всегда надеялись, что рано или поздно все исправится.

Во-вторых, я всегда знал: они свято верят в Иисуса Христа. Эта глубокая вера - главное в их жизни, и она значит для них больше, чем я. Есть Некто, Кто для них важнее сыновей, и именно эта связь с Ним помогала им смотреть с надеждой на свое безнадежное дитя. У меня нет власти заставить их отказаться от меня или от служения Богу. Что бы я ни натворил, они будут любить меня и идти за Христом.

Теперь я знаю, что безусловная родительская любовь разбудила во мне стремление к благодати Божией, а их непоколебимая вера убедила меня перестать искать смысл жизни в самом себе и обратить свой взор выше.

Не знаю, была ли моя покаянная молитва обновлением детской веры, забытой на годы, или же в свои тридцать с небольшим лет я впервые по-настоящему уверовал. Однако отец в таких случаях всегда говорит: «Главное, где ты сейчас, во что ты веришь сейчас, ждет ли тебя сейчас вечная жизнь». 14 мой ответ: «Христос совершил во мне великое преображение, и я теперь с Ним до скончания века».

У всех у нас порой бывают минуты, когда хочется накричать на Бога, заставить Его изменить несправедливый ход событий. По Биллу отслужили две заупокойные службы, и я знаю, как много людей выходило тогда из церкви с обновленными сердцами. Так мой брат послужил Богу, приведя к Нему немало из пришедших проводить друга или коллегу в последний путь. Я только не могу понять: зачем надо было спешить? Пусть Билл пожил бы еще лет двадцать, а потом было бы два точно таких же богослужения, и все те же люди так же пришли бы ко Христу. Зато бедной Фиби не пришлось бы оставаться вдовой во цвете лет, а его двое детей не оказались бы без отцовской поддержки и совета в самом начале самостоятельного пути. Нашим родителям было за семьдесят, а что может быть страшнее для стариков, чем увидеть смерть своих молодых детей? И я внезапно стал единственным сыном, утратив любимого брата и хорошего друга.

Иногда на меня накатывают слезы, и я сижу, качая головой, и шепчу: «Господи, почему ты забрал его? Мне так плохо одному...». Однако ни мои молитвы, ни отцовы не переубедят Всевышнего и не вернут нам Билла. И причина здесь проста: Бог не совершает ошибок, а потому Ему нечего исправлять.

Прочитав о реакции отца на смерть старшего сына, я задумался о том, что мы не всегда ведем себя красиво. Но Бог благ и вознаграждает за честность. Он посылает Утешителя в страдающие сердца и проводит нас по опасным и темным тропам к свету и солнцу. Он не отворачивается от своих чад, продолжая совершать в них великие дела по чудесному замыслу Своему, и наступит день, когда мы признаем: воистину, Бог все творит во благо.

8. «Я не могу сказать ей, как сильно люблю ее»

Воспоминания отца

Есть шестьдесят цариц... Но единственная - она, голубица моя, чистая моя (Песн. 6:8-9).

Пишу поздно ночью. Изабелла задремала на диване в гостиной, пока я читал в кресле перед камином. Я смотрю на нее, и книга незаметно выскальзывает из моих рук В голове крутится старый романс:

Я пережил мученья страсти, В слезах ложился и вставал, Но, обретя предмет желаний, О той поре не вспоминал.

Милая моя жена, ты стала частью меня самого. Бог соединил нас, и мы воистину стали одна плоть. Пятьдесят два года минуло с того дня, когда мы с тобой сказали: «Да» и обещали быть вместе, покуда смерть не разлучит нас. Неужели пятьдесят два? Я пересчитываю вновь и вновь, отнимая от девяноста тридцать восемь, и каждый раз получается тот же ответ.

Все началось, когда я был самоуверенным молодым человеком двадцати одного года. «Дружная пятерка» все еще держалась вместе, мы по-прежнему жили на улице Байнтон и ходили в евангельскую церковь в Немецком городке, которая, правда, переехала в другое здание. И вот в одно воскресное утро я заметил, что на богослужение пришла новая семья - с тремя дочерьми. Я еле досидел до конца, стараясь развивать по мере сил свое боковое зрение, и, едва утихли последние ноты заключительного гимна, с особым рвением бросился выполнять свою постоянную обязанность - собирать песенники по рядам. Обычно я отвечал за правую половину зала, а мой друг Альберт - за левую, но каким-то

образом мне удалось поменяться с ним местами, и я принялся собирать потрепанные книжки с галантностью французского дипломата. Приближаясь к объекту моего интереса, я чувствовал, что язык мой постепенно прилипает к небу, а мысли из головы неудержимо улетучиваются, и в итоге, оказавшись перед новичками, мне удалось выдавить лишь хриплое: «Приветствую». Однако мои усилия оказались вознаграждены благосклонным кивком старшей дочери - как раз той, ради которой я старался.

Так все и началось. Альберту пришлось навечно перейти на правую половину, а мое «Приветствую» переросло сначала в «Чудесный сегодня день», а потом в ненавязчивый вопрос «Вы далеко отсюда живете?». Вопрос требовал ответа, и я узнал, что недалеко. Наши ничего не значащие разговоры становились все длиннее, каждый раз оставляя в моем сердце восторг и множество мыслей. Вскоре мне стало известно, что красавицу зовут Изабелла,

А потом случилось удивительное, чудесное, волшебное событие: я случайно встретил Изабеллу в городе. Это произошло в крупном торговом центре «У Шнелленберга», куда я зашел по делу, о котором немедленно забыл при виде знакомой фигуры в розовом платье. Много лет спустя Изабелла призналась мне, что собиралась купить какие-то чисто женские предметы, но в присутствии молодого человека сделать это было совершенно невозможно, и ей пришлось солгать, будто не нашла того, что искала. Потеряв голову, я болтал без умолку. Мы вместе поехали домой на троллейбусе, потом на метро, и я платил каждый раз за оба билета с видом миллионера. Я бы пригласил Изабеллу в кафе, но после четырех билетов мой единственный доллар почти подошел к концу, и от этого замечательного плана пришлось отказаться.

Надо сказать, что это все еще был период Великой депрессии, начавшийся, как многие помнят, в 1929 году с катастрофы на рынке ценных бумаг. Зарабатывал я мало, но и то, что мне платили, было счастьем для нас, потому что брат тоже получал немного. Вскоре Сесиль женился и съехал, а я стал единственным кормильцем семьи, завязшей в долгах. Я бросил работу и перебрался в Кортланд - маленький городишко в штате Нью-Йорк, где открыл свое дело по продаже мелкого инструмента и через два года, расплатившись со всеми кредиторами, героем вернулся обратно в Филадельфию. В родном городе мне удалось устроиться в местный филиал компании «Серебряная пила» на очень приличных условиях.

Все это время Изабелла ждала меня. Почувствовав, наконец, некую стабильность в жизни, я решился сделать предложение. Получив мое письмо, родители Изабеллы в целом отнеслись положительно к нашему союзу, но попросили подождать со свадьбой, не доверяя моему финансовому положению. Даже такое неуверенное согласие было для меня огромной радостью. Я немедленно отправился в ювелирную лавку «Зейнфельд Ювелир» и купил Изабелле кольцо. Церемонию вручения кольца я постарался обставить как можно романтичнее, для чего попросил у брата машину на вечер, усадил туда свою возлюбленную и, сбивчиво повторив свое признание, надел тоненький золотой ободок на дрожащий пальчик.

Свадьба наша прошла очень скромно, в доме невесты. Нас обвенчал Гарольд Гарпер, тот самый, который привел меня ко Христу. Я попросил не задавать мне сложных вопросов, потому что волновался и боялся сказать что-то не то. Честно говоря, я даже не помню, как проходило венчание, кроме того, что в какой-то момент я прошептал: «Да» и снова надел кольцо Изабелле на палец, а потом Гарпер громко объявил нас мужем и женой. Потом гостиная из часовни превратилась в банкетный зал, толпились родственники и друзья, какая-то тетушка несколько раз спросила, где будут сидеть молодые. Все было, как в тумане.

До сих пор помню, как неуютно почувствовал себя от слов «Провозглашаю вас мужем и женой». Дело не в том, что я вдруг пожалел о чем-то. Решение взять в жены Изабеллу было глубоко продуманным, ему предшествовали долгие пять лет ухаживания. Мы оба мечтали быть вместе, терпеливо ждали осуществления этого желания, и вот - свершилось! Еще женихом и невестой мы много говорили о супружеской жизни и обещали друг другу, что

это будет брак, основанный на полном равенстве. Все будет общее, мы ничего не будем делить на «мое» и «твое». Никогда за все последующие годы я не раскаивался в своем выборе Однако в тот момент одновременно с радостью от соединения с любимой девушкой я испытывал страх перед будущим, в котором предстояло тяжким трудом зарабатывать на хлеб насущный. В словах «муж и жена» прозвучало некое «на вечность», и груз ответственности показался мне неимоверно тяжелым.

Много лет назад я вверил все свои страхи Господу, но этой ночью воспоминания вдруг нахлынули вновь. Может быть, Бог ждал того часа, когда я смогу по-настоящему задуматься над смыслом брака и понять ответы на вопросы, мучавшие некогда растерянного молодожена. «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее» (Еф. 5:25). В глазах Всевышнего семья подобна союзу Христа и Церкви - невесты Христовой. Истинной причиной моего страха было то, что я не чувствовал себя достойным такого высокого образа. Я боялся осквернить имя Господне.

Изабелла спит, свернувшись калачиком на диване, неровный свет от камина освещает ее лицо, по-прежнему прекрасное, как и пятьдесят два года назад. Я вспоминаю наш первый поцелуй. Мы вместе ходили в гости, и потом я провожал ее домой. Мы остановились перед ее дверью. Потоптавшись, я собрался, как обычно, помахать ей рукой и уйти, но тут отчаянная мысль пришла мне в голову. В общем-то, мы еще только начали встречаться, но некоторые мои друзья утверждали, что им удавалось добиться поцелуя даже на самом первом свидании. Неужели я хуже их? Я набрался мужества и спросил: «Можно мне тебя поцеловать?». Изабелла молчала. Может быть, она не услышала меня, потому что от волнения во рту у меня пересохло, и вопрос получился, действительно, не очень внятным Сейчас или никогда! Я взял ее за плечи. Она подняла глаза, и я расценил это как согласие... Это был самый длинный и самый краткий поцелуй в моей жизни.

Где-то я читал, что «только соединение с Богом дарует человеку истинное блаженство, которое не проходит и не угасает. Обладание другим человеком представляет собой противоречивую смесь эмоций - от торжества до разочарования». Даже самые счастливые супруги не могут отрицать, что за любым любовным восторгом стоит тень печали... Однако «сии приятные мгновения стоят всех слез, пролитых до и после».

Супружеские отношения произвели на свет песни, стихи, все любовные слова. Впрочем, не будем идеализировать. Я не верю тем, кто утверждает, будто ни разу не поругался с женой, а все годы совместной жизни состояли из одних лишь нежностей. Мы с Изабеллой прожили вместе долгую жизнь, и, хотя я с гордостью могу назвать наш союз гармоничным и прочным, мы не избейсали слез, размолвок и нарочито обидных слов. Однако с чем сравнить радость примирения после большого скандала?..

Есть люди, которые видят выход из трудного спора не в общем компромиссном решении, а в двух решениях: я пойду своей дорогой, а ты своей, и разойдемся, как в море корабли. Могу сказать со всей определенностью, что ни мыслей, ни слов о разводе у нас никогда не возникало. Ранее я уже говорил, что ни . разу не пожалел о том, что женился на Изабелле. Это правда. Были случаи, когда мы сильно ругались, но при этом не приходило в голову сказать: «Зря мы связались друг с другом». Не могу представить себя женатым на другой женщине Даже в момент самой серьезной ссоры я вновь повторил бы нашу венчальную клятву с той же убежденностью в правильности своего выбора, как и пятьдесят два года назад. Ни на один миг я не переставал любить мою милую жену и, уверен, она скажет то же самое.

Что означают слова «я тебя люблю»? Наверное, любовь - самая сильная из человеческих эмоций, и попасть во власть этого чувства есть шаг к познанию сущности Бога, ибо «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8). Однако выше человеческой любви есть любовь во Христе. Мы, верующие, облачены во Христа и пребываем в Нем, явившемся к нам во плоти, чтобы поднять нас еще выше - к Богу. В любви, во Христе, в Боге - «ибо жизнь наша сокрыта со Христом в Боге» (Кол. 3:3). В этом полнота человеческого бытия, и связана она с самыми близкими отношениями из доступ

ных человеку на земле - с отношениями супружескими. Именно поэтому Павел говорит о браке как о тайне, олицетворяющей союз Христа и Церкви (Еф. 5:32).

Семья есть нечто большее, чем мы даже можем себе представить. Это образ близости, которую нам еще только предстоит познать. Нас связывают не добродетель, не красота и не интеллектуальные способности. Что влечет мужчину к женщине, женщину к мужчине? Страстная любовь, способная творить чудеса и толкать людей на невероятные подвиги, позволяет нам заглянуть внутрь бытия Божия. Все мы созданы по образу и подобию Триединого Бога, а потому все ищем отношений с другой личностью, чтобы потом слиться с ней воедино.

Самсон увидел красивую девушку и сказал отцу: «Ее возьми мне, потому что она мне понравилась» (Суд. 14:3). Мужчина, для которого жена - лишь источник удовольствий, а не личность с сердцем и разумом, будет плохим мужем. Такой союз помог Израилю отомстить филистимлянам, однако Самсону он не принес счастья. Видя в женщине лишь предмет вожделения, он не смог расположить ее к себе, и их семья распалась.

Брак должен строиться по образу, данному нам Христом и Церковью, а потому требует глубокой ответственности. Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, тем дав нам пример жизни для других. Всего себя муж должен отдать жене и всеми силами стараться сделать ее счастливой.

Суть хорошей семьи в слиянии двух «я» - двое становятся единой плотью. Сие даруется свыше, и мы с Изабеллой испытали это счастье. Мы с ней пребываем в любви, во Христе, в Боге.

Я смотрю на спящую жену и мечтаю найти слова, чтобы выразить свою любовь к ней. Я пробовал, но, увы, мне не даются красивые речи. Как и мой папа, я теряюсь и не нахожу, что сказать в важный момент.

Я приготовил для тебя

Слова любви.

Но, пред тобой явившись, я

Все позабыл.

Мой ангел, у поэтов нежные стихи Сама прочти.

Все, что написано у них, Я сочинил.

Изабелла, Я так люблю тебя.

Размышления сына

Мой отец - темпераментный человек. Совместная работа над книгой позволила мне лучше узнать его бурный внутренний мир. Большинству мужчин не удается выражать свои глубокие чувства в словах. Однако сие не значит, что этих чувств нет. Для отца оказалось легче рассказать о своих переживаниях в дневнике. Я же, как это ни странно, наиболее свободно чувствую себя перед большой аудиторией - свободнее, чем в частной беседе Думаю, дело в том, что, когда говоришь с кем-то один на один, приходится подолгу смотреть друг другу в глаза, и я начинаю чувствовать себя неловко. Так или иначе, такие наши с отцом особенности не могли способствовать откровенным разговорам.

Несколько лет назад мы с родителями и несколькими общими друзьями ездили отдыхать в горы. Мы с отцом пошли прогуляться и остановились на берегу глубокого ущелья, где вся обстановка располагала к задушевной беседе. Надо сказать, что только что мы сидели у костра, и один из моих коллег долго и трогательно рассказывал о своем тернистом пути к духовной зрелости. Говорил он страстно, сопровождая все свои истории красочными деталями, но меня почему-то все это начало раздражать, и при удобном случае я предложил отцу сходить к ущелью. Глядя на бурный поток горного ручья далеко внизу, я виновато признался: «Он так откровенно все рассказывал, с такими яркими подробностями, а я почему-то не могу искренне порадоваться вместе с ним. Изо

всех сил старался, а в итоге устал до невозможности и без пользы». Отец молчал. Я нерешительно продолжил: «Еще я подумал, а получается ли у нас по-настоящему откровенное общение в семье? Мы все любим друг друга, а вслух этого почти не выражаем». Отец поднял на меня глаза. Подбирая слова, он, наконец, произнес «Вы, молодые, все стараетесь словами сказать. А надо ли? Мне иногда кажется, что это оттого, что истинных чувств-то нет. Вот и создаете видимость. Думаете, что если много раз скажете о любви, то появится любовь, а не тут-то было». Он помолчал и добавил: «Настоящие чувства в словах не выразить».

Мой отец не из тех, кто разглагольствует часами, забыв о собеседнике. Он охотно выслушивает чужую точку зрения и не требует, чтобы все приходили к единому мнению. Я часто соглашаюсь с ним из уважения к его мудрости, и если спорю, то только по действительно серьезным поводам. В данном случае речь идет именно о таком вопросе, где я с отцом категорически не согласен. Убежден, должно быть некое золотое равновесие между «молчунами» и «болтунами». Поколение отца, мне кажется, недостаточно ясно выражало свои мысли и чувства, избегая лишних слов во вред самим себе. Мои же сверстники в самом деле склонны к многословию, мы часто объясняем друг другу то, что и так ясно. В супружеской жизни обе эти крайности могут стать губительными.

Однако золотую середину найти не просто. Не исключено, что оптимум может быть разным у разных поколений. Мы с женой делились друг с другом своими надеждами, радостями и огорчениями более откровенно, чем наши родители... или мне только так кажется? А если мы, правда, больше говорили о своих чувствах, то пошло ли это нам на пользу? Не получилось ли так, что мы поддались веяниям времени, не оценив всех возможных последствий?

Вполне возможно, что дело не в поколениях. Каждая семья находит свой оптимум, исходя из привычек и темперамента каждого супруга... или каждая семья должна стремиться достичь некоего стандартного уровня откровенности, принятого у психологов за норму человеческих отношений? Чем больше я думаю об этом, тем сильнее начинаю сомневаться в собственной правоте. Глядя на супружеские пары, чьи отношения вызывают у меня чувство «белой» зависти, каждый раз понимаю, что их близость и теплота отношений родились из сердечной доброты, духовной зрелости и перенесенных вместе трудностей, а не из долгих разговоров о тонких психологических переживаниях. Знать Бога и стремиться стать подобным Ему важнее, чем удачно выражать свои мысли вслух

И все же, все же... подобно тому, как супруги обнажают друг перед другом свое тело, они должны открывать и тайные уголки своей души... Разве я не прав?

Приведу такой пример. Недавно мне надо было на прием к кардиологу. Предстоял комплексный осмотр в связи с тем, что накануне терапевт обнаружил у меня ряд симптомов (боли в груди и левой руке, повышенную утомляемость), которые его насторожили. Он бодрым голосом заверил меня, что беспокоиться пока не следует, но гарантий дать нельзя: по возрасту, роду занятий и телосложению я, увы, отношусь к группе риска. В день осмотра я собирался очень медленно. Минут пятнадцать чистил зубы, долго стоял под душем, бессмысленно перебирал носки в ящике комода. Мне хотелось, чтобы Рэйчел заметила мое состояние и пошла со мной. Я представлял себе суровые глаза кардиолога, разворачивающего кардиограмму и торжественно объявляющего мой смертный приговор. В такую минуту так пригодились бы нежные руки любимой жены, которые ласково погладили бы меня по голове, похлопали по плечу - ничего, мол, переживали и не такое... Почему она не видит, как я волнуюсь?!!

Почему-то я не мог прямо попросить ее пойти со мной. Может быть, я боялся, что она откажется? Или согласится пойти, но неохотно, будет сидеть сердитая и поглядывать на часы, а потом скажет, что потеряла весь день из-за пустяка. А может, мне не хотелось показывать свою слабость - что я, ребенок, который без мамы боится зайти в кабинет к злобному врачу и плачет при виде шприца?

Взвесив все «за» и «против», а также призвав на помощь все свои психологические знания, я решился выразить свое желание словами. Надо честно признаться жене, что мне страшно, одиноко и плохо, и я очень хочу, чтобы она пошла со мной. Собравшись с духом, я подошел к кровати, где Рэйчел все это время мирно спала, откашлялся и скороговоркой произнес «Пожалуйста, пойдем со мной в больницу вместе». Рэйчел сразу же вскочила и, протирая глаза, сказала: «Конечно, конечно, ты что меня раньше не разбудил?». Через пять минут она была готова, мы вместе пошли в больницу, осмотр показал, что у меня нет никакой кардиопатологии, я вышел из кабинета сияющий и торжествующий и тут же попал в объятия любимой жены, радующейся еще больше меня. Эта история подтверждает, что надо, надо выражать свои чувства в вербальной форме. Я сказал жене, что хочу идти в больницу вдвоем, и мое желание осуществилось. Однако эта же история свидетельствует о том, что прав и мой отец. То, что я испытал в больничном коридоре, когда молча обнимал и целовал Рэйчел, невозможно выразить словами, а совместные волнения и радость сблизили нас больше, чем самый задушевный разговор.

Что было бы, если бы Рэйчел отказалась идти со мной? Мы не пережили бы чувства единения, возникающего у супругов в момент совместной борьбы с обстоятельствами. Однако я был бы честен перед ней и самим собой, она знала бы о моих тайных страхах, мне не надо было бы притворяться храбрецом. А потому я все же призываю всех супругов: будьте откровенны друг с другом. Выражайте словами не только желания, но и радости, что не менее важно. Радость не просто приятная эмоция. Истинная радость приходит к человеку, который познал Господа, победившего мир, а потому ею нельзя наслаждаться в одиночку. Зная, что мне часто легче сказать жене: «Мне плохо!», чем «Мне хорошо!», я решил работать над собой в этом вопросе. Я, наконец, убедил себя, что моя скованность стоит мне немало счастливых минут с женой и лишает Бога возможности сближать нас через совместные улыбки, оставляя Ему лишь совместные слезы. Решив отныне жить по-новому, я почувствовал редкий душевный покой и крепко уснул, чего со мной давно не бывало.

Проснувшись утром хорошо отдохнувшим и в отличном настроении, я отправился в ванную. Намылив щеки, я затянул веселую мелодию, нимало не опасаясь порезаться бритвой. Пританцовывая, я вернулся в спальню, где от моих музыкальных упражнений проснулась жена Она приоткрыла левый глаз и сказала «Что, хорошо выспался?». Мне сразу расхотелось танцевать, и я с безразличным видом произнес «Да, ничего..».

Что значит: «Да, ничего...»? Я спал прекрасно, великолепно, замечательно! Почему я не сказал правду? Что помешало мне отбросить маску измученного бессонницей доходяги? Может быть, мне нравилось ее сочувствие? Мне не хотелось лишиться заботы, с которой она каждый вечер напоминала мне о лекарстве? Или я боялся, что теперь она с чистым сердцем переложит на меня ряд домашних обязанностей, от которых мне удавалось отлынивать под предлогом постоянной усталости?

Короче говоря, не знаю, почему сказать: «Да, ничего...» легче, чем «Прекрасно!». Тем не менее я же принял решение откровенно рассказывать жене о своих радостях, а потому, собрав волю в кулак, я гордо объявил: «Я чудесно выспался! Так хорошо я не спал уже лет двадцать!». Рэйчел просияла Она была искренне рада И эту радость подарил ей я.

Помимо желаний и радостей есть егце кое-что, о чем следует говорить открыто со спутником жизни, - это недовольство. В каждой семье есть свои «камни преткновения», некие постоянные источники проблем. Нам с Рэйчел удалось выявить один такой «камень»: мы редко предъявляем друг другу взаимные претензии без перехода к взаимным обвинениям и, как следствие, к взаимным обидам. Почему-то стоит только одному из нас высказать свое недовольство, как другой принимает защитную позу или переходит в контратаку.

Поспешу оговориться: с женой у нас в целом прекрасные отношения, и ни один из нас за все годы совместной жизни никогда не пожалел о сделанном выборе. Мы не можем жить друг без друга и в то же время не можем не ссориться! При этом мы оба ненавидим конфликты. В результате каждый из нас копит свое раздражение внутри, стараясь избежать повода для препирательств. Однако такой подход может показаться правильным только на первый взгляд. В действительности утаивание истинных эмоций отдаляет нас друг от друга и даже рождает некую враждебность. В голове крутится мысль: «Вот, я скрываю свои проблемы от родной жены, а ведь ближе ее у меня никого нет. Скоро мы станем совсем чужими, а тогда куда мне податься?..».

Вот уже двадцать семь лет мы словно качаемся на качелях от чудесной близости к ссорам, к взаимной холодности - и обратно. При этом некоторые вопросы, в начале семейной жизни казавшиеся принципиальными и вызывавшие жаркие споры, мы научились не замечать. Оказывается, любовь, становясь старше, покрывает все большее количество грехов. К сожалению, не все. Порой мы замечаем, что нашей близости мешают вполне конкретные человеческие недостатки или некрасивые поступки. И, к счастью, мы находим в себе мужество обсуждать возникающие проблемы, потому что в молчании человек предполагает худшее, а в процессе разговора нередко оказывается, что все не так плохо, как казалось. Если же, действительно, сбываются худшие ожидания, открытое их обсуждение может спасти брак, в противном случае обреченный.

Серьезный разговор должен идти по правилам. Часто люди ценят свою семью и страстно желают сохранить ее, но не могут признаться себе в том, что уже есть проблемы. Они боятся высказать все, что накопилось на сердце, и в итоге не могут выяснить, что за скандалами стоит еще не угасшая любовь и взаимное желание вернуть былую теплоту. Если же самое страшное свершилось и отношения полностью и безнадежно разрушены, такие нерешительные люди не могут узнать эту правду и продолжают сохранять свой, уже пустой, брак в том же виде, ничего не пытаясь изменить.

После каждой ссоры мы с женой убеждаемся, что любим друг друга больше прежнего. Пережив напряженный период, мы лишь укрепляемся в желании быть вместе, «покуда смерть не разлучит нас». В упрямых сердцах все еще жива любовь, которую вложил туда Бог, и мы забываем боль и обиды ради того, чтобы и дальше рука об руку идти через жизненные бури. Так что получается, что высказать супругу свое недовольство бывает довольно полезно.

Интересно, что каждый раз, когда я собираюсь выразить словами какую-нибудь из трех эмоций - желание, радость или недовольство, все внутренности мои сжимаются в комочек, на лбу выступает холодный пот, а в ногах появляется странная слабость. Научиться говорить об этих эмоциях без расчета на немедленное удовлетворение желания, без страха потерять только что обретенную радость и без перехода на прокурорский тон очень трудно. Я все еще учусь! В то же время, если мы отказываемся от откровенности под предлогом возможных трудностей, риску подвергается самая суть супружеских отношений. Доверие разрушается, между мужем и женой растет стена. Неужели кто-то согласится променять истинную близость на фальшивое спокойствие?

Замечу, однако, что близость не зависит от того, насколько удачно налажено общение. Отец открыл мне важную истину: муж и жена становятся единой плотью не из-за того, что умеют красноречиво рассказывать друг другу о своих чувствах. Лучшие из браков строятся на отношениях с Богом через Иисуса Христа, тогда супруги имеют свободу и желание любить друг друга всю жизнь и быть ближе с каждым годом, прожитым вместе. Мы с Рэйчел пережили времена семейной непогоды, и скажу честно: хотя преодолевать мелкие бури нам, правда, помогали откровенные разговоры, в случае серьезных ураганов требовалось нечто большее.

Отец упомянул «нарочито обидные слова». Мне кажется, что он преувеличивает. Не верю, чтобы он в какие-то минуты, действительно, хотел сделать больно женщине, которую любит больше всех на свете. Можно ли стать единой плотью с человеком, который иногда нарочно ранит в самое сердце? И все же я - его сын, а уж за собой, к стыду своему, я помню немало гадких поступков. Я ни одного человека в мире не обижал так сильно, как любимую мною Рэйчел, - и справедливости ради замечу, что и про нее можно сказать то же самое. Однако мы вместе, как вместе и мои отец с матерью, и мы безмерно любим друг друга. Как такое получается?

Иногда я наблюдаю за женой издали. Вот она говорит по телефону с подругой. Ее лицо озаряется улыбкой, потом брови вдруг хмурятся, как будто пробегает легкая тучка, потом я слышу громкий смех - заразительный, звонкий, почти детский. Вот она собралась в магазин, с серьезным видом ходит по кухне, подсчитывая что-то в голове, потом оборачивается в мою сторону и машет рукой: «Я пошла!». Вот она спит, закутавшись в одеяло, пока я собираюсь на раннюю встречу. Ресницы ее неподвижны, а тень от них похожа на крылья бабочек. Не знаю, как объяснить, но в эти минуты я чувствую к ней какую-то особенную нежность, которой не испытывал больше ни к одному существу на свете. Моя любовь к жене больше, чем влечение к красивой женщине, хотя она, конечно, красавица.

Вместе с Рэйчел мы слышим один голос свыше и вместе следуем за небесным зовом. Вместе мы идем по трудному пути к исполнению всех желаний, вечной радости и нерушимому миру. В тот счастливый день мы сможем без помех высказать друг другу все свои чувства. Когда я представляю, что значит по-настоящему пребывать в любви, во Христе, в Боге, у меня перехватывает дыхание. Эта реальность неизмеримо прекраснее, чем наше воображение, и перед ней все страхи, неудачи, беспокойства и ссоры кажутся ничтожными.

Говорят, подражание есть наиболее искренняя форма лести. Если так, то я ужасный льстец. Я учился и учусь у своих родителей, так же как Рэйчел учится у своих папы и мамы, и мы строим свою семью по образу, оставшемуся с детства и дополненному в зрелом возрасте. В таком союзе основание более прочное, чем откровенные разговоры или взаимное влечение. Мы пребываем в любви, во Христе, в Боге, и я не могу описать, насколько это прекрасно. Я не могу сказать ей, как сильно люблю ее, потому что самые сильные чувства не выразить словами.

9. «А вспомнят ли обо мне?»

Воспоминания отца

Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил

(2 Тим. 4:7).

...Не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался

(Гал. 2:2).

Вспомнят ли обо мне, когда я уйду в мир иной?

Три часа утра - не самое лучшее время для рассуждений на подобные темы. Честно говоря, я обычно стараюсь не думать о серьезных вещах, но на столе лежит программка с ужасной надписью на обложке:

Похоронная церемония Вильям Т. Крабб 1940-1991

Мне трудно писать об этом Билл был еще такой молодой. Мне легче смириться со смертью старого человека, а эта - как нож в сердце, незаживающая рана. Кажется, только вчера я отвозил его в Военно-воздушную академию и с замиранием поджидал напротив серого здания, где абитуриентов подвергали суровому медосмотру, а потом перед белым зданием, где у мальчишек проверяли физическую подготовку, и, наконец, у входа в главный корпус, где объявляли результаты, и мой сын оказался одним из лучших среди сотен поступающих. С какой гордостью мы с Изабеллой рассказывали знакомым, куда поступил учиться наш старшенький! Он оставался одним из лучших и после окончания учебы, когда успешно служил в ВВС. Военные рано выходят на пенсию, но Билл не смог сидеть сложа руки. Он выучился на психолога и начал консультировать пациентов в христианской службе психологической помощи.

Я всегда был высокого мнения о сыне, но никогда не знал, насколько глубокий след оставил он в жизни огромного числа людей. Я понял это лишь тогда, когда его не стало. По нему отслужили две. панихиды - одну в Колорадо, другую в Южной Каролине. На каждой люди рассказывали, как много для них сделал Билл, как хорошо он умел понять собеседника, насколько его помощь оказывалась действенной и реальной. Помимо гражданских, состоялась еще и военная панихида, которую организовали на базе ВВС в Южной Каролине

Все три события состоялись на одной неделе, и мои душевные силы совершенно истощились. Не легче пришлось жене Билла, его детям, брату, матери. Мы все еще не могли поверить, что его нет, а почтовый ящик уже не мог вместить в себя всех писем с соболезнованиями. Читая траурные открытки, мы вновь и вновь переживали смерть любимого человека, который, как оказалось, был дорог не только нам.

Некоторые просто пытались утешить: «Дорогая Фиби, ваш муж взошел в Царствие небесное и пребывает во славе среди пения ангелов...».

Бывшие пациенты рассказывали нам с Изабеллой, каким замечательным специалистом был наш мальчик: «Иисус Христос пришел во плоти, дабы принести людям мир. Билл помогал Спасителю вкладывать мир в страдающие сердца. Мы все будем помнить его дела, потому что они были сотворены совместно с Господом...». «Как отблагодарить Бога за такого человека? Его внимательность и доброта, его открытость и честность коснулись многих людей. Он не стеснялся признаться в своих собственных проблемах, и это располагало к нему. Руками Вашего сына Господь исцелил душевные муки многих из тех, кто уже потерял надежду на перемены. Он был для нас больше, чем психолог. Билл стал нам другом и братом...».

Интересное письмо пришло на адрес Ларри, нашего младшего: «Ваш отец однажды рассказывал, что с возрастом начал ощущать «дыхание небесного ветра». Думаю, теперь, когда Билл там, небесный ветер будет дуть сильнее. Я благодарен Богу за Вашего брата и за все, что он сделал для меня...».

Мы с Изабеллой были потрясены, как много людей выражали свою признательность Биллу как психотерапевту. По соображениям профессиональной этики сын мало рассказывал о работе, и мы сами старались не лезть с расспросами из уважения к врачебной тайне. Однако в те траурные дни завеса секретности упала. Бывшие пациенты со слезами на глазах делились своими трагическими переживаниями, от которых им помог избавиться именно Билл. Одна девушка даже сравнила себя с умершим и погребенным Лазарем, которого вернул к жизни врач, внимательно выслушавший ее и указавший на Христа как на единственную надежную опору в этом мире.

Глядя на вереницу людей, искренне желающих высказать последние слова благодарности моему сыну, я вдруг задался вопросом: «А вспомнят ли обо мне, когда уйду я?». Не знаю, имею ли я право размышлять на эту тему. Не является ли мое беспокойство нарушением ясного указания апостола Павла: «Все делайте во славу Божию» (1 Кор. 10:31)? Не заботит ли меня собственная слава больше славы Господней? Да и к кому обратиться с моим глупым вопросом? Родные и близкие непременно заверят, что мой уход стал бы для них невосполнимой утратой, а к малознакомым людям я сам постесняюсь подойти.

Не хотелось бы покинуть этот мир подобно царю Иораму. «Тридцати двух лет был он, когда воцарился, и восемь лет царствовал в Иерусалиме, и отошел неоплаканный...» (2 Пар. 21:20). Впрочем, оплакать-то меня оплачут, но вот будет ли оставшимся в живых не хватать старика Лоренса, как не хватает им сейчас Билла? Надо ли как-то готовиться к смерти, чтобы оставить о себе добрую память и заручиться десятком-другим благодарных выступающих для своей панихиды?

Может быть, мое беспокойство вызвано эгоистичным желанием стать большей потерей для человечества, чем ушедшие прежде меня? Ведь, действительно, об одних людях вспоминают больше, а о других меньше. Однако посвятить остаток дней спешному созданию доброй памяти о себе было бы величайшей глупостью. Уверен, Билл никогда не задумывался над тем, сколько человек придет на его похороны. Быть может, в этом и заключается секрет жизни, угодной Богу!

С одной стороны, трудиться над созданием доброй памяти о себе - занятие бесперспективное. С другой стороны, жизненный опыт подсказывает мне, что очень важно за свою жизнь построить близкие и доверительные отношения с большим числом людей, и результатом таких отношений обязательно будет то, что после смерти о нас будет кому вспомнить.

Страдание из-за смерти близкого человека - переживание сугубо личное, ибо радость и печаль - чувства, изначально предназначенные для одного. Мне ужасно не хватает ушедших прежде меня мамы, сына, сестры, брата... и папы, хотя его я знал совсем мало. Конечно, я могу поделиться своим горем с другими людьми. Мы с Изабеллой нередко вместе плачем о безвременно погибшем Билле, мы говорим о нем с родными на семейных праздниках. Однако наиболее глубоко я ощущаю невозвратимость потери, когда остаюсь один на один с Богом В те минуты, как никогда, болит сердечная рана, которая закроется, лишь когда я вновь увижу моего милого сыночка в Царствии небесном. И в то же время даже сквозь слезы я благодарю Господа за все те годы, когда Билл жил рядом со мной, за наши откровенные разговоры, за взаимопонимание. Мы были нужны друг другу.

Предыдущие страницы я написал четыре дня назад. Перечитывая их, я вновь ощутил острое желание оставить след на земле. Меня страшит бесславная кончина Иорама, о котором забыли раньше, чем закрылась его гробница. В то же время я не собираюсь разворачивать активные действия по увековечению собственной памяти. Что бы мы ни предпринимали, это должно быть прежде всего во славу Божию и по Его благословению, лишь тогда наши старания принесут пользу окружающим и, как следствие, оставят о нас добрую память.

Как писал апостол Павел, «со страхом и трепетом совершайте свое спасение, потому что Бог производит в вас и хотение и действие по Своему благоволению» (Флп. 2:12-13). Мое желание служить Господу и исполнение этого желания полностью лежат

в руках Всевышнего. Единственное законное стремление в этой жизни - служить Богу, а не оставить след на земле.

Так вспомнят ли обо мне? Конечно, вспомнят, но лишь в той степени, в какой люди могли увидеть во мне образ Христа. Павел был счастлив, что Бог благоволил открыть в нем Сына (Гал. 1:16). Посмотрите, как получается: Бог являет Себя в Сыне, а потом являет Себя в нас - если, конечно, мы позволим Ему творить в нас «и хотение и действие по Своему благоволению». Если человек оказывается тем, через кого Бог открывает миру Сына, и благодаря этому изменяет хотя бы одну жизнь, память о нем непременно остается, даже если это не было его целью. После ухода таких людей - и среди них мой любимый Билл - остается как бы аромат, который, подобно церковным благовониям, напоминает о прошедшем богослужении в течение всей недели. «Дорога в очах Господних смерть святых Его» (Пс. 115:6).

Не так важно, вспомнят ли обо мне. Главное, что Христос уничтожил смерть, принес жизнь непреходящую, даровал вечное блаженство в Царствии небесном, и я знаю об этом! И папа мой знал об этом в час смерти, именно поэтому он смог утешить маму своей незабываемой фразой «Не плачь, Бог с нами...». Может быть, я еще не до конца постиг глубину этой великой истины и не могу так же спокойно ожидать перехода в мир иной, как он. До сих пор мне довелось испытать лишь дуновение ветра из Страны Дальней. Господи, пошли мне новые порывы небесного ветра!

На моих глазах слезы, и Бог утешает меня, напоминая о любимой истории из Священного Писания. Несчастный старик рыдает у постели умирающего сына. «Господи, если можешь, помоги!» - взывает он из последних сил. Господь отвечает ему. «Ежели веруешь, все возможно». Не в силах покривить душой перед лицом смерти, старик вздыхает: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (см. Мк. 9). Что это за вера? Почему Бог должен откликаться на молитвы людей, чья вера сводится лишь к «кажется, верю»? И тем не менее Евангелие свидетельствует, что Христос не отвернулся от просящего.

Что ж, я, конечно, хочу оставить о себе добрую память, но еще больше я хочу следовать за Господом, думать Его мыслями, подражать Ему. Христоподобие - высочайший дар, и удостоившийся его обязательно запомнится окружающим на долгие годы.

Размышления сына

Я не люблю думать о дне, когда отца не станет. Мне будет страшно недоставать его. Однако иногда мне труднее думать о его жизни. Когда я узнаю новые факты о нем и о его общении с Богом, мне порой становится не по себе. Под угрозой оказываются все мои удобные представления о христианстве.

Быть может, я зря так нервничаю. Почему бы не отнести все эти странности на счет его духовной незрелости и просто не обращать на них внимания? В самом деле, хотя отец прожил более восьмидесяти лет среди христиан и сам считал себя искренне верующим, ему все же не удалось дорасти до того идеала, который я для себя написал яркими красками собственного воображения и к которому стремлюсь всю сознательную жизнь. Не исключено, что о Боге и духовной зрелости мне придется узнавать из других источников.

Ах, как мне хотелось бы услышать от отца больше счастливых историй о чудесных вмешательствах Святого Духа! Было бы неплохо, если бы он поделился секретом неиссякаемой радости, лежащим в непоколебимой уверенности по поводу библейских истин. Не помешала бы пара рассказов о реализованных возможностях послужить ближнему, открывшихся в пожилом возрасте и потому сгладивших переход к периоду жизни, когда многие удовольствия остаются за бортом.

Вместо всего этого отец признается, что Бог ни разу не помог ему в тяжелые моменты, которых после операции на сердце было немало. За десять дней в реанимационной палате ему не удалось испытать никакой «особенной близости» ко Христу, которую зрелые христиане должны чувствовать, проходя «долинами смертной

тени». Я в ужасе думаю: «Неужели и меня Бог оставит один на один с недугом, случись мне заболеть?».

Вместо всего этого оказывается, что никакие мечты отца о более активном участии в жизни церкви после выхода на заслуженный отдых не сбылись. Он не нашел собеседников среди братьев по вере, с кем мог бы легко и свободно обсуждать духовные вопросы и ездить за город семьями. Да и счастливые картины шумных праздников с непременным участием обоих сыновей с женами и детьми оказались нереальными. У меня, кстати, тоже есть мечты. Что будет с ними?

Вместо всего этого отец беспокоится, вспомнят ли о нем после смерти. Как выясняется, именно об этом он думал во время похорон старшего сына. Хорошо это? Достойно ли зрелого христианина, наставника молодежи? Между прочим, и мне приходят в голову безумные мысли в самые неподходящие моменты. До сих пор я надеялся, что, дожив до благородных седин, избавлюсь от этого досадного недостатка.

Так чего же мне теперь ждать от жизни? Какой должна быть зрелость? После прочитанного у отца слова апостола Павла кажутся мне цитатой из фильма ужасов: «И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор. 15:19). Что же получается, единственное утешение, которого нас никто не лишит, ждет нас лишь в мире ином? Раньше я надеялся на милость Божию и ожидал от Него помощи в разных житейских делах. А теперь, с учетом опыта отца, на что я могу рассчитывать:

на чудесное присутствие Спасителя в реанимационной палате?

на содействие в важных и полезных делах на благо людей?

на добрых друзей, которых Господь пошлет в минуту одиночества?

на духовный рост, ведущий ко все более заметному Христо- подобию?

на угасание животных инстинктов и замену их благими помыслами?

на внутреннее преображение, которое сделает служение ближнему не повинностью, а любимым делом?

Неужели ничего из перечисленного Господь не гарантирует нам? Неужели всю жизнь я должен прожить, доверившись только описанию Бога, приведенному в Библии, и надеясь лишь на несколько теоретических постулатов, никак не подтвержденных моим опытом?!

Отец - это тот, кто идет по дороге впереди сына, призывая его следовать тем же путем Отстав от своего родителя на тридцать лет, я с опаской вглядываюсь в даль, откуда слышится его голос: «Следуй за мной, как я следую за Христом. Однако будь готов к неожиданностям По крайней мере, мне эта дорога показалась совсем не такой, как я представлял».

Духовные наставники по должности своей обязаны заставлять учеников задуматься. Наиболее ценятся среди учителей те, чью жизнь так просто не объяснишь, чьи поступки кажутся безумными, а быт и карьера - незавидными. Отец заставил меня задуматься о многом, но главными оказались два момента: сущность Бога и природа зрелости. Позвольте мне поделиться своими размышлениями по этим вопросам, и сразу станет ясно, насколько глубоко задели меня дневники отца.

Итак, сущность Бога. Я с детства мечтал познать Бога. Мне всегда было известно, что христианство - это не куча мала, которую мы устраивали в церковном дворе под присмотром добродушной г-жи Анны, и не обязательная молитва перед футбольным матчем, и не скучные нотации после зашедшей слишком далеко борьбы за мяч. Тем не менее в том возрасте в церковь я ходил именно ради игр со сверстниками.

Став постарше, я не стал серьезнее. Никто не мог бы уличить меня в чрезмерной жажде духовных знаний. Даже самый внимательный педагог не разглядел бы во взоре того разгильдяя мечту о горнем - она была спрятана слишком глубоко, под ворохом глупейших выходок, модных курток, занятий спортом и стремлением произвести впечатление на девчонок. Никто ни разу не попросил меня поучаствовать в богослужении или взять на себя группу по изучению Библии. Все, видимо, полагали, что мне и без того хорошо. На самом деле мне всегда хотелось большего: мне было

мало веселья, вклинивающегося между обязательными молитвами. Я искренне надеялся когда-нибудь познать того Бога, которому молился под руководством учителей и родителей.

С раннего детства мне казалось, что Бог спрятался в небе. Он подглядывал за мной в ослепительно-голубое окошко между облаками, подмигивал мерцающими звездами, манил сполохами заката. Помню, как я удивился, узнав, что звезды - это небесные тела, размером значительно превышающие Землю. С тех пор по вечерам я часто сидел за домом, провожая садящееся за горизонт солнце, и всматривался в маленькие белые огоньки, которые постепенно набирали яркость и дразнили меня несоответствием своему истинному содержанию. У меня захватывало дух при мысли, что даже миллиона земных лет не хватило бы, чтобы добраться до окраины вселенной. Небо простиралось вглубь бесконечно, оно жило загадочной жизнью и не собиралось открывать мне своих тайн. Сколько раз я невольно восклицал вслух, не в силах сдержать переполнявших меня эмоций: «Покажись, покажись мне - Ты, Кто создал небо!».

Взрослые, бравшие на себя миссию познакомить меня с Богом, начинали с объяснений: Бог хочет от тебя того-то; если будешь хорошо себя вести, Он сделает тебе то-то; а вот если будешь плохим мальчиком, Он накажет тебя так-то; вот дорога в рай, и надо твердо верить в спасение; вот тебе книга, и читать ее следует так-то, а не так-то. Мне казалось, что я слушаю сказку про Деда Мороза, только не такого веселого, как обычно, и не такого доброго, и хотя с таким же большим мешком подарков, но куда менее охотно расстающегося с ними в силу своей крайней злопамятности, так что мне при моем поведении можно ни на что не рассчитывать. Бога часто выставляют эдакой золотой медалью, завоевать которую можно, если играть по правилам и очень стараться. Никто никогда не говорил мне, что Бог - Тайна, трудно доступная, но страшно заманчивая.

Никто, кроме отца. Я никогда не забуду его молитв. Никто в нашей маленькой церкви так не молился. Обычно я, не особо напрягаясь, мог предугадать ход их благочестивой мысли на три

фразы вперед с точностью до предлога. Все это нередко походило на плохой театр, а не на общение с Богом. Когда же молился отец, я точно знал: он с Кем-то разговаривает. Обращаясь к Богу, отец переходил на архаичный язык, вставлял странные выражения и устаревшие слова. Однако у него это получалось очень естественно, без напряжения или нарочитости. Однажды он объяснил, что хотел бы разговаривать со Всевышним не так, как со всеми остальными. Я тогда понял, что Бог для отца - реальная Личность, не постижимая разуму, но доступная для общения.

Самый серьезный кризис веры я пережил, когда впервые покинул родительский дом и уехал в другой город учиться в магистратуре. Оказавшись один, я решил полностью отказаться от объясненного Бога и отправиться на поиски настоящего, таинственного Бога моего отца. Вскоре я убедился, что Творец не подчиняется законам, выдуманным для Него ничтожными тварями. Например, я нарочно совершал какой-нибудь гадкий поступок, а на другой день все равно получал «пятерку» на экзамене. Получалось, что грех совсем не обязательно влечет за собой жизненные неудобства, несчастья и страшные кары, хотя, как я вынужден был признать, всегда наносит вред отношениям с окружающими.

Надо отметить, что взгляды у меня были самые что ни на есть рационалистические, и всякие тайны и загадки вызывали у меня крайнюю неприязнь. Перед лицом непонятного, непредсказуемого или неподвластного мне я терялся, ощущая себя совершенно беспомощным. Чем-то старый Бог из воскресной школы был все же лучше отцовского: с надежным Дедом Морозом я бы смог как-то договориться. Я поддался искушению и ввел в образ Божий некоторые оговорки, чтобы сделать Его понятнее для самого себя. В результате в моем сознании Тайна претерпела некоторые изменения, и Бог-Самодержец стал Кем-то типа конституционного монарха с демократическими идеалами.

Помню, однажды приятель зачитал мне фразу из книжки Анны Диллард, где писательница назвала Бога маньяком. Меня эта цитата крайне задела, а приятель, напротив, был в полном восторге. В то время я еще не дошел до того уровня, когда понимаешь: попытки упростить Бога до понятного человеку существа в сочетании с мужеством оценивать жизнь честно непременно приводят к появлению бога-маньяка, который, как капризный диктатор, то благоволит своим подданным, то забывает о них, то жестоко мучает.

Позже я оценил желание отца оставить Бога Тем, Кто Он есть - заманчивой, вожделенной, недоступной Тайной, притяжение Которой столь велико, что человек отправляется за Ней, забыв обо всем. Это стремление раскрыть Тайну не имеет ничего общего с увлеченностью любителя кроссвордов, где главное - точность; нет, скорее, это - безоглядная страсть пилота-исследователя, направляющего свой самолет в самый центр Бермудского треугольника. Следовать за Христом - предприятие рискованное, путешественнику придется пережить досаду, восторг, мучительное ожидание, страх. Ничего общего с вечерней прогулкой по ухоженному парку с геометрическим расположением дорожек.

Однако не стоит делать вывод, что последовать за Христом - значит бухнуться головой в омут без каких-либо надежд на ясность или стабильность. За растерянностью, сомнениями, душевными муками отца я четко вижу твердое основание, на которое он опирается. Он глубоко верит, что Бог благ. Смерть Христа, в память о которой он каждую неделю принимает причастие, доказывает, что он прав. Для отца было бы так же немыслимо отречься от Бога, как развестись с моей матерью. Отношение к Творцу определяет все его существование. Пытаясь идти за отцом, я понял, что настоящая дорога к Богу уводит меня прочь из классной комнаты, где мне преподавали теорию о сущности Создателя вселенной, и ведет прямо в святилище, где я могу погрузиться в Его сердце. Надеюсь, что однажды наступит день, когда непредсказуемость Господа будет доставлять мне не боль, а радость.

Теперь позвольте перейти ко второму аспекту жизни моего отца, который заставил меня задуматься о природе зрелости. У меня есть заветная мечта: хотелось бы в один прекрасный день подойти к зеркалу, посмотреть на себя и поздравить Бога с удачной работой по превращению меня в идеального человека. Правда, до сих пор мне больше приходится благодарить Его за долготерпение в отношении такого неподдающегося субъекта.

Однако ведь не исключено, что суть зрелости не в горделивом ощущении законченности внутреннего преображения, а как раз в постоянном чувстве благодарности за милость Божию. «Неужели Он еще не бросил меня?! Он похвалил меня?! Потрясающе!!!» Думаю, что отличие зрелости от небесной славы значительно более сильно, чем разница между духовностью новообращенного христианина и зрелого.

Священнослужители и другие облаченные авторитетом люди из числа христианских наставников часто надевают на себя маску эдакого полного благополучия. Нередко сие обусловлено страхом потерять работу. Обо всех своих трудностях они рассуждают непременно в прошедшем времени: «Честно признаюсь вам, чада мои, что и у меня случались такие проблемы, но милостию Божией теперь с этим покончено бесповоротно». Намек ясен: те из нас, кто все еще мучится, являют собой позорный пример ленивых христиан, отставших от товарищей на пути к духовному прогрессу. Однако справедливо ли такое отношение, если даже знакомые нам по Библии столпы веры время от времени выказывали явную «незрелость»? Моисей колотил жезлом по скале, Давид откровенно похитил чужую жену, Иона досадовал на обратившихся к Богу врагов, Илия подумывал о самоубийстве, Иеремия обзывал Господа высохшим источником, Павел страдал от внутреннего одиночества, а Петр вел себя на общем обеде, как последний задавака. Глядя на этих милых людей, я вновь обретаю надежду.

Может быть, духовная зрелость вовсе не означает отсутствие неудач и сомнений, а предполагает лишь наличие мужества, достаточного для продолжения пути среди неудач и сомнений? Осмелюсь предположить, что у таких людей проблемы могут быть даже серьезнее, чем у их младших братьев по вере Те от недостатка опыта чаще жалуются на жизнь - всякая преграда им внове; эти же, закалившись в борьбе, смиренно переносят глубокое отчаяние. Недостаток нравственности с годами сменяется решимостью искоренять в себе любой намек на неугодное Богу желание. Наивный оптимизм уступает место реалистичной разочарованности. Более радости начинают ценить добродетель долготерпения.

Слишком многие из евангельских христиан посчитали бы моего отца «духовно незрелым», поскольку он не отвечает принятым «стандартам». Он не рассказывает взахлеб о ежедневных чудесах, непреходящей радости и глубоком удовлетворении от служения Богу и ближнему. Порой, наслушавшись карамельных рассказов некоторых братьев по вере, я всерьез впадаю в депрессию, поскольку знаю: пока живу еще в этом мире, мне никогда не стать человеком небесной чистоты. Однако я могу, как отец, отважно войти в Тайну и попытаться познать Ее в меру своей ограниченности. Я могу поддаться страстному стремлению приблизиться к Богу независимо от всех остальных желаний, плохих и хороших, перепутанных в моей душе. Мой отец мечтал так прожить жизнь, чтобы оставить след в судьбах многих людей, и думал об этом даже во время похорон сына - так что же? Это вовсе не знак незрелости, скорее наоборот. Главное, чтобы такое желание не ослабляло жажду Христоподобия.

10. «Лучшее впереди»

Воспоминания отца

Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9).

Помню тот день так ясно, как если бы это было вчера. Мне недавно исполнилось восемнадцать, а значит, все происходило в 1930 году. На импровизированной сцене возвышался проповедник с горящими глазами и громким голосом: «Слушайте, друзья мои, и не говорите, что не слышали! Я принял Господа Иисуса как Спасителя моей души 12 января 1910 года, и с тех пор вот уже двадцать лет в сердце моем не шевельнулась и тень сомнения в верности того шага. Я спасен! Я спасен, и это так же достоверно известно, как то, что я сейчас стою перед вами!». Здесь он перешел на крик: «Очнитесь, спящие! Веруйте в Евангелие! Бог сказал, и я поверил - веруйте и вы!».

Внутри меня все встрепенулось. Зажигательная проповедь в сочетании с восторженной реакцией зрителей, послушно отвечающих: «Аминь, Аминь!» или «Слава Богу!» на каждое слово выступающего, оказали на меня магическое действие. Надо сказать, что стоящий на трибуне благовестник был мне давно знаком, и, если честно, никаких симптомов его приобщенности к божественному я не замечал, не считая, конечно, его твердой уверенности в спасении. Он был глубоко убежден, что малейшее сомнение в том, что место в раю для него гарантировано, является тягчайшим и непростительным грехом, и потому как раз лишает этой надежной гарантии. Позже я пришел к выводу, что проповедник просто был слишком упрям, чтобы пользоваться своими мыслительными способностями.

Тогда я был еще юным максималистом, желающим жить без неопределенностей и сомнений. Мне хотелось точно знать, что

после смерти двери в рай гостеприимно откроются передо мной. Мне необходимо было знать, что Бог внимательно следит за мной и моей семьей, готовый прийти на помощь в любую минуту. Короче, я поставил перед собой цель - изгнать из жизни все неясности, и в итоге уверенность в спасении превратилась в гипнотическую зависимость от непрерывно повторяющейся фразы проповедника. Искупительная жертва Христа Спасителя как-то затерялась за его удобными формулировками.

Надо сказать, что мечта об идеальном внутреннем покое еще долго оставалась в моем сердце. Мне так хотелось, чтобы исполнились слова Исайи: «Твердого духом Ты хранишь в совершенном мире; ибо на Тебя уповает он» (Ис. 26:3). Спокойствие, твердая уверенность - чего еще можно желать в жизни! Ах, когда же я достигну этого счастливого состояния?

Теперь мне уже восемьдесят, но я до сих пор. не встретил человека, кто веровал бы столь же непоколебимо, как описывал проповедник. Более того, я понял, что сомнение не является непростительным грехом. Богу известно, что мы - персть (Па 102:14), ведь Он сам сотворил нас из праха земного. Неужели Отца небесного оскорбят вопросы Его детей? Апостол Иаков прямо говорит, что Бог дает всем просто и без упреков (Иак. 1:5). Трудно представить, чтобы, например, мой папа рассердился на мои постоянные «почему?». В пять лет мне казалось, что он - величайший мудрец, все знающий и умеющий, а потому я бежал к нему со всякой ерундой, делясь глупыми детскими страхами и наивными предположениями. Тогда мне и в голову не могло прийти, что папа сам в чем-то не уверен. Тем не менее много лет спустя его старый друг рассказал мне, как они вдвоем сиживали над Библией до поздней ночи, разбирая смысл того или иного стиха. При этом папа не стеснялся признаться в чувствах, неприличных для добропорядочного евангельского христианина: в страхах, сомнениях, тревоге. Как жаль, что мне не довелось поговорить с ним о его и моих вопросах. Мне пришло в голову написать ему письмо.

Дорогой папа!

Давно хотел написать тебе, но все откладывал. Я знаю твой адрес, но передаст ли тебе мое послание Почтальон с пронзенными ладонями, Ему решать... Тебе хорошо там, с Ним, Он любит тебя и защищает от всех страданий, к которым, может относиться и воспоминание о нас.

Давным-давно, когда ты ушел к Богу и оставил нам в наследство пять слов: «Не плачь, Бог с нами..», нас тоже было пять - мама и четверо детей. С тех пор многое изменилось, трое уже встретились с тобой, а Мабелле и мне это еще предстоит. Зато у тебя появились внуки: у Сесиля родился мальчик, у меня - двое (с Биллом ты уже знаком), у Элен - мальчик и у Мабеллы две очаровательные девчонки.

Получается, что у меня как бы две семьи: та, в которой я родился, и та, которая появилась, когда милая Изабелла ответила мне: «Я согласна». Мама рассказывала, что ты, когда представлял ее друзьям, говорил: «Вы ее полюбите. Ведь я уже полюбил». Когда-нибудь я познакомлю тебя с Изабеллой и скажу: «Ты ее полюбишь. Ведь я уже полюбил».

Ах, папа! Я видел тебя глазами пятилетнего малыша и запомнил по-детски. Однако все мои воспоминания - добрые, они учат меня о Том, Кого мы с тобой оба называем «Отче наш», а иногда я в порыве нежности обращаюсь к Нему «Папочка».

Нам довелось прожить вместе совсем немного. Все мы знали, как ты любишь мамочку, твою дорогую Кауру. И нас ты любил, мы никогда не сомневались в этом. Порой ты наказывал нас за ослушание, но потом обязательно, обязательно брал на руки и нежно целовал в макушку. А помнишь, как ты водил нас с Сесилем кататься на паровозе и объяснял, почему колеса движутся и как работает двигатель?

Папа, ты знаешь, что тому пятилетнему крохе Аоренсу уже восемьдесят? Думаешь ли ты вообще о земных годах? Не верится, что тебе было бы уже 106 лет.. Не могу представить седовласым стариком тридцатилетнего красавца, фотография которого стоит у меня на столе. Там ты сидишь в кожаном кресле, а

подле тебя - изящная фигура очаровательной женщины, ее руки покоятся у тебя на плечах, глаза прищурены, на лице играет гордая улыбка, как бы говорящая: «Вот он, мой любимый и единственный1.». Как могло случиться, что по ее щекам побежали морщины, спина ссутулилась, руки потеряли свой нежно-розовый оттенок, а ты остался, как был - румяным и статным, с густыми волосами, гладкой кожей и, наверняка, со здоровыми, крепкими зубами? Интересно, рассказала ли мама тебе о старости.

Впрочем, что это я? Вы сейчас вместе в Царствии небесном, где морщины, и радикулит не имеют никакого значения. Осталось подождать совсем недолго, и мы опять соберемся все вшестером. Я все-таки очень хочу, чтобы произошло восхищение святых, тогда бы наша встреча прошла ярче, мы были бы в обновленных телах, преображенных по образу Христа.

Помнишь, у Китса есть «Ода греческой урне», где он пишет о мечте остаться вечно молодым? Нестареющие люди получились у него холодными, в их радости нет нарастания или угасания, жизнь течет монотонно и отталкивающе спокойно. Совершенно не то, что испытываешь ты, ведь правда? Ты живешь с Господом и знаешь полноту радости от прялюго общения с Ним. Мне еще предстоит это счастье, до меня пока долетали лишь порывы небесного ветра, но они еще сильнее разжигали желание обладать тем, что для тебя уже стало повседневной реальностью.

Папа, я так благодарен тебе за любовь и нежность, которыми ты щедро оделял всех пятерых твоих домочадцев. Мне иногда до боли хочется вновь пережить те счастливые мгновения, когда на лестнице слышался скрип ступенек у тебя под ногами, мама восклицала: «Папа пришел!» - и мы все бежали тебе навстречу... Именно тогда ты дарил нам дуновение небесного ветра, хотя мы не осознавали происходящего у нас на глазах чуда.

Я вновь смотрю на вашу с мамой фотографию в строгой рамочке. Этот драгоценный для меня предмет на самом деле лишь кусочек картона. Когда-нибудь я буду вспоминать о нем, как о скрипе лестничных ступенек - вестнике скорой встречи. И мы вечно будем неразлучны. Твой сын йоренс

Я забыл спросить, думал ли папа о смерти, пока жил в этом мире. Что ж, теперь поздно, письмо запечатано и отослано.

А вообще, вряд ли мы будем говорить о смерти, когда увидимся. Может бьггь, мы с улыбкой вспомним о тех земных годах, когда реальность виделась как бы через завесу или матовое стекло, не то что в Царствии Божием, где мы общаемся с Господом лицом к лицу и разговариваем с Ним так же легко, как друг с другом Наши беседы со Христом не будут подобны той, которую вели с «Незнакомцем» два ученика по дороге в Еммаус. Страшно подумать: они догадались, Кто говорил с ними, лишь когда Он ушел прочь. Нет, у нас все будет по-другому. Папа с мамой, мы с Биллом и наши сестры соберемся на урок по Библии, а учить нас будет ее Автор!

Чувствую, что мысли о папе уводят меня в мир грез... И все же мое воображение опирается на истину, а не на поток фантазии. Быть может, встающие перед глазами идиллические картины - не что иное, как полоса света, видимая через приоткрытые врата рая? Между створками мелькают образы, которых не видели очи, доносятся голоса, которых не слышали уши, и на сердце приходит предчувствие того, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Однако видение быстро бледнеет и исчезает, ведь мы окружены привычными нам предметами этого мира. Многое на земле кажется нам весьма привлекательным, пока мечты о примитивных удовольствиях не оборачиваются трагедией. Правда, и тогда мы с нелепым рвением продолжаем попытки наполнить водой разбитые водоемы (Иер. 2:13). Когда мы чему-нибудь научимся?

Смерть вдохновляла на печальные размышления философов, психологов, богословов и поэтов всех времен. С горьким пессимизмом Вильям Шекспир писал в «Макбете»:

Жизнь - этотолько тень, комедиант, Паясничавший полчаса на сцене И тут же позабытый; это повесть, Которую пересказал дурак;

В ней много слов и страсти, нет лишь смысла.

(Акт V, сцена 5. Перевод Ю. Корнеева)

Однако все эти рассуждения - не более чем способ избежать страшных мыслей о неотвратимости конца.

Христиане же говорят о смерти бодро, порой даже с показной радостью. Мы с наслаждением смакуем слова апостола Павла о мгновенном переходе отсюда - туда, а также другие священные стихи на эту тему. В то же время Бог великодушно делает скидку на слабости человеческой натуры и не скрывает того факта, что смерть - враг рода людского: «Последний же враг истребится - смерть» (1 Кор. 15:26), хотя, как мы видим, обнадеживает нас обещанием уничтожить ее.

Некоторым верующим (например, мученику Стефану) даруется счастье увидеть небеса отверстые еще до своей кончины, но я тщетно вглядываюсь в вышину и не уверен, что хотя бы в последний час глаза мои узрят сокровенное В книге Буньяна «Странствие пилигрима» христианин встретил надвигающуюся смерть словами: «Я погружаюсь в глубокие воды, волны объяли меня, мне не увидеть берега». Будет ли и моя кончина столь же грустной и бесцветной, или же меня ждет участь оптимиста, спутника пилигрима, который с восторгом восклицал: «Я вижу врата рая и привратников, простирающих руки нам навстречу!». Как знают читавшие эту книгу, оба путешественника благополучно добрались до цели и каждого из них встретили радушные слова: «Войди в радость Господина твоего»... однако до чего же разными оказались их последние минуты! Соединившись с Воином, победившим смерть, оба они обрели вечную жизнь, но одному смерть показалась тенью, а другому - последним врагом

Не знаю, как поведу себя в часы прощания с этим миром, но с уверенностью могу свидетельствовать о дуновении небесного ветра, об аромате благовоний с небесного алтаря, о неодолимом желании войти в присутствие Божие. Восемьдесят лет - тяжелый груз, но, утомившись от этой ноши, я нахожу утешение не в строках модного поэта Александра Поупа, писавшего: «Косу оставь, о страшный гость, / Дай мне дожить до первых звезд!», а в псалмах: «В Твоей руке дни мои... Как много у Тебя благ...» (Па 30:16 и 20). Пока мы довольствуемся лишь предчувствиями, но однажды им суждено стать реальностью.

Наступит день, когда я смогу наслаждаться пением ангельского хора, идеальной гармонией восстановленных отношений человека с Богом и себе подобными. Пророк Неемия рассказывает, что в праздничный день освящения храма «пели певцы громко; главным у них был Израхия». Имя Израхия переводится с древнееврейского как «Иегова сияет». Не следует ли отсюда, что Сам Господь, сияя во всей полноте Своей славы, будет дирижировать бесчисленными святыми? Даже один кающийся грешник достоин ликования ангелов, что же за грандиозный праздник развернется на небесах, когда все искупленные взойдут в Царствие Божие! И мы все вечно пребудем с Господом.

Размышления сына

Я сейчас нахожусь в наиболее удобном положении для осмысления прошлого и заглядывания в будущее одновременно, поскольку жизнь моя как раз перевалила через свою вершину, а если считать продуктивными годы с двадцати пяти до пенсии, смерти или впадения в маразм (нужное подчеркнуть), то и в творчестве мне как раз осталось пройти ровно половину пути. Пользуясь возможностью обозреть далекие пространства с покоренной высоты, я жадно всматриваюсь в горизонт. Оказывается, мое суетливое существование вписывается в эпический роман под названием «Жизнь».

Позади осталась смерть двух моих дедушек, один из которых скончался за двадцать семь лет до моего рождения, а другой запомнился мне искренними молитвами, во время которых я ясно чувствовал присутствие некоей Высшей Силы, и ушел в мир иной, когда я был подростком. Оба они глубоко верили в Бога. Рядом с ними вижу двух бабушек. Первая умерла слепой вдовой со словами «Не плачь» на устах, а вторая до самых последних дней хлопотала по дому, пичкала сладостями внучат и вязала крючком салфеточки. Вокруг ее дома цвели разноцветные азалии и душистыелилии, а на крыльце стояло деревянное кресло-качалка, в которое я забирался с ногами и пил из высокого стакана сок, заботливо налитый ее рукой.

Прищурившись посильнее, я могу разглядеть еще более удаленных от меня людей. Мне видно пять поколений правоверных христиан - англичан со стороны отца и шотландцев со стороны матери. Возвратившись в недавнее прошлое, я нахожу своих добрых родителей, которые постоянно возились с нами, играли в смешные игры, читали книжки, учили молиться, шлепали за провинности. А вот и мой брат, до сих пор самый близкий мне человек; и хорошенькая девочка с косичками, встретившаяся мне в десять лет и спустя одиннадцать ставшая моей женой; и два карапуза - наши с ней сыновья.

Неплохо иногда вернуться в прошлое. Несмотря на то что вновь приходится переживать все полузабытые трагедии, этот экскурс дает нам возможность изучить собственный опыт и обрести силы жить дальше. Благодаря своему прошлому я могу верить в прошлое других. Я осознаю себя участником грандиозных событий, мелкие происшествия детства или юности уже не кажутся разрозненными деталями, а аккуратно встают на свои законные места в общей картине. Размышляя о собственной истории и о Боге моего отца, я укрепился в убеждении, что моя жизнь - глава в романе-эпопее, действие которого развивается и через меня, и через моих детей. Нет слов, чтобы выразить мой восторг от осознания своей значимости!

Средний возраст - вершина, которую я покорил и с которой начинаю теперь спускаться - дал мне более ясное понимание того, что Бог начал рассказывать человечеству с момента грехопадения и о чем будет продолжать повествование до Второго Пришествия. Все мы знаем, что Бог - замечательный Рассказчик, но слишком часто нам хочется использовать Его творческий талант для написания собственных сценариев. К счастью, Он отличается известной несговорчивостью и, невзирая на наши настойчивые советы, пишет, режиссирует, подбирает актеров и монтирует Свое кино по Своему разумению. Он может поделиться с друзьями

задумками по поводу основного сюжета, Он может назначить их на определенные роли. А потом собирает всех участников на премьерное выступление без предварительных прослушиваний, репетиций или запасных дублей. При этом мы нередко имеем весьма смутное представление о том, как отзовутся наши несколько слов в сердцах зрителей и как наши репризы повлияют на ход пьесы. Ясно одно: ни один из нас не удостоен чести называть себя главным героем Чем больше мы стараемся играть хорошо, тем труднее и мучительнее идет действие. Мы постоянно ошибаемся и путаемся, но Режиссер никогда не теряет терпения. Похоже, для Него самое важное - чтобы мы продолжали игру.

Далее происходит непонятное. Мы вдруг начинаем воспринимать пьесу как реальность, а жизнь как маскарад Мы осознаем, что смысл каждого действия - объявить миру о благости Всевышнего. Со времен грехопадения Адама и Евы человечество пребывало в душном, задымленном и тесном мирке, где под ногами ползают сомнения, а над головой роятся полчища подозрений. «Да хорош ли этот Бог? Не видит Он, что ли, в какой клоаке мы живем?» Однако с каждым поднятием занавеса, с каждым новым действием пьесы чад понемногу рассеивается, а сквозь грязные декорации начинает пробиваться сияние славы Божией.

Каждый из нас, как оказывается, играл роль, написанную лично для него и идеально соответствующую его происхождению и талантам, а также обстоятельствам. Размышляя над прошлым, я не могу не заметить, как много людей удачно справились со своими заданиями. Хотелось бы, чтобы грядущие поколения великодушно оценили жалкие усилия моего персонажа и похвалили бы игру моих детей.

Дорогой мой читатель, ты терпеливо дочитал книгу почти до конца, за что я бесконечно благодарен тебе. Речь шла о духовном наставничестве, о том, как одно поколение передает другому свою веру. Завершая размышления о жизни своего отца, я хочу перевести взор на будущее собственных сыновей. Мне очень хочется как-то поддержать их на пути христианского роста, помочь удачно сыграть свои роли в божественной пьесе, убедиться, что их

жизни удачно вписались в великий роман-эпопею, который творится лучшим Рассказчиком вселенной. С глазами, полными слез, с замиранием сердца пишу письмо моим любимым мальчикам.

Дорогие мои Кеп и Кен!

Я никогда не говорил вам, как много вы значите для меня. Почему-то не мог. Как утверждает ваш дедушка, самых близких отношений словами не описать. Мы с мамой передали вам чудо жизни, и каждый из вас появился на свет хотя неповторимым и особенным, но и неразрывно связанным с родом моего отца, с многими поколениями родителей и детей.

Кажется, еще вчера в дом внесли первый кружевной сверток, а спустя какое-то время второй. Когда вы были маленькими, я мог часами разглядывать ваши пальчики, нагнувшись над колыбелькой. С гордостью новоиспеченного родителя я пеленал вас, кормил из соски и качал на руках, когда вы плакали. Обнявшись, мы с мамой плакали от счастья и шептали: «Господи, пусть они будут Твои! Помоги им увидеть Твою благость и полюбить Тебя, как мы любим. Мруй им жизнь вечную в Сыне Твоем, и да живут они ради Тебя!».

В некоторые дни меня охватывал страх. Мне казалось, что вы пошли не той дорогой, и я бросался спасать вас. Ужас от мысли, что мои мальчики окажутся во власти сатаны, становился сильнее моей любви к вам, а в итоге я требовал того, что человек может сделать лишь добровольно. Господь не раз останавливал меня, убеждая довериться Ему и поверить вам. К сожалению, у меня не всегда получалось до конца придерживаться Его совета. Я забывал, что ко Христу люди приходят благодаря любви, а никак уж не давлению. Простите меня и сами не повторяйте моих ошибок.

Когда вы были подростками, я запирался в кабинете и молился порой до самого утра со страстью, которую не передать словами. Я вновь и вновь повторял: «Господи, сохрани в чистоте души моих мальчиков! Позволь им стать добрыми христианами на радость Тебе и людям!». У меня дрожали руки, я изматывал себя так, что едва ворочал языком. Мне ни разу не довелось услышать Гласа с небес, но иногда я чувствовал, как Бог улыбается мне: «Верь мне, сын Мой!».

Боюсь, глядя на меня, вы могли подумать, что праведная жизнь лишена каких-либо удовольствий. У вы, жизнь моя была и остается непрерывной борьбой, и дай Бог вам испытать больше радостей и побед, чем довелось мне. Личные неудачи, душевная боль могут ввести человека в тяжелую депрессию, так что он утратит какое-либо желание продолжать путь. Сколько раз я думал: «Довольно! У меня нет больше сил. Сдаюсь, сдаюсь, убейте меня, растопчите меня, забудьте о том, что я когда-то существовал».

И все же я не сдавался. Я познал сладость благодати Божией, я чувствовал Его поддержку в трудные минуты. Господь прощал меня за малодушие и возвращал на торную тропу. Боль не смогла отнять у меня надежду. Я знаю, я точно знаю, что жизнь ради Христа имеет смысл, несмотря на все страдания, которые она может принести, потому что впереди нас ждет прекрасный, чудесный день, он близок, грядет скоро!

Вы оба слишком молоды, чтобы часто задумываться о загробном мире. Смерть кажется вам далекой и почти нереальной. Я сам был таким в ваши годы. Лдже сейчас я не могу воспринимать мысли о смерти столь же серьезно, как ваш дедушка. Однако гибель дяди Билла встряхнула нас всех, приблизив страшное лицо черного ангела, так что можно было рассмотреть его пустые глазницы и оскаленный рот. В другой раз я опять очутился лицом к лицу с ужасным гостем, когда отец лег в больницу на операцию. Последние годы, оказались полны печальных событий, но они стали и необыкновенно счастливым временем, потому что никогда ранее я не ощущал реальность Христа и Царствия небесного так остро, как сейчас. Представляете ли вы, каков он, рай? Я помогу вам. Вспомните самый счастливый момент в своей жизни, усильте ваши чувства в десять тысяч раз, а потом растяните на вечные времена. Таково будет блаженство пребывания с Тем, Кто бесконечно любит вас и готов поделиться всеми восторгами небесной жизни!

Мне самому надо больше думать о том, что ждет нас впереди. Мне скоро пятьдесят, но жизнь моя все еще несет больше признаков человека «естественного» - низменного, животного, материального, хотя с каждым годом все острее стремление к жизни сверхъестественной. И я знаю, что Бог продолжает вести меня за руку по длинной лестнице, ступени которой уходят в облака. Помните, мы с вами читали К. С. Льюиса «Лев, ведьма и платяной шкаф»? Моя любимая глава - наступление весны в Нарнии. Сейчас мне кажется, что зима моей жизни подходит к концу, слышны пение птиц и звуки тающего снега, а ветер доносит аромат подснежников. У меня дух захватывает от мысли о том, что Бог приготовил мне.

Вы, как и я, оказались частью истории, которую сочинили не мы и которую не мы выбирали. Все ваши бабушки и дедушки, так же, как и все мои, любят Иисуса Христа. Ваши родители любят Иисуса Христа. Нашей семье несказанно повезло. Но дарованная нам милость ко многому обязывает! С христианским наследием нескольких поколений вы получили доспехи и меч - чтобы в полном обмундировании идти в мир, бороться за дело Божие и нести свет людям. Оставьте после себя след. Сделайте счастливыми людей вокруг вас: ваших жен, потом детей, всех близких. Не гонитесь за впечатляющими подвигами, просто будьте надежными и верными супругами, родителями, друзьями. Бог даст, вы перемените жизни многих людей, но может быть, вы запомнитесь лишь нескольким - не в этом дело. Господь направит стопы ваши на ту дорогу, которая проложена лично для вас и приведет вас на свое место в Его грандиозной пьесе.

У меня на свете нет никого дороже вас. Потому нет для меня больше радости, чем осознание того, что сыновья мои идут за Христом и славят Его. Вообразите чудесный семейный праздник, куда соберутся ваши деды, и прадеды, дядя Билл будет играть на гитаре (возможно, несколько лучше, чем на наших рождественских встречах!), Каролина и Ким начнут подпевать ему, мы с мамой, наконец-то, посмеемся от души (нам никогда не хватало времени просто расслабиться)... И вдруг наступит тишина:

это Господь выйдет вперед и предложит Кепу и Кену рассказать о своей жизни на земле. Вы оба поделитесь радостью тех дней, когда вверили свои жизни в руки Спасителя, расскажете о тех решениях, которые приняли во славу Его, вы похвалите друг друга за добро, которое совершили. Возможно, только тогда вы узнаете, как много значили для окружающих. Когда же ваш рассказ подойдет к концу, Господь нежно обнимет вас и скажет: «Молодцы! Теперь пора веселиться!» - и начнется всеобщее ликование. Не поверите, но даже ваш дедушка пустится в пляс! На самом деле, сейчас даже он не представляет до конца, какой восторг мы все будем тогда испытывать...

Поверьте мне, лучшее впереди!

Кеп, я люблю тебя. Живи для Бога.

Кен, я люблю тебя. Живи для Бога.

Папа.

Обращение к читателю

(Вместе послесловия)

Жаль, что мне приходится общаться с вами на расстоянии, из- за этого я не чувствую ваше настроение. Мне не видны ваши глаза, я не знаю, улыбаетесь вы или недовольно поджимаете губы. С замиранием сердца спрашиваю: «Какое у вас впечатление от прочитанного, о мой терпеливый читатель?» и рассчитываю на ваше великодушие.

Наверное, вы с сомнением скажете, что ноша, водруженная мною на плечи сыновей, непомерно тяжела. Что ж, хочу надеяться, что вера нескольких поколений станет не камнем преткновения, а надежной опорой. Также молю Бога, чтобы они не забывали: каждый человек отвечает только за себя и отчитывается перед Всевышним только за собственную историю. Прочтите их впечатления от этой книги, и вы поймете, что оба моих сына уже достаточно взрослые люди, ищущие правильный путь в жизни.

Независимо от происхождения все мы должны лично услышать обращенный к нам Глас небесный: «Люблю тебя, иди за Мной, ищи Меня - и найдешь». Сын Божий открыл дорогу к познанию Бога для всех людей - из счастливых семей, из неблагополучных, из неполных, для круглых сирот и для имеющих множество родственников. Один мой приятель с завистью сказал: «Повезло тебе, а у меня вот нет пяти поколений христиан за спиной». Конечно, можно долго и эмоционально рассуждать о загадочной несправедливости в распределении духовных и материальных благ. Однако все эти разговоры кончаются одним: мы обращаем взор к небесам и, вздохнув, признаем за Царем вселенной право властвовать по Его усмотрению, ведь Он для каждого из нас готовит

такую роль в Своей пьесе, какая наилучшим образом нам подходит. Тайна, в которой созидается история, отражает прежде всего неосквернимую благость Творца, а потому мы не только должны радоваться за тех, кому досталось в жизни больше светлых полос, не только недоумевать по поводу неожиданных поворотов судьбы, но и склоняться в глубоком поклоне перед ни с чем не сравнимой любовью, пронизывающей все Его замыслы и ведущей нас к тому Дню, когда мы сольемся в единой песне хвалы.

Размышления двух сыновей - двух внуков

Размышления Кепа Крабба

Меня зовут Кеп, мне двадцать пять лет, и довожусь я Ларри Краббу старшим сыном. Полгода назад папа прислал мне рукопись этой книги и попросил написать о своих впечатлениях от нашей семейной истории.

Во-первых, в отличие от большинства читателей, многое из описанного здесь было мне давно известно, хотя в виде непрерывного повествования те же события воспринимаются несколько иначе. Эффект от такого чтения был весьма неожиданным: собранные в одну книгу рассказы дедушки и папы повергли меня в уныние - я заметил то, что раньше ускользало от меня, а именно отсутствие каких-либо гарантий на житейское счастье. У меня немедленно возникло много вопросов: что теперь со мной будет? Придется ли мне хоронить любимых людей? Будет ли у меня в жизни столько же ужасных событий, как у дедушки и папы? Какие неприятные неожиданности поджидают меня за углом? Что Бог уготовил мне? Могу ли я хоть на что-то надеяться в оставшиеся годы жизни?

Мне очень помогло чтение дедушкиных дневников - его трагедии, радости, духовные терзания многому меня научили. Более того, у меня появилась надежда в жизни, хотя до этого мир уже начинал казаться совершенно безнадежным. Самым главным откровением стала истина, что каждому человеку обязательно придется встретиться и с жестокостью, и с болью, и с несправедливостью. Конечно, не всем выпадут именно такие же тяготы, какие достались на долю дедушки. Кому-то посчастливится пройти по этой земле путем более легким, а кому-то предстоит страдать за сто человек. Тем не менее, все до одного столкнутся с ситуацией, когда под сомнением окажется их вера. Следовать за Богом - занятие, как выясняется, небезопасное, но приятно осознавать, что все трудности обязательно вознаграждаются.

Стоя в ожидании надвигающихся бурь, я с благодарностью думаю о людях, среди которых прошли мои детские годы. Их глубокая и искренняя вера, передававшаяся из поколения в поколение, создала атмосферу, отличную от той, в которой росло большинство моих сверстников. Многие события, которые раньше казались просто теплым воспоминанием, теперь оказались добрыми помощниками, источниками сил, надежной опорой.

Я еще не считаю себя стариком, однако детство уже успело бесконечно отдалиться. То, что случилось всего два десятилетия назад, воспринимается почти как древняя история. Так, «за много-много веков до нашего времени» мама с папой, Кен и я отправились в гости к бабушке с дедушкой. Наша машина долго тащилась по раскисшей дороге, пока не остановилась посреди глубокой лужи перед милым домиком где-то в самом центре Южной Каролины. Вытащив сумки из багажника, мы под проливным дождем побежали к двери, тщетно пытаясь прикрыть вещи и стараясь не поскользнуться. Однако насколько же приятнее была встреча, предваренная столь неприятным путешествием! В теплой гостиной было светло и уютно. Потрескивал огонь в камине, на столе высилась гора ароматных булочек с корицей, за стеной слышался дедушкин смех, а я лежал на диване, свернувшись калачиком под бабушкиным платком... Жаль, что читатели не могут услышать, как заразительно хохочет дедушка над хорошими шутками. Сразу становится понятно, что этот человек любит жизнь, хотя не все в ней складывалось для него удачно. Удивительно, что перенесший столько невзгод старик умеет так искренне радоваться. Удивительно, что у него вообще сохранилось чувство юмора. Удивительно, что он не озлобился на весь мир и не проклял день, когда мать родила его. Хотелось бы и мне сохранить эту способность до преклонных годов, чтобы несмотря на все несчастья весело хохотать в кругу детей и внуков.

Возможно, секрет его жизнерадостного смеха кроется в глубоком понимании самых серьезных вопросов. Однажды он вдруг начал рассказывать нам с Кеном о том, что история каждого человека - эпизод в грандиозном романе, который пишет Бог. Тогда я понял, что дедушка верит в полновластие Всевышнего, Который держит в руках нити управления всеми событиями на земле и при этом для каждого человека находит подходящую роль в Своей всемирной пьесе. Это и делает жизнь осмысленной. Именно поэтому дедушка продолжает находит в ней повод для веселья. Иначе я не могу объяснить, как человек, в пять лет потерявший отца, переживший смерть неверующего (или неясно выражающего свою веру) брата и по телефону узнавший о безвременной гибели сына в авиакатастрофе, все еще сохраняет способность улыбаться.

По не вполне понятным мне причинам дедушка непоколебимо убежден в благости Божией и по-детски доверчиво полагается на милость Всевышнего. Кажется, простой ответ на мои удивленные вопросы. Однако легко ли достается такая глубокая вера? Иногда ей предшествует возмущение действиями Господа, и в этом случае решение довериться Богу может быть одним из самых сложных в жизни. Пока мне приходится судить о таких переживаниях лишь как стороннему наблюдателю. До сих пор несчастья великодушно обходили меня стороной, не подвергая моей веры никаким особенным испытаниям Пока все складывается, как в сказке: я вырос в любви и заботе, окруженный вниманием родителей и не зная, что такое голод. Я встретил девушку своей мечты, она ответила взаимностью, и скоро наше желание быть вместе навсегда осуществится. У меня прекрасная работа. Одним словом, жизнь - лучше некуда. Так хочется расслабиться и поплыть по течению, но нет: прочитанная книга будоражит сознание, напоминает о грядущих трудностях и неизбежных разочарованиях. Могу ли я спокойно продолжать путь, если за углом подстерегают злодеи с самыми черными намерениями? С другой стороны, будучи готовым к нападению, я смогу встретить моих недругов во всеоружии. Благодаря своим неудачам, дедушка стал ближе к Богу и научился доверять Ему во всех делах. Хотелось бы и мне обратить зло во благо, принять с радостью все искушения и испытания, дабы вера моя стала драгоценнее огнем закаленного золота (Иак. 1:2-4; 1 Пет. 1:6-7). До той поры буду радоваться своему спокойному и благополучному жребию, вознося хвалу Всевышнему за маму с папой - любящих супругов и нежных родителей.

Надо сказать, что я был в детстве совсем не подарок. Если папа когда-нибудь напишет книгу о воспитании, ее названием будет «Тысяча неудач и одна удача». Он сам признавался мне, что со мной не действовали никакие методы. Мой случай не вписывался ни в один учебник по педагогике. Тем не менее они с мамой не махнули рукой на «этого оболтуса», а продолжали с любовью и нежностью возиться со мной, из последних сил выискивая во мне ростки доброго и всячески их умножая. Расскажу такой случай. Однажды папа взял меня с собой по магазинам, и я выпросил разрешения купить игрушку. Оставив меня в детском отделе, папа строго-настрого наказал не покупать ничего дороже определенной суммы. Конечно, едва только он скрылся, я схватил шикарное ружье, давно привлекавшее мое внимание. Оно стоило вдвое больше, чем папа позволил истратить, но меня это не остановило, тем более что у папы не было с собой мелких денег, и выданной мне банкноты с лихвой хватало. Прижимая покупку к сердцу, я поспешил к выходу, где меня уже ждал строгий родитель. На вопрос о стоимости игрушки я пробормотал что-то невразумительное, и тогда он потребовал показать, что я выбрал. Изучив содержимое пакета, папа сразу понял, что произошло. Я ослушался его и истратил все деньги, а значит, заслуживал сурового наказания. Без тени эмоций на лице папа велел мне сдать ружье обратно. Я потащился назад в магазин, отстоял длинную очередь, потом, запинаясь и всхлипывая, объяснил причину возврата тетечке в окошке, расстался с так и не осуществившейся мечтой, получил деньги и побрел к выходу. Папа сидел на той же скамейке, рядом стояла сумка с покупками Я сел рядом, надеясь услышать лекцию о вреде непослушания. Домой идти не хотелось, там меня наверняка ждала хорошая порка. Папа молча протянул мне коробку. «На, открой», - мягко сказал он. Передо мной лежало то самое ружье, которого я только что лишился. Я потрясенно уставился на улыбающегося папу. От волнения слова застряли в горле, и я смог только выдавить сиплым голосом: «Как? Зачем?». Папа обнял меня за плечи: «Тебя, конечно, надо было бы выдрать как следует, но вместо этого я сделал тебе подарок. Так же поступает с нами Бог, когда мы раскаиваемся в своих проступках. Наш небесный Отец прощает все грехи, если мы веруем в Его Сына, принявшего на Себя наше наказание».

В тот день я не стал верующим человеком, но папа посеял семя Евангелия в моем сердце, и спустя годы оно проросло. Главное, что произошло тогда на скамейке перед магазином: я понял, какова милость Господня.

Читая о Боге моего отца и о Боге отца моего отца, я испытал два сильных чувства. Во-первых, я стал еще больше уважать деда. Идя трудными дорогами, он сумел углубить веру и укрепиться в любви к Богу. Я счастлив, что Господь даровал мне такого замечательного дедушку, ведь некоторые вообще лишены этой радости. Во-вторых, я поверил в то, что раньше много раз слышал, не прислушиваясь: Бог любит нас, Он благ и милостив. Это истина, но она трудна для понимания. Тем не менее жизнь дедушки и папы подтверждает справедливость этого постулата.

От всей души надеюсь, что книга «Бог моего отца» поможет читателям твердо идти прямым путем и не сводить глаз с великого Господа. Лично я искренне благодарен дедушке и папе за их влияние на сердца тысяч и тысяч людей, которые прочитают эту

книгу. Мне она открыла глаза на то, что единственно важным является движение Бога по моей жизни и преобразующая деятельность Его рук. Он вознамерился сделать меня похожим на Его Сына, Который умер за грехи мира и позволил всем верующим во имя Его войти в Царствие небесное. Даже если папа и дедушка покинут этот мир раньше меня, мы расстанемся лишь на время - просто они будут ждать меня там, в вечности, рядом с нашим Спасителем

Размышления Кена Крабба

Когда папа попросил меня изучить его рукопись и поделиться впечатлениями, я отнесся к этому заданию с интересом Однако по прочтении этой крайне эмоциональной книги мой интерес перерос в какое-то нервное возбуждение Мне хотелось бежать куда- то, кричать, размахивать руками. Мне не терпелось изложить на бумаге переполняющие меня чувства. Некоторые главы глубоко тронули меня, а некоторые потрясли своей полной запредельностью, которую мне, боюсь, никогда не постичь.

Мне пока не довелось пережить страшных потерь, выпавших на долю дедушки. Отец мой, слава Богу, жив, а когда погиб дядя Билл, мои переживания были, скорее, не болью утраты, а жалостью к знавшим и любившим его другим родственникам За двадцать два года, которые я прожил на свете, не случилось ничего, что подвергло бы мою веру суровому испытанию. Думаю, у меня все еще впереди, и остается лишь покорно ждать, молясь о силе духа, подобной дедушкиной. Вновь и вновь ему приходилось проходить через страдания и сомнения, но он возвращался на верную тропу и продолжал свой путь к Богу с настойчивостью муравья. Ах, если бы и я оказался таким же стойким!

Дедушкино детство очень отличается от моего. Он рос без отца в тяжелых материальных условиях, и хотя я, конечно, слышал от него и других рассказы о тех трудных временах, до конца еще не осознавал, как велика была милость Божия к их несчастной семье Господь благословил четверых малышей, даровав им удивительно

добрую и любящую мать, чья христианская душа светила им в самые темные дни. Однажды я увижу ее - о, это будет чудесная встреча в Царствии небесном!.. Впрочем, отняв отца, Господь не забрал у детей нежных воспоминаний о нем и его несгибаемой вере во Христа. Пусть у дедушки не было того, чем могут похвалиться дети моего поколения, но он был во многом богаче нас

Теперь я знаю, что самое лучшее наследство, которое мы с Каролиной можем оставить своим пока не рожденным детям, - это сокровище, переданное прадедушкой и прабабушкой моему деду и от него и бабушки принятое моим отцом, а от родителей полученное нами. Я говорю о любви к Богу, друг к другу, к детям

То, что дедушка рассказал о своих молодых годах, относится и ко мне. Увы, я тоже склонен лишь оповещать Бога о готовых решениях и изменениях курса в расчете на обязательную поддержку. Я вообще слишком люблю планировать. Скажу вам по секрету: вся моя грядущая жизнь уже расписана мною в мельчайших подробностях, год за годом. Я уже точно знаю, сколько у нас будет детей, сколько среди них должно быть мальчиков и девочек и какими талантами каждый из них должен обладать. Моя карьера уже известна мне до самого дня выхода на пенсию. Остается лишь заверить мой план у Главного Архитектора человеческих судеб... но здесь-то и получается загвоздка. Помните, дедушка писал о том, что нужно передать штурвал корабля в руки Христа и покорно следовать тем курсом, который выберет Он. Для меня это страшно трудно. Я хочу расти во Христе, но язык не поворачивается попросить Бога распоряжаться моей жизнью по Его усмотрению. Боюсь, вмешательство свыше расстроит все мои планы. Я цепляюсь за руль с отчаянием глупца, доверяющего себе больше, чем опытному Штурману. Более того, я даже не смею молиться о даровании мне хоть малой толики зрелости, которая позволила бы взять себя в руки и передать управление Тому, Кому оно принадлежит по праву.

Дедушка очень серьезно воспринимает все, связанное с церковью, и ужасно переживает из-за малейших разногласий между братьями. Мы с Каролиной, конечно, посещаем богослужения каждое воскресенье, но нам было трудно найти постоянное место поклонения. Наконец, мы остановились на одной церкви, которая понравилась нам обоим приятной музыкой, интересными проповедями и доброжелательными прихожанами. Однако мне стыдно, что мое желание ходить в церковь еще очень далеко от глубокой любви дедушки к общению с Богом в кругу братьев по вере. Если в воскресное утром мы с Каролиной вдруг поругаемся, все богослужение пойдет насмарку: я не услышу ни музыки, ни проповеди, а буду лишь перебирать в голове подробности ссоры и тщательно подыскивать аргументы в пользу того, что виновата жена. Вот уже несколько месяцев я ежедневно молюсь о способности отключаться от мирских забот и хотя бы один час в неделю посвящать Богу без помех. Пока прогресс невелик.

Папа признавался, что порой не соглашается с дедушкой, однако им удалось найти способ спорить, не теряя взаимного уважения. Мне еще предстоит вырасти и в этой области. Мы с папой расходимся во взглядах по некоторым вопросам. В последние годы у меня появилось мужество (пока не мудрость!) открыто заявлять ему о своем мнении и гордо придерживаться собственных принципов. При этом я искренне считаю его своим духовным наставником, поскольку ему пришлось пройти через сходные переживания.

Думаю, я тоже подсознательно стремлюсь к одобрению отца, хотя, если разобраться, он не обделял меня ни уважением, ни похвалой. Например, нередко я ищу в Библии подтверждения своих взглядов, когда проще было бы расслабиться и позволить Богу научить меня. А все потому, что хочется поразить папу своей эрудицией.

Мне было интересно прочитать рассуждения папы и дедушки о непредсказуемости Всевышнего и сомнениях в Его благости. Забавно, что я еще так мало испытал в жизни, что до сих пор Бог был для меня предсказуемо добр. В то же время я понимаю, что так не может продолжаться бесконечно. Подобное счастье случается редко, если вообще случается. Однако посудите сами. Господь даровал мне двух замечательных родителей, чудесного брата, прекрасную жену, нескольких хороших друзей. Недавно к этому прибавилась любимая работа, о которой я мечтал с третьего курса. Мне сердиться на Бога - то же, что малышу злиться на Деда Мороза за слишком много подарков. Действительно, трудно представить, чего еще я могу желать сверх того, что уже имею. А что я сделал, чтобы заслужить это счастье? Ровным счетом ничего! Не это ли должно быть мне знаком: моему безбедному существованию обязательно придет конец. Не скрою, грядущие невзгоды не вызывают у меня энтузиазма. Я старательно готовлюсь к предстоящим трудностям и в своих планах предусматриваю хитрые лазейки, чтобы обходить возможные преграды. Однако в глубине души я мечтаю познать Бога так же, как познали Его мои отец и дед, а потому поиск удобного объездного пути к этой цели - не что иное, как помеха на пути к ней.

Рассказ о романтической любви дедушки и бабушки оставил у меня какое-то нежное чувство, смешанное с изумлением. Большинство молодых людей не думает о том, что их родители тоже когда-то были юными и влюбленными, а уж о бабушках-дедушках и говорить не приходится. Тем не менее мне было не трудно представить, как папа ухаживал за мамой или как дедушка добивался руки бабушки, потому что, хотя они прожили вместе соответственно двадцать семь и пятьдесят пять лет, все равно продолжают оказывать любимым знаки внимания. Мне приятно это видеть.

Сам я женат пока только тринадцать месяцев, и до сих пор все было хорошо, но я мечтаю о той близости, какая есть у мамы с папой и бабушки с дедушкой. Мы с Каролиной стоим еще в самом низу лестницы, верхняя ступень которой соответствует жизни в любви, во Христе, в Боге. Наша влюбленность еще должна дорасти до отношений, действительно глубоких и духовно богатых. В своей книге «Просто Христианство» К. С. Льюис писал: «Влюбленность так же отличается от любви, как детское барахтанье в «лягушатнике» от настоящего плавания». Весело бывает брызгаться и резвиться на мелководье, однако кто из этих малышей не мечтает научиться плавать, как олимпийские чемпионы? Я очень люблю Каролину. Мы дали друг другу клятву не разлучаться до конца жизни, и, конечно, что бы ни случилось, развод никогда не будет решением наших проблем. Однако мне этого мало. Я хочу достичь глубины отношений, которую наблюдал в союзах мамы с папой и бабушки с дедушкой.

Дедушка много беспокоится о том, вспомнят ли его после смерти. Пока я не задумывался об этих вопросах - может быть, по молодости. С возрастом желание «оставить след на земле» обязательно появится, а с ним придут вопросы, которые я еще не задавал себе. Прочитав размышления дедушки на эту тему, я вдруг вспомнил об одном разговоре на кухне родительского дома. Я упомянул дедушке о недавно виденном фильме, а в ответ услышал, что любое кино кажется ему теперь слишком банальным, чтобы тратить время на просмотр. Дедушка не осуждал меня, а просто таким образом рассказывал о том, что многое в жизни уже утратило для него привлекательность, и главной темой его мыслей стало ожидание Царствия небесного. Тогда я понял, какая пропасть отделяет двадцатидвухлетнего юношу от восьмидесятилетнего старца. Мне никогда не удается представить встречу со Христом столь же ярко, как описывает дедушка. Мне страшно от мысли, что ради перехода на ту сторону этой пропасти потребуется самому возводить мост, причем руководить проектом буду не я. Мой рассудок пытается предугадать, как Главный Инженер планирует вести работы: наверняка Он проведет меня через несколько неожиданных трудностей, в ходе чего я пойму, что полагаться могу лишь на Бога. Ужас перед возможными страданиями и доселе не испытанной болью доставляет мне нестерпимые мучения. Однако я твердо верю, что Бог благ, и что бы ни произошло, это пойдет мне на пользу и в конечном счете сделает нашу с Ним встречу еще более приятной, чем она ощущалась бы сегодня.

Дедушка может взирать на жизнь глазами трех поколений: сыновей, отцов, дедов. Папа испытал два уровня человеческих отношений. Я же стою в самом начале пути и знаю лишь один- единственный способ оценивать окружающий мир. Мне пока нечего вспоминать, кроме наивных детских радостей и многочисленных знаков любви Божией, за что я бесконечно благодарен Всевышнему. Тем не менее отец с дедушкой написали книгу, которая помогла мне понять: лучшее впереди. У меня есть редкая возможность поучиться у идущих впереди меня на тридцать и шестьдесят лет, чтобы потом прошагать по тому же пути не вслепую, а освещая дорогу переданным мне светом.

При чтении книги «Бог моего отца» я обратил внимание, что жизнь дедушки была полна событий. Он прошел через огонь и воду, но опасности и трудности не сломили его. Напротив, он вышел из испытаний закаленным в борьбе, с укрепленной верой и особой жизненной силой.

Так же отцу пришлось немало пережить, но и он сохранил веру, несмотря ни на что. Я много плакал над его письмом из последней главы, где так ясно видно его страстное желание: он очень хочет, чтобы мы с Кепом знали Бога. Мне вспомнилась открытка, которую он прислал мне из Англии, еще когда я учился в колледже. Там было всего две строчки: «Просто пишу, потому что думал о тебе и молился за тебя. С любовью, папа». Ни нравоучений, ни советов, ни новостей. Просто признание в глубочайшей родительской любви, и оно много значило для меня тогда. После чтения этой книги я почувствовал еще большую близость к отцу и дал себе слово стать лучшим человеком, чем сейчас. Это мое стремление усиливается от мысли о том, что даже любовь папы к нам меркнет перед несравненной любовью, которую питает к нам Бог. Господь зовет нас, Он желает открыться нам. Я счастлив, что в теплых чувствах моего земного отца отражена любовь Отца небесного. Мое самое горячее желание - познать Бога моего отца и моего деда Они оба стали примером для меня на пути к христианской зрелости, и, идя по их стопам, я буду помнить: лучшее впереди.

Руководство по проведению занятий

Как вы могли заметить, «Бог моего отца» - книга очень личная. В ней приводятся отрывки из «Полночных блужданий», как мы с отцом договорились называть его дневники, в которых он поверял бумаге самые сокровенные мысли, страхи, сомнения, страсти и радости на протяжении многих лет. Кроме того, читателю предлагаются мои размышления по поводу тех мест из записок отца, где его чувства показались мне наиболее интересными для обсуждения. В довершение всего к основному повествованию прилагаются отклики моих сыновей, идущих за нами той же дорогою.

В предисловии я отмечал, что книга эта посвящена духовному наставничеству, то есть тому, как старший человек учит младшего добру. На каждого из нас оказали положительное влияние многие люди: учителя, начальники, родители, пасторы, коллеги. Все мы можем назвать одно или больше имен тех, кто в нужное время направил нас на путь истинный. Моим духовным наставником стал отец. В этом смысле книга получилась еще и об отношении отцов и детей.

Я предлагаю проводить занятия по данной книге в форме свободных дискуссий. Суть рассматриваемых вопросов сводится к трем аспектам: размышление о собственных духовных наставниках и оценка их влияния на вас; осознание ответственности за идущих вслед за вами и шаги к осуществлению более осмысленного духовного наставничества над ними; анализ некоторых личных переживаний, описанных в книге.

Конечно, руководством по проведению занятий следует пользоваться гибко, приспосабливая его к конкретным интересам участников. Многие не могут считать родителей своими духовными наставниками, а кто-то только в процессе обсуждения вдруг поймет, насколько большое влияние имел на него отец. Некоторые, как мой отец, выросли сиротами, потеряв одного из родителей в раннем возрасте, или остались в неполной семье из-за развода, или их отцы просто самоустранились от воспитания по какой- либо причине. Не позволяйте таким обстоятельствам мешать вам размышлять о добрых людях, помогавших формироваться вам как духовной личности. Если какой-то вопрос не соответствует отношениям между вами и вашим отцом, просто отнесите его к какому-то другому человеку, сыгравшему в вашей жизни существенную положительную роль.

Хотя руководство по проведению занятий адресовано прежде всего мужчинам, женщины могут не менее успешно пользоваться им с той же целью. Примеры, которые здесь приводятся, действительно, содержат истории об отцах, дедах, сыновьях и внуках, но, пожалуйста, не воспринимайте это как отрицание роли матерей и бабушек в жизни дочерей и внучек. В сущности, я пишу о наставнике (наставнице) вообще и учениках (ученицах) вообще. То же относится и к тем читателям, кто по той или иной причине не имеет спутника жизни. Например, при обсуждении рассказов моего отца о любви в браке я предлагаю читателям задуматься о супружеских отношениях их родителей или своих собственных. Однако если вы не женаты или выросли в неполной семье, не считайте, что вопрос к вам не относится. Вспомните о какой- нибудь семье, которая оказала на вас положительное влияние, и отвечайте соответственно.

Большинство вопросов вполне подходят для обсуждения в группе, они должны побуждать участников рассказывать о себе и слушать рассказы о других. Есть и очень личные вопросы, ответы на которые лучше записывать в дневник после размышлений наедине с собой. Советую вам сохранить эти записи, они помогут вам углубить понимание Бота вашего отца и увидеть, как Его Десница

посылала добрых людей на помощь вам, а теперь посылает вас на помощь нуждающимся в духовной опеке

Как бы вы ни использовали данное руководство, главное, чтобы оно не только помогло вам испытать благодарность к отцу (наставнику), но и указало бы пути к вашему успешному наставничеству, чтобы вы могли научить добру своих детей или младших братьев по вере. Рассказывайте им о себе, о своих радостях, печалях, страданиях и мечтах. Слово за словом, рассказ за рассказом передавайте им свою веру. Я же буду молиться за вас

Отец

Как бы вы описали путь, которым идете? Хотите ли вы, чтобы ваши дети пошли той же дорогой? Как вы можете побудить их следовать за собой?

Как живется вашим детям? Какой вы представляете себе их дальнейшую судьбу?

Считаете ли вы своих детей самым важным из всего, что существует в вашей жизни? Объясните ваш ответ. Как вы думаете, что ваши дети считают самым важным для вас?

Предисловие

Дневник отца оказал на меня огромное влияние именно из-за своего личного характера Доводилось ли вам слушать откровенные рассказы собственного отца о событиях в его жизни и о его восприятии мира? Как повлияли на вас эти истории?

В предисловии духовное наставничество определяется так: «Человек, проживший долгую жизнь, учит добру человека юного и неопытного». Как вас учил добру ваш отец? Как вы пришли к решению идти за ним по пути веры? Что привлекло вас в его вере?

Если не отец был вашим главным наставником, то кто? Как вы пришли к решению идти за этим человеком по пути веры? Что привлекло вас к нему?

Можете ли вы назвать себя духовным наставником для своих детей или знакомых молодых людей? В какой мере ваши дети последовали за вами по пути веры? Чем привлекла их ваша жизнь? Что вы рассказывали им о себе?

Как ваш отец (наставник) привел вас к христианской вере? Чувствуют ли дети вашу любовь к Богу? Как по-вашему: удается ли вам передавать им истинный образ Божий?

В предисловии сказано: «Жизнь каждого человека - это маленькая повесть, суть которой выясняется лишь, если рассмотреть ее в контексте большого романа, написанного Богом». Как соотносится это утверждение с рассказами вашего отца (наставника)? А с вашей жизнью?

Глава 1. «Не плачь... Бог с нами!»

Воспоминания отца

Читая описание дома, где провел детство мой отец, можно легко определить, какой была эта семья. Какие особенности вашего дома свидетельствуют о положительных качествах ваших родителей?

Вспомните себя в пятилетием возрасте. Каким казался вам ваш отец? Был ли его приход домой радостным событием или же вы страшились его возвращения, подобно бедному Мануэлю? Объясните ваш ответ.

В детстве вам, конечно, приходилось наблюдать за тем, как разговаривают между собой ваши родители. Что вы смогли узнать о личности Бога благодаря этим наблюдениям?

Дедушка умер, когда моему отцу было всего пять лет, и эта смерть внесла в духовный мир ребенка страшную путаницу. Его представление о Боге как о добром и заботливом Существе оказалось поколеблено мыслью: «Бог позволил папе умереть». Не пришлось ли и вам пережить в детстве подобное

разочарование? Удалось ли вам преодолеть последствия той травмы? Что или кто помог вам в этом?

Отец прожил большую часть жизни сиротой, однако его рассказы свидетельствуют о том, что и за пять лет дедушка сумел оказать глубокое влияние на своего сына. Как мы видели, пять слов, произнесенных им перед смертью: «Не плачь... Бог с нами!», стали своеобразным духовным наследством. Сила этих слов оказалась такова, что в течение многих, многих лет после его ухода в мир иной они несли утешение его родным и укрепляли их в вере. Какое наследство оставил вам ваш отец? Как оно укрепляет вашу веру?

Повзрослев, отец понял, что сиротство, лишив его ряда преимуществ, во многих отношениях обогатило его. Он научился быть благодарным Богу за потерю, а не досадовать на незаслуженную обиду. Если смерть вашего родителя или его образ жизни помешали вам познать счастье отцовской любви, назовите то доброе, что вошло в вашу жизнь благодаря сложившейся ситуации.

Мой отец написал: «Во всем происходящем есть глубокий смысл, ибо каждое событие есть часть Замысла Божия». Это утверждение - свидетельство искренней веры, если учесть, сколько страданий и потерь пришлось ему пережить. Разделяете ли вы его мнение? Довелось ли вам пережить какие-то трагические события, которые привели бы вас к вере в Замысел Божий?

Мой отец полагал, что, хотя нам не понять путей Всевышнего, «нам достаточно известно о Его сущности, чтобы спокойно ждать счастливой встречи с Ним». Какие черты личности Бога помогают вам спокойно ждать счастливой встречи с Ним, несмотря на тяжелые обстоятельства?

Размышления сына

Размышляя над последними словами своего дедушки, я задался вопросом, не была ли его вера в справедливость воли Божией просто наивной. В конце концов я пришел к выводу, что

это была вера зрелого христианина, поскольку она стала путеводной звездой для моего отца на всю оставшуюся долгую жизнь. Можете ли вы рассказать, как вера вашего отца (наставника) направляла вас на пути к Богу?

Я привел в качестве примера вымышленный рассказ о бесцеремонном госте, который заканчивался словами: «Как мне не плакать?! То, что Бог будет вместе со мной взирать на эти бесчинства, нисколько не утешает». Что вы об этом думаете? Доводилось ли вам переживать подобное? Как вам удалось справиться с внутренним напряжением?

Легко или трудно вам доверять Богу в период неопределенности или перед лицом трагедии? Почему? Научились ли вы у вашего отца (наставника) достойно переживать подобные обстоятельства?

Глава 2. «Это наш последний пятачок, Лоренс. Не потеряй»

Воспоминания отца

Когда мой отец был маленьким, его семья жила очень бедно. Иногда у них в буквальном смысле слова оставался последний пятачок. В то же время он помнит, что его «мама всегда казалась всем довольной». Неустанно благодаря Всевышнего за все милости, она являла собой пример несгибаемой веры в доброго и заботливого Бога. Какую веру вы увидели в своем отце (наставнике)? Пример какой веры показываете вы своим детям?

Несмотря на маленький возраст, мои отец и дядя вынуждены были зарабатывать деньги. Они полностью отдавали их матери, потому что так было заведено: в семье все общее. Вспомните свое детство. Были ли у вас в семье такие же общность, единство, взаимопомощь? Не кажется ли вам, что в современном обществе эти ценные качества почти утрачены?

Мой отец признает, что мать учила его молиться не только своим примером. Она посвящала каждому из детей по нескольку минут перед сном, чтобы послушать, как ребенок сам общается с Богом. Кто научил молиться вас? Как он учил вас? Как учите своих детей вы?

Даже в раннем детстве мой отец понимал, что его семья по- настоящему богата, только не в мирском смысле этого слова. Они владели сказочными сокровищами: взаимной любовью, доверием, вниманием, единством, желанием дарить друг другу свое время. Встреча с отпрысками из богатого дома потрясла его тем, что родители были чрезвычайно заняты «важными делами» и мало общались с сыном и дочерью. Какая из двух семей напоминает вам ваше детство? Если бы этот вопрос задали вашим детям, как бы они на него ответили?

Мой отец вспоминает одно рождественское утро и с высоты прожитых лет видит, что в подарках под нарядной елкой выразилась безграничная любовь его матери. Посмотрите взрослыми глазами на собственное детство. Может быть, вы заметите что-то, ранее ускользавшее от вашего внимания, и узнаете новое о любви своих родителей.

Размышления сына

Что вы думаете по поводу моего утверждения, что «невзгоды делают человека благороднее, добрее, сильнее, рождают в нем качества, которых иначе никак не воспитать»? На каком личном опыте основывается ваш ответ?

Можете ли вы рассказать об испытаниях, пережитых вместе с братьями по вере? Сблизил ли вас этот опыт? Стали ли крепче ваши семейные узы в результате общих трудностей?

Мой отец объяснил мне значение слова «Всевышний»: «Есть Некто выше моей жизни и выше всех других существ». Если вы понимаете значение этого слова, кто научил вас? Как тот человек объяснил вам его? Рассказываете ли вы своим детям о Всевышнем Боге?

Какова ваша реакция на мое признание: «Главное, чему меня научили родители, - это понимание того, что не я являюсь самой важной личностью в их жизни»? Как вы считаете, кто был самой важной личностью для ваших родителей? Какие чувства вызывает у вас осознание этого факта?

Я убежден, что «лишь возлюбив Господа более, нежели близких нам людей, мы откроем Его супругам и детям и позволим им тоже возлюбить Бога». Согласны ли вы со мной? Если да, то удается ли вам претворять этот принцип в жизнь? Как вы думаете, что ответили бы ваши дети на вопрос, кто является для их отца самой важной личностью?

Глава 3. «Мы ничего не имеем, но всем обладаем»

Воспоминания отца

Отец пишет, что г-жа Белль буквально «вырвала» у него обращение в христианство. Было ли у вас или ваших детей что-то подобное? Как это событие отразилось на вашем духовном росте?

Бог послал моему отцу в наставники доброго благовестника, и тот привел юношу к сознательной вере. Можете ли вы назвать человека не из вашей семьи, кто сыграл бы большую роль в вашей духовной жизни? Какие черты характера привлекли вас в нем? Каким образом этот человек осуществлял свое положительное влияние на вас?

Мой отец вспоминает, что Гарольд Гарпер беспокоился о нем и поддерживал мудрым советом. Каким образом вы выражаете свою заботу о молодых людях, считающих вас духовным наставником? Что делаете для того, чтобы они уверенно шли по пути к Богу и не сворачивали?

О своей матери отец пишет, что «она научилась находить утешение в самых невыносимых ситуациях». Он ясно понимает,

насколько глубоким оказалось ее влияние на всех детей. Какие примеры благочестия и искренней веры подавали вам ваши родители? Как это отразилось на вашей жизни?

Бабушке приходилось нелегко, ведь она осталась одна с четырьмя малышами на руках. Однако, несмотря на бедность, дети не чувствовали себя нуждающимися. В чем был секрет их благополучия?

Когда вы были ребенком, в вашей семье бытовали определенные представления о богатстве. Какие? Можно ли сказать, что ваша семья была богата, и если да, то в каком смысле? Как вы и ваши дети понимаете слова: «все есть»?

Размышления сына

Какие «невинные радости» помните вы из своего детства? Как понятие «невинное счастье» изменилось в вашем восприятии за минувшие с той поры годы?

Как вы относитесь к моим словам: «Довольно долго мне удавалось убеждать себя в том, что уж моей-то жизни никакая трагедия не коснется, моя душа всегда найдет утешение и покой, а также их материальное воплощение в виде конкретных ценностей»?

Согласны ли вы, что «несчастье лежит в основе человеческой жизни. Подобно подземным водам оно какое-то время скрыто от глаз, но вдруг пласт почвы оказывается тоньше, чем мы думали, и вот бьет грязевой фонтан, заливая все вокруг»? Если да, то какие обстоятельства привели вас к этому выводу? Какие личные трагедии вам пришлось пережить? Как сообразуется это ваше убеждение с христианской верой?

Как вы обычно реагируете на несчастья? Что видят при этом ваши дети и что они узнают о ваших убеждениях через ваше отношение к трагедиям?

Я пришел к убеждению, что Бог благ, и Он благ даже в те времена, когда нам плохо. Такова новая «основа радости в зрелые годы, когда разочарования рассеяли наивное детское счастье». Согласны ли вы со мной? На каком отрезке пути из Страны Невинных Радостей в Край Твердых Надежд стоите вы в данный момент?

Моя бабушка ставила полезность своего существования выше качества жизни. Знакомы ли вам люди со сходными взглядами? Как внешне проявлялась их приверженность к такой системе ценностей?

Рассказ отца о бабушке заставил меня задуматься о собственной матери. Я описал ее, как тихую и незаметную женщину, не склонную к многословию, но выражающую свою нежность и теплые чувства в конкретных делах. «В отличие от моего поколения, в их время люди больше любили, но меньше говорили об этом». Какой была ваша мама? Как она выражала вам свою любовь? Как вы показываете своим детям, что любите их?

Брат и сестра моего отца смогли учиться в престижных частных интернатах за счет благотворителей. Однако сам отец и его вторая сестренка оставались жить с матерью и посещали обыкновенные государственные школы. У многих детей такая ситуация вызвала бы зависть и озлобление. Тем не менее отец смог вынести из, казалось бы, болезненной ситуации весьма положительные результаты. Знаете ли вы людей, которые обращали во благо свои горькие переживания? Чему вы научились на их примере?

Мой отец помог мне найти реалистичное определение «мужественности». Неуверенность в себе, ошибки и неудачи далеко не всегда являются свидетельством внутренней слабости. Так и отец никогда не был слабаком Он твердо следует «маршруту, который начертал ему Бог, преодолевая страх, поднимаясь после падений, стремясь только вперед». Как вы понимаете слова «настоящий мужчина»? Можете ли вы назвать нескольких человек, чей пример сформировал у вас именно это представление?

Являетесь ли вы примером «настоящего мужчины» для знающих вас молодых людей?

Глава 4. «Сегодня я смог заработать только десятку»

Воспоминания отца

Мой отец мечтал о финансовой стабильности, и путь к осуществлению своего желания он увидел в открытии собственного дела. Увы, его бизнес никак не шел в гору, и надежды на процветание не сбывались. Вместо этого ему пришлось научиться доверять Богу, ежедневно подающему хлеб насущный. Вспомните свое детство. Можно ли сказать, что вы выросли в состоятельной семье? Как ваши родители вели себя в условиях достатка или нужды? На чем они основывали надежды на материальное благополучие? Каким образом их отношение к данному вопросу продолжает влиять на вас сегодня?

Отец признает, что, хотя и молился Богу о наставлении, фактически уже принял решение бросить работу и открыть свое дело, а от Бога ждал лишь подтверждения собственной правоты. Есть ли в вашей жизни такие области, в которых вы сознательно или подсознательно считаете себя экспертом, не нуждающимся в советах свыше? Что вам следует предпринять, чтобы передать в руки Всевышнего эти столь дорогие для вас вопросы?

Моя мама говорила, что они с отцом вместе трудятся на ниве Господней, и никогда не жаловалась на растущую усталость и тающие финансы. Можете ли вы сказать про своих родителей, что они «вместе трудились на ниве Господней»? Каким образом они служили Богу? Назовите, что вам особенно нравилось в их служении, будь то вместе или порознь. В какой мере эти впечатления отразились на том, как вы строите свою самостоятельную жизнь?

Отец пишет: «Период отчаяния сменялся у меня твердой уверенностью в благости Бога, Который добр ко мне, даже когда я этого не чувствую». Задумайтесь, в какой точке между отчаянием и уверенностью в благости Бога находитесь вы в данный момент? Посмотрите на себя со стороны и оцените, насколько христианским можно назвать ваше поведение в такой ситуации.

Что вы думаете об этом признании моего отца: «Сколько раз я уверенно брал в руки штурвал, надменно приглашая Господа войти в лодку. Я великодушно предлагал Ему отдохнуть на корме, пока опытный капитан ведет корабль по спокойным водам. Я всегда Ему рад, мне приятно, что у меня будет такой Пассажир - но помощи никакой не надо, спасибо, сам прекрасно справлюсь. И справлялся, пока волны не начинали заливать лодку»? Можете ли вы сказать то же самое о себе? Пытаетесь ли вы сами вести свой корабль и где тогда находится Господь Иисус Христос?

Отец пришел к убеждению, что Бог всегда помогает нам, даже когда наши глаза не видят Его, и решил: «Пусть Он стоит у штурвала, а мы последуем за Ним туда, куда Он поведет корабль, даже если на первый взгляд нам туда не надо». Есть ли что-нибудь, что мешает вам так же покориться Богу, передав Ему управление вашей жизнью?

Размышления сына

Наблюдая за подчиненными отца, я понял, что его вера и убеждения влияют на их поведение и манеру говорить. Как вера вашего отца (наставника) влияет на людей вокруг него? А как отражается на окружающих ваша вера?

Когда я обронил высокомерное замечание в адрес одного из рабочих, отец резко осадил меня: «Не смей хвалиться тем, что имеешь. Ты не заслужил даже хлеба на столе. Все, что у нас есть, даровано свыше. Научись ценить свое счастье». Он заставил меня задуматься о ценности каждого человека, о дарованных свыше талантах и о моей отвратительной гордыне. Как ваш отец (наставник) сумел научить вас уважать других людей и их способности? Понимаете ли вы собственные достижения как дар Божий? Что вы делаете для того, чтобы ваши дети благодарили Бога за свои успехи и видели бы в них прежде всего Его заслугу?

Что вы думаете по поводу моего утверждения: «Если в целом влияние семьи оказалось положительным, мы идеализируем мать и отца из непреходящего. чувства зависимости от них, они нужны нам как объект постоянного восхищения. Если же наши детские и юношеские годы оставили тяжелый след, то и здесь мы часто приписываем родителям никогда не свойственные им черты, замазывая грустные воспоминания розовыми красками. Впрочем, в последнем случае наше воображение как раз имеет отличный шанс превратить их в свирепых монстров, так что и добродетели их послужат подтверждением лицемерной сущности этих мрачных личностей»?

Я глубоко уважаю своих родителей за их упорное нежелание падать духом «Они не отказались от христианского образа жизни ради решения бытовых проблем». Можете ли вы сказать то же самое про своих родителей? Как их отношение к неудачам повлияло на вашу жизнь? Чувствуете ли вы искушение оставить христианский путь и поискать дорогу полегче? Какое значение для ваших детей будет иметь подобное решение?

Я видел, как отец приносил свои душевные терзания к ногам Господа. Довелось ли и вам видеть в жизни примеры такого отношения к трудностям? Как пример этих благочестивых людей послужил становлению вас как верующего человека?

Каково ваше мнение по поводу моего вывода: «Положительное влияние родителей заключается не в постоянной веселости, не в особом могуществе и даже не в любовной опеке. И уж точно оно никак не связано с материальными благами. Лучшее, что родители могут сделать для своих детей, - постоянно искать Бога, несмотря на все преграды»?

Чувствуете ли вы в себе силы постоянно идти вперед? Были ли случаи в вашей жизни, когда тяжелые обстоятельства подталкивали вас к отказу от христианства, но вы устояли, несмотря ни на что?

Глава 5. «Не хочу в церковь...»

Воспоминания отца

Для моего отца посещение церкви всегда было священной обязанностью. Он основывает это свое убеждение на Библии и твердо придерживается его. Каковы взгляды вашего отца (наставника) на жизнь церкви? Какое влияние на вас они оказали?

Отец всем сердцем стремился к полноценному общению с другими верующими и к совместному с ними общению со Христом. Что ваш отец (наставник) ждет от церкви? Разделяете ли вы его желания? Если да, то как бы вы выразили их словами? Если нет, как вы поступаете в случаях несогласия с мнением отца (наставника)?

Для отца неприятности начались, когда разногласия с другими прихожанами стали мешать его общению с ними и с Богом. Был ли подобный случай в жизни вашего отца (наставника)? Как он поступил в этой ситуации? Чему вы научились, наблюдая за его борьбой с внутренними противоречиями?

Рассказывая о своем видении, отец заключает: «Все мелкие доктринальные тонкости, которые казались мне ранее весьма существенными, не утратили значения, но нашли свое место относительно действительно важнейшего. Они не стоят споров и взаимных обид между братьями и сестрами, искренне любящими Спасителя... Без личных взаимоотношений, составляющих сердце христианской веры, все доктрины и догмы превращаются всего лишь в кимвал звучащий». Что вы можете сказать на эту тему?

Видите ли вы, что постулаты веры являются для вашего отца (наставника) «колодезными желобами, по которым Господь изливает на нас Свою любовь»?

Размышления сына

По каким вопросам вы и ваш отец расходитесь во мнениях? Как вы поступаете, когда обнаруживаете, что не согласны с ним? Как ваше поведение в такой ситуации влияет на доверительность ваших отношений (мешает искреннему общению или помогает ему)?

Позволяете ли вы своим детям свободно высказывать свое мнение и спорить с вами? Если да, то знают ли они об этом разрешении? Умеют ли они вежливо выражать свое несогласие? Как ваше поведение в момент спора открывает вашим детям лицо Божие?

Взгляды отца на жизнь церкви имеют для меня большое значение, мне бывает нелегко принимать собственные решения по этому вопросу. Приходилось ли и вам испытывать подобные трудности?

Когда мне приходится поступать так, как никогда не поступил бы отец, становится ясно, что я остро нуждаюсь в его одобрении и поддержке. Можете ли вы сказать о себе, что, как в детстве, ждете похвалы от отца? Мешает ли это принятию самостоятельных решений? Если ваш отец уже покинул этот мир, остается ли у вас неудовлетворенное желание заручиться его одобрением и влияет ли это на вашу жизнь?

Стремление сына снискать похвалу отца становится иногда преградой на пути отца-наставника. Как психолог я написал: «Динамика отношений складывается в данном случае из двух элементов. Во-первых, отцу кажется, что сын предал его, поскольку принимает самостоятельные решения...». Как вы думаете, чувствовал ли ваш отец нечто подобное, когда вы поступали по-своему? Ощущаете ли вы себя преданным, если ваши дети принимают решения, которых никогда не приняли бы вы? Как выражаются ваши чувства внешне?

«Второй элемент в динамике отношений «отец - сын» состоит в желании сына установить определенную дистанцию между собой и человеком, с которым на самом деле он хочет

быть очень близок... То он откровенно идет против воли отца, только чтобы продемонстрировать свою самостоятельность, то он послушно выполняет все родительские указания, полностью отказываясь от независимого мышления... Сын всю свою жизнь ищет золотую середину между независимостью от отца и одобрением от него же». Замечали ли вы подобную динамику в своих отношениях с отцом (наставником) и со своими детьми?

До тех пор пока мои взгляды или взгляды отца на жизнь церкви остаются монолитными опорами, возносящими нас друг над другом или над окружающими людьми, попытки оказать какое-то влияние на мир встречают или открытый протест, или неискреннее согласие. Когда же они превращаются в колодезные желоба, по которым Бог изливает Свою любовь, диалог становится возможен; более того, он ведет к более глубоким и близким отношениям с другими прихожанами и с Богом Что можете вы сказать о собственных взглядах, насколько упорно вы настаиваете на своей правоте во время споров с братьями по вере? Какие шаги вы должны предпринять, чтобы превратить столбы в желоба? Сможете ли вы осуществить реальную перемену в ближайшие две недели?

Глава 6. «Позволь мне быть рядом с братом, когда он будет умирать...»

Воспоминания отца

Отец сохранил добрые воспоминания о детской дружбе со своим старшим братом Сесилем Какие теплые воспоминания о братьях и сестрах сохранились у вас?

Мой отец тяжело переживал из-за того, что его любимый старший брат был неверующим Есть ли у вас неверующие родственники? Как вы относитесь к этому факту?

У дяди Сесиля было золотое сердце, и отец находил в нем немало христианских добродетелей, несмотря на то, что тот откровенно заявлял об отказе от веры. Именно поэтому отец резко заявляет: «Некоторые христиане любят высокомерно говорить о людях иных убеждений как об аморальных личностях, в которых нет ничего путного. Я не могу выносить подобного отношения». Знаете ли вы таких людей, как дядя Сесиль? Что вы думаете по их поводу?

Молясь с умирающим братом, отец чувствовал, что с языка слетают слова не его собственные, а Святого Духа. Хотя невозможно достоверно знать, что происходило в сердце больного Сесиля во время молитвы или после нее, мой отец почувствовал облегчение от мысли, что за брата молился Дух Божий. Принесла ли вам эта история некоторое утешение?

Мой отец всем сердцем желал быть с братом в последние минуты перед уходом того в вечность, он страстно молился о возможности держать его руку и говорить о Христе. Отказ Бога исполнить эту просьбу вызвал у отца сомнение в благости Всевышнего. Был ли у вас в жизни случай, когда вы переживали подобные сомнения?

Сравнивая похороны своих родителей и брата, отец замечает резкий контраст между тем, как проходили первые две церемонии и третья. Приходилось ли вам чувствовать радостные эмоции во время христианских похорон? Какие похороны хотели бы вы «заказать» для себя?

В конце концов отец понял, что единственный источник его сил находится в руках Того, Кто только что «разочаровал» его: «Господи, к кому нам идти?». Решение отца довериться Богу является, по моему мнению, свидетельством глубокой веры и далось ему весьма нелегко. Куда проще было бы остаться в обиде на Бога, разрушить отношения с Ним Однако вместо этого отец продолжает верить в благость Господа, даже когда Тот кажется жестоким Знаете ли вы случаи из жизни своего отца (наставника), когда ему удавалось сохранить веру вопреки обстоятельствам и ценою огромных душевных усилий?

Размышления сына

Доводилось ли вам кричать: «Боже, я знаю, что Ты благ! Вот только в чем это благо?». Расскажите об обстоятельствах, вынудивших вас к подобной реакции. Долго ли длилось ваше отчаяние? Удалось ли вам вырваться из пут озлобления и вновь зашагать вперед? Что помогло вам преодолеть кризис?

Мне было тяжело видеть физические и душевные страдания отца, ощущавшего свою беспомощность перед лицом боли и не чувствовавшего присутствия Бога. Мы молились всего об одной ночи полноценного сна, но отец, наоборот, спал еще хуже и мучился больше, чем раньше. Был ли у вас в жизни такой период, когда страстные молитвы о помощи больному родственнику никак не помогали? Что вы делали в этой ситуации? Как вам удалось преодолеть разочарование и душевную опустошенность?

Я стоял перед неразрешимой загадкой. С одной стороны, я твердо знал, что Богу по силам помочь отцу заснуть, что Он любит моего отца. С другой стороны, Он ничего не предпринимал, чтобы облегчить положение несчастного. Вспомните, какие загадки личности Бога приводили вас в отчаяние и как вам удавалось найти ответ на мучительные вопросы.

После разочарования, негодования, отчаяния ко мне в голову вдруг пришла мысль: «Моя прежняя уверенность в «ответе на молитву» основывалась на дешевых книжках, где Бог изображен как Некто, Кого можно склонить на свою сторону. Теперь мне хотелось просто быть уверенным в Боге и Его неизменной сущности». Что вы думаете по поводу моей перемены?

Вместо того; чтобы ответить на молитву о спокойном сне, Бог приоткрыл мне Себя. Новое знание помогло мне найти покой среди непрекращающихся терзаний. Было ли у вас такое? Расскажите, как Бог откликнулся на ваши мольбы, приоткрыв Себя. Как та встреча с Богом повлияла на вашу жизнь?

«Превозмогая боль неуслышанных молитв, отец поет славу Всевышнему», несмотря на отсутствие видимых подтверждений Его благости. «Это высшая музыка, которая звучит в душах тех, кто встретил Христа». Поете ли и вы эту чудесную мелодию? Какое влияние оказало это пение на ваших детей?

Глава 7. «Я кричал на Бога, но Он не раскаялся»

Воспоминания отца

Доводилось ли вам видеть, как ваш отец (наставник) воспринимал известие о смерти близкого человека? Что вы в результате этого узнали об отце (наставнике)? Что вы узнали о Боге?

Как вы объясняете крики и проклятия моего отца в адрес Всевышнего? Считаете ли вы их знаком слабой веры?

Отец страдал от мысли, что его реакция на смерть оказалась противоположной тому, что советовал дедушка: «Папа просил нас смотреть в лицо смерти без слез, спокойно и уверенно, - я же встретил ее проклятиями». Что вы можете сказать об отношении этих двух человек к окончанию земного пути?

В письме Биллу отец говорит, что утешается мыслью о том, что быть со Христом несравненно лучше, чем жить в этом мире Он убежден, что сыну сейчас хорошо, что сын счастливее, чем когда был с нами. Если и вам пришлось потерять родных или близких людей, что утешило вас в этом горе?

Отец пишет: «Когда жизнь моя текла от одной радости к другой, я охотно восхищался непредсказуемостью Бога». Что для него означала тогда эта «непредсказуемость»? Как вы понимаете слова «непредсказуемость Бога»?

Общее горе сблизило моих родителей больше, чем пятьдесят лет совместной жизни. «Страшный удар, постигший нас на закате жизни, приоткрыл иную реальность - небесный ветер... Утрата воистину сделала нас единым существом.. Ветер, принесший нам пепел, вслед за ним принес дыхание весны».

Приходилось ли и вам испытывать счастье в момент тяжелых переживаний? Можете ли вы сказать, что когда-нибудь чувствовали дыхание небесного ветра?

Сравните реакцию моего отца на смерть Билла с его же отношением к смерти дяди Сесиля. Почему его поведение в случае смерти сына отличается от того, как он вел себя при смерти брата?

Размышления сына

Я обратил внимание на слова отца, что ему не хватает Билла, но сильнее горя уверенность в том, что сын сейчас со Христом. Что это - попытка убежать от суровой реальности или истинная радость верующего человека? Встречали ли вы других людей, кто был бы способен принять смерть настолько же оптимистично? Повлияло ли их поведение на ваш духовный рост?

Как вы относитесь к моему утверждению: «Мы вспоминаем Билла. Однако разговор всегда переходит на общение со Христом, и не потому, что нам больно говорить о покойном, а потому, что Христос победил смерть. Если бы умер я, все происходило бы точно так же, и это не дает мне увлекаться сладкими грезами о рыдании любящих родителей над моей могилой. Я помню свое место»?

Реакция отца на смерть Билла раскрыла его взгляды на воспитание: «Родители должны любить детей, но при этом не ставить их выше Господа. Всем надо знать свое место». Знают ли свое место ваши дети? Как ваша любовь к Богу может дать им ощущение безопасности, уверенность в своем положении и гарантию вашей любви?

Если бы мой брат мог обратиться сейчас к нам, он сказал бы: «Благодаря тому, что родители ни разу не отвернулись от меня, несмотря на имевшиеся к тому основания, я почувствовал желание найти Бога». Как ваш отец или наставник помог вам почувствовать духовную жажду? Что вы делаете для того, чтобы и ваши дети захотели найти Бога?

Билл сказал бы: «Родительская любовь оказалась сильнее боли, которую я им причинял. Порой отец кричал на меня, а мама плакала от обиды, но никогда, никогда их нежность ко мне не охладевала и не сменялась озлоблением. Они всегда надеялись, что рано или поздно все исправится». Есть ли человек, любовь которого к вам настолько же безусловна и сильна, как эта? Как проявлялась эта любовь? Стараетесь ли вы выказывать такую же неугасимую любовь к своим детям? Что ваши дети узнают о Боге благодаря вашему терпению?

Билл мог бы сказать о родителях: «Они свято верят в Иисуса Христа. Эта глубокая вера - главное в их жизни, и она значит для них больше, чем я... Что бы я ни натворил, они будут... идти за Христом». Знают ли ваши дети о том, насколько глубока ваша вера? Является ли ваша жизнь свидетельством настойчивого желания идти за Богом? Как это влияет на ваших детей?

В каком смысле можно сказать, что жизнь вашего отца или наставника позволяет заглянуть в самую суть великого замысла Божия, касающегося уже не только вас и ваших близких, но всего мира? Могут ли ваши дети хотя бы частично познать замысел Божий, наблюдая за вашей жизнью?

Глава 8. «Я не могу сказать ей, как сильно люблю ее»

Воспоминания отца

Как познакомились ваши родители? Что вы узнали о них, слушая рассказ об их первой встрече? Знают ли эту историю ваши дети? Знают ли они, как познакомились со своей будущей супругой вы?

Мои родители поженились в период Великой депрессии, и плохая экономика страны не могла не повлиять на их взаимоотношения. Какие трудности довелось пережить вашим родителям после свадьбы? Как они с ними справлялись? Как это отражалось на атмосфере в семье?

Перед свадьбой родители решили: «Это будет брак, основанный на полном равенстве Все будет общее, мы ничего не будем делить на «мое» и «твое». Что вы можете сказать о браке своих родителей? А о своем браке?

Мои родители хорошо представляли себе, какой должна бьггь христианская семья. Как вы понимали установленные Богом положения о браке верующих людей накануне собственной свадьбы? Изменилось ли ваше понимание этих заповедей после нескольких лет совместной жизни?

Отец признается: «Мы с Изабеллой прожили вместе долгую жизнь, и хотя я с гордостью могу назвать наш союз гармоничным и прочным, мы не избежали слез, размолвок и нарочито обидных слов». Однако их привязанность друг к другу была настолько сильна, что мысль о разводе никогда не приходила им в голову. Они прилагали все силы, чтобы улаживать возникающие проблемы без ущерба для их отношений. Как справлялись с конфликтными ситуациями ваши родители? Как это повлияло на вашу жизнь? Можете ли вы охарактеризовать свое отношение к супруге как «привязанность»?

«Что означают слова «я тебя люблю»? Наверное, любовь - самая сильная из человеческих эмоций, и попасть во власть этого чувства есть шаг к познанию сущности Бога», - считают мои родители Они видят любовь Божию, выраженную во Христе, как единственный источник их взаимного чувства. Они верят, что пребывают «в любви, во Христе, в Боге». Что вы думаете о таком отношении к браку?

Мои родители считают свой брак образом любви Христа и Церкви Помните ли и вы о том, что ваши отношения с супругой - не просто союз двух сердец, а нечто большее и значительное? Как такое представление о семье влияет на вашу жизнь? Для кого образ любви Божией, явленный в ваших супружеских отношениях, имеет особое значение?

«Брак должен строиться по образу, данному нам Христом и Церковью, а потому требует глубокой ответственности. Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, тем дав нам пример жизни для других Всего себя муж должен отдать жене и всеми силами стараться сделать ее счастливой». Чей брак среди знакомых вам супружеских пар наилучшим образом соответствует описанному моим отцом образу и как в нем видна эта глубокая ответственность? Как самопожертвование Христа отразилось на вашем отношении к супруге и семье вообще? Есть ли в вашем браке что-то, нуждающееся в усовершенствовании? В каком направлении вы еще должны вырасти?

Размышления сына

И мне, и отцу трудно выражать свои подлинные чувства. Есть ли у вас подобная проблема? Если да, что вы делаете для преодоления этого недостатка? Встречали ли вы человека, умеющего рассказывать о самом сокровенном просто, искренне, без нарочитости или натянутости? Чему вы научились от этого человека?

Когда я осторожно заметил отцу, что в нашей семье не принято искреннее выражение своих чувств и что всем нам стоило бы стать более открытыми друг с другом, тот сухо ответил: «Настоящие чувства в словах не выразить». Согласны ли вы с ним? Почему?

Согласны ли вы с тем, что в семейных отношениях существует некий стандарт открытости, к которому должны стремиться все супружеские пары? Объясните свое отношение к этому вопросу.

Что вы думаете о моем наблюдении: «Глядя на супружеские пары, чьи отношения вызывают у меня чувство «белой» зависти, каждый раз понимаю, что их близость и теплота отношений родились из сердечной доброты, духовной зрелости и перенесенных вместе трудностей, а не из долгих разговоров о тонких психологических переживаниях»?

Каким образом вы рассказываете супруге или близким друзьям о своих желаниях? Как они до сих пор реагировали на ваши признания? Считаете ли вы, что выражаете свои желания вполне приемлемым способом, или в чем-то вам еще предстоит свой метод усовершенствовать?

Как вы рассказываете супруге или близким друзьям о своих радостях и как они до сих пор реагировали на ваши признания? Считаете ли вы, что выражаете свои радости вполне приемлемым способом, или в чем-то вам еще предстоит свой метод усовершенствовать?

Каким образом вы рассказываете супруге или близким друзьям о своем недовольстве и как они до сих пор реагировали на ваши признания? Считаете ли вы и тут, что выражаете свое недовольство вполне приемлемым способом, или в чем- то вам еще предстоит свой метод усовершенствовать?

Какие «любимые мозоли» существуют в вашем браке (или в ваших отношениях с друзьями)? Как вам удавалось справляться с регулярно возникающими трудностями?

Согласны ли вы с тем, что, если мы по какой-то причине отказываемся открыто выражать желания, радости и недовольство, под угрозой оказывается самая суть супружеских отношений? Объясните свое мнение.

«Отец открыл мне важную истину: муж и жена становятся единой плотью не из-за того, что умеют красноречиво рассказывать друг другу о своих чувствах. Лучшие из браков строятся на отношениях с Богом через Иисуса Христа, тогда супруги имеют свободу и желание любить друг друга всю жизнь и быть ближе с каждым годом, прожитым вместе». Расскажите о ситуациях, когда любовь Божия во Христе Иисусе помогала вам любить свою супругу.

Глава 9. «А вспомнят ли обо мне?»

Воспоминания отца

Мой отец вспоминает, как разные люди оплакивали смерть его старшего сына, и задается вопросом: «А вспомнят ли обо /ине, когда я уйду в мир иной?». Приходят ли и вам в голову подобные мысли? Расскажите.

Отец пишет: «Оплакать-то меня оплачут, но вот будет ли оставшимся в живых не хватать старика Лоренса, как не хватает им сейчас Билла?». Почему ему недостаточно «бьггь оплаканным»? Что приятно поразило отца в реакции столь многих людей на жизнь и смерть Билла?

Описывая горе утраты, отец признается: «Однако наиболее глубоко я ощущаю невозвратимость потери, когда остаюсь один на один с Богом В те минуты, как никогда, болит сердечная рана, которая закроется, лишь когда я вновь увижу моего милого сыночка в Царствии небесном». Приходилось ли и вам ощущать такое же глубокое чувство потери? Как горе отца открывает нам его любовь к сыну?

Размышляя о собственной жизни, отец понимает, что люди пожалеют о нем в той мере, в какой он сумел явить им Христа через свою жизнь. Встречали ли вы людей, чья жизнь являла бы вам Христа? Как проявился образ Божий в этих людях: в поведении, характере, словах, убеждениях? Как вам кажется: видят ли в вас образ Христа ваши дети и ваши знакомые?

Мой отец мечтал оставить добрую память в жизни хотя бы одного человека. Это признание, как и вся глава девятая, свидетельствует о его поразительной скромности: он не догадывается, что оказал огромное влияние на множество людей. Однако родные и близкие знают, что образ Христа сияет через него на протяжении долгих лет и согревает окружающих. Можете ли вы вспомнить людей, на чью жизнь вы смогли существенно повлиять? Составьте список тех, кому, с Божией помощью, вы оказали содействие в трудные минуты. Осознавали ли вы в тот момент, что берете на себя роль наставника? Как образ Христа сияет через ваше отношение к окружающим? Поблагодарите Бога за каждую предоставленную вам в прошлом возможность явить людям образ Божий и попросите благословлять вас на служение ближним и далее.

В конце главы отец приходит к выводу, что его истинное желание - не «оставить добрую память», а «следовать за Господом, думать Его мыслями, подражать Ему». Почему стремление к Христоподобию помогает быть хорошим наставником? Что вам следует сделать, чтобы еще больше приблизиться к Богу?

Размышления сына

Иногда жизнь отца и его вопросы выводят меня из душевного равновесия. Я узнаю о его разочарованиях, трудностях и сомнениях и сам начинаю терять уверенность: «Не будет ли и моя жизнь настолько же тяжелой?». Испытывали ли вы подобное чувство после откровенных разговоров с отцом или наставником? Расскажите поподробнее.

«Отстав от своего родителя на тридцать лет, я с опаской вглядываюсь в даль, откуда слышится его голос «Следуй за мной, как я следую за Христом. Однако будь готов к неожиданностям По крайней мере, мне эта дорога показалась совсем не такой, как я представлял». Слышали ли вы нечто подобное от ушедшего вперед отца или наставника? Что, как вам кажется, слышат люди, идущие вслед за вами?

«Духовные наставники по должности своей обязаны заставлять учеников задуматься... Отец заставил меня задуматься о многом». Можете ли вы сказать то же о собственном отце (наставнике)?

В то время как учителя в воскресной школе старались объяснить мне Бога, отец показал мне Всевышнего как заманчивую Тайну, не доступную полному пониманию, но открытую к постепенному познанию. Какое представление о Боге вынесли вы из общения со своим отцом (наставником)? Какое представление о Боге передаете вы своим детям?

Ребенком слушая молитвы отца, я увидел Бога как реальную Личность, с Которой можно говорить, Которой я не безразличен. Чему научили вас молитвы вашего отца или наставника? Что вы узнали об отношениях вашего отца с Богом, слушая его молитвы? Что могут узнать о ваших отношениях с Богом те, кто услышат ваши молитвы?

«Следовать за Христом - предприятие рискованное, путешественнику придется пережить досаду, восторг, мучительное ожидание, страх. Ничего общего с вечерней прогулкой по ухоженному парку с геометрическим расположением дорожек». Что вы думаете по поводу этого утверждения?

«Пытаясь идти за отцом, я понял, что настоящая дорога к Богу уводит меня прочь из классной комнаты, где мне преподавали теорию о сущности Создателя вселенной, и ведет прямо в святилище, где я могу погрузиться в Его сердце». Можете ли вы сказать, что ваш отец направил вас из классной комнаты в святилище?

Как вы определите понятие «христианская зрелость»? Встречались ли вам люди, к кому подходило бы это определение? Относится ли к ним ваш отец? А вы сами?

Я понял, что «духовная зрелость вовсе не означает отсутствие неудач и сомнений, а предполагает лишь наличие мужества, достаточного для продолжения путисреди неудач и сомнений». Согласны ли вы с моим выводом? Если использовать мое определение зрелости, можно ли отнести к зрелым христианам вашего отца (наставника)? А вас?

Глава 10. «Лучшее впереди»

Воспоминания отца

Мой отец порой завидует людям, которым чужды сомнения. Тем не менее он пришел к заключению, что сомнение не является смертным грехом и что Бог не гневается на любознательных. Когда вы были еще малышом, вы наверняка мучили своего отца множеством вопросов. Как он реагировал на ваши бесконечные «почему»? Как он относился к вашим вопросам в более старшем возрасте? Как это повлияло на формирование вашей веры? Как вы относитесь к вопросам своих детей?

Когда мой отец задумался о влиянии своего папы, то написал ему письмо. Конечно, дедушка умер более семидесяти пяти лет назад, но моему отцу это не помешало. В своем послании отец рассказывает о теплых детских воспоминаниях, которые помогли ему получить представление о Боге-Отце, «Кого мы с тобой оба называем «Отче наш», а иногда я в порыве нежности обращаюсь к Нему «Папочка». Не написать ли и вам письмо отцу, не поблагодарить ли его за помощь в познании Бога и Его любви? Если отец ваш жив, отправьте письмо по почте. Если его уже нет в этом мире или же нет возможности с ним связаться, напишите письмо просто ради того, чтобы выразить накопившиеся чувства. Наверняка среди ныне здравствующих найдутся люди, заслужившие вашу благодарность за мудрое наставничество, кому вы могли бы послать такое письмо.

Думая о своей смерти, мой отец гадает, не будет ли его поведение в последний час подобно поведению христианина, героя романа «Странствие пилигрима», вскричавшего: «Я погружаюсь в глубокие воды, волны объяли меня, мне не увидеть берега», или же у него хватит душевных сил быть оптимистом, который с восторгом восклицал: «Я вижу врата рая и привратников, простирающих руки нам навстречу!». Можете ли вы вспомнить человека, чье мужество перед лицом смерти оставило бы вам достойный пример для подражания? Что привлекло вас в поведении того человека и в его взглядах на уход из этого мира? Какие чувства охватывают вас при мысли о своей кончине?

Отец часто говорит о «дуновении небесного ветра», которое вызывает у него страстное желание соединиться с Господом и ранее почившими родственниками, ожидающими его у врат рая. Мой отец убежден, что «лучшее впереди». Доводилось ли и вам ощущать «дуновение небесного ветра»? Объясните, что вы имеете в виду. Что позволяет вам с надеждой устремлять взор к небесам?

Размышления сына

Размышляя о прошлом, попробуйте оценить наследство, принятое вами от отцов, дедов, прадедов. За что вы особенно благодарны своим предкам?

Можете ли вы разделить следующее мое убеждение: «Размышляя о собственной истории и о Боге моего отца, я укрепился в убеждении, что моя жизнь - глава в романе-эпопее, действие которого развивается и через меня, и через моих детей»?

Согласны ли вы с тем, что жизнь каждого маленького человека является частью грандиозной пьесы, Автор которой - Бог? Если да, то приведите пример из своего опыта, подтверждающий, что «смысл каждого действия этой пьесы - объявить миру о благости Всевышнего. Со времен грехопадения Адама и Евы человечество пребывало в душном, задымленном и тесном мирке, где под ногами ползают сомнения, а над головой роятся полчища подозрений... Однако с каждым поднятием занавеса, с каждым новым действием пьесы чад понемногу рассеивается, а сквозь грязные декорации начинает пробиваться сияние славы Божией».

Мне очень хотелось бы, чтобы грядущие поколения похвалили игру моих сыновей, чтобы мои мальчики достойно справились с порученными им ролями в Божественной пьесе. Испытываете ли вы подобное желание в отношении собственных детей?

Попробуйте написать письмо своим детям. Если они еще малы и не смогут понять его сейчас, все равно напишите Пусть послание полежит несколько лет, вы вручите его адресатам, когда те повзрослеют. В своем письме расскажите детям о своей любви к ним, о надеждах в отношении их будущего. Напомните о духовном наследии, оставленном им предыдущими поколениями. Расскажите о том, что их жизнь является главой эпического романа, написанного Богом. Подчеркните важность следования за Христом на протяжении всего жизненного пути.

Вы, конечно, хотите, чтобы ваши дети оставили после себя добрый след на этой земле. Как вы себе это представляете? Что вы можете сделать для того, чтобы помочь им в этом благородном деле?

Размышления двух сыновей - двух внуков

Размышления Кепа Крабба

Прочитав книгу о жизни своего деда, Кеп написал: «У меня появилась надежда в жизни, хотя до этого мир уже начинал казаться совершенно безнадежным». Разделяете ли вы его впечатление от этой книги? Какие эпизоды показались вам особенно полезными в этом плане?

Кеп пишет: «Я с благодарностью думаю о людях, среди которых прошли мои детские годы. Их глубокая и искренняя вера, передававшаяся из поколения в поколение, создала атмосферу, отличную от той, в которой росло большинство моих сверстников». Для Кепа большинство христиан оказалось среди родственников. Вспомните верующих людей, которых Бог посылал вам в ранние годы вашей жизни и посылает сейчас. Есть ли подобные люди вокруг ваших детей? Кто они: члены семьи, друзья, учителя?

Кепа поразила способность деда выходить из всех трагических ситуаций с положительным взглядом на мир, а главное - с неизменным чувством юмора. Как вы думаете, почему именно эта черта привлекла Кепа? Что это качество старого и не избалованного жизнью человека открыло внуку о дедушкиной вере и представлении о Боге? Встречался ли вам человек, который обладал таким же качеством и стал для вас примером христианского отношения к трудностям?

Наши сыновья часто слышали от деда, что через его непримечательную жизнь Бог рассказывает нечто великое. Есть ли у ваших детей возможность общаться с дедушками и бабушками и слушать их рассказы о давно минувших днях? Что вы можете сделать для того, чтобы их разговоры стали не просто вечерами воспоминаний, а беседами о вере, пережившей беды и радости? Если ваши родители не христиане, подумайте, как помочь детям увидеть направляющую Десницу Господню в жизни дедушки и бабушки, даже если те сами не замечали ее.

Кеп с восхищением отметил, что жизнь его дедушки отмечена глубокой верой: «По не вполне понятным мне причинам дедушка непоколебимо убежден в благости Божией и по-детски доверчиво полагается на милость Всевышнего». Какие черты ваших родителей особенно привлекают к ним ваших детей? Какие качества цените вы в ваших отце и матери настолько, чтобы ставить в пример вашим детям? Как вы можете помочь внукам оценить особенные качества бабушки и дедушки?

Думаю, моего отца можно назвать не только моим наставником, но и наставником моих мальчиков. Он учил их добру больше, чем кто бы то ни было. Кеп пишет: «Благодаря своим неудачам, дедушка стал ближе к Богу и научился доверять Ему во всех делах. Хотелось бы и мне обратить зло во благо,

принять с радостью все искушения и испытания, дабы вера моя стала драгоценнее огнем закаленного золота». Стали ли ваши родители духовными наставниками своим внукам? Как бы вы выразили свою благодарность отцу и матери за их положительное влияние на новое поколение?

Меня поразило сходство рассказа старшего брата о моих родителях и рассказа сына о нас с Рэйчел. Они оба с благодарностью отметили: «Родители никогда не отказывались от меня. Они не махнули на меня рукой, несмотря на все мои ужасные выходки». Думаю, в этом суть наставничества. Мы с Рэйчел оба росли в семьях, где родительская любовь выражалась прежде всего в умении не озлобляться при виде детского непокорства. Даже когда кто-то из детей сворачивал с пути истинного, наши родители продолжали выказывать «блудному сыну» безграничную любовь и нежность. Имея перед глазами такой пример, мы сами смогли научиться любить своих детей безо всяких условий. Можете ли вы привести примеры подобной преемственности, когда поведение вашего наставника по отношению к вам определяло бы ваше поведение по отношению к своим подопечным?

Кеп вспомнил случай из своего детства, позволивший ему яснее увидеть сущность Бога. Ваши родители (наставники) наверняка создавали для вас подобные ситуации, чтобы помочь вам понять отношения Христа и детей Божиих. Расскажите об этих ситуациях.

Какое влияние на вашу жизнь оказали дедушки и бабушки? Если они еще живы, напишите им письма благодарности за благое влияние. Расскажите вашим детям об их прадедушках и прабабушках, об их роли в вашей жизни.

Размышления Кена Крабба

Кен пишет: «Мне пока не довелось пережить страшных потерь, выпавших на долю дедушки... За двадцать два года, которые я прожил на свете, не случилось ничего, что подвергло бы

мою веру суровому испытанию». Тем не менее он настроен встречать грядущие неудачи, следуя примеру деда: «Вновь и вновь ему приходилось проходить через страдания и сомнения, но он возвращался на верную тропу и продолжал свой путь к Богу с настойчивостью муравья». Назовите людей, чье подлинно христианское отношение к жизненным трагедиям стало бы для вас примером на случай будущих невзгод.

Кен уверен: «Пусть у дедушки не было того, чем могут похвалиться дети моего поколения, но он был во многом богаче нас». Можете ли вы сказать то же самое о своих родителях или о своих дедушке и бабушке?

Согласны ли вы с Кеном, когда он пишет: «Теперь я знаю, что самое лучшее наследство, которое мы с Каролиной можем оставить своим пока не рожденным детям, - это сокровище, переданное прадедушкой и прабабушкой моему деду и от него и бабушки принятое моим отцом, а от родителей полученное нами. Я говорю о любви к Богу, друг к другу, к детям». Какие сокровища приняли вы в наследство от своих дедов и прадедов? Какое богатство оставляете вы своим детям?

Кен замечает, что дедушка решал те же духовные проблемы, что сейчас стоят перед ним самим. Это нежелание отдать «штурвал корабля» в руки Господа и неспособность найти покой среди неопределенности и хаоса. Унаследовали ли вы от отца или деда и его духовные проблемы? Помогает ли вам в этих ситуациях знание о том, как они справлялись с этими трудностями?

Кен мечтает когда-нибудь обладать такой духовной зрелостью, какую он видит у дедушки. Он мечтает так же ценить церковные собрания, так же уповать на райское блаженство, так же чувствовать горнее. Какие черты характера вашего отца или деда вызывают у вас желание подражать ему? Как вы думаете что помогло им выработать у себя эти качества? Какие события в жизни помогли им в этом трудном деле?

Размышляя над историей знакомства и долгого семейного союза дедушки и бабушки, Кен признается: «Сам я женат пока только тринадцать месяцев, и до сих пор все было хорошо, но я мечтаю о той близости, какая есть у мамы с папой и бабушки с дедушкой. Мы с Каролиной стоим еще в самом низу лестницы, верхняя ступень которой соответствует жизни в любви, во Христе, в Боге. Наша влюбленность еще должна дорасти до отношений, действительно глубоких и духовно богатых... Я хочу достичь глубины отношений, которую наблюдал в союзах мамы с папой и бабушки с дедушкой». Является ли брак ваших родителей примером глубоких и духовно богатых отношений? Как их близость друг другу выражается во внешних отношениях? Если вы не знаете подобного брака среди родственных вам супружеских пар, доводилось ли вам встречать такую семью, по подобию которой вы хотели бы строить свой брак?

Кен понял, «какая пропасть отделяет двадцатидвухлетнего юношу от восьмидесятилетнего старца», и признается: «Мне страшно от мысли, что ради перехода на ту сторону этой пропасти потребуется самому возводить мост, причем руководить проектом буду не я. Мой рассудок пытается предугадать, как Главный Инженер планирует вести работы: наверняка Он проведет меня через несколько неожиданных трудностей, в ходе чего я пойму, что полагаться могу лишь на Бога». Согласны ли вы с тем, что для перехода через «пропасть» обязательно придется пережить немало страданий? Почему?

Кен осознает, что именно родительская любовь открыла ему путь к пониманию любви Божией. Он вдруг на себе ощутил страстное желание Бога привести к Себе каждую грешную душу. Каким образом отношение к вам ваших родителей помогло вам увидеть Господа? Что вы делаете для того, чтобы ваши дети увидели Бога и пожелали стать ближе к Нему?

Я глубоко благодарен Всевышнему за незаслуженное счастье видеть обоих сыновей твердо идущими по истинному пути. Я славлю Господа за моего отца, который наставил на этот путь и меня, и их Размышляя о благом влиянии на вас вашего отца (наставника) и о своем добром влиянии на своих детей благодаря ему, возблагодарите Бога за то, что существуют семьи, где набожность и благочестие не превратились в архаичные понятия и где процветает духовное наставничество. Так должно быть: старшее поколение становится орудием в Деснице Божией, открывает младшим Лик Всевышнего и увлекает их за собой по трудному пути, ведущему к истинному счастью.

Лэрри Крабб и Лоренс Крабб

Бог моего отца

Оглавление

Отец

Предисловие

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Воспоминания отца

Размышления сына

Размышления Кепа Крабба

Размышления Кена Крабба