7. Возвращение на Ближний восток

Во время боевых действий на территории между Индом и Гифасисом у Александра созрел план превратить свою македонско-азиатскую державу в монархию, охватывающую весь цивилизованный мир. На берегу Гифасиса Александр внезапно осознал, что все победы в Индии одержаны им напрасно, что у него нет сил не только для продолжения походов, но и для удержания завоеванного. Правда, понадобилась своеобразная солдатская забастовка, чтобы пелена, наконец, спала с его глаз. Необходимость расстаться с мечтой о мировом господстве Александр воспринимал как тяжелейшую личную катастрофу. Но что же было делать? Все дальнейшие действия Александра свидетельствуют об отказе не только от похода в долину Ганга, но и от земель к востоку от Инда – он ограничивался «Азиатским царством», завоеванным у Ахеменидов. На Александра и его окружение Индия произвела сильное впечатление, в особенности встреча с экзотическими для греков и македонян индийскими философами, которых греки называли обнаженными мудрецами (гимнософистами), – вероятно, с дигамбарами (адептами одного из направлений джайнизма) или их непосредственными предшественниками. Среди важнейших отличительных признаков дигамбаров как раз и было обнажение тела.

Первая встреча Александра с гимнософистами произошла в окрестностях Таксилы; один из них, Дандамид, являлся советником Амбхи-Таксила, и именно ему последний был обязан решением дружески встретить Александра [Страбон, 17, 716]. Александр послал к гимнософистам киника Онесикрита: кинизм имел немало черт, сближавших его с джайнизмом, и можно было ожидать, что философы найдут общий язык, Остается открытым вопрос, насколько точно передает традиция, восходящая к Онесикриту [там же, 15, 716], его разговор с гимнософистами; есть основания думать, что Онесикрнт излагал джайнизм, понятый и интерпретированный на уровне кинизма.

Когда Онесикрит явился к обнаженным мудрецам, один из них, Калан, предложил ему раздеться, сесть на камень поблизости и вести беседы на философские темы. Калан хотел, чтобы Онесикрит принял облик монаха-дигамбара; только так он мог, по мнению индийского мудреца, воспринять учение и начать свой путь к постижению истины и к свободе. Онесикрит испытывал немалые затруднения; он, видимо, не очень понимал, почему нельзя разговаривать даже на отвлеченные темы одетыми р в нормальной обстановке, и вовсе не желал приобщаться к джайнизму. Над Онесикритом сжалился Дандамид. Похвалив Александра за его желание приобщиться к мудрости, он ограничился (в передаче Онесикрита) банальными поучениями о необходимости быть выше наслаждений и страданий, отличать страдание от труда, в частности умственного, прекращать распри и совершать добро обществу и отдельным лицам. Все это соответствует джайнистским правилам поведения. Узнав от собеседника, что в Греции Пифагор, Сократ и Диоген проповедовали то же самое, Дандамид одобрил их учения, однако осудил образ жизни и поведение, отличавшиеся от дигамбарийских [там же, 15, 715–717; Плутарх, Алекс, 65].

С помощью Амбхи-Таксила удалось уговорить Калана присоединиться к Александру. О его контактах с Александром известно мало, хотя наши источники и утверждают, что философ пользовался уважением царя. Рассказывают, будто однажды Калан продемонстрировал Александру притчу: расстелив перед пил иссохшую шкуру, он сначала наступил на один, потом па другой ее край и противоположные края по очереди поднимались, потом встал на середину, а вся шкура продолжала неподвижно лежать на земле. Александр должен был понять, что ему следует находиться в центре своего царства, а не бродяжничать по окраинам [Плутарх, Алекс, 65]. Однако самое сильное впечатление на Александра и его окружение произвело самоубийство Калана, обставленное как пышная театрализованная церемония. Никогда прежде не болевший престарелый философ занемог и решил умереть. По указанию Калана был сложен огромный костер; сопровождаемый торжественной процессией философ был принесен к месту действия (по другим вариантам – подъехал на коне) и величественно возлег на приготовленное для него ложе. Греки и македоняне особенно были поражены тем, что в бушующем пламени философ сохранял полную неподвижность. Передавали, будто, восходя на костер, Калан предсказал близкую кончину Александра, заявив о скорой встрече с ним в Вавилоне [Арриан, 7, 3; Диодор, 17, 107; Плутарх, Алекс, 69; Вал. Макс, 1, 8, 10; Страбон, 15, 717–718].

Очевидно, беседовал Александр и с другими гимнософистами и брахманами, однако предания о вопросах, которые царь им задавал, и о полученных им ответах, но всей видимости, недостоверны. Более того, наши источники, вероятно, иногда путают дигамбаров с брахманами [ср.: Арриан, 7, 1, 5–6; Плутарх, Алекс, 64; папирус Р. 13044].

Свой отход Александр обставил, разумеется, приличествовавшими случаю церемониями, цель которых – показать, что он отступает только перед богами, а вовсе не перед людьми. По войску было объявлено: накануне переправы через Гифасис царь совершил жертвоприношения и они оказались неблагоприятными; воля богов заставила Александра отменить свое намерение [Арриан, о, 28, 4]. По приказу царя на берегу Гифасиса воздвигли 12 громадных алтарей и принесли жертвы богам; вокруг лагеря на большом расстоянии от него македоняне соорудили глубокий ров, а в самом лагере устроили двухместные палатки С громадными (в 5 локтей, т. е. примерно 2, 5 м) ложами и стойла для коней, вдвое крупнее обычных; на месте лагеря и вокруг него разбросали оружие неправдоподобно больших размеров, чтобы индийцы поняли, с кем они имеют дело [Арриан, 5, 29, 1; Диодор, 17, 95, 1–2; Плутарх, Алекс, 62; Руф, 9, 3, 19],

Уходя к Гидаспу, Александр передал власть над всей территорией между этой рекой и Гифасисом Пору; правителем северных областей он был вынужден назначить старого врага Абисара. Однако, хотя последний и назывался сатрапом, в его реальной власти и фактической независимости никаких существенных изменений не произошло [Арриан, 5, 29, 2–5; 6, 2, 1; ср.: Руф, 9, 3, 22]. Сатрапом провинций к западу от Инда до границ Бактрии Александр поставил Филиппа, сына Махаты [Арриан, 6, 2, 3]. На Гидаспе Александра ждала большая флотилия, на которой он собирался плыть вниз по этой реке и далее по Инду к Океану. Армия должна была идти пешим порядком: одна часть под командованием Кратера – вдоль правого берега реки, а другая под водительством Гефестиона – вдоль левого. С пехотинцами шли и боевые слоны. Флотом командовал выдающийся греческий флотоводец Неарх, сын Андротима. Неарх играл при дворе Александра заметную роль. В свое время он поддержал Александра, когда тот хотел жениться на дочери Пиксодара, и был изгнан из Македонии. В 334 г. Александр сделал его наместником Ликии и Памфилии; ему поручалось командование крупными воинскими соединениями и выполнение ответственных заданий. Теперь вместе с Гефестионом и Кратером он стал ближайшим помощником царя.

Вниз по Гидаспу армия и флот двигались, не встречая поначалу серьезных затруднений. Окрестные племена так или иначе оказывались вынужденными признавать власть македонского царя: одни – добровольно и мирно, другие – после стычек [ср.: Диодор, 17, 96; Руф, 9, 4, 1–8]. У слияния Гидаспа и Акесины корабли Александра попали в мощные водовороты. «Длинные» военные суда понесли тяжкие потери: волны ломали весла нижнего ряда, два корабля столкнулись, многие получили серьезные повреждения, немало воинов и моряков погибло. С трудом добравшись до тихой заводи, Неарх начал ремонтные работы; сам Александр отправился в набег на окрестные племена. Когда ремонт закончился, флот продолжил свое плавание вниз по течению. Сухопутные войска тремя отрядами, во главе которых находились Гефестион, Кратер и Птолемей, двинулись в том же направлении. У слияния Акесины и Гидраота они должны были ждать царя [Арриан, 6, 3–5; Руф, 9, 4, 9 – 14].

Между тем Александр во главе отряда, состоящего из гипаспистов, пеших и конных дружинников, конных и пеших лучников и агриан, устремился через безводную пустыню в страну маллов (маллава). Перспектива новых столкновений с индийскими племенами вызвала в греко-македонской армии взрыв недовольства. Однако Александр сумел уговорить своих солдат, что эта экспедиция необходима [Руф, 9, 4, 16–23]. Через короткое время он подошел к одному из вражеских городов и взял его штурмом. К другому городу царь отправил Пердикку, но последний, найдя город пустым, начал преследовать беглецов; спаслись лишь те, кто успел уйти в болота [Арриан, 6, 6]. После короткого отдыха Александр ночью двинулся к Гидраоту и на рассвете подошел к реке. Многие маллы уже переправились на восточный берег, и Александр повел свои войска следом за ними. Те маллы, которые не успели спрятаться, были перебиты, но большинство скрылись в, казалось бы, неприступной крепости· Македонская пехота с ходу овладела ею; всех, кто оборонял ее, сделали рабами. Следующий город (по Арриану – брахманов) взяли штурмом, и почти все его защитники погибли [там же, 6, 7]. Захватив вслед за тем несколько поселений, оставленных маллами, и разбив их в сражении на восточном берегу Гидраота, войска подошли еще к одному городу [там же, 6, 8]. Во время штурма Александр первым взошел на стену; обстреливаемый из луков и метательных орудий, осыпаемый дротиками, он спрыгнул внутрь крепости. Там, прислонясь к стене, Александр упорно отражал атаки маллов, и многих убил, в том числе их предводителя. Тем временем лестница, по которой он взбирался, сломалась. На стену вместе с царем успели взойти только трое: Певкест, Абрея и Леоннат (по Плутарху – Певкест и Лимней; по Руфу – Певкест, Тимней, Леоннат и Аристон). Абрея был сразу убит, Александра ранили в грудь. Он обессилел, потеряв много крови, и упал; Леоннат и Певкест его защищали. Ломая лестницы, македоняне, с большим трудом преодолевая земляную стену, приходили на помощь к Александру. Сеча становилась все более напряженной. Наконец, македонянам удалось взломать засов и открыть ворота. Ворвавшись в город, воины Александра перебили всех, в том числе женщин и детей [Арриан, 6, 8, 8 – 11, 1; Диодор, 17, 98–99; Плутарх, Алекс, 63; Руф, 9, 4, 26 – 5, 21].

Когда из раны Александра извлекли стрелы, хлынула кровь и он потерял сознание [Арриан, 6, 11, 1]. Известие о рапе Александра достигло македонского лагеря, разбитого у слияния Акесины и Гидраота, и вызвало там сильнейшее беспокойство. Александр велел срочно везти себя в лагерь. Приближаясь на корабле к месту, где стояла армия, он приказал убрать палатку, чтобы все могли его видеть. Сначала воины думали, что везут бездыханное тело, но, когда судно причалило, царь протянул руку к солдатам. Громкие крики, радостный плач раздались в ответ. Гипасписты принесли носилки, но Александр потребовал коня; приветствуемый солдатами, он доехал до шатра. Все должны были знать, что он, Александр, жив, здоров и вполне боеспособен [Арриан, 6, 12–13; иначе: Руф, 9, 5, 22-6, 26].

Действия Александра заставили уцелевших после разгрома маллов и оксидраков (шудрака) признать его власть [Арриан, 6, 14, 1–3]. Флот опять поплыл вниз по Акесине; у впадения ее в Инд Александр соединился с Пердиккой. Двигаясь на юг, он снова должен был где мирными средствами, а где силой устанавливать свою власть над окрестными племенами и владетелями [ср.: Диодор, 17, 102; Руф, 9, 8, 8 – 30]. Под его рукой оказались области Мусикана, Оксикана и Самбы. В конце июля 325 г. Александр прибыл на юг, в Паталы (соврем. Бахманабад); когда в эту страну вступили македонские войска, население разбежалось. По приказу царя Гефестион начал возводить там крепость; в дельте Инда, у впадения реки в Индийский океан, Александр устроил порт и эллинги.

Пока шло строительство, было предпринято плавание вниз по правому рукаву Инда. Не зная реки, моряки оказались в крайне затруднительном положении. К тому же на другой день после отплытия началась буря: ветер дул против течения и гнал воду назад; многие суда получили серьезные повреждения, некоторые были разбиты. Македоняне спешно причалили к берегу, и Александр отправил своих людей на поиски лоцманов. Плавание возобновилось. Теперь флот вели индийцы, хорошо знавшие местность. Когда снова подул ветер с Индийского океана, они увели корабли в затоны. Между тем наступил отлив – и флот Александра оказался на суше. Моряки, прежде не сталкивавшиеся с подобными явлениями, перепугались, лишь начало прилива их немного успокоило, Прилив повредил ряд кораблей, и их пришлось ремонтировать [ср.: Руф, 9, 9, 9 – 25]. В конце концов трудная многодневная экспедиция завершилась: корабли Александра бросили якорь у о-ва Киллута в устье Инда, Сам Александр на нескольких судах вышел в океан. Пройдя 200 стадий (около 37 км), он подошел к острову, лежавшему в открытом море, однако дальше решил не плыть. Вернувшись на стоянку, Александр якобы по велению своего «отца» Аммона устроил торжественное жертвоприношение Посейдону, бросив в море золотые чаши. Он молил бога провести благополучно его флот к устью Тигра и Евфрата [Арриан, 6, 18–19].

В Паталах и в дельте Инда Александр провел несколько месяцев. Летние пассаты помешали выйти в океан, и Александр использовал это время для того, чтобы закрепиться в низовьях реки. У впадения Инда в океан (в районе соврем. Карачи) по его приказу началось строительство еще одного порта и эллингов. Во главе подразделений гипаспистов, конницы и пехоты царь отправился к протекавшей неподалеку р. Арабий. При его приближении жившие там арабиты бежали; сопротивление оритов Александр подавил [там же, 6, 21]. Часть оритов вместе с гедросами вознамерилась защищать узкий проход в Гедросию (соврем. Белуджистан), однако, едва узнав о подходе Александра, они разбежались, а их предводители сдались македонскому царю [там же, 6, 22, 1–2]. Сатрапом области оритов Александр назначил Аполлофана; войска, оставленные в новой провинции, подчинил Леоннату. Последний должен был ждать прибытия флота, основать еще один город, оплот греко-македонского господства, и вообще устроить дела и жизнь оритов так, чтобы сатрап, их правитель, пользовался расположением населения [там же, 6, 22, 2–3].

В сентябре 325 г. начался поход через Гедросию и Карманию в Перейду. Часть своей армии Александр препоручил Кратеру и послал на север, в Арахосию; оттуда через страну ариаспов она должна была идти на юг для соединения с царем.

Солдаты Александра шли недалеко от океанского побережья. Сначала дорога вела через местность, где обильно рос мирт. Выделяемая этим растением ароматическая смола – мирра – в древности очень высоко Ценилась; торговля миррой доставляла колоссальные прибыли. Финикийские купцы, сопровождавшие армию Александра, не преминули воспользоваться случаем: они собирали мирру, нагружали драгоценной кладью мулов и ослов, везли ее на запад. Добывали они и благовонные корни нарда. Через некоторое время армия Александра вступила в сухую безлюдную пустыню. Отправив на поиски жителей некоего Тоанта, сына Мандродора, Александр узнал, что тот повстречал лишь несколько рыбачьих семей, обитавших в убогих хижинах, сложенных из ракушечника и рыбьих костей. Воду (не вполне пресную) они добывали в ямах, которые вырывали на берегу моря. Ни продовольствия, ни питьевой воды достать было негде; солдаты тяжело переносили трудную дорогу, палящее солнце, голод и жажду. Не меньшую опасность представляли и проливные дожди, приносимые муссонами. Во время одного из таких дождей ручей, у которого был сделан привал, вышел из берегов; погибло много народу, погибли и вещи, принадлежавшие Александру.

Армию следовало обеспечить продовольствием, и этому Александр посвящал все свои усилия. Найдя с большим трудом такое место, где было вдоволь хлеба, он послал его солдатам, запечатав вьюки своей печатью. Возчики и охрана взломали печати, не довезя хлеб до места, и царь не решился их наказать. Чтобы хоть в конце перехода накормить и напоить голодную деморализованную армию, Александр разослал гонцов к окрестным сатрапам с приказанием доставить продовольствие к границам пустынных областей. Царское повеление было выполнено. В ноябре 325 г. Александр прибыл в Пуру, столицу Гедросии [Арриан, 6, 22, 4 – 26, 5; Плутарх, Алекс, 66; Страбон, 15, 721–723],

Закончив тяжелейший переход через пустыни Юго-Восточного Ирана, вернувшись снова в цивилизованный мир, македонский царь обнаружил, что здесь его ожидают еще большие опасности – заговоры, волнения и мятежи. Первые грозные вспышки молний проблистали еще тогда, когда Александр находился в Индии: взбунтовались греки, которых Александр поселил возле Бактр; соединившись с местными жителями, они захватили бактрийскую крепость и даже выдвинули из своей среды царя, некоего Афинодора. Он должен был увести их на родину. В ходе междоусобных распрей, возникших среди повстанцев, Афинодор погиб, однако подавить колонистов власти сатрапии так и не сумели; оставив город, только что построенный Александром, греки ушли в Элладу, и никто не смог и не захотел их остановить [Руф, 9, 7, 1 – 11].

Неспокойно было и в самой Индии. Уже на пути из Гедросии в Карманию Александру донесли, что Филипп – сатрап, оставленный им в Индии, убит. Правда, македонские стражи изловили и уничтожили убийц, но сам Александр был вынужден ограничиться письмами к Евдему и Амбхи-Таксилу, чтобы они взяли на себя управление провинцией Филиппа до назначения нового сатрапа [Арриан, 6, 27, 2].

Главные тревоги ожидали Александра в Иране. Когда македонский царь вступил в Карманию, к нему явились Кратер, ведший свои войска через Арахосию, Стасанор, сатрап областей ариев и зарангов, Фарасман, сын Фратаферна, сатрапа Парфии и Гиркании, а также из Мидии македонские военачальники Клеандр, Ситалк и Геракон.

Последних осыпали обвинениями и мидяне, и македоняне: они грабят храмы, разрывают древние могилы и вообще творят всевозможные бесчинства и насилия. Разгневанный Александр приказал казнить Клеандра и Ситалка. Геракону удалось оправдаться, однако немного позже он был уличен в ограблении храма в Сузах и казнен [там же, 6, 27, 3–5]. Руф If 10, 1, 1–9] несколько иначе излагает события. К Александру прибыли Клеандр, Ситалк, Агафон и Геракон, ранее по приказу царя участвовавшие в убийстве Пармениона. Александр арестовал всех четвертых, а 600 воинов, бывших соучастниками их преступлений, велел казнить. Руф подчеркивает: приближенные Александра «радовались тому, что гнев обратился на служителей гнева и что любое могущество, добытое злодейством, ни для кого не является продолжительным» [10, 1, 6].

Расправа с Клеандром и прочими была направлена против тех, кто помог царю в свое время уничтожить Филоту и Пармениона, но теперь стал, по мнению Александра, в высшей степени опасным. Кэн, брат Клеандра, выступал от имени македонского войска во время бунта у р. Гифасис. Александр не мог не видеть зловещей перспективы выступления новой аристократической клики, происходившей из Элимиотиды, Сам Кэн вскоре после событий при Гифасисе умер от болезни [Арриан, 6, 2, 1; Руф, 9, 3, 20], и эта смерть, вероятно, принесла царю большое внутреннее облегчение. С помощью громкого процесса по делу о реальных или предполагавшихся злоупотреблениях властью он хотел избавиться и от остальных.

Впоследствии Александр расправился со многими сатрапами и начальниками гарнизонов, обвиненными в злоупотреблении властью; в некоторых случаях он был вынужден посылать войска, чтобы преодолеть их сопротивление. Кое-кому удалось бежать. Обеспокоенный Александр приказал сатрапам немедленно распустить все наемные отряды. Волнения разыгрались и на Балканском полуострове, где Олимпиада, мать Александра, и Клеопатра, его сестра, предприняли шаги для свержения власти Антипатра в Македонии [Диодор, 17, 106, 2–3; ср.: Плутарх, Алекс, 68].

В древности [из дошедших до нас источников см.: Диодор, 17, 106, 1; Руф, 9, 10, 22–23; Плутарх, Алекс, 67] широко муссировались рассказы о том, что по Кармании войска Александра прошли, как бы справляя празднество в честь Диониса. Сам царь медленно ехал на специально построенной повозке с высокоподнятым деревянным настилом; видный издалека своим солдатам, он в ней пировал с приближенными. За ним в празднично украшенных колесницах двигались военачальники и дружинники; по пыльной дороге шли толпы пехотинцев. Армия, совершенно утратившая свой прежний воинский облик, превратилась на глазах в огромную толпу перепившихся гуляк; далеко вокруг были слышны веселая музыка, пьяные крики, исступленные вопли вакханок. Конечно, Александр сильно рисковал: если бы местные жители напали на него, его деморализованная армия не смогла бы драться. Однако все закончилось благополучно.

Пока Александр находился в Кармании, к нему прибыли Неарх и Онесикрит с докладом о своем плавании вдоль берега Индийского океана [Арриан, Инд., 18–42]. Командовал экспедицией Неарх. Он отплыл из устья Инда, когда перестали дуть пассаты, в конце декабря 325 г. В его распоряжении находилось до 150 кораблей с командой около 5 тыс. человек – финикиян, египтян, греков (преимущественно критян и других островитян). Неарх должен был обследовать прибрежный морской путь от устья Инда до впадения в Персидский залив Тигра и Евфрата. Сколько-нибудь серьезных затруднений в дороге Неарх не встретил. Изо дня в день корабли начинали с утра очередной переход, и гребцы работали веслами под монотонные возгласы келевстов. Сходя на берег, моряки добывали пресную воду; иногда за ней надо было идти в глубь материка. Флотоводец тщательно фиксировал, где довелось проходить между отвесными скалами, где – между прибрежными островами и материком, где встречались подводные камни, а в особенности – гавани, удобные для стоянок. У пункта Кокалы на побережье страны оритов Неарх сделал большую остановку. Как раз в этот момент сюда подошел Леоннат, только что одержавший очередную победу. Пока моряки отдыхали, на корабли загружалось продовольствие, заготовленное здесь еще по приказу Александра… Неарх использовал также удобный момент для ремонта судов и для того, чтобы передать Леоннату тех, кто не мог больше плыть, и пополнить за счет солдат последнего свою команду.

Дальнейшее плавание ознаменовалось столкновением у устья р. Томер с местными жителями, вооруженными тяжелыми копьями с обожженными остриями. Они не знали металла и металлических орудий, пользовались каменными рубилами, ходили в звериных шкурах или рыбьей коже. Заросшие густыми волосами люди, раздиравшие ногтями рыбу, произвели на моряков сильное впечатление.

Дальше на запад Неарх плыл вдоль берегов, населенных племенами рыболовов; греки называли их ихтиофагами-рыбоедами. Жители одного поселка – Каламы – подарили Неарху овец, приученных из-за отсутствия травы есть рыбу; другого – Киссы – бежали при появлении греко-македонского флота. Здесь мореплаватели захватили коз, достали и лоцмана – гедросийца Гидрака, который вел экспедицию до берегов Кармании. Рыбаки в гавани Кофанты запомнились Неарху тем, что не пользовались уключинами, но гребли, быстро ударяя веслами по воде то с одного, то с другого борта. Встреча с ихтиофагами произошла также под стенами небольшого прибрежного городка, располагавшегося на холме посреди плодородной, хорошо обработанной местности. В нем Неарх вместе с Архием, сыном Анаксидота, решил пополнить запасы хлеба. Выстроив суда в походном порядке, Неарх отправился в город. Жители встретили его дружелюбно. Войдя в ворота, Неарх велел стрелкам захватить их, а сам, поднявшись на стену, дал Архию условный сигнал. Видя, что греко-македонский флот быстро приближается к берегу, что воины с кораблей прыгают в воду, горожане побежали за оружием, но их попытки сопротивляться были парализованы стрелками Неарха. В этих обстоятельствах горожане «добровольно» отдали грабителям имевшиеся в городе запасы продовольствия, преимущественно муку из жареной рыбы.

Идя вдоль страны ихтиофагов, флот Неарха столкнулся с китами. Построившись, как для морского сражения, корабли устремились на животных; моряки шумели, стучали, кричали, чтобы отогнать чудовищ. Киты нырнули, а затем, снова появившись на поверхности, постепенно отстали. Мореходы Неарха долго помнили ужас, который они испытали при виде движущихся фонтанов, бивших, казалось, из морской пучины.

Миновав страну ихтиофагов, Неарх очутился у берегов Кармании и повел свои корабли на северо-запад. Здесь мореплаватели увидели на западе гористый мыс Макета. Это была Аравия; через несколько дней флот прибыл в Гармозию (соврем. Хормоз), к берегу р. Анан (соврем. Минаб). Там в приятной местности Неарх устроил длительную стоянку. Моряки разбрелись по стране; кое-кто зашел в глубь материка. И тут совершенно неожиданно для себя моряки встретили человека в греческой одежде, заговорившего с ними по-гречески. Оказалось, что он принадлежит к армии Александра и что сам Александр и его лагерь находятся недалеко от Гармозии.

Неарх решил явиться к царю. Вытащив корабли на берег и укрепив свою стоянку земляными валами и палисадами, он отправился в путь вместе с Онесикритом, Архием и еще несколькими спутниками. Правитель Гармозии известил Александра о прибытии флота, и Александр выслал навстречу Неарху всадников: сначала – один отряд, потом – другой; они с большим трудом разыскали флотоводца в пустыне и доставили его к царю. Неарх подробно доложил ему о своем плавании.

Александр торжественно отпраздновал прибытие Неарха играми и праздничным шествием. Флотоводца, возглавлявшего процессию, воины буквально засыпали венками и цветами. У Александра даже возникла мысль оставить Неарха при своей особе, но тот отказался: он желал сам довести небывалую экспедицию до конца, не только испытать опасности и лишения, но и стяжать всю славу, причитавшуюся ее руководителю.

Александр не стал его задерживать. Он и сам был скроен по той же мерке и хорошо понимал человека, стремящегося к успеху, подвигу, славе. Сопровождаемый охраной Неарх вернулся к своим кораблям я двинулся вдоль берегов Южного Ирана на запад.