Глава 3. В гостях у далай-ламы

Итак, отправимся в путь по этому затерянному королевству, знакомясь с его историей, жителями и их нравами, духовенством и мудрецами, философией и чудесами, и, наконец, его духовным и политическим влиянием на наш мир. История Тибета уходит в далёкое прошлое и содержит в себе столько же загадок, сколько и всё остальное в этом необычном царстве. Это объясняется тем, что архивы Лхасы, столицы Тибета, практически до сих пор закрыты, а сколько-нибудь серьёзных археологических исследований не проводилось вообще. Известно лишь, что люди селились в этих местах уже в начале I тыс. до х. э., а сам тибетский этнос сложился в результате смешения различных племён. По своим антропологическим показателям тибетцы близки к северным китайцам. [Журавлёв Ю. И. Этнический состав тибетского района КНР и тибетцы других районов страны. — «Восточно-азиатский этнографический сборник». М., 1961. С. 86—87]. Т. е. тибетцы были потомками Хама. Первым легендарным правителем, объединившим тибетцев в единое государство, был Ньятри-цэнпо (или Фаньяни китайских источников), живший в V в. х. э. Этот правитель (по-тибетски цэнпо) основал ярлунгскую династию, правившую Тибетом до VII в. х. э. Передача власти в этой династии была очень своеобразна. «Срок пребывания цэнпо у власти ограничивался тем временем, пока его старший сын не достигал зрелости. После этого цэнпо должен был умереть… Есть сведения о цэнпо, которые живыми ушли в могилу… царствование цэнпо ярлунгской династии завершалось ритуальным цареубийством. Власть цэнпо носила, скорее, сакральный характер. Она была ограничена контролем за шаманами и соблюдением обычаев». [Tucci G. Sacral character of the kings of Ancient Tibet — «East and West». Rome, 1955. №4. P. 197]. Цэнпо был посредником между миром духов, божеств, демонов, и людьми. Исследователи справедливо полагают наличие в истории верований тибетцев в древности добонского субстрата демонологии, происходившего от представлений о мире мёртвых и позднее участвовавшего в формировании основных элементов как религии бон, так и тибетского буддизма… В глубокой древности тело умершего цэнпо заключали в медный сосуд и бросали в реку, где оно попадало во власть демоницы Клу (Лу), горной ведьмы, т. е. возвращалось к своему истоку. Перед погребением волосы на голове покойного заплетались в косу, на теле делались надрезы, и оно окрашивалось киноварью… и кровью людей, приносимых в жертву. Несколькими веками позже погребаемых вместе с цэнпо людей китайские авторы называли «людьми общей участи». Описание обряда погребения цэнпо, относящееся к VIII в., сохранилось в китайских источниках. Когда умирает цэнпо, «то они убивают быков и лошадей, которых хоронят вместе с умершим. Быков и лошадей сваливают в кучу в могиле. Их могилы, квадратные по форме, и выложены камнем, и похожи на дом обычного вождя. Те сановники, которых покойный государь считал своими друзьями, называются „людьми общей участи“. Число их не превышает пяти. В день похорон им прокалывают ноги и они умирают оттого, что истекают кровью, после чего их хоронят вместе с умершим». [Вэньсянь тункао («Всеохватывающий свод сокровищ литературы»). Шанхай, 1936. С. 2624]. [Кычанов. Савицкий. Указ. соч. С. 29—30]. Итак, хамиты, чьими потомками были тибетцы, одними из первых отступили от Божьего Закона, став язычниками и приняли учение о бессмертии души, насаждённое дьяволом ещё в Эдеме. Именно это учение о бессмертии души и легло, как показали учёные, одним из первых краеугольных камней тибетской религии. В сообщении о первых цэнпо мы видели доминирующее значение демонологии в религиозных воззрениях древних тибетцев, которые даже тело своего правителя, в отличии от подавляющего числа других языческих народов, отправляли не к богам, а к демонам. Даже сам титул цэнпо указывал на его происхождение из мира мёртвых. [Haarh E. The Yarlung Dynasty. Kobenhavn, 1969. P. 271]. То есть, во главе страны стояло лицо, которое напрямую связывали с миром демонов и ведьм. Так же мы видели, что ритуальное убийство самого цэнпо, а так же человеческие жертвоприношения, совершаемые при этом, вполне отвечали демоническому культу. В начале VII в. х. э. к власти приходит новая династия во главе с энергичным Сронцонгамбой, при поддержке которого в стране начинает своё шествие буддизм. [Гумилёв Л. Н. Древние тюрки. М.: Клышников-Комаров и К^о, 1993. С. 251]. Новая религия была выгодна Сронцонгамбе, так как укрепляла его власть, тогда как старая религия бон давала широчайшие права и влияние жрецам. Бон представляла собой откровенно демоническую религию с массовыми человеческими жертвоприношениями, поклонением множеству духов и демонов. Согласно бонской философии каждое дерево, озеро или река имели своего духа, с которым «общение происходит посредством мистерий, совершаемых жрецами, принявшими посвящение и проповедывающими своё учение. В отличии от примитивных культов, бон стал господствующей и воинствующей церковью с иерархией, клиром, организованным культом и тенденцией вмешиваться в государственные дела. Восторжествовал он не без крови. Один из легендарных правителей Тибета попробовал освободиться из-под опёки чёрной церкви и был заколот своими приближёнными. После этого правители и племенные вожди предпочитали поступаться частью власти ради жизни. К тому же постоянные распри между племенами облегчали бон роль арбитра и связанное с этой ролью господствующее положение». [Гумилёв. Указ. соч. С. 250]. Однако попытка Сронцонгамбы сделать буддизм государственной религией успеха не имела. «При Сронцэн Гампо и длительное время после него буддизм был чужд тибетскому народу». [Богословский В. А. Очерк истории тибетского народа. М., 1962. С. 40]. Соседствуя веками рядом, бон и буддизм в Тибете слились весьма своеобразным образом, сформировав тибетскую религию, называвшуюся и ламаизмом, и ваджраяной, и тантризмом во главе с далай-ламой. [Васильев Л. С. История религий Востока. М.: Высшая школа, 1988. С. 375—377]. Это объединение религий особо быстро пошло при цэнпо Тисрондецане (755—797) хотя и после этого столкновения между сторонниками бон и буддизма продолжались. «Прежде всего цэнпо послал в Непал министра Ба Салнанга, который пригласил в Тибет для проповеди буддизма монаха Шантиракшиту. Но знаменитый проповедник потерпел в Тибете неудачу. Сторонники бон одержали над ним верх, что в преданиях отразилось в рассказах о том, как в ответ на проповедь буддизма бонские духи наслали на страну голод и стихийные бедствия. Тибетские сочинения по-разному освещают эти события. По-видимому, насаждение новой веры вызвало и народные волнения. В итоге Шантиракшита вынужден был покинуть Тибет. Возможно, ознакомившись с Тибетом и его религиозной жизнью, Шантиракшита уловил, что более удачной там может быть тантристская проповедь, своими магическими приемами и колдовством более соответствующая местной религии бон и привычкам народа. Он порекомендовал властям пригласить в Тибет известного тантриста и мага Падмасамбхаву, выходца из Кашмира, страны Уджаяна (Уддияна), знаменитой своими колдунами. Ба Салнанг снова поехал в Непал, где в то время находился Падмасамбхава, и передал ему приглашение приехать в Тибет. Действительно, искусство магии в сочетании с тантрическим буддизмом оказалось тибетцам более по душе. Падмасамбхава легко сориентировался в Тибете и, по преданию, силой своего магического искусства заставил бонских духов подчиниться более правильной и справедливой вере». [Кычанов. Савицкий. Указ. соч. С. 45]. При Сронцонгамбо Тибет входит в число сильнейших государств Дальнего Востока, многократно вступая в военные конфликты с Китаем. Более чем столетнее противостояние с Китаем закончилось поражением Тибета, который к 861 году лишился всех своих владений и впал в полосу смут и междоусобиц. Период с середины IX по середину XIII века практически не освещён в источниках, пока в 1240 году в Тибет не вторгается 30-тысячная монгольская армия, ведомая царевичем Годаном, внуком Чингис-хана. За считанные дни монголы смерчем прошли по Тибету, подойдя к Лхасе. И тут происходит непонятное. Вместо того, чтобы дальше двинуться и захватить столицу, Годан отдаёт приказ направить к нему одного из самых учёных мудрецов Тибета. В своём письме он пишет: «Я, мужественный и процветающий царевич Годан, желаю известить Сакья Пандиту Кунга Джалцана, что мы нуждаемся в ламе, который мог бы давать советы моему невежественному народу, учить его, как соблюдать правила морали и жить духовной жизнью. Я также нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь помолился за благополучие моих покойных родителей, которым я глубоко благодарен. Какое-то время я размышлял над всем этим и после многих рассуждений решил, что Вы — именно то лицо, которое способно выполнить эту задачу. Поскольку именно Вы — тот лама, которого я избрал, я не приму никаких извинений и ссылок на Ваш возраст или на трудность поездки. Божественный Будда отдал жизнь ради всех живых существ. Не откажетесь ли Вы тем самым от Вашей веры, если попытаетесь избежать исполнения этого своего долга. Разумеется, для меня было бы проще выслать большой отряд, чтобы доставить Вас сюда, но если поступить так, то вред и несчастья могут быть принесены многим ни в чем не повинным живым существам. В интересах буддийской веры и благополучия всех живых тварей я предлагаю Вам прибыть к нам немедленно. В благодарность к Вам я буду очень добр к тем монахам, которые живут сейчас по западную сторону от солнца. Я посылаю Вам в дар пять слитков серебра, шелковую мантию, украшенную 6200 жемчужинами, одежды и обувь из шелка и двадцать кусков шелка пяти разных цветов. Все это будет доставлено Вам моими послами Дхо Сегоном и Уи Джо Кармой. Тринадцатый день восьмой луны года дракона [1244 г.]». [Shakabra W. D. Tsepon. Tibet, a political history, New Haven and London, 1967. P. 61—62]. Принимая тибетскую религию, царевич и не подозревал, что ввергает тем самым свой народ в нескончаемую полосу бед, несчастий и, наконец, полное унижение и обнищание, в котором Монголия пребывает и по сей день. Религия определяет историю народа. Годан отказался от христианства, которое в то время было широко распространено в Китае, прельстившись таинственными культами Тибета. Он даже не пожелал посмотреть, к чему эти культы привели сам тибетский народ. После этого несколько столетий Тибет находился под монгольским контролем. И именно в этот период появляется институт далай-ламы. Первым далай-ламой считается Гедун-Дуб (1391—1474), бывший одним из тибетских буддистов, основавшим монастырь Ташилунпо. Но подлинно первым далай-ламой был III Далай-лама Соднам Джамцо (1543—1588), который был настоятелем одного из тибетских монастырей, прославившийся своим умом и творимыми им чудесами. В 70 годах XVI столетия он получает приглашение от монгольского хана Алтана, на которого он производит сильнейшее впечатление. Хан и дарует ему титул далай, в переводе — океан, лама же — это учитель. «Это должно было свидетельствовать о глубине и безбрежности учености и мудрости ламы, сравнимых только с океаном». [Кычанов. Савицкий. Указ. соч. С. 80]. В свою очередь, Соднам Джамцо одарил Алтана титулом «Царь веры, Брахма богов». Чтобы повысить авторитет нового далай-ламы, начинающего играть одну из первых ролей в разрозненном и лишенном политической самостоятельности Тибете, была разработана особая сакральная теория его происхождения. Так, «ещё в раннем буддизме было разработано учение о перерождениях, генетически восходящее к теориям упанишад (древнеиндийское философско-религиозное учение — прим. А. О.). Эта теория кармического перерождения, сводящаяся к распаду комплекса дхари после смерти и восстановлению его в новом облике, в зависимости от кармы. Она была развита и обновлена в ламаизме, где приняла вид теории воплощений. Согласно этой теории, высшие ламы приобретали божественный статус за счёт того, что они считались воплощениями (в их очередном перерождении) того или иного из высокопочитаемых будд, бодхисатв или кого-либо из известных деятелей буддизма, его святых и героев. Эта теория воплощения… стала доктринальной основой легитимации и сакрализации высшего тибетского духовенства от далай-ламы до настоятелей монастырей». [Васильев. Указ. соч. С. 380]. «Считалось, что по смерти они, т. е. далай-ламы (через девять месяцев) воплощаются в младенцах мужского пола, которых надлежало избрать и после тщательной проверки (в частности, ребёнок должен признать какую-либо из личных вещей умершего, потянувшись к ней и т. п.), провозгласить очередным воплощением умершего ламы». [Там же. С. 80]. Вскоре далай-ламы становятся духовными руководителями страны, а после ослабления власти монголов — и политическими. Согласно тибетским представлениям, далай-ламы это фактически живые божества, достойные преклонения и подражания. Но что же собой в действительности представляли эти «святые»? Вот, к примеру, какую жизнь вёл VI Далай-лама Цаньян Джамцо (1682—1706). «Далай-лама мало думал о делах государственных и тем более духовных. Дни он проводил в парке, упражняясь в стрельбе из лука, а ночи в домах гостеприимных хозяек Лхасы и пригородной деревушки Шол. И всюду сочинял песни. С ним были друзья, и среди них первый друг Тхарджалнай, чиновник его администрации. Цаньян Джамцо был молод и влюбчив: По ночам я сна лишился, С той поры, как сердце у тебя оставил. Если днем мы рук соединить не можем, Ночью пусть душа от мук любви страдает! И легкомыслен: Как пчелы не грустят, Что отцвели цветы, Так не грущу и я, О той, кого любил. Под именем некоего Данзанг Бангпо он бродил ночами по известным ему одному домам Лхасы и Шола, в компании друзей, всегда полупьяный, в поисках любви и приключений. Вот они снова собрались, чтобы весело провести ночь. Горят масляные лампы, мягкие подушки разложены на низких скамеечках и на полу, на столе обильная еда, кувшины с вином и пивом — чан. Тот, который не хочет быть узнанным, но которого знают все, произносит тост: Кристально чистая со снежных гор вода И с трав лекарственных роса В целебный влиты эликсир — закваску для вина. Подносим это мы вино богине красоты! Но если с клятвой на устах его ты выпьешь сам, То, будь уверен, навсегда избавишься от бед. Вскоре вино и пиво исчезают. Близится рассвет. Друзья пытаются увести Далай-ламу, но он вырывается, снова наполняет чашу и поет: Пока тут не перемрут все девушки И не будет выпито все вино, Я, молодой парень, только здесь И найду для себя пристанище. Он пьян, он счастлив, он влюблен: Белозубы, яснолики, Стайкой девушки сидят. И одна из них украдкой На меня бросает взгляд. Он познакомился с ней недавно, когда переодетым бродил по рынку. И девушка доверилась ему: Я люблю тебя — в три слова клятвой, Я и с рынка девушка любви стянули узел, Так, что даже шилом не развяжешь. Только сами мы освободим друг друга! В свой летний лагерь в пригородной роще и в раскинутый там шатер новый, VI Далай-лама тайно приглашал девушек. Само по себе это было не так уж предосудительно: многие монахи имели любовниц или были тайно женаты». [Кычанов. Савицкий. Указ. соч. С. 92—93]. Далай-ламы не только развратничали, но и приказывали убивать, пытать и т. д. Выбор же преемников осуществлялся чисто политическим путём. Когда же политика далай-ламы не совпадала с курсом остальной жреческой верхушки, его убивали, если он сам не успевал убрать своих противников. «Семьдесят лет, с 1804 по 1875 г., далай-ламы были фактически игрушками в руках тибетской знати, вершившей от их имени все дела. Если к этому добавить ещё и годы несовершеннолетия XII Далай-ламы, то практически почти целое столетие, весь XIX век, далай-ламы не играли никакой самостоятельной роли ни в управлении страной, ни в делах церкви. Те, кто управлял за них, регенты и прочие, наживались на своих должностях без меры; не случайно имущество всех свергнутых регентов конфисковывалось, и они вели между собой борьбу за власть, продвигая на посты своих людей». [Кычанов. Савицкий. Указ. соч. С. 109—110]. Словом, тибетское духовное государство ничем не отличалось от современных ему любых держав, там так же бессовестно и жестоко велась борьба за власть, хотя и прикрывалась красивыми обрядами и философией. Разврат, убийства, доносительства, ханжество царили при тибетском дворе. Толпы паломников, благоговейно взирающих на далай-ламу и его приближенных, в своей большей части и не подозревали о том, что творилось во дворце Потала. Но чудеса между тем не прекращались. Да и это немудрено, ведь оккультные силы, правящие там открыто бал, должны были поддерживать славу Тибета как особого духовного царства, как места чудес и сверхъестественных явлений, которые мы и рассмотрим в следующей главе.