Я не боюсь ада

Каждый раз, когда проповедник говорил об аде, по спине у меня пробегали мурашки. Одно упоминание этого слова пугало меня. Да и сейчас слово «Ад» вызывает у меня живые и далеко не приятные воспоминания.

В Северной Дакоте стояла прекрасная осенняя погода. Трава в степи была такая роскошная и высокая, что я, здоровый пятилетний крепыш, едва виднелся из нее. Степь простиралась на много миль вдаль и прерывалась только свежевспаханным полем и одиноким нашим фермерским домиком с небольшим садом из чахлых яблонь. Вдоль берега реки Джеме простиралась дикая, холмистая местность, по которой никогда не проходил плуг.

Мой отец пахал на расстоянии приблизительно одной мили от дома, пользуясь упряжкой пяти дедушкиных лошадей. Я заметил, когда он заканчивал работу, и часто выходил ему навстречу. Он подхватывал меня и сажал верхом на одну из лошадей, чтобы я покатался.

Помню, как с гордостью как-то сказал матери: «Я не упал с лошади, я просто держался за лошадиные перья». Я был слишком мал и не знал, как называется грива.

Однажды я вышел из дому немного раньше и шел по направлению к нашему полю, с трудом пробираясь среди высокой степной травы. Вдруг я услышал топот приближающихся лошадей. Земля гудела под копытами. Они, как безумные, мчались прямо на меня. Потом я увидел отца. Он стоял на плуге и хлестал лошадей кнутом, чтобы они бежали еще быстрее. Я так испугался, что застыл на одном месте. Лошади, увидев меня, шарахнулись в сторону, но отец, заметив шапку моих золотистых волос, промчался мимо. Я не мог понять, что происходило.

Как зачарованный я наблюдал, как он повернул лошадей, и, сделав большой круг, перевернул плуг и вонзил его в землю. Заставив лошадей бежать быстрой рысью, он сделал три двойных борозды вокруг меня. Затем он остановил лошадей и поджег траву внутри образовавшегося кольца. Он держал меня на руках, пока внутри не сгорела вся трава. Затем, начертив маленький круг в середине выжженного пространства, отец поставил меня туда.

— Оставайся здесь пока я не вернусь, — сказал он.

Голос его звучал необычайно строго. Он был необычайно встревожен.

Все это случилось так быстро, что я едва отдавал себе отчет в том, что происходит. Отец прыгнул на плуг, взмахнул кнутом и его высокая, худая фигура исчезла. Я остался один.

Я не знал, а папа не успел мне сказать, что степь горит, и пламя быстро приближается к нашему дому. Отец торопился, чтобы вспахать черную, рыхлую землю между пожаром и нашей фермой. Когда он увидел меня, своего старшего сына, предмет его гордости и радости, одного среди горящей степи, его охватил такой ужас, что он чуть было не свалился с плуга. Он не мог взять меня с собой — ведь вся наша семья находилась в гораздо большей опасности. Его единственная надежда была в том, что я не сдвинусь с места и выполню его приказ.

Не совсем охотно я остался внутри своего круга. Мой отец — норвежец, он был сторонником воспитания детей в строгости и дисциплине. Мы, дети, были научены послушанию.

Ничего не зная о грозящей мне опасности, я удивлялся, что так много маленьких животных выползало из травы и собиралось на моей выжженной лужайке. Там были суслики и мыши, змеи и птицы. Вышел и койот, пристально посмотрел на меня и прошел мимо. Его шерсть сильно обгорела, и он, как мне казалось, просил помощи.

Вскоре я почувствовал дым. Воздух накалился, стало трудно дышать. Потом я увидел приближающийся огонь. Пламя поднималось высоко, чуть ли ни к небу. Пожар гудел, как товарный поезд. Мне хотелось убежать, но я вспомнил, что сказал мне папа. Я пытался зарыться в землю, но почва оказалась слишком плотной и грубой.

Языки пламени, подобно гигантским рукам, простирались ко мне. Одежда на мне начала гореть, волосы были опалены. Я катался по земле, визжал и царапал ногтями землю. Потом я вдруг почувствовал, как загудела почва под тяжелыми ударами копыт, и понял, что отец едет за мной. Из того, что произошло после этого, я хорошо помню только одно: я очутился в его объятиях.

Отец спас наш дом от пожара. Ему помогли соседи, они приехали за несколько миль с бочками воды, метлами и одеялами, лошадьми и плугами. Тогда он повернул свою усталую упряжку, неистово хлестал лошадей, загоняя их до пены, только чтобы добраться ко мне прежде, чем дойдет пламя. Он боялся, что уже опоздал, и поэтому в отчаянии гнал своих испуганных лошадей через огненную стену прямо в обведенный для меня круг. И он нашел меня там, где оставил.

После этого я часто просыпался по ночам от страшных кошмаров, крича и отбиваясь от приснившейся мне опасности. Тогда отец обнимал меня и брал к себе на кровать, и я спокойно засыпал рядом с ним. Его любовь и забота успокаивали меня.

Наш Бог подобен любящему отцу; Он не приготовил для Своих детей ада. Я нашел в Библии следующий текст, который дал мне новое понимание отношения Бога к людям:

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». (Матф. 25, 41).

Если огонь был приготовлен для дьявола и его ангелов, то ад вовсе не является местом, где распоряжается дьявол, где он наслаждается тем, что бросает грешников в огонь; это место, где дьявол сам однажды будет сожжен. Но почему, спрашивается, люди попадут туда? Меня это сильно смущало, и я принялся искать ответа в Библии. И чем больше я исследовал Св. Писание, тем больше я убеждался, что Бог настолько любит всех людей, что не желает, «чтобы кто погиб». (2 Петр. 3, 9).

Грех означает несогласие с Богом, с Его праведностью. Грех — это болезнь, подобная неизлечимой язве, которая должна быть уничтожена прежде, чем мир может быть очищен. Начало греху положил дьявол. (Иез. 28, 15). Затем грех распространился на некоторых ангелов. (Откр. 12, 7-9). Человек впервые познакомился с ним в саду Эдемском. Грех — это эгоизм, который ведет к восстанию против совершенной любви и праведности Божьей.

На Голгофском кресте Иисус, Сын Божий, Творец всего мира принес Себя в жертву за грехи мира. Он открыл путь для всех, желающих быть послушными Ему и идти по пути, который Он проложил. Это единственный путь, на котором можно избежать гибели. Я на собственном опыте понял, что это значит. Мой отец видел приближающуюся опасность и приготовил для меня безопасное место. Но я был в безопасности только при одном условии — полного послушания. Я сгорел бы в огне, если бы не остался в своем кругу. Мой отец сделал все, что мог, чтобы оградить меня, но я сам мог решить, что мне делать: послушаться отца и остаться в живых, или же не послушаться и погибнуть.

Во дни Ноя таким безопасным местом был ковчег. Кто повиновался слову Господа и вошел в ковчег, тот был в безопасности; а кто не послушался и отверг Его приглашение, тот погиб. Бог приготовил безопасное место для всех, кто признает Его, как своего Спасителя.

Я не мог найти ни одного текста в Библии, где бы говорилось о горящем аде в настоящее время. Библия учит, что прийдет момент — и грех будет окончательно уничтожен, когда во всеистребляющем огне земля и все дела на ней сгорят.

Нам дано право выбора между вечной жизнью и окончательной гибелью. Ни в Царстве Небесном, ни в озере огненном не будет ни одной души, которую бы силою заставили оказаться в том или другом месте. Каждый получит лишь то, что он заслужил при жизни, что он сам избрал своим поведением: награду или наказание. Любящие Иисуса и желающие быть в Его присутствии в вечности получат именно то, что они избрали. Грешников же Бог не станет наказывать тем, что заставит их насильно жить в раю — они сами избрали себе иной путь.

В результате греха и восстания против Бога, жизнь в этом мире превратилась в сплошной кошмар. На нас со всех сторон наступают силы зла. Но через Иисуса Христа любящий Небесный Отец приготовил для нас надежное место. И пока мы послушны Ему и следуем Его советам, подсказанным любовью, мы в безопасности.

Я больше не страшусь. Доверие наполняет мою душу. Настанет день, когда я проснусь в объятиях Небесного Отца с сознанием, что страшный кошмар греха прошел безвозвратно. Даже когда небо и земля убегут от лица Бога (Откр. 20, 11), народ Божий будет иметь место убежища в Его святом городе и будет спокойно ждать, пока Бог приготовит для него новое небо и новую землю, «на которых обитает правда». (2 Петр. 3, 13).