Глава 6. Выжившие узнают правду

В то время, как догорал разграбленный и уничтоженный варварами Рим, в то время, как Ромул Августул стоял преклонённым пред Одоакром в столице Восточно-Римской империи Константинополе лелеяли мечту о восстановлении былого могучего Римского государства. В правление же императора ёстиниана (527Ч565) реализация этой мечты становится основной задачей Византийской внешней политики. Император понимал, что возрождение империи в её прежнем великолепии возможно лишь при наличии единой церкви, которая бы связывала идеологически воедино все племена и народы. УПравительство ёстиниана, стремясь к консолидации империи, придавало огромное значение единообразию образа мыслей подданныхФ [Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных славян. СПб.: Алетейя, 1998. С. 28]. С помощью церковных иерархов он создавал империю рабов, не имеющих права даже думать ни так как он. Поэтому в своей политике он большую ставку делал на папский Рим. Войны, которые вела Византия при ёстиниане, носили не сколько захватнический, сколько религиозный характер. Дело в том, что к этому времени на политической карте существовало два основных государства, препятствующих движению захватов Византии в бывшей Западно-Римской империи: это государство остготов в Италии и государство вандалов в Африке. Однако эти державы представляли не только политическую, но, и это было главным, религиозную опасность. Ибо они имели государственной религией арианство (одно из ответвлений христианства, названное по имени епископа IV века Ария, который не признавал Божественную природу Христа), последователи которого не только не признавали авторитет папской церкви, но и всячески притесняли её. В своей же политике ёстиниан отводил папскому Риму немалую роль. Недаром в 533 году на церковном соборе, проводившемся при непосредственном участии императора папа был провозглашён главой церкви. Причём константинопольский патриарх был поставлен императором ниже папы! [Дашков. Указ. соч. С. 70]. Поэтому остготы и вандалы стояли на пути возрождения империи, как политически так и духовно, и войны с ними имели огромное значение в истории религии [Робертсон. Указ. соч. Т. 1. С. 484]. В ходе данных войн государства остготов и вандалов были сокрушены, а арианство, так мешавшее папскому могуществу уничтожено. Причём в Африке арианство было истреблено Уне принуждением к обращению в православие, но истреблением самого племени, которое ввело и исповедывало арианскую веруФ [Там же. Т. 1. С. 485]. Византийцы нещадно опустошили Италию. УЧисло погибших от войны, голода и болезней в Италии в то время превысило число оставшихся в живых. Страдания, которые выпали на долю жителей этих мест за период этого переворота были неслыханными, превосходящими бывшие ранее и грядущиеФ [Миллер. Указ. соч. Т. 1. С. 362]. Он не скупился жертвовать на храмы. И именно в его правление была построена знаменитая св. София (об истории этого храма см. Опарин А.А. Развенчанные боги. Археологическое исследование книг Наума и Ионы. Харьков: Факт, 2002. С. 89Ч102). Внешне, воздвигнутая ёстинианом империя смотрелась весьма великолепно, а её созидатель со своей супругой Феодорой были канонизированы православной церковью. Читая его жития действительно создаётся умилительное впечатление о кротком и постящемся императоре, и его благоверной супруге так же проводящей в духовных трудах всю жизнь. Так же и Византия рисуется в них некой прекрасной христианской страной, которую затем терзали лютые племена иноверцев Ч басурман. Не менее трогательно рисуется и то, как Русь якобы переняла из Византии чистое учение Христа. Но давайте на основании сугубо исторических документов посмотрим, что представлял собой ёстиниан, его жена Феодора, Византия и её церковь. Ибо увидев и проанализировав это мы сможем понять почему под ударами мусульман пала и была навеки уничтожена величайшая империя, исповедующая христианство Ч Византия. А сделав это мы поймём и многие из проблем духовных наследников Византии, в том числе и Руси. Для рассмотрения интересующих нас вопросов мы обратимся к одной из интереснейших хроник, написанных во времена ёстиниана, его придворным историком Прокопием Кесарийским. Ётот человек, работы которого отличаются прекрасной исторической точностью и непредвзятостью, был ещё и гражданином своей страны, переживавший за неё и её будущее. И поэтому помимо того, что Прокопий писал хроники войн времен ёстиниана Война с персами, готами, вандалами, он писал особую книгу, главную книгу своей жизни Ч Тайную историю. Она была названа так потому, что писалась в тайне от императора ибо если бы тот узнал о ней, то историк был бы уничтожен, а рукопись сожжена. И вот перед угрозой казни Прокопий день за днём писал при свете лампады правду о личной жизни императора и его двора, сущности его политики. В этой книге Византия и её нравы предстают пред нами в реальном, вообще не затушированном виде. Недаром свой труд Прокопий заканчивает такими таинственными словами: УИтак, когда ёстиниан, если он человек, уйдёт из жизни, а если он владыка демонов, освободится от бренного тела, те, кому тогда доведется ещё быть в живых, узнают правдуФ [Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с Вандалами. Тайная история. М.: Наука, 1993. Тайная история, XXX, 34. С. 418]. Что же хочет нам живым поведать мёртвый историк. Вот, что о Феодоре пишет историк: УУ этой женщины не было ни капли стыда, и никто никогда не видел ее смущенной, без малейшего колебания приступала она к постыдной службе. Она была в состоянии, громко хохоча, отпускать остроумные шутки и тогда, когда ее колотили по голове. Сбрасывая с себя одежды, она показывала первому встречному и передние, и задние места, которые даже для мужа должны оставаться сокрытыми. Отдаваясь своим любовникам, она подзадоривала их развратными шутками и, забавляя их все новыми и новыми способами половых сношений, умела навсегда привязать к себе распутные души. Она не считала нужным ожидать, чтобы мужчина, с которым она общалась, попытался соблазнить её, но, напротив, своими вызывающими шутками и игривым движением бедер обольщала всех без разбора, особенно безусых мальчиков. В самом деле, никто не был так подвластен всякого рода наслаждениям, как она. Ибо она часто приходила на обед, вскладчину сооруженный десятью, а то и более молодцами, отличающимися громадной телесной силой и опытными в распутстве, и в течение ночи отдавалась всем сотрапезникам; затем, когда все они, изнеможенные, оказывались не в состоянии продолжать это занятие, она отправлялась к их слугам, а их бывало порой до тридцати, спаривалась с каждым из них, но и тогда не испытывала пресыщения от этой похоти. Однажды, говорят, она явилась в дом одного из знатных лиц во время пирушки и на виду у всех пировавших, поднявшись на переднюю часть ложа, там, где находились их ноги, начала бесстыдно сбрасывать с себя одежды, не считая зазорным демонстрировать свою распущенность. Пользуясь в своем ремесле тремя отверстиями, она упрекала природу, досадуя, что на грудях не было более широкого отверстия, позволившего бы ей придумать и иной способ сношений. Она часто бывала беременной, но почти всегда ей удавалось что-то придумать и с помощью ухищрений вызвать выкидыш. Часто в театре на виду у всего народа она снимала платье и оказывалась нагой посреди собрания, имея лишь узенькую полоску на пахе и срамных местах, не потому, однако, что она стыдилась показывать их народу, но потому, что никому не позволялось появляться здесь совершенно нагим без повязки на срамных местах. В подобном виде она выгибалась назад и ложилась на спину. Служители, на которых была возложена эта работа, бросали зерна ячменя на ее срамные места, и гуси, специально для того приготовленные, вытаскивали их клювами и съедали. Та же поднималась, ничуть не покраснев, но, казалось, даже гордясь подобным представлением. Она была не только самой бесстыдной, но и самой изобретательной на бесстыдства. Часто, скинув одежды, она находилась на сцене среди мимов и то наклонялась вперед, выпятив и изогнув грудь, то старалась попасть в зад тех, кто уже испробовал ее, и тех, кто ещё не был с ней близок, гордясь тем из гимнастического искусства, что было ей привычно. С таким безграничным цинизмом и наглостью она относилась к своему телу, что казалось, будто стыд у нее находится не там, где он согласно природе, находится у других женщин, а на лице. Те же, кто вступал с ней в близость, уже самим этим явно показывали, что сношения у них происходят не по законам природы. Поэтому когда кому-либо из более благопристойных людей случалось встретить её на рынке, они отворачивались и поспешно удалялись от нее, чтобы не коснуться одежд этой женщины и таким образом не замарать себя этой нечистью. Для тех, кто видел ее, особенно утром, это считалось дурным предзнаменованием. А к выступавшим вместе с ней актрисам она обычно относилась как лютейший скорпион, ибо обладала большим даром злоречия. Позже она последовала за назначенным архонтом Пентаполиса Гекеболом из Тира, угождая его самым низменным страстям. Однако она чем-то прогневала его, и ее оттуда со всей поспешностью прогнали. Из-за этого она попала в нужду, испытывая недостаток в самом необходимом, и далее, чтобы добыть что-то на пропитание, она стала, как и привыкла, беззаконно торговать своим телом. Сначала она прибыла в Александрию. Затем, пройдя по всему Востоку, она возвратилась в Визáнтий. В каждом городе прибегала она к ремеслу, назвать которое, я думаю, человек не сможет, не лишившись милости Божьей, словно дьявол не хотел допустить, чтобы существовало место, не испытавшее распущенности ФеодорыФ [Прокопий Кесарийский. Указ. соч. Тайная история, IX, 14Ч28. С. 346Ч347]. Так же, уже став императрицей продолжала общаться с колдунами, прося у них совета и силы [Прокопий Кесарийский. Указ. соч. Т айная история, XXII, 27Ч28. С. 391]. Она отличалась мстительностью, жестокостью и непомерной гордыней [Дашков. Указ. соч. С. 77Ч78]. УИмператор, Ч писала она одному из придворных Хосрова Ануширвана, Ч ничего не решает, не посоветовавшись со мнойФ [Там же]. Она же в свою очередь советовалась через колдунов со злыми духами, которые и направляли политику Византии тех лет. Впрочем её супруг так же канонизированный церковью мало чем отличался от неё. Вот что пишет о нём Прокопий: УБыл он одновременно и коварным, и падким на обманЕ был исполнен хитрости, коварства, отличался неискренностью, обладал способностью скрывать свой гнев, был двуличен, опасен, являлся превосходным актером, когда надо было скрывать свои мысли, и умел проливать слёзы не от радости или горя, но искусственно вызывая их в нужное время по мере необходимостиЕ Неверный друг, неумолимый враг, страстно жаждущий убийств и грабежа, склонный к распрямЕ легко податливый на зло, никакими советами не склоняемый к добру, скорый на замысел и исполнение дурного, о хорошем же даже слушать почитающий за неприятное занятиеЕ Он был удивительно проворен в том, чтобы без долгих слов присвоить чужое богатство. Он даже не считал нужным выдумывать какой-нибудь извиняющий его предлог, чтобы под видимостью справедливости захватить то, что ему не принадлежалоЕ Судебные решения он выносил не на основании им же самим изданных законов, но в соответствии с тем, где ему были обещаны более крупные и более великолепные богатстваФ [Там же. VIII, 22Ч24, 26, 31; XIII, 21. С. 343Ч344, 362]. Ёто были нравы не только императорской четы, но и всего двора, общества. Цирк, театр с их необузданными зрелищами, не уступающими гладиаторским боям, да ещё новое развлечение, как публичные казни были любимым времяпрепровождением большинства граждан. Церковь же не могла кардинально влиять на данное разложение общества, унаследовавшего все пороки Древнего Рима. Дело в том, что официально с VI в. х. э. в отношениях политической и религиозной власти в стране провозглашалась симфония Ч согласие. Согласно которой признавалось равноправие светской и духовной властей. Но на деле было совсем по-другому. УЕщё во времена языческого Рима император имел звание верховного жреца Ч pontifex maximus. Ёта традиция сохранилась и в православной Византии. Василевсы почитались как дефенсоры или экдики (защитники, попечители) церкви, носили титул ayιος Ч ДρвятойУ, могли участвовать в службе, наравне со священнослужителями имели право входить в церковь. Они решали вопросы веры на соборах; волей императора из предложенных епископами кандидатов (обычно трёх) избирался константинопольский патриархФ [Дашков. Указ. соч. С. 21]. Они забыли яркий библейский пример царя Озии. УНо когда он сделался силен, возгордилось сердце его на погибель его, и он сделался преступником пред Господом Богом своим, ибо вошел в храм Господень, чтобы воскурить фимиам на алтаре кадильном. И пошел за ним Азария священник, и с ним восемьдесят священников Господних, людей отличных, и воспротивились Озии царю и сказали ему: не тебе, Озия, кадить Господу; это дело священников, сынов Аароновых, посвященных для каждения; выйди из святилища, ибо ты поступил беззаконно, и не [будет] тебе это в честь у Господа Бога. И разгневался Озия, Ч а в руке у него кадильница для каждения; и когда разгневался он на священников, проказа явилась на челе его, пред лицем священников, в доме Господнем, у алтаря кадильногоФ (2Пар. 26:16Ч19). Таким образом церковь была всецело подконтрольна императором, поддерживая любые его действия, какими бы они ни были. Безусловно в истории Византии были прекрасные христиане епископы и патриархи, которые как светочи пытались возродить истинную веру. Но их за 1000 лет были единицы. И сами их попытки оздоровить через церковь общество и власть были обречены на неудачу, ибо структурно церковь была под государством, вместо того, чтобы выступать как духовный арбитр. К тому же после реформ Константина Великого в государственную церковь вошли вопиющие нарушения Закона Божьего Ч поклонение идолам (иконы), фактически многобожие (святые), поклонение предметам (реликвии, мощи), день солнца, монастыри, бессмертие души, крещение детей, о чём мы писали выше (см. так же Опарин А.А. И камни возопиютЕ Харьков: Факт, 2000). Так же церковь сделала людей рабами духовного формализма, ибо спасение обещалось за соблюдение обрядов и постов. Словом церковь была отравлена изнутри духовным вином Вавилона. Так купясь в своё время на посулы императоров многие церковные иерархи отошли от учения Библии, оязычив церковь, учение которой отныне не могло уже в полной мере нести духовное возрождение и свободу обществу от рабства греха. Таким образом в падении Византии вначале духовном, а затем и политико-экономическом виновата церковь (о влиянии различных религий на государства см. Опарин А.А. Религии мира и Библия. Харьков: Факт, 2000), которая к тому же видя свои заблуждения не хотела их исправлять. И тогда Божий Суд был провозглашён над ней. Протрубила пятая труба.