Глава 17. Внехрамовая проповедь. Исторический очерк

Существуют обычаи, которые ничем иным нельзя оправдать как только их древностью, которая в этих случаях имеет не большую ценность, чем ржавчина на фальшивой монете. Однако другие древние обычаи можно оправдать поистине доброй и духовной практикой, которая окутывает их ореолом почитания. Так, можно утверждать, и мало кто станет возражать, что внехрамовая проповедь — столь же старо, как само проповедование. Мы можем со всем правом говорить, что Енох, седьмой от Адама, когда он проповедовал, считал лучшей для себя кафедрой гору, и Ной, как проповедник святости, предпочел беседовать со своими современниками на верфи, где был построен его чудесный ковчег. Так и Моисей, и Иисус Навин считали самым удобным местом для обращения к большому количеству народа небесный свод. Самуил закончил свою проповедь в поле возле Галгала среди грома и дождя, которые Господь низвергнул на народ и заставил его пасть на колени. Илия стоял на вершине горы Кармил и обратился к колеблющимся с вопросом: «Долго ли вам хромать на оба колена?» Так и Иона ходил по улицам Ниневии и во все ее места, где собирался народ, и предрекал: «Еще сорок дней — и Ниневия будет разрушена!» Чтобы послушать Неемию и Ездру, «собрался весь народ, как один человек, на площадь, которая пред Водяными воротами». Так, в Ветхом Завете мы находим множество примеров внехрамового проповедования.

Нам же достаточно вернуться к источникам нашей святой веры, и там мы услышим голос Предтечи нашего Спасителя, вопиющего в пустыне и на берегу реки, призывающего народ покаяться. Сам наш Господь, Который является для нас самым величайшим примером, большую часть Своих проповедей произносил на горе, у моря или на улицах. Наш Господь во всех отношениях был проповедником, произносившим свои проповеди вне храма, в открытой местности. Он говорил в синагоге и не меньше — в поле. Мы не знаем, чтобы он проповедовал в царском храме, но мы знаем о его проповеди на горе и в долине; так что самые древние и самые духовные проповеди произносились под открытым небом. Тем, Кто говорил так, как никогда не говорил человек. После Его смерти Его ученики собирались в домах, особенно в горнице; но даже тогда они чаще всего проповедовали во дворе храма или в других открытых местах. Как для христиан, у них не существовало такого понятия, как святое место или святые молитвенные дома; они проповедовали в храме, потому что это было главное место скопления народа, но с такой же ревностностью «и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе».

Апостолы и их непосредственные ученики проповедовали о милосердии Божием не только в своих собственных домах и в синагогах, но повсюду, где для этого представлялась возможность. Это видно из следующего замечания Евсевия: «Святые и почитаемые ученики апостолов возводили церкви, основания которым были заложены апостолами, во всех местах, куда бы ни приходили. Они всюду продолжали возвещать Евангелие по всему миру, сея семена небесного учения. Многие из живших тогда учеников раздавали свои поместья бедным и, оставляя свои дома, несли Слово Божие тем, кто никогда не слышал о христианской вере, благовествуя о Христе и проповедуя им Священное Писание. Насадив веру в одной стране и рукоположив начальников и пастырей, которым поручали печься об этих новых рассадниках веры, они шли к другим народам и, с помощью и силой Духа Святого, продолжали творить свое святое дело. Как только они начинали проповедовать Слово Божие, к ним ото всюду стекались люди и с великой радостью поклонялись истинному Богу, Творцу мира, свято и ревностно веря в имя Его».

По прошествии средних веков лучшие проповедники постепенно приходящей в упадок церкви также проповедовали на открытом воздухе, как те странствующие монахи и великие основатели религиозных орденов, которые сохраняли живым оставшееся благочестие. Мы знаем таких, как Бертольд из Регенсбурга, который проповедовал перед сотней слушателей в поле недалеко от Глаца в Богемии, а также Бернарда и бернардинцев, антонианцев и формистов, известных странствующих проповедников, о которых у нас нет времени здесь говорить. Эссекский епископ Лавингтон, не имея других аргументов, утверждал, что методисты — это те же паписты, что первые странствующие монахи — проповедники, главным образом, проповедовали в открытой местности. Цитируя Рибаденейру, он упоминает Петра Веронского, у которого был «святой дар проповедования; ни церкви, ни улицы, ни базарные площади не могли вместить огромного числа людей, желавших послушать его проповеди». Этот ученый епископ мог бы привести много таких примеров, и мы также знаем немало подобных случаев, но они доказывают только то, что, будь то во благо или во вред, проповедование в открытой местности имеет огромную силу.

Когда власть антихриста стала все больше распространяться по всему миру, уже до Реформации реформаторы очень часто проповедовали в открытых местах, как, например, Арнольд Брешский, который обличал узурпацию папы перед воротами Ватикана.

Нетрудно будет доказать, что возрождение религии обычно сопровождается, если не вызывается, значительным ростом проповедования вне храма или в необычных местах. Первое открыто призванное проповедование протестантского учения почти обязательно происходило в открытой местности или в зданиях, не предназначенных для богослужения, потому что они были в руках папистов. Правда, Уиклиф какое-то время проповедовал Евангелие в церкви Лэттерворта; Гус Иероним и Савонарола какое-то время произносили полуевангельские проповеди, касающиеся церковного устройства; но когда они глубоко изучили Евангелие и стали его проповедовать, то были вынуждены искать для этого другие платформы. Только что зародившаяся Реформация, как Богомладенец Иисус, не имела, где положить голову, но группа людей, подобно небесному воинству, стала проповедовать под открытым небом, где пастухи и простые люди с радостью слушали их. В Англии сохранилось несколько деревьев, называемых «золотыми дубами». На берегу Темзы есть местность, называемая «Золотой Дуб», и я сам проповедовал в Аддлстоуне под развесистыми ветвями древнего дуба, под которым, как говорят, Джон Нокс проповедовал Евангелие во время своего пребывания в Англии. Множество торфянистых мест, пустынных горных склонов и укромных местных чащ стали такими святыми местами моления, и до сих пор группы верующих людей по традиции собираются в пещерах, лощинах, на вершинах гор, где в древние времена собирались верные, чтобы послушать Слово Божие. И не только в древние времена голос проповедника был слышен в уединенных местах, потому что редко, когда бы крест на базарной площади не служил бы кафедрой для странствующих проповедников. Во время Уиклифа его миссионеры ходили по стране, всюду проповедуя Слово Божие. В правление Ричарда II (1382) постановление парламента отмечает недовольство духовенства в том, что одетые в грубые одежды люди ходят их города в город, не имея на то канонического права, проповедуют не только в храмах, но и в церковных дворах, на базарных площадях и ярмарках. Чтобы послушать этих провозвестников Креста, собиралось множество людей из всех мест, и солдаты смешивались с толпой, чтобы своими мечами защищать проповедников, если бы кто осмелился помешать им. После смерти Уиклифа его последователи не стеснялись пользоваться такими же методами. Уилльям Свиндерби особо замечает, что «будучи отлучен от церкви и запрещен проповедовать в любой церкви или церковном дворе, он сделал себе кафедру из двух жерновов на Хай-Стрите в Лестере и проповедовал Евангелие, «презрев епископа». «Там, — рассказывает Найтон, — «Можно было увидеть толпы людей, стекающихся из всех мест, как из этого города, так из всей страны, умножая собой число людей, имеющих законное право слушать его».

В Германии и других европейских странах огромную помощь Реформации оказывали проповеди, произносимые массам людей не открытом воздухе. Лютеранские проповедники ходили по всей стране, проповедуя новое учение массам людей на базарных площадях, кладбищах, в горах и долинах. В Госларе виттембергский студент проповедовал на лугу, усаженном липами, почему его слушатели стали называться «липовыми братьями». Д`Обинье рассказывает, что так как церкви не могли вместить толпы людей, желавших послушать проповеди Аппензела, он проповедовал на открытом воздухе, в публичных скверах, и, несмотря на сильную оппозицию, в горах и долинах звучала радостная весть спасения. Во времена Фалера были случаи, когда богослужение проходило на открытом воздухе. Так, например, когда в Меце он говорил свою первую проповедь в церковном дворе доминиканцев, его враги стали бить во все колокола, но его звучащий, как гром, голос заглушал их. В Ньюшатле «весь город превратился в его церковь; он проповедовал на базарной площади, на улицах, у ворот, перед домами и в скверах, и говорил он с такой убедительностью и силой, что многие уверовали в Господа. Толпы людей шли послушать его проповеди, и ни угрозы, ни притеснения не могли удержать их.

Я приведу вам один отрывок из «Истории протестантизма» Виллие: «Говорят, что в Нидерландах первая проповедь под открытым небом была произнесена 14 июня 1566 г. возле Гента. Проповедник этот был Герман Модэ, бывший монах, а теперь реформатский пастор. «Этот человек, — говорит папистский летописец, — первым рискнул проповедовать открыто, и на первой его проповеди было 7000 человек… «Вторая такая проповедь состоялась 23 июля того же года на большом лугу в окрестностях Гента. В те дни «Слово Божие» очень ценилось, и люди, жаждущие послушать его, были готовы два дня подряд стоять и слушать. Они напоминали собой скорее армию, разбившую лагерь, чем мирное многочисленное молитвенное собрание. Вокруг них были воздвигнуты баррикады в форме повозок и фургонов. У каждого входа стояли часовые. Поспешно была сооружена кафедра из грубых досок и поставлена на телегу. Модэ проповедовал, и вокруг него стояли тысячи людей, которые слушали его, положив колья, топоры и ружья на землю, и были готовы схватить их по первому знаку часовых, охранявших это собрание. У каждого входа были сооружены палатки, где предлагались запрещенные книги желавшим купить их. По всем дорогам были расставлены люди, приглашавшие случайных прохожих зайти и послушать Евангелие… После окончания службы множество людей отправлялись в другие места, где они таким же образом располагались и оставались там такое же время, обойдя таким образом всю Западную Фландрию. На этих молитвенных собраниях всегда пелись псалмы Давида, переведенные на голландский язык с версии Климента Маро и Теодора Беза. Гимны в честь Иудейского царя пелись 5-10 тысячами голосами и разносились по лесам и лугам на огромном расстоянии, заставляя пахаря прекращать пахать или путешественника продолжать свой путь и удивляться, откуда исходило это божественное пение». Интересно отметить, что молитвенное пение всегда начинается в тот момент, когда проповедуется Евангелие. Во все времена тяжелое состояние духа всегда сопровождается пением. История повторяется, потому что одинаковые причины всегда приводят к одинаковым результатам.

Хорошо было бы составить сборник выдающихся фактов, связанных с внехрамовым проповедованием, или, еще лучше, написать его историю. У меня нет времени даже кратко осветить этот вопрос, но я просто спрашиваю вас, что было бы с Реформацией, если бы великие проповедники проповедовали только в церквах и соборах? Как простые люди могли бы приобщаться к Евангелию, если бы не эти странствующие проповедники, распространители священных книг и те смелые новаторы, которые находили для себя кафедру на каждой груде камней и аудиторию во всех открытых местах перед домами людей?

Среди примеров в Англии я не могу не привести случай, происшедший со св.Висхартом, который цитирую из «Исторического сборника» Жилле:

«Джордж Висхарт был одним из первых проповедников реформатского учения и понес мученическую смерть во времена Нокса. Его публичное толкование, особенно Послания к Римлянам, вызвало страх и ненависть у римских священников, которые не дали ему проповедовать в Данди. Тогда он поехал в Эр, где начал ревностно и свободно проповедовать Евангелие. Но Данбар, бывший в то время архиепископом Глазговским, услышав о большом скоплении народа на его проповедях, подстрекаемый кардиналом Беатоном, отправился в Эр с решением арестовать его. Но сначала он захватил церковь, чтобы не дать Висхарту проповедовать в ней. Это известие заставило Александра, герцога Гленкэрнского, и нескольких дворян их близлежащих поместий отправиться в Эр. Они предложили Висхарту, чтобы с их помощью он вошел в церковь, но он отказался, сказав, что епископская проповедь не причинит большого вреда, и, если им будет угодно, то он отправится на базарную площадь, что и сделал. Его проповедь имела такой успех, что некоторые из слушателей, бывших врагов Истины, обратились к Господу».

«После отъезда епископа Висхарт продолжал проповедовать в Киле; и когда его попросили в следующее воскресенье сказать проповедь в одной из Эрских церквей, он отправился туда, но эрский шериф поставил ночью в церкви взвод солдат, чтобы не пустить его туда. Хью Кэмпбелл и другие прихожане были крайне возмущены таким безобразием и хотели силой войти в церковь. Но Висхарт не допустил этого и сказал: «Братья, я проповедую вам слово мира; человеческая кровь не должна пролиться в этот день: Иисус Христос всемогущ и в поле, и в церкви; И Сам Он, будучи во плоти, чаще проповедовал в пустыне и на берегу моря, чем в Иерусалимском храме». Это успокоило людей, и они отправились с ним к торфяным болотам. Там, поднявшись на ров, он проповедовал множеству людей. С помощью Божией, он говорил больше трех часов, и его проповедь имела такой успех, что даже Лоренс Ранкен, совершенно не верующий человек, обратился к Богу. Через месяц он узнал, что на четвертый день после его отъезда в Данди разразилась чума и до сих пор свирепствует, унося каждый день большое количество людей. Это так его поразило, что он решил возвратиться в Данди и попрощался со своими друзьями, которые очень опечалились его отъездом. На следующий день по своем приезду в Данди он сказал, что будет проповедовать, избрав для этого место у восточных ворот. Пораженные чумой люди стояли за воротами, а здоровые — внутри города. Текстом для своей проповеди он взял Псл.106,20: «Послал Слово Свое, и исцелил их, и избавил их от могил их». Своей проповедью он так утешил людей, что они почувствовали себя счастливыми и просили его остаться, пока не закончится чума». Какая это должна была быть сцена! Редко проповедник имел таких слушателей, и я добавлю, что редко слушатели имели такого проповедника. Как сказал один древний писатель, «прежние времена восстали перед проповедником и, держа серп, хриплым голосом воскликнули: «Трудитесь, как надлежит, днем, потому что ночью я скошу тебя». Рядом стояла и беспощадная смерть с острыми стрелами, говоря: «Стреляй же Божиими стрелами, а я буду стрелять моими». Вот, действительно, замечательный пример внехрамового проповедования.

Я хотел бы еще немного остановиться на замечательной проповеди, произнесенной Джоном Ливингстоном во дворе Шоттской церкви, когда не менее пятисот его слушателей обратились к Богу. Это одна из самых великих внехрамовых проповедей в истории, непревзойденная еще ни одной проповедью, сказанной в храме: «В то время, видимо, было необычно произносить проповедь в понедельник после воскресной службы. Но присутствие Божие и общение с Ним были дарованы Им в таком изобилии, что люди не могли разойтись, не вознося Ему благодарения и хвалы. Среди них были и знаменитые священники, и многие собрались там за несколько дней до этого Великого Таинства, слушая проповеди и объединяясь в большие или маленькие группы для молитвы, возношения хвалы Господу и духовных бесед. Согретые любовью Божией, некоторые выразили желание послушать проповедь в понедельник, к ним присоединились и другие, и желание это стало общим. Джон Ливингстон, капеллан герцогини Уигтаунской (в то время еще только проповедник, которому было только 27 лет), очень хотел сказать эту проповедь. Он провел всю предыдущую ночь в молитве и беседах; но когда он остался один, около девяти часов утра, сердце его так сжалось от мысли, что он недостоин и не готов говорить перед столь многими старыми, достойными священниками и знаменитыми глубоко верующими христианами, что решил тихо удалиться. Он прошел некоторое расстояние, но когда стал уже терять из виду церковь, сердце его с такой силой пронзили слова пророка Иеремии: «был ли Я пустынею для Израиля? Был ли Я страною мрака?», что он посчитал своим долгом вернуться и сказать проповедь. Полтора часа он говорил на текст Иез.36:25,26: «И окроплю вас чистою водою, — и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное». Когда он уже кончал говорить, внезапно начался страшный ливень, и люди так поспешно стали надевать плащи, что он сказал им: «Если только несколько капель дождя так испугали их, то как испугаются они, какой ужас и отчаяние охватят их, когда Бог воздаст им по заслугам их; так в последний день возмездие Его падет на всех непокаявшихся грешников. Он прольет на них дождем серу и огонь, как пролил Он на Содом и Гоморру, и другие города в долине. И Сын Человеческий, воплотившийся в нашу плоть и страдая от нея, является единственным убежищем от грозы гнева Божия за наши грехи. Его достоинство и посредничество являются единственной защитой от этой грозы, и только покаявшиеся получат это убежище». В таком тоне и таких выражениях говорил он еще час на эту тему, увещевая и предостерегая, принося большое утешение откликнувшимся сердцам».

Нельзя забывать, что постоянно совершаются богослужения у Креста св.Павла, сооруженного под навесом старого древнего собора, где знаменитые проповедники всех времен говорили огромному числу людей. Короли и принцы не считали ниже своего достоинства сидеть на галерее, сооруженной на стене собора, и слушать проповедников. Как рассказывает Латимер, кладбище там было в таком антисанитарном состоянии, что многие умирали после посещения там проповедей, но, несмотря на это, никогда не было недостатка в слушателях. Уже покончено с этим безобразием внутристенного захоронения, подобная мерзость уже не повторится, и снова может быть воздвигнут там Крест св.Павла. Может быть, внехрамовое проповедование заставит уйти некоторых папистов, которые все больше предпочитают совершать свои богослужения в соборе. Очень хотелось бы, чтобы возродилось публичное проповедование, центральным местом которого был Крест св.Павла. Я так надеюсь, что кто-нибудь из богатых людей купит это открытое место в нашей великой столице, соорудит там кафедру и несколько рядов скамеек и отведет его для достойных проповедников Евангелия, которые будут беспрепятственно возвещать Слово Божие всем желающим без всякого пристрастия и различия. Это принесет гораздо больше пользы нашему процветающему городу, чем все его соборы, монастыри и огромные готические сооружения. Пока еще не заняты все открытые места строительством, было бы мудрой политикой сохранить их как «Евангельские Поля» или «Святое место для живых», или как угодно иначе называть их, для свободного проповедования Евангелия.

Во все пуританские времена люди собирались в любого рода укромных местах из-за страха преследования. «Мы нашли, — пишет епископ Лауд в письме, датированном июнем 1632 г., — еще одно место для тайного моления сепаратистов в Ньюингтонском лесу, именно в той чаще, где находился олень, на которого должен был охотиться царь». Выработанная гравиевая шахта иногда служила местом для тайного моления, и в лощине недалеко от Хичина Джон Буньян обычно проповедовал в те тяжелые времена. Во всей Шотландии существуют долины, лощины, горные склоны, которые хранят воспоминания о тех временах тайных молений. Вы встретите не один каменный амвон, с которого строгие отцы Пресвитерской Церкви предавали анафеме эрастианство и возносили славу Царю царей. Каргилл, Камерон и их ученики находили подходящие места для своих смелых проповедников в горных ущельях и оврагах.

Рискуя быть многословным, я не могу не привести еще одно трогательное описание таких сцен.

«Мы приступили для совершения Святого Таинства, предав его и себя невидимой защите Господа воинств, во имя Которого собрались. Мы доверились деснице Божией, которая была надежнее любого военного оружия или неприступности гор. Место, где мы собирались, было удобным во всех отношениях и, казалось, было создано для этой цели. Это была прекрасная зеленая лощина, расположенная у самой воды. По обеим ее сторонам широкие склоны в виде полукруга, покрытые замечательным пастбищами, постепенно подымались вверх. Над нами простиралось чистое голубое небо, так как это было прекрасное тихое воскресное утро, обещавшее быть действительно «одним из дней Сына Человеческого». Все было торжественно, как и подобает в таком случае, и возвышенное настроение царило во всех душах. Престолы были растравлены на зеленой траве у воды, люди разместились вокруг них, соблюдая тишину и порядок. Но гораздо большее число людей сидело по всему склону, и такого изумительного зрелища еще никто никогда не видел. После окончания богослужения священники со своими стражниками и все, кто мог, возвращались по своим приходам в трех городах, где могли запастись всем необходимым. Когда люди стали расходиться, всадники в боевом порядке сопровождали их на некотором расстоянии, пока все благополучно не добирались до своих домов. Утром, когда люди возвращались на собрание, всадники снова сопровождали их; все три группы встречались за милю от места собрания и уже все вместе шли на богослужение. Все рассаживались по местам, и стражники снова занимали свои посты. Эти случайные добровольцы, казалось, были посланы провидением; они обеспечивали мир и тишину на собрании, потому что с утра субботы, когда начиналась работа, и до вечера понедельника никто из наших врагов ни разу не оскорбил и не помешал нам, и это было чудесно. Сначала люди с опаской осматривались по сторонам, но потом успокаивались, и вся служба проходила так же спокойно, как в наилучшие времена в Шотландии. И поистине зрелище столь огромного числа строгих, спокойных и благоговейных лиц должно было вызывать у наших противников страх и быть более грозным, чем внешне свирепый и воинственный вид. Нам не нужна была поддержка земных царей. Наша работа освящалась духовной и божественной силой и чувством присутствия среди нас великого Господина собрания. Это действительно Господь накрыл для нас стол в пустыне в присутствии наших врагов и воздвиг столп между нами и врагами нашими, как в древние времена столп огненный отделил стан Израиля от Египта, ставший светом для одних и мраком и ужасом для других. Хотя обеты наши мы давали не в доме Божием, они шли от всего сердца, что лучше, чем почитание святилищ. В горном уединении мы вспоминали слова нашего Господа, что истинное поклонение присуще не Иерусалиму или Самарии, что красота святости не в освященных зданиях или материальных храмах, что ковчег израильтян многие годы находился в пустыне, не имея много места для пребывания, кроме как кущу в долине. Мы думали об Аврааме и древних патриархах, которые устраивали жертвенники из камня и возносили благоухания под тенью зеленого дерева».

«Таинство Евхаристии, это воспоминание о любви идущего на смерть Господа до Его второго пришествия, поддерживалось силой и подкрепляющим влиянием действия Духа Божия. Благословен Бог, ибо Он приходит и подтверждает Свое наследство, когда оно приходит в упадок. В этот день Сион облачился красотою Шарона и Кармила; горы наполнились пением, и пустынное место расцвело, как роза. Мало таких дней знала одинокая Церковь Шотландии; и мало кто снова увидит такое. Дух Божий обильно излился во многие сердца; души их, исполнившись небесного восторга, казалось, дышат божественной стихией и возгораются пламенем очищения и святого благочестия. Священники будили совесть своих слушателей. Казалось, Бог коснулся их уст горящими углями из Своего жертвенника, потому что, как говорили свидетели, они вели себя, скорее, как посланники Царства Небесного, чем земные люди».

«У престолов прислуживали люди самой лучшей репутации. Допускались только те, кто имел пропуск, полученный в субботу. Это были люди, о которых некоторые священнослужители и доверенные отца знали, что они не были замешаны ни в каких публичных скандалах, соблюдали все обычные правила. Причастники подходили с одной стороны и отходили с другой, следуя по очищенному пути к своему месту на склоне горы. Джон Уэлш сказал проповедь, перед причастием и служили у двух первых престолов, как он это обычно делал в таких случаях. Другие четыре священника, Блэкейдер, Диксон, Ридделл и Ри, каждый по очереди, сказали проповедь. Богослужение закончил Джон Уэлш торжественным благодарением, и как приятно и поучительно было видеть торжественность и спокойствие всех присутствующих и совершение остальной части богослужения. После причастия все вознесли благодарения и пели радостными голосами во славу Твердыни их спасения. Когда наступил вечер, как радостно было слышать их унисонное пение, разносившееся по всему склону, восхваляющее Господа голосом псалмов».

«Были поставлены два длинных стола и один короткий во главе, по сто мест с каждой стороны. Таких столов было 16, так что около трех тысяч двухсот человек причастились в тот день».

Но, может быть, самым замечательным местом, когда-либо выбранным для проповедования, был центр реки Твид, где часто в сильные морозы проповедовал Джон Уэлш, чтобы избежать преследования властей как Шотландии, так и Англии, если бы они вздумали им помешать. Боксеры часто избирали местом состязания границы между двумя странами, но их предусмотрительность, по-видимому, предшествовала предусмотрительности детей света.

Интересно также вспомнить, что архиепископ Шарп приказал полиции разогнать народ, собравшийся на склоне горы послушать Блэкейдера, но ему сообщили, что час тому назад все они уже пошли на проповедь.

Не могу себе даже представить, что было бы с миром, если бы не существовало внехрамового проповедования, под более славным сводом, чем под этими деревянными стропилами. Для Англии это был славный день, когда Уайтфилд начал проповедовать под открытым небом. Когда Уэсли был вынужден говорить проповедь на могиле своего отца, так как приходский священник не пустил его в (так называемое) святое здание, он написал: «Я абсолютно уверен, что принес больше пользы моим линкольширским прихожанам, три дня проповедуя на могиле моего отца, чем когда три года проповедовал на его кафедре». То же самое можно сказать и обо всех последующих внехрамовых проповедниках. «Идея проповедования на открытом воздухе пришла в голову Уйтфильду, когда он увидел, что тысяча людей не могла вместиться в Бермондейской церкви, где он сказал воскресную проповедь. Не все его друзья одобрили эту идею, считая ее «безумной». Однако он сделал бы это в следующее воскресенье в сиротском приюте для скобяников, если бы не так мало людей пришло в храм на его проповедь. Он приготовил две проповеди, одну хотел сказать в храме, а другую — на открытом воздухе». Но для осуществления этой идеи понадобилось немного времени. Так как канцлер этой диоцезы не позволил Уайтфильду проповедовать в Бристольских храмах, он пошел к углекопам в Кингсвуд и «впервые в воскресенье днем обратился с проповедью на Мф.5:1,2, ко всем, кто пришел его послушать, а собралось их больше двухсот человек. В своем дневнике он сделал в тот день единственную запись: «Слава Богу, лед тронулся, и я проповедовал под открытым небом! Некоторые, может быть, меня осуждают. Но что мне было делать? Говорить с кафедры мне запретили; и много несчастных углекопов могут погибнуть из-за незнания Слова Божия». Теперь у него была кафедра, которую никто не много отнять у него, и сердце его возрадовалось от такого великого подарка. На следующий день он записывает в своем дневнике: «Все двери храма были закрыты, но если бы они были открыты, то храм не мог бы вместить и половины пришедших на проповедь, и в три часа я пошел к углекопам в Кингсвуд. Бог был милостив к нам, послав прекрасную погоду, и почти около двух тысяч человек собрались на проповедь. Почти целый час я проповедовал и объяснял текст Ин.3, и надеюсь, что утешил и наставил пришедших послушать меня». Через два дня он снова пошел туда, и собралось уже от четырех до пяти тысяч человек. Солнце ярко светило, и огромная толпа, собравшаяся вокруг него, слушала его в благоговейном молчании, наполняя его сердце «небесным восторгом». В следующее воскресенье Басслтон, деревня в двух милях от Бристоля, открыла для него двери своей церкви, в которой собралось множество народа. Сначала он прочел молитвы в храме, а потом вышел на проповедь в церковный двор. Хотя был это февраль, но погода как никогда была теплая, и ярко светило солнце; люди взбирались на деревья и изгороди, чтобы увидеть и послушать проповедника. Целый час говорил он громким голосом, так что каждый мог слышать его, и сердце его исполнилось великой радостью от того, что он делал. В дневнике своем он пишет: «Благословен Господь. Огонь возгорелся, и врата адовы никогда не одолеют его!» Важно знать, что чувствовал он, когда говорил перед этой огромной толпой под открытым небом, численность которой увеличилась от двадцать до двухсот тысяч, и какие плоды принесли его проповедь слушателям. Сам же он говорит, что «понимая свое недостоинство, они были счастливы услышать, что Иисус был другом мытарей и пришел призвать к покаянию не праведников, а грешников. Когда они выходили из шахты, слезы градом текли из их глаз, оставляя белые полосы на их черных от угля лицах. Вскоре много сотен из них глубоко уверовали и обратились к Богу. Все это видели, но многие предпочли приписать их преображение всему, чему угодно, только не персту Божьему. Поскольку все это было для меня ново, я уже начал преподавать не в стенах храма, меня стали обуревать сомнения. Иногда, когда я стоял перед двадцатью тысячами человек, я чувствовал, что не могу ничего сказать ни Богу, ни им. Но Господь никогда не оставлял меня, и, имея уже свой собственный опыт, я знал, что имел в виду Господь, когда сказал: «кто верует в Меня, у того из чрева потекут реки воды живой». Простирающийся надо мной ясный небосвод, вид полей вокруг, тысяч и тысяч людей, кто в коляске, кто на лошади, а некоторые и на деревьях, взволнованные до слез, а еще и предстоящее торжество вечерней службы — все это пережить было слишком много для меня и совершенно лишало сил».

Далее Уэсли пишет: «Суббота, 31 марта, 1731 г. Вечером я приехал в Блистоль и встретился там с Уайтфилдом. Сначала я никак не мог согласиться с его необычайной манерой проповедовать под открытым небом, что я увидел в воскресенье. Всю свою жизнь (и до самого последнего времени) я так твердо держался правил и порядка, что проповедование Слова Божия вне церкви почти что считал грехом». И это говорил человек, который впоследствии стал одним из самых знаменитых великих проповедников вне храма!

Я не стану описывать проповеди Уайтфилда в Кеннинстоне перед десятками тысяч людей или в Мурфильдсе ранним утром, когда фонарики мерцали, как множество светлячков в траве на берегу в летний вечер, ни много подобных проповедей Уэсли и его единомышленников. Но я опишу вам один случай, который глубоко запал в мое сердце и может послужить вам хорошим примером малого в великом.

«Уэсли приехал в Ньюкасл в пятницу 28 мая. После чая он вышел в город и был удивлен и поражен безобразием, которое там увидел. Казалось, что все погрязли в пьянстве и скверне; ругательства сыпались из уст даже маленьких детей. Как он провел субботу, мы не знаем, но в воскресенье в семь часов утра он и Джон Тейлор стали возле водокачки, в Сэндгейте, самом бедном и презираемом районе города, и они начали петь 101-й псалом. К ним подошли трое или четверо человек, чтобы посмотреть, что случилось. Вскоре подошли и другие, а к концу проповеди Уэсли их было уже сто пятьдесят. Когда служба закончилась, люди продолжали стоять с открытыми ртами, глубоко пораженные словами Джона Уэсли, который сказал: «Если хотите знать, кто я, то зовут меня Джон Уэсли. В пять часов вечера с помощью Божией, я приду сюда и буду снова проповедовать».

Сколь замечательны были великие собрания под открытым небом, на которых столь долгое время благословлял Уэсли и Уайтфильд наш народ. Проповедь под открытым небом была музыкой пения птиц в лесу, свидетельством возрождения истинной религии. Птицы в клетках, может быть, и поют более благозвучно, но их музыка не так естественна, не так уверенно предвещает наступление лета. Да благословен будет тот день, когда методисты и другие реформаторы начали возвещать Иисуса под открытым небом; тогда врата ада поколебались, и сотни тысяч пленников диавола были выпущены на волю.

Раз начавшись, этому столь полезному проповедованию под открытым небом ничто уже не могло помешать. Ни улюлюканье толпы, ни град тухлых яиц и всякой нечисти не остановили непосредственных учеников этих двух великих методистов проповедовать Слово Божие, переходя из одной деревни в другую, из одного города в другой. Все делалось, чтобы им помешать, но успех всегда сопутствовал им. Что только не придумывали, чтобы разогнать собравшихся; гнали на них вьючных лошадей, выводили пожарные машины, сирены, которые выли над головами людей. Чтобы только заглушить голос проповедника, использовали все: колокольчики, старые кастрюли, хлопанье в ладоши и стук больших ножей мясников, трубы, барабаны и все, что могло вызывать шум. Один раз выпустили приходского буйвола, в другой — натравили собак на драку. Проповедники оставались невозмутимы. Джон Ферз рассказывает: «Как только я начал проповедовать, ко мне подошел человек и приставил дуло ружья с моему лицу, клянясь, что размозжит мне голову, если я произнесу еще хоть слово. Но я продолжал говорить, а он клясться, иногда приставляя дуло к моему рту или уху. Когда мы пели последний псалом, он стал сзади меня, выстрелил и поджег мне волосы». После всего этого, братья мои, можем ли мы говорить, что нас прерывают или мешают нам говорить? Близость ружья в руках сына диавола не очень способствует собранности мысли и ясной речи, но случай с Ферзом не менее назидателен, чем с Джоном Нельсоном, который хладнокровно рассказывал: «Но когда я был уже в середине моей проповеди, кто-то со стороны бросил в меня камень и рассек мне голову. Но это только заставило людей слушать меня с еще большим вниманием, особенно видя, как кровь течет по моему лицу, так что все тихо стояли, пока я не закончил говорить и не пропел гимн».

Жизнь Гидеона Аусли, описанная д-ром Артуром, — это одно из самых сильных свидетельств в пользу внехрамового проповедования. В начале века, с 1800 г. до 1830 г., он объехал всю Ирландию, в каждом городе проповедуя Евангелие Иисуса Христа. Кафедрой ему обычно служила спина лошади. Люди узнавали его и его помощников по черным шапочкам, которые они обычно носили. Это конное духовенство было в свое время причиной великого возрождения в Ирландии и обещало действительно вступить в настоящую борьбу со властью рукоположенного духовенства и народным суеверием. Аусли прибегал иногда к хитрости, проявляя здоровый юмор. Так, он обычно становился проповедовать перед окном аптеки, чтобы толпа воздерживалась кидать в него камни, или же, что было лучше всего, — перед домом какого-нибудь католика. Его проповедь с каменной лестницы торгового дома на рынке в Эннискорти была ярким примером его хитрости проповедовать возмущенной ирландской толпе. Я опишу вам эту сцену подробно, чтобы вы знали, как вам себя вести, если вы окажетесь в подобной ситуации. «Он стал на свое место, надел черную бархатную шапочку и через несколько минут, прочитав тихую молитву, начал петь. Люди стали собираться вокруг него, и во время пения нескольких стихов стояли тихо и внимательно слушали, но вскоре стали возмущаться и шуметь. Тогда он начал молиться,… и некоторое время наступила тишина. Но когда толпа увеличилась, снова началось волнение и поднялся сильный шум. Он же, закончив молитву, стал проповедовать, но люди явно не были расположены слушать его. Не успел он произнести и нескольких предложений, как в него полетели всякие предметы, сначала легкие, как овощи, картофель, луковицы и другие, а потом и тяжелые, как обломки кирпичей и камни, некоторые из которых долетали до него и ранили. Он остановился и после небольшой паузы крикнул: «Дорогие юноши, что случилось с вами сегодня? Дайте старому человеку поговорить с вами немного». — «Мы и слова не желаем слышать из твоей старой башки», — сразу же последовал ответ из толпы. — «Но я хочу рассказать вам то, что, я думаю, понравится вам». — «Нет, что бы ты ни сказал, нам не понравится». — «Откуда вы знаете? Я хочу рассказать вам историю о том, которого, как вы все говорите, почитаете и любите». — «Кто же это?» — «Пресвятая Дева». — «О, и что же это ты знаешь о Пресвятой Деве?» — «Больше, чем вы думаете; и уверен, что вам понравится, что я расскажу, если только послушаете меня». — «Ладно, — сказал кто-то, — послушаем же, что он может рассказать нам о Богородице». Наступила тишина, и миссионер начал говорить: «Однажды в маленьком городе, который назывался Кана, одна молодая пара хотела пожениться. Город этот находился в стране, где наш Спаситель провел большую часть Своей жизни, и благочестивые люди, дети которых должны были пожениться, решили пригласить на брачный пир Пресвятую Богородицу и Ее Сына и несколько Его учеников. Когда все сидели за столом, Матерь Божия увидела, что вина, запасенного для празднества, становится мало и забеспокоилась, что молодым людям будет стыдно за это перед соседями. Тогда Она шепнула Сыну: «Вина нет у них». — «Что Мне и Тебе, Жено», — сказал Он. И через несколько минут, хорошо зная доброе сердце Своего Сына, она сказала одному из служителей, который проходил сзади них: «Что скажет Он вам, то сделайте». Тогда Господь сказал другому служителю: «Наполните сосуды водою», — и я думаю, что служитель тут же передал эти слова другим. (В углу комнаты стояло шесть больших водоносов, по две или по три меры в каждом, так как в этих странах люди используют очень много воды каждый день). И помня слова Пресвятой Девы, они сделали, как Он повелел им, вернулись назад и сказали: «Господин, они полны до верха». — «Теперь почерпните и несите к распорядителю пира», — сказал Он. Они понесли, и распорядитель попробовал. И, о чудо! это было вино, и самое лучшее вино. И было его в таком изобилии, что даже после пира осталось молодоженам на хозяйство. И все это произошло потому, что служители послушали совета Пресвятой Девы и сделали так, как Она повелела им. И вот, если бы сегодня Она была здесь среди нас, то дала бы каждому из нас такой же совет: «Что скажет Он вам, то сделайте, и это также будет нам на пользу, потому что Она знает, что Его сердце исполнено к нам любовью и только великая мудрость исходит из Его уст. А теперь я скажу вам, что Он говорит нам: «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти и не возмогут». И затем проповедник этот кратко, но ясно и убедительно объяснил природу врат жизни, сколь они узки, и что надо приложить большие усилия, чтобы войти в них, всегда помня совет Пресвятой Девы: «Что скажет Он вам, то сделайте». В таком духе он объяснил слушателям и другие слова нашего Господа: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Небесное»; и еще: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною, в каждом случае подкрепляя Его изречения советом Пресвятой Девы служителям в Кане. «Но нет же!» — воскликнул он в конце, — «Нет, при всей вашей любви и почитании, которые, как говорите, вы отдаете Пресвятой Деве, не хотите вы следовать Ее совету, а охотно будете слушать любого пьяного школьного учителя, который заманивает вас в таверну и вбивает вам в голову вредные и злые мысли». Здесь его прервал голос, который, видимо, принадлежал старику, воскликнувший: «Ты прав, прав. Если бы даже всю свою жизнь ты говорил неправду, то сейчас ты говоришь истинную правду». Так закончил свою беседу этот проповедник, которая, как видите, принесла добрые плоды.

В «Историю методизма» можно было бы включить и наш очерк о внехрамовом проповедовании, потому что это замечательное миссионерское движение обязано своим появлением и развитием такой деятельности. Однако это только единственное воспроизведение событий в раннем методизме девяностолетней давности. В то время к единомышленникам Уэсли стали относиться с уважением, и прежний огонь возгорелся и среди другого класса людей. Если бы был жив Уэсли, он бы прославился среди бедных, но смелых проповедников, которые рисковали своей жизнью, возвещая благовестие вечной любви среди развратного мира, и стал бы во главе их крестового похода. Но случилось так, что пришли другие вожди, и вскоре их ревностный труд был вознагражден появлением воинства пламенных свидетелей Слова Божия, которых не могла устрашить ни толпа, ни дворяне, ни духовенство; не охладили их даже и благовоспитанные братья, правила приличий которых они так шокировали. В ход были пущены все старые средства. Снова полетели в этих ревностных апостолов сначала гнилые овощи, луковицы и картофель, а затем — тухлые яйца, часто гусиные, очевидно, из-за их большого размера. Деготь, лошадиный навоз летели в них, и все это под музыку свистулек, рожков и трещоток караульных. Бочки с элем готовились для защитников «Церкви и короля,» чтобы могли освежиться эти ортодоксальные противники, тогда как к проповедникам и ученикам их относились с такой жестокостью, что даже сердца их врагов наполнялись жалостью. Все это было нарушением закона, но великие проповедники не обращали внимания на этих преступников, и ничто не могло заставить их замолчать. Ради Христа они были готовы, чтобы с ними обращались, как с бродягами, и Господь отметил их. Появлялись ученики, и число проповедников увеличивалось. Даже до последнего времени эти верные братья терпели жестокое в себе отношение, но их опыт великой радости давал им силы петь на улицах, на молитвенных собраниях в лагерях и других необычных местах; да благословенны будут эти необычные места, которые являются местом встречи сотен странников и лоном Иисуса Христа.

У меня нет времени останавливаться на работе Иванса и его единомышленников в Уэльсе, или Халдейнса в Шотландии, или даже Роуланда Хилла и его братьев в Англии. Если кто из вас хочет глубже познакомиться с этим вопросом, то их имена помогут вам найти обширный материал: я могу еще добавить «Жизнь д-ра Гутри», в которой он описывает замечательные собрания на открытом воздухе во время раскола, когда Свободной Церкви не нашлось для богослужений здания, построенного человеческими руками.

Но я должен остановиться на Роберте Флокхарте из Эдинбурга, который, хотя и в меньшей степени, но был примером для множества уличных свидетелей Христовых. Каждый вечер, в любую погоду и среди многих преследований этот смелый человек сорок пять лет непрестанно проповедовал на улицах. Уже сходя в могилу, этот старый воин продолжал нести свою службу. «Сострадание к людям гнало меня, — говорил он, — на улицы и в переулки моего родного города, чтобы проповедовать грешникам Слово Божие и убедить их вернуться к Иисусу. Любовь Христова давала мне силы». Ни преследование полиции, ни оскорбления папистов, унитариан и им подобных не могли поколебать его, он открыто обличал ересь и ревностно проповедовал спасение по благодати Божией. В Эдинбурге до сих пор помнят его. Для подобных ему великих проповедников найдется место во всех наших больших и малых городах, и наш огромный Лондон нуждается в сотнях их.

В Америке Питер Картрайт, Лоренцо Доу, Джекоб Грубер и другие великие миссионеры прошлого поколения вели свою славную борьбу под открытым небом своим особым образом. И совсем недавно о.Тейлор дал нам еще одно доказательство, какой огромной силой обладает внехрамовое проповедование, описав его в своей книге «Семь лет уличного внехрамового проповедования, в Сан-Франциско, Калифорния». Хотя мне очень хочется, но я воздержусь на этот раз и не стану приводить вам выдержки из этого замечательного труда.

Лагерные молитвенные собрания — это своего рода проповедование под открытым небом, в поле. Оно стало институтом в Америке, где все делается в больших масштабах. Но это уже другая тема, и потому я только кратко остановлюсь на этой столь плодотворной работе.

Я приведу вам только одно описание первых лагерных молитвенных собраний в Америке из книг Джона Тейлора «Описание миссионерской работы в Новой Шотландии»: «Палатки обычно ставились в форме полумесяца, в центре которого возвышалась своего рода кафедра для проповедников. Вокруг нее располагались ряды досок для слушателей. На деревьях вокруг этой своеобразной лесной церкви висят лампочки, которые горят всю ночь, освещая разные виды молений, совершающиеся до полуночи. Когда я впервые пришел в этот лагерь, было уже одиннадцать часов вечера. Оставив лодку на краю леса, за милю от лагеря, я отправился в лагерь и был поражен открывшейся перед моими глазами картиной: висячие между деревьями лампочки; расставленные полукругом палатки; в центре — тысячи людей, слушающих с большим вниманием проповедника, зычный и воодушевленный голос которого доносил каждое слово до слушателей далеко по тенистому лесу, где, кроме мерцающих лампочек лагеря, все было погружено в глубокую тьму. Все это так поразило меня, что я представил себе стан евреев в пустыне. Собрания обычно начинались в понедельник утром и заканчивались утром в следующую пятницу. Ежедневные моления происходили следующим образом: в пять часов утра по всему лагерю раздавался призыв горна, созывающий либо на проповедь, либо на молитву; в восемь часов делался перерыв на завтрак; затем, в десять часов, горн снова призывал на публичную проповедь; затем до полудня делался перерыв, в который люди собирались для молитвы небольшими группами и расходились кто по палаткам, кто под деревья. После обеда снова звучал горн, призывающий на проповедь. Одна-две женщины оставались обычно в каждой палатке, готовя обед.

Костры горели в разных частях лагеря, на которых постоянно кипела вода для чая; употребление спиртных напитков запрещалось. После дневной проповеди все происходило почти так же, как и утром, только число собиравшихся по группам людей для молитвы становилось больше и больше времени уделялось воодушевленным беседам и громким молитвам. Некоторые скоро теряли голос, и в конце собрания многие проповедники и слушатели могли говорить шепотом. В шесть часов вечера горн призывал на проповедь, после которой, хотя и не в обычном порядке, все снова продолжалось до вечера; а ночью, когда бы вы ни проснулись, пустыня звучала пением хвалы Господу».

Я не знаю, возможно ли проводить такие собрания в нашей стране, но думаю, что хорошо бы было, если бы проповедники совершали такие службы в летнее время в каких-нибудь открытых местах, проповедуя Евангелие под деревьями. Проповеди и молитвенные собрания, обращения и гимны могли бы перемежевываться в разумной последовательности, и тогда тысячи людей, может быть, приходили бы на такие богослужения, из которых только десятки или сотни посещали наши обычные храмы. Не только что-то надо делать для евангелизации миллионов, а все должно быть сделано, и, может быть, среди множества разных способов самым лучшим должен для нас стать девиз: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайне мере некоторых». И мы должны ходить по дорогам и через изгороди и убедить прийти. Братья, я говорю с вами, как с умными людьми, поэтому подумайте о том, что я сказал вам.