Глава I Север и Юг

4 января 1862 года мне было показано нечто относительно нашей страны. Мое внимание было обращено на восстание южан. Они готовились к ожесточенной борьбе, а Север не подозревал об их истинных чувствах. Еще до того, как администрация президента Линкольна начала работать в Белом доме. Юг добился больших преимуществ. Прежнее правительство планировало и делало все возможное, чтобы Юг лишил Север боевых средств. Тем самым южане преследовали две цели: 1) предвидя решительное восстание, готовились к нему; 2) восстание должно было застать северян врасплох, совершенно неподготовленными. Таким образом, южане выиграли бы время и своими страшными угрозами и жестокостью попытались бы запугать Север, чтобы он был вынужден уступить и позволить им и дальше делать все по-своему.

Север не понимал, какую горькую ненависть питают к нему южане, и был не готов что-то противопоставить их тщательно разработанным заговорам. Север хвастался своей силой и высмеивал саму идею о том, что Юг выйдет из союза штатов. Северяне считали это угрозами своевольного, упрямого ребенка и полагали, что южане вскоре придут в себя и забудут саму мысль о выходе из союза, после чего смиренно попросят прощения и заявят о своей лояльности. У Севера не было

[254]

правильного представления о том, как сильна проклятая система рабства. Она и только она может стать причиной войны. Юг предъявляет все более жесткие требования. Южане считают торговлю людьми вполне нормальным явлением и отстаивают свое право торговать рабами и душами человеческими. Их раздражает и бесит то, что они не могут претендовать на всю территорию Соединенных Штатов. Они бы с удовольствием переместили границы, привезли бы своих рабов в любое место, какое им заблагорассудится, и навели бы на землю проклятие рабского труда. Юг стал разговаривать по-имперски, а Север не предпринимал необходимых мер, чтобы положить этому конец.

Восстание готовилось так тщательно и неторопливо, что многие из тех, кто вначале с ужасом воспринимал саму мысль о нем, подвергшись влиянию мятежников, стали относиться к восстанию как к справедливой и законной мере. И вскоре тысячи людей присоединились к Южной Конфедерации; они бы никогда не сделали этого, если бы наше правительство, хотя оно и было тогда плохо готово к войне, предприняло своевременные и адекватные меры на самом раннем этапе восстания. Начиная с определенного времени. Север стал готовиться к войне, но восстание все время ширилось и разрасталось, и сегодня перспективы его подавления не более радужные, чем несколько месяцев назад. Тысячи человек погибли, многие вернулись домой изуродованными и искалеченными на всю оставшуюся жизнь, поплатившись своим здоровьем и распрощавшись с мечтой чего-либо добиться в будущем. Но как мало достигнуто этими жертвами! Тысячи людей пошли воевать, надеясь, что война положит конец рабству. Но теперь они считают, что их обманули и что цель этой бойни — не отменить рабство, а сохранить его в существующем виде.

Те, кто решил бросить дом и, если надо, пожертвовать жизнью, чтобы уничтожить рабство, остались не удовлетворены. Они не видят смысла в этой войне — разве что будет сохранен Союз. Но неужели ради этого надо было жертвовать тысячами жизней и опустошать дома? Великое множество

[255]

солдат погибло на полях сражений и испустило последний вздох в госпиталях; другие были взяты в плен мятежниками, а это еще более страшная участь, чем смерть. Видя все это, люди задают вопрос: если мы сумеем подавить восстание южан, чего мы добьемся? И разочарованно отвечают сами себе: ничего. Причина восстания не устранена. Система рабства, которая губит нашу страну, сохранилась и может породить еще одно восстание. Тысячи наших солдат чувствуют обиду и горечь. Они переносят величайшие лишения, на которые они с радостью пошли, только бы добиться благородной цели, но теперь они считают себя обманутыми и теряют мужество. Наши руководители озадачены; их сердца изнывают от страха. Они боятся дать свободу рабам мятежников, ибо, сделав это, приведут в бешенство часть южан, которые еще не присоединились к восстанию, но остаются влиятельными рабовладельцами. С другой стороны, правительство боится влиятельных людей, занимающих командные посты в армии и решительно настроенных против рабства. Оно опасается последствий смелых, решительных речей, которые разжигают в тысячах сердец пламенное желание раз и навсегда уничтожить причину этого ужасного восстания, сокрушив всякое ярмо и отпустив измученных и угнетенных на свободу.

Многие из тех, кто занимает высокие посты в армии, почти не имеют совести или душевного благородства; они могут использовать данную им власть для уничтожения своих подчиненных, и правители смотрят на это сквозь пальцы. Такие командиры злоупотребляли данной им властью и ставили своих подчиненных на опасные участки фронта, где они подвергались яростным атакам повстанцев, не имея ни малейшего шанса одержать победу. Таким образом командиры избавлялись от смелых, бескомпромиссных людей, как Давид избавился от Урии. (См. 2 Цар. 11: 14, 15). Таким образом были принесены в жертву лучшие люди, дабы никто, видя их пример, не выступал слишком рьяно против рабства. Некоторых из тех, кто в это критическое время больше всего нужен Северу и чьи услуги были бы бесценны, уже нет с нами. Они стали жертвой своеволия командиров. Нашу страну ожидают мрачные перспективы, ибо ответственные посты занимают люди

[256]

мятежного духа. Некоторые командиры сочувствуют повстанцам. Хотя они желают сохранить Союз, сами тем не менее презирают противников рабства. Некоторые воинские части также состоят в основном из подобных людей; они настроены друг против друга, и во многих полках нет единства.

Когда мне была показана эта война, она представилась мне самой странной и непонятной из всех, которые когда-либо происходили. Большое число добровольцев пошло воевать, всем сердцем веря в то, что в результате этой войны рабство будет отменено. Другие записались в армию, потому что хотели подавить восстание и сохранить Союз, однако их вполне устраивало рабство в том виде, в каком оно существует. Но дело еще больше усложняется и запутывается из-за того, что некоторые командиры северян полностью поддерживают рабство и симпатизируют южанам, хотя и не согласны с идеей независимого правительства на Юге. Нельзя успешно вести войну, когда многие в наших рядах постоянно поддерживают южан. Нашей армии был дан сокрушительный отпор, и наших солдат безжалостно убивали из-за того, что армией командуют люди, поддерживающие идею рабства. Некоторые наши ведущие конгрессмены также одобрительно высказываются о Юге и поддерживают его. При таком положении дел правительство призывает наш народ к общенациональному посту и молитве о том, чтобы Бог поскорей положил конец этой войне и чтобы она закончилась с благоприятным исходом. Мое внимание было обращено на Ис. 58:5-7: «Таков ли тот пост, который Я избрал, — день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу? Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого — одень его, и от единокровного твоего не укрывайся».

[257]

Я видела, что эти общенациональные посты оскорбительны для Иеговы. Он не принимает таких постов. Ангел пишет о таковых в небесной книге: «Вот, вы поститесь для ссор и распрей и чтобы дерзкой рукой бить других». Мне было показано, как наши руководители обходились с бедными рабами, которые обращались к ним за защитой. Ангелы записали все это. Вместо того чтобы сокрушить ярмо и отпустить измученных на свободу, эти люди сделали их иго еще более тяжким, чем когда они находились на служении у тиранов. Любовь к свободе побуждает бедных рабов к тому, чтобы убегать от хозяев и подвергать свою жизнь опасности. Они бы никогда не рискнули оставить своих господ и испытывать ужас перед охотниками, которые отлавливают их, если бы не любили свободу так же сильно, как любой из нас. Беглые рабы переносят невыразимые тяготы, лишения и опасности на пути к свободе, и в качестве последней надежды они обращаются за защитой к нашему правительству, потому что их сердца горят любовью к свободе. Но к ним, несмотря на все их доверие, относятся с величайшим презрением. Со многими из них поступили жестоко потому, что они якобы совершили страшное преступление, осмелившись предпринять попытку освободиться. Известные мужи, заявляющие о своей гуманности, видели рабов почти нагими и умирающими от голода и все-таки, злоупотребляя их доверием, посылали их обратно к жестоким господам и безнадежному рабству, чтобы они испытали на себе звериную жестокость своих хозяев, пытаясь добиться свободы. Некоторых из этих несчастных бросают в сырые и грязные подземелья, не заботясь о том, выживут они или умрут. Господа лишили их воздуха свободы, в котором Небо им никогда не отказывало, а затем оставили их страдать от голода и холода. И при всем этом объявляется общенациональный пост! О, какое оскорбление для Иеговы! Господь говорит устами Исаии: «Они каждый день ищут Меня и хотят знать пути Мои, как бы народ, поступающий праведно и не оставляющий законов Бога своего» (Ис. 58:2).

Беглым рабам их хозяева внушали, что люди на Севере хотят

[258]

владеть ими, чтобы еще хуже обращаться с ними; что аболиционисты будут относиться к ним хуже, чем рабовладельцы. Им рассказывают всевозможные отвратительные истории, лишь бы они возненавидели Север. Однако в глубине сердца у рабов все же живет надежда, что некоторые добрые души на Севере сочувствуют их беде и попытаются помочь им. Это была единственная звезда, освещавшая своим тусклым светом мрак и отчаяние рабства. Когда бедные рабы и на Севере столкнулись с таким же дурным обращением, они поверили, что их хозяева сказали им правду. И при всем этом объявляется общенациональный пост! Господь говорит: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо» (Ис. 58:6). Когда наш народ начнет соблюдать тот пост, который избрал Господь, тогда Он примет наши молитвы относительно исхода войны, но до сей поры Он не слышит их и отворачивает от них ухо Свое. Они — мерзость для Него. При нынешнем управлении делами тех, кто хотел бы снять тяжкое бремя и сокрушить всякое ярмо, притесняют и снимают с важных постов, либо их лишают жизни те, кто «постится для ссор и распрей и чтобы дерзкой рукой бить других».

Мне было показано, что если бы целью этой войны было уничтожение рабства, то Англия при желании могла бы помочь Северу. Но Англия хорошо понимает, чем руководствуется наше правительство, и что война ведется не для того, чтобы покончить с рабством, но чтобы сохранить Союз, а в этом Англия не заинтересована. Наше правительство стало слишком гордым и независимым. Люди в нашем государстве превознесли себя до небес, смотрели сверху вниз на монархические режимы и торжествовали в своей хваленой свободе. В то же самое время они мирятся с рабством, которое в

[259]

тысячи раз хуже тирании, существующей в монархиях. Наша просвещенная страна упорно держится за систему, которая позволяет одной части человеческой семьи порабощать другую, низводя миллионы людей до звероподобного состояния. Этому греху нет равных даже в языческих странах.

Ангел сказал: «Слушайте, небеса, вопль угнетенных и воздайте угнетателям вдвое сообразно с делами их». Наша нация еще будет унижена и повержена во прах. Англия размышляет, нельзя ли воспользоваться нынешним ослабленным состоянием нашего государства и рискнуть объявить ему войну. Ее правительство взвешивает этот вопрос и пытается выяснить настроение других государств, но Англия боится, что если развяжет войну на чужбине, то ослабнет изнутри, и тогда соседние нации воспользуются ее слабостью. Другие страны тихо, но активно готовятся к войне и надеются, что Англия развяжет войну с нами, ибо тогда у них появится возможность отомстить ей за всю несправедливость, которую она допустила по отношению к ним в прошлом. Часть колониальных владений королевы только выжидают благоприятного момента, чтобы сбросить с себя британское иго. Но если Англия решит, что игра стоит свеч, она без колебаний использует возможность показать свою силу и унизить наш народ. Если Англия все же объявит войну, все нации будут преследовать в ней свои интересы, и начнется мировая война, всеобщее замешательство. Англия знает о противоречивых чувствах тех, кто пытается подавить восстание. Она хорошо знает, в какой растерянности пребывает наше правительство; она с изумлением наблюдала за ходом этой войны: за медленными и вялыми действиями нашей армии и громадными расходами на боевые действия. Слабость нашего правительства становится очевидной другим народам, и они приходят к выводу, что монархическое правление намного лучше республиканского. Они начинают восхищаться своим правительством и смотрят сверху

[260]

вниз на нашу страну — кто с жалостью, а кто с презрением; на страну, которую они считали самой могущественной на земном шаре. Если наша страна сохранит единство, она станет сильной, но если разделится, то обязательно падет.