Глава 3. Огненный меч

Артур Г. Даниэльс, сорокачетырёхлетний президент Генеральной конференции, 30 декабря 1902 года работал допоздна. Во время перерыва он разговаривал вначале с молодым помощником, а затем и с И.Е. Эвансом, Генеральным управляющим издательством «Ревью энд Геральд». Это был тёплый зимний вечер в Мичигане, тихий и бесснежный. Двое мужчин могли хорошо отдохнуть, что благоприятно отразилось на их разговоре. «Ревью энд Геральд» было большим и самым современным издательством в Мичигане, работа шла исключительно хорошо. Уходящий год принёс значительный доход и новый обещал быть не менее успешным.

Двумя кварталами ниже на Вашингтон-Стрит колокол возвестил о начале молитвенного собрания и Даниэльс, взглянув на часы, мог отметить, что было уже 19.30. Если это так, то это было последним действием Даниэльса, которое он, возможно, совершил в тот вечер. Несколькими мгновениями спустя, на противоположной стороне улицы вспыхнул яркий свет, что было знакомым зрелищем для всех, кто видел пожар санатория. Основное здание издательства Ревью энд Геральд было охвачено пламенем.

Когда Даниэльс и Эванс выбежали на улицу, весь печатный цех пылал огнём. Это было потрясающее зрелище, прерывающееся периодическими взрывами, после чего из окон вылетели стёкла от сильного жара. На улице был слышен звук падающих машин, когда обрушилось перекрытие второго этажа. За один час издательство «Ревью энд Геральд» перестало существовать, превратившись в громадную кучу древесного угля и кирпичей, не верху которой находился искорёженный печатный станок в окружении покоробившихся от жары печатных форм книги Келлога «Живой храм».

Всё сгорело в течение одного опустошительного года, исчезли в огне два основных учреждения церкви Адвентистов Седьмого Дня и как никто лучше, шеф Батл-Крикского пожарного депо Уинкс, подводя итог, сказал: «Есть нечто чрезвычайно странное в ваших адвентистских пожарах. Вода, которой заливали огонь, походила больше на бензин».1

В течение многих дней над Батл-Криком висело непревзойдённое чувство страха, делая невозможным забыть то, что произошло. Во время пожара загорелась большая груда угля, она ярко горела даже в феврале, образуя столб дыма, безмолвно напоминающий о предупреждениях Е. Вайт: «Если не будет произведена реформа, издательство постигнет несчастье и мир узнает причину этого».2 Подтверждение слов Е. Уайт было отмечено дымом на мичиганском небе в течение многих недель.

«В течение нескольких лет я ощущала тяжёлое бремя, переживая за наши учреждения, — писала Е. Уайт, получив телеграмму с печальным известием, — иногда у меня появляется мысль, что я больше никогда не буду присутствовать на больших собраниях нашего народа, так как передаваемая мною весть после того, как собрание оканчивается, кажется не оставляет никакого влияния на руководящих братьев». Она говорила с печалью о том, что покидала такие собрания «подавленная подобно перегруженной снопами повозке».3 Весть, написанная дымом над Батл-Криком, приводила к одному простому выводу:

«Будет ли народ Божий, даже ценой жертвования своими планами и преимуществами, следовать наставлениям, данным Его вестником?»

Это был вопрос, на который Джон Харвей Келлог, казалось, дал окончательный ответ. Он несколько раз был предупреждаем Еленой Уайт о том, что его новые богословские идеи приведут его и всех, следующих за ним, к большой опасности. Организованная церковь отказалась печатать его рукопись. Он продолжал по своей личной инициативе задуманную идею и вот теперь от руин издательства «Ревью энд Геральд» исходил лишь расстилавшийся по зимнему небу дым.

Как ни суди, но во всём происшедшем была весть для доктора Келлога, и всё же он собирался продемонстрировать силу выбора, отвергая истину, он шёл теперь в противоположную сторону от неё. Первым действием после пожара было — пристроить рукопись в какое-нибудь издательство для печати.

Келлог бросил прямой вызов руководителям церкви и вскоре стало ясно, что эта игра могла навлечь более, чем лишь напечатание одной книги — фактически вставал вопрос контроля над самой Генеральной конференцией.

Церковь Адвентистов Седьмого Дня была организована на демократической основе. Местные церкви избирали руководителей большинством голосов. Периодически они также избирали членов на избирательные собрания конференции, Исполнительный Комитет конференции. Местные конференции в свою очередь посылали представителей на избирательные собрания, где избирались руководители союзов. И периодически Генеральная конференция собиралась на сессии, где царил тот же демократический процесс при избрании всемирного руководства.

Это была оправдывающая себя система, подобная демократическим правительствам во многих странах мира, разделяющая с ними общую реальность того, что она не была защищена от манипуляций тех, кто были искусными политиками и хорошо организованы. Таким образом, хорошо организованная местная церковь могла послать на избирательное собрание конференции делегатов, которые в действительности не представляли в целом волю церкви, но которые могли выступить в защиту особых точек зрения или теологии настолько искусно, что могло значительно изменить направление даже целой большой конференции. И есть все предпосылки заявить, что в 1903 году Джон Харвей Келлог развивал подобный образ мышления. В Батл-Крике начал развиваться конфликт, приводивший в смущение церковь. Политические группировки, образовавшиеся в то время вокруг санатория, боролись даже за контроль над Батл-Крикской скинией, Слухи ползли и углублялись, старые дружеские взаимоотношения рушились. Десятицентовая скиния начала переживать классические симптомы церкви, попавшей в трудные обстоятельства.

Между тем, обнаружились признаки того, что Келлог также пытался сместить руководство Генеральной конференции. С 1901 по 1903 год формально не было президента Генеральной конференции. Вместо него был комитет «двадцати пяти», избиравший «председателя». При идеальных обстоятельствах организация такого типа могла работать довольно хорошо, но она имела слабость быстро обнаруживаемую тем, кто обладал политическим мастерством и хоть чуточку честолюбием: руководитель всемирной церкви не избирался и не получал мандата Генеральной конференции, собиравшейся на сессию, он назначался другими двадцатью четырьмя членами комитета. Единое мнение тринадцати из них и вы могли ввести в должность любого, кого пожелаете.

Келлог был человеком, который не упускал таких возможностей и 1902-1903 годы не были годами исключения. Он начал интенсивную кампанию с целью устранить А.Г. Даниэльса из руководства Генеральной конференции, и хотя его план с позором провалился, всё же доктор сколотил коалицию влиятельных и наделённых ораторскими способностями сторонников, которые полностью поддерживали его теологию и были уверены, что его взгляды должны быть провозглашены в церкви в самых широких масштабах. Это были люди, «занимавшие видное положение», как Даниэльс позднее характеризовал их, — служители, врачи и педагоги, которые «открыто заняли позицию, поддерживающую книгу и её учение».4

К лету Даниэльс и Е. Уайт были потрясены, когда осознали, что эта группа сильных настойчивых умов нашла путь к нетронутым ресурсам, которые церковь не могла позволить использовать — молодёжь.

Для тех, кто посвятили себя коренному изменению существующего положения, молодёжь всегда была искушающей мишенью возможностей. Если изменения не могли быть достигнуты с первой попытки, то всегда есть надежда вовлечь молодёжь, чьё восхищение всеми новыми и не шаблонными идеями могло быть использовано в создании более близкого по духу «следующего поколения». (Эта тактика стала очевидной в Восточной Европе, где силы, посвящённые для политических изменений, пытались и не сумели изменить систему, поэтому начали проводить энергичный призыв к молодёжи: время показало, насколько эффективен этот метод). Елена Уайт отдавала себе отчёт в отношении той энергии, которую молодёжь может посвятить церкви, она с сожалением говорила, о «великой армии молодёжи, которая могла бы понести Евангелие всему миру» 5 и она моментально распознала беду, когда стало ясно, что силы Келлога начали проявлять интерес к молодёжи церкви.

Первые штрихи этой тактики открылись, когда вышла из печати книга Келлога. «Живой храм» был немедленно разрекламирован и разослан по местным конференциям, как раз во время начала летних лагерных собраний и были приложены «энергичные усилия», чтобы вовлечь молодёжь в распространение и продажу этой книги.6 А.Г. Даниэльс отметил это начинание с большой озабоченностью. «Я видел посеянные семена среди сотен молодых людей в наших ведущих учебных заведениях, — сообщил он, — и твёрдо убеждён, что это принесёт много горя сотням наших братьев».7

Келлог также использовал молодёжь и в политических вопросах. В ноябре 1903 года Елена Уайт писала С.Н. Хаскеллу, предупреждая его, что студенты были вовлечены в кампанию писать письма для оказания политического давления, благоприятного для санатория. «В санатории в Батл-Крике студенты и помощники были вдохновлены управляющим делами писать письма родителям и друзьям, рассказывая в них о том чудесном преобразовании, происходящем в учреждениях. Эти дела были открыты мне». Но они были далеко не чудесны. Её постоянно одолевало беспокойство за студентов в санатории, которые познакомились с новой теологией, преподаваемой им профессорами, которых они уважали. Опасность была настолько велика, что Е. Уайт вынуждена была открыто предупредить родителей держать детей подальше от Батл-Крика. Возвращаясь к 1901 году, в ответ на её беспокойство, колледж был закрыт и переехал в Беринг Спрингс, в Батл-Крике остались только медицинские классы, проводящие занятия в санатории. Право на существование Батл-Крикского колледжа ещё не истекло, поэтому оставалась теоретическая возможность вновь открыть колледж в любое время, если кто-либо пожелает. И теперь, когда накалилась борьба, Келлог ухватился за эту формальную возможность вновь открыть колледж, чтобы завоевать расположение молодёжи церкви. Были отпечатаны яркие брошюры, сообщавшие об открытии вновь Батл-Крикского колледжа. (Это была необходимость — сохранить название для официального признания формальностей, относящихся к медицинской школе). Были приняты группы учащихся. Были заложены грандиозные планы для этого учреждения, а молодёжи рассказывали о «величайших преимуществах обучения в этом, вновь открытом Батл-Крикском колледже».9 Это был тот вызов, который заставил Е. Уайт подняться во весь рост и бить тревогу.

«Как можем мы согласиться, чтобы цвет нашей молодёжи приглашался в Батл-Крикский колледж для получения образования, когда Бог даёт одно предупреждение за другим, чтобы они не шли туда», — заявляла она. — Некоторые из инструкторов не понимают основ нашей веры… Бог запрещает, произносить хотя бы одно слово одобрения для призыва молодёжи в такое место, где они будут заквашены неправильным представлением и ложью в отношении «Свидетельств», а также работы и характера служителей Божиих».10

Таким образом, согласно Е. Уайт, было два выхода из создавшегося положения: доверие Духу пророчества и поддержка служения организованной церкви. А отправление на обучение молодых людей в Батл-Крик подвергает опасности нападения как на то, так и на другое.

Была растущая возможность подвергнуться также и ещё одной опасности. В начале развития адвентизма отступление от нового учения сопровождалось причудливым поведением некоторых братьев и теперь, казалось, возникли подобные проблемы. «Были смущающие идеи о свободной любви, — позднее вспоминал пастор Л.Х. Кристиан, — и безнравственные поступки со стороны тех, кто вводили учение о безликом Боге, растворённом в природе и учение о святой плоти. В подробности этого позора теперь нет необходимости вдаваться, но тот, кто знаком с фактами, поймёт истинное значение этих слов:

«Пантеистические теории не находят себе поддержки в Слове Божием… Тьма является их сущностью, чувственность их полем деятельности. Они развращают сердце и дают свободу любым склонностям».11

Те, кто принимали идеи Келлога, казалось, воспринимали настроение агрессивного евангелизма. Эти люди быстро превращались во враждебно настроенных, если с ними на соглашались.

Однажды Даниэльс возвращался домой с заседания совета осенней сессии Генеральной конференции. Это было в октябре 1903 года, дело о книге Келлога, уже напечатанной, невзирая на совет церкви, стало дискуссионным, превратившись в эмоциональную борьбу в церкви. Под уличным фонарём Даниэльс остановился на несколько минут со служителем, разделявшим взгляды Келлога и делавшим всё, что в его силах, чтобы как можно больше распространять его книгу. Двое мужчин говорили недолго: без сомнения, пытаясь склонить друг друга на свою сторону, но внезапно отношение служителя стало злобным: «Вы совершили грубую ошибку в своей жизни, — начал он с угрозой, — после всей шумихи этих дней вы будете повержены во прах и другой человек возглавит движение».

«Я не верю вашему пророчеству, — ответил Даниэльс в раздумье на языке человека, который увидел на мгновенье нечто большее, чем только свою карьеру. — В любом случае, я лучше окажусь поверженным во прах, делая то и веря в то, что есть правда, чем быть вместе с князьями и совершать то, что совесть подсказывает мне, есть неправда». Затем он повернулся к входной двери своего дома, как к спасению, и покою, который он мог обрести после беспокойного вечера, без сомнения, размышляя о странном изменении поведения, сопровождавшем набег его друзей, попавших в эту новую теологию.12

Это, если кто-нибудь серьёзно задумывался, было одной из величайших опасностей, смотрящих в лицо церкви. По последним исследованиям, весть адвентизма всегда включала действие: «Убойтесь Бога и воздайте Ему славу». «Помни день субботний, чтобы святить его». «Блаженны соблюдающие заповеди». «Побеждающему, побеждающему…»

В адвентистской вести ни для кого, кто хотел принять христианство наполовину, не было ничего успокоительного. Живущие на земле во время окончания заступничества Христа в небесной скинии, предстанут перед святым Богом без Посредника. Их одежды должны оказаться незапятнанными, характер должен быть очищен от греха кровью кропления. В то время, когда на небе происходит следственный суд, в то время, когда грехи раскаивающихся верующих удаляются из святилища, среди народа Божия на земле должна произойти особая работа очищения, удаления греха».13

Адвентизм повёл народ дальше, чем он когда-либо доходил прежде, то есть в самый центр небес, в то место, где ослепительный свет царил над местом, называемом Престолом благодати и где человек нашёл вновь вечный, неизменный закон Божий. Здесь протекал заключительный акт плана спасения, из этого места исходит не только милость, но и новый вызов действиям человека и сила рождения верой, чтобы жить побеждающей жизнью. Посредством милости Божией и их собственных неутомимых усилий, они должны выйти победителями в борьбе со злом».14

Это был уникальный вклад адвентизма миру, последняя весть, венчающая шпилем реформацию. В течение столетий христиане верили, что спасение приходит от веры во Христа. Полностью принимая это, адвентисты обнаружили в Писании новое измерение: через веру во Христа вся жизнь может быть приведена в гармонию с Божественным законом, который поддерживает единство Вселенной.

Всё это было произнесено с чувством неотложности, как будто время, отведенное человеку, чтобы окончить эту работу, могло быть очень коротко. «Мы готовимся встретить Христа, сопровождаемого сонмом святых ангелов. Он явится на облаках небесных, чтобы верных и праведных наделить окончательным прикосновением бессмертия. Когда Христос придёт, то не будет очищать нас от грехов, удаляя дефекты характера, или исцелять нас от нечистоты страстей и нравов. Если вообще бороться за нас, то эта работа будет завершена до этого времени. Когда Господь придёт, те, кто святы, останутся святыми».15

Летним днём 1869 года Е. Уайт записала подобные мысли в поздравительном письме по случаю рождения её сына, в котором любовь матери соединилась с безошибочным вызовом старой адвентистской вести: «Не обманывайтесь, Бог поругаем не бывает. Ничто, кроме святости не может приготовить человека к небу… Небесный характер должен быть обретён на земле или он вообще никогда не будет приобретён».16

Этот идеализм в отношении адвентизма, в некотором роде был, даже выше мечты реформаторов, которые зажгли мир вновь пробудившейся вестью о вере. Лютер, Кальвин, Нокс — все они жили в период длинной ночи истории. Каждый отодвигал, как Бог давал силы, мрачные тени на своём пути. Но теперь день, начавшийся такими обильными обетованиями в 16-ом столетии, уже давно был прожит. История человечества почти оканчивалась и адвентисты седьмого дня получили весть, которая никогда раньше не была дана миру. Это поколение могло жить во время следственного суда, могло жить до того дня, когда увидит пришествие Господа.

Поэтому всё внимание адвентистов концентрировалось на целях, которые дальше невозможно откладывать в некоторое благополучное отдалённое будущее. Для них вызов был брошен сейчас и они искали в Библии примеры того, что Бог ожидает от народа, который может быть вознесён на небо, не увидев смерти.

«Вознесением Еноха Господь желал научить важному уроку». Елена Уайт писала: «Люди были научены, что возможно соблюсти закон Божий, что даже живя среди грешного и развращённого мира, они могли по милости Божией противостоять искушению и быть чистыми и святыми… Божественный характер этого пророка представляет состояние святых и той святости, которая должна быть достигнута теми, кто будут искуплены от земли» (Откр. 14, 3) во время второго пришествия Христа».17

И этот стандарт, кажется, должен быть частью существа миссии церкви. Енох жил на земле до того, как она была покрыта водами потопа, его жизнь была вестью милости, показывая Божию силу спасать. Теперь земля ожидает ещё более трагичное уничтожение и она должна увидеть ещё одно последнее и ясное отражение того, что такое характер Бога. «Подобно Еноху, они будут предупреждать мир о втором пришествии Христа и о суде, который посетит нечестивых. Своим собственным примером и словами они будут обличать грех нечестивых».18

В 1902 году она вновь напоминала адвентистам, что «не все написанные книги могут служить цели достижения святой жизни. Люди могут верить не тому, что проповедует служитель, но тому, как живёт церковь».19

Адвентисты, кроме всего, сделали одно из самых смелых заявлений, когда-либо имевших место в христианском мире. Они заявили, что имеют ясную точку зрения в отношении центра неба, где человек может найти стандарт, согласно которому Иисус уже теперь судит мир. Адвентисты вновь обнаружили закон и теперь они должны были что-то делать с ним. Они должны были жить с помощью силы Божией согласно этому закону, или выдвинуть лучшие в мире оправдания для его нарушения.

В этом затаилась реальная опасность, заключавшаяся в том, что адвентисты могут избрать последнюю альтернативу. Стандарт, явленный в скинии, надо сказать, был чрезвычайно высок. Поэтому Елена Уайт предупреждала против принятия неправильной точки зрения в таких выражениях, которые не понять было невозможно: «Пусть никто не говорит: «Я не могу исправить свои недостатки характера». Если вы придёте к такому заключению, то, несомненно, потерпите неудачу в обретении вечной жизни».20

В чрезвычайно важный 1888 год она излагала подобные мысли. «Используя недостатки характера, сатана добивается контроля над разумом и знает, что если эти грехи делаются, то он будет успешен в достижении своей цели. Поэтому от постоянно стремится ввести в заблуждение последователей Христа своей смертельной ложью, которую им невозможно победить».21

Это было поразительное для всех предупреждение, направленное против опасностей, которые проявляются, если адвентисты когда-либо решаются сделать извинение в исполнении закона, чтобы не соблюдать его. И всё же, как всегда, её весть окончилась словами надежды:

«Пусть никто не считает свои недостатки неисправимыми. Бог даст силу и милость, чтобы преодолеть их».22

Она дала утешающее заверение: «Когда в сердце есть желание повиноваться Богу, когда прилагаются усилия для достижения этой цели, Иисус принимает это расположение и усилие человека, как лучшее служение и восполняет недостатки Своими собственными Божественными заслугами. Но Он не примет тех, кто заявляют, что имеют веру в Него и в то же время неверны Его заповедям».23

Таким образом, казалось, что это было специальной миссией для народа, который называл себя Адвентистами Седьмого Дня, знавших так много о том, что вскоре должно произойти в мире.

В течение столетий христиане провозглашали весть о вере, теперь адвентисты продвинули эту весть к её самым отдалённым границам, требуя от веры того, что она могла дать — весть Илии, весть, начавшуюся на земле и окончившуюся на небе. Всё то, что ставило под сомнение весть о личной победе и личном свидетельстве, так же ставило под сомнение саму миссию церкви.

И вот в этом была заложена опасность учения Келлога, которое он провозглашал в 1903 году.

Если следовать логическим выводам этих учений, то они уничтожают всю христианскую структуру — предупреждала Е. Уайт. Они учат, что то, что происходит в настоящее время перед нами, не имеет большой важности, чтобы этому придавать особое значение».24 Церковь и мир погружались в нечто, названное окончанием испытания и этому должно предшествовать испытание каждой личности Богом, «с такой тщательностью и вниманием, как если бы на земле больше никого не было».25 Когда наступит это событие, то будет решена судьба всех к вечной жизни или к смерти. Это был вызов, который было невозможно переоценить.

И всё же адвентисты были убаюканы привлекательными теориями о природе Бога, в которых приводящие в трепет истины о святилище исчезали от взора и истина становилась не более, чем весенний утренний туман.

Отчаявшись предупредить церковь, встревоженная потрясающей силой ошибок, Е. Уайт ищет путь, чтобы проиллюстрировать, как легко человек может принять ошибки за истину, прибегая к представлению оптического обмана на железнодорожном пути: два рельса становятся одним — так кажется на расстоянии. «Путь истины лежит очень близко с путём заблуждения, и оба эти пути могут показаться одним для тех умов, на которые не оказывает действия Святой Дух».26

И затем, видя, как некоторые лучшие умы церкви попали в ловушку, ведя и других в неё силой красноречия, которая однажды посвящалась провозглашению адвентистской вести, она воскликнула почти в полном отчаянии: «Когда я вижу разработку планов искусителя, моя душа настолько сильно разочарована, что я не могу выразить свои умственные страдания. Будет ли всегда церковь Божия находиться в замешательстве от обманов обвинителя, несмотря на такие ясные, такие определённые предупреждения Христа?».27

Вместе с церковью, которую она любила, Е. Уайт вовлекалась в настолько большой кризис, что удивлялась, сумеет ли она пережить его или нет.

1904 год оканчивался, начинался 1905. Четыре бесценных года ушли в вечность, четыре года мира и изобилия и церковь, которая должна была протрубить свою весть миру, вместо этого боролась с нападками на её основные истины. Её величайшее учреждение находилось на краю гибели Оно будет потеряно всего лишь через несколько месяцев в 1905 году. Дух пророчества подвергался многосторонним нападкам и открыто и тайно теми способными умами, которые получили материальную поддержку, как об этом ходили слухи, с текущего счёта Батл-Крикского санатория. Даже Батл-Крикская скиния, построенная на десятицентовые монеты, пожертвованные верными членами и заинтересованными гражданами Батл-Крика, являлась объектом борьбы за обладание контролем над ней. А в это время религиозные ошибки были вводимы, как новый свет в такой завуалированной форме, что смущали не только студентов колледжа, но и служителей со стажем. Подобно кораблю, церковь плыла в тумане по разбушевавшемуся океану, на пути которого Е. Уайт видела много айсбергов.

В Порт Артуре адмирал Хорошито отдал приказ японскому флоту выстроиться в боевой порядок, поднять якоря, расчехлить орудия и уничтожить Российский Балтийский флот. Россия отдала Южную Манчжурию; Япония, не встречая сопротивления, оккупировала Корею. Равновесие сил в Азии начало изменяться и положение вещей уже никогда не будет тем, каким оно было прежде. Начали приходить в движение события, принимая такой оборот, что приблизительно половина мира оказалась закрытой для проповеди Евангелия. Для церкви это было только началом вызова. Это также было время второй серии нападок сатаны. И наступило время Альбиона Фокса Велленгера.