Раздел III. Теория двух свидетелей

Вместо теории отвержения-суперсессионизма, исключающей Израиль и Закон из плана спасения, и теории диспенсационализма, отделяющей церковь, благодать, Иисуса от Израиля и Закона, я хочу предложить третий вариант, который отдает предпочтение идее взаимодополнения двух народов и откровений, которые они представляют. С этой точки зрения оба народа, церковь и Израиль, были необходимы как Божий народ, но не в том смысле, что Бог заключил два различных и параллельных завета (т.е. диспенсационализм). И также не в том смысле, что Бог заключил два последующих завета: вторым, «новым», заменил первый, «старый» (т.е. теория отвержения-суперсессионизма). Потому что первоначальным Божьим планом было, по сути, существование только «одного народа», свидетельствующего о Нем.

Но произошла историческая катастрофа – «тайна беззакония» (2 Фес. 2:7), как описывает ее Павел, драматическим образом помешавшая евреям принять Иисуса. И эта катастрофа привела к неизбежному – образовались две отдельные субстанции: Израиль и церковь, причем обе претендуют на право именоваться народом Божьим. Но на самом деле, каждая свидетельствовала об истине, которой недоставало другой: Израиль имел Закон, но без Иисуса, а у церкви был Иисус, но Закон оставался в пренебрежении. Это и привело их к разделению на сцене истории спасения.

Этот сценарий напоминает текст Откровение 11:3, в котором говорится о двух свидетелях, имевших миссию «пророчествовать», свидетельствовать об откровении свыше. Интересно отметить, что два свидетеля, благодаря чудесам, которые они совершают, ассоциируются с двумя ключевыми фигурами из Еврейских Писаний – Моисеем и Илией. Превращение воды в кровь и язвы напоминают Моисея (Откр. 11:6, ср. Исх. 7:14-18). Огонь, пожирающий врагов и «затворение» неба, чтобы не шел дождь, указывают на Илию (Откр. 11:5, 6, ср. 3 Цар. 19:10; 17:1). Единственный текст в Ветхом Завете, где две эти личности упоминаются вместе, находится в книге Малахии, последнего пророка Еврейских Писаний: «Помните Закон Моисея, раба Моего, который Я заповедал ему на Хориве для всего Израиля, равно как и правила и уставы. Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного» (Мал. 4:4, 5). Этот текст имеет двойную направленность. Во-первых, он отсылает нас в прошлое – к Моисею, призывая «помнить» и оставаться верными старому завету. То есть, Моисей представляет Ветхий Завет. Христиане во времена Иоанна ассоциировали Моисея с Торой и откровением Ветхого Завета (например, Мф. 23:2, Ин. 1:17, Деян. 15:21). Согласно еврейской традиции, Тора произошла от Моисея: «Моисей получил Тору на Синае и передал ее Иисусу. Иисус передал ее старейшинам, старейшины – пророкам, а пророки – членам общества».[107]

Второе направление, относящееся к Илии, смотрит в будущее. Это обещание пришествия Мессии и обновления надежды. Христиане во времена Иоанна связывали пришествие Мессии с пророком Илией (Лк. 1:13-17; Мф. 17:10-13). Еврейская традиция также во многом связывает личность Илии с мессианскими надеждами: Илия не только предшественник, но и активный представитель Мессии.[108] Легенды, литургические действия в канун Пасхи (Седер), а также субботние песни содержат приглашение Илии и ожидание Мессии. Итак, Моисей отсылает нас к Торе, Ветхому Завету, а Илия призывает к мессианской надежде Нового Завета.

Учитывая иудео-христианское основание Иоанна, намек на Моисея и Илию не случаен. Это сильное напоминание о двух Божьих откровениях, полученных ранними христианами, а именно так называемые Ветхий и Новый Заветы.[109] Оба свидетеля присутствуют и играют определенную роль в пророческом процессе. Двойная ссылка показывает значимость всей Библии, обращая особое внимание на взаимодополняемость двух свидетелей, а также необходимость двух свидетельских показаний.

Но кроме аллюзии на два вдохновенных документа у нас также есть ссылка на два народа, которые их «передают». Действительно, главная пророческая забота лежит на мужчинах и женщинах, которые пророчествуют и страдают (Откр. 11:3, 7). Поэтому двумя свидетелями могут быть исторический и традиционный Израиль (для Ветхого Завета), а также историческая и традиционная церковь (для Нового Завета). Под словом «свидетели» я не имею в виду «идеальное», святое общество (т. е. «остаток» или «искупленных»), но простых людей, чья жизнь свидетельствует об историческом факте откровения. В этом смысле, несмотря на свои недостатки, Израиль и церковь являются видимыми и ощутимыми свидетелями Божьего откровения в истории. Даже если мы не согласны с таким апокалиптическим толкованием этой библейской ссылки, неоспоримым историческим фактом остается то, что мы обязаны Священным Писанием, письменным откровением Бога преданной работе по передаче и воплощению свидетельства как Израиля, так и церкви. Этого исторического факта должно быть достаточно, чтобы оправдать метафору «два свидетеля», которые олицетворяют ветхозаветное требование Закона для установления истины (Чис. 35:30), а также практику, признанную самим Иисусом: «двух человек свидетельство истинно» (Ин. 8:17).

1. Израиль и церковь

Нам не нужно ссылаться на тот факт, что раннее христианство был еврейским. Не только Мессия, но и Его ученики, первые последователи и миссионеры были евреями. Христианство возникло в лоне Израиля. Кроме того, мы также должны помнить, что, по свидетельству Евангелия, большинство еврейского населения (от начала до конца служения Иисуса) с радостью приняло Благую весть. Кроме того, недавние исследования[110] продемонстрировали, что, вопреки расхожему мнению, вначале христианская миссия среди евреев была весьма успешной. На основании записей в книге Деяний (Деян. 4:4; 5:14; 6:7; 9:35; 21:20), социологического и статистического анализа, археологических доказательств и свидетельств эфиопской традиции, было установлено, что многие евреи, а в некоторых городах и селениях почти все приняли Иисуса как Мессию. Теперь у нас есть основания полагать, что, несмотря на некоторые конфликты, большинство еврейского населения, достигнутого ранними иудео-христианами, было убеждено в их свидетельстве. Можно даже предположить, что эта тенденция была такова, что вожди Израиля серьезно опасались, что едва ли ни весь народ Израиля готов принять Христа. Хотя это кажется некоторым преувеличением, давайте не будем забывать, что такая перспектива уже просматривалась во времена Иисуса, согласно пророческой интуиции Каиафы (Ин. 11:50).

Трудность в том, что мы склонны оценивать давнюю историю с позиции современной действительности. Большинство евреев сегодня не принимают Иисуса, и так было на протяжении веков. Именно поэтому нам трудно представить, что когда-то все было иначе. Фактически, вначале евреи были открыты для христианской проповеди, эта тенденция изменилась лишь позже. Возникает естественный вопрос: если такое множество евреев приняло Иисуса в первые дни истории церкви, тогда почему ход истории изменился? Тот факт, что «евреи продолжали быть важным источником христианства до… четвертого века»,[111] периода, когда произошло официальное отвержение Закона Божьего,[112] особенно – субботы, свидетельствует, что сопротивление евреев христианской проповеди существовало, в основном, из-за отвержения христианством Закона. Как пишет еврейский историк Жюль Исаак: «Отвержение Христа евреями было вызвано отвержением Закона христианством».[113] Или, по словам церковного историка Марселя Симона: «Отвержение Израиля [церковью] является неизбежным следствием отмены Закона».[114]

Остановившись на вопросе о субботе, христианский богослов Марвин Уилсон замечает: «Этот шаг к поклонению в воскресенье сделал чрезвычайно трудным, даже практически невозможным для еврея хоть как-либо серьезно воспринимать христианскую проповедь или войти в христианско-еврейский диалог без подозрений… Короче говоря, для еврея стать христианином было равнозначно отречению от своих еврейских корней, что вряд ли могло быть жизнеспособным выбором для любого верующего еврея».[115] Согласно еврейскому теологу Давиду Новаку, сокращение «обязательных норм Торы» было названо раввинами «главной причиной отказа от… христианства… как приемлемой формы иудаизма».[116] Действительно, вопреки тому, что думают многие, как евреи, так и христиане, Закон, самое сердце еврейской сущности, отделил их друг от друга. Как отмечает профессор Джеймс Д. Дж. Данн: «Поскольку иудаизм считал Закон… неотъемлемой частью своей сущности, и продолжал так считать в раввинистическом иудаизме, который организовался вокруг Торы, разделение [было] неизбежным».[117] Иудео-христианское разделение произошло из-за Закона, а не из-за мессианских споров. Джеймс Паркес указывает на «странный и трагический факт»: иудео-христиане были отлучены от церкви христианами из язычников «не из-за несоответствующей христологии, но из-за того, что они продолжали соблюдать «Закон»».[118] Не Мессия (разногласия по поводу Иисуса) стал проблемой для еврея – этому способствовала отмена Закона. Действительно, еврейская традиция и история свидетельствуют о большом количестве мессианских мнений и опытов, размывающих и даже пересекающих границу между иудаизмом и христианством, о мессианских взглядах, гораздо более смелых, чем в христианстве.[119]

2. Тора и Мессия

Раскол между так называемыми «материнской и дочерней религиями»[120] не только разделяет и противопоставляет две группы, задуманные быть единым целым в Израиле (или в церкви), но также сказывается на свидетельстве об открытой им истине.

С момента разделения и далее Израиль уже не мог слушать христианское свидетельство об Иисусе, потому что оно стало ассоциироваться с отвержением Закона. Равно как и церковь была глуха к еврейскому свидетельству Торы, потому что оно ассоциировалось с отречением от Иисуса. Это стало трагедией. Но в то же время, существование двух различных групп, которые свидетельствуют друг другу о недостающей истине, ясно дает понять, что они нуждаются друг в друге, чтобы прийти к «Евангелию в его полноте». Христианский отказ от Торы призывает к свидетельству Израиля. Парадоксально, что христиане традиционно признают предопределенную роль и миссию евреев в качестве блюстителей Закона. Например, в Средние века папа Иннокентий III (1198-1217 гг.) утверждал, что евреев «не надо убивать, чтобы христианский народ не забыл божественный Закон».[121] Аналогичным образом еврейское игнорирование Мессии нуждается в свидетельстве церкви. Иными словами, недостаток в свидетельстве одного создал необходимость сохранения свидетельства другого. Этот образ мышления отражен в притче Павла о маслине. Отпадение природных ветвей позволяет привиться диким ветвям: «Если же падение их – богатство миру, и оскудение их – богатство язычникам, то тем более полнота их» (Рим. 11:12). Какое бы толкование мы ни давали этому тексту, он с самого начала говорит о некоторой связи и даже зависимости между этими двумя общинами верующих. Преткновение Израиля было спасением для язычников и, с другой стороны, спасение язычников должно было вызвать более ревностное отношение Израиля к своему собственному спасению. Аналогичным образом мы можем наблюдать тот же тип отношений между этими двумя группами в связи со свидетельствами о Торе и Мессии. Утрата церковью Торы сохранила актуальность миссии Израиля. Так же, как неведение Израиля об Иисусе сохранило призвание церкви. Интересно, что в резолюции, принятой около 20 лет назад Синодом протестантской церкви Рейнской области, такой же вывод: «Мы считаем, что в своем призвании евреи и христиане всегда являются свидетелями Божьими перед миром и друг другом».[122]

Историческое присутствие обоих свидетелей не означает, что существуют два пути спасения (или два завета). Существует только одно спасение, совершаемое Самим Богом через Его воплощение и жертву (Ин. 14:6). Но это спасение не исключает верности Закону. Напротив, подразумевает еще больше (Рим. 6:1, 2). Это весть Бога к человечеству – церкви и Израилю, что Он позволил выжить двум свидетелям. Нынешняя ситуация и реальный ход истории также не были в Божьем плане. Существующая дихотомия между Торой и Мессией (диспенсационализм) не была Божьим желанием. И интеграция Израиля в «отступническую» церковь (отвержение-суперсессиноизм) так же не была Его желанием. Скорее, мы должны рассматривать это разделение как трагическую рану из-за ошибок обеих сторон.

Образ маслины в Послании Римлянам 11 открывает замысел Божий, который состоял в том, чтобы Израиль расцвел в церкви посредством Иисуса, а церковь укоренилась в Израиле через откровение Закона. Вот почему предложение диспенсационалистов не может нас удовлетворить. Вместо того чтобы признать разделение как результат беззакония, они оправдывают его и интерпретируют как вечный факт, который был деянием Самого Бога.

Теория отвержения-суперсессионизма также не состоятельна, потому что подразумевает, будто церковь, которая самоопределилась посредством отречения от своих еврейских корней, заменила Израиль. И это привело ее к вероотступничеству и падению. Церковь засвидетельствовала свое вероотступничество через отказ от Божьего Закона. Она продемонстрировала свою несостоятельность политикой угнетения инаковерующих и антисемитизмом, достигшим кульминации во время Холокоста.

Вот почему Павел утверждает, что «преткновение некоторых евреев», произошедшее в то время, когда церковь была еще внутри Израиля и не отказалась от своих еврейских корней и Закона, носит иной характер, чем отвержение евреями христианства в другое время и при других обстоятельствах. После отступничества церкви, учитывая ее курс на язычество и репрессии по отношению к инаковерующим, отказ евреев прислушаться к христианской вести приобрел иной смысл. Потому что если во времена Иисуса, Павла и даже Иоанна для еврея оставалась возможность принять Христа, то после еврейско-христианского разделения (и последующих за ним событий) это стало практически невозможным. Еврейский теолог Давид Блюменталь говорит: «Наконец, кровавая история христианско-еврейских отношений в течение двух тысячелетий не позволяет традиционному еврею согласиться с доктриной, являющейся специфически христианской, даже если бы она была истинна. Просто христианство было слишком жестоким по отношению к евреям и иудаизму, даже если совсем недавно некоторые христиане заняли другую позицию по отношению к нам».[123]

То, что было позволительно говорить о преткновении евреев в эпоху раннего христианства, стало невозможным после трагедии иудео-христианского разделения. Даже если Павел в свое время имел основание и право говорить о преткновении некоторых евреев, которые отвергли Евангелие, в современном контексте мы не имеем ни права, ни причины говорить об этом. Более того, если Павел в свое время отказался одобрить теорию отвержения-суперсессионизма, то после отступничества церкви, двух тысяч лет антисемитизма и Холокоста стало еще более абсурдно говорить об отвержении Израиля и его замене церковью. Даже смешно предположить, зная ход размышлений Павла, что в евреях воспылает ревность в вере, когда они увидят свидетельство христиан!

Теперь, даже если по каким-либо причинам в нашем разуме остаются хоть некоторые сомнения по поводу такого толкования, – аргументы для отвержения и не отвержения (поскольку они, как представляется, имеют равный вес) следует искать в сфере любви и нравственности. Очень желательно выбирать интерпретацию, которая ведет к любви, а не ту, что приводит к ненависти и презрению. Взаимоотношения любви и принципы нравственности должны стать главным критерием для нашего чтения Библии и ее истолкования. В противном случае мы окажемся в большой опасности: чтение Библии может привести нас (а фактически уже привело) к Холокосту.[124] В дополнение к тщательному экзегетическому анализу библейских текстов нам необходимо серьезно отнестись к урокам истории.

С точки зрения Адвентистов седьмого дня, теория отвержения-суперсессионизма еще более проблематична, поскольку теология Адвентистов седьмого дня четко определяет отвержение Закона как знак вероотступничества. Так, согласно Е. Уайт, отказ христиан от Закона является таким же грехом, как и отвержение Иисуса евреями: «Отвергнув Христа, евреи, тем самым, отвергли основание своей веры. С другой стороны, нынешний христианский мир, исповедующий веру в Христа, но отвергающий Закон Божий, совершает ошибку, подобную ошибке впадших в заблуждение евреев».[125] Кроме того, проводя параллель между «евреями» и «христианским миром», Елена Уайт говорит, что не подразумевает весь христианский мир (потому что многие христиане соблюдают Закон), а также не подразумевает всех евреев. Поэтому мы должны понимать ее отношение к этим двум сущностям в ограниченном и общем смысле.

Для тех адвентистов, которые придерживаются суперсессионистской точки зрения, должен возникнуть вопрос: если церковь заменила Израиль, то какая это церковь? И если мы отвечаем: «церковь, состоявшая из ранних христиан во времена Павла», тогда мы должны понять, что в то время церковь еще не существовала как отдельная структура. Христианство было еще еврейским явлением, находящимся в духовных границах Израиля. Или, говоря о невидимом «остатке», мы также должны признать, что это не замена, поскольку остаток существовал всегда. Этот невидимый, «новый» остаток – не более чем продолжение старого. Но какой бы ответ мы ни дали на этот вопрос, мы все еще находимся в затруднении из-за большого промежутка времени между ранними христианами и адвентистской церковью.