4. Травма, нанесенная святостью

«В этом — источник ужаса и изумления, о которых нам неизменно повествует Писание, рассказывая о встречах святых людей с Богом. Каждый раз, когда они видели Его, то Его присутствие поражало их, повергало в ужас, полностью подавляло…

Нам не удается должным образом осознать незначительность людей до тех пор, пока это с беспощадной ясностью не проявляется при сопоставлении с величием Божьим.»

Жан Кальвин

Была беспросветно темная и ветреная ночь… Мне долго пришлось дожидаться, чтобы начать рассказ с этой классической фразы. Это предложение настолько затаскано, что некоторые из моих друзей-литераторов основали клуб под названием «Клуб темной и ветреной ночи». Они ежегодно представляют к награде авторов за самые худшие начальные строки книг, очерков или статей.

Вероятно, в то время, когда святой Марк писал свое Евангелие, уже существовал свой «Клуб темной и ветреной ночи». Обратите внимание на то, как он начинает свой рассказ об Иисусе, усмиряющем бурю: «Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону» (Мк. 4:35).

Иисус с учениками были в Галилее. Он учил большую толпу людей, собравшихся на берегу огромного озера, называвшегося Галилейским морем. Этот резервуар воды — одно из величайших произведений природы. Водой наполнено ложе, окруженное горами. Озеро является важным источником пресной воды для безводной Палестины.

Ученики были профессиональными рыбаками. Они были испытанными и закаленными ветеранами этого озера. Они знали внутренние течения озера, его настроение, его красоту. Галилейское море подобно очаровательной женщине, чье настроение беспрестанно меняется. Любого рыбака, промышляющего своим ремеслом в этом районе, предупреждают о переменчивости озера. По причине своего совершенно особого расположения — в горах, между Средиземным морем и пустыней, — озеро постоянно подвергается странным причудам природы. Порой по его поверхности проносятся дикие ветры, закручивающие воду воронкой, воющие, как в дымовой трубе. Эти ветры налетают без малейших предвестников и могут в считанные секунды превратить безмятежно-спокойное озеро в завывающий шквал воды. Даже при современном оснащении есть люди в Палестине, которые не хотят плавать по Галилейскому морю из страха стать жертвой его изменчивых настроений.

У учеников было два преимущества: они были ветеранами и они были со своим Учителем. Когда Иисус вечером предложил им переправиться на другой берег, никто из них не испугался. Они подготовили лодки, и сами приготовились к переправе. Затем озеро неожиданно вспыхнуло гневом. Госпожа Озеро впала в неистовство: «И поднялась великая буря, волны били в лодку, так что она уже наполнялась водою» (Мк. 4:37).

Случилось то, чего любой галилейский рыбак больше всего боялся. Налетел ураган, бешеные волны грозили опрокинуть лодку Даже самый сильный пловец не смог бы выжить, если бы они закрутили его. Рыбаки вцепились руками в борта лодки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Это была прочная рыбацкая лодка, не шхуна и не океанский лайнер. Ее крутило и мотало, волны били в борта, но она выдерживала. Рыбаки бешено боролись с разбушевавшимся морем, стараясь держать нос лодки по ветру Возможно, именно тогда впервые была произнесена молитва моряка: «Господи, Твое море так велико, а моя лодка так мала».

Иисус крепко спал на корме. Он отдыхал. Мне приходилось наблюдать подобное поведение. У меня в жизни был случай, когда во время полета самолет попал в воздушную бурю. Я испытал чувство внезапной потери высоты, когда самолет падает, подобно камню, летящему вниз, падает примерно футов на тысячу, а мой желудок остается на потолке. Я слышал, как пассажиры кричат от ужаса, видел стюардесс на грани паники — и все это время пассажир в соседнем кресле спал сном младенца. Мне хотелось схватить его и трясти, пока он ни проснется, хотелось сказать: «Что с вами? Разве здравый смысл не подсказывает вам, что тут есть от чего прийти в ужас?»

Библия говорит, что Иисус спал «на возглавии». В то время как все остальные паниковали, Иисус мирно спал. Учеников это раздражало. Они испытывали смешанные чувства страха и гнева. Они решили разбудить Иисуса. Я не знаю, что, по их мнению, Он мог сделать в этой ситуации. Из дальнейшего текста становится ясно, что они, определенно, не ожидали от Него того, что Он сделал. Куда ни посмотри — их ситуация выглядела безнадежной. С каждой секундой волны становились все больше и налетали яростнее. Ученики понятия не имели, что может сделать Иисус. Они были похожи на всех остальных людей. Когда людям угрожает какая-то опасность и они не знают, что делать, то немедленно обращаются к своему лидеру. Дело лидера — знать, какой следующий шаг предпринять, даже если следующего шага может и не быть. «Его будят и говорят Ему: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4:38).

Их вопрос на самом деле не был вопросом. На самом деле он был обвинением. Смысл сказанного лежал на поверхности, лишь слегка прикрытый вопросительной формой. По сути, они говорили: «Тебе будет все равно, если мы утонем». Они обвиняли Сына Божьего в недостатке сострадания. Эта яростная атака на Иисуса вполне соответствует обычному отношению к Богу. Богу приходится выслушивать подобные жалобы от неблагодарного человечества каждый день. Небеса снова и снова бомбардируются гневными обвинениями. Бога называют «нелюбящим», «жестоким», «далеким» и «равнодушным», как будто Он не сделал достаточно, чтобы доказать нам Свое сострадание.

В тексте нет никаких указаний на то, что Иисус каким-либо образом ответил на «вопрос» учеников. Его ответ перешел в действие, миновав стадию слов. Слова Он приберег для моря и бури: «И встав Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: что вы так боязливы? как у вас нет веры?» (Мк. 4:39,40).

Жизнь Иисуса была сияющей вспышкой чудес. Он совершил их так много, что легко пресытиться рассказами о них. Начав чтение рассказа о каком-нибудь чуде, мы с легкостью перепрыгиваем на следующую страницу, не испытав никаких чувств. Но здесь мы сталкиваемся с одним из самых поразительных из сотворенных Иисусом чудес. Мы здесь имеем дело с событием, которое произвело особое впечатление на учеников. Это чудо потрясло даже их сознание.

Оказалось, что Иисус способен управлять разбушевавшимися природными стихиями одним только звуком Своего голоса. Он не молился. Он не просил Отца избавить их от урагана. Он произнес повеление, божественный указ. Природа мгновенно повиновалась. Ветер услышал голос своего Создателя. Море узнало повеление своего Господа. Ветер мгновенно стих. В воздухе больше не было ни малейшего дуновения ветерка. Море уподобилось стеклу, на его поверхности больше не было ни морщинки.

Обратите внимание на реакцию учеников. Теперь море было уже спокойным, но их волнение не утихло: «И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же это, что и ветер и море повинуются Ему?» (Мк. 4:41).

Здесь мы наблюдаем странную вещь. То, что буря и разбушевавшееся море испугали учеников, — не удивительно. Но, казалось бы, раз опасность миновала и море успокоилось, их страхи должны были бы рассеяться так же быстро, как быстро успокоилось море. Однако этого не произошло. Теперь, при спокойном море, страх учеников усилился. Какое объяснение этому можно найти?

Отец современной психиатрии Зигмунд Фрейд как-то выдвинул идею, что человек изобретает религию от страха перед природой. Человек ощущает себя беспомощным перед лицом землетрясения, наводнения или болезни. Бог — личность. С Ним можно говорить. Мы можем попытаться поторговаться с Ним. Мы можем умолять Его спасти нас от разрушительных сил природы. Нет смысла умолять землетрясения, мы не можем вести переговоры с наводнением или торговаться с болезнью. Поэтому, по теории Фрейда, мы придумываем Бога, который помог бы нам справляться с этими ужасными вещами.

Примечательным моментом в этом евангельском рассказе является то, что страх учеников возрос, после того как угроза, исходящая от бури, была устранена. Буря испугала их. Поступок Иисуса, утихомиривший стихию, испугал их еще больше. В могуществе Христа они увидели что-то несравненно более пугающее, чем любое природное явление. Они находились в присутствии святого. Интересно, что сказал бы об этом Фрейд? Зачем люди стали бы придумывать Бога, Чья святость более ужасающа, чем силы природы, изначально побудившие их придумать Его? Можно понять, когда человек придумывает несвятого бога, бога, несущего только утешение. Но с какой стати придумывать Бога, повергающего человека в более сильный страх, чем тот, в который его повергает землетрясение, наводнение или болезнь? Одно дело — стать жертвой наводнения или рака; и совсем другое — попасть в руки живого Бога.

Слова, произнесенные учениками после того, как Иисус успокоил море, очень многозначительны. Они воскликнули: «Кто же это, что и ветер и море повинуются Ему?» Они не знали, в какую категорию поместить Иисуса, к какому типу людей, с которыми они знакомы, Его отнести. Если нам удается классифицировать людей по типу, мы уже знаем, как к ним подходить. Мы по-разному ведем себя с враждебно настроенными людьми и с дружески настроенными. На интеллектуальные типы у нас одна реакция, а на общественные — другая. Ученики не могли найти категорию, которая могла бы вместить в себя личность Иисуса. Он был выше типов, выше любых ярлыков. Он был sui generis — класс сам по себе.

Ученики никогда не встречали человека, подобного Ему. Он не был похож ни на одного человека, с которыми им приходилось встречаться. Он был единственным в своем роде, совершенно незнакомый им. Раньше они встречались со всевозможными людьми — высокими, низкими, толстыми, тощими, умными и глупыми. Они видели греков, римлян, сирийцев, египтян, самаритян и таких же, как они сами, евреев. Но им ни разу не встречался святой человек — человек, который может говорить с ветрами и волнами и заставить их повиноваться себе.

Было достаточно странным, что Иисус способен спать во время шторма на море. Но не это было уникальным. Мне опять вспоминается мой сосед по креслу в самолете, который мирно дремал, пока я был охвачен паникой. Может быть, люди, способные дремать во время кризиса, — достаточно редкое явление в жизни. Редкое, но не беспрецедентное. Мой друг в самолете произвел на меня впечатление. Но он не проснулся, и не высунулся в окно, и не закричал на ветер, и не утихомирил его своим повелением. Сделай он это, я бы стал оглядываться в поисках парашюта.

Иисус был другим. И это поражало воображение. Он был абсолютно таинственным незнакомцем. Люди в Его присутствии чувствовали себя неуютно.

Случай с бурей имеет свою как бы уменьшенную копию в служении Иисуса. Рассказ об этом содержится в Евангелии от Луки. Место действия на этот раз — Геннисаретское озеро. (Похоже, что иногда евреи с трудом могли решить, как назвать большой водный массив, расположенный среди галилейских холмов. Геннисаретское озеро — то же самое озеро, которое в других местах называется Галилейским морем.)

«Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере, а рыболовы, вышедшие из них, вымывали сети. Вошед в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега, и сев учил народ из лодки. Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину, и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали; но по слову Твоему закину сеть. Сделавши это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась, и дали знак товарищам, находившимся в другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть» (Лк. 5:1- 7).

Если когда-нибудь было такое, что ученики выказывали раздражение и досаду в отношении Иисуса, то это был именно такой случай. Петр устал. Он провел всю ночь на ногах. Он был расстроен безуспешной ловлей. Улов был ничтожным. Одного этого было бы достаточно, чтобы у профессионального рыбака настроение стало скверным. К его усталости и огорчению надо добавить еще и толпы народа, все утро теснившиеся вокруг него, пока Иисус учил. Когда проповедь Иисуса закончилась, Симон был готов идти домой и лечь спать. Вместо этого Иисус захотел опять отправиться ловить рыбу У Него появилась прекрасная идея — забросить сеть на глубине.

Не требуется буйного воображения, чтобы прочесть между строк и понять, что Симон весь кипел, когда сказал с сарказмом: «Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали; но по слову Твоему закину сеть». Если бы у Симона было настоящее уважение к мудрости Иисуса, то в таких обстоятельствах он бы просто сказал: «Я закину сети». Вместо этого он счел нужным выразить свое недовольство. Своими словами он как будто бы сказал: «Слушай, Иисус, Ты прекрасный учитель. Мы все околдованы Твоими проповедями. Нет более великого богослова, чем Ты. Но, пожалуйста, поверь и нам немного. Мы профессионалы. Мы знаем свое ремесло. Мы провели всю ночь на озере и ничего не поймали — пустые сети. Рыба просто не клюет. Давай пойдем домой, ляжем спать и испытаем нашу удачу еще раз позже. Но если Ты настаиваешь, если мы должны потакать Твоим прихотям, то, конечно, мы забросим сети».

Я могу себе представить, как Симон Петр и Андрей обмениваются понимающими взглядам и как Симон бормочет сквозь зубы какую-то непристойность, вытаскивая только что вычищенные сети и забрасывая их в воду Он, должно быть, думал: «Будь прокляты эти проповедники! Все они одинаковы. Они думают, что знают все».

Мы знаем, как все обернулось. Как только Петр забросил сети в том месте, которое указал ему Иисус, они наполнились рыбой, словно вся рыба Галилейского моря кинулась в них. Как будто бы у рыб был конкурс, кто быстрее прыгнет в сети: «Последняя — гнилой угорь!»

Сети наполнились таким большим количеством рыбы, что напряжение стало слишком сильным. Сети стали прорываться. Когда другие ученики кинулись на своей лодке на подмогу, этого все еще было не достаточно. Обе лодки наполнились рыбой до краев, так что весла начали увязать. Это был самый выдающийся улов, свидетелями которого когда-либо были рыбаки.

Как реагировал Петр? Как бы вы реагировали? Я знаю, что бы сделал я. Я бы тут же на месте оформил бы договор. Я бы попросил Иисуса появляться на доке раз в месяц на пять минут. Я был бы обладателем самого шикарного рыболовного бизнеса во всей истории.

Бизнес, выгода — об этом Петр думал меньше всего. Когда сети прорывались, Петр вряд ли даже видел рыбу Все, что он в состоянии был видеть, — это Иисуса. Прислушайтесь к словам Петра: «Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня. Господи/потому что я человек грешный» (Лк. 5:8).

В этот момент Петр осознал, что он находится в присутствии Воплощенной Святости. Ему было ужасно не по себе. Его первой реакцией было поклонение: он пал на колени перед Христом. Вместо того чтобы сказать что-нибудь вроде: «Господи, я восхищаюсь Тобой, я возвеличиваю Тебя», он произнес: «Пожалуйста, уйди. Пожалуйста, оставь меня. Я не могу это выдержать».

История жизни Христа — это история многих людей, отчаянно пробивающихся сквозь толпу, лишь бы только приблизиться к Нему Это прокаженный, кричащий: «Помилуй меня». Это женщина, страдающая кровотечением, пытающаяся дотянуться рукой до края Его одежды. Это разбойник на кресте, напрягающий последние силы, чтобы услышать предсмертные слова Иисуса. Это многочисленные люди, говорящие: «Приблизься ко мне. Взгляни на меня. Прикоснись ко мне».

Не так было с Петром. Его мольба, с которой он обращался к Господу в такой мучительной тоске, была другой: он просил Иисуса уйти, дать ему место, оставить его одного.

Почему? Нет нужды погружаться в длительные размышления. Нет нужды читать между строк, потому что строки с предельной ясностью сами говорят, почему Петр хотел, чтобы Иисус ушел: «Я человек грешный». Грешный человек чувствует себя неуютно в присутствии святого. Ничтожество любит общество таких же ничтожеств. Существует товарищество среди воров. Но воры не ищут утешительного общения с офицерами полиции. Грешное ничтожество не любит водить компанию с чистотой.

Мы видим, что Иисус не упрекает Петра за его грехи. Не прозвучало ни одного укора, ни одного слова осуждения. Все, что сделал Иисус, — это показал Петру, как ловить рыбу Но когда святое проявляется, то уже не нужны никакие слова. Петр понял то, что не понять невозможно. Превосходящий все земные мерки образ праведности и чистоты сверкнул перед его глазами и ослепил его. Подобно Исаии, Петр распался.

Есть один странный исторический факт. Даже среди неверующих Иисус неизменно пользовался хорошей репутацией. Редкий случай — чтобы неверующий плохо или недоброжелательно говорил об Иисусе. Люди, относящиеся к церкви с открытой враждебностью и презирающие христиан, часто щедро расточают хвалу Иисусу. Даже Фридрих Ницше, провозгласивший смерть Бога и упадок церкви, говорил об Иисусе как об образце героизма. В последние годы своей жизни, которые Ницше провел в сумасшедшем доме, он выражал свое безумие, подписываясь в письмах — «Распятый».

Свидетельства мира в пользу несравненного совершенства Иисуса несметны. Даже Джордж Бернард Шоу, при всем своем критическом отношении к Иисусу, не мог себе представить более высокого стандарта, чем сам Христос. Он сказал об Иисусе: «Бывали случаи, когда Он вел себя не как христианин». Нельзя не заметить горькую иронию в этих словах Шоу.

Даже те, кто отказываются признавать божественность Христа или Его спасительную миссию, аплодируют Ему как человеку, достигшему морального превосходства. Они восклицают, подобно Понтию Пилату: «Се, Человек!», «Я не нахожу в Нем вины».

Принимая во внимание ту дань восхищения, которую человек нашего времени воздает Иисусу, приходится задаться вопросом, на который трудно найти ответ: почему Его современники убили Его? Почему толпа кричала и вопила, требуя Его крови? Почему фарисеи питали к Нему такое отвращение? Почему религиозный суд высочайшего ранга приговорил к смертной казни такого хорошего, честного человека?

Разгадать эту загадку нам поможет взгляд на современную Палестину Посещающих Иерусалим паломников поражает величие города — место их поклонения. По ночам древние стены освещаются светом прожекторов, что придает Святому Городу волшебный вид. Если подходить к городу со стороны Елеонской горы, проходя вьющейся дорогой по долине Кедрон, то можно увидеть памятник «Гробнице пророков», величественно возвышающийся около восточной стены, вблизи храма. Памятник стоял здесь веками, с самых времен Христа. На нем — барельефные изображения великих пророков Ветхого Завета, словно в миниатюрном еврейском Пантеоне.

Во времена Иисуса ветхозаветные пророки были предметом поклонения. Они были великими народными героями прошлого. Тем не менее при жизни современники их ненавидели, насмехались над ними, отвергали их, презирали, гнали и убивали.

Святой Стефан был первым христианским мучеником. Он был убит разъяренной толпой, потому что напомнил своим слушателям о крови, которой были обагрены их руки: «Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы: кого из пророков не гнали отцы ваши? они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы, вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили» (Деян. 7:51-53).

Можно было бы предположить, что эти разящие слова Стефана пронзят сердца его слушателей и приведут их к покаянию. Но этого не произошло: «Слушая cue, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами… они, закричавши громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, и выведши за город, стали побивать его камнями» (Деян. 7:54-58).

Люди ценят моральное превосходство до тех пор, пока его обладатель находится на безопасном расстоянии от них. Мир почитает Христа, но на расстоянии.

Петр хотел быть с Иисусом до тех пор, пока Он ни приблизился к нему слишком близко, и тогда Петр воскликнул: «Пожалуйста, уйди».

Несколько лет назад книга «Принцип Петра» заняла первое место в списке бестселлеров. Фундаментальный принцип, изложенный в этой книге, стал с тех пор аксиомой в деловом мире: в корпоративных структурах люди двигаются по служебной лестнице до тех пор, пока не достигнут уровня некомпетентности. «Принцип Петра» не имеет ничего общего с Симоном Петром, за исключением того, что он дает частичное объяснение, почему Петру было не по себе в присутствии Иисуса.

В книге «Принцип Петра» рассматривается вопрос компетентности и некомпетентности. Выводы, сделанные в этой книге, основаны на изучении вопроса о служебном росте в деловом мире. Когда человек успешно работает, его выдвигают, и он повышает свой уровень. В определенный момент его рост прекращается, и он перестает успешно работать. Когда он перестает успешно работать, его перестают продвигать, и он обречен провести остаток своих дней, работая на уровне, на один шаг превышающем уровень его компетентности. Люди оказываются в ловушке. Они вынуждены оставаться на уровне, где они некомпетентны, — это трагедия и для них лично, и для компаний, в которых они работают.

Не всякий попадает в капкан, описанный в этой книге. Автор упоминает две категории людей, которым удается избежать этого. Это сверхнекомпетентные и сверхкомпетентные люди. Сверхнекомпетентный человек не имеем возможности двигаться вверх, потому что он уже некомпетентен. Нет такого уровня, на котором он был бы компетентным. Он некомпетентен на самом низком уровне организации. Такого человека довольно быстро «выдергивают» из организации, как сорняк.

Иронична судьба другой группы, избегающей капкана. Это группа сверхкомпетентных. Как такой человек двигается вверх по ступеням служебной лестницы, чтобы достигнуть вершины? Никак. Автор указывает на причину, по которой сверхкомпетентному человеку чрезвычайно трудно продвигаться по служебной лестнице. Причина в том, что он представляет собой мощную угрозу тем, кто находится выше него. Боссы боятся его, опасаются, что он сместит их. Он представляет для них явную опасность, они боятся потерять место, дающее им власть и почет. Сверхкомпетентный человек достигает успеха не путем продвижения по служебной лестнице в одной организации, а посредством «прыжков» из одной организации в другую, при этом он каждый раз оказывается выше, чем был до сих пор.

Легко отбросить эту теорию, назвав ее цинизмом чистой воды. Можно привести бесчисленное количество примеров, когда люди взлетали, подобно метеорам, в своих собственных компаниях и достигали самой высшей точки. Есть множество исполнительных директоров, которые начинали посыльными. Автор, конечно, ответит, что все эти впечатляющие истории — всего лишь исключения, которые подтверждают правило.

Какова бы ни была истинная статистика, но существует неопровержимый факт, что во многих случаях сверхкомпетентный человек «замораживается» на низком уровне, потому что представляет собой угрозу вышестоящим. Вовсе не всякий аплодирует успеху. Когда я работал преподавателем в колледже, у меня была одна студентка-старшекурсница. Она была моей самой лучшей студенткой. Ее средней оценкой была твердая четверка. То, как она работала, было чем-то экстраординарным.

Однажды, принимая у нее один из выпускных экзаменов, я был шокирован. Это был полный провал. Ее ответы настолько разительно отличались от характерного для нее уровня, что я понял — произошло что-то серьезное. Я вызвал ее к себе и спросил, в чем дело. Она тут же разразилась слезами и между всхлипываниями призналась, что провалила экзамен намеренно. На вопрос «почему?» она объяснила, что испытывает все более растущий страх, она боится, что никогда не найдет себе мужа. «Ни один парень не хочет встречаться со мной, -сказала она. — Они все считают меня слишком умной, думают, что у меня, кроме мозгов, ничего нет». Она изложила мне щемящую сердце историю своего одиночества. Она испытывала чувство, как будто ее подвергают остракизму — отрезают от общественной жизни студенческого городка, как парию.

Эта студентка совершала непростительный с точки зрения общества грех. Она «ломала кривую». Я знаю, что это значит -сдавать экзамен «по кривой». Мне эта ситуация знакома и с выгодной позиции студента, и с точки зрения преподавателя. Я помню ужасное чувство, с которым в студенческие годы выходил из аудитории, плохо сдав экзамен или провалив тест. Я помню, какой музыкой в моих ушах звучали слова преподавателя, обещавшего, что он будет оценивать экзамен или тест «по кривой». Это означало, что если я отвечу правильно только лишь на 60% вопросов в тесте, то благодаря «кривой» смогу продвинутся от «Г» на «В», или даже на «Б», если достаточное количество народу сдаст тест плохо. Я попадал в положение, когда меня радовал провал другого.

Но всегда находился в толпе один, не такой, как все. Когда все остальные отвечали правильно на 20-30%, что неопровержимо доказывало несправедливость теста и давало преподавателю моральное право оценивать «по кривой», неминуемо находился один умник, тошнотворный «маменькин сынок», сдававший тест на 100%. Я не помню, чтобы класс когда-нибудь стоя аплодировал такой личности. Никому не нравится, когда «ломают кривую». Из-за такого человека все мы выглядим плохо.

Иисус Христос тоже «ломал кривую». В этом Он был непревзойденным мастером. Он был «сверхкомпетентным» высшего класса. Люди, отверженные обществом, любили Его, потому что Он обращал на них внимание. Но те, в чьих руках была власть, кто занимал почетные места, Христа не выносили.

Фарисеи считали себя смертельными врагами Иисуса.

Партия фарисеев возникла на переломе истории между завершением ветхозаветного периода и началом новозаветного. Эта секта была основана людьми, с большим рвением относившимися к Закону. Слово фарисей буквально означает «отделившийся». Фарисеи отделялись в область святости. Основным занятием их жизни было стремление к святости. Они были специалистами в этой области. Если существовали когда-либо на свете люди, которые при появлении святого стали бы бросать шляпы в воздух, то это были именно фарисеи.

Своим исключительным рвением, с которым фарисеи добивались святости, они завоевали совершенно беспрецедентное уважение народа за набожность и праведность. Им не было равных. Люди превозносили их. На праздниках и пирах им предоставлялись привилегированные места. Ими восхищались как экспертами в религиозных вопросах. Их одеяния украшались кисточками, которые подчеркивали их высокий ранг. Свои высокие моральные качества они демонстрировали в общественных местах. Когда они постились, то все окружающие были в курсе этого. Они склоняли головы в торжественной молитве на углах улиц и в харчевнях. Когда фарисей подавал милостыню, то это делалось с такой помпой, что звон монеты, падающей в шляпу нищего, можно было услышать с другого конца улицы. Их «святость» выставлялась на всеобщее обозрение.

Иисус называл их лицемерами.

Есть пророческое изречение Иисуса, изречение-приговор, констатация участи фарисеев: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного, и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас». Иисус вынес фарисеям суровый приговор. Он обвинял их в лицемерии нескольких видов. Давайте рассмотрим некоторые из обвинений, которые Иисус выдвигал против фарисеев: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают; связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их; все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди; расширяют хранилища свои и увеличивают воскрилия одежд своих; также любят предвозлежания на пиршествах и председания в синагогах и приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: «учитель! учитель!»» (Мф. 23:2-7).

Не было в фарисеях никакого благородства. Не было в их святости никакой подлинной красоты. Все, что они делали, было нарочитой демонстрацией. Их святость была притворством от начала до конца. Фарисей-лицемер был актером, исполняющим роль праведника: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы. по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Мф. 23:25-28).

Образы, использованные Иисусом, разят в самое сердце. Он уподобляет фарисеев чашам, чистым только снаружи. Представьте себе, что в ресторане вы заказали кофе и официант принес вам чашку, снаружи сияющую чистотой, а внутри полную остатков вчерашнего кофе. Это не сильно бы способствовало улучшению вашего аппетита. Такими же были и фарисеи. Так же, как за побеленными стенами гробниц скрывается ужасная истина о телесном разложении и гниющей плоти, так же и за разряженным фарисейским фасадом скрывалось разложение их душ.

Задумайтесь на минуту о нескольких кратких эпитетах, которые Иисус приберег для фарисеев. «Вы змеи!» «Вы порождения ехиднины!» «Слепые поводыри!» «Сыны геенны!» «Слепые глупцы!» Вряд ли эти формы обращения можно счесть за комплименты. Обличая этих людей, Иисус не пожалел сильных выражений. Его слова были суровы. Это не характерно для Него, но оправдано. Стиль Его обращений к фарисеям отличался от обычного для Него стиля речи. При обычных условиях Он укорял грешников в мягкой форме. С женщиной, захваченной в прелюбодеянии, так же, как и с женщиной у колодца, Он разговаривал мягко, но твердо. Похоже на то, что жесткие комментарии Иисус приберег для «больших ребят», важных людей, богословов-профессионалов. У них Он пощады не просил, и Сам их не щадил.

Иногда приводят такое соображение — что фарисеи ненавидели Иисуса за то, что Он так сурово их критиковал. Никому не нравится, когда его критикуют, особенно людям, привыкшим к похвале. Но корни фарисейской злобы гораздо глубже. Можно с полной уверенностью утверждать, что не скажи Иисус им ни слова, они все равно ненавидели бы Его и презирали. Достаточно было одного Его присутствия, чтобы заставить их отпрянуть от Него.

Есть старая истина: ничто не рассеивает ложь быстрее, чем правда. Ничто не обнаруживает поддельность драгоценности быстрее, чем наличие подлинной драгоценности. Умело сделанный поддельный доллар для нетренированного глаза может быть неотличим от подлинного. Чего боится каждый фальшивомонетчик? Что кто-нибудь сравнит его поддельную банкноту с настоящей. Иисус был подлинный, а фарисеи — подделками, и Он находился среди них. Его подлинная святость была явной. Тем, кто подделывался под святость, это не нравилось.

У саддукеев с Иисусом была та же самая проблема. Саддукеи были людьми, принадлежащими к высокопоставленному клану священников своего времени. Свое название они взяли от ветхозаветного священника Садока. Его имя произошло от еврейского слова «праведный». Если фарисеи считали себя святыми, то саддукеи приписывали себе праведность. С появлением Иисуса их праведность перестала отличаться от неправедности. Кривая опять ломалась.

Негодование фарисеев и саддукеев по отношению к Иисусу начиналось как простая досада, затем достигло уровня тлеющей ярости и в конце концов взорвалось неистовыми требованиями Его смерти. Они просто не могли выносить Его. На Галилейском море ученики терялись в догадках, размышляя, к какой категории отнести Иисуса. Они не сумели ответить на свой собственный вопрос: «Так кто же этот человек?» У фарисеев и саддукеев ответ был готов. Они создали для Иисуса специальные категории: для них Он был «богохульник» и «дьявол». Он должен был уйти. Сверхкомпетентного необходимо было уничтожить.

Христос больше не ходит по земле во плоти. Он вознесся на небеса. Сегодня никто уже не видит Его в телесном облике и не разговаривает с Ним, как с человеком. Тем не менее угрожающее могущество Его святости по-прежнему ощущается. Иногда оно передается Его людям. Когда-то, у подножия горы Синай, иудеи бежали в ужасе от сиявшего ослепительным светом лица Моисея, так же и сегодня людям становится неуютно от одного только присутствия христиан.

Одним из самых трудных аспектов моего образования было изучение голландского языка, превратившееся в настоящую борьбу с ним. Отправившись в Голландию для его освоения, я испытал полную растерянность перед этим языком, звучавшим так музыкально — словно веселая песня ручья. Я сломал себе язык, пытаясь произнести согласные звуки, а многочисленные странные идиомы, казалось, и вовсе никогда не запомнить. В тот самый момент, когда у меня возникало ощущение, что я, наконец, «победил» этот язык, я слышал выражение, смысл которого был окутан для меня непроницаемым покровом тайны.

Именно такое выражение я однажды услышал за ужином у одного моего друга в Амстердаме. Шел оживленный разговор, который затем внезапно прервался, возникла неловкая пауза. Чтобы прервать молчание, один из моих голландских друзей сказал: «Er gaat een Domine voorbiy!» Я сразу откликнулся: «Что вы сказали?» Странная фраза была повторена. Я знал значения слов, но выражение в целом было лишено для меня смысла. Опять возникла неловкость. Чтобы сгладить ее, он перевел: «Церковнослужитель прошел мимо».

Я опять попросил моих друзей растолковать мне, о чем тут говорится. Они объяснили, что в Голландии существует обычай произносить эту фразу, когда в ходе оживленного и приятного разговора возникает неловкая пауза, грозящая разрушить общее настроение. Сказать, что мимо прошел церковнослужитель, — это значит объяснить причину внезапного молчания. Идея состоит в том, что никто не способен испортить веселого настроения на дружеской вечеринке и заморозить атмосферу быстрее, чем это может сделать духовное лицо. Как только появляется церковнослужитель — веселью конец. Больше не может быть никакого смеха, никакого приятного разговора, только напряженное молчание. И когда возникает такая молчаливая неловкая пауза, ее объясняют тем, что мимо прошел церковнослужитель.

Я часто сталкиваюсь с тем же самым феноменом во время игры в гольф. Если я оказываюсь в паре с незнакомыми людьми, то все идет отлично до тех пор, пока меня не спрашивают, чем я занимаюсь. Стоит моему напарнику узнать, что я работаю в церкви, как вся атмосфера немедленно меняется. Во время разговора он старается держаться от меня подальше, давая мне больше пространства. Это выглядит так, как будто он внезапно узнал, что я страдаю какой-то заразной болезнью в тяжелой форме. Затем обычно следуют обильные извинения по поводу языка. «Простите меня, что я ругался. Я не знал, что вы пастор». Как будто пастор никогда раньше этих слов не слышал, а уж вероятность того, что за всю жизнь с его собственных уст соскользнуло хотя бы одно такое выражение, и вовсе равна нулю. Комплекс Исаии, комплекс нечистых уст, по-прежнему с нами.

В Священном Писании говорится, что беззаконник бежит, когда за ним никто не гонится. Лютер выразил это таким образом: «Язычник трепещет при малейшем дуновении ветерка». Ощущение неловкости, вызываемое присутствием духовного лица, исходит от идентификации церкви с Христом, и это оказывает странное воздействие на людей.

Несколько лет назад одного из ведущих профессиональных игроков в гольф пригласили участвовать в борьбе между двумя парами. Трое других игроков были Джеральд Форд, президент Соединенных Штатов, Джен Никлз и проповедник Билли Грэм. Игрок в гольф испытывал, конечно, почтение к этим людям. Особенный трепет у него вызывали Форд и Билли Грэм (с Никлзом ему часто доводилось играть раньше).

После того, как один раунд закончился, к нему подошел другой профессионал и спросил: «Ну, как это было — играть с президентом и Билли Грэмом?»

Изрыгнув поток проклятий, первый игрок ответил с отвращением: «Мне не нужно, чтобы Билли Грэм запихивал мне в глотку религию». С этими словами он развернулся и ринулся прочь в направлении тренировочной метки.

Его друг последовал за ним. Тот выхватил свою биту и начал яростно бросать ее. Его шея была красной, как у рака, а из ушей, казалось, идет пар. Его друг ничего не говорил. Он сидел на скамейке и наблюдал. Через несколько минут гнев профессионала прошел. Он успокоился. Его друг тихо спросил: «Билли вел себя грубо?» Тот понурился, глубоко вздохнул и ответил: «Нет, просто у меня был неудачный раунд».

Поразительно. Билли не произнес ни единого слова о Боге, Иисусе или религии, однако после игры этот профессионал кинулся прочь, обвиняя Билли в попытках затолкать ему религию в глотку. Как можно это объяснить? Объяснение лежит на поверхности: Билли Грэму вовсе не нужно было что-либо говорить. Ему не нужно было даже смотреть в сторону спортсмена, чтобы тот почувствовал себя неловко. Образ Билли Грэма настолько идентифицируется с религией, настолько связан с идеей Бога, что одного его присутствия достаточно, чтобы заставить «беззаконника бежать», когда никто за ним не гонится. Лютер был прав, язычник действительно трепещет при малейшем дуновении ветерка. Он чувствует у себя за спиной дыхание неба, и ему кажется, что оно преследует его. Святость подавляет его, даже если она явлена в несовершенном, лишь частично освященном человеческом сосуде.

Реакция этого профессионального игрока в гольф на Билли Грэма была аналогична реакции Петра на Христа. «Отойди от меня, я человек грешный». Им обоим присутствие святого нанесло травму Святость провоцировала чувство неприязни. Чем больше проявляется святость, тем сильнее становится направленная на нее человеческая враждебность. Это звучит как безумие. Не было на свете человека, исполненного любви больше, чем Иисус Христос. Тем не менее, даже Его любовь вызывала людской гнев. Его любовь была совершенной любовью, трансцендентной и святой любовью, но эта же самая любовь травмировала людей. Любовь такого рода настолько величественна, что мы не в состоянии ее вынести.

В американской литературе есть один широко известный рассказ. В нем говорится о разрушительной силе любви. Это странная любовь, любовь настолько интенсивная, что она сокрушает объект своей нежности. Те, кто изучают творчество Джона Стейнбека, сделали предположение, что прообразом одного из самых знаменитых персонажей его произведений, Линни из романа «О мышах и людях», фактически является Христос.

Линни — Христос? Многих христиан такое предположение оскорбило бы. Линни — «тупая скотина». Он убийца. Как такого человека можно сравнивать с Христом? История «О мышах и людях» — история о двух рабочих, Линни и Джордже, которые путешествуют по сельской местности, работая то там, то здесь и мечтая о тех временах, когда они смогут приобрести свою собственную ферму. Стейнбек так описывает их:

«Оба были одеты в брюки и куртки из грубого бумажного полотна, с медными пуговицами. Оба носили черные бесформенные шляпы, у обоих на плече висело туго скатанное одеяло. Первый мужчина был маленьким, подвижным, со смуглым лицом, беспокойными глазами и резкими чертами лица, выражающими сильный характер. Все в нем было четко очерчено: маленькие сильные руки, тонкие запястья, тонкий костистый нос. Вслед за ним шел человек, являющийся его полной противоположностью: огромный мужчина с бесформенным лицом, большими бесцветными глазами и широкими покатыми плечами. Его походка была тяжелой, он слегка подволакивал ноги, подобно медведю, тяжело переставляющему лапы. При ходьбе он не размахивал руками, а шел, расслаблено свесив их».

Обратите внимание на контраст между этими двумя персонажами. Черты лица Джорджа ясно обозначены, у Линни лицо бесформенное. Есть что-то непостижимое в этом большом неуклюжем человеке. Он ступает, подобно медведю, но у него разум наивного ребенка. Линни — умственно отсталый. Без Джорджа он фактически беспомощен. Джорджу приходится заботиться о нем и, разговаривая с ним, использовать простейшие слова.

У Линни есть странная причуда. Он любит маленьких пушистых зверюшек — мышей, кроликов и тому подобных. Он мечтает о дне, когда Джордж купит им ферму и он сможет держать кроликов и мышей у себя. Но у Линни есть одна проблема. Он не отдает себе отчета в своей собственной силе. Когда он подбирает на поле мышку или кролика, то все, чего он хочет, — это любить их, проявлять свою нежность к ним. Но пушистые создания этого не понимают. Они пугаются и норовят вырваться из рук Линни. Чтобы удержать их, Линни сжимает ладонь все сильнее и сильнее, чтобы они по-прежнему могли ощущать его любовь. Ненамеренно он убивает их, выжимая из них жизнь своими тяжелыми руками.

Озабоченность Линни маленькими пушистыми созданиями — источник постоянного раздражения Джорджа. Он возмущается, когда видит Линни, разгуливающего с дохлой мышью в кармане куртки. Это вызывает у него отвращение. Но Джордж любит Линни, как сына, и терпеливо сносит его маленькие недостатки. Решающий момент наступает, когда Линни оказывается наедине с женой одного из рабочих:

«Глядя на него, жена Кэрли засмеялась.

— Ты чудак, — сказала она. — Но ты вроде неплохой парень. Точь-в-точь большой ребенок. Но если захотеть, то тебя можно понять… Иногда, когда я причесываюсь, то взбиваю волосы, потому что они у меня слишком мягкие. — Она пробежалась пальцами по макушке, показывая, как она это делает. — У некоторых людей волосы вроде как жесткие, — произнесла она благодушно-самодововольно. — Возьми хоть моего Кэрли. У него волосы, точно проволока. Но мои — мягкие и красивые. Конечно, я часто причесываюсь. От этого они делаются красивыми. Вот — потрогай здесь. — Взяв руку Линни, она погрузила ее в свои волосы: — Дотронься до этого места — чувствуешь, какие мягкие? Большим пальцам Линни захотелось погладить ее по волосам.

— Эй, смотри не разлохмать! — сказала она. Линни произнес:

— О! Это приятно, — и стал гладить сильнее. — О, это приятно.

— Осторожнее, ты мне всю прическу испортишь. — Затем она рассерженно закричала. — Перестань сейчас же, ты все разлохматишь. — Она дернула головой в сторону, но пальцы Лини вцепились ей в волосы и крепко держали их. — Отпусти! — закричала она. — Эй, отпусти меня! Линни был в панике. Его лицо исказилось. Тогда она завизжала и Линни второй рукой зажал ей рот и нос.

— Пожалуйста, не надо, — умолял он. — О, пожалуйста, не надо этого делать. Джордж будет злиться.

Она бешено вырывалась из его рук. Колотя ногами в стену, она извивалась, стремясь освободиться. Из-под руки Линни раздался сдавленный вопль. Линни заплакал от страха.

— О, пожалуйста, не делай ничего такого, — молил он. — Джордж будет говорить, что я поступил плохо. Он не разрешит мне держать кроликов.

Его рука слегка сдвинулась и наружу вырвался ее хриплый вопль. Тогда Линни рассердился.

— Ну-ка, перестань, — произнес он. — Я не хочу, чтобы ты орала. Джордж верно говорит — я из-за тебя наживу неприятности. Сейчас же прекрати.

А она все продолжала вырываться и глаза ее расширились от ужаса. Потом он тряс ее, он был сердит на нее.

— Кончай вопить, — говорил он, встряхивая ее, а ее тело билось, как тело рыбы, выброшенной на берег. А затем она затихла, потому что Линни сломал ей шею».

Одно дело — убивать мышей, и совсем другое — убивать людей. На этот раз странная причуда зашла слишком далеко. Джордж увел Линни, они бежали вглубь страны, скрываясь от преследующего их отряда шерифа. Они достигли края глубокой зеленой заводи Соленой Реки, присели, чтобы отдохнуть, и начали разговор. Линни ждал, что Джордж начнет ругать его за плохой поступок. Потом Линни попросил Джорджа рассказать ему еще раз о ферме, которая однажды станет их собственной.

«Линни сказал:

— Расскажи, как это будет.

Джордж прислушивался к звукам в отдалении. В этот момент у него был очень озабоченный вид.

— Посмотри на тот берег, Линни, и я тебе расскажу так, что ты увидишь это.

Линни повернул голову и посмотрел на другую сторону заводи, где темнели склоны Габилланов.

— Мы купим небольшое местечко… — начал Джордж.

Пока Линни, погруженный в мечты, смотрел на другой берег, видя там долгожданную ферму, Джордж достал из кармана револьвер. Внимание Линни было приковано к воображаемым кроликам и цыплятам, плясавшим перед его глазами. Когда отряд шерифа был уже совсем рядом, Джордж прицелился и спустил курок.

Слим, начальник отряда, показался первым.

Он подошел, посмотрел на лежащего Линни, затем опять на Джорджа.

— Точно в затылок, — тихо произнес он.

Слим направился прямо к Джорджу и сел рядом с ним, сел очень близко к нему.

— Не бери в голову, — сказал Слим, — иногда приходится это делать».

«Иногда приходится это делать». Иногда людей приходится казнить, если они несут разрушение. Людей, крушащих судьбы других, терпеть нельзя. Неважно, что силой, стоявшей за разрушительными поступками Линни, была детская, невинная любовь. В его любви не содержалось никаких скрытых мотивов. Он никого не обманывал, никого не соблазнял. Его любовь была чистой любовью. Любовью такой силы, что она душила всех, кто противился ей. У Джорджа не было альтернативы. Он знал, что Линни не выжить в этом мире. Линни должен был умереть. Линни травмировал всех и все, к чему прикасался.

Также было и с Христом. Он был непереносим для мира. Люди могли любить Его, но только на расстоянии. Христос не опасен для нас теперь, Он крепко связан временем и пространством. Но Христос не выжил бы и в нашем мире — в мире враждебных людей. Каиафа рассудил, что для блага народа Иисусу надо умереть. Так уж у нас повелось. «Иногда приходится это делать».