Сатанинское пиршество

Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе.

Евангелие от Иоанна 2:9-10

Распорядитель сказал больше, чем хотел, или, точнее, в его словах было больше правды, чем он мог себе представить. Правило “Подают сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее” — действует во всем мире. В результате страдают сотни людей. Вначале дружба — льстивые речи и ничего не стоящие слова, а затем нож в спину. Ахитофел вначале преподносит Давиду великолепные вина человеколюбия и благости, а потом дает худшее вино, оставив своего господина и став советником его мятежного сына. Иуда вначале подавал вина справедливых речей и благости, и Спаситель принимал их; Иуда ходил в дом Божий в обществе Христа Иисуса, и получал от Него добрые советы. Но затем пришел черед мутного вина — “…ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою”. Вор Иуда впоследствии предал Господина, принеся Ему вино “худшее”. Вы обнаруживаете, что это так в отношении многих, кого вы считали своими друзьями. В лучшую пору процветания, когда солнце сияло и птицы пели, все шло, как по маслу, и вам было весело и радостно, они подавали вам хорошее вино. Но вот ударили трескучие морозы, и тронули ваши цветы, листва с дерев опала, и ручейки затянуло льдом, и тогда они подали вам вино худшее, — они оставили вас и бежали; они оставили вас во время больших испытаний. После этого вы познали великую истину: “Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою”. Повторюсь, что это общее правило действует во всем мире, и не только в обществе, но и в природе.

“О горе нам, земля, когда была ты прежде всем, а далее ничем”. Разве этот мир не поступает с нами согласно этому правилу? В юности природа подает нам лучшее вино. Тогда глаза у нас блестят, слух ласкает музыка, горячая кровь стремится по венам и заставляет сердце радостно биться. Однако вскоре вам дают вино похуже, ибо задрожат стерегущие дом и согнутся мужи силы; и перестанут молоть мелющие, потому что их немного осталось; и помрачатся смотрящие в окно; и замолкнут дщери пения; и тогда зашатаются мужи силы, отяжелеет кузнечик и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его плакальщицы. Сначала полная чаша юности, а затем застойные воды старости; если Бог не соизволит ниспослать в эту муть свежие потоки Своей милости и сострадания, так, чтобы еще раз, как это всегда происходит с христианами, преисполнилась чаша юности и глаза снова заискрились от восхищения. O, христианин! Не надейся на человека, не полагайся на преходящее сего времени, ибо все, общество и природа, подчиняется общему правилу — “сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее”.

Сегодня я собираюсь представить вам два дома пиршества. Сначала предлагаю вам заглянуть в дверь дома дьявола, чтобы понять, как он блюдет это правило; ибо вначале он подает хорошее вино, а когда гости напьются и перестанут соображать, то подает вино худшее. Предложив вам заглянуть туда и содрогнуться, и принять во внимание это предостережение, я постараюсь показать дом пиршества нашего возлюбленного Бога и Господа Иисуса Христа, и о Нем мы сможем сказать, как сказал жениху распорядитель брачного пира: “Пиршества Твои становятся лучше, а не хуже: Твои вина богатеют, Твои яства становятся все изысканнее, а Твои дары становятся драгоценнее прежних. Ты хорошее вино сохранил доселе”.

I. Сначала мы бросим предостерегающий взгляд на дом пиршества, построенный сатаной: как Премудрость построила себе дом, вытесав семь столбов, так и безумие возвело свою храмину и кабаки, в которых непрерывно соблазняет неосмотрительных. Загляните в сатанинский дом пиршества, и я покажу вам четыре стола и гостей, сидящих за ними. Взглянув на те столы, вы содрогнетесь, увидев, что там творится. Вы увидите, что чаши постоянно подаются и исчезают одна за другой, вы заметите, что правило, о котором мы говорили выше, соблюдается за всеми четырьмя столами — сначала хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее. Это так, но я сказал бы даже так: “Сначала хорошее, а потом наихудшее”.

1. За первым столом, на который я обращаю ваше внимание, хотя и молю вас никогда не присаживаться и не пить за ним, сидит РАЗВРАТНИК. Стол развратника — веселый стол, на нем аляповатый пурпур, и все бокалы на нем выглядят завлекающе яркими и блестящими. Многие из сидящих за этим столом и не подозревают, что находятся в гостях у сатаны, что это пиршество закончится пагубой. А теперь смотрите, входит главный распорядитель этого пиршества. Он улыбается, его одеяния не безобразны. На нем разноцветный халат, речь его приятна, а глаза соблазнительно и чарующе сверкают. Он подает чашу со словами: “Эй, молодой человек, испей-ка из этой чаши! Взгляни, как сверкает вино. Видишь? Это вино наслаждений”. Такова первая чаша в сатанинском доме пиршества. Молодой человек берет чашу и пробует вино. Он говорит себе: “Всего лишь глоточек, только попробую, а потом остановлюсь”. Он вовсе не собирается головой в омут. Просто на краю утеса растет цветок, его так хочется сорвать. Так, немножечко вперед, ведь это не значит, что я непременно упаду и разобьюсь. Нет, кто угодно, только не я! Молодой человек думает, что, однажды вкусив, отставить чашу с вином очень просто! Он и не думает предаваться пьянству. Он только пригубит. O, сколь сладостно это вино! О, как кружится голова. Как глупо, что я не попробовал его раньше! (Так ему теперь думается). Испытывал ли я такое наслаждение когда-либо? Кто бы мог подумать, что плоть способна на подобное упоение? Он припадает к чаше еще раз; на сей раз он делает глоток больше прежнего, и вино горячит его кровь. О, сколь благословен этот напиток! И что он только теперь не говорит, хваля и славя Вакха или Венеру, или кого угодно из тех, вид которых пожелает принять Веельзевул? Он становится настоящим трибуном греха. Теперь он пьет, пьет и пьет. Пьет ненасытно, пока голова его не пойдет кругом от отравления греховным восхищением. Это вам на первое.

Пейте, о вы, пьяные ефремляне, и возлагайте венок гордости на свои головы, и называйте нас глупцами от того, что мы отводим от себя эту чашу; знайтесь с блудницами и вечеряйте с похотниками; поступая так, почитайте себя мудрыми, но мы знаем, что после этих радостей у вас будут неприятности, ибо ваше вино от виноградной лозы Содомской и с полей Гоморрских, ваш виноград — виноград злобы, грозди его горькие; вино ваше — яд драконов и гибельная отрава аспидов.

Но вот, бросив взгляд исподлобья, коварный распорядитель пиршества поднимается со своего места. Уже довольно — жертва его напилась лучшего вина. Он убирает первую чашу, и подает вторую, не столь искрящуюся. Загляните в нее: вино уже не играет радостью и не пузырится упоением; все скучно и уныло, и безвкусно, и эта чаша называется чашей насыщения. Человек уж довольно насладился, и теперь его, как пса, рвет, но по верной пословице он возвращается, подобно псу, на свою блевотину. У кого вой? У кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином. Я говорю теперь о вине как в фигуральном, так и в буквальном смысле. Вино похоти тоже оборачивается багровыми глазами; распутник вскоре находит, что все вихри удовольствий завершаются пресыщением. “Но что я могу сделать теперь?” — говорит он. “Я совершил все грехи, какие можно представить, я осушил все чаши наслаждений. Я умираю от скуки. Так дайте же мне что-то новое! Я был во всех театрах, и больше ни гроша не выложу. Я испытал все наслаждения, какие мог вообразить. Теперь все кончено. Сама радость становится скучной и унылой. Что мне делать?” Вторая чаша — чаша дьявольского насыщения вызывает пресыщение вследствие предыдущего преизбытка.

Тысячи людей ежедневно принимают чашу пресыщенности, не имеющую вкуса, так что всякое новшество, с помощью которого можно убить время, всякое новое открытие, посредством которого можно отвести душу, излить накопившееся зло, кажется им прекрасным выходом. И если некто предложит таковым еще одну новую моду на зло, проведет их в еще большие глубины бездны адской похотливости, то они благословят его имя за то, что он принес нечто новое для их возбуждения. Это вторая дьявольская чаша. Узнаете ли вы кого-нибудь из участников этого пиршества? Среди вас есть вкусившие из этой чаши. Вы — как заезженные лошади духа похоти, разочарованные рабы вихря наслаждений. Но Богу ведомо, дай вам возможность высказаться от души, что бы вы сказали: “Вот досада! Я испробовал все наслаждения, но наслаждения так и не нашел. Я хожу по кругу, как слепая мельничная лошадь, я должен делать круг за кругом. Я зачарован грехом, но уже не восхищаюсь им, как было некогда в прошлом, ибо вся слава этого — как увядший цветок, как созревшая прежде времени смоква”.

Недолго пребывает участник сатанинского пиршества в отвратительной жиже собственной безрассудной страсти. Вот уже разворачивается следующий акт. Распорядитель пиршества велит почать другую бочку вина. На сей раз злодей подает черный бокал, протягивает его, сверкая глазами, полными адского пламени и ярости гнева. “Выпей-ка это, сэр” — велит он. Человек залпом осушает бокал и отступает, стеная: “O Боже! Что я натворил, как я докатился до этого!” Но вам, сэр, никуда не деться. Осушивший первый кубок должен выпить и второй, и третий. Пейте, если даже это вино сойдет по вашему горлу, как пламя! Пейте, если даже это вино будет в вашем желудке, как вулканическая магма! Пейте! Вам никуда не деться! Кто грешит, должен пострадать; развратник с юности обрекает себя на гниль костей, чресла его полны воспалением. Восставший против законов Божьих пожинает плоды собственной плоти. О! Не менее ужасное я мог бы рассказать вам и о третьей сатанинской чаше. В доме пиршества сатаны имеется зал, наполненный всем, что соблазняет глаз, завораживает чувства; есть и чулан, и никто не ведает что там, никто не видел всех его ужасов. Но есть еще и потайная комната, куда сатана забрасывает тех тварей, которых сам же и поработил. Под этой комнатой пылает неугасимое адское пламя, и в ней чувствуется жар жуткой преисподней. Лучше бы не я, а врач поведал бы вам об ужасах, на которые обрекают себя некоторые по причине своих беззаконий. Я опущу эти подробности, однако, позвольте мне сказать распутнику и моту, что бедность, на которую они неизбежно обрекают себя, будет следствием его распутства и мотовства; пусть также знает, что угрызения совести, которые достанут его, не случайны и не проливаются с небес просто так, а являются следствием его беззаконий. Будьте уверены в том, мужи и братья, грех несет зародыш страдания во внутренности своей, и, рано или поздно, этот зародыш превратится в ужасное дитя. Что посеешь, то и пожнешь. Таким образом, закон сатанинского дома таков — “сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее”.

Остается показать вам последнюю чашу. И теперь, мужи силы, насмехающиеся над предостережением, что я с радостью передал бы вам с братской любовью, хотя и суровым языком, подойдите сюда и выпейте из нее. Грешник в конце концов оказывается у могилы. Его надежды и радости подобны золотым монетам, положенным в дырявый мешок; все они пропали, исчезли навсегда. Вот он у последней черты, его преступления не дают ему покоя, грехи сбивают с толку; он запутался, как бык в сети. И как ему избежать своей участи? Он умирает и переходит от болезни к погибели. Как человеческим языком можно рассказать вам об ужасах этой последней, огромной чаши, которую развратник должен испить? Взгляните на нее: вам не увидеть всей ее глубины, но хотя бы бросьте взгляд на бурлящее вино, и вы услышите шум стремительных движений то в одном, то в другом направлении, и звук как бы скрежета зубов, и вопли отчаявшихся душ. Я вглядываюсь в глубь этой чаши, и слышу глас из глубины: “И пойдут сии в муку вечную”, ибо “Тофет давно уже устроен; в костре его много огня и дров; дуновение Господа, как поток серы, зажжет его”. Ну, и что вы скажете об этой последней чаше сатаны? “Кто из нас может жить при огне пожирающем? кто из нас может жить при вечном пламени?” Распутник! Ныне прошу тебя! Во имя Божье, не будь беззаботен, не будь беспечен с чашами; не спи, не почивай и не покойся в мире, которым ныне наслаждаешься! Человек! Смерть твоя на пороге, по пятам твоим несется скорая твоя погибель. Что касается тех, кто пока еще обуздан осмотрительным отцом и заботами не знающей покоя матери, то я прошу вас, избегайте этого дома греха и безумия. Пусть слова мудрого человека будут записаны на скрижалях вашего сердца, всегда вспоминайте о них во время искушений: “Держи дальше от нее путь твой и не подходи близко к дверям дома ее; ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый. Ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней”.

2. Видите ли вы еще один стол, вон там, в середине сатанинского дворца? Ах! Добрые, уступчивые, доверчивые души! Многие из вас полагали, что вообще никогда не окажетесь на адском пиршестве; но уготован стол и для вас. На нем прекрасная белая скатерть, и все сосуды на нем чисты и благовидны. Вино же в сосудах ничуть не походит на вино Гоморрское, вкус его подобен вину от виноградной кисти из долины Есхол; так и кажется, что не дает оно какого-либо опьянения; так и кажется, что это вино походит на вино древнее, которое давили из виноградной кисти да прямо в чашу, вино, не имеющее в себе какого-либо смертельного яда. Но посмотрите на людей, сидящих за столом! О, сколь они самодовольны! Спросите злодеев в белом, ожидающих участников этого пиршества, и они скажут вам: “Это стол всех убежденных в собственной правоте: фарисеи сидят там. Возможно, вы знакомы с одним из таковых; у него филактерия между глазами; края одежды его безмерно обширны; он один из лучших учителей”. “Ах! Успокойтесь, не шумите так, — говорит сатана, задергивая занавес и закрывая стол, где гуляют развратники, — а то эти ханжи и лицемеры догадаются, в каком обществе оказались. Эти самодовольные люди — такие же мои гости, как и вы, и я держу их здесь в весьма надежном месте”. Сатана, подобно ангелу света, подает позолоченный кубок, напоминающий чашу с церковного стола. Но что за вино в нем? Вам кажется, что это самое настоящее вино из священной Евхаристии. Но нет, это вино самодовольства, посмотрите, оно пузырится пузырьками гордости. Взгляните на пену над кубком: “Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь”. Вы знаете, что это за кубок, слушатели мои, вводящие самих себя в заблуждение? О, если бы вы знали о смертельном яде, который подмешан там! “Грешить, как другие? Нет, это не для меня. Я чист, и праведность Христа мне не нужна. Я не хуже других и если еще не спасен, то спасусь обязательно”. Это не ваши мысли? Разве вы не платите две десятины от доходов? Разве вы кого-нибудь ограбили? Вы оказываете помощь ближним и ничем не хуже их. Очень хорошо! Вот она, первая чаша, которую подает вам дьявол, и хорошее вино заставляет вас раздуваться от сознания собственного достоинства, ибо пары этого вина проникают в ваше сердце и наполняют его проклятой гордыней. О, да! Я вижу вас сидящими за этим столом, таким опрятным и прекрасно украшенным, вижу толпы ваших поклонников, стоящих вокруг стола, в том числе даже многих из детей Божьих. И вот что они говорят: “О, если бы я был хоть вполовину добр, как он!”. Оказывается, самое смирение праведных является пищей для вашей гордыни. Погодите-ка, вы, елейные лицемеры, погодите, подадут вам и вторую чашу. Сатана спокоен, он смотрит на своих гостей самодовольно, как впрочем, и на толпу мятежников. “Ага, как я провел тех весельчаков с чашей наслаждений, — говорит он, — ведь потом-то я дал им чашу унылого пресыщения, так обману и вас. Вам кажется, что все у вас прекрасно, но вас-то я обманул вдвойне, я просто одурачил вас!” С этими мыслями он подает следующую чашу. Это вино называют вином недовольства и беспокойства, и много таких, кто должен будет испить из нее. Разве вы, столь почитающие самих себя и нисколько не заинтересованные в Христе, не находите, перелистывая в одиночестве свои счета на вечность, что они не сходятся и вам, в сущности, не удается подвести точный баланс в свою пользу, хотя вы рассчитывали на обратное? Разве вы, почитая себя утвержденным на скале, не ощущали временами сотрясение под ногами? Вы, конечно, слышали, с каким дерзновением христиане поют гимн:

О я грешник бедный!

Правда, я таков;

Если б Бог бессмертный

Не был полн даров,

Не был полн любовью и не спас меня,

То погиб давно бы

В мире этом я.

Однако вы говорите, что гимн не про вас. Вы утверждаете, что вы не хуже любого из прихожан, более того, лучше лучшего из них. За многие годы вы не пропустили ни одного собрания в церкви, но все же не можете сказать, что вера ваша тверда. До сих пор вы уповали на самоправедность, теперь вам подали второй бокал, и вы не удовлетворены собой. “Ну, я был членом церкви, — говорит другой, — меня крестили, я исповедовал христианство, хотя я никогда не знал Господа лично. Некогда мне казалось, что со мной все хорошо, но мне всегда чего-то не хватало. Теперь у меня болит сердце”. Полагаться на самоправедность, оказывается, вовсе не столь восхитительно, как думают некоторые. Увы! Это и есть вторая чаша, подаваемая сатаной за этим столом. Подождите немного, и, быть может, еще в этом мире, а уж в смертный час точно, дьявол подаст третью чашу с вином ужаса, и вам откроется ваша погибель. Сколько людей, убежденных в своей правоте на протяжении всей жизни, в последний миг находили, что вся их самоправедность ничего не стоит. Мне рассказывали об одном воинстве, побежденном в сражении. Побежденные сочли за благо бежать. Изо всех сил воины бросились к какой-то реке, где полагали отыскать мост, по которому можно было бы перебраться на другой берег и спастись. Когда первые из числа отступивших добрались до реки, послышались вопли отчаяния: “Мосты сломаны, путь к отступлению отрезан!” Но эти вопли были напрасны, множество людей, бежавших позади, давили на передних, пока река не переполнилась трупами утонувших в ней. Вот что ждет самоправедных. Вы думали, что вам поможет мост из собственных обрядов? Вы считали, что крещение, конфирмация и Вечеря Господня будут прочными арками для моста ваших добрых дел и служения? Увы, когда пробьет смертный час, вы услышите отчаянные крики: “Мосты сломаны! Путь к отступлению отрезан!” И напрасно тогда обращаться к Богу. Ваша участь окажется той же, что у распутника и мота. Каким бы славным вы не почитали себя сами, но по причине того, что вы гордо отвергли Христа, вам придется испить вино наихудшее — примите чашу гнева! Ее наливает Сам Бог, и вам придется испить ее до последней капли. Остановитесь на пути погибели! Отриньте же тщеславие высоко поднятых глаз и смиритесь под крепкую руку Божию. Веруйте в Господа Иисуса Христа и будете спасены.

3. Некоторые сидят ни за первым, ни за вторым столами. Однако имеется и третий стол, за которым пиршествуют самые почтенные гости. Думаю, что за этим столом восседает больше князей, королей, лордов и прочих толстосумов, чем за другими столами сатаны. Это стол пиршества называют столом мирских забот. “Гм, хорошо, — говорит некий человек, — мне не нравятся распутники и моты. Вот возьмите моего старшего сына. Я всю жизнь выбивался из сил, экономя деньги, а этот парень не собирается заниматься делом: он стал отъявленным распутником. Я рад, что сегодня с кафедры пастор обличил его грех. Что касается меня, то у меня все в порядке; я не дам и гроша за человека самоправедного; к самоправедности я не имею никакого отношения; не думаю я ни в коей мере и о спасении добрыми делами. Мне одно важно знать: падают или повышаются процентные ставки, каковы возможности сулит та или иная сделка; вот и все, больше мне ничего не надо”. Ах! Мирские, плотские, суетные люди! Я читал об одном из вас. Этот одевался в порфиру и виссон и каждый день блистательно пиршествовал. Вы не знаете, что с ним произошло? А следует знать, поскольку тот же самый конец ожидает и вас. Конец его пиршества будет концом и вашего пиршества. Если ваш бог — этот мир, то будьте уверены, что вам предстоит пройти путь, исполненный горечи. Итак, за этим столом собрались мирские люди, живущие для своей выгоды. Сатана подает вам полную чашу. “Итак, сэр, — говорит он, — вы начинаете дело; не забивайте голову заботами о высокой нравственности, старомодной чести и религиозных выдумках; гребите деньги лопатой, обогащайтесь, как можно быстрее. Делайте деньги! Делайте деньги по возможности честно, а если по честному невозможно, все равно делайте! Вот, вам дано игристое вино”. “Ну, теперь у меня всего вдоволь; мои мечты исполнились”, — говорит человек. Это, — подаваемое первым, лучшее вино пиршества человека приземленного, суетного, поглощенного земными интересами; и многие из вас искушаются завистью такому человеку. “О, если бы я так мог, — говорит кто-то из вас, — но я далеко не такой жулик, как этот, я не могу орудовать его методами, моя вера связывает меня по рукам. Однако же, как он быстро разбогател! O, вот бы мне преуспевать, как он”. Ну, брат мой, не суди прежде времени, вскоре подадут второй бокал — огромный и тошнотворный глоток забот. Этот человек разбогател, но всякий желающий разбогатеть искушается и попадает в капкан. Богатство, добытое нечестным путем, или растраченное впустую, или припрятанное, оборачивается раком; этот рак в действительности пожирает не золото и серебро, но разъедает, оскверняет душу человека. Оскверненная же душа есть самое ужасное из того, что может иметь человек. Вы только посмотрите на этого корыстолюбца! Какие заботы тяготят его сердце! Недалеко от въезда в его поместье живет одна бедная старушка. Она живет на жалкое, нищенское пособие, но говорит: “Слава Богу, мне хватает!” Она никогда не ропщет на жизнь, не интересуется, на что ее похоронят. У нее великое приобретение — она благочестива и довольна; она сладко спит на подушке довольства и веры! А вот этот безумец с кучей золота несчастен, поскольку он, так уж случилось, уронил шестипенсовик, идя по улице. А может, он несчастен потому, что его попросили внести дополнительный взнос в благотворительный фонд, на что он, скрепя сердце, согласился в присутствии друга.

Вскоре на столе появляется еще одна чаша, в ней налито вино алчности и зависти. Многим предстоит испить из нее. Господи, спаси нас от ее пламенных капель. Один великий американский проповедник сказал так: “Алчность плодит страдания. Вид здания лучше нашего, платье не по карману, драгоценности, которых нам не носить, величественный экипаж и недоступные раритеты — все это гадючий выводок жадных мыслей, которые досаждают тем, кому хочется стать богаче. Алчный человек жаждет наслаждений; но ему становится грустно при встрече с истинной радостью жизни. Радость мира — это его горе, поскольку счастье ближних не принадлежит ему. Несомненно, Бог гнушается таковым. Бог видит его сердце — пещеру, наполненную отвратительными птицами и проворными рептилиями, и ненавидит его обитателей. Жизнь для алчного человека — это кошмар, и Бог велит ему бороться с жадностью. Маммона может устроить из сердца алчного дворец, а Наслаждение устроит там шумное веселье, похожее на пиршество в гробнице. Когда человек становится алчным, все его для него теряет цену. Он кричит: “Давай, давай, давай!” Так же кричит несчастный больной в лихорадке: “Пить, пить, пить!” Вы даете ему пить, он пьет, но жажда неутолима, она становится еще сильнее. Подобно ненасытной утробе, алчные кричат: “Давай, давай, давай!” Алчный человек, как в буйном помешательстве, стремится ухватить в свои руки весь мир, и в то же время презирает все то, что уже имеет. Это проклятие, от которого многие умирают. Некоторые умирали с мешком золота в руках и со страдальческой миной на лице, поскольку не могли утащить свое имение с собою в гроб, не могли унести свое богатство в мир иной.

Но вот вам подают еще одну чашу. Ричард Бакстер и превосходные проповедники прошлых веков любили изображать скряг и любостяжателей в центре ада и представляли картину, в которой маммона льет расплавленное золото таковым в глотку. “Вот вам, — приговаривает бес с насмешкой, — вы этого хотели, получайте теперь; пейте, пейте, пейте!” И льется, льется, льется расплавленное золото… Я не буду, однако, предаваться никаким ужасным фантазиям, но одно мне известно точно: тот, кто существует в этом мире только для себя, обязательно погибнет; тот, кто прикипает сердцем к земному, не роет глубоко, он построил дом свой на песке, и пойдет дождь, и разольются реки, и подуют ветры, и устремятся на дом тот, и будет падение его великое. Однако лучшее вино вначале, затем хуже и хуже, а на десерт наихудшее из вин — ярость Божия.

4. Четвертый стол установлен в весьма укромном углу, подальше от глаз. Он предназначен для тайных грешников, но и здесь соблюдается то же правило. За тем столом в уютном полумраке я вижу сидящего молодого человека, и сатану, который прислуживает ему. Вот он бесшумно, чтобы никто не услышал, подходит к юноше, и предлагает первую чашу. O, сколь сладостно вино! Это вино тайного греха. “Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен”. Как приятно на вкус это лакомство, съеденное в полном одиночестве! Оно просто тает во рту. Что может сравниться с этим! Это первая чаша, после которой сатана подает другую — вино нечистой совести. Глаза человека открылись. Он восклицает: “Ах, что я натворил!” “Что я наделал?” — восклицает наш Ахан, — первая чаша, которую ты принес мне, показалась мне слитком золота и прекрасной сеннаарской одеждой; и я подумал: ‘О, я должен получить это’. Теперь же я думаю, что мне делать, куда спрятать мой грех? Надо копать, да, копать глубже ада, иначе не скрыть грех”.

Мрачный распорядитель пиршества предлагает массивный кубок, до краев наполненный какой-то смесью черного цвета. Тайный грешник покорно принимает эту смесь, потому что боится, что грех его откроется. Он лишен покоя и счастья, он не может отделаться от гнетущего страха; он боится, что грех его вот-вот обнаружится. Он видит во сне, что кто-то приходит за ним; он слышит голос, который говорит ему: “А я обо всем знаю; и расскажу всем”. Он думает, возможно, что известие о грехе, который сотворен в тайне, дойдет до его друзей; о том узнает его отец, и мать будет знать об этом. Да, может быть, и его врач, рассказывая о несчастьях, выболтает его несчастную тайну. Такой человек не знает покоя. Он только и делает, что боится попасться. Он походит на должника, о котором я читал когда-то. Задолжав много денег, тот боялся, что помощники шерифа ищут его. И вот однажды, зацепившись рукавом за частокол, он сказал: “О, дайте мне пройти, я спешу. Я заплачу вам завтра”. Несчастному показалось, что его поймали. В таком положении оказывается тайно грешащий человек. Он потерял покой, находясь в постоянном страхе разоблачения. И вот в конце концов разоблачение наступает, оно неизбежно — это последняя чаша, которую придется выпить еще при жизни. Будьте уверены, грех найдет вас. Какие безобразные сцены происходят в наших городских судах, когда людей заставляют выпить последнюю чашу разоблачения. Человек, который вел собрания верующих, человек, которого почитали святым, в конце концов разоблачен. Что говорит о нем судья и что будет говорить мир? Над ним потешаются, над ним издеваются, над ним насмехаются всюду и везде. Но, предположим, он был столь хитер, что прожил жизнь без разоблачений, хотя думаю, что это почти невозможно. Какую чашу он примет, когда предстанет, наконец, перед судом Божьим? “Приведи его, тюремщик! Ужасный надзиратель адской темницы, выведи заключенного!” Его выводят! Собрался весь мир. “Встаньте, сэр! Разве вы не исповедали веру? Разве не думал о вас всякий, что вы истинный верующий?” Он хранит молчание. Но из громадной толпы кричат: “Мы так и думали”. Открывается Книга, читают о его делах — все, как на ладони, преступление за преступлением. Вы слышите свист? Праведные негодуют, выступают против человека, обманувшего их; он жил среди них, как волк в овечьей шкуре. О, как страшно пережить презрение всей вселенной! Праведный переживет презрение грешных, но для грешного пережить подобный позор будет ужаснейшим из наказаний после вечного гнева Всевышнего, который и является, не буду напоминать, последней чашей ужасного пиршества дьявола, которую тайный грешник отныне будет принимать всегда и во веки веков.

Остановлюсь на этом, но лишь затем, чтобы с новой силой просить вас не упускать ни слова из того, что я говорю, если это имеет хотя бы малейшее касательство до любого из моих слушателей. Я прошу вас, мужи и братья, если вы ныне едите тучное и пьете сладкое на сатанинском пиршестве, остановитесь и подумайте о том конце, который ожидает вас. “Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную”.

II. А теперь я хочу ввести вас в дом, построенный Спасителем, где Он принимает Своих возлюбленных. Приходите и садитесь с нами за стол для пиршества, ниспосланного Христом свыше. Он не угощает Своих детей на манер князя тьмы: первой чашей, которую подает нам Христос, очень часто бывает чаша горечи. Это не лучшее вино. И возлюбленным детям Своим, искупленным Им, у которых нет ничего, кроме слов утешения, Иисус подает чашу бедности и страданий, и Он побуждает детей Своих пить эту чашу до тех пор, пока они не скажут: “Ты пресытил нас горечью, напоил нас полынью”. С этого начинает Христос. Сначала худшее вино. Сначала сержант дает новобранцу шиллинг, а затем отправляется с ним в поход, а там и в бой. Христос никого и никогда не привлекает таким образом. Он не стремится приобретать учеников добрым вином. Вначале Иисус поступает с нами довольно сурово. Многие, ставшие Его детьми признают, что первое вино, подаваемое за Господним столом, было горько. Этим вином были горе, несчастья, бедность и лишения. В былое время, когда лучшие из народа Божьего сидели за этим столом, Господь имел обыкновение подавать худшее. И Его любимые ученики жили не в лучших условиях, они терпели недостаток и скорби, мир ненавидел их, они были притесняемы и гонимы. Тем не менее они продолжали пить из чаши, исполненной горечи! Но смею вас уверить, впоследствии Иисус подал им всем чаши с лучшим вином. После чаши страданий подается чаша утешения, и как же сладостна эта чаша! Гонимые имели право и честь принять чашу блаженства после болезни и боли. Я сам могу засвидетельствовать, что говорил своему Господину: “Ты хорошее вино сберег доселе”. Это вино было таким сладким и душистым, что вкус его совершенно удалил вкус горечи; и я сказал: “Воистину, горечь этой немощи уже в прошлом, ибо Господь мой открылся мне, и дал Свое лучшее вино”. Помните, возлюбленные, лучшее вино подается Христом в последнюю очередь. Народ Божий убеждается в этом всякий день. Бедному человеку пришло время умирать. Господин его подавал ему чашу бедности, но теперь он более не пьет из этой чаши, он богат благословениями. Он принимал из чаши болезни; делать этого ему теперь больше не надо. Ему подавали чашу гонений, но теперь он прославлен вместе со своим Господином, и сидит с Ним на Его престоле. Лучшее явилось ему в последнюю очередь во внешних обстоятельствах. Рассказывают о двух мучениках, однажды преданных сожжению на костре в местечке Стратфорд-ле-Боу; один из них был хром, другой слеп, и когда их привязали к столбу, хромой взял свой костыль, забросил вниз, и сказал другому: “Не стоит унывать, брат мой, это горькое снадобье должно исцелить нас; не пройдет и часа, а я уже не буду хромать, и тебя никто уже не назовет слепым”. Воистину, радости после неприятностей! Порой я думаю, что чадо Божье весьма походит на участников крестовых походов. Отправившимся в крестовый поход за сотни миль от дома приходилось бороться с врагами на протяжении многих месяцев, попадать в различные опасные ситуации. Быть может, вы помните исторический рассказ о воинстве герцога Булонского. Когда перед крестоносцами открылся вид на Иерусалим, они спрыгнули с коней и, хлопая в ладони, восклицали: “О, Иерусалим, Иерусалим, Иерусалим!” Они забыли обо всех тяготах изнурительного похода, обо всех ранах, ведь перед ними открылась панорама самого Иерусалима. Таким же будет последнее восклицание святого: “О, Иерусалим, Иерусалим, Иерусалим!”, когда всякое горе и всякая бедность, и всякая болезнь исчезнут навеки, и он благословится бессмертием. Худое вино… Худое, сказал я? Нет, чаша горечи убрана, и святому подано лучшее вино, и он уже видит себя вовеки прославленным со Христом Иисусом.

Теперь разместимся за столом внутреннего опыта. Вино в первой чаше, которую Христос подает Своим детям, сидящим за этим столом, столь горько, что, по всей видимости, человеку не дано описать этого. Это чаша с вином осуждения. Это черная чаша, исполненная сильнейшей горечи. Апостол Павел, пригубив из нее, ослеп на три дня. Он осознал свой грех, и это совершенно одолело его; он мог лишь предать душу свою посту и молитве. Только тогда, когда он испил из другой чаши, пелена спала с его глаз. Я пригубил из этой чаши, дети Божьи, и думал, что Иисус был врагом мне, но вскоре Он подал мне чашу со сладким вином, чашу Своей любви и прощения, исполненную пурпуром Его драгоценной крови. О! Вкус того вина я вспоминаю до сего часа, ибо вкус его, как вкус славного вина Ливанского, что хранилось в бочке много лет. Разве вы не помните, что после того, как вы выпили чашу страданий, явился вам Иисус и показал пронзенные руки Свои и бок, говоря: “О, грешник, Я умер за тебя, и предал Себя ради тебя; веруешь ли в Меня?” Разве вы не помните, как вы уверовали и сделали глоток и поверили больше, и сделали еще один, глоток, еще больший, и сказали: “Да будет имя Господне благословенно отныне и вовек, и благословенно имя славы Его вовек, и наполнится славою Его вся земля. Аминь и аминь, ибо Он сокрушил врата медные и вереи железные сломил, и угнетенных отпустил на свободу”? С тех пор славный Господин ваш говорил вам: “Друг, пересядь выше!” и сажал вас на лучшие места в лучших горницах, и подавал вам лучшие чаши. Сегодня я не собираюсь говорить вам о чашах вина, которые вы употребили. Сегодня утром известная вам Супруга из Песней Соломона восполнит недостатки моей проповеди. Она пила вино из ароматных гранатовых яблок; так же и вы, в те возвышенные и блаженные моменты, когда имели общение с Отцом и с Его Сыном, Иисусом Христом. Но погодите немного, лучшего вина Он еще не подал вам. Вскоре подойдете к берегам Иордана и тогда примете от древнего вина Царства, того вина, что было разлито еще во время сотворения мира. Вы знаете, как Джон Буньян описывает землю, пограничную с долиной смерти? Он описывает ее как землю хорошую и пространную, где текут молоко и мед, где ангелы навещают святых и приносят виноградные кисти из виноградников Енгедских (Песн. П. 1:13). Где же вы теперь? В море любви, и жизни, и счастья, и бессмертия. “O, Иисус, Иисус, Иисус, Ты воистину сохранил это лучшее вино до сих пор! Господь мой! Я видел Тебя в Субботний день, но здесь вечная Суббота. Я встречал Тебя в собрании, и теперь я с Тобой в собрании вечном. O, мой Владыка! Я верил в Твои обетования, и здесь они все исполнились! Я благословлял Тебя за милости свыше, но здесь нечто большее, чем все милости на земле: Ты воистину даровал мне благодать, теперь Ты даровал мне славу. Ты был мне некогда щитом и опорою, но теперь Ты — мое светило. Я в Твоей деснице, где изобилие вечной радости. Ты сохранил для меня Свое лучшее вино. Все мое лучшее в прошлом — ничто по сравнению с нынешним”.

И самое последнее, ибо у нас нет времени. Я мог бы проповедовать на эту тему всю неделю: стол общения, за которым обязаны сидеть дети Божьи. Первая чаша, из которой они должны пить там — чаша общения со Христом в Его страданиях. Если вы желаете занять место за столом общения со Христом, прежде примите вина из Голгофской чаши. Христиане, ваши головы должны быть увенчаны терновым венцом. Ваши руки должны быть пронзенными, я не имею в виду гвозди, говорю в переносном смысле, ибо вы должны быть сораспяты Христу. Мы должны страдать с Ним, иначе нам не царствовать с Ним. Прежде мы должны потрудиться с Ним, мы должны вкусить вина, которое Отец подал Ему пить, иначе нам не перейти к лучшему на этом пиршестве. Вкусив от вина Его страданий и продолжая принимать этот напиток, мы должны вкусить от чаши с вином трудов Его. Мы обязаны креститься Его крещением, мы должны служить душам и сочувствовать таковым вместе с Ним в этом служении — спасении грешников, и тогда Он подаст нам из чаши Его почестей в грядущем. Здесь, на земле, мы будем вкушать прекрасное вино в общении со Христом в Его воскресении, в Его триумфах и Его победах, но лучшее вино будет подано в конце. O, горницы общения, ваши двери открылись мне, но я мог только заглядывать в них. Но вот настает час, когда двери ваши на алмазных петлях отворятся и широко раскроются навсегда и вовеки, и я вступлю во дворец Царя и уже никогда не оставлю его. O, христианин! Тебе предстоит вскоре лицезреть Царя во всей Его красе; твоя голова окажется на Его груди; ты вскоре сядешь подле Его ног с Марией, ты вскоре станешь приветствовать Его лобзанием любви и найдешь, что Его любовь лучше всякого вина. Могу предположить, братья мои, что в последнее мгновение вашей жизни или, скорее, в первое мгновение вашей новой, вечной жизни вы скажете: “Ты хорошее вино сберег доселе!” Когда вы встретитесь с Ним лицом к лицу, когда вы вступите с Ним в ближайшее общение, ни о чем не тревожась и ни на что не отвлекаясь, вы скажете: “Ты лучшее вино сберег доселе!”

Однажды умирал один святой, а другой, сидящий в изголовье, молвил: “Прощай, брат, я не увижу тебя снова на земле живых”. “Нет же, мы увидимся вновь”, — ответил умирающий, — но там, на земле живых, там, куда я направляюсь, здесь же земля погибших”. О, братья и сестры, лишь бы и нам не встретиться снова на земле погибших, лишь бы и нам иметь упование встретиться на земле живых и вкусить в конце концов от лучшего вина!

Утро 28 ноября 1858 г.