«Нечто доброе» Авии — I

Иеровоам оказался нечестивым пред Господом, Который посадил его на трон Израильский, и настало время сменить его. Господь, Который прежде чем поднять топор, берет в руки розгу, поразил его дом болезнью: его сын Авия смертельно заболел. Тогда родители вспомнили о старом пророке Божьем и пожелали узнать через него, что случится с ребенком. Боясь, чтобы пророк не предрек что-либо ужасное ему и его сыну, если он узнает, что перед ним жена Иеровоама, царь повелел своей жене, египетской принцессе, выдать себя за жену земледельца и таким образом услышать от Божьего человека более благоприятный ответ. Бедный глупый царь, решивший, что пророк, предвидящий будущее, не сможет разглядеть в переодетой женщине царицу!

Мать так волновалась о судьбе ребенка, что покинула царские покои, где находился больной Авий, и отправилась в Силом, чтобы услышать предсказание пророка. Напрасной была ее хитрая уловка! Слепой пророк был провидцем и не только разоблачил ее прежде, чем она вошла в дом, но и предсказал будущее всей ее семьи. Она пришла, полная религиозных предрассудков, чтобы узнать свою судьбу, а ушла с тяжелым сердцем, услышав обо всех своих ошибках и заблуждениях, а также о своей гибели.

Среди ужасных вестей, произнесенных пророком Ахией жене Иеровоама, было одно только светлое пятнышко, только одно слово утешения, которое, боюсь, нисколько не утешило языческую царицу. Ребенок был обречен на милостивую смерть, ибо в нем «нашлось нечто доброе пред Господом, Богом Израилевым» (3Цар.14:13).

Давайте рассмотрим то немногое, что известно о юном царевиче Авии. Его имя соответствовало ему. Хорошее имя может принадлежать и очень плохому человеку, но в данном случае благочестивое имя носил достойный человек, который называл Бога своим Отцом, и это нашло отражение в его имени. АВ, как вы знаете, это ОТЕЦ, а ИЯ означает ИЕГОВА — Иегова его Отец. Я бы не упомянул имя ребенка, если бы жизнь не подтвердила его правдивости. О вы, носящие добрые библейские имена, старайтесь не опорочить их!

В этом ребенке «нашлось нечто доброе пред Господом», но что именно? Кто это определит? Перед нами раскрывается безграничное поле для догадок. Мы знаем, что в нем было НЕЧТО доброе, но в чем оно проявлялось, неизвестно. Можно высказать лишь предположения, исходя из обычаев и традиций того времени, но они не заслуживают того, чтобы упоминать о них. Наши собственные рассуждения, вероятно, также далеки от истины. Мы можем многое узнать из молчаливого Писания: нам не объясняется, в чем заключалось это «нечто доброе», потому что любое доброе дело по отношению к Господу — достаточный знак милости.

Несмотря на то, что ВЕРА ребенка не упоминается, мы убеждены, что у него была вера в живого Бога, поскольку без нее ничто не было бы добрым пред Богом, ибо «без веры угодить Богу невозможно» (Евр.11:6). Авия был ребенком, верящим в Иегову, Бога Израиля. Возможно, именно по его просьбе мать оставила сына, чтобы пойти к пророку Божьему узнать о его судьбе. Во дворце было много лжепророков, и отец мог не посылать жену в Силом, если бы мальчик не попросил об этом. Ребенок верил в великого невидимого Бога, Который сотворил небеса и землю, и он поклонялся ему в вере.

Я бы, однако, не удивился, если бы ЛЮБОВЬ этого ребенка к Богу была явственнее, чем его вера, ибо обращенные дети обычно больше говорят о своей любви к Господу, нежели о своей вере, но не потому, что в них нет веры, а потому, что чувство любви более свойственно детской природе, чем более интеллектуальный акт веры. Сердце ребенка большое, поэтому любовь становится его наиболее видимым плодом. Я нисколько не сомневаюсь, что этот ребенок проявлял раннюю любовь к невидимому Иегове и неприязнь к идолам при дворе отца. Возможно, он испытывал святой ужас, наблюдая поклонение богу в виде тельца. Даже ребенку хватало ума понять, что неверно приравнивать великого и славного Бога к волу, имеющему рога и копыта. Возможно, возрожденная природа мальчика также отвергала тех низменных жрецов страны, погрязшей в бесчестии, которых отец собрал при дворе. Мы не знаем, какую это приняло форму, но это было: в сердце ребенка присутствовало «нечто доброе» по отношению к Иегове, Богу Израиля.

Авия обладал не просто склонностью к добродетели, не просто доброй волей, а действительно истинным и устойчивым благочестием. В нем была неподдельная и прочная милость, а это гораздо больше, чем преходящая страсть. Какой ребенок, если он воспитан в страхе перед Богом, не испытывал трепета в сердце и страстей по отношению к Богу? Такая добродетель столь же обычна, как и утренняя роса, но увы! она так же быстротечна. В юном Авии действительно присутствовало нечто прочное и истинное, что было названо «добрым»; Божий Дух провел над ним замечательную работу и оставил в сердце мальчика бесценный алмаз милости. Будем же восхищаться этим явлением, хотя его и невозможно точно описать.

Давайте же выразим восхищение тем, что это «нечто доброе» присутствовало в ребенке, ибо неизвестно, как оно в него попало. Мы не можем сказать, как милость вошла во дворец в Фирце и завоевала это юное сердце. Бог увидел это нечто доброе, ибо Он видит самую малость доброты в каждом из нас, поскольку Его зоркий глаз замечает все, что смотрит на Него. Однако как эта милость пала на ребенка? Нам не сказано об этом, и это молчание — урок нам. Для нас не существенно, КАК дитя обрело милость. Нам не нужно до боли выяснять, когда, где или как обратился Авия; это, вероятно, и невозможно выяснить, ибо работа могла быть столь постепенной, что день и час нельзя назвать. Даже те, кто обратился в зрелые годы, иногда не могут описать в деталях свое обращение, менее всего мы можем составить план переживаний ребенка, который никогда не совершал внешнего греха, но под влиянием благочестивого обучения с детства сохранил заветы, подобно ребенку из евангельского повествования.

Как смогло это чадо получить «нечто доброе» в свое сердце? Единственное, что мы знаем и в чем уверены — это работа Бога, но как? Ребенок, по всей вероятности, не слышал проповедей Божьих пророков, его никогда не приводили в дом Господень, подобно юному Самуилу. Его матерью была царица, поклоняющаяся идолам, а отец принадлежал к наиболее нечестивым людям, и все же милость Божья коснулась Авии.

Может, Дух Господень действовал на сердце мальчика через его мысли? Может, сам Авия путем размышлений пришел к выводу, что Бог есть Бог и Ему нельзя поклоняться так, как делал его отец, поклоняясь Ему под образом тельца? Даже ребенок мог это понять. Слышал ли он гимн Иегове, исполненный у дворцовой стены каким-нибудь одиноким верующим? А может быть, он видел, как внезапно одеревенела правая рука его отца, когда тот поднял свою руку на пророка Иеговы у жертвенника в Вефиле? Были ли в его глазах слезы, когда он увидел, как сильная дотоле рука отца вдруг стала беспомощной? Смеялся ли он радостно, от всей души, когда молитвой святого человека рука отца вновь обрела силу? Заставило ли его это великое чудо милости полюбить Бога Израиля?

Может ли это предположение быть простой фантазией? Ребенку, вероятно, рассказали о парализованной правой руке отца и о том, что силой молитвы рука царя вновь стала нормальной; рассказ об этом чуде, естественно, заполнил дворец и пересказывался всеми, а ребенок слышал. А что, если у ребенка была благочестивая няня? Что если посланницей любви к нему была какая-нибудь девушка, подобная той, что прислуживала жене Неемановой? Возможно, нося его на руках, няня пела ему одну из песен Сиона и рассказывала об Иосифе и Самуиле? Израиль оставил своего Бога не так давно, чтобы там не нашлось много верных последователей Бога Авраама, и, возможно, кто-то из них передал прочное знание ребенку, благодаря которому его душа познала любовь Бога. Мы можем предполагать, но нельзя быть уверенным, что так оно и было. Впрочем, нам нет необходимости в этой уверенности. Если солнцу суждено взойти, неважно, в котором часу будет рассвет. Мы должны, видя в детях нечто доброе, согласиться с этой истиной, даже если не можем выяснить, как это произошло. Божья избранная любовь не знает недостатка в средствах, чтобы добиться цели. Он может направить Свою действенную милость в сердце семьи Иеровоама даже тогда, когда отец простирается перед идолами. Господь может найти истинного поклонника для Себя в царском сыне. «Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу, ради врагов твоих…» (Пс.8:3). Пути Твои неисповедимы, о Бог милости, но мы научились преклоняться пред Тобой, даже если не видим Твой путь.

Это «нечто доброе» описано в определенной мере. Это было ‘нечто доброе пред Господом, Богом Израилевым» (3Цар.14:13). Нечто доброе смотрело на живого Бога. В детях часто находится нечто доброе в сравнении с их родителями, давайте же культивировать это доброе, но это недостаточно для свидетельства о милости. В детях иногда находится нечто доброе типа дружелюбия и нравственной доброты, давайте же хвалить и поощрять это, но это не плоды милости. Только нечто доброе по отношению к Богу может спасти душу.

Вспомним, что мы читали в Новом Завете о покаянии перед Богом и о вере в нашего Господа Иисуса Христа. Главное состоит в том, на что смотрит «нечто доброе». Во взгляде — жизнь. Если человек отступает от Бога, каждый шаг его увеличивает расстояние между ним и Богом, но если лицо его устремлено к Господу, даже крошечный шажок, подобный шагу ребенка, с каждой минутой приближает его ближе и ближе к Нему. В этом ребенке было «нечто доброе» ПО ОТНОШЕНИЮ К БОГУ, а это самый характерный признак истинно доброго. У ребенка была любовь, а в ней — любовь к Иегове. В нем была вера, и это была вера в Иегову. Его религиозный страх был страхом пред живым Богом; его детские помыслы, желания, молитвы и гимны были направлены к истинному

Богу. Вот что мы хотим увидеть не только у детей, но и у взрослых. Мы хотим видеть их сердца, обращенные к Господу, а их помыслы и желания — устремленные к Наивысшему.

В этом милом ребенке «нечто доброе» сформировало такой яркий характер, что все его очень любили. Мы не сомневаемся в этом, ибо сказано, что «оплакали его все Израильтяне» (3Цар.14:18). Возможно, он был наследником отцовской короны и многие благочестивые, но опечаленные сердца Израиля надеялись увидеть времена реформ, когда на трон взойдет этот отрок. Возможно, даже те, кого не волновала религия, все же обратили внимание на Авия и, глядя, как он входит и выходит перед ними, говорили: «Он — надежда Израиля. Наступят лучшие времена, когда этот мальчик превратится в мужчину. Поэтому когда Авия умер, он единственный из своего рода был оплакан и похоронен в гробнице. Он умер оплаканным и похоронен с почестями, в то время как все остальные члены семьи Иеровоама были съедены псами и стервятниками.

Благословенно, когда в наших детях есть такое же «нечто доброе», за что их любят в своем небольшом кругу. Они не занимают такого положения, как юный Авия, чтобы снискать всеобщее восхищение, но все же прекрасно, когда в сердце ребенка есть милость Божья, вызывающая общее одобрение. Детская набожность трогательна для меня; я вижу милость Божью в мужчинах и женщинах с огромной благодарностью, но не могу без слез радости наблюдать ее в детях. В этих розовых бутонах Господнего сада заключена безграничная прелесть, а очарование их несравнимо с наипрекраснейшей из земных лилий. Любовь отвоевана для Господа Иисуса во многих сердцах этими крошечными стрелами Господа, и их малый размер составляет часть той силы, с помощью которой они проникают в сердце.

Безбожникам может не нравиться милость, живущая в детях, но поскольку они любят детей, в которых обнаружена милость, они не могут теперь говорить против религии, как прежде. Более того, Святой Дух использует этих детей для более высоких целей, и те, кто видит их, часто находятся под сильным впечатлением и ожидают чего-то лучшего.