13. Трансцендентность Бога

О Господь, наш Господь, нет никого, подобного Тебе, ни вверху — на небесах, ни внизу — на земле. Тебе принадлежат и величие, и достоинство. Все, что есть на небесах и на земле, — Твое; Твое царство, и Твоя сила, и Твоя слава во веки веков, О Боже, и Ты возвышаешься как глава над всем. Аминь.

Когда мы говорим о Боге как о существе, обладающем трансцендентностью, мы, конечно, имеем в виду, что Он высоко возвышается над всей сотворенной Им Вселенной, настолько высоко, что человеческая мысль даже не может этого себе представить.

Однако чтобы правильно рассуждать об этом, мы должны иметь в виду, что «высоко» здесь обозначает не физическое расстояние от земли, а качество бытия. Нас интересует не место в пространстве, не сама по себе высота, а жизнь.

Бог есть Дух, и для Него величина и расстояние не имеют значения. Для нас они полезны как аналогии и иллюстрации, поэтому Бог постоянно употребляет эти понятия, чтобы это было Доступно нашему ограниченному пониманию. Слова Бога, которые мы находим в Книге пророка Исайи, «Ибо так говорит Высокий и Превознесенный, вечно Живущий» (Ис. 57:15) Дают ясное представление о высоте, но это потому, что мы, обитающие в мире материи, пространства и времени, стремимся мыслить материальными категориями и можем понять абстрактные идеи только тогда, когда они так или иначе идентифицируются с материальными предметами. Стараясь освободиться от тирании естественного мира, человеческое сердц_е должно научиться использовать более возвышенный язык, который использует Дух, чтобы наставлять нас.

Именно Дух наделяет значимостью материю, и в конечном счете без Духа ничто не имеет никакой ценности. От группы людей, пришедших полюбоваться красотой гор, отбилась маленькая девочка и потерялась где-то на одной из гор. Тут же умонастроение этих людей изменилось. Восторженное восхищение величием природы уступило место отчаянию и страху за потерявшегося ребенка. Люди разбредаются по всему склону горы, с тревогой зовут ребенка по имени и тщательно осматривают каждый укромный уголок, где малышка могла бы спрятаться.

Чем вызвана эта внезапная перемена? Поросшая лесом гора по-прежнему возвышается до самых облаков в своей захватывающей дух красоте, но этой красоты теперь уж никто не замечает. Все внимание приковано к поискам кудрявой маленькой девочки, которой нет и двух лет и которая весит меньше тридцати фунтов. Хотя она совсем еще немного живет на свете и хотя она такая маленькая, родителям и их друзьям она дороже, чем гигантская громада большой и древней горы, которой они восхищались всего лишь несколько минут назад. И этот их взгляд разделил бы весь цивилизованный мир, ибо маленькая девочка может любить, смеяться, говорить и молиться, а гора не может. Качество бытия ребенка определяет его ценность.

И все-таки мы не должны сравнивать бытие Бога с чьим-либо другим, подобно тому как мы только что сравнили гору с ребенком. Мы не должны думать о Боге как о высочайшем среди восходящего ряда существ, начиная от одноклеточных, переходя затем от рыбы к птице, затем к млекопитающему, затем к человеку, затем к ангелу, затем к херувиму и, наконец, — к Богу. Это значило бы наделить Бога высоким, даже, пожалуй, очень высоким положением, но этого недостаточно; мы должны наделить Его трансцендентностью в самом полном смысле этого слова. Бог навсегда отделен от всего мира. Он в свете, к которому нельзя приблизиться. Он настолько же выше архангела, насколько Он выше гусеницы, ибо пропасть, отделяющая архангела от гусеницы, конечна, а пропасть между Богом и архангелом бесконечна. Гусеница и архангел хотя и отстоят далеко друг от друга на шкале сотворенных существ, все-таки имеют одно общее свойство: они оба сотворены. Они оба относятся к тому, что не является Богом, и отделены от Бога самой бесконечностью.

Молчание и сила, заставляющая произносить слова, всегда будут бороться друг с другом в сердце человека, который захочет говорить о Боге.

Как оскверненные смертные осмелятся

Воспевать Твою славу и Твою милость?

Мы лежим далеко внизу, у Тебя под ногами,

И видим только тени от Твоего лица.

Айзек Уоттс

Но мы знаем, и это служит для нас утешением, что именно Бог дает нашим сердцам желание искать Его, дает возможность в какой-то степени узнать Его и что Он рад даже самым незначительным нашим усилиям на пути познания Бога.

Если бы вдруг какой-нибудь святой, который провел свою жизнь вдали от мира, в общении с Богом, вернулся к людям, погрязшим в заботах, какой бессмысленной показалась бы ему их бесконечная болтовня. Какими странными и пустыми показались бы ему скучные, избитые и бесполезные слова, которые можно услышать в средней статистической проповеди из недели в неделю. И если этот святой заговорит, он будет говорить о Боге. И разве он не зачарует, не заворожит своих слушателей восторженными описаниями Божества? И, послушав его, разве мы согласимся впоследствии слушать что-нибудь меньшее? Мы, конечно же, будем требовать от тех, кто позволяет себе учить нас, чтобы они говорили с нами с вершины Божественного видения или же совсем молчали!

Автор Псалма раскрыл нам психологию греха, сказав: «Нет страха Божия пред глазами его» (Пс. 35:12). Когда люди не боятся Бога, они, не колеблясь, Нарушают Его законы. Страх перед последствиями не отпугивает, когда нет страха перед Богом.

В прежние времена о верующих людях говорили, что они «ходят в страхе Божьем» и «служат Господу со страхом». Каким бы близким ни было общение человека с Богом, какими бы смелыми ни были его молитвы, в основе его религиозной жизни было представление о Боге как о Существе, вызывающем чувство благоговения и страха. Мысль о Боге, Который превыше всего, проходит через всю Библию. Этот страх перед Богом был чем-то большим, чем естественное понимание опасности; это был иррациональный страх, сильное осознание собственной неполноценности в присутствии Всемогущего Бога.

Всякий раз, когда в библейские времена Бог являлся людям, они испытывали одно и то же: переполняющее душу ощущение страха и тревоги, щемящее чувство греховности и вины. Когда Бог заговорил, Авраам распростерся на земле и слушал Его. Когда Моисей увидел Господа в горящем кусте, он в страхе закрыл свое лицо, не смея взглянуть на Бога. Когда Бог явился в видении пророку Исайи, это заставило его закричать: «Горе мне!» и признаться: «Погиб я! ибо я человек с нечистыми устами» (Ис. 6:5).

Пожалуй, самой страшной и самой чудесной была встреча с Богом пророка Даниила. Пророк поднял глаза и увидел Того, Чье тело — «как топаз, лице… — как вид молнии; очи… — как горящие светильники, руки… и ноги… по виду — как блестящая медь, и глас речей… — как голос множества людей». «И только один я, Даниил, видел это видение, — писал он потом, — а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться. И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости. И услышал я глас слов Его, и как только услышал глас слов Его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле» (Дан. 10:6-9).

Опыт этих людей показывает, что осознание Божественного превосходства быстро разрешает все противоречия между человеком и Богом. Желание бороться с Богом покидает человека, и он готов уже, подобно побежденному Савлу, смиренно спросить: «Господи! что повелишь мне делать?» (Деян. 9:6). И, напротив, самоуверенность современных христиан, легкомыслие, лежащее в основе столь многих наших религиозных собраний, шокирующее неуважение, которое выказывают по отношению к личности Бога в достаточной степени свидетельствуют о слепоте сердца. Многие называют себя последователями Христа, много говорят о Боге и даже иногда Ему молятся, но, очевидно, не знают, Кто Он такой. «Страх Господень — источник жизни» (Прит. 14:27), но этот целительный страх едва ли можно найти сегодня у христиан.

Однажды в разговоре со своим другом Эккерманом поэт Гете затронул тему религии и заговорил о злоупотреблении Божественным именем. «Люди обращаются с Ним, — сказал он, — как будто бы это непостижимое и высочайшее Существо, которое находится даже вне досягаемости мысли, было всего лишь равным им самим. Иначе бы они не говорили: «Господь Бог, дорогой Бог, добрый Бог». Это выражение становится для них, в особенности для духовенства, которое каждый день не перестает его повторять, простой фразой, ничего не значащим именем, которое не соотносится ни с какой мыслью. Если бы они находились под впечатлением от Его величия, они молчали бы, из чувства благоговения не желая назвать Его».

Господь всех существ, восседающий далеко на престоле

Твоя слава сиянием исходит от солнца и от звезды;

Центр и душа каждой сферы,

Ты все-таки так близок каждому любящему сердцу!

Господь всей жизни, что внизу и что наверху.

Чей свет — истина, чья теплота — любовь,

Перед Твоим вечно сияющим престолом

Мы не просим славы для себя.

Оливер Уэндел Холмс