14. Человек с золотым зубом

Революционные потрясения, лихорадившие необъятные просторы бывшей Российской империи, привели к массовой эмиграции, общая цифра которой составила около 2,5 миллиона человек. Исход людей из России шел морскими и сухопутными путями, имея при этом несколько основных направлений. Северный путь пролегал через Мурманск,

Архангельск в Финляндию, Норвегию и затем — с возможностью перебраться в страны Западной Европы — через Польшу в Германию, Англию, Францию. Южный морской путь — через Черное море в Турцию и оттуда в Европу, и Дальневосточный путь — по линии Китайско-восточной железной дороги (КВЖД) в Китай. Основными центрами европейской русской эмиграции стали Франция (преимущественно Париж), Германия (Берлин), правда, в основном только до конца 1920-х годов, Чехословакия (Прага), и в меньшей степени, Югославия и Болгария. В Азии центром эмиграции, особенно в начале 1920-х годов, была Турция, затем вскоре практически оставленная русскими. Формирование данных центров было неслучайным. Так, Париж с давних пор был очень любим русской интеллигенцией и дворянством. К тому же Францию связывала с Россией старая дружба, и она предоставила для эмигрантов-русских большие льготы. Германия представляла собой ближайшую страну Старой Европы и потому удобную для эмиграции, как перевалочный пункт, чем она, в основном, и являлась. К тому же дешевые цены, бывшие в Германии в начале

1920-х годов, также способствовали притоку туда беженцев. Чехословакия, вследствие новых политических и философских воззрений в правительстве, очень хорошо относилась к русским беженцам. Югославию объединяло с Россией чувство благодарности за освобождение в XIX столетии от турецкого ига, и к тому же югославская королевская фамилия была в родстве с Романовыми. Этот же фактор, благодарность к России за прошлые услуги способствовал и радушному приему, который оказала русским Болгария. Во всех этих странах создаются научно-исследовательские институты по России, издаются русские газеты, открываются русские клубы. В связи с эмиграцией особо хочется отметить тот факт, что в ходе и после Гражданской войны среди русских адвентистов практически не было эмигрантов. Хотя все условия у них для этого были, ибо европейские и американские собратья с радостью оказали бы им помощь и поддержку помимо той, что оказывалась другим эмигрантам правительствами тех стран. Но адвентисты тех лет не мыслили себя без своей земли, на которой Господь поручил им нести весть Евангелия. «Если не мы, то кто?» — говорили тогда адвентисты. В ходе Первой мировой войны царское правительство в принудительном порядке высылало адвентистских проповедников нерусского подданства, но как только произошла Февральская революция, даже те проповедники, которые уже имели билеты на отъезд в США, как, к примеру, глава адвентистов России пастор Отто Рейнке, оставались. Последний особо почувствовал свою ответственность в этой кризисной ситуации перед Богом и церковью. А между тем, по-человечески, Рейнке очень мало что связывало с Россией. Он родился в 1875 году в Германии, в юности принял адвентизм и уже в 1895 году поступил на медицинские курсы в адвентистском центре Батл-Крике (Мичиган, США). После этого он работает в Чикаго, а в 1900 году рукополагается в сан проповедника. С1910 по 1913 год несет служение в Европе, а с 1913 года — в России, возглавив там адвентистскую церковь. 17 апреля 1916 года у него на квартире производят обыск и приказывают покинуть Россию. Рейнке вынужденно покупает билет до Владивостока, откуда, через Японию, он должен был отправиться в Сан-Франциско, но, как уже было отмечено, произошедшая Февральская революция дала ему возможность остаться в этой ставшей очень близкой ему стране. С1917 года он возглавляет Сибирскую унионную миссию, и мы можем себе представить все те, мягко говоря, неудобства, которые онвынужден был испытывать: гражданская война, страшные морозы, голод. А ведь от всего этого у него, американского гражданина, была постоянная возможность отказаться. Но как он, пастор, бросит свое стадо?! Для него это было немыслимо! С 1920 года он возглавляет Каспийский унион, а оттуда переезжает в Саратов. Все это время он несет служение как церковного администратора, так и самое главное — пастора, а также автора многих статей и заметок для журналов «Маслина», «Благая весть». Вот как современники описывают пастора Рейнке: «…он всегда появлялся на собрании в прекрасном черном костюме, а чаще — в сюртуке, в белоснежном крахмале, с величавой солидной осанкой. Однако в нем не чувствовалось какой-нибудь пасторской духовно-властной манеры поведения. В обращении с рядовыми членами он был всегда учтив, любезен и по-своему скромен и прост. По-русски его разговор был настолько забавен и непонятен, поэтому он пользовался чаще переводчиком». «Проповеди брат Рейнке произносил на английском языке, разумеется, с переводчиком. Они, эти проповеди, были внушительны, содержательны, без лишнего пафоса и экспрессии. Брат Рейнке в жизни производил впечатление весьма солидного, культурного и скромного человека-христианина. В быту и на собраниях всегда он был внимателен, обходителен и любезен, никого не чуждался». Со времени служения Рейнке в Саратове начался страшный поволжский голод, от которого в 1921 году он и умирает, вновь не воспользовавшись своим американским гражданством, возможностью уехать в Москву и там через посольство — в США, в Америку. Нет, он до конца разделил судьбу своих собратьев, которые даже его плохой русский понимали хорошо, ибо чувствовали его любовь и внимание к ним. А главное — видели в нем пастыря, не оставившего свое стадо… И если адвентистские пасторы России оставались со своей паствой в годины самых страшных бедствий, то служители уже существовавших русскоязычных общин зарубежья так же осознавали ту великую ответственность, которая ложится на них по работе с эмигрантами. Многие из таких общин становятся вскоре центрами русского зарубежного адвентизма. И среди них особое место занимает русская адвентистская церковь в китайском Харбине. Своим появлением этот город был обязан строительству Россией Китайско-восточной железной дороги, которую, согласно российско-китайскому договору, обслуживали российские инженеры и рабочие. Ее станции со временем стали превращаться в настоящие небольшие русские колонии в Китае, среди которых, безусловно, первое место занимал Харбин, где еще в начале 1910-х годов Епифаном Гнединым была создана русская адвентистская община, которую с 1920 года возглавляет один из величайших религиозных деятелей XX столетия пастор Феофил Феофилович Бабиенко (1885-1980), удивительной биографии которого нами была посвящена специальная монография — «Желтая река», к которой мы и отсылаем заинтересовавшегося читателя. Здесь же отметим, что отец Ф. Ф. Бабиенко, Феофил Арсентьевич, был одним из первых русских, который на основании изучения Священного Писания стал святить субботу и организовал вскоре отдельную общину. За это он был сослан на Кавказ, где, однако, не оставляет своей проповеднической деятельности и, более того, познакомившись с адвентистским учением и убедившись в его сугубо библейском основании, принимает его, за что подвергается новой ссылке, уже в Армению. Оттуда он эмигрирует в Румынию, Болгарию и затем в Канаду и США. Воспитывая детей в любви и истине, он отправляет старшего Феофила учиться на пастора, и тот по окончании семинарии едет в Европу, а затем, получив направление Генеральной Конференции, отправляется в Китай, в Харбин, возглавлять Сунгари-Монгольскую миссию. Об этом времени есть воспоминания его дочери Лидии Манн, бывшей в то время девочкой, а ныне проживающей в США (штат Вашингтон, г. Рендлендз). Она любезно предоставила свои воспоминания автору этой книги. «Во время российской революции 1917 года приблизительно полмиллиона «белых» эмигрантов бежали в китайский город Харбин. Вместе со зданиями прежних поселенцев из России стиль возведенной ими архитектуры стал преобладать в городе, превратив его в «восточный Петербург». В 1920 году Генеральная Конференция адвентистской Церкви открыла тут свою миссию. Мой отец был назначен ее главой. Ее здания занимали большую территорию. В центре стоял высокий храм из красного кирпича, окруженный цветочными клумбами. Маленькая начальная и большая средняя школы располагались рядом. В подвале школы была типография. Когда я гуляла вокруг школы, то заглядывала в подвальные окна и разглядывала странные механизмы внутри. Они громко пыхтели и клацали, возя большие листы бумаги туда-сюда. Я знала, что это печатаются книги, которые мама переводила с английского на русский. Она проводила много времени за пишущей машинкой. Помню наш дом — он был окрашен в белое. Мне он казался таким большим, со многими комнатами. Особенно врезалась в память наполненная солнцем прихожая. Там были плетеная мебель и растения в китайских горшках, окна с двойными стеклами. Рядом постоянно было несколько русских женщин, которые готовили, убирали и помогали присматривать за Эллори, моим старшим братом, и мной. Папа приходил домой на каждый прием пищи. Помню, что эти «заседания» были довольно продолжительными. Кажется, каждый раз у нас были гости, которые испытывали голод, любили поесть и поговорить, и им было что сказать. Оглядываясь на свое детство, мне трудно определить, что происходило со мной, а что я слышала от других. Территорию Церкви огораживал высокий забор. Сверху он был покрыт битым стеклом и колючей проволокой, что портило его вид, но было необходимым для защиты от воров и прочих вторжений. Большими металлическими воротами пользовались редко. Привратник пропускал посетителей через небольшую дверь в них. Помню лишь несколько китайских лиц. Ночным сторожем был китаец. Он был стар, слеп и пользовался тростью. В его ночных обходах ему помогали четыре больших пса. Самый младший пес, игривая немецкая овчарка, любил дразнить этого старика. Много раз этот сторож приходил к нашей двери, стучал и громко жаловался, что Барбос снова стащил его трость. Только маме удавалось успокаивать его. В один базарный день мама взяла меня с собой делать покупки. Мы вышли через дверь в воротах на улицу. Сразу же нищий, который каждый день сидел на одном и том же месте, начал стучать железной банкой по камням мостовой. Стук был громким, настойчивым и испугал меня. Мама приготовила мелочь для подаяния, но я боялась даже взглянуть на нищего. Я знала, что, будучи калекой, он не мог бы «схватить» меня, но все равно боялась. Высокий, мускулистый маньчжурский кули ждал нас на улице. Его я никогда не пугалась, потому что у него было добродушное лицо. Мама всегда нанимала его, чтобы торговаться с продавцами и доставлять покупки домой. С раннего возраста я узнала, что помидоры, виноград, персики и другие тонкокожие фрукты и овощи небезопасно употреблять в пищу без предварительной обработки. Везде были микробы. Я их никогда не видала, но верила словам мамы. Мы ели орехи. Арахис был вкусным и в большом разнообразии. Помню, как я просила маму купить хурму. Может, мне понравилось или ее китайское название, или богатый оранжево-красный цвет, или своеобразная форма, но тонкокожая хурма была так же категорически запрещена, как плод с дерева познания добра и зла. В детстве я не помню, чтобы мы пили воду, которая не была бы прохладной и не имела по бокам пузырьков из кувшина после кипячения, охлаждения и отстаивания несколько часов. Одна из русских женщин была замужем за китайским торговцем. Они жили на краю города, и у них был прекрасный сад. Они не использовали навоз для удобрения фруктовых деревьев или овощей. Помню, у них я ела малину прямо с куста.

Эту женщину несколько раз похищали. Злоумышленники приходили с нижней части сада, которая спускалась к реке и не была огорожена. К счастью, эти похищения оканчивались благополучно — торговец платил выкуп, чаще всего несколько долларов, и ее возвращали невредимой. Все знали, что эти похитители содержали семьи на деньги, заработанные летом. Каждую осень, когда холодная погода держала всех дома, эти «бандиты» сдавались полиции, которая бросала их в тюрьму, где было тепло и им был гарантирован хотя бы один прием пищи в день. Помню, однажды видела несколько приспособленных для проживания повозок, влекомых лошадьми, ехавших по улице и перегораживавших дорогу пешеходам и транспорту. Эти повозки были переполнены китайцами — взрослыми и детьми. Их руки были завязаны за спиной кусками веревки. Колени также были спутаны. Их тела, покрытые лохмотьями, покачивались в такт шагам лошади. Охранники ехали рядом, закуривали сигареты и протягивали их своим заключенным. Дружелюбно и цивилизованно. Выражение лиц заключенных было тупым и безразличным. Не таким было отношение прохожих. Русские женщины быстро крестились. Пожилые китайские матроны, шаркавшие своими миниатюрными ножками, останавливались, опускали голову и прятали руки в рукава своих мягких жакетов. Мой братик сразу же пояснил, что эти люди преступники и полиция собирается «отрубить им головы». Скорее всего, это было правдой. Помню обычные черно-белые открытки с нарисованными мужчинами и мальчиками в одном белье, стоявшими на коленях с лицами, опущенными в пыль. Их длинные косички распадались в стороны, открывая шею, а руки были связаны за спиной. За их спинами стояли охранники с саблями в руках, занесенными над их головами. Не уверена, были ли сигареты, которые охранники делили с заключенными, начинены опиумом. Слышала, как об этом говорили взрослые или мой брат. В любом случае, это было гуманно и для охраны, и для осужденных. Похоже, что опиум тогда был очень распространен». В считанные месяцы благодаря необыкновенному административному и проповедническому таланту, Бабиенко строит прекрасный молитвенный дом (кстати, сохранившийся до сих пор, теперь там проводит свои служения другая протестантская церковь), основывает Библейскую семинарию, из которой выходят многие будущие выдающиеся проповедники, проводит библейские семинары, после которых десятки людей заключают завет с Богом, пишет прекрасные книги: «Катастрофа мира» — о происхождении зла и об истории спиритизма, «Христос и Его ходатайственное служение» — прекрасное исследование по Святилищу, «Серия 66 проповедей», в которой на прекрасном простом и одновременно глубоком языке раскрыты все основные библейские темы, знание которых необходимо человеку для спасения. При Бабиенко адвентистская церковь становится широко известной, в нее приходит много интеллигенции и молодежи. Во время служения в Харбине он также переживает много чудесных опытов, отдельные из которых были переданы недавно автору этих строк уже выше цитированной его младшей дочерью Лидией (по-американски Линдой) Манн, проживающей ныне в Рендлендз (США, штат Вашингтон), и потому не смогли войти в уже изданную работу «Желтая река». Думая, что они могут заинтересовать читателя, мы помещаем их здесь полностью.

«Когда папа служил в Харбине, им с мамой было чуть более тридцати. Они были полностью преданы своей вере и делали на ниве служения все, что могли. Наш дом на территории миссии был большим и всегда полным людей. Многие останавливались у нас, чтобы отдохнуть и решить, что делать дальше. Двери были открыты для всех. Для меня, маленькой девочки, все они были дядями и тетями — моими друзьями. Взрослые называли друг друга братьями и сестрами. Во всем ощущался дух принятия и дружелюбия. Во Владивостоке, где-то в ста милях от китайско-русской границы, была большая община верующих. Там служители из этой части страны собирались на конференции. Папа созвал специальное собрание, потому что поползли слухи, что скоро граница будет закрыта для свободного перемещения, поэтому нужно было решить важные вопросы касательно церквострои-тельства. Как раз перед тем, как папа и его помощник Павел были готовы к отъезду, британский консул предупредил их, что они совершают это на свой страх и риск и что он не может гарантировать их безопасное возвращение. Мама закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, но чувство тяжести и тревоги не исчезало. Почему сейчас? Папа много раз ездил во Владивосток и каждый раз благополучно возвращался. Всякий раз, когда он возвращался после визита в эту общину в советском городе, он рассказывал об ощущении радости и надежде на будущее, которые чувствовал, разговаривая с адвентистами, сохранившими свою веру. Мама тряхнула тяжелое зимнее пальто папы. Потянуло запахом нафталиновых шариков от моли. Да, его нужно упаковать, а может, папа наденет его в поезде. В городе навалило целые сугробы, а в деревне, верно, и того больше. Она приготовила меховую шапку и пару теплых рукавиц для езды в поезде. Чемоданчик был готов. Папа и брат Павел сели в вагоны в разных концах состава. Родственники и друзья никогда не ездили вместе — так было безопаснее на этой дороге. Если одного задержат или арестуют на границе, другой, возможно, ускользнет, чтобы сообщить другим. Было послеобеденное время, но заходящее солнце уже раскраснелось в морозном небе. Оно быстро исчезло из виду, и поезд, прорезая тьму, приближался к китайско-советской границе. Скоро должны были появиться инспекторы-коммунисты вместе с рослыми солдатами. Они вели себя развязно, громко оббивали снег с обуви, разговаривали громко и грубо. Иногда обыскивали весь багаж. В других случаях они в первую очередь определяли, нет ли среди пассажиров нежелательных лиц. Подозреваемых арестовывали и вели в товарный вагон, стоявший на запасном пути. Там их допрашивали и чаще всего расстреливали. Поезд внезапно стал. Завизжали тормоза — горячие колеса пытались ухватиться за замерзшие рельсы. Клубы дыма затемнили окна вагона, пряча пассажиров от внешнего взгляда. В вагоне все замолчали. Женщины беззвучно молились и прижимали к себе детей. Дети смотрели широко раскрытыми глазами. Папа и брат Павел посмотрели друг на друга, и оба подумали: «Не к добру». Они были уже не в Китае, и их советские гости не всегда были гостеприимны. Отъехала тяжелая дверь. Вышли солдаты и стали с обеих сторон машины, охраняя выходы. Затем они пропустили комиссара. Снег присыпал его меховую шапку и плечи шинели. Его глаза скользнули по пассажирам. Он улыбался. В его рту сверкнул золотой зуб. Никто в Советской республике не мог себе позволить услуг дантиста, но люди у власти иногда надевали золотые коронки на здоровые зубы для того лишь, чтобы показать, что у них есть такое преимущество. Осторожно поведя плечами, он выставил подбородок, улыбнулся снова и объявил доверительным басом: «Я ищу американского шпиона. Я знаю, что он в этом вагоне, и я найду его. Он не уйдет. Приготовьте свои дорожные документы». Папа расслабился. У него был британский паспорт, и он уж точно не был американским шпионом. Как подданный короля Георга V, он пользовался поддержкой всей Британской империи. Самое важное, что Бог, Которому он доверял и служил всю свою жизнь, никогда его не подводил. Когда «золотой зуб» дошел до папы, его улыбка погасла, а лицо было расстроенным и злым. После короткого взгляда на папины документы он сгреб их, помахал ими торжествующе и заявил: «Заберите его. Это шпион — я узнал его». Когда папу вели в товарный вагон, он по привычке посмотрел на небо. Мерцавшие и подмигивающие звезды были теплыми и дружелюбными. В том вагоне было жарко. Стоявшая посреди буржуйка была раскалена докрасна. Пятеро мужчин сидело с одной стороны стола. Они никак не отреагировали на папино появление. Они были его и судьями, и присяжными. «Положите чемо-дан на стол, откройте его и выверните его карманы!» Получив команду, солдат быстро обыскал папу и вытащил содержимое его карманов и чемодана. Будучи командировочным, папа ехал налегке. В чемодане была смена белья, бритвенный прибор и зачитанная Библия. На папе было его зимнее пальто. В карманах были билеты, паспорт, кошелек и чистый платок. Главный осмотрел вещи и передал следующему. Затем папа увидел маленькую свернутую бумажку, которая могла быть среди вещей. Это встревожило его, потому что было неизвестно ее содержание. Он не помнил, видел ли ее когда-то раньше. Это могло быть подброшенной уликой, чтобы обвинить его. Такие вещи случались…

Папа смотрел, как судья развернул записку и прочел записанные на ней несколько предложений, внимательно посмотрел на папу и передал другим. Все сидевшие за столом читали записку и потом разглядывали стоящего перед ними арестованного. Наконец, комиссар сгреб лежавшие на столе вещи, протянул их отцу и тихо сказал: «Можете идти. Мы ищем не вас». Когда папа подошел к дверям, они резко отворились, и внутрь ввалился Золотой Зуб. Увидев, что отец отпущен, он грубо остановил его и стал спрашивать у остальных, в чем дело. Разгорелся долгий и жаркий спор. Наконец Золотой Зуб уступил, но поставил условие, чтобы папа сообщил адрес своего пребывания во Владивостоке. Все время папиного отсутствия брат Павел молился, даже со слезами, и ужасался при мысли о необходимости объяснять моей маме еще и то, почему сам он в этих условиях вернулся невредимым. Поэтому он переполнился радостью, увидев, что папа вернулся вместе с солдатом, помогавшим ему нести чемодан. Поезд прибыл во Владивосток поздно, и еще позже брат Павел и папа добрались до церкви. Они должны были ночевать в комнатах для приезжих служителей. Церковный сторож ожидал их с горячим ужином. Он с интересом выслушал историю о папином аресте и освобождении. Задумавшись, промолвил: «Это меня тревожит. Значит, Золотой Зуб знает, где вы собираетесь остаться на ночь? бараки, и солдаты — мои приятели. Мы часто пьем вместе. Они мне рассказали, что очень часто нежелательных людей арестовывают ночью, и они исчезают без вести. Но не беспокойтесь, идите спать, а я обо всем позабочусь». Этот человек не был членом церкви и не посещал богослужений, но любил свою работу, своих хозяев и уважительно относился к их деятельности. Ни брат Павел, ни папа не могли заснуть. Золотой Зуб знал, что они здесь, но это было единственное место, куда они могли отправиться в такое время. Тот клочок бумаги продолжал волновать папу. Его не вернули ему, когда отпускали. Брат Павел и папа читали Библию. Обетования о Божьем присутствии с теми, кто доверяет Ему, ободрили их. Они помолились. Время тянулось медленно. Затем они услышали приглушенный стук конских копыт, скрип саней по утоптанному снегу. Заспанный, рассерженный голос прикрикнул на лошадь, сани остановились, несколько ног затопало к дому, и тяжелые удары посыпались на дверь. Затем они услышали приглашающий голос сторожа. Он звал своих приятелей зайти, присесть, отдохнуть и обогреться. Слишком долго убеждать не пришлось, потому что все с удовольствием согласились. Так как все они были россиянами, уже очень скоро все они пели, смеялись, острили. Через несколько часов сторож помог своим друзьям забраться в сани и отправил их домой. Папа и брат Павел не спали, и сторож сказал им: «Эти солдаты пришли забрать вас, но уже забыли, зачем пришли… растеряли все приказы…». Следующим утром служение прошло как следует, и церковные вопросы были решены. Прощания продолжались дольше обычного; было ясно, что транспортное сообщение между Китаем и СССР прерывается. Папа и брат Павел уехали в этот же день и безопасно добрались до Харбина. Несколько лет спустя, перед тем как мы уехали из Китая, папа получил разрешение снова посетить Владивосток. Когда он проповедовал на утреннем собрании, узнал многих друзей из той общины. Но одна семья не уходила у него из головы. Он был уверен, что видел отца, но не мог вспомнить, где. Семья производила впечатление верующих со стажем — быстро находила стихи в Библии и поднималась для пения гимнов. Но узнать отца он никак не мог. После собрания папа стал возле выхода из церкви, чтобы пожимать руки выходящим, приветствовал старых друзей и знакомился с новыми. Скоро высокий улыбающийся человек подошел, чтобы представить свою семью и обменяться рукопожатиями. Едва сдерживая смех, он спросил: «Не узнаете меня?»

«Нет, брат. Я знаю, что где-то видел вас, но сейчас вы выглядите как-то иначе».

«Да, я сейчас не только выгляжу иначе, я и сам другой. Еще перед крещением я снял золотую коронку с зуба. Это была часть моей старой жизни, которую я хотел бы забыть».

Папа изумился: «Золотой Зуб!» Как бы он хотел, чтобы брат Павел увидел этого человека! Затем этот новообретенный друг открыл свою Библию. «Вот что помогло мне измениться». На последней странице был наклеен старый и порванный клочок бумаги. Папа сразу его узнал. Эта загадка интересовала его много лет. Должно быть, эта записка была в кармане его старого зимнего пальто, которое он не надевал долгое время. Он снова посмотрел на нее. Это был листок из его дневника, на котором он записал мысли о том, как вести христианскую жизнь: Читай Библию ежедневно.

Всегда молись.

Живи каждый день как последний на земле.

Всегда будь готов встретить Господа.

Перестав улыбаться, человек без золотого зуба сказал: «Если бы я действовал тогда, как должен был, это был бы твой последний день. И когда солдаты вернулись без вас, я уже собирался отправиться за вами и расстрелять вас, но эти слова взывали ко мне. Я видел, что ты был готов встретиться с Богом. Будучи арестованными, остальные дрожали и молили о пощаде. Ты был спокоен, молчалив и бесстрашен. Я думал о своей жизни, вспоминал свои старые и теперешние поступки. Я не был готов к встрече с Богом. Это настолько устрашило меня, что я не мог ни есть, ни спать, пока не нашел эту церковь и не изменил свою жизнь. Посмотри на меня сейчас. Разве я не новый человек?»1

Это было действительно удивительное Божье водительство, которое мы можем видеть и в редакторской работе Бабиенко в Харбине, ибо там им основываются сразу четыре адвентистских журнала: «Семейный друг», «Источник жизни», «Голос истины» (одноименный журнал издавал, как помнит читатель, пастор Г. И. Лебсак в Киеве), «Церковный вестник» и «Настоящая истина». Все эти журналы печатались в основанных Бабиенко же издательствах «Альфа и омега», а затем — «Спутник жизни» и начали выходить с января 1923 года. Каждый из них имел свои задачи и своего читателя. Так, журнал «Церковный вестник» предназначался для членов церкви, помещая на своих страницах уроки субботней школы. Помимо этого на страницах данного журнала постоянно печатались статьи, направленные на улучшение церковного служения и, в первую очередь, субботней школы и проповеди. Но это были не просто дежурные статьи по методологии и дидактике или статьи с психологическим уклоном и с искусственными методами увеличения членов церкви. Нет, в этих статьях делался акцент в первую очередь на духовности и ответственности самих учителей субботней школы и проповедующих. При этом даже сами названия статей говорят о многом: «Учителя субботних школ, работайте для спасения души ваших учеников», «Сосредоточить ответственность», «Слово предостережения». Как сегодня звучат актуально слова этих статей: «Учитель (субботней школы) не готов быть учителем и не исполняет всего своего долга, если он не горит желанием работать лично с каждым из своих учеников к их спасению и не стремится усовершенствоваться в этом». Меж тем, как сегодня порой учителя субботних школ очень плохо посещают даже учительские собрания на неделе, ссылаясь при этом на занятость. Но в Харбине 1923 года, где каждый день надо было зарабатывать на хлеб, живя в чужой стране и без дома, время почему-то всегда находилось. И главная причина была в той ответственности, которую сознавали люди пред Богом и пред ближними. А Господь, в Свою очередь, видя их посвящение, благословлял и в земных делах. Актуально в связи с участившимися сегодня призывами некоторых больше крестить детей для увеличения членства церквей звучит статья Ф. Ф. Бабиенко «Слово предостережения». Там он, в частности, пишет: «Не делайте ошибки в следующем: побуждая детей и юношей отдать свое сердце Господу, мы не должны думать, что ответившие на этот призыв должны сейчас же получить крещение. Призывать к обращению мы должны всегда необращенных, но призывать к крещению мы должны с большой осторожностью. Дети, отдавшие свое сердце Господу, могут быть вполне истинными маленькими христианами, но акт крещения должен быть отложен до времени, когда они войдут в полное сознание того, что значит для них этот акт. Одна маленькая девочка, искренне полюбив Иисуса, отдала Ему свое сердце, и желала стать членом общества Его детей. Мать ее, беседуя с ней по этому вопросу, поняла, что она еще не понимает всего значения крещения, и уговорила ее подождать, сказав ей, что она «дитя Христово, ожидающее», это новое имя вполне удовлетворило требования ее маленького сердца принадлежать к детям Божиим». В этом журнале помещались также статьи духовного содержания, имеющие цель укрепить тех, кто вступил на путь проповеди Евангелия другим людям и встретился с ожесточенным противодействием сил зла. Так, в статье «Уповаю на Него и не боюсь» Бабиенко раскрывает секреты победы над страхом и одновременно причины наших падений, делая вывод, что «Мы нарушаем уставы Божий потому, что не познали Его и не имеем общения с Ним, и вера наша слабая и не укрепленная всегда готова обвинить Бога в Его мнимой несправедливости». Таким образом, журнал «Церковный вестник» был очень хорошим и пособием, и подкреплением одновременно для членов церкви в их служении. Два других журнала, «Семейный друг» и «Источник жизни», издаваемые им, носили, в первую очередь, духовно-назидательный характер, предназначаясь как для членов церкви, так и для инаковерующих, а также тех, которые еще только начали свой путь к Богу. Сердцем этих журналов были глубокие проповеди, заставляющие человека задуматься над своей духовной жизнью и даже над такими вроде бы привычными для христиан понятиями, как, к примеру, молитва. Так, одна из статей действительно заставляла задуматься над вопросом, а молимся ли мы вообще и чего стоит наша молитва. Кстати, именно так: «Чего стоит молитва» и называет пастор Бабиенко эту свою статью, помещенную в журнале «Семейный друг», и ее мы предлагаем сейчас читателю. «Чего стоит молитва?

Многим кажется, что молиться легко. Стоит сказать только несколько простых слов нашему Небесному Отцу. Мы не привыкли думать, что молиться трудно, но все же иногда молиться стоит очень многого. Многое, о чем мы просим, может прийти к нам только при посредстве борьбы и слез.

Основою всякой молитвы служит полное подчинение всей жизни нашей воле Божией, и если мы не пережили этого, то не молились. Об одном молодом военнопленном рассказывают, что когда его привели к коменданту победоносной армии, он протянул руку своему победителю. «Вашу шпагу прежде всего», — сказал комендант. Ни приветствие, ни честь не могли быть приняты, пока не произошло полной сдачи побежденного. Мы не можем приблизиться к Богу и быть услышаны, пока не подчиним нашу волю воле Божией. Все наши молитвы должны иметь в своем основании: «Твоя воля, не моя, да будет». Вот настолько предаться воле Божией — стоит многого. Это значит, что мы отказываемся от своей воли, от своих путей. Каждое преклонение наших коленей пред Христом, если оно искренно и сердечно, означает возложение себя вновь на жертвенник всесожжения. Мы не можем истинно молиться, не будучи готовы исполнить все, что Господь от нас может потребовать. Грех, лелеемый в нашем сердце, делает слова молитвы бессильными. План, желание, намерение, настойчиво достигаемые, но не подчиненные совершенной воле Божией, отвращают уши Господа от слышания молитвы. Молиться всегда — значит жертвовать своей волей.

Итак, не бывает ли иногда тяжело молиться? Не стоит ли она иногда многого? Не бывает ли борьбы с самим собою, не приходится ли жертвовать желаниями, которые дороги нам, как сама жизнь, не значит ли это лишение лелеемых предметов, уничтожение самых нежных человеческих привязанностей в тишине? «Твоя воля да будет».

Это было нечто, что вы желали, но не были уверены в том, угодно ли это будет Богу. Вы молились об этом, но вы говорили: «Твоя воля, не моя, да будет». Просимое вы не получили, но желание ваше теряло свою интенсивность в то время, когда вы молились и ожидали. Наконец, когда стало ясно, что это не была воля

Божия исполнить вашу молитву, не было горечи, ни томительной борьбы — только мир и пение. Но подчинение воле Божией разве не стоило вам ничего?

Или это была печаль, об удалении которой вы молились. Любимый вами человек был поражен болезнью. От всего вашего сердца вы молились о выздоровлении вашего друга. Но в то время, когда вы молились, нежной рукой вы были приведены сложить бремя вашей молитвы в полном подчинении у ног Господа. Медленно пока проходили дни и ночи вашего бодрствования, и вместо улучшения наступало ухудшение, и, когда становилось все яснее, что друг ваш будет взят от вас, в вашем сердце появилось новое, странное сознание любви Божией и вы становились тихими и покойными. И когда пришло горе, в вашем сердце не было возмущения, горечи, только одно сладкое доверие. Не было изменения пути Божия, чтобы снизойти и согласовать его с вашим, но вы были подняты и примирены с волею Божиею. Не стоило ли это вам многого?

Это сокровенная история каждой жизни молитвы. Мы просим желаемый нами предмет, о котором мы думаем, что он сделает нас более счастливыми. Все же эти предметы, о которых мы думаем, что они будут хлебом для нашего сердца, оказались бы камнями, если бы мы их получили. Отец наш никогда не даст камень вместо хлеба, и потому столько неуслышанных молитв, в одном смысле. Желаемого нами предмета мы не получаем. Само «я» должно умереть. Желания наши должны уступить. Вера должна возрастать. Наша воля должна соединиться с Божией. Наша борьба должна утихнуть в Его мире. Такая борьба стоит борьбы и слез, но приносит нам богатые благословения. Без сомнения, много благословений приходят к нам посредством лишений от Бога. Часто бывает, что мы получаем более благословения, когда научимся обходиться без просимого, нежели получим просимое; все же молиться стоит очень многого, «воля Твоя да будет».

Есть еще другая фаза того, что стоит молитва. Мы молим о большей святости. Мы знаем, что это есть воля Божия о нас, и все это может стоить долгой борьбы привести нашу жизнь в гармонию с нашими желаниями. Мы молим о большем смирении, но возможно, что наше желание может быть исполнено только посредством разочарований и утрат. Мы просим терпения, но само слово «терпение» говорит о перенесенных страданиях и свойство смирения таково, что его можно достигнуть только посредством испытаний. Мы молим о пребывании Христа в нашем сердце, и Господь желает исполнить нашу молитву. Но возможно, что наше сердце так занято посторонними предметами, что место для Христа может быть сделано только удалением из него этих предметов. Тогда приходится переживать борьбу. Прежний человек не желает уступить место новому без протеста и не уступит, пока не обессилеет и не будет побежден.

Другой пример того, что стоит молитва, мы найдем в молитве за других. Иногда кажется легким молиться за друзей наших и кажется, что это ни к чему нас не обязывает. Но мы не молимся долго о других с достаточной серьезностью и настойчивостью любви. Родитель, молящийся о своем ребенке, влагает в это всю свою душу. Мы молимся о язычниках, и мы должны быть бессердечно неискренни, если не примем при этом соответствующий интерес в движении спасти язычников. Мы молимся о больных, бедных и нуждающихся и, если мы действительно так чувствуем, наша любовь не удовольствуется только одной молитвой.

В одном городе миссионер, нашедши в одном холодном, не-топленном доме двух сирот, голодных и раздетых около умершей матери, стал молить Бога послать ангела, который бы согрел и накормил этих сирот, но во время молитвы он услышал голос в своей душе: «Ты Мой ангел! Именно для этого Я послал тебя сюда». Его молитва об этих сиротах стоила ему многого. Лучше вам не молиться о малых сих Божиих, находящихся в горе и нужде, высказывая Богу, как вы сочувствуете им, если вы не хотите, чтобы эта молитва вам стоила что-нибудь. По всей вероятности, Бог поручил вам помочь им.

Мы должны молиться за наших врагов, за тех, кто злобно обращается с нами. Это не легко. Не трудно, придя домой вечером, в нашей комнате преклониться в молитве перед Богом и, вспомнив всех кто был любезен и добр к нам, молиться о них. Всякий может это исполнить. Но мы должны вспомнить также и в особенности тех, кто были не добры, говорили о нас зло и причинили нам боль, и молиться о них. И, молясь о них, мы должны простить им. Мы не можем иметь в сердце недовольство, злое чувство, обиду после того, как мы искренно о них молились. При жертвеннике посреднической молитвы все зло и вся страсть должны умереть. Молитва за других удаляет из сердца все, кроме любви. Это стоит очень многого, но благословение, которое дается при этом, очень велико.

Это все иллюстрации того, что стоит молитва. Каждое истинное духовное желание есть стремление вверх, в лучшую, более истинную и благородную жизнь. Молитва всегда есть стремление как бы вверх к Богу. Мы поднимаемся вверх только посредством борьбы и самоотвержения и распинания старого человека. Давид сказал, что он не принесет Богу в жертву то, что ему не стоит ни чего. К молитве можно приложить ту же самую пробу. Молитва, которая не стоит ничего, не будет услышана. Молитвы, которые стоят больше всего, приносят самые великие благословения».

Действительно, как сложно и как просто молиться. Действительно, какая грань между формальной и живой молитвой?

А в статье «Залог победы над грехом» раскрыты начальные принципы духовного спасения человека.

«Залог победы над грехом

Несколько времени тому назад мне пришлось прочитать рассказ о том, как один человек упал в воду и стал тонуть. Стоявшие вблизи женщины, увидя утопающего, подняли истерический крик о помощи. Неподалеку от того же места стоял матрос, который, хотя и не обращал внимания на крики женщин, умолявших спасти утопавшего, но в то же время пристально следил за предсмертными усилиями его. Вслед за тем, как утопавший скрылся под водою в третий и, видимо, последний раз, матрос быстро снял с себя куртку и, бросившись в воду, вытащил утопавшего на берег. На вопросы, обращенные к матросу, почему он не вытащил утопавшего раньше, он ответил, что в то время, как утопавший пытался спастись собственными силами, спасать его было рискованно, так как он мог утопить и спасавшего, но после того, как он потерял уже силу и подчинился судьбе, его можно было спасти. Это происшествие до некоторой степени иллюстрирует и наше спасение от грехов. До тех пор, пока мы стараемся побороть свой грех собственными силами, Господь не в силах нас спасти, и лишь после того, как мы беспрекословно сдаемся на волю Господа, Он дает нам силу для победы над грехом. Ты скажешь, что я годами боролся со своею невоздержанностью и злым языком, но все старания мои результата не имели. В этом-то и заключается твоя беда, что ты боролся именно сам.

Единственно, что тебе нужно сделать, так это бросить борьбу с грехом собственными силами и с верою возложить эту работу на Христа. Отдайся всецело Ему, и Он будет терпеть за тебя, ибо Он Бог терпения (Римл. 15:5). Свое терпение Христос показал особенно тогда, когда Его били, истязали и плевали в глаза, но Он по-прежнему оставался Тем же (Евр. 13:8). Если ты откроешь Ему свое сердце и впустишь Его, то в сердце твоем Он будет жить тою жизнью терпения, какою Он жил на земле. Твоя борьба мешает Христу вселиться в сердце твое, и до тех пор, пока ты борешься, ты не можешь возрастать во Христе. Помни, что спасение собственными силами невозможно. Только одна сила Христа может возродить нас к духовной жизни. Откроем Ему сердце наше, и Он Духом Своим будет жить в нас: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 3:20). Аи. Павел возносит такую молитву к Богу: «Да даст вам, по богатству славы Своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши» (Ефес. 3:16-17). Когда Христос вселится в сердца наши, тогда мы проявим терпение, доброту, воздержание, кротость, мир и радость, но это не будет результатом наших усилий, а плодом Духа живущего в нас Христа. Тогда мы можем безбоязненно сказать: «Для чего я и тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно» (Колос. 1:29). Величие могущества Его будет проявляться в нас, верующих (Ефес. 1:19). Если мы всецело отдадимся Христу и уверуем в Него, то начнем жить жизнью победы, и победа эта будет проявляться каждую минуту, каждый час, каждый день и так далее. Ап. Павел говорит: «Праведный верою жив будет» (Римл. 1:17).

Но каждый верующий должен быть очень осторожен в том, чтобы чувства у него не заглушили веру. Многие говорят, что они не чувствуют, поддерживает ли их Бог и возрастают ли они в благодати. Не будем уподобляться неразумному человеку, собирающемуся обнажить корни растения, дабы убедиться в том, растет ли оно. Такое обнажение корней растения может причинить ему гибель. Такую же гибель может причинить верующему измерение его возраста в благодати путем чувств. Скажем великие слова Апостола Павла: «Я верю в Бога». Господь же говорит: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Коринф. 12:9).

Ныне время благоприятное

«Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (2 Коринфянам 6:2). «Тогда придите — и рассудим, говорит Господь…» (Исайя 1 гл. 18 стих). Эти слова указывают на ценность настоящего времени для спасения души. Ныне — время действовать проповедникам, евангелистам и каждой личности.

Один случай из жизни великого проповедника Муди в Америке иллюстрирует важность значения «ныне». В один воскресный вечер он проповедовал своему собранию на тему: «Что делать мне с Иисусом, называемым Христом». В конце своей проповеди он обратился к собранию со следующими словами: «Я желал бы, чтобы вы думали бы об этих словах в продолжение всей недели, и на следующее воскресение мы вместе здесь решим, что нам делать».

На следующую ночь произошел большой пожар в Чикаго и многие, бывшие в его собрании, погибли в огне. Муди никогда не покидало сознание утерянной им в этом случае возможности, и во всей его дальнейшей работе он никогда уже более не говорил:

«Мы решим это на будущей неделе», но: «Мы должны решить это ныне».

Да познаем значение «ныне» в вопросе достижения вечности, чтобы не исполнились над нами слова Иисуса Христа, записанные у Луки 13:5: «Если не покаетесь, все так же погибнете».

Так же журналы «Семейный друг» и «Источник жизни» содержали глубокие и интересные духовные рассказы и повести для семейного чтения и размышления. В наши дни, к сожалению, совместные чтения в семье практически ушли в прошлое, как, впрочем, и свелось к критическому минимуму совместное общение членов семьи между собой. Сегодня вообще выдвигается идеал семьи, в которой каждый член живет своей независимой жизнью. Только возникает вопрос, а нужна ли тогда семья вообще? И потому если мы хотим иметь настоящую, а не виртуальную семью, то совместное общение, включая и совместные чтения Библии, духовно-назидательной литературы, играют очень важную роль. Другой журнал, издаваемый Бабиенко, «Голос истины», был обращен к неверующей, разуверившейся во всем или скептически настроенной аудитории. Статьи, помещаемые в нем, «О смысле искания», «Главнейшая нужда мира», «Текел», «Что такое истина», «Все стремится навстречу кризису» были направлены на то, чтобы заставить человека задуматься над тем временем, в которое он живет, увидеть за происходящими политическими, социальными, природными катастрофами их духовную причину. Заставить задуматься над вопросом: зачем мы пришли в этот мир? Зачем мы живем? Заставить задуматься над вопросом, что такое истина и как найти истину. Журнал также затрагивал те вопросы, которые всегда волновали людей, в частности — что будет после смерти? Есть ли ад? Что такое рай? Можно ли общаться с умершими? Именно журнал «Голос истины» был той своеобразной визитной карточкой адвентистской церкви, которую раздавали харбинские христиане своим неверующим и ищущим друзьям. Харбинские адвентистские журналы распространялись, однако, не только на территории Китая. Они нелегальным образом, в основном через верующих, передавались в СССР, где с жадностью читались и переписывались, особенно после того, как в 1929 году был запрещен выпуск адвентистских журналов в Советском Союзе. Сами же харбинские журналы перестали издаваться вскоре после 1935 года, когда Харбин был оккупирован Японией и вошел в состав марионеточного государства Маньчжоу-Го, во всем подконтрольного японской военщине, превратившего его вскоре в массовый полигон по распространению и сбыту наркотиков. С этих же летначинается преследование нашей церкви, многие члены которой были зверски пытаемы японскими спецслужбами. Вследствие этих тотальных гонений начинается массовый отъезд русских, в том числе и адвентистов, из Харбина и других городов Китая в США и Австралию, где и по сей день проживают многие (в частности семья миссионеров-евангелистов Родионовых, а также Ко-сицыных, Маевских — в Сиднее). Для данной книги эти прекрасные христианские семьи оставили свои очень ценные воспоминания, проливающие свет не только на историю Харбинской общины, но и на личность пастора Бабиенко, который оказал огромное влияние на формирование мировоззрения их родителей. Так, сегодня Констанция Маевская вспоминает о своем отце Петре, который родился в Петербурге в 1898 году в католической польской семье. В 1914 году он знакомится с учением адвентистов, у которых принимает крещение. Вскоре с семьей он переезжает в Хабаровск, а позже во Владивосток, где его и застают революционные события, от которых он бежит в Харбин. В последнем при Бабиенко он заканчивает библейскую школу, начиная самостоятельное пасторское служение на станции Пограничная в Маньчжурии, неся его до середины 30-х годов. Он умирает в 1940 году, а его семья переезжает в Австралию, продолжая нести там служение Богу и людям. Другим хорошим помощником пастора Бабиенко в Китае был Прокопий Ефимович Косицын, родившийся 25 апреля 1899 года в городе Благовещенске, в семье богатого купца. В 1917 году он поступает в горный институт, но в связи с началом боевых действий вскоре призывается в Белую армию, служа в ней до 1921 года. После разгрома Белого движения он попадает в Харбин, где в 1922 году, прослушав серию проповедей Бабиенко, вместе со своей мамой принимает крещение. В 1923 году он поступает в библейскую школу, по окончании которой в 1925 году уезжает в город Хайлар для изучения монгольского языка с целью проведения миссионерской работы среди монголов. После этого он успешно трудится во Внешней и Внутренней Монголии, а в 50-е годы несет служение пастора Харбинской церкви. В 1957 году он переезжает в Австралию. До сих пор его имя вписано в историю адвентистской церкви как одного из успешных евангелистов и пасторов, прекрасного знатока библейских пророчеств и древней истории. Выходцы из Харбинской адвентистской церкви с любовью вспоминают свою духовную родину и ее незабвенного пастора Феофила Бабиенко, который с 1928 года несет служение президента Балтийского униона адвентистской церкви с центром в Риге, где вскоре налаживает выпуск еще одного замечательного адвентистского журнала «Обзор мировых вопросов», бессменным редактором которого становится выдающийся религиозный дея-

тель, пастор, на протяжении многих лет возглавлявший адвентистскую церковь в СССР, Павел Андреевич Мацанов. Но перед тем, как отправиться за Бабиенко из китайского Харбина в готическую, словно средневековую, Ригу в редакцию журнала «Обзор мировых вопросов», мы отправимся в СССР 1920-х годов, постепенно отходящий от ужасов Гражданской войны и готовящийся, сам не ведая того, к еще более зловещим временам.