2. Беженцы

Мировая война. Бегство из дома. Новая родина

Прошло несколько лет после вышеописанных событий. Наступил роковой для Европы 1914-й год. Уже вначале его, среди властей пограничных городов и даже среди населения чувствовалось какое-то беспокойное и напряжённое состояние. Торговля шла совсем вяло. Везде поговаривали о тучах страшной войны, нависшей над Европой. Проживавшие вблизи германской границы Вейнберг были также неспокойны. Этой весной они не решились даже выехать из города на дачу к своим престарелым родителям.

Наконец, в июле месяце разразился ураган войны, зажёгший в скором времени почти весь мир на долгие годы страшным, небывалым пожаром.

Германские войска, перейдя русскую, почти незащищённую границу, вторглись в пограничные местности, а из глубины России тянулись день и ночь полки русской армии на защиту родины.

Мирные жители спешно стремились покинуть свои насиженные места, почти без всяких средств к жизни. Mассами тянулись они по всем дорогам в глубь страны, покидая, охваченный пожаром войны, приграничный край.

О поездах ни у кого не было и мысли. Все железные дороги были заняты спешным подвозом войск и снаряжения для армии, а идущие обратно поезда увозили раненных, искалеченных в боях солдат или были предоставлены для эвакуации государственных учреждений. Власти были не в силах сделать что-либо для местных жителей, и они были предоставлены самим себе. По всем направлениям живыми лавинами двигались в глубь страны несчастные обыватели, лишённые крова. В этой массе дети иногда теряли своих родителей и впоследствии долгие годы не знали ничего одни о других.

В одной из таких движущихся живых лавин находилась и семья Давида Вейнберг. Покинув всё своё имущество на произвол судьбы и захватив всего несколько сот рублей оказавшегося в наличности капитала, супруги Вейнберг со своими тремя дочерьми пешком, как и другие, спешили уйти в глубь страны. Одно стремление владело ими — не потерять друг друга в общей массе и как можно скорее и дальше уйти от фронта, от потрясающего землю орудийного грохота.

После четырёхдневного утомительного и напряжённого путешествия по шоссе, идущего параллельно железной дороги, им удалось, хотя и с большими усилиями, попасть, на одной из станций, в вагон проходившего мимо товарного поезда. Совершенно измученные от трудного, непривычного путешествия пешком, полуголодные, они могли теперь немного отдохнуть, сидя у широко открытой двери товарного вагона.

От быстрого хода поезда, вагон сильно трясло, бросая из стороны в сторону. Он был набит такими же, как и они, несчастными, лишившимися приюта, беженцами. Но, несмотря на неудобство, все едущие были счастливы от сознания, что они теперь быстро удаляются от фронта в глубь страны.

Между ними находились родители, потерявшие в толпе своих детей и дети, потерявшие родителей. Все они проезжали одну станцию за другой, не зная, куда и зачем едут. Каждый думал как-бы только подальше и поскорее уехать от военного пожара.

Вейнберги от всего сердца радовались, что были все вместе. Тяжело было лишь от осознания, что их престарелые родители, живущие на несколько десятков верст ближе к границе, убежать, наверно, не успели и остались в местности, захваченной германскими войсками. Но люди обычно мало беспокоятся о других, когда вопрос идёт о спасении самого себя. В таком состоянии отчасти находились теперь супруги Вейнберг и их дочери.

Проехав некоторое расстояние и немного успокоившись от утомительного путешествия, они начали обсуждать, куда им направить свой путь? Где основать своё временное жилище, пока не пройдёт ураган войны и им снова можно будет возвратиться на прежнее место? В то время ещё каждый был уверен, что вихрь войны пронесётся очень быстро, и что через несколько месяцев всё придёт в порядок.

После некоторого обсуждения супруги Вейнберг решили избрать своим временным местопребыванием город Г., в котором было довольно много евреев, и у самого Вейнберга имелись там некоторые коммерческие связи. Но воспоминание об этом опечалило их: они осознавали, что эти связи теперь порваны с потерей всего их состояния. Они вспомнили, что оставленные ими товарные склады, а также и дом со всем хозяйством, наверно, уже разграблены проходящими войсками, быть может, уже уничтожены огнём. Теперь только они почувствовали, что остались совершенно нищими, и что нужно начинать всё сначала.

Когда им пришлось оставить всё имущество и спешно бежать вместе с другими, они в продолжение четырёхдневного пути пешком не могли думать о прошлом и о том, что ждёт их впереди; все мысли сводились лишь к тому, как бы уйти как можно дальше, чтобы не сделаться пленниками германцев и не потерять в дороге друг друга. Теперь же, сидя в вагоне и проезжая мимо селений, жители которых чувствовали себя пока в безопасности, Вейнберги вспомнили прошлую жизнь и всё, что было ими покинуто. Вспомнили они и своих престарелых родителей. Что с ними? Может быть, их уже нет в живых; увидятся ли они с ними ещё в этой жизни? Среди беженцев носились слухи, что германцы никого не берут в плен, но всех, без исключения, убивают, подвергая страшным пыткам.

При этом воспоминании о прошлом, сердца наполнялись тревогой за будущее. Правда, они успели захватить с собою несколько сот рублей, но часть из них была уже израсходована во время путешествия. Оставшаяся сумма оказалась не очень значительна. Как жить дальше? Юдифь окончила только шесть классов гимназии, младшим нужно было ещё долго учиться. Родители, стремившиеся дать своим дочерям лучшее образование, думали теперь и об этом обстоятельстве.

В то время, как родители обменивались своими тяжёлыми мыслями, дочери были веселы и беззаботны. Стоя у открытой двери вагона, они любовалась панорамой местности, через которую поезд быстро увозил их дальше и дальше от войны в глубь необъятной страны. Их оживлённый разговор со звонким и беззаботным смехом наполнял весь вагон и разгонял грусть на многих лицах, находившихся с ними людей.

Только Юдифь, оставив сестёр, часто подходила к родителям, с участием глядя на них своими чёрными, глубокими, как море, глазами. Ей шёл уже теперь шестнадцатый год, и своим живым умом она вполне охватывала то положение, в котором оказались её родители. Она не только могла беззаботно смеяться с сёстрами, но думала также и о будущем своих родителей и всей семьи. Однако она представляла это будущее совершенно в другом, более светлом виде. Она с детства знала, как Бог неоднократно в древности помогал её предкам; она верила, что Бог не изменился, и если Он помогал в то далёкое время её народу, то Он может помочь и теперь в их настоящем положении.

Стоя у открытой двери вагона и смотря на быстро убегающую даль, она мысленно уносилась в то далёкое прошлое своего народа, когда её предки, оставив дома и всё имущество, со странническими посохами в руках, с дорожными сумами за плечами, окруженные детьми, покидали Египет, где они спокойно прожили несколько столетий.

Она живо сравнивала настоящее их положение с прошедшими событиями из истории Израильского народа.

«Как раз и мы такие же беженцы, покинувшие всё родное и дорогое для нас, — рассуждала сама с собой Юдифь. — Там, в древности, предки шли через пустыню, теперь точно также и мы не знаем куда ехать, и вся эта необъятная страна является для нас, в настоящее время,- пустыней. Но Тот же Самый Иегова, Который шёл с нашими прародителями, идёт, наверно, и с нами. Он введёт нас в землю, где течет молоко и мёд!»

— О как велик и дивен наш Господь! — произнесла тихо Юдифь. При этих мыслях её взор устремился на чистое небо, на котором начали показываться редкие вечерние звёзды.

Наступил летний вечер. Стало прохладно у открытой двери, и Юдифь уселась на полу у ног своей матери, склонив головку к ней на колени. Обняв свою любимую дочь, мать начала осыпать её поцелуями. При этом Юдифь почувствовала, как крупные капли слёз матери упали на её лицо. Сердце наполнилось глубокой болью, при виде слёз матери.

— Ты плачешь, милая мама? — спросила она тихим, полным сочувствия голосом. — Стоя только что у двери, я вспомнила историю далёкого прошлого, как наши предки покидали Египет и всё, что они там имели. Они были тогда такими же, как и мы, беженцами; теперь я сравнивала наше бегство с их положением. И я верю мама, что великий и любвеобильный Бог, Который помогал нашему народу в то время, поможет и нам теперь. Ты веришь этому мама?

— О, милая Юдифь, я об этом совершенно и не думала! — воскликнула мать.

— Папа, — обратилась она уже со смехом к сидевшему неподалеку мужу, опустившему свою голову на руки, — ты слышишь, что говорит Юдифь? Она сравнивает наше настоящее положение с выходом евреев из Египта и верит, что Иегова и нас приведёт туда, где течёт молоко и мёд.

Вейнберг рассмеялся:

— Ну, Юдифь, ты всегда являешься нашей радостной вестницей, а в этом случае и настоящим пророком. Теперь ты начинаешь мечтать о молоке, а помнишь, когда четверо суток пришлось идти пешком, ты чаще всех повторяла: «Ах, хотя бы один стаканчик холодной воды!» Помнишь это? — обратился он к дочери. При этом все трое рассмеялись.

— Да, папа, евреи в пустыне тоже хотели пить и просили воды, даже роптали на Моисея, потом они всё-таки получили и молоко. Вот поэтому-то мы и похожи на тех евреев: если просим воды, то Иегова пошлет нам молоко. Я верю этому, папа, — заметила уже серьёзно Юдифь. — Я всё время смотрела на тебя и маму, когда вы беседовали: вы были до того печальны, что жаль было на вас смотреть. Зачем печалиться? Смотрите, мы все здоровы и сильны. Начнём работать, Господь Бог поможет нам, и всё будет великолепно!

— Ты совсем иначе думаешь, чем мы с мамой, — сказал отец. — Если так верить, то, действительно, всё будет хорошо. Мы с мамой совсем упали духом, и ты со своей верой явилась для нас настоящей утешительницей.

Услышав разговор, остальные девочки, почти в один голос проговорили:

— Да, папа, мы тоже будем работать.

— Я буду торговать вместе с тобой в лавке, — заявила самая младшая дочь Сарра.

— А я сделаюсь портнихой: я очень люблю шить, — проговорила Руфь.

— Ну, если уже теперь начинается распределение занятий, то и мне придётся изъявить своё желание. Так как я очень люблю возиться с маленькими детьми, то, наверно, изберу для себя должность учительницы, — сказала с весёлым смехом Юдифь.

Больше недели находились Вейнберги в пути, путешествуя то пешком, то в товарном поезде, то ожидая на разных пересадочных станциях. Наконец они добрались до избранного ими временного места жительства. Вейнберг, имевший торговые связи с некоторыми коммерсантами этого города, известил их телеграммой с дороги о своём приезде. Теперь эти друзья оказали самую радушную встречу приехавшим беженцам.

Жизнь Вейнберга на новом месте пошла своим обычным порядком. В этом полуеврейском городе приехавшие быстро освоились и привыкли. При поддержке друзей Вейнберг вскоре открыл мануфактурную торговлю. К наступившей зиме семья имела довольно уютную квартиру и всё необходимое для жизни. Все три дочери продолжали своё учение в местной гимназии. Весь коммерческий мирок города Г. был уже своим для Вейнбергов.

Первые три месяца у них ещё была надежда на скорое возвращение в оставленный ими край. Всё это время Вейнберг следил по газетам за событиями на фронте. Когда война началась, каждый был почти уверен, что она не продлится более трёх месяцев. Но чем дальше шло время, тем больше всем приходилось убеждаться, что война будет очень упорной и длительной. В связи с этим Вейнберги в конце концов примирились с совершенной и безвозвратной потерей всего, что имели прежде, и оставив мысль о возвращении на старое место, энергично принялись каждый за своё дело. Отец совершенно погрузился в начатое им новое коммерческое дело, дети принялись за учение и, когда было возможно, старались помогать матери в её домашней работе.

* * *

Прошло два года, и Вейнберги сделались постоянными жителями города Г. Их торговое предприятие стояло уже прочно, без помощи постороннего капитала.

Дочери выросли, особенно Юдифь, бывшая гордостью родителей и любимицей всего еврейского общества. Г-жа Вейнберг говорила иногда своему мужу, что среди всех еврейских девиц в городе нет подобной их Юдифи.

В этом году она окончила гимназию. Как лучшая ученица получила золотую медаль. У родителей было намерение послать её в следующем году в университет. Однако, в последнее время некоторые обстоятельства заставляли их задумываться относительно будущности их дочери и в связи с этим изменить своё решение о её дальнейшем учении.

Уже неоднократно их самые близкие друзья Бернштейн, имевшие большую мануфактурную торговлю, говорили им наедине: «Как было бы хорошо, если бы наши дети, Соломон и Юдифь, соединили свою судьбу».

Единственный сын Бернштейна, Соломон, довольно милый и талантливый молодой человек, с самой первой встречи с Вейнбергами, сумел покорить их сердца. В этом году он окончил коммерческий институт и находился теперь при родителях.

Вейнберги пока ещё обходили молчанием эти дружеские намёки. Наедине они, однако, часто бывали заняты этим вопросом. В Соломоне они видели самого подходящего жениха для своей дочери, при этом они замечали, что, часто бывавшие последнее время вместе, Юдифь и Соломон любят друг друга. Все эти обстоятельства заставляли родителей много думать о своей дочери.

Наконец, в июле месяце Соломон, с согласия своих родителей, сделал официальное предложение Юдифи. Вейнберги всем сердцем полюбили скромного и талантливого юношу. Видя, что Юдифь также любит молодого человека, родители дали своё согласие. Было условлено, что свадьба состоится только весной будущего года, пока же перед всем еврейским обществом их объявили женихом и невестой.

Юдифь, Соломон и их родители были вполне счастливы и довольны что всё так хорошо сложилось. Оставив мысль о дальнейшем учении, Юдифь должна была остаться теперь на некоторое время при матери, чтобы потом разлучиться с ней, уйдя в другую семью.

При мысли об этой скорой разлуке сердце матери наполнялось глубокой болью. Она всей душей была привязана к своей Юдифи и никак не могла себе представить жизнь в её отсутствии. Но осознание, что она вручает свою любимицу такому хорошему человеку, как Соломон, успокаивало и даже наполняло гордостью материнское сердце…