Глава 8

Чудное спасение — Новое избавление от рук палачей — Возвращение — Триумф на тернистом пути

В пятницу 25-го октября, когда группа братьев Дика и Юшкевича находилась в Дубовке, мы с братом Г. Э. и с нашей небольшой группой прибыли в соседнюю колонию, находящуюся от Дубовки всего в полутора верстах. На первом собрании вечером того же дня присутствовало все население колонии. Многие из молодых людей и несколько пожилых отдали свои сердца Господу. Видимо проявилась благодать Божия. Уставшие от всех волнений и переживаний, люди жаждали покоя в Боге и Его Слове.

Собрание, назначенное на утро, не состоялось. В село заехал довольно большой отряд махновцев. Солдаты шли из одного дома в другой и грабили что попало. Человек двадцать из них вошли в дом, где находился я с несколькими сотрудниками. Угрожая и размахивая обнаженными шашками, махновцы потребовали хозяина дома, который должен был поскорее спрятаться. Видя разъяренных людей, мы начали петь духовные гимны. Слова и мелодия песни умиротворяюще подействовали на сердца озлобленных и загрубелых людей. Собравшись все в одну комнату, успокоенные махновцы, не снимая оружия, расположились, кто где мог для отдыха.

Видя, что через пение почва для Слова Божия была подготовлена, я взял Библию и, читая отдельные места, около двух часов провел в беседе с махновцами. Некоторые из них сознавали гибельность того пути, на котором они стояли, давали обещания как можно скорее изменить свою жизнь.

«Только еще не теперь, вот перережем всех буржуев, создадим царство братства и равенства, а тогда будем жить по Евангелию.

Теперь этого сделать невозможно, товарищ, теперь время борьбы».

«Вы хорошо делаете, призывая людей к покаянию, я не против этого, но все же вы нам мешаете делать наше дело, будьте осторожнее», — заметил начальник группы. После отдыха и беседы махновцы мирно уехали дальше.

На вечернее собрание собрались все жители от стариков до детей. Дома никто не решался оставаться. По улице разъезжали махновцы, которые вели себя крайне возбужденно. Было жутко встречаться с этими зловещими личностями, окидывавшими каждого встречного мрачным взглядом.

В селе было несколько верующих семейств. Все они, да и другие жители в этот вечер хотели быть вместе у ног Господа. Все чувствовали приближение какой-то страшной опасности.

Когда помещение молитвенного дома было переполнено до отказа, пришли человек двенадцать вооруженных махновцев. Посадив пришедших по три человека у каждой из дверей и по три по обе стороны кафедры, их начальник обвел всех угрожающим взором и, отдав каждой группе какие-то приказания, вышел в коридор.

Все почувствовали, что здесь готовится что-то страшное. Впоследствии мы узнали, что у них было решено не выпустить ни одного человека живым из собрания. Вместе с работниками «Палаточной миссии» они решили погубить и всех собравшихся.

Во время работы в немецких колониях половину собрания проводили на русском, половину на немецком языке. В этот вечер в виду сложившихся обстоятельств решено было иметь только русскую проповедь.

Кончилось пение; я взошел на кафедру, мысленно прося Господа защитить нас. Я чувствовал, что если Господь не сохранит нас, моя проповедь будет последней в этой жизни. Видя, что махновцы прибыли для исполнения роли палачей, я просил Господа, чтобы Он дал мне силы направить каждое слово с любовью к этим людям.

В начале проповеди махновцы смотрели на меня со злобной усмешкой на лицах, переговаривались друг с другом. Но Господь начал совершать Свое дело и над этими душами. Злорадство и насмешка постепенно сходили с их лиц, и они начали принимать все более и более печальный и подавленный вид.

Проповедь продолжалась, горячий призыв к раскаянию раздавался в притихшем зале. Сидевшие у кафедры сотрудники миссии, склонив головы, беспрерывно возносили за меня и за всех слушателей молитвы к Господу, просили о силе и действии проповеди.

Чувствовалось почти осязаемое присутствие Святого Духа. Большинство слушателей сидело со слезами на глазах. Не в силах сдерживать себя от рыданий, махновцы один за другим оставили свои места и вышли в коридор.

«Горько плакал великий могучий Христос», — раздалось заключительное пение нашего небольшого миссионерского хора. Среди слушателей началось движение. Многие желали молиться, делали отдать Господу свое сердце. Наши сотрудники беседовали с желающими раскаяться.

Двое из махновцев, зажав склоненные головы между ладонями рук, продолжали сидеть на своих местах. Дух Божий действовал в их сердцах. Они вспомнили о недавнем прошлом, когда, будучи юношами, детьми верующих родителей, они посещали подобные же собрания и сами участвовали в пении. Волна революции вырвала их из дома и из среды верующих людей. Дальнейшая жизнь в рядах различных армий превратила их в извергов, жаждущих человеческой крови.

Дядя одного из этих молодых людей был хорошо знакомым мне проповедником из одного селения около Бердянска, с которым мне пришлось встретиться всего несколько месяцев тому назад.

Рассказав свою историю, юноша закончил с отчаянием: «Да, мы погибли, погибли окончательно! Для нас нет никакого выхода. Бог не может нас простить, слишком много совершено преступлений. Кровь, кровь! Море человеческой крови вокруг нас, проливать кровь мы прибыли и сюда. Если бы мы и обратились к Христу, то свои же товарищи перестреляют нас сегодня же, как собак. Если бы мы сумели бежать из этой Среды, то нам жить не дадут соседи. Нас выдадут белым или задушат сами, ибо мы сделали им всем так много зла. У нас теперь единственный путь — идти дальше, жить такою же жизнью, пока она не оборвется. Мы погибли, совершенно погибли, для нас нет никакого выхода».

Не помогли никакие увещания и просьбы обратиться с молитвой к Христу, Который укажет им выход. В отчаянии они ушли из помещения, и нам больше не приходилось с ними встречаться.

Выйдя вслед за этими людьми, я встретил в темном коридоре начальника отряда, который с группой других махновцев все время стоял там, слушая проповедь. Слово Божие действовало и на него.

Он довольно приветливо встретил меня и сообщил, что года полтора тому назад он был на одном из моих собраний в Палогах, не будучи еще в то время в махновских войсках.

«Я вас узнал только по голосу, когда услышал проповедь; вы так изменились за это время. И очень хорошо, что узнал», — закончил он многозначительно.

Так отвратил Господь неминуемую смерть от нас и от всех жителей этой колонии. Замыслы людей были расстроены, произнесенный приговор не совершился. Видно, не настало еще время для нашего перехода в вечность. Поднятый меч был опущен в ножны. Рука Господа удержала его.

* * *

Следующее воскресенье принесло нам много новых переживаний и волнений. По пути с квартиры на собрание меня встретила въехавшая в селение подвода. На арбе среди разбросанных в беспорядке вещей сидели два престарелых человека. У них был вид помешанных людей. Взором, полным ужаса, они смотрели по сторонам, как бы ища места, где можно было бы укрыться. Было видно, что они только что пережили что-то кошмарное.

На мой вопрос, кто они и что с ним и случилось, старичок бессвязно забормотал: «Кровь! Кровь! все убиты, замучены…» В это время следом за ними в селение въехала подвода. Сидевшие в ней сообщили на мои вопросы, что в соседней колонии прошлую ночь было зверски перебито все мужское население. Находившиеся там миссионеры были замучены первыми. Две миссионерки из их группы оставлены в живых и находятся среди махновцев.

Известие о смерти бр. Я. Дика и других было неожиданным и тяжелым для нас. Весть о том, что две наших сотрудницы оставлены в живых и находятся среди этих свирепых палачей, еще усугубляло тяжесть положения. Это было хуже смерти.

После молитвы и совещания я решил поехать на место убийства и, если возможно, облегчить положение сестер. Одна из сотрудниц, С.Э., решила поехать вместе со мной. У одного из верующих оставалась еще пара худых лошадей, которых он и предоставил в наше распоряжение.

Был пасмурный осенний день. Масса грязи прилипала к колесам, затрудняя наше движение. Лошади едва тащились, выбиваясь из сил.

Колония Дубовка лежала в глубокой балке и была теперь окутана утренним туманом, что придавало ей какой-то фантастически мрачный вид. На улице не было заметно никакого движения. Только громадные стаи воронов, собравшихся на кровавую тризну, кружились над домами. Во дворах кричали голодные куры и утки. Темные осенние тучи как будто еще больше сгустились над этой мрачной долиной смерти.

При въезде в колонию мы заметили стоявшую за углом дома плачущую женщину, которая подавала нам какие-то знаки, махая находившимся в ее руках платком. Мы приблизились к ней.

«Вернитесь, ради Бога, вернитесь скорее обратно, пока вас не заметили махновцы, — просила плачущая женщина. — Все жители колонии перебиты, и если вас увидят, то вы тоже будете убиты».

На мой вопрос о наших сотрудниках женщина сообщила: «Никто из них не остался в живых. Вся группа была убита первой. Я сама видела их всех мертвыми».

Несмотря на предостережения доброй женщины, мы все же хотели видеть дорогих нам друзей. Узнав от женщины приблизительно место убийства, мы поехали дальше. Оставалось проехать еще несколько метров, как из одного двора выехало несколько всадников и быстро приблизилось к нам.

«Ни с места, руки вверх! — скомандовал один из них. — Кто вы такие? Зачем прибыли в эту колонию? Ваши документы». Осмотрев мои карманы и просмотрев Библию, под крышкой которой находились документы, махновец возвратил мне ее обратно.

«Ах, вот как, значит, ты тоже миссионер и приехал видеть своих сотрудников, я покажу их тебе сейчас же. Слезай с брички и следуй за мной», — приказал суровым голосом махновец.

«Вы можете совершить ваше дело и здесь, — ответил я на его требование. — Ведь вам безразлично, где проливать кровь, среди этой улицы или в темном месте. Бог видит каждое злодеяние всюду, где бы оно ни совершалось». В руке махновца сверкнула быстро выхваченная из ножен шашка… В это момент из противоположного двора быстро выехал еще один из махновцев.

«Стой, товарищ! — обратился он к поднявшему шашку. — Оставь, пожалуйста, этого человека, он мне знаком, и я не разрешаю поднять на него руку». Шашка опустилась в ножны; пришпорив лошадей, все, кроме моего защитника отъехали в сторону.

«Как можно скорее уезжайте из этого села, — прошептал он, — я едва ли буду в силах помочь вам, если о вашем приезде станет известно в нашем штабе. Ваши сотрудники все убиты, никого нет в живых, а вас постигнет та же участь» — добавил он в ответ на нашу просьбу разрешить увидеть наших умерших друзей.

Сидевшая рядом со мною сестра С.Э., склонив голову, беспрерывно молилась и просила Господа о защите. И Господь услышал!

Защитивший нас махновец оказался начальником той группы, с которой мне пришлось иметь продолжительную беседу о Христе в прошлую субботу. Уехав после беседы, он со своим отрядом прибыл в Дубовку, где также принимал участие в убийствах.

Сохраненные Богом, мы покинули Дубовку и возвратились к ожидавшим нас сотрудникам.

В назначенный день в Николайполь возвратилось всего две группы. Третьей группы не было. Не доставало и руководителя миссии.

Встреча оставшихся в живых работников была самым тяжелым для всех моментом. При въезде во двор нам навстречу вышла жена убитого Якова Дика с ребенком на руках.

«Где Яша?… Что с ним?… Почему его нет с вами? Правда ли?…» — Тут голос ее прервался, и вопрос остался неоконченным. Мы молчали… Она поняла. Тихая, прижимая к груди своего сына, она ушла в комнату…

Господь укрепил ее и помог перенести эту незаменимую утрату.

Прошло два дня. Оставшиеся в живых сотрудники находились в угнетенном состоянии от сильного физического переутомления и тяжелых душевных переживаний. Появились слухи, что махновцы не убили Я. Дика, а захватили с собою в Екатеринослав, де находился штаб махновской армии.

В связи с этими слухами я решил еще раз поехать на место убийства. Чтобы не быть замеченным, как в первый раз, я оставил лошадей в соседнем селении и пошел пешком. Один из местных жителей, верующий человек, провел меня через сады и указал место, где все еще без погребения лежали убитые. Никто не решался зайти в эту колонию и совершить погребение десятков убитых людей. Оставшиеся в живых жители колонии, бросив все свое имущество, разбежались кто куда еще в ту же ночь.

Пробираясь от одного дома к другому, мы увидели потрясающую картину. Около каждого дома лежало по двое или трое убитых мужчин. В одном месте лежал мужчина средних лет со своими четырьмя взрослыми сыновьями. Все они были зарублены шашками. На лицах каждого из них было по несколько глубоких ран. Казалось, одна и та де рука совершила все эти убийства, изуродовав некогда прекрасные лица. Как будто убийцы не могли вынести вида человеческого лица и стремились как можно скорее изуродовать его, превратив в кровавую маску. Ни одного лица не осталось в целости из восьмидесяти убитых. Было что-то странное в этих страшных убийствах.

Наконец, когда зрелище этой кровавой бойни чуть притупило восприятие, мы пошли к тому месту, где лежали наши сотрудники. Низкая широкая дверь вела в полутемное помещение. На земле в лужах замерзшей крови лежали сильно изуродованные трупы. Некоторые находились в коленопреклоненном положении. Как видно, они молились в последний момент, и смерть застигла их на молитве. С трудом можно было узнать некоторых. Лицо Якова Яковлевича Дика было совершенно изрублено и представляло собой сплошную кровавую массу. Узнать его удалось только по фигуре и по имевшимся на его белье меткам. Одежда, кроме нижнего белья, была со всех снята.

Слишком опасно было оставаться возле убитых дольше. Вынести и похоронить тела также не было никакой возможности. Махновские разъезды часто заглядывали в селение и убивали всех, кого там встречали.

Бросив последний взгляд на тела дорогих сотрудников и мысленно вознеся молитвы к Богу, мы с проводником возвратились в соседнюю колонию. Оттуда я благополучно вернулся на оставленной подводе в Николайполь, к ожидавшим меня членам «Миссии».

Через несколько дней вся мученически погибшая группа была похоронена в общей могиле собравшимися с окрестностей деревень крестьянами.

Благословенный, но тернистых путь закончился Голгофой для некоторых работников. Для оставшихся эта потеря была неожиданна и невосполнима. Двое из умерших, Я.Я. Дик и Оскар Юшкевич, были самыми преданными Господу и самоотверженными работниками.

Оба были в самом расцвете лет и деятельности. В лице Якова Дика миссия потеряла своего организатора, вдохновителя и самого талантливого из проповедников.

Он был не только организатором и председателем «Миссии», но и другом и братом для всех сотрудников. Его личная жизнь была примером для всех окружающих. Потеря Я. Дика была непонятна для нас всех. «Почему?» — спрашивал каждый из нас.

Впоследствии нам стало ясно, что каждый из них окончил на земле назначенное ему Богом дело, и Господь взял их в Свой покой. Каждый пожал свою ниву, сложил серпы для других и пошел к Господину жатвы.

Каждый сделал все по мере данных от Бога сил. Одаренный более других, Я.. Дик жил мало, но сделал очень много. Он был подобен свече, горящей с обоих концов и поэтому так скоро сгоревший.

Семь человек умерли, двое лежали, тяжело больные тифом. Оставшиеся члены миссии пробыли еще дней десять в Николайполе.

Каждый день в колонию заезжали махновцы.

До убийства наших сотрудников при встречах с махновцами никто не чувствовал перед ними ни страха, ни смущения, несмотря на все их угрозы. Теперь, наоборот, при каждой встрече с ними плоть начинала дрожать. Этому содействовало отчасти и сильное физическое и духовное переутомление. У большинства из оставшихся сотрудников махновцы отобрали одежду и обувь. Брата Шафрана, верующего из евреев, махновцы, встретив на улице во время сильного мороза и снега, заставили на месте снять сапоги и идти дальше босиком.

Последнее обстоятельство заставило нас группироваться по возможности вместе. Прежде после собраний мы расходились на ночь в разные дома. Теперь, если только находилась подходящая квартира, мы помещались в одном доме.

Однажды довольно рано я был разбужен сильным криком, несшимся из комнаты сестер. Одевшись как можно быстрее, я побежал на крик. Сестры были разбужены пришедшими в дом махновцами, которые теперь отбирали у них последние вещи и одежду. Пришлось упрашивать оставить им некоторые вещи. Одному из пришедших понравилось мое пальто, и он грубо сорвал его с моих плеч.

«Прошу вас, друзья мои, оставьте мне мою последнюю одежду, ведь стоят сильные холода, а мы должны совершать переходы», — обратился я с просьбой к махновцам.

Всего несколько недель тому назад это пальто было подарено мне одним верующим евреем в Екатеринославе. Имея единственную уже порванную одежду, этот брат принес ее мне со словами: «Она у меня последняя, но я живу на месте и как-нибудь обойдусь без теплой одежды, а вы ведь в дороге, совершаете переходы, можете совершено замерзнуть, возьмите это пальто, как из рук Господа».

Пальто пришлось отдать перелицевать портному. Всего несколько недель довелось в нем греться, и теперь его отбирали. Снова приходилось оставаться раздетым. Купить было негде, все разграблено, сожжено, уничтожено…

«Вы должны без слов отдать все, что мы от вас требуем, иначе мы сейчас же расправимся с вами как с контрреволюционерами», — ответил на мою просьбу махновец. — Все народное, и тот, кто что-либо скрывает, достоин смерти!».

«Но, мой друг, неужели, прося оставить мне мою последнюю одежду, я совершаю преступление? Ведь если все народное, то мы должны пользоваться всем одинаково. Вы имеете хорошую теплую шубу, а у меня отбираете последнее пальто».

«Вот вам мое право, — грозно закричал махновец, выхватив из ножен шашку. — Вы все, проповедующие о Боге, являетесь слугами капитала, вы своим уже попользовались, вы недостойны жить, а не только что пользоваться чем-либо в пролетарской стране! Мы вас всех передушим, обождите, придет и ваша очередь! А теперь ни слова, мне нравится это пальто, и все!» Накинув пальто на плечи поверх своей шубы и размахивая шашкой, махновец вслед за другими вышел из дома.

В тот же день, когда мы собрались для совместной молитвы, в дом снова зашел один из солдат. Открыв и осмотрев комоды хозяйки, он взял себе, что ему понравилось.

«А вы что здесь молитесь, слуги капитала? — обратился он к нам.

— Проповедники имеют иногда много денег, где они у вас? А ну, давай их сюда!» Держа в одной руке револьвер, махновец начал всех бесцеремонно обыскивать.

«Ого, еще часы имеет, — прокричал он, выхватив из моего кармана часы. — Сколько лет вы их употребляли?» «Года три», — ответил я солдату.

«Хорошо, теперь я их поношу еще года три», — при этом он положил часы в свой карман.

Так поступали с нами почти каждый день. Одежда и обувь была отобрана. Пришлось сделать деревянные колодки или сандалии вместо обуви и путешествовать по грязи и снегу в деревяшках.

Несмотря на все испытания и переживания, сильно действовавшие на усталую и измученную плоть, мы не переставали работать для Господа. Каждый день в двух соседних колониях проходили собрания при большом стечении слушателей.

После двух-трех дней невыносимых страданий, оставшаяся с девятимесячным ребенком на руках жена убитого Я. Дика, за которую молились все сотрудники, окрепла физически и духовно и снова присоединилась к работе.

Господь прославлялся и в эти тяжелые дни. Он изливал обильные благословения на труд оставшихся в живых работников. Многие десятки душ нашли мир у подножия Голгофского креста.

Несмотря на просьбы местных верующих и новообращенных остаться с ними еще на некоторое время, мы должны были ехать дальше, чтобы как-нибудь добраться до менонитских колоний около Гальбштадта, находившихся от нас верстах трестах.

До соседнего селения нужно было проехать около двадцати верст; лошадей для поездки достать было очень легко, но никто не соглашался везти, никто не рисковал выехать из села. Мы обратились к Господу с молитвами о помощи, и Он укрепил мужеством двух верующих, которые, простившись со своими близкими, решили поехать с нами.

Оставив одну из сестер ухаживать за двумя больными тифом, мы поехали дальше после благословенного прощального собрания.

Господь хранил нас. Благополучно проехав двадцать верст, мы прибыли в колонию Широкое (село Запорожского р-на Запорожской области). Через несколько дней мы узнали, что вскоре после нашего отъезда из Николайполя туда наехали махновцы, искали нас и причинили жителям много зла. У многих забрали тогда последних лошадей. Верующие, решившиеся отвезти нас, спасли таким образом себя самих, нас и свои подводы.

Оставшиеся же на месте много пострадали. Во всем этом мы снова увидели руку нашего Господа: увидели, что Он взял от земли тех, для которых пришло время, и что Он охраняет оставшихся, пока не придет и наш час.

В Широком нам ожидала снова большая и благословенная работа. Вся эта местность была занята махновскими войсками. В каждом доме лежали раненые и больные тифом махновцы, заражая жителей.

Пять дней прошли в почти в беспрерывной работе. Каждый день было по несколько собраний. Посещали больных, проводили отдельные беседы с жаждущими мира душами. И эти пять дней снова принесли великие плоды. Многие души в Широком и соседней колонии обратились к Христу. Многим из обращенных пришлось через несколько недель перейти в вечность от повальной эпидемии тифа, распространяемого махновцами.

Во время этой работы, заразившись тифом, заболел еще один из наших сотрудников, Г.Э. С первых дней возникновения «Палаточной миссии» он был самым близким другом и помощником Я. Дика.

Таким образом, из четырех руководящих братьев, помогавших друг другу, остался я один. По просьбе остальных сотрудников мне пришлось взять на себя дальнейшее руководство «Миссией».

Окончив работу в Широком, мы изменили наш маршрут и поехали по направлению к Воронцовке, лежащей на берегу Днепра. Проехать около Хортицы на другой берег Днепра, как предполагалось раньше, не было никакой возможности. Армия Махно находилась в так называемом «Днепровском мешке». С трех сторон был Днепр, противоположный берег занят войсками Деникина, с которыми у махновцев шла почти беспрерывная артиллерийская перестрелка. У нас не было никакой возможности уйти с территории, занимаемой махновцами. Находясь в их среде, постоянно соприкасаясь с ними, мы были подобны овцам, обреченным на заклание, и каждый день ожидали своего конца.

При выезде из Широкого мы взяли с собою больного брата, не желая оставить его одного. Однако в следующей немецкой колонии его пришлось все же оставить вместе с его сестрой по плоти и нашей сотрудницей в работе; она должна была ухаживать за ним, и впоследствии также заболела тифом и должна несколько недель пролежать в постели.

Посетив на пути несколько небольших русских селений и хуторов, где провели ряд благословенных евангелизационных собраний, мы прибыли в немецкую колонию Фриденсфельд.

Избрав эту местность временным центром, мы разбивались на две, иногда на три маленькие группы и работали около недели в этом и окрестных русских селениях.

Сила Духа Святого разбивала самые загрубелые и ожесточенные сердца. Особенно эта сила проявилась на двух молодых людях, которые соединили себя клятвой мщения врагам, причинившим их домашним много зла. Присутствуя на собраниях, они поняли свою вину перед Богом и увидели необходимость в покаянии. Дух Божий действовал в их сердцах, совесть не давала им покоя; но сатана, увлекший их в свои сети посредством клятвенного обещания, держал эти души в своих когтях.

После первого собрания, чувствуя себя виновными перед Богом, они сообщили один другому свои переживания, но возобновили свою клятву и решили не ходить на собрания и ничего не делать друг без друга.

На второй день, вечером, будучи не в силах больше сдерживать себя, один из них снова пришел на собрание. Слово Божие действовало еще сильнее на его сердце. Но и в этот вечер, понеся страшную внутреннюю борьбу, он ответил отказом на предложение миссионеров помолиться с ним. Теперь он был связан двумя клятвами: клятвой мести и клятвой ничего не делать без своего друга.

Собрание кончилось. Слушатели и новообращенные, радуясь, разошлись по домам. Но внутренняя борьба у этого молодого человека не прекращалась и дома. Просьбы его матери обратиться к Христу не помогали. Будучи глубоко верующей женщиной и видя внутреннюю борьбу сына, она умоляла его отдать свое сердце Христу; но все было напрасно. Дух Святой усиленно работал, но голос плоти заявлял свой протест.

«Будь мужчиной», — говорил какой-то внутренний голос. — Ты дал клятву, неужели ты будешь трусом и не исполнишь ее? Сколько зла причинили враги тебе и твоим родным! А что скажет твой друг? Ты дал ему обещание, неужели не сдержишь его, неужели не хватит мужества? Если ты обратишься, то ты уже не сможешь выполнить твоей клятвы…» Было два часа ночи. Слова проповедника, слышанные им вечером, еще раз эхом прозвучали в его ушах: «Сегодня или никогда! Наша жизнь — не в наших руках; мы живем в тяжелые дни, смерть ходит день и ночь по нашим домам. Отдай твое сердце Иисусу сегодня, вручи твою душу Его охране, и Он спасет ее, хотя телу и придется временно умереть. «Сегодня», — говорит Господь, — всякое «завтра» — от дьявола, не слушай его, он обманщик от начала века».

«Да, сегодня, сейчас, сейчас!» — воскликнул молодой человек, падая на колени. Больше он не мог себя сдерживать. Горячая молитва о прощении полилась из отягощенной грехом души. Проснувшаяся старушка-мать, услышав молитву в комнате сына, пришла и опустилась с ним на колени. Мать и сын с радостью благодарили Бога за чудное избавление.

Исчез всякий страх перед другом, исчезла вражда из сердца к тем, которым он хотел мстить. Наоборот, любовь и желание засвидетельствовать им о Христе наполнили сердце молодого человека.

Несмотря на два часа ночи, надев пальто, он сейчас же отправился к своему другу, спеша сообщить ему о перемене, происшедшей в его сердце. Он спешил предупредить друга. Ему стало жутко при мысли, что жизнь его друга может быть прервана еще в эту ночь, и тот должен будет перейти в вечность с нераскаянным сердцем, исполненным злобы и мести.

«Что с тобою, почему ты ночью взбудоражил весь дом? — обратился к нему разбуженный друг. — Неужели снова бандиты грабят дома? Но почему ночью, ведь они делают это свободно и днем, теперь их власть. Что случилось? Говори скорее, еще какое-либо несчастье?» «О нет, никто никого не грабит. Случилось великое счастье, и я не мог дождаться утра, я хотел сейчас же сообщить тебе. Я обратился к Христу, и Он простил мне всю мою вину!» «Что ты, с ума сошел! Где же твоя клятва? Где обещание? И меня теперь выдашь? — крикнул полусонный перепуганный человек.

«Нет, Саша, ты успокойся, и мы поговорим по-хорошему. Обсуди положение, и, быть может, ты не будешь ко мне так строг?» Когда настало утро, небесный свет ярче солнца озарял сердца обоих молодых людей. Результатом ночной беседы было то, что и второй склонил свои колена у ног Господа. Они знали Священное писание с детства и, будучи энергичными и даровитыми молодыми людьми, начали помогать нам в работе в окрестных селениях. Будущим летом они хотели всецело присоединиться к числу работников «Палаточной миссии».

Благословение свыше продолжало изливаться на совершаемую нами работу, но сил для работы становилось все меньше и меньше.

Из 35 сотрудников, работавших в «Миссии», осталось всего четырнадцать. Пять из них заболели тифом, и мы должны были их оставить на пути. Трое остались ухаживать за больными. Шесть были убиты (не считая Шеленберга, который присоединился к миссии на несколько дней). Некоторые еще до конца летней работы уехали домой.

Из Фриденсфельда, разбившись на небольшие группы, мы поехали двумя дорогами, назначив место и время встречи. Одна группа, под руководством бр. Л., верующего из евреев, присоединившегося к нам в Екатеринославле, должна была посетить лежащие на пути немецкие колонии и русские хутора; вторая поехала по русским селениям. Обе группы переживали много радости и благословений.

Но вот настал день, когда обе группы должны были встретиться в лежащем недалеко от Днепра селении Карпатском. Оттуда мы думали с помощью местных верующих перебраться на другой берег Днепра. Верстах в 120-ти от Карпатского находились дома некоторых из наших сотрудников, где мы намеревались отдохнуть и подготовиться к дальнейшей работе.