Библиотека soteria.ru
Беседы на послание к Римлянам
Иоанн Златоуст
Дата публикации: 26.10.12 Просмотров: 4887 Все тексты автора Иоанн Златоуст
Беседа II.
Первое убо благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех, вас, яко вера ваша возвещается во всем мире (I, 8).
1. Начало приличное блаженной душе и достаточное для того, чтобы научить всех посвящать Богу начатки добрых дел и слов и благодарить Его не только за свои успехи в добре, но и за успехи других, потому что это делает душу чистою от зависти и недоброжелательства и привлекает на благодарных большее благоволение Божие. Потому Павел и в другом месте говорит: благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословивый нас всяцем благословением духовным (Ефес. I, 3).
Благодарить же должны не только богатые, но и бедные, не здоровые только, но и больные, не одни благоденствующие, но и терпящие напасти. Нет ничего удивительнаго в благодарении тогда, когда дела наши направляются попутным ветром; но когда бывает сильная буря, корабль опрокидывается и находится в опасности, тогда благодарность служит большим доказательством терпения и признательности. За такую благодарность и Иов был увенчан, заградил безстыдныя уста диавола и ясно доказал, что во дни благополучия был благодарным не из выгод, но вследствие сильной любви своей к Богу. Смотри также, за что благодарит Павел, — не за земное и погибающее, как-то: власть, могущество и славу (ведь это и не стоит ни одного слова), но за блага истинныя, веру и дерзновение. И с каким расположением он благодарит! Не сказал: Бога, но:Бога моего. Это делают и пророки, присвояя себе общее всем. И что удивительнаго, если (так поступают) пророки? Сам Бог всегда явно делает это в отношении рабов Своих, называя Себя в частности Богом Авраама, Исаака и Иакова.Яко вера ваша возвещается во всем мире. Итак, что же? Неужели вся земля слышала о вере римлян? По словам Павла, вся; и в этом нет ничего неправдоподобнаго. Ведь Рим был городом немаловажными, будучи расположен как бы на некоторой вершине, был известен всем. Ты же обрати внимание на силу проповеди, как она в короткое время при посредстве мытарей и рыбаков покорила себе самую славу городов и как мужи сирияне сделались учителями и наставниками римлян. Итак, Павел свидетельствует им о двояком, успехе (проповеди), — о том, что римляне уверовали, и уверовали с таким дерзновением, что слава о них распространилась по всей земле. Он говорит: вера ваша возвещается во всем мире. Вера, а не словопрения, не состязания, не доказательства, хотя в Риме и было много препятствий учению. Римляне, недавно получив власть над вселенною, много думали о себе, жили богато и роскошно, а проповедь принесли к ним рыбари — иудеи и от иудеев, народа ненавидимаго и для всех презреннаго, и повелевали покланяться Распятому, воспитанному в Иудее; эти учители вместе с учением внушали и строгую жизнь таким людям, которые заботились об удовольствиях и стремились только к настоящему. Притом, проповедники были люди бедные, простые, низкаго происхождения и из незнатных. Но ничто из этого не воспрепятствовало распространению слова: сила Распятаго была такова, что слово распространялось всюду, возвещается, как говорит Павел, во всем мире. Он не сказал — объявляется, но — возвещается, то есть, для всех они (апостолы) служили предметом разговора. Свидетельствуя об этом и фессалоникийцам, апостол присовокупляет и другое: сказав: от вас промчеся слово Боже, прибавил: яко не требовати нам глаголати что (1 Сол. I, 8). Там ученики стояли на степени учителей, смело всех наставляли и привлекали к себе. Проповедь нигде не останавливалась, но быстрее огня обтекала всю вселенную. Здесь же только сказано, что возвещается. И хорошо апостол сказал: возвещается, показывая, что ничего не должно ни прибавлять к сказанному, ни убавлять, так как дело вестника передать только то, что ему было сказано. Потому и священник называется вестником (ангелом), так как возвещает не свои слова, но пославшаго. Конечно, и Петр проповедывал там (в Риме), но Павел труды его считает за одно с своими. Так много, как я сказал выше, был он свободен от всякой зависти. Свидетель бо ми есть Бог, Ему же служу духом моим во блоговествование Сына Его (ст. 9).
2. Конечно, это — изречение апостольскаго духа и сердца, выражение отеческой попечительности. Но что именно значат эти слова и для чего Павел призывает во свидетели Бога? У него речь была о привязанности, а так как он еще не видел римлян, то и призывает во свидетели не кого-либо из людей, но Испытующаго сердца. Сказав: люблю вас, он представил в доказательство то, что всегда молится и желает придти к ним, но так как и это для них не было ясно, он прибегает к достоверному свидетельству. Может ли кто-нибудь из нас похвалиться, что, молясь дома, вспоминает о всех членах Церкви? Не думаю. Но Павел не за один город, а за целую вселенную приносил молитвы Богу и притом не раз, два или три, а непрестанно. А непрестанно носить кого-нибудь в памяти невозможно, не имея великой любви. Пойми отсюда, какой привязанности и любви свойственно иметь в молитвах и иметь непрестанно. А когда Павел говорит: Ему же служу духом моим во благовествование Сына Его, этим он показывает нам вместе и благодать Божию и свое смиренномудрие, — благодать Божию в том, что ему поручено такое дело, а свое смиренномудрие в том, что он приписывает все не своему прилежанию, но помощи Духа. Упоминание же о благовествовании указывает на один из видов служения. Ведь существует много различных способов служения вообще, а равно и служения Богу. Как при (земных) царях все подчинены одному государю, хотя не все одинаково служат, но служба одного состоит в начальстве над войском, другого в управлении городами, а иного в хранении денег в казне, так и в делах духовных — один служит и работает Богу тем, что верует и хорошо устрояет свою жизнь, другой тем, что принял на себя попечение о странниках, а иной тем, что взял на себя ходатайство за нуждающихся. Подобным образом, и у самих апостолов Стефан и окружавшие его служили Богу предстательством за вдовиц, а иные служили учением слова, каков был и Павел, служивший Богу проповедию евангелия. Таков был род его служения и на это он был поставлен. Потому он не только призывает во свидетели Бога, но и говорит о том, что ему было вверено, показывая, что если бы он не получил столь великаго уполномочия, то ложно не призвал бы во свидетели Доверившаго. Вместе с тем Павел желает показать и то, что любовь его к римлянам и попечение о них необходимы. Чтобы не сказали: „ты кто и откуда и почему говоришь, что заботишься о таком обширном и царственнейшем городе»? — апостол и доказывает, что для него эта забота необходима, потому что на него возложен такой род служения- проповедывать евангелие. А тот, кому поручено такое дело, имеет необходимость всегда содержать в мыслях намеревающихся принять слово. Кроме того, словами: духом моим апостол указывает и на другое, именно на то, что служение его Богу гораздо выше эллинскаго (языческаго) и иудейскаго. Служение эллинское есть ложное и плотское, а иудейское, хотя и истинное, но также плотское; служение же Церкви противоположно, и несравненно выше иудейскаго, потому что наше служение Богу совершается не при посредстве овец, тельцев, дыма и курения, но чрез душу духовную, что именно и изобразил Христос, сказав: дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися (Иоан. IV, 24). Во благовествование Сына Его. Сказавши выше, что благовестие принадлежит Отцу, апостол приписывает его здесь и Сыну: так безразлично говорится об Отце и Сыне. По блаженному евангельскому изречению апостол знал, что то, что свойственно Отцу, принадлежит Сыну, а свойственное Сыну принадлежит и Отцу. Мои вся, говорит (Христос), Твоя суть, и Твоя Моя (Иоан. XVII, 10). Яко безпрестанно память о вас творю в молитвах моих (ст. 9). Такова истинная любовь. И мне кажется, что апостол говорит все об одном, хотя и употребляет здесь четыре выражения, именно: воспоминает, воспоминает непрестанно, воспоминает в молитвах, воспоминает в молитвах о важных делах. Моляся, аще убо когда поспешен буду волею Божию приити к вам, желаю бо видети вас (ст. 10). Замечаешь ли ты, что апостол горит сильным желанием увидеть римлян и не решается на это против воли Божией, но желание свое умеряет страхом Божиим? Он любил их и стремился к ним, но однакоже и в то время, когда любил, не захотел увидеться с ними против воли Божией. Такова истинная любовь, а не та, которая у нас, нарушающих и тот и другой закон любви. Мы или никого не любим, или если любим, то против воли Божией, делая то и другое вопреки божественному закону. Тяжело слышать это, но еще тяжелее совершать.
3. Когда же, спросишь, мы любим против воли Божией? Всякий раз, как не обращаем внимания на Христа, томимаго голодом, а детям, друзьям, родным даем более, чем сколько им нужно. Но нужно ли и продолжать слово? Каждый из нас, если испытает совесть свою, найдет, что это бывает у него бо многих случаях. Не таков был блаженный Павел, который умел любить, и любить, как должно и как приличествовало, и который, превосходя всех в любви, не переступал ея границ. Итак, смотри, как обильно он был преисполнен тем и другим — и страхом Божиим, и любовию к римлянам. Его сильная любовь выражалась в том, что он непрестанно молился, молился даже, и тогда, когда не получал просимаго; а постоянное благочестие проявлялось в том, что он, имея любовь, не переставал быть покорным мановению Божию. Некогда Павел трижды просил Господа и не только не получил просимаго, но, и не получив, счел за великую милость то, что не был услышан: так он во всем взирал на Бога. Теперь же хотя и получил (просимое), но не в то время, когда просил, а после, и нисколько этим не огорчился. Говорю же я это для того, чтобы и нам не скорбеть, когда мы не бываем, услышаны, или же бываем услышаны позже. Ведь мы не лучше Павла, который то и другое признает за милость, и — совершенно справедливо. Однажды отдав себя всеуправляющей руке, он подчинялся ей с такой покорностью, как глина горшечнику, и следовал туда, куда вел Бог. Апостол, сказавши, что он молился о том, чтобы увидеться с римлянами, упоминает далее и о причине своего желания. Что же это за причина? Да некое подам вам дарование духовное, ко утверждению вашему (ст.11). Значит, он предпринимал путешествие не просто, не так, как многие ныне совершают путешествие без цели и нужды, но его побуждали дела необходимыя и важныя, хотя он и не хочет сказать об этом ясно, а только намекает. Он не сказал: иду научить вас, наставить в вере, восполнить недостающее; но говорит: да некое подам, давая тем знать, что не свое им подает, а передает то, что сам получил. И при этом выражается опять смиренно — да некое. Подам нечто малое, говорит он, и соразмерное с своими силами. В чем же состоит то малое, что он намерен передать теперь? Это есть, говорит апостол, нечто служащее, ко утверждению вашему.
Значит, от благодати зависит и то, чтобы стоять твердо, а не колебаться. А когда услышишь о благодати, не подумай, что будет отвергнута награда за произволение. Упоминая о благодати, апостол не труд выбора унижает, а отсекает кичливость высокомерия. Итак, не ослабевай (духом) оттого, что Павел назвал этодарованием благодати. Вследствие великой признательности к Богу, он обыкновенно и добрыя дела называл дарованием благодати, потому что и для них нужна нам большая помощь свыше. Сказав же — ко утверждению вашему, он скрытным образом показал, что римляне нуждаются в большем исправлении. То, что он хочет сказать им, состоит в следующем: с давняго времени я желал и просил (Бога) увидеть вас не для чего-либо другого, но для того, чтобы укрепить вас, утвердить и прочно водрузить в страхе Божием, чтобы вы никогда не колебались. Но он не сказал именно так, потому что мог бы огорчить римлян, а на то же самое намекает в других словах и слегка, выражая это в словах: ко утверждению вашему. Затем, так как и это было сказано очень сильно, то смотри, как апостол смягчает слова свои пояснением. Римляне могли сказать: „так что же? Неужели мы колеблемся, кружимся и имеем нужду в твоем слове, чтобы стать твердо»? Апостол заранее устраняет это возражение, говоря так: сие же есть соутешитися в вас верою общею, вашею же и моею (ст. 12). Он как бы говорил этим следующее: не подозревайте, что я сказал это для обвинения вас: не с таким намерением сказаны слова мои. А что же хотел я выразить? Вы, будучи окружены со всех сторон гонителями, потерпели много притеснений; потому я пожелал увидеть вас, чтобы утешить, или, лучше сказать, не только утешить вас, но и самому получить утешение.
4. Заметь мудрость учителя. Он сказал: ко утверждению вашему, но, зная, что такое выражение для учеников тяжело и сильно, присовокупляет — к утешению вашему. Но и это опять тяжело, хотя не столько, конечно, как первое, однакоже все еще тяжело. Потому он опять умеряет силу слов своих, всячески смягчая речь и делая ее приятной. Он не просто сказал: утешиться, а: соутешитися; но и этим не удовольствовался, а употребляет другое и более приятное выражение, сказав: верою общею, вашею же и моею. Какое смиренномудрие! Он ясно выразил, что сам имеет в них нужду, а не они только в нем, и учеников возвел на степень учителей, не пожелав оставить себе никакого преимущества, но показав полную с ними равночестность. В этом, говорит он, заключается общая наша польза: и я имею нужду в вашем утешении, и вы в моем. А как же это бывает? Общею верою, вашей же и моею. Как в том случае, если кто-нибудь соединяет много светильников, возжигает яркое пламя, так обыкновенно бывает и с верующими. Всякий раз, как мы разделены между собою, тогда, конечно, бываем слабее духом. А когда, увидев друг друга, взаимно себя поддерживаем, тогда получаем большое утешение. Не суди об этом по настоящему времени, когда, по благодати Божией, и в селе, и в городе, и в самой пустыне существуют многочисленные сонмы верных, а всякое нечестие изгнано; но помысли о том времени, когда было приятно и учителю увидеть учеников и братиям встретиться с братиями, пришедшими из другого города. Чтобы сделать сказанное более ясным, приведу пример. Если бы как-нибудь случилось (чего да не будет), что мы, будучи уведены в землю персов, или скифов, или других варваров, были разсеяны в тамошних городах по двое и по трое, а потом вдруг увидели бы кого-нибудь прибывшаго отсюда, то представь себе, какое великое утешение мы получили бы. Разве вы не видели, как заключенные в темницах, увидевшись с кем-нибудь из родственников, вскакивают и прыгают от радости? И не дивись, если тогдашния времена сравню с пленом или темницею. Тогда христиане терпели гораздо большия бедствия: разсеянные и гонимые они жили в голоде и среди войн, трепетали ежедневной смерти, не смели положиться на друзей, домашних, родных, в целом мире были как странниками, а лучше сказать, больше переносили трудностей, чем живущие на чужой стороне. Потому-то апостол говорит: ко утверждению вашему, и соутешитися общею верою. Но он говорит это не в том смысле, будто сам нуждался в их содействии, — нет. В чем мог нуждаться тот, кто был столпом церкви, крепче железа и камня, духовным адамантом, у котораго было достаточно сил для проповеди в многочисленных городах? Но, чтобы не выразиться резко и не причинить сильной укоризны, он и прибавил, что и сам имеет нужду в утешении римлян. Если же кто-нибудь скажет, что здесь видны утешение и радость апостола, вследствие приращения в римлянах веры, и что в этом Павел имел нужду, тот не погрешит в таком изъяснении слов его. Итак, если ты (могли сказать апостолу) желаешь, молишься, надеешься насладиться утешением и преподать его, то что препятствует тебе придти? Разрешая такое сомнение, Павел присовокупил: не хощу же не ведети вам братие, яко множицею восхотех приити к вам, и возбранен бых доселе (ст. 13). Обрати внимание на степень рабского послушания и на пример великой признательности. Апостол говорит только, что у него были препятствия, но какия именно — об этом не говорит. Ведь он не изследует повелений Владыки, а только повинуется им, хотя другим и естественно было недоумевать, почему Бог столь знаменитому и обширному городу, на который обращены были взоры целой вселенной, препятствовал так долго пользоваться столь великим, ка к Павел, учите иким, как Павел, учите лем. Кто овладел главным городом, тот легко нападает и на подданных, а кто миновал столицу и покоряет сперва подданных, тот оставляет без внимания самое главное. Впрочем, апостол не разсуждает ни о чем подобном, а предается непостижимому Промыслу, обнаруживая в этом благонастроенность души своей и научая всех нас никогда не испытывать Бога о причинах дел, хотя бы и казалось, что события смущают многих. Господину свойственно только повелевать, а рабам повиноваться. Поэтому Павел и говорит, что у него были препятствия, но какия именно — не упоминает. Я сам не знаю, говорит он. Не спрашивай же и ты о намерении и воле Божией. Егда речет здание создавшему е, почто мя сотворил еси тако (Римл. IX, 20)? И скажи мне: для чего ты стараешься узнать? Разве ты не знаешь, что Бог о всем печется, что Он премудр и ничего не делает без цели и напрасно, что Он любит тебя больше родителей и несравненно превосходит отца любовию и мать заботливостию? Итак, не спрашивай больше, не простирайся далее, и — этого достаточно для твоего успокоения, тем более, что положение римлян и тогда было устроено премудро. Бели же ты не знаешь, каким именно способом, то не безпокойся: ведь это наиболее и свойственно вере — признавать разум Промысла, не зная способов домостроительства Божия.
5. Итак, Павел достиг того, о чем заботился. Чего же именно? Он доказал, что не по нерадению о римлянах он не приходил к ним, но потому, что у него были препятствия, хотя он и сильно желал придти. Отклонив же от себя нарекание в безпечности и убедив, что не менее их желал увидеть, он приводит и другия доказательства любви своей. При всех препятствиях, говорит он, я не переставал домогаться, и хотя, при всех стремлениях, постоянно встречал препятствия, я однакоже никогда не оставлял своего намерения, а в тоже время не противился воле Божией и сохранял любовь. Тем, что был расположен придти и не отказывался (от своего намерения), апостол доказал усердие к римлянам, а тем, что был задерживаем и не противился, он обнаружил всецелую любовь свою к Богу. Да некий плод имею и в вас (ст. 13). Хотя выше апостол и сказал о причине своего желания и представил ее подобающим для себя образом, однакоже и здесь причину эту приводит вновь, вполне устраняя подозрение римлян. Так как Рим был знаменитый город, единственный повсюду — на суше и на море, то одно только желание обозреть его было для многих поводом к путешествию; чтобы и о Павле не подумали чего-либо подобнаго и не стали подозревать, будто он хочет побывать там единственно в намерении похвалиться своим общением с римлянами, он неоднократно и указывает причину своего желания. И хотя выше сказал: я весьма желал видеть вас, чтобы подать вам некоторый духовный дар, здесь он говорит еще яснее: да некий плод имею и в вас, якоже и в прочиих языцех. Властителей апостол поставил наравне с подвластными и, не смотря на тысячи трофеев, на победы и знаменитость государственных сановников, поместил их на ряду с варварами. И весьма справедливо. Где благородство веры, там нет ни варвара, ни эллина, ни чужеземца, ни гражданина, но все стоят на одной степени чести.
Заметь же и в этом скромность Павла. Он не сказал: приду научить, наставить в вере, но — что? Да некий плод имею и в вас. Не просто — плод, но — некий плод. Опять ограничивает все относящееся к себе, как и выше говорит: да некое подам. Потом апостол, как и прежде, ограничивает и их, присовокупляя:якоже и в прочиих языцех. В виду того, что вы богаты и имеете у себя больше других, не подумайте, что в отношении остальных я показываю меньше старания; ведь мы ищем не богатых, а верующих. Где ныне греческие мудрецы, которые, нося длинныя бороды и закутавшись в плащи, были проникнуты чрезмерною гордостию? И Грецию и всю варварскую страну покорил скинотворец. Поставляемый среди языческих мудрецов в образец и превозносимый Платон три раза приходил в Сицилию с своими пышными словами и блистательною славою и не только не преодолел и одного тирана, но так несчастно окончил свое дело, что потерял даже и самую свободу. А этот скинотворец обошел не одну Сицилию или Италию, а целую вселенную, и во время проповеди не оставлял ремесла, но и тогда сшивал кожи и управлял мастерскою. И это нисколько не соблазняло знаменитых римлян, — как и вполне естественно. Учителей обыкновенно делают презренными не ремесла и занятия, но ложь и вымышленныя учения. Потому, конечно, их впоследствии осмеивали и афиняне; а Павла со вниманием слушали и варвары, и невежественные, и необразованные. Ведь проповедь предлагается для всех вообще; она не знает ни различия в достоинстве, ни преимущества народа и ничего тому подобнаго. Она требует одной веры, а не разсудочных доказательств. Потому она особенно и достойна удивления, что не только полезна и спасительна, но и удобна, весьма легка и для всех доступна. В этом преимущественно и заключается действие Промысла Божия, что Бог предлагает дары Свои всем без различия. Как Он распорядился солнцем, луною, сушею, морем и тому подобным, не уделив большей их доли богатым и мудрым, а меньшей бедным, до предоставив всем пользоваться в равной мере, — так Он устроил и с проповедию, и даже гораздо в большей степени, насколько проповедь необходимее всего указаннаго выше. Потому и Павел неоднократно повторяет: всем народам. Потом апостол, показывая римлянам, что он никакой милости им не делает, но исполняет повеление Господа, и научая их воздать благодарение Богу всяческих, говорит: Еллином же и варваром, мудрым же и неразумным должен есмь (ст. 14). Он писал об этом и в послании к Коринфянам. А говорит он это, приписывая все Богу. Тако есть, еже по моему усердию и вам сущим в Риме благовестити (ст. 15).
6. О, благородная душа! Принявши на себя дело, исполненное столь многих опасностей, — морское путешествие, искушения, наветы, нападения (а намеревающемуся проповедывать в таком городе, где владычествовало нечестие, естественно было потерпеть бури искушений; действительно, апостол и жизнь окончил в этом городе, где был обезглавлен тогдашним властителем), — Павел, однако, ожидая перенести столь много бедствий, не сделался вследствие этого более нерешительным, но спешил, скорбел и был исполнен усердия. Потому и говорит: тако есть, еже по моему усердию и вам сущим в Риме благовестити. Не стыжуся бо благовествованием (ст. 16). Что ты говоришь, Павел? Тогда как надлежало бы сказать: хвалюсь, величаюсь, превозношусь, ты не говоришь этого, но нечто меньшее, именно, что ты не стыдишься, как мы обыкновенно отзываемся о чем-нибудь не очень важном. Итак, что значат эти слова? Почему апостол так выражается, хотя благовествованием дорожил больше, чем небом? Так, в послании к Галатам он говорил: мне же да не будет хвалитися токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа (Гал. VI, 14). Почему же здесь не говорит: хвалюсь, но сказал: не стыжуся? Римляне были слишком преданы мирским занятиям вследствие своего богатства, власти, побед и ради собственных царей, которых они считали равными богам, даже так и называли их, и поэтому угождали им храмами, жертвенниками и жертвами. Так как они были весьма надменны, а Павел должен был проповедывать Иисуса, называемаго сыном плотника, воспитавшагося в Иудее, в доме незнатной женщины, не имевшаго при Себе оруженосцев, не окруженнаго богатством, но умершаго вместе с злодеями, как преступник, и претерпевшаго много и другого безславнаго, то римлянам, которые еще не знали неизреченных и великих тайн, естественно было всего этого стыдиться. Потому апостол и говорит: не стыжуся, научая и их пока не стыдиться, так как знал, что как только они усовершенствуются в этом, скоро пойдут дальше и будут хвалиться. Потому и ты, услышавши вопрос: „поклоняешься ли ты Распятому?» — не стыдись, не потупляй очей, но хвались и величайся и со смелым взором, с открытым челом подтверди свое исповедание. И если опять спросят: „неужели ты поклоняешься Распятому?» — опять отвечай: да, и не прелюбодею, не отцеубийце, не детоубийце (а таковы у язычников все боги), но крестом победившему демонов и уничтожившему тысячи и х чародейств. Крест для нас есть дело неизреченнаго человеколюбия, символ великаго попечения. Затем, так как они (языческие философы), будучи проникнуты внешнею мудростию, сильно этим гордятся и хвалятся своим витийством, то я, говорит о себе Павел, навсегда отказавшись от разсудочных доказательств, иду проповедывать крест и не стыжусь этого. Сила бо Божия есть во спасение (ст. 16). А так как эта сила Божия бывает и в наказание (ведь, когда Бог наказал египтян, то сказал: сия есть сила моя великая), и в погибель [как и сказано: убойтеся могущаго и душу и тело погубити в геенне (Мф. Х, 28)], то апостол, вследствие этого, и говорит: иду к вам не с такою силою, несу не казни и мщение, но то, что служит ко спасению. Как же так? Разве евангелие не возвещало и о наказании — о геенне, о тьме внешней, о черве ядовитом? Ведь мы узнали об этом не из какого-либо другого источника, но из евангелия. Как же апостол говорит о нем: сила Божия во спасение? Но выслушай и следующее: всякому верующему, Иудею же прежде и Еллину (ст. 16). Не просто всем, но принимающим. Хотя бы ты был эллин и прошел всю порочность, хотя бы ты был скиф или варвар, даже настоящий зверь, хотя бы ты был исполнен всякаго неразумия, обременен тяжестью безчисленных грехов, но одновременно с тем, как принял слово крестное и крестился, ты загладил — все это. Почему же апостол говорит здесь: Иудееви же прежде и Еллину? Что означает это различие? Ведь он сам много раз говорил, что обрезание есть что, ни необрезание: как же теперь разделяет, ставя иудея выше эллина? Что это значит? Конечно, не то, что первый больше получает благодати потому только, что он первый, так как тот же самый дар дается и иудею и язычнику; но слово прежде употреблено только для обозначения порядка. Иудей не имеет преимущества получить оправдание в большей степени, а только удостоен получить его прежде. Так и просвещаемые (вы, посвященные в таинства, знаете, о чем я говорю) все приступают ко крещению, но не все в одно время, а один бывает первым, другой вторым; но, конечно, первый получает не больше второго, а второй не больше следующаго за ним, но всем подается одно и то же. Итак, словом прежде здесь выражается первенство в порядке речи, а не какое-либо преимущество в благодати. Далее апостол, сказав: во спасение, опять возвеличивает дар, показывая, что он не ограничивается настоящим, но простирается и в будущее. Это он выразил словами: правда бо Божия в нем является от веры в веру, якоже есть писано: праведный же от веры жив будет (ст. 17). Итак, сделавшийся праведным будет жив не в настоящей только жизни, но и в будущей. Но не это только здесь подразумевает апостол, а и другое вместе с этим, именно — блеск и славу таковой жизни (праведника). Так как возможно спастись и со стыдом для себя (как, например, спасаются многие из освобождаемых от наказания по царской милости), то, чтобы ты, услышав о спасении, не стал предполагать того же, апостол и прибавил — о правде, и правде не твоей, но Божией, намекая при этом на ея обилие и доступность. Не трудами и потом ты заслуживаешь ее, а получаешь даром свыше, принося с своей стороны только одно — веру. Потом, так как казалось невероятным учение о том, что прелюбодей, сластолюбец. гробокопатель и чародей вдруг не только освобождаются от наказания, но становятся праведными и оправдываются правдою свыше, то апостол подтверждает эту мысль ветхим заветом. И прежде всего в кратком изречении он открывает безпредельное море событий для способнаго обнять его взором. Сказавши: от веры в веру, апостол обратил внимание слушателя на ветхозаветное домостроительство Божие, которое он с великою мудростию изображает в послании к Евреям, и показывает, что тогда таким же образом оправдывались и праведники и грешники, вследствие чего и упомянул как о Раави, так и об Аврааме. А здесь, только намекнув на то же самое (так как спешил перейти скорее к другому разсуждению), апостол опять подтверждает свою мысль пророками и выводит на средину Аввакума, который взывает и говорит, что желающему жить не иначе возможно быть живым, как чрез веру. Беседуя о будущей жизни, он говорит: праведник от веры жив будет (Авв. II, 4). Так как то, что дарует Бог, превосходит всякую мысль, то вера по справедливости для нас необходима. Презорливый же и обидливый муж и величавый ничесоже скончает (Авв. II, 5). Пусть еретики услышат этот духовный голос. Они должны понять, что природа разсудочных доводов подобна лабиринту и грифам, нигде не имеет никакого конца, не позволяет мысли утвердиться на основании и ведет начало от кичливости. Ведь те, которые стыдятся допустить веру и показать, что они не знают небеснаго, ввергают себя в прах безчисленных помыслов. Но, жалкий и бедный человек, достойный непрестанных слез, ведь если кто-нибудь спросит тебя: „как произошло небо или земля»? даже — что уже говорить о небе и земле — если спросят только тебя: „как сам ты родился, как воспитан и вырос»? — ты, конечно, не стыдишься своего незнания; а когда бывает речь о Единородном, то ты, считая недостойным себя не знать всего, неужели вследствие стыда ввергнешь себя в бездну погибели? Но ведь любовь к спору и безвременное любопытство есть дело недостойное. И зачем мне говорит о догматах? От самой поврежденности настоящей жизни мы освободились не иначе, как чрез веру. Верою просияли все доселе жившие, Авраам, Исаак, Иаков; верою спаслась блудница, как в ветхом, так и в новом завете. Ведь сказано: верою Раав блудница не погибе с сопротивльшимися, приимши соглядателей (Евр. XI, 31). Она не стала разсуждать: как эти пленники, беглецы и изгнанники, ведущие кочевую жизнь, могут овладеть нашим городом, который защищен стенами и богинями? Если бы она стала так размышлять, то погубила бы и себя и их, как действительно и погибли предшественники спасенных Раавью. Те, увидев людей великорослых и сильных, стали изыскивать средства, как победить их, и все погибли без войны и сражения. Видишь ли, какова бездна неверия и какова стена веры? Неверие довело до погибели безчисленное множество людей, а вера не только спасла жену блудницу, но и сделала ее покровительницею столь великаго народа.
Итак, зная это и другое большее, никогда не будем испытывать Бога относительно причины событий, но без изследования и излишней пытливости станем принимать все, что бы Он ни повелел, хотя бы Его повеление и казалось несообразным с точки зрения человеческих размышлений. Скажи мне, в самом деле, что может представляться более несообразным, как то, чтобы сам отец умертвил единственнаго и возлюбленнаго своего сына? Однакож праведник, получив такое приказание, не стал разсуждать об этом, а принял повеление только по достоинству приказавшаго и повиновался. Но другой, получив от Бога повеление бить пророка и считая его несообразным, задумался над этим делом, а не просто послушался, и за это был наказан смертно, а бивший угодил Богу (3 Цар. ХХ, 35). И Саул, против воли Божией спасший жизнь людям, был низложен с престола и подвергся жестокому наказанию. Можно зайти и многие другие примеры, которые все научают нас никогда не изведывать причины повелений Божиих, а только не противиться и повиноваться им. Если же опасно любопытствовать относительно того, что Бог повелел, и если испытующих ожидает крайнее наказание, то какое оправдание некогда будут иметь те, которые судят о предметах более непостижимых и страшных, например: каким образом Отец родил Сына? Какова Его сущность? Итак, зная это, со всем благоволением примем матерь всех благ — веру, чтобы нам, как плывущим в спокойной гавани, соблюсти правильное учение и, направляя жизнь свою со всею безопасностию, достигнуть и благ вечных, благодатно и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.