Глава 20. Пределы христианской свободы (8:1-13)

«О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание. Но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него. Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо, хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, -так как есть много богов и господ много, — Но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание; некоторые и доныне с совестью, признающие идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется. Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. Ибо, если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как, немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (8:1-13).

В главах с восьмой по десятую послания Павел отвечает коринфянам на их письмо, упомянутое в 7:1, Он рассматривает вопросы, связанные с сомнительными обычаями. В Коринфе эти вопросы сосредотачивались вокруг того, можно ли есть пищу, предлагавшуюся идолам.

Эта проблема существует и до сих пор в некоторых частях мира, где язычники, поклонявшиеся идолам, приходят к вере и Христа. Сталкиваясь с ней, нам приходится искать ответ на вопрос: как далеко заходит христианская свобода в отношении поступков, которые в Писании конкретно не запрещены?

В течение нескольких последних поколений между фундаменталистами и либералами велись ожесточенные дебаты насчет сомнительных видов поведения, — насчет поступков, которые многие верующие ощущали как что-то неверное, но которые в Писании конкретно не запрещаются. Некоторые из ключевых вопросов, о которых во время этих споров идет речь, это употребление алкогольных напитков, курение, игра в карты, декоративная косметика, занятия спортом по воскресеньям, определенные музыкальные стили и посещение театров или кино. Одна из причин, почему христиане потратили столько времени на споры об этом, состоит в том, что Библия конкретно всего этого не запрещает.

Это не значит, что эти и многие сходные вопросы были бы не важны. Но мы не можем отвечать на них с тою же степенью авторитетной убежденности, как на вопросы о таких поступках, как воровство, убийство, клевета, блуд или жадность, — которые в Писании ясно запрещаются и которые Библия называет грехом. И Ветхий, и Новый Завет упоминают многое, что верующим запрещается делать. Точно так же оба Завета учат многому такому, что всегда хорошо делать: любить и почитать Бога, любить своих ближних, помогать бедным и т. д. Тут речь идет о том, что можно назвать черным или белым, неправильным или правильным Однако не обо всем мы получили повеления, рекомендации или запреты. Существуют такие поступки, которые нельзя назвать ни черными, ни белыми, — их можно было бы назвать серыми. Такие поступки в одних местах и в одни времена означают нечто совсем другое, чем в других местах и в другие времена. Но каждой местности и каждой эпохе приходилось иметь дело с серыми областями христианской жизни. Например, первый важнейший собор христианской церкви, о котором сообщается в 15-ой главе Деяний, был созван в первую очередь для того, чтобы разобраться с вопросами такого рода. Некоторые верующие из иудеев настаивали на том, чтобы все обращенные из язычников, мужского пола, обрезались (ст. 1), а другие боялись сообщаться с верующими из язычников, особенно во время еды, опасаясь, что при приготовлении пищи могут быть нарушены иудейские диетические предписания. Собор постановил, что язычников не нужно обрезать (ст. 19), но что верующие должны «воздерживаться от оскверненного идолами, от блуда, удавлинины и крови» (ст. 20). Соблюдая это, они «хорошо» сделают (ст. 29).

Поскольку о том, является ли прелюбодеяние грехом, двух мнений быть не могло, упоминание «блуда» в этом списке может иметь переносное значение. Возможно, вопрос для верующих из язычников состоял в том, не является ли кровосмешением брак с близкими родственниками. У евреев был очень ясный закон, запрещающий им браки с родственниками даже весьма отдаленными, — это запрещение было частью их уникального самоопределения. Упомянутые поступки и обычаи не были грешными сами по себе, но собор постановил, что от них следует воздерживаться, чтобы не оскорблять без нужды еврейских братьев по вере, глубоко убежденных в праведности своих обычаев.

Христианская свобода — центральная истина всего Нового Завета. «Если пребудете в слове Моем, — сказал Иисус, — то вы истинно Мои ученики, И познаете истину, и истина сделает вас свободными»(Иоан 8:31-32) «А где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). «Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос» (Гал. 5:1).

Но христианская свобода — это не позволение распускаться. Она никогда не может быть свободой грешить, и часто ей приходится избегать того, что, само по себе не являясь грехом, может стать грешным или может привести к греху других. Петр говорит, что мы должны поступать «как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии» (1 Пет. 2:16).

Часто в том, что касается сомнительных вопросов, впадают в две, весьма распространенные, крайности Первая из них — законничество; вторая — попустительство Законничество считает, что каждый поступок, каждая привычка, любой род поведения является либо черным, либо белым Законники живут по правилам, а не по Духу Они на все наклеивают ярлыки, — либо доброе, либо дурное, — не-зависимо от того, говорится ли об этом в Библии Они заводят исчерпывающие списки: «делай так» и «так не делай». Их представление о духовности сводится к тому, чтобы поступать так, как велит «хороший» список, и не поступать так, как велит «дурной», — независимо от того, что собою представляет внутренний человек. Жизнь таких людей управляется законом, а не Духом. Но воздерживаться от тех или иных поступков — это еще не духовность. Быть духовным — значит ходить в Духе. Законничество подавляет свободу, угнетает сознание, душит Слово и угашает Святой Дух. Попустительность — противоположная крайность. Приверженцы этого подхода уверены, что христианская свобода фактически абсолютна и неограничена. Пока ваша собственная совесть спокойна, вы можете делать, что вам угодно. Кажется, именно этого взгляда и придерживалась та группа, к которой обращался в 8-ой главе послания к коринфянам Павел. Эти люди, возможно, соглашались с Павлом, что верующий должен стараться «всегда иметь непорочную совесть перед Богом и людьми» (Деян. 24:16). Но сверх того они не хотели знать никаких ограничений.

Павел учит, что неправильно также и оскорблять совесть единоверцев, которые менее зрелые в духовном отношении («немощные»), если то, что мы делаем, не является необходимым для нашей службы Господу.

Отвечая на конкретный вопрос о том, следует ли употреблять в пищу идоложертвенное, Павел предлагает нам общий, универсальный принцип, который можно применять во всех сомнительных случаях. В главе 8 он утверждает и объясняет этот принцип; в 9:1-10:13 иллюстрирует его, и в 10:14-11:1 показывает, как применить его на деле. Принцип таков: «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных» (8:9). Прежде, чем употребить свою христианскую свободу в данной области, нам следует рассмотреть, как это может подействовать на других, особенно на наших братьев по вере.

Готовясь к тому, чтобы объяснить коринфянам этот принцип, Павел отвечает на три довода, которые некоторые из них приводили в оправдание того, что считали себя абсолютно свободными поступать, как угодно в том, что касалось обычаев, не запрещенных конкретно Богом. Вот эти три довода: (1) мы знаем, потому что все мы имеем знание; (2) мы знаем, что идол — это ничто; и (3) мы знаем, что пища не затрагивает наших отношений с Богом. Апостол соглашается с тем, что каждый из этих доводов по сути обоснованный и веский, но затем объясняет, что ни один из этих доводов не следует осуществлять так, чтобы из-за этого кто-нибудь другой мог споткнуться в духовном отношении.

Мы знаем, потому что все мы имеем знание

«О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все имеем знание. Но знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тому дано знание от Него» (8:1-3).

Идоложертвенные яства — по-гречески одно слово, которое можно перевести просто «пожертвованное идолу». Эти жертвы были яствами, пищей, которая символически представлялась во время богослужения тому богу, в чьем храме это жертвоприношение воздавалось. Конкретно коринфяне спрашивали о том, можно ли есть пищу, что предлагалась языческим богам во время жертвоприношений.

Древние греки и римляне были политеистами, то есть они почитали многих богов. Для всякого дела, для всякой нужды, для любого рода деятельности, начиная мелочами и кончая самыми важными делами, они имели своего бога или группу богов. У них были: бог войны, богиня любви, бог торговли, богиня справедливости и т.д. и т.п. Кроме того, они были полидемонистами, то есть верили во многих злых духов. Они были уверены, что весь воздух наполнен всевозможными злыми демонами.

Согласно и той, и другой стороне этих верований, воздавать жертвоприношения (которые обычно представляли собой мясо) было особенно важно. По этим верованиям злые духи постоянно старались вторгнуться в людей, и легче всего проникнуть в человека для них было через пищу — войдя в нее перед тем, как человек ее съест. Единственный способ, которым можно было устранить демонов из пищи, — пожертвовать ее богу. Поэтому, жертвоприношение служило двум целям: добиться благосклонности определенного бога и, одновременно, очистить мясо, зараженное демонами.

Идоложертвенное делилось на три части. Одна часть -само по себе жертвоприношение — сжигалось на алтаре. Вторая — отдавалась священникам, служившим в храме, как плата, а последнюю — жертвовавшие оставляли себе. Поскольку жертвоприношений было много, священники не были в состоянии сами съесть все, что приходилось на их долю, и продавали на рынке то, что им самим было не нужно. Это мясо высоко ценилось, поскольку было очищено от злых духов, и поэтому его ставили на стол во время праздников или когда приходили гости.

Итак, есть мясо, предлагавшееся идолам, было обычаем, который у христиан, а особенно у тех, кто вырос в этой религиозной атмосфере, вызывал те же самые ассоциации. С одной стороны, это мясо в их представлении связывалось с языческими богами и богинями, ведь оно было частью жертвоприношений этим богам. С другой стороны, оно связывалось с суеверием о том, что оно было когда-то заражено злыми духами.

Для верующих, каким бы то ни было образом общавшихся с язычниками, не столкнуться с вопросом о том, есть или не есть идоложертвенное, было почти невозможно. Большинство общественных мероприятий, в том числе, например, свадьбы, включало в себя то или иное языческое богослужение, и множество праздников отмечалось в храмах. При этом всегда угощали идоложертвенным. Если родственник христианина вступал в брак или старый друг устраивал пир, христианину надо было либо извиниться за то, что не пришел на праздник, — а извиняться вечно невозможно, — либо есть пищу, которая, как он знал, была частью приносившегося в жертву идолу. Некоторые впечатлительные верующие из неевреев отказывались покупать такое мясо, потому что оно напоминало им их прежнюю языческую жизнь, или потому, что те, кто видели, как они покупают это мясо, могли бы подумать, что они перешли в язычество. Кроме того, многие верующие из евреев и из неевреев, неохотно соглашались есть в домах язычников из неевреев — и даже в домах некоторых христиан из неевреев, — потому что боялись, что их там угостят таким мясом Такая пища могла быть вдвойне нечистой согласно иудейским диетическим предписаниям, от которых многим христианам из иудеев было трудно отказаться.

Но, с другой стороны, были и такие христиане, которых все это не тревожило. Мясо для них было просто мясом Они знали, что языческих божеств на самом деле нету и что злые духи пищу не пачкают Это были духовно зрелые христиане, хорошо усвоившие Божью истину в этом отношении, и совесть их в том, что касалось этого вопроса, была чиста От этой-то группы и исходили вышеупомянутые вопросы, обращенные к Павлу, с тремя доводами в пользу неограниченного осуществления своей свободы.

Ответы Павла были обращены к этой группе верующих, более зрелых в духовном отношении Но сосредотачивались его ответы на другой группе верующих Он говорил духовно зрелым верующим, что им следует обращать внимание не на свою свободу, а на духовное благополучие тех, кто не был так силен в духовном отношении. Он говорил: «Ну что вы смотрите на свою свободу, — взгляните на их нужду Ваша личная свобода должна ограничиваться вашей же любовью к братьям по вере Если вы любите их так, как Бог призвал нас любить, вы не станете употреблять свою свободу для того, чтобы в какой бы то ни было степени оскорбить, смутить или ослабить их веру».

Первый из доводов, приводившихся в пользу осуществления свободы, Павел суммирует в таких словах: мы знаем, потому что мы все имеем знание. Это утверждение было правильным, но эгоистичным. Оно отражало чувство собственного превосходства. Верующие, которые заявляли так, не «читали себя всезнающими, но считали, что знания и понимания Божьего Слова у них более чем достаточно для того, чтобы не сомневаться в этой истине: языческие боги и идолы не реальны, и приносимая им в жертву пища — не что иное, как просто пища. Они знали, что они не могли запачкаться в духовном отношении от того, что они станут есть эту пищу, они знали, что это вообще не повлияет на их христианскую жизнь. Они чувствовали себя абсолютно свободными есть все, что угодно, что бы ни подумали об этом окружающие.

Но Павел напоминает им, что знание надмевает. В том, что касалось знаний, эти верующие были духовно зрелыми, по они не были зрелыми в том, что касалось любви. Любовь назидает, то есть оказывает духовную помощь другим; а этого назидания им не хватало. Они были крепки в учении, но слабы в любви. Они были сильны в любви к самим себе, но слабы в любви к братьям.

Павла, из всех остальных апостолов, менее всего можно было бы заподозрить в том, что он преуменьшал значение учения, знания Божьего Слова. Вот уж кто был богословом из богословов. «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление», — говорил он римлянам (15:4). Он молился о том, чтобы верующие в Колоссах «исполнились познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном» (Кол. 1:9), и побуждал их облечься в нового человека, «который обновляется в познании по образу Создавшего его» (3:10). В длинный список всех добродетелей, которыми могло похвалиться его служение, Павел включает «благоразумие» и «слово истины» (2 Кор. 6:4-10). В этом же самом послании он хвалит и самих коринфян за их «веру и словом, и познанием» (8:7). Постоянно апостол говорит тем, к кому он обращается в своих посланиях, что он не хотел бы, чтобы они оставались в неведении относительно определенных истин (Рим. 1:13; 11:25; 1 Кор. 10:1; 12:1; 2 Кор. 1:8; 1 Фес. 4:13).

Знание Божьего Слова чрезвычайно важно. Невозможно верить или следовать тому, чего мы не знаем. Господь сказал Израилю: «Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною» (Осия 4:6). Бог, кроме всего прочего, — «Тот, кто учит человека разумению» (Пс. 93:10).

Но одного только знания — даже знания Божьего Слова -еще недостаточно. Это существенно, но не удовлетворительно. Само по себе знание надмевает. Иметь любовь, не имея знаний, — это несчастье. Но иметь знания без любви — равно трагично.

Среди многих других духовных затруднений коринфских христиан было высокомерие, надменность, — слово, которое Павел по отношению к ним употребил шесть раз. Они были горды и самодовольны. Они имели знания без любви. Как Павел напоминал им несколькими главами ниже, человек, который имеет всевозможные способности и добродетели, но любви не имеет, — «ничто», и «любовь не превозносится, не гордится» (13:1-14).

Знание о том, что идолов на самом деле не существовало и что идоложертвенное в духовном отношении не было испорчено, — это было правильное и полезное знание. Но само по себе, взятое отдельно, оно обращало имевших его внутрь себя. Они видели только одно: как применить эту истину к ним самим — и больше ничего. Им не хватало чуткости по отношению к тем, у кого не было «такого знания» (8:7). Щеголяя свободой, которую давало им это «знание», они могли тем самым серьезно оскорбить других верующих. А Иисус сказал, что лучше утопиться, чем оскорбить или довести до гибели «одного из малых сих» (Матф. 18:6-14).

Христианин, действительно хорошо сведущий, все свои мысли и поступки соотносит одновременно с двумя измерениями: с тем, что касается учения, и с тем, что касается отношений. Он имеет способность понимать библейские истины и способность применять их по отношению к людям -и к себе самому, и к другим. У него есть и знания, и любовь, потому что любовь — это та среда, через которую должно передаваться знание, «дабы мы… истинною любовью все возвращали в Того, Который есть глава Христос» (Еф. 4:15). Само по себе, без любви, знание приводит к надменности, а не к зрелости.

Разделения в церкви могут возникать не только из-за трудностей и разногласий в учении, но из-за неправильного поведения некоторых верующих. Когда некоторые из членов настаивают на осуществлении своей свободы без оглядки на чувства других верующих и на нормы поведения, которых придерживаются другие, церковь ослабевает, и часто это приводит к разделению.

Любовь назидает — и знающий верующий, не имеющий назидания любви, вовсе не так духовно зрел, как он склонен думать. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать. Нелюбящие правоверные христиане надменны, но назидания им не хватает. Верное знание у них есть, но верного понимания нет.

Человек, получивший истинное назидание, имеет хотя бы смутное представление о том, что ему еще надо узнать. Кто-то определил знание как «процесс перехода от состояния бессознательного невежества к состоянию невежества осознанного». Невежество не знает о том, что оно не знает. Истинное знание не знает — и знает о том, что не знает.

Но кто любит Бога, тому дано знание от Него. Невозможно знать Бога и не любить Его. Любовь к Богу — самое важное свидетельство правильного отношения к Нему. Без любви к Богу, которая стала возможной благодаря Его любви к нам (1 Иоан. 4:19), у нас нет истинных знаний о Нем, потому что у нас нет истинного отношения к Нему. Только те, кто с любовью относятся к Нему, знают Бога и тем дано знание от Него (Иоан. 14:21). Знание важно, неизмеримо важно. Но, как и все остальное, без любви оно -ничто. Любить Бога и быть любимым Им — это все. Здесь Павел подразумевает, что, если человек любим Богом и любит Бога, он будет любить и других верующих, которых любит Бог (Иоан. 5:1).

Любовь — это ключ к поведению. Знания о том, что не запрещается, недостаточно. Когда мы «не о себе только» заботимся, «но каждый о других» (Филип. 2:4), мы — на пути к тому, чтобы вести себя, как подобает христианам и духовно зрелым.

Пределы христианской свободы устанавливает любовь.

Мы знаем, что идол — ничто

«Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо, хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, — так как есть много богов и господ много, — Но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающие идолов, едят идоложертвенное, пак жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется» (8:4-7).

В стихах 4-6 Павел устанавливает, что он согласен с коринфянами, хорошо наученными в теологическом отношении. Во-первых, он соглашался с ними, что идол в мире ничто. Идольский образ, из какого драгоценного материала он ни был сделан, не был образом кого-то, кто реально существовал. Он отражал лишь то, что существовало в воображении скульптора, сотворившего его, или был олицетворением демона, который обманывал посредством этой скульптуры (10:20).

Несколько лет назад, когда я был на Гавайях, я зашел в буддистский храм. Перед большой медной статуей Будды стояла на коленях старая леди и бросала по направлению к ней мелкие камушки. Это занятие было чем-то похоже на игру в кости: то, каким образом эти камушки приземлялись, указывало на счастливую или несчастливую судьбу. Вошли новые посетители; они принесли пищу, которую оставили перед идолом, как жертвоприношение. Меня так и тянуло сказать им: «Здесь никого нет. Никого нет дома. Здесь нет ничего, кроме меди». Нет иного Бога, кроме Единого.

Это не значит, что нет воображаемых богов, так называемых богов. Некоторые из них — откровенный обман, а некоторые — проявление демонов, но истинным богом не является никто из них. Так называемые боги обладают определенным видом реальности, но она не имеет отношения к божественности. Павел учил этой истине в течение всего своего служения, за что он не раз подвергался преследованиям. Один язычник, Димитрий, серебряник из Эфеса, подстрекал своих коллег, обвиняя Павла: «Вы видите и слышите, что не только в Эфесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги» (Деян. 19:26). Апостол соглашается с псалмопевцем:

«А их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих, Есть у них уста, по не говорят, есть у них глаза, но не видят, Есть у них уши, но не слышат, есть у них ноздри, но не обоняют; Есть у них руки, но не осязают; есть у них ноги, но не ходят, и они не издают голоса гортанью своею. Подобны, им да будут делающие их и все, надеющиеся на них» (Пс. 113: 12-16).

Павел повторяет истину о том, что нет иного Бога, кроме Единого. Он — Тот, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Существует только один истинный Бог. Он сошел к нам в лице Сына, Иисуса Христа, и мы приведены к Отцу через божественного Сына. Все приходит от Отца, и все верующие существуют для Отца. Все Сыном, и каждый, кто приходит к Отцу, приходит через Сына. Это — могучее и ясное утверждение равенства сущности Бога Отца и Господа Иисуса Христа.

Это абсолютно верно, что идолы не имеют в себе никакой реальности, что так называемые боги не реальны, и что единственный реальный Бог — это Бог Писания, открытый в Иисусе Христе. В этом свободолюбивые коринфские христиане придерживались абсолютно правильного учения. Но они были неправы в применении этих истин в своей повседневной жизни. Концепции у них были верные, но они не претворяли их в правильные взаимоотношения.

Павел напоминает им еще об одной истине, — о том, что они и без напоминаний должны были знать, но что не приняли во внимание, осуществляя свою христианскую свободу. Но не у всех такое знание. Не все верующие были зрелыми в своих знаниях и в понимании духовных истин. Некоторые недавно перешли в христианство — новообращенные верующие из язычества, только что освободившиеся от всех его искушений и пороков. Они все еще не могли освободиться от представления, что идолы, хотя и злые, но все же реальные существа, и что боги, которых представляли эти идолы, существовали на самом деле. Они знали, что существует только один, истинный, праведный Бог, но, возможно, еще не до конца осознали эту истину. И, даже, если они все-таки постигли, что существует только один реальный Бог, переживания их недавнего язычества были еще так свежи в их памяти и ощущениях, что все, имевшее отношение к этому прошлому, они отвергали. Каким бы то ни было образом участвовать в принесении жертв идолам для них означало — испытать искушение впасть в прежние привычки, поддаться знакомым обрядам и обычаям.

Некоторые и доныне с совестью, признающею идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется. Некоторые из новообращенных избегали любых возможностей снова подпасть под дурное влияние, которое так долго господствовало над всем, что они думали и делали.

Сами языческие боги в действительности не существовали, но нечистые обычаи, связанные с этими богами, были вполне реальны и свежи в памяти этих людей. Они в ужасе отшатывались от любого соприкосновения с чем бы то ни было, что имело отношение к их прошлому язычеству. Их совесть все еще недостаточно окрепла для того, чтоб они могли есть идоложертвенное, не скатываясь назад, к привычному идолопоклонству.

Если такие люди, следуя примеру более знающих верующих, забегают вперед и едят то, что их совесть им есть не велела, совесть их, будучи немощна, оскверняется. Несмотря на то, что с моральной или с библейской точки зрения ничего неверного нет в том, чтобы есть такую пищу, это становится неверным, когда совершается против совести. Оскверненная совесть — это совесть, которой пренебрегли, над которой учинили насилие. Такая совесть приводит к тому, что человек теряется, обижается и чувствует себя виноватым. Человек, который насилует свою совесть, добровольно делает то, что, как он считает, неверно. В своем собственном сознании он совершает грех; и до тех пор, пока он не поймет окончательно, что в глазах Бога это не грех, ему не следует совершать таких поступков. «А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех» (Рим. 14:23). Оскверненная совесть — это оскверненная вера. Те, кто ведет себя таким образом, испытывают чувство вины, приходят в отчаяние, теряют радость и душевный мир. Они могут вернуться также и к грешным мыслям, связанным с прежними языческими привычками, и, даже, к некоторым из этих привычек.

Первое, что Павел хочет подчеркнуть в данном отрывке — это что любой, кто побудил такого немощного брата осквернить свою совесть и свою веру, помогает вводить этого брата в грех. Знание может убеждать нас, что нечто вполне допустимо, но любовь нам скажет, что, раз для совести нашего брата это неприемлемо, мы не должны пользоваться преимуществами нашей свободы.

Мы знаем, что пища — не предмет спора с Богом

«Пища не приближает нас к Богу; ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. Ибо если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвенное? И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. А согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. И потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (8:8-12).

И третье, о чем соглашается Павел с коринфянами, — это что само по себе употребление или не употребление пищи не имеет духовного значения. Ни то, ни другое не приблизит нас к Богу. Слово «приближать» (паристами) означает «поместить близко, привести, представить». Едим ли мы пищу или не едим ее — это не сделает нас ближе к Богу, не вызовет Его одобрения. В общем, суть в том, что поступки, которых Бог не запретил, не оказывают влияния на наше отношение к Нему. В духовном отношении это нейтрально, чему употребление в пищу тех или иных продуктов отличная иллюстрация.

Конечно, здравый смысл и забота о теле, которое дал нам Бог, должны заставить нас относиться с вниманием к тому, что мы едим и сколько мы едим. Обжорство вредно для здоровья, и вредно есть продукты, на которые у нас аллергия. Человек, обладающий благоразумием и духовной зрелостью, ни того, ни другого делать не будет. Но само по себе употребление в пищу определенных продуктов не имеет абсолютно никакого духовного значения. Иисус ясно дал понять, что «ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека» (Map. 7:15). Данное Господом Петру повеление «заколи и ешь» имело и переносное, и прямое значение. В переносном смысле оно относилось к тому, чтобы принимать неевреев, а в прямом смысле — к употреблению пищи, которая прежде в ритуальном отношении считалась нечистой (Деян. 10:10-16); ср. ст. 28). И Павел советовал Тимофею принимать с благодарностью всякую пищу (1 Тим. 4:4).

Мы не должны придавать значения тому, что мы едим или не едим, ни из-за самой пищи, ни из-за обряда, ни из-за Бога. Но нам, может быть, надо придавать этому большое значение ради совести некоторых из Его детей. То, что в ином случае не было бы для нас чем-то неправильным, становится неправильным, если оказывается соблазном для немощных. Очевидно, что некоторые из коринфян не могли пережить спокойно таких вольностей своих собратьев; они из-за этих вольностей вновь падали в ту же самую западню, из которой спаслись. Если незрелый брат видит, как мы делаем что-то, что тревожит его совесть, это причиняет ему духовный вред. Нам никогда не следует побуждать брата-единоверца совершать какие-либо поступки, от которых его охраняет Святой Дух, воздействуя на него через его личную совесть.

Духовно зрелый верующий справедливо не видит для себя самого никакого вреда в том, чтобы сидеть за столом в капище по случаю какого-нибудь семейного или общественного события. Он не принимает языческих верований и не участвует в языческих обычаях, но он может общаться с язычниками, потому что в духовном отношении он силен; у него есть духовное знание.

Но если христианин с совестью, которая немощна, видит, как духовно зрелый верующий ест в языческом храме, немощный брат, вероятно, почувствует искушение и самому войти в храм и есть. Для него это может быть опасно -побуждать его идти против собственной совести. Следовательно, от сознания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. Слово «погибнет» передает в этом случае представление о том, что «впадет в грех». Мы побуждаем этого человека согрешить, вводя его в искушение, заставляя его оказаться в соблазнительной ситуации, с которой он не может справиться.

Побуждать другого верующего насиловать его совесть — это никогда не может быть правильным. Поступать так — значит, идти на риск погубить брата, за которого умер Христос (ср. Деян. 20:28; 1 Пет. 1:18-19). Своей христианской свободой никогда нельзя пользоваться за счет брата или сестры во Христе, которые были искуплены такой ценой.

Голос христианской совести — это инструмент, к которому прибегает Святой Дух. Если совесть верующего слаба, это потому, что в духовном отношении о» сам слаб и незрел, а не потому, что незрел Руководящий его совестью, Совесть — это Божий привратник, который не допускает нас на те места, которые могли бы причинить нам вред. Чем белее зрелыми мы становимся, тем больше мест позволяет нам посещать наша совесть, тем больше поступков позволяет она нам совершать, — потому что с духовным ростом увеличиваются наши духовные силы и улучшается наше духовное суждение.

Маленькому ребенку не разрешают играть с острыми предметами, выходить на улицу, приближаться к опасным машинам или электроприборам. С возрастем, когда он все лучше начинает разбираться в том, что для него опасно и что нет, эти запрещения постепенно снимаются.

Бог предохраняет Своих детей oт опасностей, которые могут им грозить, при помощи совести — она накладывает на них ограничения. Постепенно, с ростом их знаний и духовной зрелости, эти ограничения снимаются, пределы дозволенного расширяются. Нам никогда не следует переступать за пределы дозволенного до тех пор, пока этого не разрешит наша совесть. И никогда не следует поощрять, прямо или косвенно, кого-либо другого поступать таким образом. Согрешая таким образом против братьев и уязвляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. Побудить брата споткнуться — это хуже, чем обидеть его самого; это значит -обидеть нашего Господа. Это — важное предостережение Конечно, ни одному из верующих не хотелось бы согрешить против Христа.

Нам надо стремиться ограничивать свою свободу, когда бы то ни было и до какой бы то ни было степени, чтобы помочь единоверцу — брату, которого нам следует любить, драгоценную душу, за которую умер Христос

«Потому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего» (8:13).

Павел вновь утверждает уже объясненный принцип В том, что касается сомнительных вопросов, первым делом христианину следует позаботиться не о том, чтобы проявить свою свободу до предела, а о благополучии своего брата во Христе. И Павел сам подает пример; он говорит, что никогда не станет больше есть мяса, или делать что-нибудь другое, что его собственная совесть позволяет ему делать, если это могло бы побудить его брата соблазниться.

Стараясь решить вопрос, принимать ли участие в каком-нибудь деле, которое вызывает сомнения, хорошо придерживаться списка принципов, помогающих проверить себя, который приводится ниже Излишество Необходимо ли это делать? Так ли важно следовать этой привычке? Или, может быть, это — только нечто несущественное? Возможно, это — просто «бремя», от которого нам следует добровольно отказаться (Евр 12:I)?

Целесообразность «Все мне позволительно, — говорит Павел, — но не все полезно», то есть выгодно, целесообразно (1 Кор 6:12) Является ли то, что я собираюсь сделать, полезным, поможет ли мой поступок кому-нибудь, или же это только нечто, желанное для меня?

Подражание. «Кто говорит, что пребывает в Нем, тот должен поступать так, как Он поступал» (1 Иоан. 2:6). Если мы поступаем так, как поступил бы на нашем месте Христос, наши поступки не только позволительны, — это хорошие, правильные поступки.

Пример. Подаем ли мы добрый пример другим, особенно более слабым братьям и сестрам? Если мы подражаем Христу, то и другие смогут подражать нам, следовать нашему примеру (1 Тим. 4:12).

Проповедь Евангелия. Помогает ли этот поступок или привычка свидетельствовать о Христе — или же затрудняет мое свидетельство? Потянутся ли неверующие ко Христу из-за того, что я делаю, — или отвергнутся от Него? Помогает ли мне это «со внешними (обходиться) благоразумно, пользуясь временем» (Кол. 4:5).

Назидание. Вырасту ли я из-за этого, стану ли более зрелым во Христе, стану ли сильнее в духовном отношении? «Все мне позволительно, но не все назидает» (1 Кор. 10:23).

Возвышение. Возвышают ли Господа, прославляют ли Его мои поступки? Прославление Бога, Его возвеличение должны быть главной целью всего того, что мы делаем. «Итак, едите ли, пьете ли, или (иное) что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор. 10:31)