Раздел 4. Является ли телесная боль наибольшим из зол?

С четвертым, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что боль является наибольшим из зол. В самом деле, «самое плохое противоположно самому лучшему»11. Но существует удовольствие, которое является наибольшим благом, а именно удовольствие блаженства. Следовательно, существует и боль, которая является наибольшим из зол.

Возражение 2. Далее, счастье является наибольшим человеческим благом постольку, посжольку оно суть его конечная цель. Но счастье человека заключается в том, что, как уже было сказано (3, 4; 5, 8), «он обладает всем желаемым и не желает ничего недолжного». Поэтому наибольшее благо человека заключается в исполнении его желания. Но, как говорит Августин, боль обусловливается тем, что случается вопреки желанию12. Следовательно, боль является наибольшим из человеческих зол.

Возражение 3. Далее, Августин утверждает следующее: «Мы состоим из двух частей, а именно души и тела, из коих худшей является тело. Затем, [очевидно, что] наивысшее благо лучшей части есть самое наилучшее, а наибольшее зло худшей есть самое наихудшее. Наилучшее же в душе есть мудрость, наихудшее в теле — боль. Отсюда: наивысшее человеческое благо — мудрость, наибольшее же зло — боль»13.

Этому противоречит сказанное в первой части о том, что преступление имеет природу зла в большей мере, нежели наказание (48, 6). Но страдание, или боль, связано с наказанием за грех, в то время как удовольствие от изменчивых вещей связано со злом преступления. Так, Августин говорит: «Что такое душевная скорбь, как не лишение тех преходящих предметов, которыми душа наслаждалась или надеялась наслаждаться? Все это называется злом, т. е. грех и наказание за грех»14. Поэтому страдание, или боль, не является наибольшим из человеческих зол.

Отвечаю: никакое страдание, или боль, не может являться наибольшим из человеческих зол. Ведь всякое страдание, или боль, обусловлено либо тем, что действительно является злом, либо тем, что представляется злом, хотя в действительности является благом. Но боль, или страдание, обусловленная действительным злом, не может являться наибольшим из зол, поскольку существует и нечто худшее, а именно или отсутствие схватывания действительного зла как зла, или его приятие. Со своей стороны, страдание, или боль, обусловленное тем, что представляется злом, хотя в действительности является благом, также не может являться наибольшим из зол, поскольку гораздо худшим было бы полное отделение от того, что действительно является благом. Следовательно, невозможно, чтобы какое-либо страдание, или боль, было наибольшим из человеческих зол.

Ответ на возражение 1. Удовольствию и страданию общи две добрые вещи, а именно правильное суждение о благе и зле и правильная упорядоченность воли при приятии блага и неприятии зла. Поэтому очевидно, что боль, или страдание, содержит в себе нечто благое, с удалением чего она станет чем-то худшим, в то время как далеко не каждое удовольствие содержит в себе нечто злое, с удалением чего оно станет чем-то лучшим. Следовательно, удовольствие, как уже было показано выше (34, 3), может являться наибольшим человеческим благом, в то время как страдание не может являться наибольшим человеческим злом.

Ответ на возражение 2. Уже одно то, что воля противополагает себя злу, является благом. И потому страдание, или боль, не может быть наибольшим из зол — ведь к нему примешена некоторая толика блага.

Ответ на возражение 3. Порча лучшего хуже, чем порча худшего. Но, как говорит Августин, «порча вещи и есть ее зло»15. Поэтому зло души является большим злом, нежели зло тела. Следовательно, приведенное утверждение бездоказательно, тем более что оно принадлежит не Августину, а другому человеку [а именно Корнелию Цельсу].