Библиотека soteria.ru
Трактат о воплощении-1
Фома Аквинский
Дата публикации: 28.01.17 Просмотров: 15740 Все тексты автора Фома Аквинский
Раздел 6. Наличествовало ли в Христе страдание?
С шестым, дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в Христе не было никакого страдания. Ведь сказано же о Христе: «Не опечалится и не изнеможет»-(Ис. 42:4).
Возражение 2. Далее, [в Писании] сказано: «Что бы ни случилось с праведником, это не опечалит его»- (Прит. 12:21). И так это, по мнению стоиков, потому, что опечаливает нас только утрата наших благ. Но праведник своими благами считает только добродетели и справедливость, которые он не может утратить, в противном бы случае праведник, печалясь об утрате обретенных по случаю благ, зависел от случая. Но Христос был наибольшим из всех праведников, согласно сказанному [в Писании]: «Вот имя Его, которым будут называть Его: «Господь — оправдание наше!»» (Иер. 23:6). Следовательно, в Нем не было никакого страдания.
Возражение 3. Далее, Философ говорит, что всякое страдание — это «зло, которое избегают»-. Но в Христе не было никакого зла, которое нужно было бы избегать. Следовательно, в Христе не было никакого страдания.
Возражение 4. Кроме того, как говорит Августин, «печаль есть претерпевание от случившегося против нашей воли»-. Но Христос ничего не претерпел против Своей воли, в связи с чем читаем: «Он истязуем был — но страдал добровольно» (Ис. 53:7). Следовательно, в Христе не было никакого страдания.
Этому противоречит сказанное Господом: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф. 26:38). И Амвросий говорит, что «как человек Он страдал, поскольку Он взял на Себя мои скорби. Я не боюсь называть это страданием, ибо проповедую крест».
Отвечаю: как уже было сказано (5), по божественному произволению радость созерцания сохранялась в уме Христа так, чтобы не излиться в чувственные способности и не устранить чувственной боли. Затем, как и чувственная боль, страдание находится в чувственном пожелании, однако между ними существует различие со стороны движителя, или объекта. В самом деле, объектом и движителем боли является схватываемый чувством ощущения ущерб, как это имеет место при ранении, а объектом и движителем страдания, как было показано выше (ИИ-И, 35, 2), является внутренне схватываемая разумом или представлением некая пагуба или зло, как когда кто-либо страдает из-за утраты им денег или благодати. Но душа Христа могла схватывать нечто как пагубное либо для Себя, например Его страсти и смерть, либо для других, например грехи Его учеников или убивших Его евреев. Таким образом, подобно тому, как в Христе могла наличествовать истинная боль, точно так же в Нем наличествовало и истинное страдание, хотя и трояким образом иначе, чем в нас, а именно так, как нами было показано выше (4), когда мы вели речь о страстях Христовой души в целом.
Ответ на возражение 1. Страдание наличествовало в Христе не как совершенная страсть, но находилось в Нем зачаточно как «пристрастье». В связи с этим читаем [в Писании], что Он «начал скорбеть и тосковать» (Мф. 26:37). В самом деле, как говорит в своем комментарии на эти слова Иероним, «одно дело быть скорбным и совсем другое — начать скорбеть».
Ответ на возражение 2. Как говорит Августин, «вместо трех душевных волнений, а именно страстного желания, веселья и страха, стоики допускали в душе мудрого три благих состояния, называемых греками «eupatheiai»: вместо страстного желания — волю, вместо веселья — радость, вместо страха — осторожность. Но вместо скорби, или страдания, они отказались допустить в душе мудрого что-либо подобное. Страдание, говорят они, коль скоро оно происходит от зла, которое уже случилось (а с мудрым, по их мнению, не может случиться никакого зла), не может быть заменено в душе мудрого ничем» -. В самом деле, стоики полагали только добродетель благой, поскольку она делает благим своего обладателя, и что ничто не является злым помимо порока, посредством которого люди становятся злыми. Но хотя добродетель и является вождем человеческих благ, а порок — вождем человеческих зол, поскольку они пребывают в том, что есть высшее в человеке, а именно разуме, тем не менее существуют и некоторые вторичные человеческие блага, относящиеся к телу или к тем внешним вещам, которые служат телу Поэтому в душе мудрого может наличествовать страдание в схватывающем такое зло чувственном пожелании без того, чтобы страдание волновало его разум. И именно в этом смысле нам надлежит понимать сказанное: «Что бы ни случилось с праведником, это не опечалит его», то есть что несчастье не потревожит его разум. Таким образом, страдание Христа было пристрастью, а не страстью.
Ответ на возражение 3. Хотя всякое страдание является злом наказания, однако оно не всегда является злом преступления, но — только тогда, когда оно проистекает из неупорядоченной расположенности. Поэтому Августин говорит: «Когда эти душевные расположения последуют разуму, возникая тогда, когда нужно, и обращаясь к тому, к чему следует, кто тогда осмелится назвать их болезнями или порочными страстями?»-.
Ответ на возражение 4. Не существует такой причины, по которой бы то, что само по себе противно желанию, не могло бы желаться ради достижения цели, к которой оно определено; так, горькое лекарство желанно не само по себе, а постольку, поскольку оно определено к здоровью. Таким образом, хотя муки и смерть Христовы сами по себе были противны воле и причиняли страдания, тем не менее как определенные к цели искупления человечества они были добровольны.