Глава 16. Православие в условиях новой власти

РПЦ в период между двумя революциями. Поместный собор РПЦ1917-1918 гг. РПЦ и Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Государственно-церковное противостояние. Обновленческое движение. Декларация митрополита Сергия от 29 июля 1927 г. Русская Православная Церковь в конце 20-х годов

Прежде чем продолжить рассмотрение истории Церкви адвентистов седьмого дня в новых условиях, нам представляется уместным хотя бы кратко остановиться на характеристике основных христианских исповеданий и прежде всего Русской Православной Церкви, судьба которых новой властью решалась в совершенно иных условиях, весьма отличных от тех, которые существовали в период царского режима. Подобное знакомство поможет нам дать более объективную оценку всего того, что было связано с Церковью адвентистов седьмого дня в первые годы советской власти. В настоящей лекции речь пойдет главным образом о судьбе православия в первые годы советской власти.

Следует заметить, что драматичными событиями марта 1917 года Русская Православная Церковь, столетиями привыкшая быть частью государственного управления, действительно была поставлена в совершенно новые условия. Прежде всего, у церкви появился шанс вернуться к патриаршей форме церковного управления. В августе 1917 года, впервые после длительного перерыва (с 1682 г.), связанного с введением Петром I синодального управления церковью, был созван Поместный собор Русской Православной Церкви. Собор проходил в Москве с 15 августа 1917 по 1 сентября 1918 гг. На открытии собора присутствовал глава Временного правительства А. Ф. Керенский. На соборе было принято решение о восстановлении патриаршества, на которое участниками Собора возлагались большие надежды. Многие ревнители патриаршества напоминали о печальном состоянии народного религиозного сознания. Например, архимандрит Матфей говорил: «Последние события свидетельствуют об удалении от Бога не только интеллигенции, но и низших слоев… и нет влиятельной силы, которая остановила бы это явление, нет страха, совести, нет первого епископа во главе русского народа… Посему немедля мы должны избрать духовного стража нашей совести, нашего духовного вождя — Святейшего Патриарха, за которым и пойдем ко Христу»*. (* Священный Собор Православной Российской Церкв / Собрание определений и постановлений. власти).

Через 10 дней после большевистского переворота был избран патриарх Московский и всея Руси. Им стал Тихон (в миру Белавин). Известный государственный деятель, историк П. Н. Милюков по этому поводу писал следующее: «Вопрос о патриаршестве был решен переворотом 25 октября. Испуганный победой большевиков, собор спешил оставить после себя след в виде «сильной, способной противостоять государственной власти»*. (*Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Париж, 1931, Т. 2.4. 1. -С. 222).

Принятый 20 января 1918г. Декрет о свободе совести вызвал бурю протеста со стороны православной Церкви. Бывшая государственной церковью, обладавшая правом собственности на крупные землевладения, тесно связанная со школьным воспитанием, православная Церковь враз лишилась всего. Патриархом Тихоном декрет был охарактеризован как «акт гонения на религию и церковь». Накануне, 19 января, Тихон анафематствовал Советское правительство и местные органы власти, объявив их незаконными.

Поместный Собор 1917-1918 гг. призвал верующих всячески противодействовать проведению данного декрета в жизнь. Православная Церковь имела возможность прибегнуть к трем формам протеста: публичному осуждению действий большевиков, направленных на подрыв основ церковного устройства, к крестным ходам и организации особых братств и обществ зашиты против насилия. За короткий срок работы (после октября) члены Собора (328 человек) приняли 16 обращений к 100-миллионному православному населению России с призывом к отстаиванию своей церковной независимости и сопротивлению насилию. Позиция Собора была настолько жесткой, что на одном из заседаний относительно лояльно настроенного духовенства было принято следующее положение: «Священнослужители, содействующие проведению в жизнь враждебных Церкви положений декрета о свободе совести и подобных ему актов, подлежат запрещению в священнослужении и в случае нераскаяния низвергаются из сана»*. (‘Церковные ведомости. — 1918, № 17, 18. — С. 96).

На одном из заседаний Собора было выработано заявление, в котором церковь пыталась объяснить свою позицию по отношению к новой власти и к декрету. В заявлении, в частности, было отражено следующее:

— Государство не может быть безрелигиозным, и Россия может быть государством только православным. Заставить церковь отделиться от государства — это все равно что «солнцу повелеть не светить, а огню не греть»**; (**Цит. по В. Цыпин. История Русской Православной Церкви, 1917-1990).

— Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными;

— Запрещение преподавать Закон Божий в государственных, общественных и частных учебных заведениях — это не что иное, как факт насилия над частными лицами, в сущности, над народом и полное нарушение свободы совести граждан. А воспрещение преподавания Закона Божия в церковных школах, готовящих будущих пастырей Церкви, есть уже явное гонение на Церковь;

— Церковь должна располагать правом иметь движимое и недвижимое имущество и пользоваться всеми правами юридического лица. Лишая церковные и религиозные общества права иметь, приобретать и отчуждать собственность, разве декрет не

— Московская Патриархия: Изд. дом «Хроника», 1994. -С. 19.унижает Церковь по сравнению со всяким, иной раз даже маловажным частным обществом и союзом?

— Отобрание от Церкви двух синодальных типографий — Петроградской и Московской, приспособленных для печатания церковных и богослужебных книг есть вторжение в достояние чисто церковное и одновременно лишение Церкви возможности осуществлять подобающую ей духовно-просветительскую работу;

— Отобрание по распоряжению власти разного рода церковных имуществ в приходах, монастырях, архиерейских домах, отобрание церковных школ — также составляют посягательство на достояние православного народа, лишают Церковь необходимых средств к существованию;

— Закрытие духовных консисторий и, в частности, захват всего производства церковного суда по бракоразводным делам есть насилие над внутренней жизнью Церкви.

В заявлении также говорилось, что СНК должен немедленно успокоить религиозное чувство православного русского народа, удовлетворив все вышеизложенные требования.

Реакция Собора на большевистский декрет о свободе совести вполне объяснима. Мало того, что Русская Православная Церковь решением декрета была отделена от государства и уравнена со всеми другими исповеданиями, она враз лишилась всего своего состояния, а самое главное, привычных возможностей идеологического воздействия на народ.

В связи с тем, что никаких положительных откликов на заявление не последовало, в знак протеста во многих городах России были устроены крестные ходы. Проходили они в «защиту веры и церковного достояния»*. (*Платонов Н. Ф. «Православная Церковь в 1917-1937 гг.» // Ежегодник Музея истории). В Москве крестный ход собрал до 500 тысяч молящихся. Не обходилось без эксцессов. В ряде городов крестные ходы разгонялись и подвергались обстрелу, как, например, в Туле**. (**Титлинов Б. В. Церковь во время революции. — Париж: «Былое» [n.d.]. — С. 127, 128.). Особенно драматичным было сопротивление верующих осуществлению декрета по изъятию церковных ценностей. В связи со страшным голодом 1921-1922 гг., вызванным засухой и обескровившей деревню трехлетней политикой продразверстки, ВЦИК издает декрет от 23 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей в целях получения средств для борьбы с голодом.

Нельзя сказать, что Церковь осталась в стороне от национальной трагедии. Летом 1921 года был основан Всероссийский комитет церковной помощи голодающим, который все собранные пожертвования передал государству. В августе 1921 года патриарх Тихон выступает в мировой печати с воззванием помочь умирающим от голода. Руководство РПЦ разрешило церковно-приходским общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления. Конфискация же освященных предметов по канонам православия рассматривалась как святотатство***. (*** Церковные ведомости. — 1922, № 6, 7. — С. 2). Однако власть не принимала в расчет никакие культовые соображения, заняв жесткую и непримиримую позицию. Сравнительно недавно было опубликовано письмо В. И. Ленина Молотову для членов Политбюро от 19 марта 1922 года, письмо, долгие годы содержавшееся в тайне. В письме сообщалось: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». Каким образом? Читаем дальше:«… Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»*. (‘Собеседник. — 1990, № 16, апрель. — С. 7).

Насильственное изъятие церковных ценностей вызвало по признанию официальной прессы 1414 кровавых эксцессов**. (** Известия ВЦИК. — 1923, № 82. — 15 апреля. — С. 6). Был расстрелян петроградский митрополит Вениамин — один из инициаторов добровольной передачи ценностей и сбора пожертвований на нужды борьбы с голодом. Сопротивление церкви было расценено как злостный саботаж мероприятий советского правительства по борьбе с голодом, инициатором которого был объявлен сам глава Церкви. По делу патриарха Тихона началось следствие, а сам он был изолирован в Донском монастыре. Русская Православная Церковь осталась без своего лидера.

Следует сказать, что не все духовенство разделяло позицию патриарха и Поместного собора. Часть

приходских священников и богословов либерального толка критически относились ко многим сторонам церковной жизни еще до октябрьского переворота, в частности, к сакрализации православием самодержавия. И поэтому декрет об отделении церкви от государства не вызвал у них ни паники, ни озлобления. Они чувствовали, что необходима переориентация Русской Православной Церкви в новых условиях и перевод ее на позицию лояльности по отношению к Советской власти. Представители этой части духовенства, оппозиционно настроенные по отношению к Тихону, и составили ядро так называемого либерально-обновленческого движения*. (* Более подробно об обновленческом расколе РПЦ см. объективный на наш взгляд труд канадского ученого, профессора Д. В. Поспеловского, Русская Православная Церковь в XX веке. — Москва: «Республика», 1995. — С. 62-102.).

Поначалу это движение представляло собой несколько конкурирующих церковных групп. Прежде всего, это «Живая церковь». Учредительное собрание этой группы, состоявшееся в мае 1922 года, приняло программу, которая предусматривала «пересмотр и изменение всех сторон жизни церковной, какие повелительно требуются современной жизни»**. («Живая церковь. — 1922, № 3. — С. 12). Во главе этой группы стоял архиепископ Антонин (Грановский). Лидеры «Живой церкви» добивались отстранения от руководства церковью епископов-монахов, ликвидации монастырей, введения брачного епископата, реорганизации церковного управления. Более того, «Живая церковь» даже поднимала вопрос о пересмотре догматики и модернизации богослужения.

Крайний радикализм и революционная фразеология программы «Живой церкви» привели ее к расколу. Умеренные сторонники церковной реорганизации образовали так называемый «Союз церковного возрождения», программа которого отличалась неопределенностью позиций. Главное внимание уделялось социальным аспектам христианского учения. Группу возглавил уже упомянутый нами архиепископ Антонин. Вскоре из «Союза церковного возрождения» выделилась еще одна группа во главе с петроградским священником А. И. Введенским, назвавшая себя «Союзом общин древнеапостольской церкви» (СОДАЦ), занявшая промежуточное положение между ранее возникшими группировками.

Все эти группы, объединившиеся под эгидой Высшего церковного управления (ВЦУ), и составили ядро так называемой обновленческой церкви. ВЦУ издает «положение об организации ревнителей церковного обновления», которое гласило: «Объединение имеет своей целью действительное обновление церковной жизни верующих масс, проведения христианского просвещения, нравственного оздоровления путем осуществления программ, ставших во главе движения обновленческих организаций»*. (*Жизнь и религия (Казань). — 1923, № 7. — С. 6).

2 мая 1923 года в Москве, в храме Христа Спасителя, открывается подготовленный обновленцами Поместный собор, который в официальной церковной истории назван был как «разбойничье сборище»**. (**Цыпин В. История Русской Православной Церкви. — С. 58). Собор одобрил социалистическую революцию, отменил анафему в адрес Советской власти, исходившую

от Тихона, а самого патриарха лишил патриаршего сана и монашества, признал афтокефалию украинской церкви, разрешил второбрачие духовенства, осудил фальсификацию нетленности мощей, решил закрыть городские монастыри, предложил перейти с 12 июня 1923 г. на новый стиль. Во главе церкви был поставлен Высший Церковный Совет (ВЦС) из 18 человек. Что касается догматических и богослужебных реформ, обновленцы не получили соборной поддержки. И хотя тот минимум преобразований, на которые пошел собор, не затронул ни содержания православного вероучения, ни устоев церковной жизни, многие священнослужители и миряне усмотрели в новшествах реформаторов «измену вере отцов», «порчу русского православия».

Летом 1923 г. патриарх Тихон был освобожден из-под стражи и объявил о том, что он возвращается к руководству церковью. Патриарх разворачивает широкую кампанию по дискредитации обновленчества, обвинив всех деятелей обновленческой церкви в «восстании против законной церковной власти» и объявив все решения Собора 1923 г. как не имеющие канонической силы. Всех лидеров обновленческой церкви он анафематствовал как раскольников. Это подействовало на многих верующих, поддерживающих обновленцев. Они стали возвращаться в патриаршую церковь. Обновленчество, все больше теряя свое влияние на народ, постепенно отказывается даже от тех немногих реформ, которые санкционировал собор 1923 г. К концу 20-х годов, полностью отказавшись от попыток модернизировать традиционное русское православие, обновленчество как реформационное движение начинает вырождаться и со смертью главного идеолога обновленческого движения митрополита Введенского (1946 г.) оно прекратило свое существование.

Следует отметить, что к концу жизни и сам патриарх Тихон перешел на позиции лояльности по отношению к Советской власти, заявив в своем завещании, что «Советская власть — действительно народная рабоче-крестьянская власть, а поэтому прочная и непоколебимая»*. (* Известия ВЦИК. — 1925, 15 апреля).

Преемником патриарха Тихона в должности местоблюстителя патриаршего престола после его смерти стал митрополит Петр (Полянский). Однако в декабре 1925 г. тот был арестован, осужден и выслан в Пермь. Наступивший кризис церковной власти продолжался до 1927 г. Все это время церковью управлял Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС). В 1927 г. местоблюстителем патриаршего престола ставится митрополит Сергий (Страгородский). Вместе с созданным им «временным патриаршим священным синодом» Сергий составляет специальное обращение к духовенству, подписанное 29 июля 1927 г. Это обращение, получившее известность как «Декларация митрополита Сергия», призвало духовенство и верующих признать внутреннюю и внешнюю политику Советского правительства. Декларация была опубликована в газете «Известия» и в виде листовок распространена по епархиям. В беседе с корреспондентом «Известий» митрополит подчеркивал: «Советскую власть мы признаем нормальной и законной. И подчиняемся всем ее постановлениям вполне искренне. В случае войны наши симпатии всецело на стороне Советского Союза: ведь мы служим нашей родине, а всякие интервенты борются только в своих интересах, чтобы эксплуатировать русский народ и русскую землю. Поэтому и деятельность заграничного духовенства, выступающего в проповедях и статьях от имени Церкви против советской власти, ни в коем случае не соответствует нашим интересам. Мы требуем от них письменных обязательств о полной лояльности в церковно-общественной деятельности по отношению к советской власти. Им дан предельный срок, и если они не подчинятся, то будут нами уволены и тем самым ничего общего с нашей организацией не будут иметь»*. (* Известия ВЦИК. — 1927, 19 августа).

Декларация вызвала противоречивые отклики среди епископата Русской Православной Церкви. Как отмечают историки, православная Россия разделилась на три группировки, различавшиеся своим отношением к Сергию. Одни считали действия Сергия пагубными для Церкви, другие объясняли их личным малодушием Сергия, третьи считали это решение мудрым, так как существование Церкви в советском государстве могло продолжаться только при этом условии**. (**Fletcher W. A Study in Survival (New York, 1965), 37. Цит. по Д. В. Поспеловский, Русская Православная Церковь в XX веке. — С. 149-150). Та часть духовенства, которая не приняла изменение политического курса церкви в связи с Декларацией Сергия, дала начало так называемой Истинно Православной (Катакомбной) церкви (ИПЦ). Члены ИПЦ призвали верующих к отказу от любых форм сотрудничества с Советской властью, от участия в выборах, в работе советских предприятий и учреждений.

Они тайно организовывали богослужения в домашних церквах и подпольных монастырях.

Итак, что же представляла собой Русская Православная Церковь к концу 20-х годов, пережив великие потрясения послеоктябрьского времени?

Во-первых, и об этом свидетельствуют многие исследователи, в Советском Союзе сложился своего рода «советизированный вариант» церкви, послушной партии, неизбежно вносящей в свою жизнь методы, стиль, сам дух «партократической культуры»*. (‘Московские новости. — 1990, № 50, 16 декабря. — С. 1).

Во-вторых, из-за внутрицерковных распрей и раздоров многие приверженцы православия покинули церковь и ушли либо в протестантские общины, либо совсем порвали с церковью. Сокращение числа приверженцев РПЦ привело к уменьшению количества действующих храмов, сокращению числа служителей культа.

В-третьих, закрылись почти все монастыри, чему во многом содействовало обновленчество, объявившее монашество пережитком прошлого и требовавшее превращения иноческих обителей в трудовые коммуны.

В-четвертых, перестали функционировать церковные учебные заведения, которых в России накануне большевистского переворота было достаточно много: четыре духовных академии, 61 духовная семинария (более 20 тысяч учащихся), около 200 мужских духовных училищ.

И, наконец, почти полностью прекратилось издание церковных журналов и газет, которых до 1917 г. издавалось 1 64 наименования общим тиражом 5 731 тыс. экземпляров. Остались лишь на короткое время «Церковные ведомости», «Церковная газета», «Московский церковный голос», да урезанные «Епархиальные ведомости» по епархиям. Обновленцы издавали журнал «Живая церковь».

Роль Русской Православной Церкви в формировании общественного сознания, таким образом, свелась практически к нулю. Отделение церкви от государства привело фактически к освобождению всей жизни и деятельности человека от религиозно-церковной санкции. Если раньше церковь не только крестила, венчала, отпевала, но и участвовала во всех общественных и государственных делах, то теперь вся деятельность РПЦ свелась к проведению (в основном по воскресеньям и праздничным дням) храмовых богослужений и удовлетворению частных треб.

Вопросы для обсуждения:

1. Какие перемены в организации всей жизни Русской Православной Церкви имели место в период между двумя русскими революциями?

2. Какой была реакция Поместного собора РПЦ и вновь избранного патриарха на Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви?

3. С чем связаны наиболее драматичные страницы в истории государственно-церковных отношений в первые годы советской власти?

4. Что представляло собой обновленческое движение в лоне Русской Православной Церкви, и в чем заключалась суть его основных программных заявлений?

5. Какую роль для Русской Православной Церкви сыграла Декларация митрополита Сергия от 29 июля 1927 г.?

6. Что представляла собой Русская Православная Церковь к концу 20-х гг. XX столетия?