Глава 2. Религиозная ситуация в России во второй половине XIX века

Православная Церковь во второй половине XIX века. Церковь в период общественно-политических реформ. Церковь в период «контрреформ». Основные черты духовного кризиса русской Церкви. Традиционное православное богословие и богоискательство. Перевод Библии на русский язык.

Религиозно-нравственная жизнь в России не мыслилась в отрыве от господствующей церкви, коей во второй половине XIX века продолжала оставаться Русская Православная Церковь. Следует заметить, что еще в начале XIX века завершился процесс введения церкви в государственный аппарат управления. Церковь фактически была низведена до одного из департаментов в бюрократическом аппарате царской власти. О таком тесном слиянии церкви и власти всегда говорили как о «поражении» церкви. В определенном смысле, представители духовенства стали верными слугами царизма, а церковь утратила свое исконное предназначение — проповедовать принципы Царствия Божьего. Церковь перестала быть церковью в библейском смысле этого слова. Вот что писал по этому поводу известный русский религиозный философ В. С. Соловьев (1853 — 1900 гг.): «Если Церковь становится государственным учреждением, т. е. государством, „царством от мира сего, она перестает быть Церковью и обрекает себя на судьбу мирских царств»*. (*Соловьев В. С. О христианском единстве. — С. 231.).

Следует напомнить, что Церковь перестала быть свободной от государства еще во времена Константина Великого. В истории же русской Церкви подчинение ее государству связано с Петром I. Государственная власть в системе петровских преобразований в силу своего первенства и суверенитета потребовала от церкви не просто повиновения и подчинения, а постаралась, как писал Г. Флоровский, «вобрать и включить церковь внутрь себя, ввести и включить ее в состав и в связь государственного строя и порядка»**. (** Флоровский Г. Пути русского богословия. — Париж, 1937. — С. 83.). Неслучайно государство, построенное Петром I, Флоровский называет «полицейским». «В своем попечительном вдохновении, — писал он, — „полицейское государство» неизбежно оборачивается против церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от церкви, отбирает на себя ее собственные задачи. Берет на себя безраздельную заботу о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулу государственной делегации… Само государство определяет объем и пределы обязательного и допустимого даже в вероучении. Духовенство обращается в своеобразный служилый класс, и от него требуется именно так и только так о себе и думать» . (***Там же. — С. 84). Следует сказать, что процесс подчинения церкви государству был далеко не односторонним. В немалой степени и сама церковь влияла на государство, определяя зачастую характер принимаемых им законов.

Церковь в период общественно-политических реформ

Итак, что же представляла собой Русская Православная Церковь во второй половине XIX века. В развитии церкви как организации во второй половине ХЕХ века известный исследователь-религиовед А. И. Клибанов выделяет два этапа. Первый этап связан с проводимыми в стране реформами и хронологически ограничивается 60-70-ми годами. В этот период происходят определенные изменения и в церкви, причем большей частью по инициативе государства. Прежде всего, это целый ряд мер, направленных на преодоление замкнутости и корпоративности духовного сословия и призванных улучшить качественный состав духовенства. В 1863 году студентам духовных семинарий разрешили поступать в университеты. Это была, пишет Клибанов, «такая отдушина для юношей-семинаристов, не желавших быть священниками, что к 1875 году среди студентов университетов страны 46% составили бывшие семинаристы». (* Русское православие, вехи истории / Научн. ред. А. И. Клибанов. — М.: Политиздат, 1989. — С. 357). Были также сняты сословные ограничения при формировании кадрового состава приходского духовенства, ликвидировалась наследственность приходов.

Св. Синод начал пересматривать систему подготовки священников. Была задумана так называемая духовно-учебная реформа, предусматривавшая изменения в системе основных церковных учреждений — духовных семинарий и академий. Но она, по сути дела, провалилась. Более того, ряд ее положений носил явно регрессивный характер. Из учебных программ духовных академий исключались физико-математические науки, резко сокращались общеобразовательные предметы; из учебного плана семинарий были исключены естественные науки, основы сельского хозяйства, медицина. Более того, исключались даже библейская история, герменевтика, церковная археология, полемическое богословие, т. е. все то, что так или иначе приводило семинариста в соприкосновение с наукой. Из семинарских библиотек изымались все издания, которые, как казалось, не имели никакого отношения к семинарскому образованию и потому представлялись лишними, а также издания, которые «по содержанию и направлению своему могут быть более вредны, чем полезны для обучающегося духовного юношества». К первому разряду книг были отнесены Основы химии Менделеева, сочинения Немировича-Данченко, Очерки бурсы Помяловского и т. д. Ко второму разряду, т. е. книгам, могущим оказать вред, причислялись Психологические этюды и рефлексы головного мозга Сеченова, Наука о нравственности Спенсера, сочинения Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Шевченко и других*. (*Эвенчик С. Л. Победоносцев и дворянско-крепостниче-ская линия самодержавия в пореформенной России / Ученые записки Московского гос. пед. ин-та, 1969. — С. 304).

Так консервативные педагога пытались оградить семинаристов от реальной жизни. Вопреки расчетам Синода, священники, получавшие такое дистиллированное образование, не могли духовно противостоять новым идеям, защитить основы православия в идейной борьбе с инакомыслием и свободомыслием. Это, в свою очередь, заставляло церковное руководство прибегать к методам административно-политической защиты интересов церкви.

Однако значительную роль в рассматриваемый период церковь играет в сфере начального школьного образования. На приходское духовенство была возложена обязанность обучать крестьянских детей грамоте в церковно-приходских школах. Сеть их быстро растет. Так, если в 1860 году в России было около 8 тысяч ЦПШ, то в 1865 году — 21,5 тысяч*. (* Русское православие, вехи истории. — С. 365). Таким образом, начальное образование в тогдашней России осуществлялось в народных училищах министерства народного просвещения, церковно-приходских школах и в земских школах.

Итак, мы видим, что церковь как часть государственного аппарата в период «великих реформ» не могла оставаться в стороне. Она вынуждена была откликаться на общественные перемены и перестраиваться, но делала это без особого желания. Отношение церкви к проводимым в стране реформам выражала позиция ведущего церковного лидера в 50-60-е годы митрополита Московского Филарета, который в период общественного подъема начала 60-х годов проводил политику последовательного консерватизма. Еще Николай I, отзываясь о Филарете, говорил, что пока митрополит жив, ему, Николаю, о церковном управлении беспокоиться нечего*. (* Лесков Н. С. Собрание сочинений: В 5-ти томах — Москва, 1981. Т. 3. — С. 395.). «Можно утверждать, — пишет Б. Г. Литвак, — что идеологическая позиция Филарета, тактико-организационные его воззрения и действия в эпоху реформ не только не допустили каких-либо прогрессивных изменений в церковной организации и деятельности церкви в русле проводившихся реформ, но и обеспечили идейный плацдарм для наступившей полосы контрреформ»**. (**Русское православие, вехи истории. — С. 356).

Церковь в период «контрреформ»

Второй этап, условно начавшийся с приходом к власти Александра III и политикой «контрреформ», вызвал новый прилив энергии у церковных деятелей, которые стремятся укрепить позиции и авторитет церкви в русском обществе. «Первым идеологом и вдохновителем нового „обратного хода», новой охранительной политики, — писал Г. Флоровский, — „главным ретроградом» был на этот раз обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев»***. (Флоровский Г. Пути русского богословия. — С. 410). Для Победоносцева вся религиозная жизнь воплощалась в преданиях и обрядах, которые народом не должны даже осмысливаться и подвергаться сомнению. «В представлении Победоносцева, — отмечал Флоровский, — мысль всегда сомневается, всегда разлагает, никогда не творит. И лучше молчать и хранить даже суеверие… Победоносцева радовало и удовлетворяло вполне, что во всех этих невоспитанных умах воздвигнут неизвестно кем алтарь неведомому Богу»*. (*Флоровский Г. Пути русского богословия. — С. 410).

Благодаря неотразимому влиянию на императора обер-прокурора Св. Синода К. П. Победоносцева, неслучайно называемого «вице-императором», началось контрнаступление на те прогрессивные изменения, которые имели место в России в 60-70-е годы. Восстанавливаются две тысячи приходов, закрытых ранее, усиливается власть архиереев и роль старост в приходе. Выходит новое издание устава духовных консисторий, усиливающее их административно-карательные права. Начинается наступление и на те слабые элементы веротерпимости, которые были завоеваны в 60-70-х годах. Это отражается прежде всего на отношении к старообрядцам и сектантам.

Характерной особенностью жизни церкви в 80-90-х годах было заметное расширение церковной печати и рост числа всевозможных церковных обществ. Начинает издаваться еженедельник Воскресный день, рассчитанный для чтения в православной семье, а также такие издания, как Кормчий, Пастырский собеседник. С1888 г. начал выходить официальный еженедельник Синода Церковные ведомости. Учреждаются православные церковные братства, пытающиеся оказывать широкое влияние на верующих**. (**Рункевич С. Г. Русская церковь в XIX в. — Спб., 1901. — С. 155).

Ширится сеть церковно-приходских школ. В 1884 году по инициативе Победоносцева были разработаны «Правила о церковно-приходских школах», в которых подчеркивалось, что именно ЦПШ призваны осуществить тройственную задачу народного образования: утвердить в народе учение православной веры, привить христианскую нравственность и сообщить первоначальные полезные знания. К1900 году сеть школ церковного ведомства сравнялась с сетью школ министерства народного просвещения, насчитывая 42,6 тыс. ЦПШ с контингентом 1,6 млн. учеников*. (* Русское православие, вехи истории. — С. 367.). Кроме церковноприходских школ, которые были либо одноклассными с двухлетним сроком обучения, либо двухклассными-с четырехлетним, Победоносцев убедил Александра III в необходимости открытия духовенством так называемых «школ грамоты» с 2-3-месячным обучением. Специально для этих школ были изданы начальные уроки Закона Божьего, Букварь церковно-славянского языка, Евангелие, Часослов, Псалтырь. Налицо стремление монополизировать начальное образование в руках духовенства или, говоря словами А. Ф. Кони, «отдать умственное развитие простого русского народа в руки невежественного и ленивого, нищего и корыстного духовенства»**. (**Там же. — С. 368). По инициативе Победоносцева осуществляется серия религиозно-церковных мероприятий, направленных на то, чтобы возбудить религиозный энтузиазм и остановить процесс духовного «охлаждения». Это празднование 1000-летия памяти Кирилла и Мефодия в 1885 году, празднование 900-летия принятия христианства на Руси в 1888 году и т. д. Мощная волна религиозных торжеств, вереница церковных соборов, проводившихся в эти же годы, должны были демонстрировать «церковный ренессанс». Однако вся эта внешне бурная церковно-религиозная деятельность имела очень слабый резонанс для духовного состояния церкви. Описывая состояние православной Церкви в последние десятилетия самодержавия и причины этого состояния, известный дореволюционный общественный деятель и историк С. П. Мельгунов отмечает: «Церковь сделалась одной из отраслей бюрократического управления, одним из многочисленных департаментов сложного государственного механизма. Она впитала в себя идеи старого режима и сделалась консервативной силой, охраняющей своим духовным авторитетом одряхлевшие устои общественной жизни. Она явилась врагом свободы и защитницей бесправия»*. (*Мельгунов СП. Церковь и государство в России. — М., 1909.- С. 8).

Духовный кризис русской Церкви

Несмотря на кажущееся возрождение, в жизни православной Церкви в конце XIX века проступали явные признаки кризиса, которые улавливали и некоторые реально мыслящие иерархи. Влияние церкви на народные массы заметно падало. Недаром Московский сборник, издаваемый Победоносцевым, писал о «множестве затерянных в глубине лесов и в широте полей наших храмов, где народ тупо стоит в церкви, ничего не понимая, под козло-гласованием дьячка или бормотанием клирика, причем не церковь повинна в этой тупости и не бедный народ повинен — повинен ленивый и He-смыслящий служитель церкви, повинна власть церковная, невнимательно и равнодушно распределяющая служителей церкви….»*. (*Мельгунов СП. Церковь и государство в России. — М., 1909.- С. 378, 379.).

Не секрет, что зачастую вся религиозность русского народа сводилась в основном к внешнему исполнению предписаний церкви. А. Рождественский, бывший одно время редактором Церковного вестника, исследуя вопрос о возникновении штундизма, писал, что духовная жизнь народа заключалась лишь «в произнесении слов молитвы, часто бессвязных, в присутствии на богослужении без понимания высокого значения его и без ясного знания начал христианского учения… Он называет себя христианином и не может дать отчета, почему так называется; он молится Богу… только языком, осеняя себя крестным знамением машинально. Он содержит праздники и посты, говеет, почитает святых, поклоняется иконам, и все это делает потому, что так делали его предки и так поступать ему заповедали. На христианских святых он переносит грубые представления язычества, называя их богами»**. (**Херсонские епархиальные ведомости. — № 12. — 1873. — С. 352. См. также Рождественский А. Южнорусский штундизм. — СПб., 1889 г. — С. 113).

Херсонский архиепископ Никанор, характеризуя духовное состояние простого народа той же эпохи, говорит: «В Херсонской епархии… один полуневежественный в вере приходится на 100 совершенно темных, для которых всякий образ — бог». См. Православие и штундизм, 1884.- С. 25.Известно, что в жизни русского народа начала христианской веры тесно были переплетены с языческими праздниками и обычаями. Простой народ верил колдунам, кликушам, юродивым, и трудно сказать, чего больше было в этой по-детски наивной религии — веры или суеверия. Религиозное невежество народа естественно вело к ослаблению нравственных устоев. С горечью вынужден был писать об этом профессор А. Воронов: «Важнейшие церковные обряды и церемонии, исполненные глубокого священного смысла и значения, — погребение, поминовение усопших, закладка дома, крещение, а также праздники, особенно храмовые, сопровождаются обильными возлияниями Бахусу, сборищами и гульбищами у корчмы со всеми вытекающими отсюда безобразиями, ссорами и драками… переходят и в дома, и здесь являются причинами бесконечных неприятностей, отравляющих всю жизнь членов семейства»*. (* Воронов А. Штундизм, очерки религиозно-бытовой жизни в Малороссии. — СПб., 1884).

Грустную картину являло собой и низовое духовенство, видевшее в своем служении лишь отправление треб и сбор денег за требы. Зачастую размер платы за требы определялся священниками произвольно, что вызывало недовольство в народе и подрывало доверие к служителям церкви. Оставляла желать лучшего подготовка священников. «Могу засвидетельствовать, — цитирует А. Рождественский архиепископа Никанора, — что священники поучают, насколько могут поучать люди, которые сами почти ничего не читают, почти никакой литературы не выписывают, почти никаких сборников проповедей не имеют… Какого ждать от них проповедничества?.. Из служений причтом всенощной мы вынесли тягостнейшее впечатление. Боже мой! И это приходится слушать часами! Тут страдает все: и вкус, и слух, и нервы, и сердце. И так страдает наш народ целые столетия!»*. (* Рождественский А. Южнорусский штундизм. — СПб., 1889 г.). Вот почему добрая половина прихожан лишь формально принадлежала к церкви, удерживаясь в ней страхом перед государственным наказанием. Они готовы были покинуть церковь, если бы их свобода совести была защищена.

То, что не могла дать народу церковь, пыталась дать интеллигенция. Конечно же, мыслящую и ищущую интеллигенцию не могла устраивать религия, низведенная до уровня слепого отправления культа. Об отношении интеллигенции к церкви, однако, справедливо заметил священник Алексей Дородницын: «В лучшем случае интеллигенция была равнодушна к делам веры, в худшем — враждебно настроена по отношению ко всему, что напоминало православную церковь, богослужение, клир и т. п.»**. (**Дородницын А. Религиозное движение на юге России во второй половине XIX столетия. — Казань, 1909).

Как известно, в 70-х годах среди радикальной русской интеллигенции возникает массовое движение «в народ». Многие сотни юношей и девушек оставляют свои семьи и идут в деревни в качестве учителей, волостных писарей, фельдшеров, акушерок, торговцев, разносчиков и т. д., чтобы жить среди народа и пропагандировать свои идеалы, главным образом социалистические*. (*Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. — Лондон: изд-во «Заря», 1987.- С. 421.). Мы не можем подробно останавливаться на анализе причин, породивших это явление, отметим лишь один примечательный факт. Г. П. Федотов в работе «Трагедия интеллигенции», рассуждая о глубинных корнях народничества, пишет: «…И все же перед нами стихийное безумие религиозного голода, не утоленного целые века» **. (**О России и русской философской культуре: Сборник / Составитель М. А. Маслин. — Москва: Наука, 1990. — С. 430).

Традиционное православное богословие и богоискательство

Переживало упадок в этот период времени и традиционное ортодоксальное богословие. Схоластическое, совершенно оторванное от жизни, оно теряло авторитет как внутри церкви, так и вне ее. Традиционное православное богословие подвергается критике даже со стороны самих профессоров духовных академий. Так, например, известный русский православный богослов и философ М. М. Тареев (1866-1934 гг.) писал: «…Старое богословие представляло собой наихудший вид христианской „философии…» Оно не различало ни науки, ни „философии», а было единой, нераздельной схоластикой. В нем не было религиозно-философского творчества»***. (***Богословский вестник. — № 6, 7, 1917. — С. 14). П. Флоренский, поступив в 1904 году в Московскую духовную академию, не смог удержаться от вопроса: «Почему от многих сочинений, учебников и т. п. семинарских особенно пахнет мертвечиной?»* (*Журнал Московской патриархии. — № 10,1981. — С. 68.). А Николай Бердяев справедливо отмечал: «Апологетическое богословие давно уже превратилось в мертвую дисциплину, в навязанное воспоминание о былой религиозности…»**. (** Бердяев Н. А. Новое религиозное сознание и общественность. — СПб, 1907. — С. 9).

На создавшуюся ситуацию не могла не оказать влияния политика обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. «Богословия Победоносцев решительно не любил и боялся, — пишет Г. Флоровский, — и об „искании истины» отзывался всегда с недоброй и презрительной усмешкой. Духовной жизни не понимал, но пугался ее просторов… Он ценил сельское духовенство, немудреных пастырей наивного стада и не любил действительных вождей. Он боялся их дерзновения и свободы… Его смущали не только Владимир Соловьев или Толстой. Еще больше его тревожили такие подвижники и учителя духовного делания, как Феофан Затворник и даже о. Иоанн Кронштадский»***. (***Флоровский Г. Пути русского богословия. — С. 412).

Нельзя сказать, что Победоносцев был противником образования народа, но это образование он мыслил «прикладным»; школа должна развивать навыки и умения, что же касается развития мысли, задача школы — «ограждать священные заветы предков», и это все. «Он не хотел религиозного пробуждения народа, — продолжает Г. Флоровский, — он не хотел творческого обновления церкви. Он боялся, что религиозное просвещение поведет к протестантизму»*. (*Флоровский Г. Пути русского богословия. — С. 412.). Вовсе не случайно то, что в 90-е годы под давлением духовной цензуры прекращаются лучшие богословские издания. Богословская литература снижается до уровня простой назидательности. В ней прослеживается желание дать готовые ответы на все вопросы, внушить читателю мысль о «совершенной законченности православного мировоззрения»**. (**Там же. — С. 418).

Признавая кризис православного богословия, многие богословы стремятся найти выход из него, пытаясь обновить церковь и приспособить традиционную православную доктрину к новым условиям развития русского общества. В конце XIX века появляется целое религиозно-философское движение, известное как богоискательство, — движение, которое объединило в своих рядах многих известных философов-идеалистов и литераторов. Среди них Д. Мережковский, С. Франк, Н. Бердяев, С. Булгаков, В. Розанов и многие другие.

Движение богоискательства было неоднородным и по политическим симпатиям, и по религиозно-философским взглядам своих представителей. Можно было бы выделить два основных направления, по которым развивалось это движение. Представители первого из них, к которым относились Д. Мережковский, Н. Бердяев, Л. Шестов и др. богословы-философы, пытались на основе идей В. Соловьева, Достоевского, а также Шопенгауэра, Кьеркегора, Ницше и других создать новую религию.

Второе направление старалось как-то оживить старую религию, вдохнуть в «древнюю веру отцов» новую струю, новый «дух». Его представители (главным образом, Булгаков и Флоренский) призывают к радикальной «реформе» в церкви, выступают с критикой исторического христианства, заявляя, что в истории было слишком много «плоти» и мало «духа». Позже Н. Бердяев, замечая, как компрометирует само себя старое христианство и как на почве этого возрастают антихристианские и атеистические идеи, напишет: «Победить антихристианский дух может лишь христианство очищенное, одухотворенное, углубленное, сознавшее творчески свои задачи и в познании, и в культуре, и в социальной жизни»*. (* Бердяев Н. А. Марксизм и религия. — Париж, 1929. — С. 48.). Одним словом, богоискатели стремились выработать новое религиозное сознание, дать толчок новому христианству или неохристианству.

Огромнейшее влияние на философию богоискателей оказали идеи видного русского философа-идеалиста и публициста В. С. Соловьева. В 1891 году в одном из своих публичных выступлений Соловьев обвинил христианский мир в том, что тот погряз в язычестве, отказавшись от идей первоначального христианства. Это выступление вызвало целую бурю негодования в церковных кругах. Соловьев пишет о том, что «Россия нуждается в духовном освобождении», и это дело куда более важное, чем осуществленное в 1861 году «гражданское освобождение крестьян»**. («Вопросы философии. — № 3, 1978. — С. 12).

Но, несмотря ни на что, Русская Православная Церковь продолжала оставаться мощнейшим духовным институтом, оказывающим влияние на миллионы людей в стране. Многие не хотели замечать кризиса церкви, ревниво отстаивая ее интересы и защищая устаревшие догмы. Даже те, кто ратовал за реформы в церкви, не мыслили себе другой религии. Всякая «новая вера», даже христианская, многих пугала. Русский человек и Русская Православная Церковь были в то время почти неразделимы.

К сожалению, богоискательство не смогло обеспечить религиозный ренессанс в России. Н. Бердяев, анализируя позже причины поражения богоискателей, признавал, что между ними и народом России существовал «ужасный разрыв». «Это было все-таки движение культурной элиты, оторванной не только от процессов, происходивших в народной массе, но и от процессов, происходивших в широких кругах интеллигенции»*. (*Путь. — Париж, 1935. — № 49. — С. 3, 12, 13).

Перевод Библии на русский язык

Одним из выдающихся событий в духовной жизни русского народа явилось, безусловно, издание полной Библии на русском языке. Следует напомнить, что еще в 1813 году по инициативе выдающегося государственного деятеля, ревностного поборника просвещения народа, князя А. Н. Голицина (1773 — 1844 гг.), в Петербурге было создано Библейское общество, которое поставило себе целью печатать и распространять Священное Писание на славянском, а также на других языках Российской империи. Через год общество стало называться Российским Библейским обществом.

Президентом общества был избран А. Н. Голицын. В общество вошли как представители высшего духовенства Русской Православной Церкви и католической Церкви, так и протестантские пасторы. Император Александр I, будучи близок к пиетически настроенным кругам Западной Европы и по природе склонный к мистике, очень благосклонно отнесся к идее создания Общества, стал активным его членом и пожертвовал в кассу Общества 25 тысяч рублей, назначив в последующем ежегодную субсидию в размере 10 тысяч рублей. Уже в первый год работы Общества было открыто шесть отделений в различных городах России. В 1816 году Общество напечатало полную Библию на церковно-славянском языке, которая в течение последующих семи лет выдержала пятнадцать изданий.

К1823 году Библия была напечатана уже на 41 языке народов России: на литовском, грузинском, пермяцком, осетинском, киргизском и т. д. Народы Средней Азии, севера и юга России, имевшие лишь смутное представление о христианской вере, получили доступ к Слову Божьему на родном языке. Были также напечатаны части Библии для слепых с выпуклым шрифтом.

Александр I, внимательно следивший за работой Общества и его изданиями, попросил князя Голицина как президента Общества передать Синоду его искреннее желание «доставить и россиянам способ читать Слово Божье на природном своем российском языке, яко вразумительнейшем для них славянском наречии, на коем книги Священного Писания у нас издаются»*. (*Чистович И. А. История перевода Библии на русский язык. — Спб., 1899.).Синод принял пожелание императора и приступил к переводу на русский язык Нового Завета.

Для столь важного труда были приглашены известные тогда ученые Петербургской духовной академии. Евангелие от Матфея переводил передовой ученый своего времени профессор Павский, Евангелие от Луки — бакалавр академии архимандрит Моисей, Евангелие от Марка — ректор духовной семинарии архимандрит Поликарп, Евангелие от Иоанна — архимандрит Филарет. В 1818 году Четвероевангелие на русском языке было напечатано тиражом 20 тысяч экземпляров и разослано по стране. «Евангелие на российском языке, — говорилось в отчете общества за 1818 год, — ожидаемое с нетерпением, принято с чрезвычайным удовольствием и умножило еще более желание читать Слово Божие. По всему видно, что мысль об издании Священного Писания на российском языке есть внушение Того, Которым и само Писание даровано человекам… Поистине можно сказать, что дело перевода сего есть величайшее благодеяние для российского народа, издревле наклонного к благочестию и всегда жаждущего просвещения духовного, божественного»**. (**Мир Библии: Иллюстрированное периодическое издание Российского Библейского общества. — № 1, 1993. — С. 76).

Впервые полностью Новый Завет на живом русском языке вышел в 1822 году. Следует заметить, что первые издания Нового Завета печатались параллельно со славянским текстом. В 1823 году Новый Завет был издан на одном лишь русском языке. Это было издание карманного формата.

В это же время началась работа по переводу книг Ветхого Завета, в которой принимали участие профессора Петербургской, Московской и Киевской духовных академий. В своей работе переводчики руководствовались главным образом древнееврейским текстом. Работа продвигалась успешно, и к 1825 году уже были переведены и напечатаны Пятикнижие, книги Иисуса Навина, Судей и Руфь.

Но было бы слишком наивным полагать, что в деятельности Общества все было гладко и хорошо. У Библейского общества были свои противники, среди которых особенно реакционными являлись митрополит Серафим и президент Российской академии адмирал А. С. Шишков. Они пытались обвинять А. Н. Голицина в отступлении от православия и в сближении с лютеранами, католиками, кальвинистами и квакерами, одним словом, с иноверцами. Им не нравилось то, что дело издания Библии изъято из ведения Синода и передано Обществу. Давление со стороны консервативного духовенства было столь сильным, что Голицын в 1824 году вынужден был сложить свои полномочия как президент Общества. Митрополит Серафим, назначенный новым президентом Общества, вскоре представил Александру I доклад о вреде Библейского общества.

С приходом к власти Николая I деятельность Общества была прекращена. Все отделения Общества по стране были закрыты. Имущество Общества было передано в ведение Синода. Не успевшие разойтись экземпляры Пятикнижия на русском языке были сожжены. Была запрещена продажа Нового Завета без параллельного славянского текста. Запрещалось распространение Библии в народе, домашнее чтение Библии. Особой реакционной настроенностью отличались в этом отношении обер-прокуроры Св. Синода графы Аракчеев и Протасов.

Мрачный период николаевской реакции продолжался около 30 лет. Все это время велась нелегальная работа по переводу Библии на русский язык. Профессор еврейского языка Петербургской духовной академии Г. П. Павский, с большими неприятностями для своей карьеры в течение 20 лет переводил книги Ветхого Завета. Студенты академии распространяли их литографическим способом среди священства.

Большой вклад в дело перевода Ветхого Завета на русский язык внес архимандрит Макарий (в миру М. Я. Глухарев). В мрачные годы реакции, живя на Алтае и миссионерствуя, он не переставал хлопотать о напечатании своих переводов Библии на русском языке, посылая их то в Комиссию духовных училищ, то в Священный Синод. В 1834 году он обратился к московскому митрополиту с письмом «О потребности для российской церкви переложения всей Библии с оригинальных текстов на современный русский язык». Однако в те годы Филарет бессилен был противостоять обер-прокурору Синода С. Д. Нечаеву и сменившему его самовластному Протасову.

Читая вдохновенные письма Макария, поражаешься духовному подвигу этого неутомимого труженика Евангелия и его глубокой убежденности в необходимости издания Библии на русском языке. «Если мы веруем в Духа Святого, — писал он, — глаголавшего через пророков, то будем уверены в том, что пророки и на русском языке будут изрекать нам глаголы Духа Святого и что Духу Святому приятен живой язык народа»*. (*Мир Библии: Иллюстрированное периодическое издание Российского Библейского общества. — № 1, 1993. — С. 77.). Настойчивые усилия архимандрита Макария привели в конце концов к тому, что на него была наложена эпитимия. Следует отметить, что труды Макария, отличающиеся силой и выразительностью языка, послужили прекрасным пособием в последующем переводе Библии на русский язык.

С приходом к власти Александра II в стране начинается, как было уже отмечено выше, период бурных преобразований. Меняется отношение и к вопросу о переводе Библии. Передовые силы духовенства вновь принимаются за святое дело перевода Библии на родной язык. Толчком послужило решение Синода еще от 5 мая 1858 года, в котором говорилось, что «перевод на русский язык сначала книг Нового Завета, а потом… и других частей Священного Писания необходим и полезен, но не для употребления в церквах, для которых славянский текст должен оставаться неприкосновенным, а для одного лишь пособия к разумению Священного Писания. К переводу сему должно приступить со всевозможной осмотрительностью через лиц, испытанных в знании еврейского и греческого языков, по избранию и утверждению святейшего Синода»**. (**Чистович И. А. История перевода Библии на русский язык. — С. 27).

В 1860 году при Петербургской духовной академии создается комитет по переводу Ветхого Завета, в который вошли известный историк и археолог П. И. Савваитов, профессор Е. И. Ловягин и доктор философии Лейпцигского университета профессор Д. А. Хвольсон. В своей работе переводчики руководствовались древнееврейским текстом, используя также древнегреческий перевод (Септуагинту), латинский перевод (Вульгату), а также переводы Г. П. Павского и архимандрита Макария. В 1867 году Синод приступил к изданию полной Библии, которая впервые в одной книге появилась в 1876 году.

Итак, 1876 год — светлый год в истории русской культуры и церкви. Русский народ получил Библию на родном языке, что значительно облегчило в последующем проповедь Евангелия в России. Это по достоинству оценили многие протестантские миссионеры, которые активно проповедовали Слово Божье в России во второй половине XIX века.

Вопросы для обсуждения:

1. Дайте краткую характеристику того, что представляла собой Русская Православная Церковь во второй половине XIX века.

2. Сравните два этапа в развитии РПЦ во второй половине XIX века: период реформ Александра II и период «контрреформ».

3. Обозначьте основные черты духовного кризиса, в котором пребывала господствующая Церковь в России во второй половине XIX века.

4. Что такое «богоискательство», и с чем связано появление этого движения в лоне Русской Православной Церкви?

5. Охарактеризуйте основные этапы в деятельности Российского библейского общества. Какое значение имел перевод Библии на живой русский язык в плане распространения в России идей западного протестантизма?