Библиотека soteria.ru
Непослушный ребенок
Джеймс Добсон
Дата публикации: 30.03.13 Просмотров: 8640 Все тексты автора Джеймс Добсон
Глава 1. Неукротимая воля.
Семейство Добсонов состоит из папы и мамы, девочки и мальчика, хомяка, попугайчика, одинокой золотой рыбки и двух безнадежных котиков-невротиков. Живем мы более или менее дружно, ссор и споров почти не бывает. Но есть у нас и еще один член семьи, не столь склонный к совместной жизни и родственным чувствам. Это Зигмунд Фрейд (проще — Зигги), такса двенадцати фунтов весу, абсолютно неуправляемая. Пес искренне считает, что весь дом и окрестности принадлежат ему. Мне говорили, что таксы вообще склонны к независимости, но Зигги — ярый бунтовщик.
Нет, Фрейд — малый не злой, не подлый, он просто хочет все делать по-своему, и потому последние двенадцать лет мы с ним только и делаем, что боремся за власть.
Зигги не только упрям: он решительно не желает тянуть лямку семейных обязанностей. Если утро прохладное, он ни за что не притащит газету. Дети, положим, хотят, чтобы он «поохотился за мячиком», — он и ухом не поведет. Сусликов из сада не гоняет, да и вообще не знает никаких «штук», которые делает любая приличная собака. Увы, Зигги отказался от всякого самосовершенствования по программам, которые я придумывал для него. Ему бы только всю жизнь носиться, да задирать лапу, да дрыхнуть, да нюхать розочки.
К тому же Зигмунд даже и в сторожа не годится. Мы об этом всегда догадывались, но однажды Зигги доказал это, когда часа в три ночи к нам на двор забрался какой-то бродяга. Я спал очень крепко, но вдруг проснулся, вскочил с постели и, яе зажигая света, на ощупь пошел по дому. Я почувствовал, что во дворе есть кто-то чужой. Зигги, трус этакий, тоже знал это, потому что он полз на брюхе у меня за спиной. Несколько минут я прислушивался к тому, как колотится у меня сердце, потом протянул руку к дверной ручке черного хода. В этот самый момент ворота на заднем дворе тихо открылись и снова закрылись. Кто-то там стоял буквально в метре от меня, и к тому же этот кто-то явно ковырялся в моем гараже. Мы немного потолковали с Зигги в темноте и решили, что ему бы надо разобраться, что там за возня. Я распахнул дверь черного хода и скомандовал моему псу: «Взять!» Но…
Его била такая дрожь, что я просто не решился выпихнуть его за порог. Воспользовавшись нашим замешательством, злоумышленник исчез, чем пес остался весьма доволен (и я тоже).
Не поймите меня, пожалуйста, превратно. Зигмунд действительно член нашей семьи, и очень даже любимый. Несмотря на его анархические замашки, я все-таки обучил его двум-трем простейшим командам. Но прежде чем он крайне неохотно подчинился моей власти, мне пришлось выдержать несколько форменных баталий. Самое серьезное столкновение произошло у нас несколько лет назад, когда мне пришлось на три дня уехать в Майами на конференцию, вернувшись, я сразу понял, кто тут теперь босс: конечно, и. Но только поздно вечером до меня дошло, насколько глубоко пес уверовал, что он здесь главный. В одиннадцать часов я сказал Зигги, что пора идти спать, а спит он в специально отведенном месте в общей комнате. Шесть лет кряду я каждый вечер командовал Зигги «В постель!», и шесть лет Зигги слушался команды. Но ту он и ухом не повел. Оно и понятно: он весьма комфортабельно расселся в ванной на меховой крышке унитаза, а это его любимейшее место в доме, потому что можно понежиться в тепле от электронагревателя, который стоит тут же рядом. Один раз Зигги пришлось на собственном горьком опыте постичь, насколько важно, чтобы крышка была опущена, когда он прыгает на свое любимое место. Никогда не забуду тот вечер, когда он усвоил этот урок. Пес с грохотом ворвался с холода в ванную, взвился в воздух — и чуть не утонул,» пока я успел его вытащить.
Так вот. Когда я сказал Зигмунду, чтобы он слезал с этого насиженного места и топал в постель, пес слегка насторожился и медленно повернул ко мне голову. Он весьма основательно уперся одной лапой о край меховой крышки, весь сгорбился, задрал губу, так что с обеих сторон сверкнули белые клыки, и издал свой самый устрашающий рык. То есть он совершенно ясно говорил: «Пошел вон!»
Мне уже случалось видеть такое хамское настроение у моей собаки, и я знал, что есть только одна возможность сладить с ним. Единственный способ заставить Зигги слушаться — это пригрозить ему поркой. Больше ничем его не проймешь. Я повернулся и пошел в чулан за ремешком, который один в состоянии образумить мистера Фрейда. Моя жена, которая наблюдала за развитием драмы со стороны, говорит, что когда я вышел, Зигги скатился со своего ложа и высунул нос из ванной, чтобы понять, куда я пошел. Потом он спрятался позади моей жены и стал рычать.
Вернувшись с ремешком в руках, я еще раз сказал своему сердитому псу, чтобы тот шел спать подобру-поздорову. Пес стоял на своем, и тогда я дал ему крепкого леща по задней части. Пес попытался цапнуть ремень. Я вытянул его еще разок, и тогда он попробовал цапнуть меня. Дальше пошло уже что-то неописуемое. Между этой маленькой псиной и мной разыгралась такая ожесточенная схватка, какой никогда еще не бывало между зверем и человеком. Мы катались по всей ванной, царапались, скрежетали зубами и рычали, ремень так и свистел над нами. Честно говоря, стыдно вспоминать все подробности. Все же пядь за пядью мы продвигались к гостиной, к его постели. В качестве последнего безнадежного маневра Зигги вспрыгнул на кушетку и, забившись в угол и рыча, встал в стойку… Итак, я все-таки загнал его в постель — но только потому, что в нем было всего двенадцать фунтов весу, а во мне целых двести!
Я ожидал, что на следующий день, отходя ко сну, Зигги устроит те же бурю и натиск. Но, к моему удивлению, он воспринял мою команду без всякого протеста и недовольства и в совершенном смирении затрусил на свое место в гостиной. Все это случилось уже больше четырех лет назад, и с тех пор Зигги ни разу больше не пытался лезть на рожон. Теперь мне понятно, что всем этим Зигмунд хотел сказать мне примерно следующее (перевод с собачьего): «Что-то не верится, что ты можешь заставить меня подчиняться». Вы скажите, что я слишком очеловечиваю поведение пса. Не думаю. Любой ветеринар подтвердит вам, что некоторые породы собак, и особенно таксы и овчарки, никогда не признают своих хозяев хозяевами, покуда человек не прошел боевого крещения и не показал , на что он способен.
Эта книга, впрочем, не о дрессировке собак. Однако мораль рассказанной истории в высшей степени приложима к миру детей. Как пес рано или поздно непременно бросает вызов власти своего хозяина, точно так же склонен к этому и ребенок — но только гораздо сильнее. И это весьма немаловажное наблюдение, ибо тут мы сталкиваемся с такой чертой человеческого существа, которую крайне редко признают «эксперты», пишущие книги по вопросам воспитания. Надо еще поискать такие книги для родителей и учителей, которые признавали бы борьбу, то есть то изматывающее противоборство воль, которое большинству учителей и родителей известно по ежедневному опыту. Младшее поколение редко принимает власть старших беспрекословно: падшие должны «испытать» ее и убедиться, что тот, кто требует подчинения, достоин этого.
Иерархия силы и храбрости
Вы спросите, почему же дети так воинственны? Всякий знает, что они большие любители справедливости, закона, порядка и твердых границ. Автор библейского Послания к Евреям утверждает даже, что сын, которого не наказывает отец, чувствует себя, словно незаконный сын, а не член семьи. Но почему же родители не в состоянии разрешить все конфликты с помощью тихих бесед, разъяснений и поглаживания по головке? Ответ — в детской системе ценностей, где весьма почитается сила и решительность — разумеется, в сочетании с любовью. Вот чем объясняется популярность мифических Супермена, Чудо-Капитана и Чудесной Женщины в детском фольклоре, вот почему у детей нередко можно подслушать такую фразу: «Мой отец запросто поколотит твоего!» («Подумаешь, — услышал я однажды в ответ, — моя мать тоже его колотит!»)
Да, детей всегда волнует, «кто всех сильней?» Когда ребенок меняет место жительства или школу, ему обычно приходится воевать — будь то словами или кулаками — за место в иерархии силы. Кто способен понимать детей, тот знает, что в каждой группе есть свой заводила и свой вечно плетущийся в хвосте стаи неудачник. И каждый ребенок в этой группе точно знает свое место между двумя этими крайностями.
Недавно мы с женой имели возможность наблюдать такую социальную иерархию в действии. Мы пригласили к нам четырнадцать девочек — одноклассниц нашей дочери — на вечеринку с ночевкой. Это был широкий жест, конечно, но от души скажу, больше мы его не повторим. Боже упаси от второй такой кошмарной, бессонной ночки: сплошной хохот, гогот, топот и визг. Но впрочем, с социальной точки зрения (пока на нее хватало сил) вечерок был интересный. Девочки начали приезжать в пятницу в пять вечера, а в одиннадцать поутру, в субботу, родители приехали забрать их. Большинство девочек я видел впервые, но за эти семнадцать часов я сумел в точности определить положение каждой из них в иерархии уважения и силы. У них была одна «королева», вроде матки у пчел, и она командовала всей компанией. Стоило ей предложить что-нибудь, как все бросались это делать, а на ре шуточки отзывались хохотом и одобрительным ревом. Затем следовало несколько более низких степеней: принцессы номер два, номер три и т. д. Наконец, в самом хвосте была невзрачная, измученная девчушка, которой вся прочая стая явно чуждалась и тяготилась. Я думаю, что ее шутки были не глупее, чем у «королевы», но никто не смеялся, как она ни паясничала. Что бы она ни предложила — поиграть или еще что-нибудь поделать, — дети только плечами пожимали, дескать, какая чушь, какая глупость. Я ощутил, что от души сочувствую этой заклеванной девочке , — так несправедливо с ней обходились. Увы, такой униженный и оскорбленный есть в любой компании, где больше двух детей, независимо от пола.
Именно уважение к силе и храбрости причиной тому, что дети хотят узнать, насколько крепок их лидер. При случае они обязательно пренебрегут родительскими наставлениями, чтобы испытать решительность старших. Будь вы папа или дедушка, командир бойскаутов или водитель автобуса, гид или учитель, даю вам гарантию, что рано или поздно один из ваших подопечных, стиснув зубы и сжав кулачки, бросит вызов вашему авторитету. Как мой Зигги, которого загоняют спать, он выразит это своим неповиновением, как бы говоря: «Посмотрим, так ли ты силен, чтобы заставить меня слушаться».
В эту дерзкую игру — назовем ее «поединок с шефом» даже самые маленькие детишки умеют играть с поразительным искусством. Не далее как вчера один папаша рассказывал мне, как он взял свою трехлетнюю дочку на баскетбольный матч. Ребенка, понятное дело, интересовала в зале каждая мелочь, кроме, конечно, самой игры. Отец разрешил девочке гулять, где ей хочется, и лазить по сидениям, но при этом показал ей точную границу, за которую ей уже нельзя было забредать. Он взял ее за руку, подвел к белой линии на полу в зале и сказал: «Смотри, Джанни, ты можешь играть тут, где хочешь, только не переступай, пожалуйста, эту линию». Папаша не успел еще дойти до своего места, как малышка уже двинулась по направлению к запретной зоне. Она на мгновение задержалась у черты и, послав отцу через плечо очаровательную улыбку, стала одной ножкой на линию, как бы говоря: «Ну и что же ты будешь делать?» И, в сущности, нет на свете родителей, которым рано или поздно не задавали бы этот вопрос.
Весь человеческий род страдает той же самой склонностью к злостному неповиновению, которую проявило трехлетнее дитя. Ведь ее поступок не слишком сильно отличается от безрассудства Адама и Евы в саду Эдема. Не сказал ли им Бог, что они могут есть в саду все, что захотят, кроме запретного плода? И все же они решились испытать власть Вседержителя и сознательно ослушались Его заповеди. Вполне возможно, что именно эта склонность к своеволию и составляет суть «первородного греха». Вот почему я так настаиваю на правильной реакции на упорное неповиновение еще в детстве, ибо посеявший ветер пожнет бурю.
Родители могут отказаться принять вызов со стороны ребенка, могут как бы не заметить его непослушания. Но тогда что-то изменяется в их отношениях. В ребенке зарождается неуважение к матери или к отцу, чувство того, что родители не достойны его доверия и преданности. И что еще важнее, он недоумевает, почему это ему позволяют делать такие опасные вещи, если его действительно любят. И тут вскрывается такой важный парадокс детского сознания: дети хотят подчиняться своим родителям, но при этом им нужно, чтобы родители заслужили это право командовать ими.
Для меня лично остается невероятным, что эта сторона человеческой природы так слабо осознана в нашем склонном к попустительству обществе. Не могу не повторить своего наблюдения: в самых популярных пособиях для родителей и учителей вы ни слова не найдете о том, что воспитание детей сопряжено с противостоянием и борьбой воль. В книгах и статьях, посвященных воспитанию, речь идет не об упрямстве и неподчинении, а о детской безответственности. А ведь между этими двумя категориями поведения — огромная разница.
Сила воли
В последние годы я наблюдал множество грудных детей и «ползунков». Теперь я абсолютно убежден, что уже к моменту рождения у ребенка есть определенный врожденный темперамент, который будет сказываться в течение всей его жизни.
Пятнадцать лет назад я отрицал это, но теперь говорю с полной убежденностью: новорожденные уже имеют определенную личность прежде всякого влияния со стороны родителей. Любая мать, у которой больше одного ребенка, скажет вам, что у каждого их них с самого рождения совершенно особый характер. Множество специалистов в области детского развития в настоящее время единодушно признают, что эти хитро устроенные маленькие существа, именуемые детьми, рождаются уже отнюдь не «чистыми листами». В весьма ценном исследовании Чесса, Томаса и Бирча насчитывается девять типов поведения, с помощью которых можно классифицировать детей, причем эти различия в поведении имеют тенденцию сохраняться и в дальнейшей жизни. Сюда входят, в частности, уровень активности, отзывчивость, отвлекаемость и чувствительность. Но более всего меня интересует другая характеристика новорожденного (не упомянутая Чессом), относящаяся к тому, что можно было бы назвать «силой воли». Есть дети, которые, кажется, уже рождаются с простым, послушным отношением к внешним авторитетам. Будучи младенцами, они не слишком часто принимаются кричать и уже со второй недели могут спать в течение всей ночи. Они агукают с бабушкой и дедушкой, смеются, когда их перепеленывают, и весьма смирно дожидаются запаздывающего кормления. Такие дети, когда подрастут, ни за что, конечно, не будут безобразничать по дороге в церковь. Они обожают убираться в своей комнате и делать домашние задания и вообще могут часами занимать себя. Боюсь, что на самом деле таких детей не слишком уж много. Но все же их удается наблюдать в некоторых домах (не в моем, конечно!)
И совершенно точно так же, как одни дети бывают от природы послушными, другие, едва выйдя из утробы, сразу же показывают свой норов. Такой малый крайне бесцеремонно является на свет Божий и тут же пронзительным воплем заявляет о своем недовольстве температурой в родильной палате, неопытностью медсестер и тем, как администрация ведет дела в роддоме. Он ждет, что пищу ему подадут ровно в тот момент, когда он прикажет, и каждую минуту требует внимания матери. Проходят месяцы, и он все яснее проявляет свой характер, а когда начинает ходить — ветер превращается в бурю.
Размышляя об этих чертах детских характеров — о покорности и строптивости, я подыскивал иллюстрацию, которая могла бы пояснить столь сильный контраст человеческих темпераментов. Подходящая аналогия подвернулась мне в супермаркете. Представьте, что вы находитесь в бакалейном отделе и катите перед собой проволочную тележку. Стоит только слегка толкнуть ее, и она легко скользит на целых три метра вперед прежде, чем плавно остановится. А вы безмятежно идете за ней, швыряя в нее мыло, бутылки с кетчупом и булки. Милое дело — ходить так по магазину, и даже если тележка до краев полна, ею можно управлять одним пальцем.
Но не всегда поход в бакалею такое уж блаженство. Иной раз вы хватаете тележку, которая коварно дожидалась вас у входа в супермаркет. Вы по привычке толкаете ее вперед, но эта глупая штука резко дергается влево и с размаху врезает я в полки с бутылками. Вам, конечно, обидно, что железяка 1 к слушается, и вы всем телом бросаетесь на рукоятку в надежде, что телега пойдет правильным курсом. Похоже, что она действует своим умом, когда сперва устремляется на коробки с яйцами, а затем, круто развернувшись и едва не сбив с ног какую-то бабусю в зеленых теннисных туфлях, въезжает в пакеты с молоком. И простейшее дело — купить те же самые вещи, которые вчера вы покупали с таким удовольствием, — сегодня превращается в бой с чудовищем. И когда, наконец, вам удается пригнать взбалмошную тележку к кассе, вы чувствуете, что уже совершенно выдохлись.
В чем же разница между двумя этими тележками? Да в том, конечно, что у одной колеса исправны и смазаны, и она катится, куда вам надо, а у другой — погнутые и вывихнутые, и она напрочь отказывается повиноваться.
Догадываетесь, как все это связано с детьми? Надо смотреть правде в глаза: у иных малышей, действительно, «вывихнуты колеса». Они не желают идти туда, куда их ведут, ибо их наклонности влекут их совсем в иную сторону. К тому же мамаша, «толкая» такую «тележку», должна тратить всемеро больше усилий, чем родительница, у которой чадо «с исправными и смазанными колесами». (Думаю, что только мать строптивого ребенка способна вполне оценить мою иллюстрацию.)
Однако, что можно сказать о «типичном» или «среднем» ребенке? Поначалу мне казалось, что, вероятно, западные дети в отношении силы воли распределяются по «нормальной» или «колоколообразной» кривой. Иными словами, в предполагал, что существует довольно малое число вполне послушных детей и столь же малое — вполне непослушных, а большинство детей — где-то посередине между крайностями (см. рис. 1).
Однако после опроса по крайней мере 25 тысяч родителей я пришел к убеждению, что мое предположение было ошибочным. Истинное распределение представлено, вероятно, на рис. 2.
Приведенные обобщения не надо понимать буквально. Вероятно, только кажется, что дети, когда начинают ходить, стремятся завоевать весь мир. Кроме того, существует еще один феномен, который я не в состоянии объяснить. Дело в том, что когда в семье двое детей, то, как правило, один будет послушным, а другой — строптивым. Покладистый ребенок часто обладает природным обаянием. Он способен улыбаться по крайней мере шестнадцать часов в сутки и постоянно стремится угадать, что хочется его родителям и что могло бы доставить им удовольствие. Его личность в высшей степени связана с этой жаждой снискать их любовь и признание.
Второй ребенок стремится занять в жизни иную ключевую позицию. Он пробуксовывает всеми колесами и пытается завладеть в семействе коробкой передач. Разве вы не замечали, что именно эти различия темпераментов ложатся в основу весьма серьезных обид и соперничества между братьями и сестрами? Маленький упрямец постоянно нарывается на наказания, то и дело слышит угрозы и поучения, тогда как его братишка — то ли ангел, то ли маленький ханжа — до блеска начищает свой нимб и как губка впитывает.» себя тепло родительского одобрения. Их натравливает друг на друга сама природа их столь разных личностей, и взаимная грызня может продолжаться у них всю жизнь. (Ниже, в главе 4, содержатся некоторые советы, касающиеся проблемы конфликтов и соперничества братьев и сестер.) Вот еще несколько замечаний — вероятно, они будут небесполезны для родителей. Прежде всего, не бойтесь облекать в слова чувства вины и озабоченности, столь характерные для совестливых мам и пап. Никто не предупреждал их, что быть родителями так трудно, и они винят себя за растущую напряженность. Они воображали, что будут такими любящими и образцовыми родителями, им рисовалось, как, сидя у камина, они читают своим ангелочкам в пижамках волшебные сказки… Увы, разница между жизнью, как она есть, и жизнью, какой она должна была бы быть, служит постоянным источником разочарований.
К тому же я заметил, что родители послушных детей, как правило, не понимают своих друзей, у которых дети непослушные. Они только усиливают в своих друзьях чувство вины и озабоченности, когда внушают им: дескать, если бы ты воспитывал своих ребят, как я, у тебя не было бы таких кошмарных проблем. Позволю себе сказать и тем, и другим, что управлять строптивым ребенком вообще очень трудно, даже если родители берутся за это с большим искусством и самоотверженностью. В некоторых случаях требуется несколько лет, чтобы довести ребенка до уровня относительного послушания и участия в семейных делах, и пока эта часть воспитательного процесса не закончилась, очень важно держать себя в руках и не паниковать. Не пытайтесь добиться в ребенке мгновенных перемен. Продолжайте относиться к нему с любовью и уважением, но требуйте подчинения вашему руководству. Относитесь с большим разбором к тому, что достойно, а что не достойно препирательства; по достойному поводу принимайте вызов и решительно добивайтесь победы. Не забудьте каждый добрый и не эгоистический поступок ребенка вознаградить вниманием, нежностью и похвалой. Когда день кончится, советую вам выпить пару таблеток аспирина, а утром позвонить мне и рассказать, что там у вас было накануне.
Но самый настоятельный совет, который мне хотелось бы дать родителям непослушных и независимых чад, касается необходимости начать укрощение их воли уже в самые ранние годы. Я всерьез полагаю — хотя и затрудняюсь это доказать, — что непослушный ребенок входит в категорию «повышенного риска» в смысле возможного антисоциального поведения в будущем. Весьма и весьма вероятно, что он проявит недоверие к своим учителям и к внушаемым ему ценностям — просто покажет кулак тому, кто должен будет им командовать. Мне кажется, что для него более вероятны сексуальная неразборчивость, злоупотребление наркотиками и трудности в учебе. Разумеется, то, что я говорю, — не неизбежность, не приговор: сложность человеческой личности исключает абсолютно точное предсказание поведения. К тому же я должен подчеркнуть, что в целом картина не представляется негативной. Может оказаться, что у непослушного ребенка более сильный характер и больший потенциал для продуктивной жизни, чем у его антипода. И все же для реализации этих потенций необходимо, чтобы ребенок с детства был окружен дома атмосферой, в которой любовь сочетается с твердостью. Иными словами, я повторяю свой совет: начинайте укрощать строптивого, едва он начнет ходить. Заметьте, что я не говорю «ломайте» его волю, не говорю «сокрушайте», «подавляйте». Однако о том, как именно поступать, речь пойдет в следующих главах.
Вопросы
Вопрос: Боюсь, что я так и не понимаю, в чем разница между злостным непослушанием и детской безответственностью. Нельзя ли объяснить это поточнее?
Ответ: Злостное непослушание, как следует из самого названия, является преднамеренным актом неповиновения.
Оно проявляется только тогда, когда ребенок знает, чего хотят от него родители, и при этом самым дерзким образом предпочитает сделать нечто противоположное. Короче говоря, это отказ признать родительскую власть, что проявляется, скажем, в ситуации, когда ребенка зовут, а он нарочно убегает, когда он обзывает родителей, откровенно отказывается повиноваться и так далее. Напротив, детская безответственность происходит от забывчивости, вследствие случайности, по ошибке, от недостаточной способности к сосредоточению, от недостаточной стойкости перед лицом разочарования, от незрелости и так далее. В первом случае ребенок знает, что не прав, и хочет посмотреть, что будут делать родители; во втором — его просто заносит, причем последствия его поступков отнюдь не таковы, каких он хотел. Было бы неправильно, по-моему, для повышения ответственности прибегать к телесным наказаниям (кроме, разумеется, тех случаев, когда ребенок упорно отказывается принять ее).
И наконец, выбор подходящей воспитательной меры должен целиком определяться тем, каково было намерение. Положим, мой трехлетний сын стоит в дверях, а я говорю ему: «Райан, дорогой, прикрой, пожалуйста, дверь». Однако мальчик в силу своей, так сказать, лингвистической незрелости не понимает моей просьбы и, наоборот, еще больше открывает дверь. Должен ли я наказывать его за непослушание? Ясно, что нет, хотя он сделал нечто совершенно противоположное тому, о чем его просили. Вполне возможно, что он никогда и не догадался бы, что не выполнил просьбы. В данном случае моя терпимость продиктована его намерением — ведь он честно стремился подчиниться мне. Однако если, скажем, я прошу Райана собрать свои игрушки, а он в ответ топает ногой и вопит: «НЕ-ЕТ!», а потом швыряет в мою сторону игрушечным грузовиком, — вот тут я уже просто обязан принять вызов. Короче говоря, я не склонен наказывать ребенка, если не уверен, что он знает, что заслужил наказание. Ведь Творец наш предупреждает нас о последствиях бурта, говоря: «Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится, и не будет ему исцеления» (Притчи 29:1). Итак, нам следует учить детей подчиняться нашему любящему руководству, чтобы приготовить их к покорности Богу.
Вопрос: Можно ли оставить безнаказанным, если ребенок, разозлившись, скажет: «Ненавижу тебя!»?
Ответ: Думаю, что нет. Иные авторы скажут вам, что абсолютно все дети в той или иной форме ненавидят своих родителей и поэтому им надо давать возможность проявить эту их враждебность. Я думаю, что выражению негативных чувств можно способствовать и без особенных вспышек гнева и отчаянных поступков. Если мой ребенок впервые в жизни завопил о своей ненависти ко мне, да еще и побагровев от злости, мне, пожалуй, будет лучше подождать, пока его страсти поостынут, и тогда по возможности искренне и с любовью сказать примерно следующее: «Чарли, я знаю, ты очень расстроился сегодня, когда мы повздорили. Давай поговорим о том, что ты тогда чувствовал. Все дети время от времени злятся на родителей, особенно когда чувствуют какую-то несправедливость. Я понимаю, как тебе горько. Мне самому жаль, что мы так погорячились. Но это не значит, что ты можешь говорить: «Ненавижу тебя!» Ты должен понять, что как бы я ни расстраивался из-за того, что ты иной раз делаешь, я никогда не скажу, что я ненавижу тебя. И тебе я никак не могу позволить говорить мне такие слова. Если люди любят друг друга, как мы с тобой, то они избегают делать друг другу больно. Мне больно, когда ты говоришь, что ненавидишь меня. Точно так же и тебе будет больно, если я скажу тебе что-нибудь подобное. Скажи лучше, что тебя так разозлило, — я тебя внимательно выслушаю. Если я виноват, я сделаю все, что в моих силах, чтобы как-то изменить то, что тебе не нравится. Мне хочется, чтобы ты понял: ты свободен и можешь говорить мне все, что у тебя на душе. Но ты не должен ни орать, ни обзываться, ни закатывать истерики. Если ты будешь вести себя, как маленький, мне придется наказывать тебя, как маленького. Ну, ты не хочешь сказать мне что-нибудь? Нет? Тогда обними меня. Я ведь так тебя люблю!»
В чем состояла моя цель? В том, чтобы дать улетучиться негативным переживаниям, не вызывая бунта, оскорблений или шантажа.
Вопрос: Так что же, вы зайдете так далеко, что станете оправдываться перед ребенком, если почувствуете, что были неправы?
Ответ: Конечно, стану. И всегда так делал. Как-то раз под конец дня я был особенно ворчлив и вспыльчив со своей десятилетней дочерью. Я знал, что это несправедливо, но слишком устал, чтобы держать себя в руках. Я обругал Данаю за такие вещи, в которых не было ее вины, и вообще без надобности несколько раз обижал ее. В постели я почувствовал угрызения совести и решил наутро извиниться. Когда дочь уже отправлялась в школу, я подошел к ней и Сказал: «Даная, детка, ты ведь знаешь, что отцы — не самые совершенные существа на свете. Мы, как и все люди, бываем усталыми и раздражительными и иногда ведем себя не самым похвальным образом. Я был несправедлив с тобой вчера — я знаю это. Пожалуйста, прости меня!»
И тут Даная совершенно ошарашила меня. Она обняла меня и сказала: «Я знала, что ты извинишься, папуля. Все в порядке. Я тебя прощаю.»
Без сомнения, детям зачастую лучше известно, что такое борьба поколений, чем их занятым, озабоченным родителям.