Я УЧУСЬ БЫТЬ МАМОЙ

«Я человеку подарила мир,

А миру подарила человека…» –

Эти две строчки из какого-то давно прочитанного стихотворения врезались в мою память еще с юности. Так говорила юная мать, только что родившая сына-первенца. Мне понадобились годы и годы, чтобы понять, как много надо вложить в крохотного человечка, чтобы, вырастив его, можно было сказать о себе эти справедливые и гордые слова.

Каким он будет, рожденный мною малыш? Если я не сумею вырастить его человеком, мир мне за такой «подарок» спасибо не скажет. И если мир, наш неспокойный, сложный и прекрасный мир Земли ворвется в жизнь моего подросшего ребенка не чудом, а чудовищем и свалит его, слабого и неумелого, с ног, мой сын или моя дочь тоже не скажет спасибо – не кому-нибудь, а нам, матери и отцу. И пожаловаться будет некому…

Какая мама нужна!

«Зачем детям нужна мама!»

Читаю любую книгу или брошюру для начинающих матерей и не перестаю удивляться: как много внимания уделяется в них обслуживающему труду матери! Все расписано по минутам, причем рекомендации большей частью категоричны: обязательно кипятить, обязательно обмыть, протереть, проветрить, тем-то и тогда-то кормить, купать и т. д. и т. п. На это уходит все время не только матери, но и всех окружающих ребенка взрослых. Некогда подумать, понаблюдать; общение с малышом примитивно и однообразно, как, впрочем, и рекомендации на этот счет. Но хуже всего то, что дети растут, а материнский труд нередко все так же сводится

обслуживанию своих детей, к безотказному обеспечению их всеми благами жизни

– вплоть до служебной карьеры и удачной женитьбы. И родительская радость заключается в удовольствии видеть свое дитя ухоженным, накормленным, одетым и «продвинутым» лучше «разных прочих». Какая же уйма времени и сил уходит на это! И какой же незавидный получается результат…

Получила я как-то раз письмо: «Возможно, вы даже несколько причастны к тому, что у меня четвертый малыш… Когда я носила второго, каждый прохожий считал своим долгом предостеречь и объяснить, что это огромная глупость. И вот – четвертый. Дело в том, что еще в школьные годы я увидела телефильм о вашей семье… Очень завидовала вашим детям. Решила тогда: когда у меня будут дети, пусть их будет много. Тогда у каждого из них будет товарищ для любой игры, любого дела. И скучно нам не будет…

Но оказалось всё не так. Оказалось, что главное – заставить поесть, научиться готовить, наводить и поддерживать порядок, укладывать спать (от одного до четырех часов тратится на это по вечерам!) …Когда вдруг появляется свободное время, то непонятно, что с ним делать… Я не понимаю детей, не могу войти с ними

душевный контакт, не знаю, о чем и как можно с ними разговаривать…» Вот горе-то: «Я не понимаю детей»! И все потому, что главным стало: заставить поесть, навести порядок, уложить спать…

Допустим, матерям будут предоставлены сказочные льготы: например, работать полдня при полной зарплате, а в детских садах будут увеличены штаты, материальное благосостояние возрастет – все это осуществимо, кажется, к этому идем. Но вот вопрос: как будут использованы эти высвободившиеся средства и время? Будут ли они отданы детям? Если да, то как, на что они будут употреблены? Не выльется ли это прибавление времени и средств в более старательное обслуживание и только? Это страшно, потому что и детям, и самим матерям в жизни нужно совсем-совсем другое. О матерях я еще расскажу, а откуда мне знать, чего ждут от нас дети? Да от них же самих.

Прочтите «молитву», которую сочинила наша тринадцатилетняя дочь, когда я заболела. Привожу ее не всю – она шутливо-пародийна и касается лично моих качеств. Вот отрывок, поразивший меня серьезностью и глубиной заключенных в нем мыслей: «Господи! Господи! Господи! Верни здоровье матери матерей и отцов будущего… Будь милосерден! Верни здоровье матери, знающей все языки мира, ибо она знает язык детства!»

Дочка мне польстила: язык детства я еще только старалась постичь, но она как бы подсказала мне, что это-то и есть самое главное в матери. А через три года именно ее я попросила ответить на вопрос, который и меня саму мучил;

«Зачем детям нужна мама?» Вы думаете, что на него легко ответить? Попро-буйте. Я отвечаю на него всю жизнь.

Мне захотелось взглянуть на проблему и с «детской» стороны.

получила от дочери несколько исписанных листков, в которых неожиданно обнаружила много интересного и поучительного для нас, взрослых. Воспроизвожу заметки полностью, не изменяя их конспективный стиль. По ходу выскажу и свои мысли: от этого просто невозможно удержаться!

Итак: «Зачем детям нужна мама? Действительно, зачем? И смотря какая мама! (Здесь и далее следуют подчеркивания автора заметок.) Каждый человек (независимо от возраста) должен знать, что есть существо, любящее его и принимающее его таким, какой он есть. Вот это принятие таким, какой он есть, –

самое главное в матери».

Главное-то (дважды сказано и подчеркнуто!), оказывается, не всякая любовь,

любовь-понимание, проникновение в суть, доверие, т. е. принятие своеобразия и неповторимости растущего человека – без подчинения его намерениям взрослого.

«Мать, говорящая: «Я не хочу с тобой говорить», отталкивающая свое дитя, убивает в нем сына или дочь, в себе – мать. Самая главная обязанность матери – понимать. Мать, не понимающая своего ребенка, – это трагедия. Должно быть (видимо) в раннем детстве: мать для ребенка – спасение, защитник, мать – утешение. В более старшем; мать – советчик, наставник, мать – утешение. В зрелости: мать – друг, мать – утешение. Должен быть человек, у которого на груди можно плакать и в пять лет, и в пятьдесят».

Заметьте: мать – не судья, определяющий, что хорошо, что плохо, не пример для подражания, т. е. не какой-то жизненный эталон – оказывается, не этого ждут от нас дети! Признаюсь, меня это поначалу очень смутило: я всегда была убеждена, что нравственное влияние матери на ребенка зависит главным образом от ее собственного морального облика и ее оценок, ориентирующих ребенка в окружающем мире. А здесь об этом даже не упомянуто. Не требует ребенок от матери ни особого совершенства, ни какого бы то ни было превосходства над окружающими. Зато жаждет утешения, сочувствия, сострадания, соразмышления – содействия. Быть ВМЕСТЕ – вот чего он хочет! И я вспомнила, как в спектакле Ленинградского ТЮЗа «Дети, дети, дети…» пронзительной нотой прозвучал маленький рассказ-воспоминание одной актрисы. Ее мать была воспитателем детского сада и как-то взяла дочку с собой на работу, но, чтобы не смущать детей, попросила называть ее в группе по имени и отчеству – как все дети. Весь день девочка была, «как все». Но когда они с мамой, возвращаясь домой, остались одни, девочка бросилась матери на шею: «Мамочка, как я по тебе соскучилась!» Они были целый день рядом, но НЕ ВМЕСТЕ! Согласитесь, что это не так уж редко бывает и в собственном доме.

Мать – утешение… Но для этого мать должна быть сильной. Или это необя-зательно? В конце концов, «выплакаться» можно и у подруги на плече, и просто сочувствующему попутчику в вагоне…

«В любом возрасте между ребенком и матерью остается невидимая граница; превосходство матери над своим ребенком. Это не должны чувствовать ни тот, ни другой. Это, быть может, и опыт, и умение понять и принять, и эта способность к утешению…»

А-а-а… Значит, превосходство все-таки нужно, но такое, которое не разъ-единяет, не отчуждает, не унижает – превосходство «опыта… умения… спо-собностей», а не просто старшинства с его нравоучениями и морализированием.

Значит, надо быть подлинно ведущим всю жизнь. Хоть и трудно, но надо – так я думала всегда, но…

«Наверное, отношение к матери строится так (на протяжении всей жизни человека): восхищение – сомнение – недоверие – неприятие – осуждение – снисхождение – понимание – прощение – раскаяние – преклонение. Эта цепочка составлена наспех: ее нужно разработать. Не знаю, должно ли это так быть. Для всех ли это одинаково, или, может быть, разное – для сыновей и дочерей? Быть может, мать должна быть разной для мальчиков и девочек? Для мальчиков она должна быть и женщиной, т. е. слабой, а для девочек – иной, более сильной?»

сожалению, мне никогда не приходило в голову, что отношение ребенка к матери может так меняться на протяжении жизни. Я и сама испытала нечто подобное, однако забылось, забылось… А надо помнить – тогда негативизм подростков, отчужденность взрослых детей воспримутся не как крушение, трагедия,

как болезнь роста и только…

«Почему общественное воспитание не может заменить мать по крайней мере сейчас? Человек может любить кого-то конкретно, т. е. ограниченно – не тысячу людей и даже не сто, одинаковой материнской или сыновней любовью. Человек должен себя уметь «отпустить» и знать, где это можно сделать. В общественном воспитании ДОМА нет. Все время на людях. «Поплакаться» некому. Это давит на психику. Человек прячет свои переживания, приучается не обращать на них внимание, давит себя:

«Коллектив – главное! Думай о коллективе!» Это крайность – и поэтому плохо. Человек должен знать, что он для кого-то НЕЗАМЕНИМ. А какая незаменяемость в общественном воспитании?!»

Снова и снова появляется эта мысль о незаменимости и незаменяемости в отношениях между близкими людьми. Может быть, в этой жажде незаменимости лежит сознание неповторимости своей личности, чувства человеческого достоинства, невозможности, немыслимости предательства друзей, измены самому себе – этим изначальным нравственным основам человека.

Как же, оказывается, нашим детям не хватает личных, глубоко индивидуаль-ных контактов с близкими людьми, не хватает избирательной, заинтересованной любви, тонкости и богатства эмоционального общения! Именно в общении маленький человек получает первые уроки нравственности.

Разговор о совести

Дело было лет пятнадцать назад. Решили мы с ребятами определить (не заглядывая в словари!), что такое совесть. Трудная оказалась задача. Предлагали и то, и иное определение, наконец согласились, что «совесть – это умение почувствовать, хорошо ты делаешь или плохо».

– Чтоб всем было хорошо, – добавил кто-то из девочек, – а кто плохо другим делает, тот, значит, бессовестный.

– А если он думает, что делает хорошо, а выходит плохо, тогда как? – спросила Оля.

Этот вопрос всех озадачил, меня – тоже.

– В том-то и дело, – вдруг сказал Алеша, – что у каждого своя совесть, она может не соответствовать общепринятым критериям.

– Как, – удивилась я, – что же это за совесть, которая только сама с собой и считается? Тут что-то не то!

– Нет, то! – загорячился Алеша. – Именно только с собой и считается. Совесть

– это соотнесение своих поступков со своим нравственным эталоном, вот и всё. Со своим, понимаешь?..

Дальнейшие его рассуждения запомнились мне надолго, заставили о многом подумать.

Он говорил, что хороша была бы совесть, если бы она была способна на «виляние под влиянием». Тут все дело в том, как и когда она закладывается в человеке, почему так стойка. Ребенок приобретает свои нравственные критерии тогда, когда еще ничего не понимает, но воспринимает все на эмоциональном, подсознательном уровне – как бы впитывает с молоком матери ее нравственные оценки. Это и становится его совестью – на всю последующую жизнь!

Помню, я возражала ему: «Что же, по-твоему, в дальнейшей жизни этот первоначальный критерий не меняется?» Он ответил, что хоть и меняется, но очень трудно: это не подконтрольно разуму, совестью нельзя управлять. Это она управляет, а не ею. Вот говорят: «Совесть мучает». А что это такое? Человек получает неудовольствие от каких-то своих поступков, испытывает душевный дискомфорт, хотя может и не знать отчего. Понимание, осознание приходит позже – вот в чем дело! Как это важно, чтобы ребенок с самого начала был окружен не просто любящими, но добрыми, умными людьми. А глупая, в том числе жертвенная, любовь страшна: она породит потребителя, эгоистичного и завистливого. Он родную мать, которая его всю жизнь ублажала, когда-нибудь сдаст в дом престарелых, и совесть его будет молчать!

Вспомнили мы старинную притчу о материнском сердце. Раньше она всегда возбуждала во мне чувство благоговения перед великой силой материнской любви. Напомню ее вкратце.

Влюбился юноша в прекрасную девушку и просил ее руки. Жестокая краса-вица согласилась стать его женой только при условии, что в доказательство своей любви он принесет ей сердце матери. И вот несет юноша материнское сердце в ладонях, но спотыкается, падает и роняет его на землю. И вдруг слышит: «Не ушибся ли ты, сынок?»

Когда мы вспомнили эту притчу после Алешиных слов, вдруг дошел до меня

до всех нас совсем иной ее смысл: да ведь такой сын, способный на самое страшное преступление ради своей прихоти, мог быть только у такой матери, которая готова пожертвовать всем, оправдать всё, лишь бы сыну было хорошо. Потому его совесть и позволила совершить такое ужасное злодеяние.

Наш разговор несколько увел нас от общепринятого определения совести, но заставил подумать о том, как рано закладываются в человеке основы для формирования его личности.

Обратите внимание: ребенок только появился на свет, а сразу начинает на-лаживать контакты с окружающим миром – кричать, например, когда мокро. Его не берут на руки («Ничего, пусть поплачет!») – он кричит громче. До-о-олго. Наконец взяли на руки, сменили пеленку. Мама рядом – какое блаженство! Малыш замолкает, удовлетворенный, а тут его опять кладут в коляску. Ну и логика у этих взрослых: за крик – наслаждение, за молчание – неудовольствие. Ну так получайте крик! Это первые, самые первые шаги ребенка и взрослых к будущему взаимопониманию или непониманию. Если и дальше так пойдет, а взрослые вовремя не спохватятся – получайте капризы, неврозы, озлобленность, скрытность, лживость. Только не говорите, что он такой уродился.

Итак, с самого начала мы, взрослые, направляем поведение, развитие, психику ребенка, передаем ему свои нравственные критерии, представления о жизни.

говорю «мы», но если этих «нас» много, неизбежен, как правило, разнобой. А если ребенку достается одна тридцатая замотанной няни в яслях или детском саду

– что же он получит от такого «общения», кроме сухих штанишек?

Вот почему нужна малышу мать, с ее глубоко индивидуальной любовью, с ее возможностью и тонкой способностью с самого начала наблюдать первые пробы и шаги своего ребенка на долгом-долгом пути становления Человека, с ее неистощимым терпением и великим умением радоваться каждому, даже крохотному его успеху, чувствовать его боль. А при этом неизбежно оценивать все

его проявления и тем самым ориентировать его в жизни. Но для этого самой матери какой надо быть!

Реакция матери мгновенна, чаще всего интуитивна; о вычитанном и услы-шанном вспоминать некогда – как чувствуешь, так и делаешь. Ошибаешься, конечно, особенно в самом начале, но, если переживешь и осмыслишь ошибку, прибавится опыт. Матери надо, по выражению Марка Твена, «самозатачиваться» всю жизнь, но при этом КАТЕГОРИЧЕСКИ НЕЛЬЗЯ…

Но закончу я эту важнейшую мысль только в последней главе книги – просто потому, что там она прозвучит убедительнее: сама я пришла к ней после всего того,

чем вам еще предстоит прочитать. Впрочем, матери меня поняли бы сразу, а вот отцы, дедушки и даже бабушки, а также ученые и руководители всех рангов, от которых зависит будущее наших детей, почему-то с трудом постигают очевидное. Попробую их убедить.