Глава 32. Грабли Давида

Пустыня Зиф была частью Иудейской пустыни и своё название получила от города Зиф (в пер. — заимствованный), руины которого сегодня скрываются под холмом Телль-Зиф (31є29’ с.ш., 35є7’ в.д.). Однако вскоре жители Зифа доносят Саулу о пребывании у них Давида. Взбешённый царь бросается к Зифу, но внезапное нападение филистимлян заставляет его остановить преследование. Но только военная угроза миновала, Саул вновь бросается в погоню за Давидом, скрывающимся в пустыне Эн-Гадди. Здесь произошла интересная встреча этих двух людей, но совсем не такая, как её планировал Саул или Давид. “Подойдя уже близко к цели своего похода, Саул увидал в стороне от дороги обширную и глубокую пещеру, которая далеко входила в гору. В этой пещере случайно спрятался как раз в то время Давид со своим отрядом в четыреста человек. Побуждаемый естественной нуждою, Саул один ушел в эту пещеру. Когда один из людей Давида заметил Саула и, сказав об этом Давиду, указал на то, что сам Господь Бог дает случай отомстить врагу, причем советовал отрубить Саулу голову и тем самым раз навсегда избавиться от всех беспокойств и несчастий, то Давид подошел к Саулу сзади и отрезал ему только край плаща, в который был облачен Саул; в эту минуту в голове его немедленно мелькнула мысль, что безнравственно было бы умертвить своего властелина, да еще вдобавок признанного царем самим Предвечным. „Ведь если, — подумал Давид, — этот человек поступает гнусно по отношению к нам, то из этого еще не следует, чтобы и мне поступать так же относительно его“. Когда же затем Саул вышел из пещеры, Давид вышел вслед за ним и закричал громко, прося выслушать его. Царь обернулся, Давид пал пред ним ниц, как подобало пред царем, и сказал: „О царь, не следует тебе слушаться гнусных клеветников, выдумывающих небывальщины и сплетни, а также благосклонно верить им и подозревать во всем скверном наиболее преданных тебе людей, но следовало бы на основании фактов судить о расположении к тебе всех тех лиц, с которыми ты приходишь в соприкосновение. Навет ведь обманчив, тогда как истинным показателем отношений являются лишь факты; ведь слово в одинаковой мере может быть верным и ложным, тогда как одни поступки раскрывают голую истину. И вот из всего этого вывод: тебе следует наконец убедиться, что я предан тебе и дому твоему, а не доверять людям, обвиняющим меня в таких деяниях, о которых я даже не помышлял и не мог помышлять, и столь натравливающим тебя на меня, что ты и днем и ночью помышляешь только о том, как бы лишить меня жизни; а между тем ты совершенно неосновательно домогаешься моей смерти. Как могло прийти тебе на ум совершенно ложное подозрение, будто я ищу случая убить тебя? Как тебе не грешно пред Богом считать своим врагом и домогаться смерти человека, который сегодня вполне легко мог наказать и умертвить тебя, но не захотел этого, как не пожелал воспользоваться представившимся случаем, тогда как, если бы тебе выдался такой случай по отношению ко мне, ты никоим образом не упустил бы его? Ведь раз я отрезал край твоей одежды, я мог бы отрубить тебе и голову“. При этих словах Давид, для подтверждения истинности их, показал царю отрезанный лоскуток и продолжал: „Тем не менее я воздержался от справедливого отмщения тебе, тогда как ты не гнушаешься питать ко мне совершенно необоснованную ненависть. Пусть же будет Господь Бог судьею между нами и пусть Он постановит решение относительно образа действий каждого из нас“. Саул был поражен своим неожиданным спасением, сдержанностью и силою воли юноши и громко зарыдал; когда же и Давид заплакал, то царь сказал, что плакать приходится одному ему, Саулу. „Ведь ты, — заметил он Давиду, — стал моим благодетелем, тогда как я причинял тебе одно только горе. Сегодня ты показал, что в тебе еще живо чувство справедливости наших предков, которые требовали спасения врагов своих, застигнутых в безвыходном положении. Теперь я убеждаюсь, что Предвечный приуготовляет тебя к царской власти и что ты будешь править над всеми евреями. Посему [прошу тебя] дай мне клятвенное обещание не губить моего потомства и не умерщвлять, в воспоминание о моих злодеяниях, моего рода, но пощадить меня и принять весь дом мой под свое покровительство“. Давид поклялся ему в этом, сообразно его желанию, и затем отпустил Саула в его владения, сам же со своими товарищами ушел в теснины масферонские” [Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 13, 4. С. 309—310]. В этой истории победитель Голиафа вновь поступает вопреки всякой человеческой логике. Он не только сам не умерщвляет своего преследователя, но и не даёт этого сделать никому из своего окружения. Он испытывает уважение к Саулу и как к человеку, и как к помазаннику Господа. Более того, он сожалел о том, что осмелился отрезать край одежды царя, проявив даже в этом, на его взгляд, неуважение к нему. Он ищет до последнего сближения с Саулом, искренне желая ему добра. Но не проходит и нескольких месяцев, как Саул опять начинает преследовать Давида, а тому вновь выпадает случай расквитаться с царём (1 Цар. 26 глава). И вновь, как в пещерах Эн-Гадди, сын Иессеев не поднимает руки на первого царя Израиля, вновь вызывая этим удивление у своих приверженцев, которые предлагают, чтобы они сами, а не Давид, умертвили Саула. Многие на месте Давида соглашались и соглашаются уничтожать своих противников чужими руками, потом лицемерно на людях сожалея о случившемся. Но Давид понимает, что если от людей и можно что-то скрыть, то от Бога — никогда. Он искренен и честен. Читая о преследовании Саулом Давида, кажется, что повествуется о считанных месяцах. На самом же деле эта страшная травля безумным царём невиновного Давида длилась около 15 лет! Ибо при поединке с Голиафом Давиду было около 16 лет [Лопухин. Указ. соч. Т. 2. С. 272], а воцарился он после Саула в возрасте 30 лет [2 Цар. 5:4; Циркин. Указ. соч. С. 144]. Ни неделя, ни две, ни месяц и ни год, а целых пятнадцать лет! И всё это время Давид молился Богу, прося даровать ему мир, покой и защиту. И целых пятнадцать лет, как то может показаться вначале, его молитвы, как бы, не были услышаны. Здесь, наверное, можно вспомнить нас, когда мы, обращаясь за чем-то к Богу, не получаем положительного ответа на свою просьбу, и нередко сразу начинаем стенать. Подобные стенания начинаются, как правило уже на первой же неделе от начала молитв о данной проблеме. Если же и после недельного срока ответа не следует, то стенания перерастают постепенно в подавленность и депрессию. И одновременно с этим мы очень легко расставляем все точки над “і” по отношению к библейским героям, удивляясь их неверию и непоследовательности. Но давайте хотя бы мысленно каждый из нас представит себя на месте Давида, человека, которого пытаются убить в течении 15 лет, заставляя его постоянно скрываться, жить вдали от близких и начинать каждый новый день с мыслью, что он может стать для него последним. Пятнадцать лет жить во взвешенном состоянии, жить, что называется, между небом и землёй. Большинство на его месте либо сломались бы, либо сошли с ума, либо ожесточились. Давид же, как мы видели, сохранял любовь к своим врагам, не мстя никому. Хотя, по-человечески, ему порой бывало очень тяжело, он падал, но вновь с Божьей помощью вставал и шёл, неся свой жизненный крест. Порой ему казалось, что этим многолетним испытаниям не будет конца и он, не выдерживая этого напряжения, пытался куда-то убежать, скрыться из этой страны, где на каждом углу его поджидала смерть. Он мог бы выбрать другой, более лёгкий путь, который бы положил конец его злоключениям: убить Саула, что ему предоставлялось ни раз, или ввергнуть страну в пучину гражданской войны. Но он не хотел ничьей крови и потому предпочитал оказаться в роли не только изгнанника в своей стране, но и изгоя в чужой, только бы из-за него не лилась кровь. По-человечески он считал, что это будет наилучший выход, не понимая, что если Господь и допустил эти многолетние испытания, то они были с определённой целью, и конец их может положить только Бог. И если бы он не срывался несколько раз, пытаясь уйти от Божьего плана для него, то эти испытания закончились бы намного быстрее. Так бывает и в нашей жизни, в которой подавляющее большинство проблем вызвано нами, и в первую очередь, нашим нетерпением, невыдержанностью, поспешностью. И вод Давид бежит вновь, и бежит ни куда-нибудь, а к филистимлянам, к тому же царю Гефа Анхусу. Но ведь он там уже был несколько лет назад, и как мы помним, весьма пожалел тогда о своём необдуманном поступке, который чуть не стоил ему жизни. И только претворившись безумным, Давид избегает гибели. И вот опять он бежит туда же. Как и чем можно объяснить этот поступок? Ответить на этот вопрос, с одной стороны, действительно сложно, но с другой — и лёгко, и для этого вовсе не обязательно пытаться вникать в его поступки и их мотивацию, что сделать с позиции трёхтысячелетней давности, порой, практически невозможно. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно спросить себя, а что заставляет нас вставать постоянно на одни и те же грабли? Ведь, как правило, каждый из нас грешит наиболее часто в чём-то одном. Недаром есть даже выражение — излюбленный грех. У одного — это рюмка вина, у другого — просмотр порнографических журналов, у третьего — суждение о ближних и т.д. Словом, мы с вами в своей повседневной жизни так же, почему-то, встаём на одни и те же грабли. Хотя прекрасно понимаем, что лишняя рюмка приведёт к скандалу в семье и болях в сердце, порнографические журналы к чувству внутренней опустошённости и разжиганию похоти, обсуждение приведёт к осуждению и т.д. Словом, мы знаем, но продолжаем поступать так же, поступать себе во вред. Когда же мы, порой, даём сами себе обещания больше не поступать так, то это редко помогает избежать очередного падения в искушении. Проблема того, что мы встаём на те же грабли состоит в нашем неполном посвящении себя Богу, недостаточном доверии к Нему, отсутствии терпения. Заметим, также, что Давид оступился после явного вмешательства Бога (1 Цар. 26:12). Кстати, сходное падение произошло и с Илией, бежавшим сразу после того, как Господь показал свою силу над пророками Ваала. Дело в том, что порой вера иссекает при чрезвычайных условиях. Её “запала” хватает на преодоление кризиса, но для его последствий не остаётся, и это вновь связано с тем, что человек теряет связь с Живым Богом, не сумев вовремя пополнить духовный сосуд своей веры. В отличии от первого приёма Давида, филистимляне на этот раз приняли его весьма благосклонно. Это было вызвано несколькими политическими причинами: Во-первых, Давид прославился, как искусный полководец, и Анхус хочет иметь у себя такого военачальника. Во-вторых, перейдя к нему на службу, он становился ему не опасен (а мы помним, что главные поражения филистимлянам наносил именно Давид). В-третьих, беря к себе его на службу, Анхус скомпрометировал Давида в глазах его соотечественников. В-четвертых, лишая, таким образом, Давида возможности занять израильский престол, Анхус ждал, пока терзаемая безумным правлением Саула Иудея развалится и станет лёгкой для него добычей. Он отдаёт Давиду в удел город Секелаг (в пер. угнетённый), от которого ныне сохранились лишь жалкие остатки в местечке Аслюдж (31є3’ с.ш., 34є48’ в.д.). “Всего времени, какое прожил Давид в стране Филистимской, было год и четыре месяца. И выходил Давид с людьми своими, и нападал на Гессурян, и Гирзеян, и Амаликитян, которые издавна населяли эту страну до Сура и даже до земли Египетской. И опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду; и возвращался, и приходил к Анхусу” (1 Цар. 27:7—9). “Когда же царь осведомился, откуда у Давида такая добыча, то тот отвечал, что она взята им у евреев, живших к югу от него и на равнине. Этому Анхус охотно верил, потому что надеялся, что Давид будет всегда и впредь ненавидеть свой народ и что он, Анхус, со своей стороны будет иметь в нём верного слугу в продолжении всего того времени, в течении которого он останется в пределах его владений” [Иосиф Флавий. Указ. соч. Т. 1. Книга 6. Глава 13, 10. С. 314]. Народы же, на которых в действительности совершал набеги Давид, амаликитяне (см. выше), гессуряне и гирзеяне были старинными врагами как иудеев, так и филистимлян. Гессуряне были одним из хананейских народов, отличавшихся грубым идолопоклонством и развратом, которые не были истреблены во времена И. Навина (Нав. 13:13), оставаясь жить в уделе колена Манассиина. Место их обитания получило название Гессур (в пер. вид долины) и представляло собой дикую и скалистую местность. Во главе гессурян стоял царь. Кстати, на дочери одного из них, Фалмая, Маахе вскоре женится Давид и от их связи родится Авессалом — страшная фигура древнеиудейской истории, которой будет посвящена не одна глава этой книги. Женитьба Давида на Маахе относится либо ко времени пребывания в Секелаге, либо вскоре после этого (2 Цар. 3:1—3). Чем был вызван этот брак, остаётся неясным. То ли он был чисто политическим, то ли Мааха досталась ему в плен во время очередного разгрома гессурян, то ли с целью заручиться поддержкой гессурян в последовавшей вскоре борьбе с филистимлянами [Циркин. Указ. соч. С. 153], сказать трудно. Во всяком случае, это было нарушение Божьей воли как в том, что Давид имел более одной жены, так и в том, что Мааха была язычницей. И эта ошибка Давида, как мы увидели выше, будет очень и очень ему дорого стоить. Другим народом, с которым воевал тогда Давид, были гирзеяне (в пер. обитатели земли пустой, бесплодной), которые представляли собой так же один из ханаанских народов. Гирзеяне были кочевниками, обладая большими стадами овец, быков, ослов и верблюдов. По их имени получила своё название гора, знаменитая Гаризим. “В то время Филистимляне собрали войска свои для войны, чтобы воевать с Израилем. И сказал Анхус Давиду: да будет тебе известно, что ты пойдешь со мною в ополчение, ты и люди твои. И сказал Давид Анхусу: ныне ты узнаешь, что сделает раб твой. И сказал Анхус Давиду: за то я сделаю тебя хранителем головы моей на все время” (1 Цар. 28:1—2). И вот Давид попадает в капкан, который он расставил сам себе, когда решил бежать к филистимлянам, думая, что его проблемы на этом закончатся. Но его человеческое решение привело к страшной дилемме: либо выступить вместе с филистимлянами с оружием в руках против своего народа, либо быть убитым филистимлянами за отказ повиноваться им. Надеяться же на Божье чудо, которое помогло бы ему одолеть со своими ничтожными силами в сотни раз превосходившие его полчища филистимлян, по примеру того, как он победил Голиафа, было нельзя, ибо Господь не одобрял его бегства к филистимлянам. Как часто в подобном тупике оказываемся мы, когда идём своим путём. Что должен был ответить Давид Анхусу? Сын Иессея не мог сказать ни да, ни нет. Хотя, конечно же, он понимал, что никогда не выступит против своих собратьев. И потому он выбирает уклончивый ответ, который Анхус принимает как знак согласия. Как изменилась ситуация! Ведь ещё совсем недавно Давид прямо говорил с Голиафом, смело глядя в его наглые глаза, а теперь был вынужден выворачиваться и лукавить перед соотечественниками великана.