11. В гостях у Ваала

«И сказал Илия: …теперь пошли и собери ко мне всего Израиля на гору Кармил, и четыреста пятьдесят пророков Бааловых, и четыреста пророков дубравных, питающихся от стола Иезавели. И послал Ахав ко всем сынам Израилевым и собрал всех пророков на гору Кармил» (3 Цар. 18:19-20). Выбор Илией именно Кармила был весьма примечателен, если учесть то значение, которое имела эта гора в понятиях людей того времени. Дело в том, что «Кармилом называют и гору, и бога. Здесь нет ни храма, ни изображения, но только жертвенник и благоговение»… на Кармиле было налицо само божество в более грандиозном виде — это сама гора Кармил, которая, подобно другим высотам, сама по себе считалась жилищем Божественной Силы. Из жизни пророка Илии мы знаем, что Кармил был избран Илией для посрамления жрецов Ваала, конечно, как место, наиболее для них священное в пределах Израильского царства». «Финикийцы… почитали своих богов прежде всего в святилищах. Само понятие «святое», «святилище» (в финикийском языке оно обозначалось одним словом) играло очень важную роль в их жизни. Оно прилагалось ко всему, что имело отношение к божеству. И прежде всего, конечно, к святилищам. Очень древними были природные святилища. Как и угаритяне, финикийцы обожествляли некоторые горы и саму такую гору («высоту») воспринимали как святилище того или иного божества. Такими горами были Цафон на севере и Кармил на юге». При этом «обожествлялись и сами горы». «Служение под открытым небом, на высотах, столь свойственное ханаанским и вообще семитским религиям, и одно время широко распространенное среди евреев, объясняется стрем-лением молиться божеству природы среди этой самой природы, там, где божество неба ближе всего к земле, где они как бы соединяются, где молитвам, каждению и жертвенному дыму ближе всего дойти по назначению». Словом, Кармил — это был не просто символ религии Ваала, это была сама видимая религия Ваала, это был престол Ваала. Кстати, слава Кармила на долгие столетия пережила сами финикийские царства. А первое упоминание о ней как о священной горе относится к XV в. до Р. X. и записано в летописях египетского фараона Тутмоса III. Почтение к этой великой горе, представлявшейся в умах даже последующих, чуждых финикийцам народов как материальное олицетворение божества, имели даже грозные римляне. Эту гору посещали многие великие правители, и в том числе будущий римский император Веспасиан, во дни которого в 70 г. после Р. X. был разрушен Иерусалим. Именно сюда он прибывает в надежде узнать свое будущее, узнать, не сулит ли оно ему императорский скипетр. «Между Сирией и Иудеей есть место, где высится гора Карамил, там чтут божество того же имени, стоит алтарь, возносят молитвы, но по заветам предков Карамилу не строят храмов и не ставят изображений. Здесь-то в пору, когда тайные надежды уже владели его душой, совершал Веспасиан жертвоприношение. Жрец Басилид долго всматривался в расположение внутренностей жертвенного животного и, наконец, сказал: «Что бы ты ни замышлял, Веспасиан: постройку дома, расширение поместий или покупку рабов — все даруют тебе боги, — и пышные дворцы, и бескрайние владения, и власть над множеством людей». Загадочные эти слова сразу же стали достоянием молвы, но лишь теперь люди поняли их тайный смысл, и чернь только и толковала, что о пророчестве. Еще больше говорили о нем в доме Веспасиана».Вскоре Веспасиан действительно стал императором. Жрецы горы Кармил были не мошенниками, они были проводниками страшной злой силы, могущей творить великие чудеса и иметь свои планы. Жрецы Кармила — это не просто кривляющиеся в диких танцах люди, это люди, одержимые бесами, которые полностью контролируют их. «И подошел Илия ко всему народу и сказал: долго ли вам хромать на оба колена? если Господь есть Бог, то последуйте Ему; а если Ваал, то ему последуйте. И не отвечал народ ему ни слова. И сказал Илия народу: я один остался пророк Господень, а пророков Бааловых четыреста пятьдесят человек; пусть дадут нам двух тельцов, и пусть они выберут себе одного тельца, и рассекут его, и положат на дрова, но огня пусть не подкладывают; а я приготовлю другого тельца и положу на дрова, а огня не подложу; и призовите вы имя бога вашего, а я призову имя Господа Бога моего. Тот Бог, Который даст ответ посредством огня, есть Бог. И отвечал весь народ и сказал: хорошо. И сказал Илия пророкам Бааловым: выберите себе одного тельца и приготовьте вы прежде, ибо вас много; и призовите имя бога вашего, но огня не подкладывайте. И взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним. Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха» (3 Цар. 18:21-26, 28-29). Библия неслучайно так подробно описывает все обстоятельства этого необычного состязания, ибо в нем каждая деталь имела свое важное символическое значение, очень понятное жителям той эпохи и, быть может, не совсем ясное для нас, поэтому и необходимо для лучшего понимания текста остановиться на этих самых деталях. Итак, почему именно огонь был выбран Илией в качестве символа ответа Бога на молитву? Дело в том, что огонь был одним из символов присутствия Бога. Так, Моисею Господь является в огненном кусте; израильский народ Бог сопровождает в виде огненного столпа. Огонь в дальнейшем фигурирует в видении Иезекииля (Иез. 1:4) и т. д., и т. д. Поэтому появление чудесным образом огня говорило бы о присутствии Бога. Далее. Как мы уже говорили, Ваал изображался со стрелами в виде молний в руке, освещающий с помощью огня свой путь. Даже свой дом, согласно мифам, он строит с помощью огня. И потому финикийцы верили, что огонь как стихия подвластен только ему. И, наконец, сожжение жертвы огнем указывало бы на ее принятие Богом или Ваалом, в зависимости от того, после чьей молитвы жертва будет пожрана пламенем. И вот состязание на великой горе Кармил началось. Первыми выступили финикийские жрецы, начавшие все с убыстряющей быстротой кружиться вокруг жертвенника, завывая, подпрыгивая и нанося себе увечья в такт ударной музыке. Это было самое настоящее беснование, основные элементы которого мы описывали выше, давая характеристику финикийской религии. Жрецы — убийцы грудных детей, жрецы-евнухи, сами оскопившие себя, жрицы-проститутки и жрецы-гомосексуалисты — все смешалось в этом диком служении и молении Ваалу. Здесь во всей полноте был явлен культ, вся сущность финикийской религии и ее богов. «Мы находим в религии финикиян… соединение противоположных элементов, сочетание наслаждения с аскетизмом, чувственности с самоистязанием, вялой покорности судьбе с порывами изумительной энергии; увлекаясь чувственностью, они доходили в своем богослужении до сладострастных, безнравственных обрядов; а временами впадали в самый мрачный фанатизм, приводивший их к самоизувечению и ужаснейшим человеческим жертвоприношениям… в религии финикиян смешивались противоположные крайности: их боги давали счастье и несчастье, но были чужды нравственному элементу, не требовали умеренности в наслаждении, не возбуждали к твердости в перенесении бед; эти боги были олицетворениями восточного понятия о судьбе, при котором человек без борьбы предается своим чувственным влечениям, и от изнурения сладострастием впадает в мрачное отчаяние, к служениям силам зла фанатическими самоистязаниями». Именно здесь, на Кармиле, была красочно продемонстрирована вся несостоятельность этой сладострастно-изуверской религии, так пленявшей многих и многих израильтян. Здесь была продемонстрирована несостоятельность всех этих обрядов, песен, танцев, воплей, самоистязания, которые так пленяли воображение. Силы этих прислужников дьявола были ограничены Богом. И потому, несмотря на все свои беснования, усилия жрецов оставались тщетными. Они чувствовали, что с каждым ударом бубна они теряют свой авторитет в глазах людей, внимательно следивших за всем этим действием. Гора Кармил для этого создавала все условия, ибо было очень много мест для наблюдения. И вот идет час за часом, проходит утро, полдень, а Ваал молчит. Молчит, несмотря на неимоверные усилия своих пророков. Молчит на той горе, которую финикийцы напрямую олицетворяли с ним, обожествив ее. Молчит в своих собственных владениях, в своем доме, на горе Кармил. Молчит бог, в руках которого молнии, но который не может низвести огонь на жертву. Как? Почему? Что это значит? А действительно ли Ваал всесилен? Все эти вопросы начали витать в умах тысяч собравшихся. Престол Ваала, еще так недавно гордо высившийся на вершине Кармила, дал страшную трещину своему могуществу в сознании тысяч еще недавно своих верных приверженцев. Жрецы Ваала в бессильной злобе, наконец, начали ослабевать, а Илия заговорил, обращаясь и к ним, и к народу…