9. Дисциплина служения

„Выучите тот урок, что, если вы должны исполнять труд пророка, вам нужен не скипетр, а мотыга».

Бернард Клервосский

Как крест — знак покорности, так полотенце — знак служения. Когда Иисус собрал Своих учеников на Тайную Вечерю, то среди них возник спор, кто из них больше. Эта тема была для них не новой: „Пришла же им мысль: кто бы из них был больше?» (Лк. 9:46). Всегда, когда возникает вопрос о том, кто больше, тут же является и вопрос о том, кто меньше. В этом-то и вопрос, не так ли? Большинство из нас знает про себя, что мы никогда не будем великими, просто мы себе не допускаем быть меньшими.

Ученики, собравшиеся на Вечерю, ясно видели, что кто-то должен омыть ноги другого. Весь вопрос был в том, что этот человек должен быть меньшим. Так они и сидели, с ногами, покрытыми пылью и грязью. И настолько болезненной была эта проблема, что они даже не собирались о ней и говорить. Никто не хотел, чтобы на него смотрели как на меньшего. Тогда Иисус взял полотенце и умывальницу и таким образом дал новое определение тому, что есть величие.

Живя перед ними жизнью служения, Он призывал их на этот путь: „Итак, если Я, Господь и Учитель, омыл ноги вам, то и вы должны омывать ноги друг другу» (Ин. 13:14). В каком-то смысле мы даже предпочли бы слушать слово Христа о том, что мы должны оставить дом, отца и мать и землю ради Евангелия, чем Его слово об омовении ног. Радикальное самоотречение дает чувство необыкновенного приключения. Если мы все оставим, то мы даже имеем возможность выглядеть, как славные мученики. Но в служении мы как бы сосланы в земное, обычное, тривиальное.

В дисциплине служения есть тоже великая свобода. Служение делает нас способными сказать „нет!» мирским играм в продвижение и власть. Оно уничтожает „клевательный порядок», в котором мы оказываемся, как малые цыплята, которые никак не успокоятся, пока не выяснится, кто из них больший, кто — меньший, а кто — посередине. Никакая группа людей не может находиться длительное время вместе, пока не установлен этот „клевательный порядок». Мы это легко видим в том, как люди сидят и каковы они в своих отношениях друг к другу, кто уступает дорогу, кто первый замолкает, если начали говорить вместе, кто отступает назад, когда требуется сделать какой-то труд, а кто выступает вперед. (В зависимости от вида труда это может быть знаком либо господства, либо рабства). Все это написано на лице человеческого общества.

Дело не в том, что мы должны вообще отказаться от всякой идеи власти и руководства. Любой социолог быстро докажет невозможность этого. Даже в той группе Иисуса и Его учеников факт руководства и власти легко прослеживается. Все дело в том, что Иисус дал совершенно иное определение лидерству и перестроил организацию власти.

Иисус никогда не учил, что каждый имеет одну и ту же власть. В действительности, у Него было много что сказать о настоящей духовной власти и о том, что многие ею не обладают. Но власть, о которой говорит Иисус, это не „клевательный порядок». Нам нужно ясно понимать, насколько радикально Иисус изменил все учения человеческие по этому вопросу. Он не просто „перевернул» существующую систему, как многие думают. Он уничтожил ее. Власть, о которой Он говорил, не была властью для того, чтобы контролировать людей и направлять их. Это была власть действия, а не положения, статуса.

Иисус заявил: „Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так». Он совершенно и полностью отбросил „клевательные» системы того времени. Как же тогда должно быть между ними? „Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф. 20:25-26). Поэтому духовная власть, о которой Иисус говорил, была властью, которую можно найти не в положении и не в титуле, но в полотенце.

Самоправедное служение против истинного служения

Чтобы понять и осуществлять истинное служение, нужно его отличать от самоправедного.

Самоправедное служение осуществляется человеческими усилиями. Для него требуется огромное количество энергии, особенно при его организации. Целый ряд социологических трудов предназначен для того, чтобы „помочь таким людям». Истинное служение проистекает из связи с Божественным глубоко внутри нас. Мы служим, потому что тихий голос говорит в нас, нежное побуждение. Для этого служения тоже требуется энергия, но это не бешеная энергия плоти. Томас Келли пишет: „Я вижу, что Он никогда не вводит нас в состояние лихорадочного труда, чтобы мы задыхались в нем».1

Самоправедное служение всегда ставит перед собой „великие цели». Оно наслаждается служением титаническим. Истинное служение не умеет различать малое и большое служение. Когда же это различие делается заметным, оно предпочитает именно малое. Это происходит не от ложной скромности, а от искреннего убеждения, что это и есть большое и важное служение. Здесь приветствуются все возможности служить.

Самоправедное служение требует внешнего вознаграждения. Для него является существенно важным, чтобы люди видели его и оценили. Оно ищет человеческих аплодисментов, но, конечно, с религиозной скромностью при этом. Истинное служение охотно покоится в укрытии. Оно не боится яркого света внимания, но оно и не ищет его. Так как оно живет в благоговении перед Божественным центром, то ему совершенно достаточно малейшего знака Его одобрения.

Самоправедное служение в высшей степени озабочено результатами. Оно ожидает отдачи и отплаты в том или ином виде. Оно огорчается, когда не получает ожидаемого. Истинное служение свободно от этого расчета и подсчитывания. Оно наслаждается самим служением. Оно может служить врагам столь же свободно, как и друзьям.

Самоправедное служение выбирает, кому послужить. Иногда оно оказывается именно богатым и обладающим властью, потому что в таком случае известные преимущества обеспечены. Иногда оно оказывается бедным и беззащитным, потому что это обеспечивает смиренный образ служащего. Истинное служение в этом смысле неразборчиво. Оно восприняло заповедь Иисуса — быть „всем слугою» (Мк. 9:35). Франциск Ассизский писал в письме: „Будучи всем слугою, я обязан всем служить словами моего Господа, наполненными бальзамом».2

Самоправедное служение находится под сильным влиянием настроений и прихотей. Служение может оказываться только тогда, когда к этому есть внутреннее расположение (называемое „движением Духа»!). Недомогание или недосып сильно влияют на желание служить. Истинное служение происходит верно и просто всякий раз, когда в нем имеется нужда. Оно знает, что „чувство побуждения служить» часто может оказаться препятствием к служению. Оно отказывается позволить чувствам руководить служением. Скорее наоборот, служение дисциплинирует чувства.

Самоправедное служение — временное. Оно действует только тогда, когда совершаются конкретные действия служения. После этого можно быть на свободе и отдыхать. Истинное служение — это образ жизни. Оно действует по выработанным привычкам жизни. Оно возникает само, навстречу человеческой нужде.

Самоправедное служение не имеет чувствительности: оно требует действия даже тогда, когда оно может оказаться разрушительным. Оно требует возможности помогать. Истинное служение может удержаться от служения столь же свободно, как проявить его. Оно умеет слушать с нежностью и терпением, прежде чем действовать. Оно умеет служить, ожидая в молчании. „Служат также и те, кто только стоит и ожидает».3

Самоправедное служение разделяет общину. В конечном счете, когда все религиозные прикрытия удалены, оно сконцентрировано только на прославлении личности. Поэтому все остальные оказываются как бы в долгу, и это разрушает общину.

Истинное служение, напротив, соединяет общину. Оно спокойно и без всяких претензий заботится о нуждах других. Никто совершенно не чувствует себя обязанным оплачивать служение. Оно соединяет, привлекает людей друг ко другу, исцеляет, созидает. В итоге возникает единство общины.

Служение и смирение

Благодать смирения выражается в нашей жизни через дисциплину служения больше, чем каким-либо иным образом. Смирение, как мы знаем, это добродетель, которую никогда нельзя найти, если ее ищешь. Чем больше мы за ней гоняемся, тем дальше она от нас. Считать, что у нас она есть, — это вернейший признак того, что ее у нас нет. Поэтому большинство из нас считает, что мы совершенно ничего не можем сделать, чтобы получить эту драгоценную христианскую добродетель, поэтому мы ничего и не делаем.

Однако есть нечто, что мы можем сделать. Нам не нужно идти по жизненному пути с одной лишь слабой надеждой, что когда-нибудь смирение снизойдет на нас. Из всех классических духовных дисциплин служение является самым способствующим росту смирения. Когда мы сознательно выберем такое направление нашей жизни, при котором акцент будет сделан на пользе для других и на незаметном труде, то глубокое изменение произойдет в нашем духе.

Ничто так не дисциплинирует наши беспорядочные плотские желания, как служение. Ничто так не преображает их, как служение незаметное. Плоть скулит против служения, но против служения незаметного она просто вопит. Она жаждет чести, славы и признания. Она будет советовать тонкие, религиозно приемлемые средства, чтобы привлечь внимание к оказанным услугам. Если мы решительно откажемся от этого, мы распнем плоть. Всякий раз, когда мы распинаем нашу плоть, мы распинаем нашу гордость и честолюбие.

Апостол Иоанн пишет: „Все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2:16). Мы не можем понять силу этого текста из-за нашей склонности приписывать все сказанное только сексуальным грехам. Между тем похоть плоти — это неспособность контролировать наши человеческие страсти, похоть очей — это наша склонность очаровываться внешним и показным, а гордость житейская — это наш эгоизм с претензиями выглядеть лучше, чем мы есть. Во всем этом мы видим одно и то же: обольщение естественными человеческими возможностями и способностями без всякой зависимости от Бога. Это плоть в действии, а плоть — это смертельный враг смирения.

Необходима строжайшая ежедневная дисциплина, чтобы держать под контролем все эти страсти.4 Плоть должна выучить болезненный урок, что у нее нет ее собственных прав. Труд незаметного служения как раз и способствует этому.

Уильям Лоу оказал большое воздействие на Англию XVIII века своей книгой „Серьезный призыв к благочестивой и святой жизни». В ней он утверждал, что каждый день мы должны рассматривать как день смирения. Как это можно сделать? Только научившись служить другим. Лоу понимал, что именно дисциплина служения приводит смирение в наши жизни. Если мы хотим иметь смирение, то он советует следующее: „Снисходите ко всем слабостям и неутвержденности своих собратьев, покрывайте их, любите их способности, ободряйте их в их добродетелях, облегчайте их в их нуждах, радуйтесь их благосостоянию, сострадайте их переживаниям, принимайте их дружбу, не обращайте внимания на то, что они бывают недобрыми, прощайте их злобу, будьте слугою слуг, снисходите к самому низкому служению для самых низких людей в человечестве».5

В результате такой ежедневной дисциплины в отношении плоти возникает благодать смирения. И мы даже не осознаем ее присутствия. Однако мы почувствуем свежий интерес к жизни, радость жить. Мы будем удивляться новому для нас чувству доверия во всей нашей деятельности. Хотя требования жизни остаются такими же высокими, как и обычно, мы живем в состоянии неспешности и покоя. Мы сострадаем тем, на кого раньше смотрели с завистью. Мы видим теперь не только их высокое положение, но и их боль. Мы обращаем внимание на тех, мимо кого раньше проходили, не замечая их, и находим их теперь восхитительными личностями. Мы видим свое сходство с отверженными, „прахом» земли (1 Кор. 4:13).

Но еще больше мы осознаем не только эти внутренние изменения, но и глубокую любовь и радость в Боге. Наши дни теперь отмечены моментами стихийно возникающего восторга и благодарности Богу. Неприметное служение другим становится для нас молитвой благодарения. Мы как будто находимся под воздействием Божественного центра, — и это поистине так.

Да… но

Естественное и понятное колебание сопровождает любое серьезное обсуждение смирения, служения. Это колебание хорошо, потому что мудр тот, кто сядет и подсчитает расходы, прежде чем углубляться в ту или иную дисциплину. Мы испытываем страх, который можно было бы выразить таким образом: „Если я буду так поступать, люди сядут мне на голову».

Тут мы должны видеть разницу между тем, избираем ли мы служение или же хотим быть слугой. Когда мы избираем первое, то мы сами решаем, кому и когда мы будем служить. И в таком случае мы, конечно, будем беспокоиться о том, чтобы кто-нибудь не воспользовался нами, не взял нас под свой контроль.

Но когда мы избираем другое — быть слугой, мы отказываемся от права решать. В этом — большая свобода. Если мы добровольно избираем то, чтобы люди пользовались нами, то нами нельзя манипулировать, как куклами. Когда мы избираем — быть слугой, то мы отказываемся от права решать, кому и когда мы будем служить. Мы становимся доступными и уязвимыми.

Посмотрите на положение раба. Раб смотрит на всю жизнь с точки зрения рабства. Он не видит себя как человека, обладающего теми же правами, как свободные мужчины и женщины. Пожалуйста, поймите меня, когда это рабство недобровольно, то оно жестоко и бесчеловечно.* Когда рабство, однако, добровольно избрано, все меняется. Добровольное рабство — это великая радость.

Представление о рабстве может оказаться очень трудным для нас, но оно не было таковым для апостола Павла. Он часто хвалился тем, что он — раб Христа, широко используя учение I века о „рабстве по любви», то есть когда раб из любви добровольно выбирает так и оставаться рабом. Мы стараемся в наших переводах как-то смягчить язык Павла, переводя слово „раб» как слово „слуга». Но какое бы слово мы ни использовали, будем понимать, что Павел имел в виду именно такое состояние, когда он по своей воле сам отказывается от всяких своих прав.

Поэтому страх, что „нам сядут на голову», вполне оправдан. Именно это и случится, может случиться. Но кто может повредить тому, кто сам на это согласен? Фома Кемпийский наставляет нас быть „столь подчиненными, чтобы все люди могли взять верх над тобою и считали тебя как бы грязью на земле».6

В книге „Цветочки Франциска» рассказывается чудная история о том, как Франциск учил Брата Льва значению совершенной радости. Когда они шли вместе под дождем и ледяным ветром, Франциск напомнил Льву обо всех вещах, в которые мир верил, что они приносят радость, включая сюда и религиозные переживания, и каждый раз он заканчивал одним и тем же: „Совершенная радость не в этом». Наконец, в отчаянии Брат Лев спросил: „Умоляю тебя именем Бога сказать мне, в чем же состоит совершенная радость и где ее найти!» Тогда Франциск начал перечислять все, что только есть в мире унизительного и самоунижающего, завершая каждый раз словами: „О, Брат Лев, запиши, что совершенная радость пребывает здесь». Чтобы объяснить и покончить с этим вопросом, он сказал: „Выше всех милостей и даров Святого Духа, которые Христос дает Своим друзьям, является победа над самим собой и добровольное перенесение страданий, оскорблений, унижений и трудностей — ради любви Христовой».7

Нам трудно сегодня принять эти слова. (Вы должны понять, что и я сам с великим трудом заставлял себя даже просто слушать учителей благочестия в этом вопросе). Мы боимся, что такая позиция неизбежно прославляет аскетизм и самоумерщвление. В церквах мы едва только начали выходить из „червячного богословия», которое ужасно унижало человека, его способности и возможности. Не вернемся ли мы к этому? Нет, конечно, нет. Хотя мы должны быть настороже против подобной опасности. Как сказал Бонхоуфэр: „Если в нашей жизни нет элемента аскетизма, если мы позволяем плотским желаниям править нами, то нам будет действительно трудно служить Христу».8

Служение при рыночной экономике

Служение — это не список того, что мы должны делать, и не этические нормы, а образ жизни. Совершать отдельные поступки служения не есть то же самое, что жить в служении. Поступать, как слуга, — это одно, а быть слугой — это совсем другое. Как и во всех областях духовной жизни, механике служения, возможно научиться не переживая внутреннего изменения, не живя в служении.

Однако недостаточно просто подчеркнуть внутреннюю природу служения. Служение должно осуществляться в условиях того мира, в котором мы живем. Поэтому постараемся познать, как выглядит служение в рыночных условиях нашей повседневной жизни.

Прежде всего, существует служение сокрытия. Если все наше служение проходит на глазах других, то мы просто пустые люди. Послушайте духовное наставление Иеремии Тейлора: „Любовь надо скрывать и мало уважать: будьте довольны недостатком похвалы, никогда не огорчайтесь, когда вами пренебрегают и вас недооценивают…».9 Скрытость служения — это смертельный удар по гордости.

Сначала может показаться, что тайна служения сохраняется только ради того, кому эту услугу оказывают. Но дело не в этом. Анонимное служение оказывает действие даже на тех людей, которые о нем ничего не знают. Они ощущают более глубокую любовь и сострадание среди людей, хотя не могут дать отчета в этом чувстве. Если тайное служение совершается ради них, они вдохновляются к более глубокому благочестию, потому что знают, что источник служения находится гораздо глубже того, что видимо. Это служение, к которому способны все люди, от него происходят радость и праздничное настроение в любой общине.

Существует также служение в малом. Как Тавифа, мы можем находить пути делать „рубашки и платья для вдов» (Деян. 9:39). Я хочу рассказать одну правдивую историю. Когда я находился в последней горячке написания моей докторской диссертации, мне позвонил друг. Он интересовался, не поеду ли я с ним на некоторые посещения. Пойманный, я согласился, проклиная в душе такую неудачу. Выбегая из двери, я схватил книгу Бонхоуфэра — „Жизнь вместе», думая, что по дороге я ее почитаю. Я очень сожалел о потере времени, столь для меня драгоценного. И вот наконец мы оказались на центральном рынке. Мой друг вышел, и я помахал ему рукой, говоря, что подожду его в машине. Я взял свою книгу, открыл ее и прочитал следующие слова: „Второе служение, которое один должен оказывать другому, в христианской общине — это активная помощь. Это означает прежде всего простую помощь в мелких, внешних делах. Таких вещей полно везде, где только люди живут вместе. Ни для кого этот труд не является слишком низким. Тот же человек, который беспокоится о потере времени, связанной с этими мелкими услугами, просто придает слишком важное значение своей собственной карьере».10

Франциск Сальский говорит, что великие добродетели и мелкие услуги — это как сахар и соль. Сахар вкуснее, но он требуется не так часто. Соль же — везде и всегда. Великие добродетели требуются редко, а служение в малом — это наша повседневная жизнь. Великие задачи требуют великой жертвы в данный момент, а мелочи требуют постоянной жертвы. „Маленькие возможности для служения возникают каждый момент. И если мы хотим быть верными в малом, то нашей плотской природе некогда будет и вздохнуть, и мы должны будем умереть для собственных наклонностей. Мы бы скорее предпочли великие жертвы ради Бога, пусть даже болезненные, при условии, что в остальное время мы будем свободны в следовании своим вкусам и привычкам во всех мелочах».11

В области духа мы вскоре обнаруживаем, что все действительно серьезное и важное оказывается в самых незначительных уголках жизни. Наше обольщение „великим» сделало нас слепыми к этому факту. Служение в мелочах потребует наступления на нашу лень и медлительность. Мы начнем видеть мелочи как нечто главное. Фенелон сказал: „Презрение к мелочам вовсе не говорит о духовном величии. Напротив, именно из-за узости наших взглядов мы считаем мелким то, что имеет столь далеко идущие последствия».12

Есть служение сохранения репутации других. Или, как называл это Бернард Клервосский, служение милосердия. Как необходимо это служение, если мы хотим спастись от сплетен и ответных укусов! Апостол Павел учил нас „никого не злословить» (Тит. 3:2). Мы можем прикрыть свой острый ответ какой угодно религиозной благонравностью, но он останется смертельным ядом. Есть дисциплина языка, удерживающая нас от праздных и вредных слов, и она может творить чудеса в нашем внутреннем человеке.

Не следует нам также принимать участие в тех разговорах, где люди злословят друг друга. У нас в церкви заведено правило — не принимать жалоб на пасторов, а лучше предлагать пойти прямо к тому, на кого имеется жалоба. Наши члены церкви оценили это правило. Оно имело оздоровляющее действие на всю общину.

Бернард Клервосский предостерегал нас, что злой язык „наносит тяжелый удар по милосердию всех тех, кто слышит такие слова, разрушает корень и ветви не только непосредственных слушателей, но и всех тех, кому злые слова потом передаются».13 Беречь репутацию других людей — это глубокое и длительное служение.

Есть также особое служение — принимать служение других. Когда Иисус начал мыть ноги тем, кого Он любил, Петр отказался. Он никак не мог согласиться с тем, чтобы его Учитель выполнял для него такой низкий труд. Это звучит как смирение, но на деле это завуалированная гордость. Служение Иисуса было вызовом тому, как Петр понимал власть: если бы Петр был учителем, он никогда не мыл бы ноги своим ученикам! Позволить другим служить нам — это акт покорности и служения. В этом — признание власти Царствия над всеми нами. Мы принимаем служение, никогда при этом не чувствуя, что мы обязаны за это отплатить. Те, которые из гордости отказываются принимать служение, не могут ни понять, ни принять Богом назначенный порядок в Царствии Его.

Есть служение простой вежливости. Наше время — это время трудное для вежливости. Но мы, дети света, никогда не должны презирать те нормы поведения, которые есть в каждой культуре. Это один из немногих оставшихся в обществе способов выразить признание ценности друг друга. Как Павел советовал Титу: „… быть не сварливыми, но тихими, и оказывать всякую кротость ко всем человекам» (Тит 3:2).

Миссионеры знают цену вежливости. Они никогда не будут вторгаться в какую-нибудь деревню и требовать, чтобы их слушали: они сначала пройдут через все обычные в данном месте формы знакомства и представления. Но в своей собственной культуре мы склонны нарушать эти правила и в то же время требовать, чтобы нас принимали и слушали. А потом мы удивляемся, что никто не хочет делать ни того, ни другого.

„Но все эти правила такие бессмысленные, такие лицемерные», — жалуемся мы. Это сказки. Правила хорошего тона полны смысла и ни в коей мере не лицемерны. Надо преодолеть свое эгоцентрическое самолюбие, говорящее нам: „Люди спрашивают: „Как вы поживаете?» и при этом вовсе не интересуются этим вопросом в действительности!» Нам нужно признать, что это американский способ признания вашего присутствия. Мы можем тоже признать их присутствие, вовсе не обязанные давать отчет в том, что у нас болела голова сегодня утром. Слова „спасибо», „да», „пожалуйста» являются служением вежливости. Правила вежливости могут меняться от культуры к культуре, но цель их всегда одна и та же: признать других и их ценность. Служение вежливости особенно необходимо в нашем обществе, где происходит быстрое падение ценности личности при общей компьютеризации.

Есть служение гостеприимства. Петр побуждает нас: „Будьте страннолюбивы друг ко другу без ропота» (1 Петр. 4:9). Павел делает то же самое и даже требует гостеприимства как необходимого качества для служения епископа (Римл. 12:13; Тит 1:8). Сегодня существует острая нужда в домах, которые были бы открыты. Старая идея о доме для гостей сейчас совершенно извращена существованием отелей и ресторанов. Я побывал в испанских миссиях в Калифорнии и дивился той милости, какую там оказывали посетителям.

Я знаю пару, которая сделала служение гостеприимства центральным в своей жизни. Каждый месяц они принимали не менее семидесяти человек, одного за другим. Они верят, что Бог призвал их именно к этому служению. Может быть, большинству из нас это не под силу, но все же кое-что мы можем сделать. Мы можем начать это делать.

Иногда мы сами себя ограничиваем, потому что делаем свое гостеприимство очень сложным. Я помню, как одна хозяйка просто с ног сбилась, искренне желая, чтобы каждому было удобно. Мой друг потряс нас всех, обратившись к ней: „Елена, я не хочу кофе, я не хочу чаю, я не хочу пирожков, мне не нужна салфетка! Я просто пришел повидаться. Не посидите ли вы с нами и не поговорите ли?». Просто возможность побыть вместе и поделиться — вот сущность гостеприимства.

Есть служение слушания. „Это самое первое служение, которое мы должны выполнять по отношению к другим в нашем с ними общении: слушать их. Как любовь к Богу начинается со слушания Его Слова, так и любовь к братьям состоит в том, что мы научаемся слушать их».14 Мы отчаянно нуждаемся в той помощи, которая приходит к нам через внимательное слушание друг друга. Нам для этого вовсе не надо быть опытными слушателями. Здесь больше всего требуются сострадание и терпение.

Нам не надо иметь правильных ответов, чтобы научиться хорошо слушать. В действительности часто именно правильные ответы являются препятствием к слушанию, потому что мы начинаем более заботиться об ответе, чем о том, чтобы слушать. Нетерпеливый полуслушатель — это просто оскорбление для того, кто хочет поделиться.

Слушание других успокаивает и дисциплинирует ум, чтобы слушать Бога. Оно создает такой внутренний труд в сердце, который изменяет как наши чувства, так и шкалу ценностей. Когда мы отупели, чтобы слышать Слово Божие, мы очень хорошо сделаем, если будем слушать других в молчании и смотреть, не услышим ли мы при этом Бога. „Кто думает, что его время слишком дорого, чтобы тратить его на слушание, тот скоро не будет иметь времени и для Бога, но только для себя и своих глупостей».15

Есть служение — носить бремена друг друга. „Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2). Закон Христа — это закон любви, „закон царский», как называл его Иаков (2:8). Любовь осуществляется, когда мы несем страдания и боль друг друга, плача с теми, кто плачет.

Если мы любим, то мы научимся нести скорби других. Я говорю „научимся», потому что это тоже дисциплина, которой надо овладеть. Большинство из нас считает, что все, что от нас требуется, — это принять решение носить бремена других, и мы, конечно, можем это сделать. Затем мы начинаем так поступать, и вскоре радость жизни покидает нас, мы обременены печалями других. Этого вовсе не нужно. Мы можем нести бремена других, не разрушая при этом самих себя. Иисус, Который понес на Себе бремена всего мира, мог сказать: „Бремя Мое легко» (Мф. 11:30). Можем ли мы научиться понимать печаль и боль других и отдавать в нежные руки Иисуса так, что облегчается при этом и наше собственное бремя? Конечно, можем. Для этого требуется некоторая практика, поэтому не будем спешить взять на себя бремена всего мира, а начнем более смиренно. Начнем с малого, Иисус будет нашим Учителем.

Наконец, есть служение — делиться Словом Жизни друг с другом. В „Пустынях», устроенных Кэтрин де Хек Догерти, есть следующее правило: когда кто-нибудь удалялся в пустыню молчания и одиночества, делал это для всех других. И какое бы Слово Божие он ни получил, он должен был потом им поделиться с другими. Это милостивое служение, потому что нет такого человека, который мог бы слышать все, что Бог хочет сказать. Мы зависим друг от друга, чтобы получать Божий советы. Самый малый член общины может принести нам Слово, и мы не смеем осуждать его служение.

Здесь, конечно, есть опасность. Тот факт, что Бог говорит нам, не гарантирует того, что мы правильно понимаем послания. Мы часто смешиваем свои слова со Словом Божьим: „.,. из тех же уст исходит благословение и проклятие» (Иак. 3:10). Это предостережение смиряет нас и направляет в полную зависимость от Бога. Но мы не должны отстраняться от этого служения, потому что оно сегодня чрезвычайно нужно.

Воскресший Христос призывает нас к служению полотенцем. Такое служение, вытекающее из нашего внутреннего человека, — жизнь, и радость, и мир. Может быть, вы захотите начать с той молитвы, которую многие из нас уже использовали: „Господь Иисус, я бы так хотел, чтобы Ты привел ко мне кого-нибудь, кому я могу послужить!»