23. Энергичные и независимые — Адонирам и Энн Джадсон

Американское миссионерское движение начинается с того дня, когда в 1812 году Адонирам и Энн Хэсселтайн Джадсон отплыли в Бирму. Это был их медовый месяц. Они поженились за неделю до этого. На корабле было множество кур, цыплят и свиней. Вероятно, существовали и лучшие места, в которых молодожены могли бы наслаждаться жизнью. Оба они были энергичными и независимыми. Казалось, столкновение неизбежно. Но все вышло иначе: они стали прекрасной парой. И вы спросите почему?

Почему у них все сложилось прекрасно, тогда как брак Кэри не удался? Безусловно, Адонирам не был идеальным мужем. Что же касается Энн, то другой муж пришел бы от нее в отчаяние. Так почему же их брак стал счастливым?

Когда Нэнси была еще подростком, она довольно часто попадала в неприятности, но выходила сухой из воды благодаря своему обаянию. Горожане считали, что ее испортил либерально настроенный отец. Так, например, она превратила целый этаж в доме в танцевальный зал. Этот зал стал центром молодежной жизни города, и Нэнси всегда была в гуще событий. Друзья говорили, что «рядом с ней невозможно было грустить». В начале девятнадцатого века большинство девушек получали довольно ограниченное образование, но родители Нэнси решили, что их дочь не должна останавливаться на общепринятом минимуме. Сама же Нэнси была слишком жива и подвижна для того, чтобы находить удовольствие в сидении над книгой. Гораздо больше ее интересовало общение со сверстниками.

Нэнси была в семье младшим ребенком. Кроме того, ее старший брат погиб в море. Нетрудно понять, что такие обстоятельства сделали из нее всеобщего любимца и баловня. Один из биографов пишет: «Она была очень независима и самостоятельна… Ни выговоры, ни наказания не производили на нее ни малейшего впечатления, она лишь становилась еще упрямее». Иногда она уходила из дома и часами пропадала неизвестно где. Как-то ее мать сказала: «Надеюсь, однажды ты попадешь в переделку и поймешь, что тебе незачем шляться по окрестностям». Такова была Нэнси-бродяга, очаровательная, но испорченная.

И вот появляется Дон. Он был энергичен, остроумен, иногда немного мрачен и довольно-таки эксцентричен. Он ненавидел грязь и никогда не прощался. Это были его две основные фобии. Он был сыном священника из Новой Англии и научился читать в возрасте трех лет. Хотя он и был очень крепким и живым парнем, но всегда предпочитал книги шумным компаниям. Он, безусловно, восхищался своим отцом, хотя и бунтовал против его авторитета. Это превратилось в нечто вроде соревнования. Дерзкий, независимый и упрямый, — упрямство вообще было их семейной чертой, присущей отцу в не меньшей степени, чем сыну, — он окончил колледж и отправился в Нью-Йорк в поисках богатства и славы. Он мечтал о карьере актера или писателя. Он заявил отцу, что не верит в Бога как в личность, что его образование позволило ему отойти от таких примитивных воззрений. Молиться, конечно же, не имело никакого смысла. Примерно в то же время, когда Дон заявил, что он слишком образован для того, чтобы верить в личного Бога и в целесообразность молитвы, Нэнси заявляла: «Я уже достаточно взрослая для того, чтобы ходить на балы, и, конечно же, давно не такая маленькая, чтобы молиться».

Вы никогда бы не подумали, что Бог сможет сделать что-либо достойное из этих людей, и уж тем более что они когда-нибудь будут вместе трудиться на ниве Божьей. Но именно это и произошло.

Как вы уже догадались, Дон и Нэнси были их прозвищами. На самом деле их звали Адонирам Джадсон и Энн Хэсселтайн — бесстрашные миссионеры на бирманской земле. В отличие от супругов Кэри они составляли прочную миссионерскую команду.

Брак задорной, испорченной Энн и решительного, упрямого Адонирама не был сплошным праздником. Но они все же очень подходили друг другу. Они были в гораздо большей степени именно командой, а не влюбленной парой. И какой изумительной командой!

Первой христианской книгой, опубликованной в Бирме, стала «Дорога к небесам» Адонирама Джадсона: второй — «Катехизис миссис Джадсон», принадлежавший, понятно, перу Энн.

Подобно тому как Уильям Кэри известен в качестве отца британского миссионерского движения, Адонирам и Энн стали пионерами в деле создания американских миссий за рубежом. Энн вскоре стала образцом жены миссионера. Не обузой, которая неохотно тащится вслед за мужем, не пассивной и смиренной женой, исполняющей все приказы главы семьи, но миссионером, товарищем, неотъемлемой частью миссионерского служения. Но если бы вы вдруг оказались в 1806 году в пригороде Бостона, где выросли наши герои, вы ни за что бы не подумали, что кто-либо из них в принципе был способен стать образцом чего-либо. Тем более чего-либо связанного с христианством. Но вот однажды Энн была поражена фразой, которую встретила в книге британской писательницы Ханны Мур, связанной с реформатской церковью. Энн прочла: «Та, что живет удовольствиями, мертва, хотя и живет». Шестнадцатилетняя Энн терпеть не могла нотаций. Поэтому она отшвырнула книгу и взялась за «Путешествие пилигрима» Беньяна. И через несколько месяцев, по ее собственным словам, Энн «перешла из смерти в жизнь».

А вот обращение Адонирама не было таким простым. Через два года после того, как с Энн произошли такие изменения, он приехал в Нью-Йорк для того, чтобы сделать там актерскую карьеру. Он присоединился к бродячей труппе, которая «вела бесприютную жизнь, останавливаясь там, где было можно найти крышу над головой, и нанимаясь там, где хоть немного платили. Короче говоря, как только приносили счета, все просто исчезали оттуда, где их требовалось оплатить».

Но двадцатилетний Адонирам не считал это правильным. Он не собирался вести такой образ жизни до конца дней своих. Он ощутил сильное разочарование и отправился обратно в родительский дом, в Плимут (Массачусетс). А на ночь остановился в придорожном отеле.

Той ночью Адонирам очень плохо спал, потому что в соседнем номере умирал человек, который непрерывно вскрикивал и стонал. Адонирам лежал в темноте и размышлял о грядущей собственной смерти. Он не был уверен в том, что готов встретить ее. Размышлял он и о том, не вернуться ли ему к христианским ценностям, которые исповедовал его отец, но тут же вспомнил своего приятеля по колледжу Джейкоба Имза и подумал, что бы он сказал на это.

Он ждал утра, которое прогнало бы прочь все страхи этой тяжелой ночи. Встав ранним утром, Адонирам отправился к хозяину отеля. «Этот несчастный старик из соседнего номера, как он?» — спросил Адонирам. «Он умер несколько часов назад. Но он не был стариком. Это был молодой человек примерно вашего возраста». Почему-то Адонирам спросил: «Как его звали?» Это был глупый вопрос, ведь в окрестностях он никого не знал. Хозяин отеля ответил: «Его звали Джейкоб Имз». Ошибки не было. Речь шла о его близком приятеле по колледжу, чей скептицизм отвратил Адонирама от религии, которую исповедовал его отец.

Под впечатлением этого происшествия Адонирам вернулся в Массачусетс, к отцу. В его голове пульсировало: «Потерян». Но он еще три месяца переживал внутреннюю борьбу, пока не «обратился к Богу со всей торжественностью». Это случилось 2 декабря 1808 года. Запомните эту дату. С этого дня в жизни Адонирама начали происходить великие события. Его отец хотел, чтобы он стал священником и принял служение в Массачусетсе. Но у Адонирама были другие планы. Осенью он прочел о нуждах миссионеров в Индии, а затем и книгу о Бирме. Он был охвачен жаждой миссионерства и не мог думать ни о чем другом. Ни здравый смысл, ни уговоры не могли развеять его энтузиазма. Он упрямо твердил, что хочет быть миссионером в Индии, а еще лучше — в Бирме.

Естественно, осуществить это намерение было не так-то просто. В Америке тогда попросту не существовало миссионерских обществ, занимающихся служением за рубежом, и ни один американец тогда еще не отправлялся в другую страну в качестве миссионера. Ближайшие миссии, которые могли бы помочь Адонираму в осуществлении его мечты, находились в Англии, но в Европе бушевала война 1812 года.

Но что значат препятствия для воодушевленного, энергичного человека двадцати двух лет? Адонирам собрал еще шестерых молодых людей, и они все вместе представили свой проект миссионерского служения руководству конгрегационалистской церкви Новой Англии. Именно тогда он и встретил Нэнси (или Энн, если вам так больше нравится) Хэсселтайн и до безумия влюбился в нее. Адонирам вообще не умел что-либо делать слегка, отчасти. Он во все бросался, будто в омут. Через месяц он попросил руки Нэнси у ее отца. Адонирам явно торопился. В этом плане очень показательно его письмо к мистеру Хэсселтайну:

«Мне приходится просить у Вас ясного ответа: согласны ли Вы, чтобы ранней весной я уехал вместе с Вашей дочерью, и это будет означать, что Вы больше никогда не увидите ее в этом мире; согласны ли Вы на то, что Вашей дочери придется изведать все тяготы миссионерской жизни; согласны ли Вы на то, что она подвергнется опасностям далекого заокеанского плавания; опасностям, которым будет способствовать нездоровый климат Индии; всем печалям и скорбям; нищете, оскорблениям, преследованиям и, возможно, насильственной смерти».

Так в девятнадцатом веке «резали правду-матку» в глаза. Поразительно, но Хэсселтайн не сказал Адонираму «нет». Он предоставил право решать этот вопрос самой Нэнси. И не было ничего удивительного в том, что девушке, обратившейся всего за пару лет до этого, решение это далось ценой огромных душевных мук. В своем дневнике она спрашивала себя, сможет ли она «полностью отдать себя Богу и положиться на Него всем своим сердцем». Она говорила об Адонираме с сестрами, и далеко не всегда те отзывались о нем положительно. Они признавали, что он был человеком прямодушным и религиозным, но также «по натуре настырным, бескомпромиссным, амбициозным, свято верящим в свою правоту в любых обстоятельствах и совершенно безразличным к мнению старших».

Вопрос был поставлен ребром. Она не могла выйти замуж за Адонирама и при этом не поехать в Индию, Бирму или другое подобное место. Разделить эти две вещи не представлялось возможным. Но в октябре 1810 года Энн сдалась. Она писала тогда: «Иисус есть Истина, и нет ничего ценнее Его обещаний. Если бы не это, я просто впала бы в глубочайшее отчаяние. Ведь прежде ни одна американская женщина никогда не покидала берегов Америки для того, чтобы жить среди язычников». Бродяга Нэнси приняла вызов.

Адонирам, которому к тому времени исполнилось двадцать два года, был беспредельно счастлив от того, что Нэнси ответила на его предложение своим согласием. Но он испытывал отчаяние от того, что конгрегационалисты Новой Англии очень неторопливо предпринимали шаги, необходимые для сбора средств на миссию. Поэтому в конце года он отправился в Лондон, надеясь, что сможет убедить Лондонское миссионерское общество выделить хоть какую-то сумму на задуманное им предприятие. Возможно, он также рассчитывал устыдить вялых американцев. Но в любом случае шаг этот был дерзким. Он писал Нэнси: «От всего сердца желаю тебе, любовь моя, счастливого Нового года… Пусть каждый миг этого года делает тебя все ближе к Богу и готовит тебя приветствовать вестника смерти, как освободителя и друга… Пусть это будет год, в который ты изменишь свою фамилию и навсегда попрощаешься с близкими и с родиной, в который ты пересечешь океан и отправишься на край света для того, чтобы проповедовать язычникам». Едва ли можно назвать это письмо типичным посланием влюбленного к своей невесте.

1811 год стал годом, в который Бог дал Адонираму урок терпения, и тому было очень нелегко этот урок усвоить. Британский корабль, на котором Адонирам отправился в Лондон, был атакован французским судном, и будущий миссионер был захвачен в плен. Он прекрасно владел древнееврейским и древнегреческим, но, к несчастью, не знал французского, поэтому просто не мог объяснить военным, что был американцем, а не англичанином. В конце концов ему все-таки удалось добраться до Лондона, но там он узнал, что Лондонское миссионерское общество не желало участвовать ни в каких совместных мероприятиях с американцами. Ему намекнули на то, что если бы они с Нэнси стали бы британскими миссионерами, а не американскими, то могли бы рассчитывать на поддержку в Лондоне.

Вернувшись в Америку лишь к осени, Адонирам устроил скандал собственному начальству. «Если вы не отправите меня в Индию, — кричал он, — то я стану британским миссионером». Этот ультиматум, однако, не произвел ни на кого особого впечатления. Но в конце концов один из руководителей организованной миссии — в толпе всегда находится хотя бы один человек, стремящийся к миру, — сказал, что Адонирам был, безусловно, чрезмерно самоуверен, почему и напрашивался на неприятности, но это его качество как раз и было необходимо для того, чтобы успешно работать в качестве миссионера. И с поразительной быстротой необходимые для миссии деньги были собраны.

Февраль 1812 года стал часом торжества для Адонирама. Удивительно, как они с Нэнси умудрились собрать столько вещей за такой короткий срок.

Среда, 5 февраля, Бэдфорд, штат Массачусетс: Адонирам Джадсон, двадцать три года, и Энн Хэсселтайн, двадцать два года, венчаются в церкви преподобного Хэсселтайна.

Четверг, 6 февраля, Салем, штат Массачусетс: Адонирам и еще четверо миссионеров «публично получают благословение на служение Богу и Евангелию Его Сына среди язычников». Это было очень взволнованное собрание. На рукоположение пришло около двух тысяч человек. Во время рукоположения молодых людей Нэнси подошла к мужу и преклонила колени рядом с ним. Она тоже получала благословение на миссионерскую деятельность.

Понедельник, 10 февраля, порт Салем: после прощального богослужения накануне вечером Адонирам и Нэнси отправляются в Индию. «Это просто-таки ковчег», — сказала Нэнси, когда увидела на борту всех этих кур и свиней. Погода задержала отплытие на неделю, но в конце концов корабль вышел в открытое море. Всю эту неделю — их медовый месяц — они провели в тревожном ожидании в доме одного из своих друзей в Салеме.

В течение этих февральских дней Нэнси узнала о фобиях своего мужа. В частности, о том, что он никогда не говорил «до свидания». Утром после свадьбы он убедил ее уехать еще до рассвета, так, чтобы не пришлось прощаться с родными. Вечером после величественного рукоположения он снова попытался быстро и незаметно исчезнуть, но на этот раз его вернули, и ему пришлось пожимать руки многочисленных провожающих. Когда наконец было сообщено о том, что корабль отправляется в плавание, в доме, где они жили, собралось множество друзей. «Не сказав никому ни единого слова, он спокойно выскользнул из дома, отправился на пристань и взошел на борт „ Каравана“. Там он стал дожидаться прихода Нэнси», — так рассказывает о его отъезде биограф Кортин Андерсон, после чего добавляет: «Нэнси была очень расстроена»…

Вы можете представить себе душевное состояние Нэнси, когда корабль вышел из порта. После двух недель возбужденного ожидания она почувствовала невероятную слабость и упадок сил. На борту судна, как она признавалась, она «очень боялась смерти», ей вовсе не хотелось «утонуть в океане, и опасения были связаны не столько с моей судьбой после смерти, сколько с нежеланием погибнуть среди волн». Но вскоре путешествие начало ей нравиться. Чтобы не терять физической формы, Адонирам и Нэнси прыгали через канат и танцевали. Поскольку на палубе было очень людно, прогуливаться было просто негде. И она стала привыкать к странному, дерзкому, блестящему молодому человеку, за которого она вышла замуж. В дневнике она писала, что Адонирам был «самым добрым, верным и нежным мужем на свете». Но вскоре возникли и проблемы.

Все началось с того, что Адонирам стал серьезно изучать Новый Завет по-древнегречески и заинтересовался происхождением греческого слова, означавшего «крещение». Как член конгрегационалистской церкви, он принял крещение в детстве, и при этом его окропили водой. Но теперь, изучив древнегреческий и все, что говорится в Библии о крещении, он пришел к заключению, что крещение должно осуществляться через погружение. Когда он поделился этим соображением с Нэнси, она очень встревожилась. И не зря. Они были конгрегационалистами, посланными на служение конгрегационалистской церковью. Руководство церкви приложило большие усилия к тому, чтобы профинансировать миссию Джадсонов. Менять убеждения именно теперь было безответственно и бездумно. В этом случае они лишились бы поддержки тех людей, на которых опирались. Коней на переправе не меняют, равно как и деноминации посреди огромного океана.

«Я пыталась отговорить его, — вспоминала Нэнси позднее, — и все время говорила ему о том, что если он станет баптистом, то пусть не ждет от меня того же». У Нэнси были свои убеждения, и она твердо придерживалась их. «Однако он считал, что должен детально изучить вопрос, который так глубоко взволновал его», и «был решительно настроен вчитываться в Писание со вниманием и молитвой, а добившись истинного понимания, придерживаться его во что бы то ни стало, какие бы чудовищные последствия это ни повлекло». Дискуссия о крещении не прекратилась и в Калькутте, и конгрегационалистские убеждения Нэнси не удержали Адонирама от того, чтобы поселиться в Индии в общине британских баптистов и сдружиться с Уильямом Кэри, пионером баптистского миссионерства.

Но Нэнси не была намерена сдаваться без борьбы. Чтобы отстоять свою позицию, она тщательно сверила все, что говорится на эту тему в Ветхом и Новом Заветах. «Янамерена разобраться во всем этом, и надеюсь, что открою для себя истину, какой бы она ни была.

Для меня невероятно тяжело всерьез предположить, что я могу отречься от учения, которое привито мне с детства, и приму ту доктрину, к которой меня учили относиться с пренебрежением».

Адонирама психологические факторы не волновали. Для него независимость всегда была важнее всего. А вот Нэнси очень опасалась оказаться в изоляции, порвав связи с родными и близкими и прежде всего с коллегами-миссионерами, с которыми они прибыли в Индию. «Если он отречется от прежних убеждений, — писала она, — он оскорбит своих друзей у себя на родине, подвергнет риску свою репутацию и, помимо всего прочего, потеряет контакт с товарищами, вместе с которыми сюда приехал». Нэнси все это очень не нравилось.

Адонирам принял решение стать баптистом в начале августа. Нэнси колебалась дольше, однако к концу месяца она тоже поняла, что сила библейских аргументов была на стороне баптистов. В следующем месяце Адонирам и Нэнси приняли крещение погружением. Церемонию провел один из сотрудников Уильяма Кэри. Вот как Нэнси писала в своем дневнике о том, как ей далось это решение в психологическом плане: «Мы ощущали, что в мире мы одни, что у нас нет никаких друзей, кроме друг друга, и мы ни на кого не можем надеяться, кроме Бога».

Были у Джадсонов и другие проблемы. В частности, они не знали, как им перебраться из Индии в Бирму. Их идеалистические представления о Бирме были полностью подорваны. Источники, на которые они опирались, составляя себе представления об этой стране, оказались совершенно недостоверными. Британские миссионеры сказали им, что в Бирму пробраться практически невозможно, а жить там и вовсе нереально. Но еще более печальным был и тот факт, что британским властям в Индии не нравились миссионеры, в особенности американские.

Джадсонов приговорили к депортации в Англию. Джадсоны решили, что такое развитие событий совершенно им не подходит, и сумели попасть на корабль, доставивший их на остров Маврикий, площадь которого составляет около двадцати пяти квадратных миль, лежащий в трех тысячах пятистах милях от континентального побережья в юго-западной части Индийского океана.

Но чем дольше они там оставались, тем яснее им становилось, что им, собственно говоря, делать нечего. И самым трудным во всей этой ситуации было то, что Нэнси забеременела. Адонирам, часто поддававшийся эмоциям, был в отчаянии. Они отплыли из Новой Англии в феврале 1812 года. Теперь же шел июнь 1813-го, а они все еще находились в четырех тысячах миль от Бирмы. Остров, на который они попали, лежал вдали от главных торговых магистралей, корабли там были редкостью, тем более корабли, идущие в Бирму. И, конечно же, услышав рассказы британских миссионеров, они начали думать, что все запланированное ими мероприятие было просто самонадеянной ошибкой. Адонираму приходилось совершать самонадеянные поступки и прежде.

Однажды в порт пришел корабль, направляющийся — куда бы вы думали? — в Рангун (Бирма). Но ведь Нэнси была на восьмом месяце беременности. Следовало ли им отказаться от этой возможности, и исполнить предписание британских властей об отправке в Англию? Многие советовали им отложить начало их миссионерского служения на несколько лет. «Потерять несколько лет — это все же лучше, чем потерять все ради того, чтобы добраться до этого ада — Бирмы».

Как и всегда, Адонирам обсудил это с Нэнси. Юношеский идеализм испарился. Речь шла об очень серьезных вещах. Но они по-прежнему были намерены любой ценой добраться до Бирмы. Нэнси смотрела на вещи очень здраво: «Не стоит ожидать больших результатов. Ведь поле это совершенно не возделано. Но если нам удастся его хоть немного расчистить и подготовить почву для тех, кто придет после нас, то это будет нам достаточным вознаграждением за труды. Прежде я думала об этой стране как о чем-то совершенно ужасном. Но теперь я твердо намерена сделать ее своим домом до конца жизни». Адонирама очень тревожило самочувствие Нэнси, и он нанял белую женщину в качестве сиделки на время их путешествия в Рангун. Но как только сиделка ступила на борт корабля, она поскользнулась, упала и скончалась. Нэнси безуспешно пыталась спасти жизнь этой женщины, и происшедшее привело ее в состояние шока. Через несколько дней, уже в море, у Нэнси начались роды, но ребенок родился мертвым. На корабле не было ни врача, ни сиделки. Помочь Нэнси мог только сам Адонирам. Позже Нэнси говорила, что обязана своему мужу жизнью.

Когда они прибыли в Рангун, Нэнси была в тяжелейшем психологическом состоянии и крайне слаба физически. Ни о какой миссионерской работе не могло быть и речи. Их первые впечатления от Бирмы, о которой они так долго грезили, были такими: «Тьма, тоска и безнадежность». Несмотря на все эти тяжелые обстоятельства, Джадсоны сразу же взялись за изучение языка. Сначала индийский учитель, который занимался с Адонирамом, отказался заниматься с Нэнси, поскольку, по его словам, «учить женщину было выше его сил… Но когда он понял, что я был совершенно всерьез настроен заниматься вместе с женой, то отнесся к ней с несколько большим вниманием». Преодолев сопротивление индуса, они проводили за занятиями по двенадцать часов в день.

Через год Нэнси так описывала свой день: «Утром я занята тем, что даю указания прислуге, думаю о том, чем кормить семью, и тому подобным. У меня гораздо меньше времени для серьезных занятий, чем у мистера Джадсона, поскольку все деловые вопросы являются моей компетенцией. Я взяла это на себя, чтобы дать мистеру Джадсону возможность лучше изучить язык, но вскоре обнаружила, что, приняв такое решение, я сама получила прекрасную возможность языковой практики. Я очень много говорю на местном диалекте в течение всего дня. Я много лучше понимаю и говорю по-бирмански, чем мистер Джадсон, хотя он гораздо лучше представляет себе структуру грамматики».

Помимо языка Нэнси переняла у местного населения множество местных обычаев, в том числе и одежду. Но она никогда не носила бирманских сандалий. Работа шла тяжело, а помощи ждать было не от кого. Там не было ни одной женщины ни из Америки, ни из Европы, и поддерживать отношения Нэнси было просто не с кем. Первые письма с родины нашли ее лишь спустя три года. Адонирам весьма успешно беседовал со своим учителем-индусом, но обращенных все еще не было.

Ребенок, который родился в 1815 году (его назвали Роджер Уильямс Джадсон), был единственной отрадой Нэнси и Адонирама. Но внезапно он начал страдать от приступов кашля и умер в возрасте восьми месяцев. Мальчика похоронили под манговыми деревьями во дворе дома. Нэнси пыталась отвлечься от постигшего ее горя. Она организовала школу для бирманских девочек, написала по-бирмански простой катехизис и начала переводить книгу Ионы, поскольку ей казалось, что она достаточно проста для перевода.

Прошло пять лет, но никто из местных жителей не стал христианином. Трактаты, катехизисы, чтение Писания. Еженедельные собрания и занятия. Но — ни одного обращенного. Адонирам был уверен в том, что, если хотя бы один индиец сделает первый шаг, за ним последуют и другие. Но где найти этого первого — вот в чем заключался вопрос. Возможно, следовало пригласить нескольких бирманцев-христиан, живущих у индийской границы. Их пример мог бы иметь большое значение. Такая поездка заняла бы несколько недель, думал Адонирам. Всего несколько недель разлуки с Нэнси.

Но вскоре после того как Адонирам уехал, у Нэнси начались сложности. С самого начала вице-король Бирмы постановил, что все иностранцы-учителя должны быть изгнаны из страны. Затем началась эпидемия холеры, и распространился слух, что вскоре британцы оккупируют Бирму, что отнюдь не улучшило отношения между миссионерами и бирманскими властями.

Прежде к Джадсонам присоединился миссионер-печатник со своей женой, но теперь стало очевидным, что типографию следовало перенести в Индию. Адонирама не было уже семь месяцев, и Нэнси узнала, что корабль, на котором находился ее муж, задерживается в море. Может быть, ей стоило отправиться в Индию вместе с печатником и его женой? Что ждет ее в Бирме, если она останется здесь одна? И она решила отплыть в Индию следующим же кораблем. Но вскоре передумала. Если бы Адонирам вернулся и не застал ее в Бирме, что бы он подумал? Куда бы ни ехал печатник, Нэнси решила оставаться, ждать мужа, продолжать свои исследования и «предоставлять будущее Богу». И это было мудрое решение. Вскоре Адонирам возвратился домой. Радость по поводу его возвращения «затмила все печали и сомнения, которые возникли из-за его отсутствия. Теперь мне стыдно за то, что я сомневалась, не полагалась на Бога в достаточной степени и не подчинялась Его воле настолько, насколько подобает христианину. В моем безумии я полагала, что мои бедствия никогда не кончатся или что все это завершится каким-либо сильным несчастьем». Да, Нэнси была живым человеком со своими слабостями.

В 1818 году в Бирму прибыли еще две супружеские пары миссионеров. Одна из женщин стала говорить, что жить здесь невыносимо. Она имела в виду, что невыносимо жить здесь с Нэнси. «Вполне вероятно, — пишет один из биографов, — что Адонирам и Нэнси распоряжались всем довольно властно и по своему усмотрению». Джадсоны прожили в Бирме пять лет и имели четкое представление о том, как должна функционировать миссия. Идеалистам-неофитам приходилось смириться с этим.

Возможно, Адонирам хотел форсировать события, или же его стимулировало появление новых молодых миссионеров, но когда в легендарной столице Бирмы, городе Ава, на престол взошел новый император, было решено, что настало время подать верховному правителю петицию и просить у него разрешения на проповедь христианства его подданным. Если бы это предприятие оказалось успешным, то это позволило бы широко развернуть работу как самому Джадсону, так и множеству других миссионеров. Если бы император ответил отказом, что ж, отплыв на родину, они, по крайней мере, оставили бы в Бирме свои сочинения.

Но в доме Джадсонов это спровоцировало конфликт. Адонирам считал, что в это историческое путешествие ему следует отправиться вместе с одним из миссионеров-мужчин. У Нэнси было другое мнение. Нэнси считала, что она не только говорит по-бирмански лучше всех прочих миссионеров, но и может многого добиться от властей личным обаянием. Возможно, Нэнси также думала и о предыдущей поездке Адонирама, которая должна была продлиться всего несколько недель, а затянулась на семь с лишним месяцев. Но Адонирам твердо отказал ей, и незадолго до дня тридцатилетия Нэнси он отправился к императору с молодым миссионером по фамилии Колмэн. Их путь лежал в Аву, к трону «Золотого присутствия», как называли этот город бирманцы. Возможно, что права была все-таки Нэнси. Через шесть недель Адонирам и Колмэн вернулись ни с чем. Одобрения императора они не получили. Адонирам был очень мрачен: «Я мог бы битый час говорить о потрясающем сходстве, просто невероятной идентичности наших душ, погрузившихся в отчаяние, с этим песчаным бесплодным побережьем. Но что толку? Мне все безразлично, будь что будет. Завтра подвернется что-то более стоящее».

Так оно и случилось. Обращенных было теперь гораздо больше, и они не впадали в отчаяние, подобно Адонираму. Тот опасался, что они отпадут от веры. Напротив, их вера все крепла, и новые обращенные присоединились к прежним.

А вот у Нэнси все было не так-то уж и хорошо. У нее была больная печень, и ей становилось все хуже. Необходимое лечение она могла получить только в Америке. Теперь настала очередь Нэнси отправиться в путь, а Адонираму теперь нужно было терпеливо ее дожидаться. Он никогда не любил прощаться. Он пытался шутить, но его истинные чувства все же были совсем другими: «Говорят, что самые остроумные шутки рождаются среди ужасающей нищеты. Рассказывают о сборнике, составленном из юмористических афоризмов висельников… Я чувствую себя так, словно стою на эшафоте и напеваю, глядя на приготовленную мне петлю. Последнее время я занят тем, что готовлю себя к ампутации правой руки и удалению моего правого глаза… ради того, чтобы предотвратить омертвление всего тела, которое состоит из нас обоих».

Когда Нэнси уехала, он занялся переводом Нового Завета. Она вернулась через двадцать восемь месяцев. И он снова был безмерно счастлив. Ведь вернулась она «все той же прежней Энн Хэсселтайн». У них у обоих была масса новостей. Нэнси побывала в Лондоне, Бостоне, Балтиморе, Калькутте и множестве других городов; закончила рукопись книги «Отчет об американской баптистской миссии в Бирманской империи»; повидала множество старых друзей и родственников. Адонираму тоже было что порассказать. Он снова ездил к императору в Аву, и тот пригласил их жить в столицу. Несмотря на то что они очень привыкли к Рангуну, упускать такую возможность было нельзя. Через два месяца они перебрались в маленький дом из трех комнат в Аву. Дом был построен так, чтобы в нем непрерывно происходила циркуляция воздуха, но все же жара в 180 градусов по Фаренгейту была невыносима. Однако жара была наименьшей из их трудностей. Едва они переехали, стало точно известно, что британские войска готовятся к вторжению в Бирму. А бирманцы, прежде никогда не видевшие белых людей, с трудом отличали американцев от англичан.

Через шесть месяцев после переезда в Аву Адонирам был заключен в тюрьму, где его приковали тремя цепями к гранитной глыбе. В тюрьме не было окон, и Адонирам просто задыхался там от страшной жары и ужасающего зловония. Его одежда превратилась в лохмотья, а лицо было покрыто слоем грязи. Это было в особенности тяжело для Адонирама, который был на редкость чистоплотен и ненавидел грязь. Понятно, что состояние его духа было подавленным. Биограф Кортни Андерсон так описывает размышления Адонирама в застенках: «Что принес он тем, о ком был обязан заботиться? Ничего, кроме смерти. Умер его единственный сын, теперь смерть угрожала ему самому и, возможно, Нэнси. И ради чего все это? За двенадцать лет, которые прошли с его отплытия из Салема, он обратил к Христу восемнадцать человек. Из них лишь немногие сохранят веру, в том случае, конечно, если останутся живы. Девятнадцать душ за все эти годы, за все принесенные в жертву жизни. И Новый Завет на бирманском. Но большая часть рукописи даже не была напечатана и хранилась в маленьком деревянном доме на берегу реки. Вероятнее всего, манускрипт будет уничтожен или потерян».

Тем временем Нэнси предпринимала отчаянные попытки повлиять на развитие событий. Ее вызвали на допрос, но ничего не смогли от нее добиться. Уже на следующий день она смогла тайно передать мужу еду в тюрьму и начала кампанию по его освобождению: у нее была возможность связаться с сестрой императора. Кроме того, она подала петицию императрице и пыталась добиться разрешения встретиться с мужем. Наконец она подкупила тюремного чиновника и добилась встречи. Но она почти раскаялась в этом. Англичанин, который находился в той же камере, описывал их встречу так: «Буквально за два дня самый утонченный из всех людей, которых она знала, превратился в осунувшееся небритое пугало; его накрахмаленный, безупречно белый воротничок превратился в омерзительную тряпку; его черный костюм стал мятой тряпкой, облепленной мусором. Она едва узнала его. Она долго смотрела на мужа, а затем спрятала лицо в ладонях».

Но Нэнси не впала в отчаяние. Ей нужны были силы и мудрость. Она не могла оставить все так, как оно было. Она знала, что вскоре у них дома будет обыск и что у них конфискуют все, что представляет хотя бы малейшую ценность, в том числе и переведенный Адонирамом на бирманский язык Новый Завет. Он работал над рукописью долгие годы, и допустить ее уничтожение было нельзя. Она вернулась домой и на заднем дворе вырыла два тайника: в одном она спрятала фамильное серебро, а в другом — бирманскую рукопись. Солдаты ворвались в дом буквально через несколько часов, но ушли ни с чем.

Следующей по значимости задачей Нэнси было вывести мужа из состояния депрессии. Он нуждался в поддержке и в чем-либо, что отвлекло бы его от размышлений о собственной участи и об участи его близких. Необходимо было наладить средства связи, о которых не знали бы тюремщики. Иногда она писала маленькие записки, которые прятала в куски хлеба, спрятанные, в свою очередь, в рисе. Ей также удавалось передавать мужу весточку в носике чайника, который она передавала через охрану. Адонирам никогда не знал, каким путем придет к нему очередное послание. Сам же он разработал систему связи, записывая несколько слов на черепице. Если черепица была влажной, то надпись была не видна, но хорошо читалась на высохшей поверхности.

Понятно, что к Нэнси власти относились с крайней подозрительностью. Ее часто вызывали в суд. Допросы стали для нее серьезным испытанием. Но Бог поддерживал ее как с помощью ее врожденной сообразительности, так и мудростью, дарованной Духом.

Она понимала, что перевод Нового Завета, выполненный Адонирамом, не мог находиться в тайнике на заднем дворе слишком долго. Во-первых, муж сильно тревожился о судьбе рукописи. Во-вторых, влажность вскоре начала бы разрушать ее.

Невероятно, но Нэнси удалось передать объемистый манускрипт мужу в тюрьму. Адонирам попросил передать ему подушку, и тюремщики дали на это разрешение. Подушка, переданная Нэнси на следующий же день, была твердой, но Адонирам спал на ней спокойно. Он знал, что спрятано внутри.

Примерно тогда же Нэнси обнаружила, что вновь беременна. Ей было тогда тридцать четыре года. Ее энергичные действия перестали быть такими дерзкими, но ненамного. В январе 1825 года, через семь месяцев после ареста Адонирама, на свет появилась Мария Элизабет Джадсон. Десять лет назад Нэнси родила Роджера Уильямса, прожившего всего восемь месяцев. Ни время, ни место рождения девочки не способствовали ее здоровью.

Вскоре после рождения Марии Элизабет Нэнси снова начала ежедневно приходить в тюрьму (теперь уже с ребенком на руках) и передавать мужу записки. Возобновила она и свои прошения об освобождении Адонирама. Когда Адонирам провел в тюрьме одиннадцать месяцев, ему сказали, что скоро он будет переведен в другое место. Адонирам подумал, что его казнят, но его действительно просто перевели в другую тюрьму, в четырех милях от прежней. Во время марша некоторые из заключенных «скелетов, обтянутых кожей, покрытых лохмотьями», умерли от истощения. Адонирам выжил, но по прибытии на место потерял сознание. И когда он пришел в себя, то услышал голос Нэнси. Она узнала о его переводе и добралась до тюрьмы вместе с маленькой Марией так быстро, как только могла. Едва придя в сознание, Адонирам прошептал: «Зачем ты пришла? Я надеялся, что ты останешься там. Ты не можешь жить в этом месте».

Но Нэнси осталась. Четыре месяца она с маленькой дочерью жила в маленькой комнатке неподалеку от тюрьмы, которая служила хозяевам дома зернохранилищем. Когда британские войска освободили Адонирама в ноябре 1825 года, Нэнси была в значительно худшем состоянии, чем ее муж. Она переболела оспой и тяжелой формой менингита. Ей обрили волосы на голове. Лицо и ноги у нее были покрыты волдырями. Бирманцы думали, что это труп, но она пришла в сознание. Генерал, командовавший войсками, захватившими эту провинцию Бирмы, почтил Джадсонов торжественным обедом, но вскоре после этого Нэнси слегла, и на этот раз уже не поправилась. Она умерла в возрасте тридцати шести лет.

Адонирам нес служение еще в течение двадцати четырех лет. Его перевод Писания был опубликован, и при его жизни в Бирме было открыто шестьдесят три церкви. Через восемь лет после смерти Нэнси он женился на Саре Бордмэн, вдове миссионера. Она была не такой, как Нэнси, «спокойнее, менее властной, в ней было меньше огня, но, возможно, больше света». Но, подобно Нэнси, она была умна и отважна. Она умерла, прожив в браке с Адонирамом одиннадцать лет. У них родилось восемь детей.

Третья жена Джадсона также была неординарной личностью. Эмили Чаббок, которая писала книги для детей под псевдонимом Фэнни Форстер, была университетским преподавателем, обладала прекрасным чувством юмора, была обаятельна и духовно богата. Когда Адонирам познакомился с ней, ему было около шестидесяти, а ей не было и тридцати. Он и не собирался жениться на ней. Он встретился с ней для того, чтобы обсудить возможность написания биографии его второй жены, Сары. А кончилось дело свадьбой. Это вызвало бурю возмущения: как мог миссионер жениться на женщине, которая зарабатывала на жизнь статьями в светских журналах? Но Джадсона всегда мало интересовало чье-либо возмущение в свой адрес. Адонирам вместе с Эмили, она же Фэнни Фостер, вернулись в Бирму для того, чтобы продолжить служение. Через четыре года Адонирам прекратил свое земное странствие и отправился к Господу.

Все три жены Адонирама были сильными и решительными женщинами, такими же независимыми, как и он сам. Но Энн Хэсселтайн Джадсон была тем человеком, который вместе с мужем положил начало миссионерской деятельности в Бирме. Она была его коллегой, товарищем и соратником. Он уважал ее и мог на нее положиться. Возможно, в этом и заключался их секрет. Они уважали друг друга, несмотря на противоречия между ними. Они часто работали в команде, но у каждого из них была возможность развиваться и самостоятельно. Они были друг для друга самыми лучшими друзьями. У каждого из них были такие черты характера, которые могли бы способствовать разрушению их брака. Но они вместе трудились над тем, чтобы его укрепить.

Библиография

Anderson, Courtney. То the Golden Shore.Grand Rapids: Zondervan, 1977.

Hefley, James C. How Great Christians Met Christ.Chicago: Moody, 1973.

Miller, Basil. Ann Judson: Heroine of Ava.Grand Rapids: Zondervan, 1974.