13. «Практика существования Божия»

«…Но скрепясь,

Ты был одной заботой поглощен,

Пред Ликом Бога праведно предстать,

Хотя б за это целые миры

Сочли тебя преступным…»

Джон Мильтон. «Потерянный рай» [70]

У Кьеркегора есть пародия–стилизация под Книгу Екклесиаста:

«Я понял, что значение жизни сводится к «теплому местечку»; что цель жизни — чин статского или иного советника; истинный смысл и желание любви — женитьба на богатой; блаженство дружбы — денежная поддержка; истина — лишь то, что признается большинством, восторженность — способность произнести спич; храбрость — риск подвергнуться десятирублевому штрафу; сердечность — послеобеденное пожелание «на здоровье»; набожность — ежегодное говение… Я взглянул на жизнь и засмеялся [71].

Изобличать подобные ценности нашей эпохи несложно. Несколько минут телерекламы антицеллюлитных средств и схем моментального обогащения — уже богатая пища для размышления. Или возьмите популярные журналы, почитайте рекламные лозунги. Неужели есть чудаки, которые думают, что смена зубного эликсира или марки пива избавит их от одиночества или наполнит жизнь смыслом?

Но если задуматься о собственной жизни в свете иного мира, станет не до смеха. Ценности какого мира отражают мои поступки: видимого или невидимого? И как, живя в гуще мира видимого, реализовывать веру в невидимый мир?

Монахи уходят от мира, чтобы затвориться в келье и посвятить себя молитве. Они стараются все время находиться в Божьем присутствии. Однако большинству из нас нелегко постоянно помнить о невидимом мире и своей роли во вселенской драме. У брата Лорана, духовного писателя XVIII века, есть мысли о «практике присутствия Божия».

Но ежеминутно помнить о существовании Бога очень нелегко, и тем паче трудно наполнить Его присутствием всю жизнь.

Ричард Моу, ректор Богословской семинарии Фуллера, вспоминает песенку времен своей воскресной школы:

Маленькие глазки, не смотрите,

на что не следует;

Маленькие глазки, не смотрите,

на что не следует,

Ибо Отец Небесный наблюдает

за вами с любовью.

Маленькие глазки, не смотрите,

на что не следует.

Дальше шли предостережения ушкам («не слушайте, что не следует»), ножкам («не ходите, куда не следует») и язычкам («не говорите, чего не следует»). В церковном детстве Моу, как и в моем, песня служила напоминанием: Бог — всевидящий Судья, который внимательно смотрит, не нарушим ли мы одно из Его правил.

Моу предлагает петь эту песню в более позитивном ключе: старайтесь увидеть то, что видит Бог; старайтесь слушать то, что слышит Бог; старайтесь идти туда, куда идет Бог. Помышляйте о горнем. Иными словами, усвойте приоритеты Царства Небесного и осуществляйте на практике то, что заповедано Богом.

В качестве проверки давайте возьмем несколько самых обычных в земном мире реалий — деньги, тяготы, смерть, грех — и посмотрим на них в свете Царства Божьего. Как вера в иной мир меняет мое отношение к ним и, соответственно, мое поведение?

Деньги. Тему денег Иисус поднимал чаще, чем любую другую. Значит, и я должен постараться взглянуть на них в свете иного мира. В конце концов, в мире сем деньги — ценность номер один.

Церковь давно ругают за то, что она использует надежду на загробное воздаяние для угнетения бедных и обездоленных [72].

Впрочем, после краха коммунизма ругают уже не так сильно. Ведь страны с христианским наследием возглавляют список самых богатых государств, — парадокс, если учесть отношение к богатству Иисуса.

Иногда Христос высказывал едва ли не презрение к деньгам. Богачу он посоветовал раздать все имущество. Соломона, богатейшего человека ветхозаветной эпохи, умалил в сравнении с полевыми лилиями. Зато похвалил женщину, которая вылила Ему на ноги дорогие благовония. Но в целом Его притчи и поучения, касающиеся денег, подчеркивают очевидный факт: деньги в мир иной не заберешь.

Помню скандальное убийство молодого чикагского гэмблера Вилли Стоукса — младшего: его застрелили, когда он направлялся в один из мотелей на Южной стороне. Семья заказала ему гроб, сделанный под «Кадиллак Севиль»: приборная доска, щит от ветра, бамперы, колеса с серебряными спицами, работающие передние и задние фары, заказной буквенный номерной знак. Газетные фотографии показывали забальзамированного Стоукса, сидящего в ярко–розовом костюме за рулем своего гроба–кадиллака. В левой руке у него, между большим и указательным пальцами, были зажаты пять стодолларовых купюр. Ни дать ни взять — экспонат музея восковых фигур! У Фланнери О’Коннор есть рассказ под названием «Нельзя быть беднее мертвого». Думаю, эту горькую правду осознала даже семья Стоуксов, когда опустила шикарный гроб в землю.

Но многие люди, даже прекрасно зная эту очевидную истину, тратят жизнь на погоню за деньгами. Рыночная экономика с ее ненасытными запросами, доносит до нас рекламный лозунг: «Кто умирает с большим количеством игрушек, тот выигрывает». Что выигрывает?

В мире сем деньги — великий соблазн. Словно по мановению волшебной палочки в переполненном ресторане появляется лишний столик; невзрачный мужчина покупает общение и секс с красавицей. Посмотрите реалити–шоу о женщинах, которым предлагают стать женой неизвестного им миллионера. Или реалити–шоу «Последний герой»: люди готовы есть крыс и тараканов, лишь бы получить миллион долларов.

Христос призывал не желать денег, а остерегаться их. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:21), — сказал Он. Есть о чем встревожиться тем из нас, кто живет в богатом обществе. Христос видел в деньгах отрицательную духовную силу, жадное божество по имени Маммон, врага Царства Небесного. «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф 6:24), — сказано коротко и жестко.

Христос призывает нас не поддаваться власти денег, и если надо — отдать все. Помню, как меня шокировала острая книга Жака Эллюля «Деньги и власть».

Деньги нужно переводить в сферу профанного, говорил он, лишать их духовной силы: скажем, отдать пачку купюр совершенно незнакомому человеку или выбросить эту пачку на людной улице. «Какая нелепость, по сути, даже пошлость», — подумал я. И потом сам понял, что поддался темной власти маммоны. Такое обращение с деньгами показалось мне своего рода их осквернением.

В ту пору я полагал, что использую финансы для нужд Царства Небесного. Однако затем осознал, что упускаю из виду нечто важное. Я беспокоился, сколько и кому даю, искал благотворительные организации, которые максимально эффективно расходуют пожертвования и, конечно, ожидал в ответ справку о получении денег и благодарственное письмо. Однако такая расчетливость в корне противоречит библейскому учению. Апостол Павел говорит о радостном даянии, и эта радость неразрывно связана с тем, что даяние иррационально по сути своей. Оно разрушает ауру ценности денег. Инстинктивно мы копим деньги, держим их в железных сейфах; отдавая же, мы отпускаем их на свободу, вырываемся за пределы конкуренции и балансовых отчетов.

Живя в деловой части Чикаго, я увидел вокруг себя нужды, которые не вписываются ни в какую рациональную схему пожертвований. Моя жена работала с бедными стариками и часто приносила домой душераздирающие рассказы о том, что одного выселяют, другому отключили электричество, у третьего нет средств на лекарства. Какие–нибудь сто долларов позволили бы им продержаться еще месяц, а то и два — но попробуйте пробиться сквозь толстокожесть городских чиновников или нерасторопность иного благотворительного фонда. Поэтому мы стали подкладывать под двери нуждающихся конверты с пятидесятидолларовыми и стодолларовыми чеками и анонимной запиской («от того, кому не все равно»).

Поначалу отдавать деньги безо всяких гарантий и даже без налоговой расписки казалось мне едва не кощунством. Однако вскоре я понял, что подлинное кощунство состоит в другом: я стоял на рациональной экономической точке зрения, которая полагает деньги высшей ценностью. Значит, как правильно говорил Эллюль, эту «ценность» надо десакрализовать, сломать ее власть над собой. Необходимо понять, что деньги не мои: их доверил мне Бог, чтобы я «вложил» их в Царство Небесное, единственное Царство, которое приносит вечные дивиденды. Иисус учил: «Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф 6:4).

Бедный Вилли Стоукс — младший, который в могиле управляет своим гробом–кадиллаком! Мне нужно было научиться смеяться и над этими попытками обмануть смерть, и над персонажами рекламы, которые мрачно предупреждают о последствиях выбора ненадежного паевого фонда или страховой компании. К журналу Fortune и передачам Си–Эн–Эн, посвященным деньгам, мне нужно было научиться относиться как к порнографии: эффект у них одинаковый. Ведь деньги действуют аналогично похоти и гордыне — схватив мертвой хваткой, увлекают в мир фантазий, удовлетворить которые невозможно. Кроме того, подобно похоти и гордыне, деньги — искушение, которое никогда не исчезает. Они — личностная сила. Они, как и учил Христос, действительно божество.

Первые христианские общины формировали своего рода армию сопротивления маммоне. Послание к Евреям упоминает о верующих, которые «расхищение имения [своего] приняли с радостью» (Евр 10:34). Ни один человек в здравом уме не принимает конфискацию своего имущества с радостью, — если, конечно, не он уповает на «имущество лучшее и непреходящее» (Евр 10:34) в ином мире, если живет не для себя, а для Бога. Апостол Павел советовал отказываться от судебных исков, показывая пример неверующим: лучше быть обманутым. Святая Тереза Авильская молилась о даре видеть опасность богатства, относиться к деньгам, как к прогулке среди львов. Один богач как–то показал ей бриллианты и драгоценные камни. «Я лишь посмеялась про себя. Мне было жаль, что люди ценят подобные вещи, ведь Господь столько нам уготовал!»

И апостол Павел, и святая Тереза обрели свободу, лишив сокровища мира сего ценности и святости.

Я бы слукавил, если бы сделал вид, что мне доступен тот же дух свободы, которым обладали эти гиганты веры. И все–таки что–то во мне меняется. Я познал и бедность, и изобилие, и могу сказать, что деньги являются искушением всегда. Когда ты беден, искушает зависть, когда богат — жадность. В денежной сфере очень ощутимо сталкиваются ценности двух миров, видимого и невидимого.

Апостол Павел писал: «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем; насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии, и в недостатке» (Флп 4:12). Он относился к деньгам легко — использовал для служения Богу, но не привязывался к ним. Безразличие к деньгам было и у христианских святых последующих столетий.

Однажды Джону Уэсли сказали: «Твой дом сгорел». Он ответил: «Нет, сгорел дом Господа. А для меня одной заботой меньше».

Тяготы. Когда я бываю в церквях зарубежных стран, бросается в глаза одно отличие местных христиан от североамериканских: их представления о тяготах. Мы живем в небывалом комфорте, но нам не дает покоя проблема страданий. Скептикам она мешает уверовать, а верующие мучаются — как объяснить наличие в мире боли и горестей. На молитвенных собраниях в США чаще всего молятся об исцелении. Однако дела обстоят так же далеко не везде.

Однажды я спросил прихожанина незарегистрированной китайской церкви, молятся ли христиане об изменении жестокой правительственной политики. Он немного подумал и ответил, что подобной молитвы не слышал ни разу. «Все исходят из того, что гонения будут, — сказал он, — ничего другого мы и представить себе не можем». Он привел один пример. За проведение неофициальных церковных служб священник провел двадцать семь лет на каторге. Выйдя из тюрьмы, он вернулся в церковь и поблагодарил общину за молитвы. В тюрьме он находился на опасных работах: сцеплял железнодорожные вагоны. И ему удалось сцепить миллион вагонов, не получив увечья. «Бог ответил на ваши молитвы о моей безопасности», — радостно сообщил он. А вот еще пример. Другой священник, находясь в тюрьме, узнал, что его жена слепнет. Отчаянно желая увидеть ее, он сообщил тюремному начальству, что отрекается от веры. Его освободили, но он не смог оставаться на свободе: его мучило чувство вины, и он сдался полиции и провел следующие тридцать лет за решеткой.

То же самое я видел в Мьянме (бывшая Бирма), где сложилась диктатура, враждебная христианству. Человек, пригласивший меня в эту страну, предупредил: «Когда будете беседовать со священниками, имейте в виду, что почти все они за свою веру отсидели в тюрьме».

— Вы хотите, чтобы я говорил на темы моих книг «Где Бог, когда я страдаю?» и «Разочарование в Боге»? — спросил я.

— Что вы, это не для нас! — ответил он. — Мы понимаем, что за веру будем гонимы, примем страдания. Мы хотим, чтобы вы рассказали о благодати. Нам нужна помощь в общении между собой.

Готовясь к поездке, я перечитал несколько биографий Адонирама Джадсона, самого первого американского миссионера в Бирме, который, собственно, и принес туда христианство. У него была очень тяжелая жизнь. Когда началась англо–бирманская война, бирманцы арестовали Джадсона: светлокожий, говорящий на английском, он слишком походил на врага. (На самом деле, Соединенные Штаты в это время отходили от собственных войн с Англией.)

Джадсона, босого, отвели за тринадцать километров в тюрьму, где подвергли истязаниям. Каждую ночь охрана привязывала его за ноги к бамбуковому шесту; потом с помощью блоков этот шест поднимали вверх, так что ноги оказывались наверху, а голова внизу. Кровь приливала к голове, не давая уснуть, плечи и спина болели. В довершение всего на голые ноги слетались тучи москитов. Такие пытки длились два года. Джадсон вынес заключение лишь потому, что его преданная жена каждый день приносила ему еду и умоляла охранников обращаться с мужем помягче.

Спустя несколько месяцев после его освобождения, его жена, ослабленная оспой, умерла. Спустя полгода после ее смерти умерла их маленькая дочка. Джадсон был совершенно раздавлен. Каждый день в любую погоду он часами стоял на коленях у могилы супруги. Потом выстроил в джунглях хижину, в отчаянии выкопал на всякий случай себе могилу и в одиночестве взялся за перевод Библии на бирманский язык. Интерес к христианству проявили лишь немногие бирманцы. Однако Джадсон — в общей сложности, целых тридцать четыре года! — не сдавался, и благодаря его усилиям ныне в Иисуса Христа веруют более миллиона бирманцев. Бирманско–английский словарь, который он составил, и двести лет спустя остается официальным словарем Мьянмы.

Поскольку я читал много подобных историй и неоднократно разговаривал с истинными подвижниками, у меня началась тяжелая аллергия на всякое «евангелие процветания», гарантирующее здоровье и богатство. «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф 16:24), — сказал Иисус, Которого никак нельзя обвинить в ложной рекламе. «И будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Мф 10:22), — предупредил Он учеников. Однако терпеть тяготы необходимо, ибо «претерпевший же до конца спасется» (Мф 24:13). «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф 10:28).

Христиане провозглашают верность иному миру, и тем самым со времен Римской империи вызывают подозрения и гнев как светских властей, так и представителей других религий [73].

В современной индуистской Индии, буддийской Шри–Ланке, атеистических Китае и Вьетнаме, а также ряде мусульманских стран христиане подвергаются дискриминации и прямым гонениям. Профессор Богословской семинарии Фуллера Джордж Лэдд пишет: «Когда на долю Божьего народа выпадают тяжелые страдания и скорбь, он должен помнить: Бог его не оставил. А сами его страдания связаны с тем, что верующие уже не принадлежат веку сему, а потому становятся объектами ненависти со стороны сил зла».

Вера осложняет жизнь, часто причиняя настоящие тяготы даже тем из нас, кому посчастливилось жить в обществе со свободой вероисповедания. Я знаю христиан, которые усыновляли детей–инвалидов или умственно отсталых детей и потом терпели большие трудности. Знаю человека, который ушел с должности ректора христианского колледжа, чтобы ухаживать за женой с болезнью Альцгеймера. На Филиппинах познакомился с обычной четой, принадлежащей к среднему классу, которые сначала приютили у себя дома нескольких уличных сирот, а в итоге организовали сиротский приют и школу.

Когда я пишу эти строки, рок–музыкант Боно, вокалист группы U2, колесит по Америке на автобусе. Он выступает в колледжах и церквях, стараясь привлечь внимание американских христиан к ситуации со СПИДом в Африке [74].

Моя первая реакция — я не хочу слышать еще об одной трагедии. Но в глубине души я понимаю: выбора нет. Об этой гекатомбе [75], сопровождающейся великим человеческим страданием, я должен знать и беспокоиться, ибо происходящее не безразлично Богу.

Почему так происходит? Почему люди идут за Человеком, который обещает сделать их жизнь сложнее, а не легче? На этот вопрос пусть ответит апостол Павел, который пишет о себе:

«Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лже–братиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе»

(2 Кор 11:23–27).

А вот ответ Павла на вопрос «почему?»:

«Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно»

(2 Кор 4:16–18).

Перед нами два образа апостола Павла. Один он мог видеть в зеркале. Бессонница, побои, аресты и лишения наложили печать на худое, изможденное лицо, которое глядело на него из глубины полированного металла. Другой образ апостол видеть не мог, но зато мог чувствовать, как благодаря невзгодам обновляется и закаляется его внутреннее «я». Вера в иной мир представляет мучения и тяготы в настолько ином свете, что Павел называет их «кратковременным легким страданием».

При чтении апостольских посланий и Деяний Апостолов у меня возникает ясное чувство: для этих людей незримый мир был реальнее зримого. Христос также пережил скорби в мире сем, но вернулся из смерти с обещанием торжества и надежды. И апостолы доверили ему свое будущее.

Недавно я взялся читать старинную книгу известного пуританского богослова Ричарда Бакстера «Вечный покой святых» (1650). Несколько ее глав посвящены рассуждениям о том, как христиане должны относиться к невзгодам.

Судя по предисловию к книге, Бакстер знал, о чем говорил. Страну разорили гражданские войны, а впереди была еще Великая Чума, которая унесет треть жителей Лондона, и Великий Пожар, в огне которого сгорит треть лондонских зданий. Происходили острые религиозные конфликты, и за нонконформизм семидесятилетнему Бакстеру пришлось провести два года в тюрьме. Вообще поразительная вещь: люди, которые страдали больше других, жалуются в своих книгах меньше других.

Название книги Бакстер позаимствовал из Послания к Евреям, которое обещает вечный покой народу Божьему. Если считать, что такова наша конечная цель, говорит Бакстер, тяготы предстают в ином свете. В повседневности мы привыкли к тому, что после труда нас ждет отдых. Почему же в вечности должно быть иначе? Может ли усталость, накопленная в земной жизни, не смениться отдыхом в жизни иной? Более того, продолжает Бакстер, тяготы очень полезны, ибо напоминают: отдыхать нам рановато, нынешняя жизнь — не время для расслабления. Если мы слишком увлечемся миром сим, беды приведут нас в чувство.

Бакстер отметил разницу между тем, о чем он молился в здоровье и в болезни, в достатке и в горестях.

Тяготы заставляли его ускорить шаг и усиливали желание вкусить покой. Он тосковал по небесному дому сильнее, более ревностно искал Бога.

От бед на планете Земля не свободен ни один человек. Но то, как мы их принимаем, зависит от нашей веры в иную, трансцендентную реальность. Библия никогда не умаляет тягот и несправедливости: взять хотя бы Книгу Иова, Псалмы и Плач Иеремии. Однако Писание просит нас отложить окончательное суждение о страдании, доколе мы не узнаем о них всё.

 «Не бойся» — самое частое повеление в Библии. Оно как нельзя более уместно в эпоху, когда в любой момент возможен теракт, а присланный по почте конверт может содержать яд. У нас тысячи страхов: маммограммы и анализы биопсии простаты, будущее детей и наше собственное, пенсионные накопления, стабильность на работе, преступность. Мы боимся, что не получим желанную работу или желанную женщину (желанного мужчину), а если получаем, боимся, что потеряем. А Христос перед лицом повседневных страхов указывает на полевые лилии и воробьев и говорит: доверяйте Богу! Ищите прежде Царства Небесного.

Доверие не означает, что все будет ровно и гладко, и беды обойдут нас стороной. Но оно диктует нам иное отношение к происходящему. Все свои тревоги, многие из которых так или иначе нам неподвластны, надо отдать Богу. «Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом, — писал апостол Павел, — и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши, и помышления ваши во Христе Иисусе» (Флп 4:6,7).

Когда я начинаю сомневаться в практичности этого совета — вокруг сколько бед! — я напоминаю себе: апостол Павел дал его, находясь в римской тюрьме. Мир Божий действительно «превыше всякого ума».

Смерть. Отношение к смерти людей, верящих в иной мир, разительно отличается от отношения тех, кто в него не верит. В новелле «Лечение от любви» американский психолог Ирвин Ялом пишет о двух иллюзиях, двух «стойких ложных убеждениях»: «За многие годы работы с онкологическими больными, стоящими перед лицом близкой смерти, я отметил два особенно эффективных и распространенных способа уменьшить страх смерти. Назовем их двумя мнениями или двумя предрассудками, которые обеспечивают человеку чувство безопасности. Один — это уверенность в собственной незаурядности, другой — вера в конечное спасение» [76].

Подобно многие другим современным авторам, Ялом считает, что жизни после смерти нет: верящие в нее выдают желаемое за действительное и закрывают глаза на жестокую реальность.

Тень смерти длинна: почти никто из нас не умирал, но никто не сомневается, что умрет. О смерти нам постоянно напоминают то болезни, то теракты, то стихийные бедствия. Когда смерть подступает ближе, когда умирает знакомый или любимый нами человек, тень становится темнее.

Ветхий Завет говорит о посмертии очень скупо, словно скрывая тайну, которая меняет все. Но Христос разрывает древнюю завесу: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин 11:25–26), — говорит Он женщине, скорбящей о смерти брата, а затем подтверждает Свои слова делом. Для самого Спасителя смерть была не фатальным концом всего, а лишь одним из этапов бытия.

У Церкви ушло несколько веков на то, чтобы «укротить» страх перед смертью. Сначала во Франции, а потом и по всей Европе она перестала сторониться мертвых тел. Кладбища и усыпальницы начали устраивать в пределах церковной ограды. Мертвые и живые оказались рядом. Прихожане молились и пели хвалу Богу среди могил, и преграда между двумя мирами истончалась.

В викторианскую эпоху при приближении человека к вратам смерти вокруг него собирались знакомые и друзья. Они вслушивались в слова мудрости, срывавшиеся с потрескавшихся, опухших губ, укрепляли умирающего молитвами и гимнами, пытались вынести что–то для себя из важнейшего в жизни христианина события. Сами умирающие использовали это время, чтобы окинуть взглядом прожитую жизнь, покаяться, сказать близким последнее прости и прощай. Верующие уходили без скорби, они вручали себя Всевышнему с доверием. «Приди, сладостная смерть! Приди, желанный покой! Возьми меня за руку и веди вперед», — писал Бах в одной из своих кантат [77].

В наши дни все изменилось. Члены семей живут порознь, и смерть их не сплачивает. Многие умирают в одиночестве или больничных палатах, окруженные пластиковыми трубками, мониторами и мигающими огоньками — какие уж там молитвы! И уж конечно, совсем мало кто теперь видит в смерти благо.

Я не смотрел в лицо смерти и не знаю, как себя поведу. Хотя ее отдаленную поступь уже слышу. Я улавливаю знаки старения: после каждого рабочего дня болят суставы. Хуже стала память. Труднее осваивать технологические новшества. Снижается работоспособность. Бессонница. Несколько лет назад мне перевалило за пятьдесят, и организм изыскивает все новые способы напомнить мне о возрасте. Старение осложняет мою жизнь в видимом мире, но дает возможность подготовиться к жизни будущей. Приближение смерти не остановят никакие витамины и пищевые добавки.

У Генри Нувена было время подумать о смерти, когда его сбила машина, и из–за повреждений внутренних органов он потерял две трети крови. По словам Нувена, после этого его вера окрепла и стала более личностной. Доселе, несмотря на активную духовную жизнь, его часто терзали страхи, вина и стыд. «Однако теперь, у ворот смерти, сомнения и неясность исчезли… Смерть утратила силу и словно увяла».

Нувен пришел к убеждению, что смерть — наиважнейшее событие в нашей судьбе, а жизнь — долгое приготовление к нему. Когда он поправился, друзья и родственники от радости не находили слов. А Нувен слушал их с удивлением, ибо полностью вверился обетованиям об ином мире. «Богословствовать — значит смотреть на мир с Божьей точки зрения», — вот к какому выводу он пришел.

Апостол Павел писал своему другу Тимофею из холодной темницы: «Я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим 4:6–7). Готовясь к концу, он ожидал воздаяния: «А теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим 4:8). Старея и готовясь к смерти, надо учиться меньше думать о том, как смотрят на нас люди, и больше — о том, как смотрит на нас Господь.

Альберт Работо, исследователь верований рабов американского Юга, рассказывает об одной из тайных молитвенных встреч в Виргинии в 1847 году. Рабы собирались в топях, пробираясь к местам встреч по малоприметным знакам на деревьях. Сначала они расспрашивали друг друга о жизни, о самочувствии. Делились рассказами об избиениях, линчеваниях и других жестокостях. Затем молились. По словам одного из рабов, «переговорив о тяготах прошедшей недели, раб забывает все свои страдания, восклицая: «Благодарю Тебя, Господи, что я не буду жить здесь всегда!»»

Быть может, этот вопль тоски и одиночества поможет нам понять не только то, почему о страданиях лучше всего пишется в трудные времена и почему христиане в странах с тоталитарными режимами не удивляются гонениям, но и то, как Церковь укротила смерть. Апостол Павел говорит, что Бог праведен и оскорбляющим «воздаст скорбью», а оскорбляемым — отрадой (2 Фес 1:6–7). Уверенность в таком вселенском правосудии возможна лишь при наличии веры в иной, незримый мир, где жизнь начинается заново и царствует справедливость [78].

Даже светский педагог и публицист Джонатан Козол, поработав с детьми из чикагских трущеб, задумался о жизни после смерти: «Мне хочется думать, что для этих детей будет что–то после нынешней жизни. Будет то, чего им недостает сейчас».

По мнению одних, верить в жизнь грядущую — значит выдавать желаемое за действительное. По мнению других, такая вера — глубина истинного понимания мира.

Грехи. Работая над книгой об Иисусе, я обратил внимание на чуткость, которую проявлял Христос к людям, мучающимся от собственного нравственного несовершенства. Самаритянка с пятью неудачными браками, нечестный сборщик податей, прелюбодейка, отрекшийся ученик — все они получили от Христа не осуждение, казалось бы, вполне заслуженное, а прощение и духовное исцеление.

Мы, христиане, нередко поступаем наоборот. В 2002 году на экраны вышел фильм «Сестры Магдалины». Речь в нем шла об ирландских «магдалинах». Это прозвище они получили от имени Марии Магдалины, персоны весьма примечательной. О ее прошлом Евангелия сообщают лишь один факт: Иисус изгнал из нее семь бесов (Лк 8:2). Однако западная церковная традиция отождествила Марию Магдалину с проституткой, которая волосами головы своей отерла ноги Иисусу (Лк 7:37–50). И когда строгий монашеский орден решил брать на свое попечение девушек, которые забеременели вне брака, созданные орденом приюты стали называть приютами Магдалины.

Фильм был основан на реальных событиях. В 1993 году женский католический орден сестер Доброго Пастыря продал под застройку часть своих земель. На проданном участке было найдено массовое захоронение — сто пятьдесят пять женских тел. Расследование показало: погибшие провели жизнь фактически в рабстве, они гнули спины в прачечных приюта Магдалины. Начался скандал. Журналисты разыскали еще с десяток подобных приютов (последний из них был закрыт в 1996 году), а выжившие делились рассказами об ужасных, почти тюремных условиях. Через приюты прошли тысячи женщин. Некоторые оказались в них всего лишь за слишком откровенную красоту, которую должны были искупать бесплатным трудом и молчанием. Что же касается девушек, ставших матерями, то Католическая Церковь забирала у них внебрачных детей и воспитывала в детских приютах.

Канадская певица Джони Митчелл написала песню о «магдалинах», тогда же прошла широкая кампания, в результате которой были собраны деньги на мемориальную скамью в парке святого Стефана (Дублин). Зная историю «магдалин», я решил, что, когда буду в Ирландии, обязательно взгляну на эту скамью. И вот серым, сырым и ветреным сентябрьским днем я оказался в Дублине. Я расспрашивал о мемориале полицейского и паркового гида, но они недоуменно разводили руками: «Простите, не знаем». Наконец, гид предложил поискать в той части парка, которая отведена под монументы.

Мы с женой обследовали бронзовые статуи и красивые фонтаны, посвященные в основном борьбе за независимость Ирландии. Лишь по случайности натолкнулись мы на скромную скамью у магнолии. На ней устроилась парочка геев, но на спинке скамьи за ними можно было разглядеть табличку. На табличке были выгравированы женские головы и надпись:

Женщинам, работавшим в прачечных

приютов Магдалины,

И детям, ими рожденным, —

Задумайтесь об их жизни.

Уходя прочь, я думал не только об их жизни, но и о том, что Церковь подчас предает евангельский дух. Иисус не унижал грешников. Он сделал самаритянку первой миссионеркой. Он вступился за женщину, которая умастила Его стопы дорогими благовониями: «Она сделала, что могла… Истинно говорю вам: где ни будет проповедовано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала» (Мк 14:8–9). Он простил Петру предательство, поставил его старшим над общиной. Марию Магдалину, некогда одержимую семью бесами, Иисус сделал первой свидетельницей Своего воскресения, — свидетельницей, в словах которой Его ученики поначалу усомнились.

Размышлял я и об удивительном даре, пришедшем из невидимого мира, — о даре Божьей милости. И милость эта показывает: ни одна из наших ошибок не лишит нас Божьей любви. Избавление и очищение доступны каждому человеку. Мы живем в мире, в котором о людях судят по их поведению и требуют от преступников и должников расплатиться за содеянное. Как видно из истории «магдалин», прощать грешников трудно даже Церкви.

Милость иррациональна, несправедлива, нечестна и имеет смысл лишь в том случае, если мы верим в иной мир, которым владеет всемилостивый Бог, всегда дающий еще одну возможность. Христианский гимн «Удивительная благодать», один из немногих гимнов, ставших широко любимыми в народе, обещает: Бог судит людей, не исходя из их прошлого, а исходя из их будущего. Ему важно не то, кем они были, а то, кем могут стать. Джон Ньютон, в прошлом грубый и грязный работорговец, написал этот гимн после того, как его самого преобразила удивительная благодать Бога.

Когда мир видит действие милости, он умолкает. Урок милости преподал нам и Нельсон Мандела: освободившись из тюрьмы, где он провел двадцать семь лет, и будучи избранным президентом ЮАР, он пригласил своего тюремщика присутствовать на инаугурации. Тюремщик стоял рядом с ним. Затем Мандела назначил архиепископа Десмонда Туту главой официальной правительственной Комиссии по установлению истины и примирению в Южной Африке. Мандела отказался от естественной человеческой реакции — от мести, которая охватывала многие страны, где к власти приходили угнетенная некогда раса или племя.

В следующие два с половиной года Комиссия выявила многочисленные жестокости и злоупотребления. Однако она следовала правилу: если белый полицейский или армейский офицер добровольно выслушивал обвинителей, признавал свои преступления и свою вину, его не судили и не наказывали. Сторонники твердой линии жаловались: разве справедливо отпускать преступников на свободу? Однако Мандела был убежден, что исцеление необходимо стране больше, чем справедливость.

На одном из слушаний полицейский по имени Ван де Брук рассказал, как вместе с другими офицерами застрелил восьмилетнего мальчика. Чтобы скрыть преступление, убийцы сожгли тело, поджарив его, как барана, на костре. Спустя восемь лет Ван де Брук явился в тот же самый дом и схватил отца мальчика. Жену заставили смотреть, как полицейские привязали ее мужа к поленнице дров, облили бензином и подожгли.

Когда старушке, потерявшей сына и мужа, предоставили слово, в зале суда воцарилось молчание. «Чего вы хотите от господина Ван де Брука?» — спросил судья. Она ответила, что хочет, чтобы Ван де Брук отправился на место, где было сожжено тело мужа и собрал прах. Тогда она сможет достойно похоронить мужа. Опустив голову, полицейский кивнул в знак согласия.

Женщина продолжала: «Господин Ван де Брук отнял у меня семью, а у меня осталось еще много любви. Я бы хотела, чтобы он приходил раза два в месяц в гетто и проводил со мной день. Я была бы ему матерью. И еще я хочу, чтобы господин Ван де Брук знал: Господь прощает его, и я тоже прощаю. Я бы хотела обнять его, чтобы он знал: я действительно прощаю».

Она двинулась к свидетельскому месту, а в зале тихо запели «Удивительную благодать». Но Ван де Брук не слышал гимна. От потрясения он потерял сознание.

В тот день справедливость в Южной Африке восстановлена не была. Не восторжествовала она и в другие месяцы работы комиссии. Однако происходило нечто большее. «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром», — сказал апостол Павел (Рим 12:21). Нельсон Мандела и Десмонд Туту понимали: если содеяно зло, то победить его можно лишь одним способом. Месть лелеет зло. Правосудие его наказывает. Но преодолеть зло можно лишь тогда, когда пострадавшая сторона, приняв его, откажется от возмездия. Так действует и благодать, пришедшая из иного мира. И это Своей жизнью и смертью показал Иисус.

«Ничто возможное не в силах нас спасти:

Мы, обреченные на смерть, требуем чуда».

Уистан Хью Оден