II. Знаки беспорядка

Не мы одни осквернены, не дом наш один,

и не город один наш,

Весь мир прогнил.

Т.С. Элиот. «Убийство в соборе» [34]

6. Нарушенный порядок

Выдуманное зло романтично, разнообразно. Реальное зло мрачно, монотонно, пустынно, скучно. Выдуманное добро скучно, реальное добро — всегда новое, чудесное, упоительное.

Симона Вейль. «Тяжесть и благодать» [35]

Мы живем, не находя времени подумать о душе, беспрерывно делаем свои многочисленные дела… А где–то на горизонте, как отдаленный гром в летнем небе, звучат очень непростые вопросы: если этот мир — Божий, почему в нем такой беспорядок? Почему Божьему замыслу в отношении благих вещей (вроде секса) следуют столь немногие люди? И почему мы должны быть внимательными, активно искать Бога? Почему мы улавливаем лишь отголоски мира иного? Почему до нас доходят лишь неясные слухи о нем, но нет надежных доказательств его существования?

Одним словом, если иной мир существует, почему он не дает о себе знать более явственно? Очень уж велик разрыв между идеальным миром, который христиане называют Царством Божьим, и миром, в котором мы живем. Мы стоим на краю обрыва в сплошном тумане и пытаемся разглядеть, что за ним скрывается. Некоторые энтузиасты машут руками, показывают вперед, будто что–то видят, но перед глазами у остальных — лишь густая молочная мгла.

Христиане объясняют этот разрыв «одним коротким словом, одним плоским, убийственным словечком, которое покрывает целую жизнь» [36].

По причинам, о которых речь будет впереди, что–то во мне восстает против слова грех. Но разве можно сомневаться в том, что в мироздании произошел некий слом, космический аналог психологического слома у человека? Мы утратили чувство смысла, и жизнь наша никак не складывается в единое целое. Словно злая хроническая болезнь не позволяет нам установить правильные взаимоотношения с творением, друг с другом и с Богом.

Мы наделены интуицией. Она подсказывает нам, каким должен быть мир, и каким — не должен. Откуда взялось это внутреннее знание?

После авиакатастрофы эксперты собирают все фрагменты самолета, изучают оплавленные груды металла, пытаясь понять, почему машина перестала соответствовать своему назначению. Что–то пошло не так, внесло хаос в упорядоченную систему. Сходным образом, первоначальный замысел о мире был нарушен появлением в нем зла.

Книга Бытия немногими широкими мазками рисует великолепную картину: почти полное отсутствие правил и ограничений, изобилие радости и творческой деятельности, никакого стыда и позора. В Эдеме отсутствовали отчаяние, засуха, болезни, смерть, конфликты, войны — все проклятия человеческой истории. Джон Мильтон дерзновенно попытался описать сцены райской жизни: нагая Ева подает Адаму амброзию и нектар, и «…вожделенье чуждо их сердцам и ревность…» [37]. Впрочем, большинство критиков полагают, что падшее состояние, столь хорошо знакомое нам, читателям Мильтона, поэт описал более удачно.

Ветхозаветные пророки предрекали возвращение в рай — во времена, когда старики будут мирно наблюдать за играющими детьми, когда виноградники станут давать изобильные урожаи, а реки будут исполнены чистыми водами, когда плотоядные и травоядные заживут рядом, а между людьми воцарится мир. Одним словом, все будет совершенно иначе, чем происходит на земле пророков сейчас. Современные иудеи до сих пор приветствуют друг друга тем кратким словом, которым пророки описывали грядущее блаженство: «Шалом!» («Мир!»). Оно напоминает, сколь далеки мы еще от обретения рая…

Когда я ясным летним днем иду через цветущий колорадский луг, над которым высятся заснеженные горные пики, когда часами секретничаю со старым другом, когда добавляю финальные штрихи к многомесячному или многолетнему проекту, во мне всплывают памятования о Божием мире.

А когда в новостях в очередной раз рассказывают о человеческой жестокости и войнах или когда я сталкиваюсь лицом к лицу со своим собственным упрямым эгоизмом, я чувствую настороженность: что–то не так. Как сказал Льюис Смедз, «путь христианина всегда лежит между радостью о дарах творения и скорбью об искажениях, внесенных грехом».

Согласно Книге Бытия, в раю произошла катастрофа. Адам и Ева посягнули слишком на многое, вместо того чтобы следовать заповеди Божьей, стали сами устанавливать для себя правила. Они вкусили от древа познания добра и зла, и с тех пор зло вошло в повседневную жизнь человечества, а добро стало предметом нашего каждодневного стремления. Христиане верят, что грех (пожалуй, самая «естественная» из всех форм человеческого поведения) совершенно неестественен с Божьей точки зрения, что он — диаметральная противоположность замыслу Бога о нашей планете.

Я нашел в интернете сайт, http://www.notproud.com/, на котором посетители оставляют анонимные записи о своих грехах. Только послушайте эти голоса печали и сожаления:

• Мне хочется врезать каждому из моих коллег. Избить и отнять их зарплаты, их должности. Если бы я мог отобрать доходы у своих конкурентов, я бы так и поступил. Если бы я мог ударить вас по лицу и, не глядя вам в глаза, украсть ваш бумажник, я бы это сделал.

• Праздность: надо работать, а я занимаюсь вот этим.

• Когда моего отца упрятали в психушку после попытки самоубийства, я не стал его навещать: хотел поквитаться.

• Я учусь в колледже. Деньги уходят на наркотики, выпивку, развлечения, еду. Я плохой, я это знаю. Но остановиться так сложно…

• Я жалею, что не богат. Я бы хотел покупать вещи, которые мне не нужны. Когда есть деньги, их можно промотать.

• Хочу крутой ноутбук, крутой мобильник, «мерседес» и по две бутылки пива каждый день. И еще миллион баксов на счету. Вот и все, что мне надо.

• Я вру о том, чем занимаюсь. Хочу скрыть, что моя жизнь — бессмысленная череда неинтересных событий и неинтересных людей. Вообще вру, чтобы восполнить пустоту души… или скрыть то обстоятельство, что у меня ее нет.

Грех толкает на подмену реальности подделкой, устойчивого блага — преходящим удовольствием. Мы идем на поводу у наших желаний, а они оказываются хаотичными и неутолимыми. Томас Мертон однажды написал о собственной дисгармонии: «Чувство отверженности мучает меня изнутри как геморрой — всегда одна и та же рана, будь то ощущение греха или одиночества, или собственной неадекватности, или духовной опустошенности — все одно и то же, воспринимается как одна и та же боль».

Книга Мортона Ханта «Космос внутри» посвящена границам искусственного разума. Когнитивная психология, объясняет он, констатирует неугомонность человеческого ума, непрестанную необходимость что–то делать со своими мыслями и ставить перед собой все новые задачи. Быть человеком — значит постоянно стремиться к большему, как делали это Адам и Ева. «Напротив, компьютер — система пассивная: задачи и мощность, необходимая для их достижения, определяются разработчиком. Сам по себе компьютер ничего делать не будет, ему нужны указания. Мы же совершенно другие: нам нужны новые цели, и, чтобы их достичь, мы бросаемся решать проблемы, с которыми прежде не сталкивались. Мы не останавливаемся на достигнутом».

Исследователи искусственного разума сомневаются, что возможно создать компьютер, обладающий такой же неугомонностью и любознательностью. Можно, конечно, сделать программу, исследующую новые проблемы и прокладывающую новые пути, но она будет это делать потому, что так пожелал человек, а не она сама. У компьютеров вообще нет желаний. Хант заключает: «Быть может, основная разница между искусственным и человеческим разумом как раз и состоит в том, что нам не все равно, чем мы занимаемся. Решаем ли новую задачу, открываем ли неизвестный факт, путешествуем ли по незнакомым местам, читаем ли новую книгу — нам от этого хорошо. Поэтому, собственно, мы и делаем все эти дела». Быть может, говорит Хант, причина посредственности музыка или стихов, сочиненных компьютером, и кроется именно в том, что от собственного творения он не испытывает ни положительных, ни отрицательных чувств. У людей все иначе.

Сложности, стоящие перед программистами, проливают свет на сотворение человека. Бог мог бы сделать человеческий мозг похожими на процессор компьютера, исключив всякую неугомонность. В конце концов, у животных одна цель: выживание — и никакой рефлексии, поисков чего–то большего и прочих душевных мук. И они вроде бы не жалуются. Но когда Бог создавал человека по Своему образу и подобию, он вложил в него любознательность, желание и беспокойство, прекрасно сознавая, что эти дары способны толкнуть человека на ложный путь.

Свобода — отражение образа Божьего и величайший дар человечеству. Но он может обратиться в проклятье, если мы, подобно Адаму и Еве, нарушим законы творения. Наполеон говорил: «Я не такой, как все люди. Законы смертных и обычай — не для меня». Кто из нас иногда не рассуждает подобным образом?

Не всем нравится, что Бог дал людям такую свободу. Почему Создатель не установил жесткие границы? Например, такую: если кто–то, подобно Адольфу Гитлеру, переходит определенную черту, он сразу гибнет? И вообще, почему было не создать существа, которые всегда выбирают добро, а не зло, и тогда мир смог бы сочетать в себе полную свободу и совершенную благость? [38]

Думаю, это неверно. Большинство известных мне фантастических фильмов строятся вокруг одного и того же сюжета. Люди (слабые, грешные, страстные, опасно «свободные») встречают пришельцев, которые на первый взгляд превосходят их: вулканцы из «Звездного пути», чудесный «Звездный человек», мудрейший Йода, агенты из «Матрицы». И все же в финале мир спасают люди, а не инопланетяне.

Во многих таких фильмах «высшие» существа начинают ощущать странное влечение к человеческим качествам. Даже Супермен влюбляется. Как явствует из многих сюжетов, нам, при всех наших проблемах, дороги наша человечность и наша свобода. (Христианам, которые верят в Иисуса Христа и Боговоплощение, известно, что человеческую природу ценит и Сам Бог.)

В сатирическом рассказе «Беспроводной волшебник» Карен Мейнс описывает новое электронное приспособление, которое крепится к руке человека. Это своего рода детектор лжи, только более чуткий. Каждый раз, когда человеку приходит на ум что–то недоброе, машинка гудит. Журнал, напечатавший рассказ, не оговорил, что это вымысел, и редакция вскоре получила письмо от школьной учительницы: где, мол, можно купить такое чудо техники? Учительница хотела опробовать его на ребятах. Она не поняла морали рассказа: Бог уважает нашу свободу и не посягает на нее, не ставит на нас «датчиков».

По–видимому, бывало иначе. Вспомним Ветхий Завет. Пророк Илия низвел небесный огонь на солдат, пришедших его арестовывать (4 Цар 1). Были поражены проказой согрешившие пред Господом царь (2 Пар 26) и слуга (4 Цар 5). Рука царя Иеровоама, которую он простер, чтобы сотворить зло, одеревенела (3 Цар 13). Этих людей постигло немедленное возмездие за прегрешения.

Я вырос на этих рассказах, и они во многом сформировали тот образ Бога, который был у меня в молодости. Сейчас я воспринимаю их иначе: какой контраст со Христом! Иисус отказался низводить огонь на город, отказавший Ему в гостеприимстве. Он никого не поражал проказой, а только исцелял прокаженных. Когда враги подняли на Него оружие, Он не стал сражаться, и даже приживил ухо первосвященническому рабу, отсеченное ревностным учеником. Я могу заключить, что Бог по милосердию Своему решил вести Себя со вздорным человечеством иначе, чем прежде. Бог мягок и насилия не совершает.

Однажды Христос трапезничал с отпетыми грешниками, в чем Его не замедлили упрекнуть ревнители благочестия. Он ответил: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк 2:17). Вчитываясь в эти строки, я думаю: да, в свое время я в полной мере услышал суровые рассказы Ветхого Завета (грешников ждет возмездие), но как же я умудрился упустить весть Великого Целителя? Как я не обратил внимания на то, что в Новом Завете суд сменился на милость?!

Точки над «и» расставляет знаменитая притча о блудном сыне (Лк 15:11–32). Блудный сын по любым меркам вел себя безобразно: промотал наследство с проститутками. Однако когда он вернулся к отцу, то не услышал ни слова упрека. Отец сказал: Сын мой «был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк 15:32).

В китайской опере артисты наносят на лица густой слой грима: у положительных пресонажей грим одного цвета, а у злодеев — другого. В отличие от китайских зрителей, мы не можем отличить хороших людей от плохих по цвету лица. Средневековые святые говорили о зловонии дьявола, но зло чаще появляется в облике благоухающего доброжелателя.

Понятно, что есть явные злодеи: террористы–смертники, священники–педофилы, наркоторговцы. Однако зло редко являет себя открыто. Вспомним семь смертных грехов — перечень, создававшийся веками нравственной рефлексии. Современный мир столь сильно отошел от первоначального замысла, что наши представления о добре и зле оказались перевернутыми.

Во всяком случае, в Соединенных Штатах семь смертных грехов превратились в семь добродетелей…

Гордыня. В музыке, спорте и бизнесе мы славим победителей. Гордецы стяжают известность. На Олимпийских играх мы награждаем медалями чемпионов, а в наши книги по менеджменту в качестве образца для подражания предлагают Макиавелли и гунна Аттилу.

Зависть. Принцип рекламы — возбудить в коллегах и соседях чувство зависти: мне завидно, что у соседа есть какое–нибудь электронное чудо, а у меня такого нет.

Гнев. Не держите в себе гнев, выражайте его, советуют психологи. Групповая психотерапия, теледебаты, политические дебаты, шоу, городские собрания предоставляют для этого широкие возможности.

Алчность, Экономическая система нации, да и всего мира, основана на постоянной неудовлетворенности, которая мотивирует каждого потребителя без передышки желать все большего.

Праздность. Найдите остров с пляжем, пораньше выйдите на пенсию, отдыхайте, расслабляйтесь — это существенная часть «американской мечты».

Обжорство. «Большая порция колы», «Супербольшая порция колы», «Двойная большая порция колы»; «картофель–фри», «большой картофель–фри» — возможности с каждым годом увеличиваются, как увеличиваются и наши талии. Сегодня 64% американцев страдают от лишнего веса, а половина этого числа — ожирением.

Похоть. В современной Америке похоть вездесуща: от болельщиц в лайкре до танцующих девиц на Эм–Ти–Ви. В интернете это самая прибыльная индустрия.

Грех в современном мире закамуфлирован. Слишком поздно мы осознаем, что он закрывает путь к полноте и миру, «шалому». Мы не замечаем те скрытые опасности, из–за которых в старину люди считали эти грехи смертными. Смертные грехи уничтожают и меня самого, вносят в мою жизнь хаос. Гордыня — своего рода болезненное, неутолимое пристрастие, заставляющее холить и лелеять свое эгоистичное «я». Алчность принуждает переключать внимание с людей на вещи. Похоть разрушает подлинное общение: эта страсть направляет человека туда, где в конечном итоге он не найдет ни радости, ни удовлетворения. Бог хочет меня освободить, а зло — поработить.

Один мой друг, иудаист, назвал список семи смертных грехов неудовлетворительным: он показался ему слишком уж субъективным, он увидел в нем продукт сугубо монашеской рефлексии. Иудаизм, по его словам, обличает прежде всего грехи внешние: угнетение бедняков, несправедливость и расизм.

Поначалу я с ним согласился: есть грехи и похуже, которые в списке не упомянуты. Ведь я вырос среди христиан, которые уделяли массу внимания личному благочестию, но палец о палец не ударяли, чтобы изменить законы о расовой сегрегации в южных штатах или помочь нищим. (Да и наши предки не позволяли рабовладению вывести их из духовного равновесия.) Я знаю христиан, которых факт существования пленок, документирующих разговоры Никсона («уотергейтский скандал»), возмущает больше, чем зафиксированное в них преступление.

Однако, поразмыслив, я понял мудрость монахов: корни греха таятся в человеческом сердце и уже оттуда прорастают в мир внешний. Алчность заставляет директоров корпораций выплачивать самим себе большие бонусы, в то время как их корпорации движутся к банкротству. Алчность заставляет политиков делать налоговые послабления богачам и отказывать в помощи беднякам. Гордыня создает чувство превосходства: другие расы, нации, классы и вообще другие люди кажутся низшими. Это видно на примере кастовой системы в Индии, апартеида в ЮАР и расизма в США. Гнев в сочетании с властью заставляет диктаторов расправляться со своими собственными гражданами или отдавать приказы террористам, взрывающим дома. Похоть ведет к сексуальной работорговле детьми в юго–восточной Азии.

Грешники создают греховные структуры, которые начинают жить своей жизнью. Противление Богу наложило свой отпечаток на каждый человеческий институт на планете: на правительство, семью, церковь. Можно сказать, что общественная структура или группа людей более склонны ко злу, чем отдельно взятый человек. И, соответственно, менее склонны к добру.

В 1943 году рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер говорил:

«Меня нисколько не интересует, что случится с русским или с чехом… Живут другие народы в благоденствии или подыхают от голода — это интересует меня лишь в той мере, в какой их рабский труд требуется моей стране. В ином смысле меня их судьбы не интересуют. Интересно ли мне, сдохнут от работы или нет десять тысяч русских баб, копающих противотанковый ров? Нет. Мне важно лишь, нужен Германии этот ров или нет» [39].

Я назвал желание благом и отголоском иного мира, который указывает на существование Всевышнего. Однако как минимум четыре из семи смертных грехов (алчность, зависть, похоть, обжорство) показывают, что получается, когда желание направлено в неверное русло. Христос отдельно выделял грех алчности.

«Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения», — сказал Он (Лк 12:15). И рассказал притчу о богаче (Лк 12:16–20), который выстроил большие амбары для зерна, да так и умер, не оставив после себя на земле ничего, кроме этих амбаров. Иисуса волновала темная сила жадности: разговору о деньгах и связанных с ними опасностях посвящена шестая часть Его высказываний. Как видно из примера с богачом, богатство дает лишь кратковременное удовлетворение, затмевающее подлинный смысл жизни.

Алчность заставляла Саддама Хусейна тратить миллиарды долларов на роскошные дворцы, а тысячи детей в его стране умирали от голода. Из алчности он приказал поджечь сотни нефтяных месторождений в Кувейте, когда понял, что они ему не достанутся. Алчность толкнула руководство «Энрона» на кражу активов собственной компании: руководители получили бонусы в размере 745 миллиардов долларов, а безработным сотрудникам положили выплаты в 13 500 долларов.

В фильме «Уолл–стрит» (1985) герой Майкла Дугласа говорит: «Алчность — это хорошо, алчность – это правильно… алчность дает многое». В потребительском обществе США и Европы экономикой движет алчность. Мы хотим иметь все больше и больше, а реклама играет на наших страхах, пугая, что мы чего–нибудь недополучим. Честертон был прав, когда сказал: «Существуют два способа получить достаточно: иметь все больше и больше, и хотеть меньшего».

Алчными бывают не только богачи. Видный богослов и писатель Лэнгдон Гилки опубликовал книгу «Лагерь в Шаньдуне», повествующую о японском лагере для интернированных времен Второй мировой войны.

Еды было очень мало. Каждый узник получал в день 1 200 калорий: шесть кусочков хлеба, кипяченую воду и миску похлебки. Пленные теряли вес и недоедали. Они ни о чем не мечтали так, как о пище.

И вот однажды прибыл груз от американского Красного Креста: двести посылок, по одной на каждого американского пленного. Американцы почувствовали себя королями. Каждая посылка весила двадцать три килограмма. В ней было полкило молочного порошка, четыре пачки масла, три упаковки консервированного колбасного фарша «Спам», по полкило сыра, шоколада и сахара, а также кофе, повидло, банка лосося, сушеный чернослив и изюм.

Гилки вспоминает: «После скудного и унылого пайка, фактически состоящего лишь из нескольких ломтиков хлеба, пайка, в котором почти не было мяса, масла и сахара, эти двадцать три килограмма богатой, калорийной и вкусной пищи казались манной небесной». Кроме того, в посылках была одежда, причем даже сверх необходимого. Узники делились пищей и одеждой с людьми других национальностей.

Полгода спустя с едой опять начались перебои, да и условия содержания становились все хуже. Настроение пленников падало. Однако после Рождества у ворот появился караван осликов. Поначалу он казался чудесным миражом — новые посылки от Красного Креста, да еще в таком количестве! Японский комендант произвел подсчеты: 1 550 посылок. Он решил дать по одной посылке каждому из 1 450 пленных, а двумстам американцам дополнительно по полпосылки. В лагере воцарились радость и возбуждение: настоящее, всамделишнее Рождество!

Однако на следующее утро всех ожидало разочарование: посылок не будет. Небольшая группа американцев заявила протест: посылки от американского Красного Креста предназначаются только им. Иными словами, они требовали по 7,5 посылок на каждого американца, а остальным, по их мнению, продукты не полагались. Возмущенный комендант подал протест в Токио. На протяжении десяти дней Гилки и другим американцам приходилось выносить враждебность остальных пленных.

Гилки пишет:

«Сообщество, в котором люди давно забыли, кто из них американец, кто британец, кто белый, а кто негр, кто еврей, парс или индиец, внезапно распалось на враждующие группировки. По иронии судьбы чудный рождественский подарок принес на землю не мир, а нечто диаметрально противоположное. В центре лагеря лежала гора нераспечатанных посылок, а вокруг них бурлили потоки раздоров и злобы.

И впервые за всю жизнь мне было стыдно, что я американец».

Не отличавшиеся справедливостью японские власти, в данном случае оказались гуманнее американских узников. Из Токио пришло распоряжение выдать каждому по посылке, а лишние посылки передать в другие лагеря.

Из этой и ей подобных историй Гилки вынес тяжелый урок. До лагеря он был идеалистом. Но два с половиной года плена, проведенные среди миссионеров, священников, учителей и бизнесменов, в корне изменили его взгляды. Он увидел темную сторону человека, его эгоизм. А самое главное — понял, каковы последствия такого незамысловатого греха как алчность.

Корни алчности, как и любого греха, в изначальном нарушении миропорядка. Мы, люди, получили трудный дар свободы, а потому всегда способны ей злоупотребить. Мы стяжаем, обрекая других на голод. Мы развязываем войны, обрекая других на смерть. Планета содрогается от наших попыток утвердиться в качестве центра вселенной, изгнав оттуда Бога.

«Если пытаешься обрести счастье, стяжая восхищение мужчин, любовь женщин, тепло выпивки, всю полноту плотского наслаждения, сокровища и драгоценности, то это вскоре отвратит тебя от любви Божией: люди, выпивка, похоть и жадность станут важнее Бога, затмят Его свет.., И станешь несчастным, испуганным, сердитым, озлобленным, нетерпимым, нетерпеливым, неспокойным, не сможешь молиться. Таково тяжкое бремя греха. Ему следует предпочесть легкое и благое бремя Христово».

Томас Мертон