Раздел 3. Может ли грех находиться в чувственности?

С третьим, дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в чувственности не может быть никакого греха. В самом деле, грех присущ [именно] человеку, которого за его действия хвалят или обвиняют. Но чувственность обща нам и неразумным животным. Следовательно, в чувственности не может быть никакого греха.

Возражение 2. Далее, как говорит Августин, «никто не грешит в том, чего нельзя избежать»-. Но человек не может воспрепятствовать движению чувственности быть неупорядоченным, поскольку, по словам Августина, «чувственности в этой смертной жизни всегда сопутствует порча, по каковой причине она и представлена в образе змея»-. Следовательно, неупорядоченное движение чувственности не является грехом.

Возражение 3. То, чего человек не делает сам, не может вменяться ему как грех. Но, как указывает Философ, «кажется, что мы совершаем поступки сами, когда совершаем их при участии суждения разума»-. Следовательно, движение чувственности, которое происходит без суждения разума, не может вменяться человеку как грех.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Доброго, которого хочу, не делаю — а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:19), каковые слова, по мнению Августина, относятся к злу вожделения, которое очевидно является движением чувственности. Следовательно, грех может находиться в чувственности.

Отвечаю: как уже было сказано (2), грех обнаруживается в любой способности, акт которой может быть произвольным и неупорядоченным, в чем [собственно] и состоит природа греха. Но очевидно, что акт чувственности, или чувственного желания, по природе склонен быть движимым волей, из чего следует, что грех может находиться в чувственности.

Ответ на возражение 1. Хотя некоторые из способностей чувственной части общи нам и неразумным животным, тем не менее, в нас они обладают некоторым превосходством, поскольку соединены с разумом. Так, мы превосходим других животных в чувственной части постольку поскольку мы, как было показано в первой части (78, 4), наделены способностями размышления и припоминания. И точно так же наше чувственное желание превосходит таковое других животных в силу некоторого превосходства, состоящего в естественной способности повиноваться разуму, и в этом отношении оно может являться началом произвольного акта и, следовательно, субъектом греха.

Ответ на возражение 2. Неизбывно сопутствующую чувственности порчу должно понимать как относящуюся к той «порче», которая никогда полностью не исчезнет из этой жизни, поскольку хотя пятно первородного греха смыто, следствия остались. Однако эта зараза «порчи» не препятствует человеку в том, чтобы он использовал свою разумную волю для сдерживания предвосхищаемых им частных неупорядоченных движений, например, путем обращения своих помыслов на другие вещи. Тем не менее, даже тогда, когда он обращает свои помыслы на что-то еще, неупорядоченное движение может возникать и в отношении этого. Так, когда человек, желая избежать движений вожделения, отвращает свои помыслы от чувственных удовольствий и обращается к научным изысканиям, порой возникает непредумышленное движение тщеславия. Следовательно, в силу вышеупомянутой порчи человек не способен предотвратить все подобные движения разом, но с точки зрения произвольности греха будет достаточно и того, если он окажется способным предотвратить каждое из них по отдельности.

Ответ на возражение 3. Человек не делает сам того, что он делает без суждения разума,

совершенно, поскольку в этом [действии] не принимает участия главная часть человека. Таким образом, этот акт не является человеческим совершенно и, следовательно, он не может являться совершенным актом добродетели или греха, но — только чем-то несовершенным того же вида. Поэтому такое опережающее разум движение чувственности порождает простительный грех, который тоже является чем-то несовершенным в роде греха.