10. Апокалиптика

Многим апокалиптическая литература представляется одной из самых захватывающих и в то же время самых непостижимых разделов Писания. Изучая книгу пророка Даниила и Откровение, читатель мысленно переносится в сказочный мир мифов и чудовищ, схожий с фантастической панорамой из романов Толкиена. Нереальность символов и быстрая смена мистических эпизодов окончательно сбивают читателя с толку. В то же время текст изображает войну на небе и на земле, между добром и злом, между детьми Божьими и силами сатаны. Читатель колеблется между буквальным и символическим, не зная точно, как подходить к подобным работам. Но стоит нам, разгадать образы саранчи и демонических полчищ, многорогих козлов и ужасающих зверей, и мы признаем в апокалиптике увлекательное и глубокое средство представления теологической истины.

Подобно повествованию (шестая глава), апокалиптику можно найти в обоих заветах. В Ветхом Завете она представлена у Даниила и Захарии, а также в видениях Иезекииля (главы 37-39). Отнесем к ней, пожалуй, Исаию 24-27 и нашествие саранчи в книге Иоиля. Среди апокрифов и псевдоэпиграфии отметим 1 Еноха, 2 Еноха, 3 Еноха, Книгу Юбилеев, Успение Моисея, Вознесение Исаии, 2 Варуха, 3 Варуха, 4 Ездры, Псалмы Соломона, Завет Авраама, Апокалипсис Авраама, некоторые разделы Заветов двенадцати патриархов (Левия, Неффалима и, возможно, Иосифа), Жизнь Адама и Евы (Апокалипсис Моисея), Пастыря Ермы, Пророчества Сивиллы (Книги 3-5) и несколько кумранских свитков (такие как Свиток войны 1QM, Ангельская литургия AQ400-7, Завет Амраыа AQ542-8).Новозаветной апокалиптикой можно назвать рассуждение на горе Елеонской (Мк 13 и параллельные места); 1 Кор 15; 2 Фес 2; 2 Пет 3; Иуды и Отк. Этот материал охватывает временной период с седьмого века до н. э. по второй век н. э. Неканоническая литература помогает выбрать правильную позицию, и проверить себя при изучении канонического материла.

Формальные черты и характеристики Термин апокалипсис не употреблялся по отношению к этой категории литературы до его появления в книге Откровения (1.1). Только во втором столетии он стал общепринятым названием этого жанра. Само слово означало «открывать» или обнаруживать ранее сокрытые знания (см. Smith1983:9-20) и, таким образом, как нельзя лучше подходило в качестве термина. Апокалиптике свойственно два аспекта: это одновременно жанр, или род, литературы и набор понятий, употребляемых в текстах, которые относятся к этому жанру. Так, конкретные формальные черты стиля и содержания текстов и общие особенности менталитета, приведшие к написанию этих текстов, целесообразнее, на наш взгляд, рассмотреть отдельно.

Предварительное определение (в основу которого положены определения Роуланда (Rowland), Коллинза (Collins) и Ауни (Aune)) объединяет в себе эти черты и дает общее представление об апокалиптическом жанре:

Апокалиптика предполагает открытие и передачу небесных тайн через потустороннее существо провидцу, преподносящему видения в повествовательной форме; видения переносят читателя в трансцендентную реальность, которая по значимости превосходит текущую ситуацию и побуждает читателя продолжать борьбу в испытаниях. Видения перевертывают обычный опыт, делая небесные тайны реальным миром и изображая нынешний кризис временной, иллюзорной ситуацией. Это достигается благодаря тому, что Бог преобразует этот мир для верных (см. Hanson 1983:25-26).

1. Формальные черты. Среди ученых ведутся жаркие споры по поводу формальных черт апокалиптического жанра. Сандерс подводит их итоги: (1) многие из этих черт (символы, циклы) встречаются так-

14 Ауии (Aune 1986:86-87) предлагает три аспекта: форму, содержание и функцию. Все они, однако, больше относятся к жанроным или формальным чертам.

же в неапокалиптических работах; (2) многие из так называемых апокалипсисов не содержат большую часть этих черт; (3) многие перечни упускают другие элементы, широко распространенные в апокалиптических работах (Sanders 1983:447-59). Современные ученые преодолевают эту трудность двумя способами: во-первых, разграничивая понятия «жанра» (рассматривающего произведение как единое целое) и «формы» (рассматривающей небольшие части произведения); и, во-вторых, различая апокалиптицизм (социологическую обстановку в основе движения), апокалиптическую эсхатологию (лейтмотив этого движения) и апокалипсис (литературный жанр).

Среди этих способов особенно важно разграничение формы и жанра Немногие из перечисленных работ являются полностью апокалиптическими. Большие разделы таких библейских работ, как книга Даниила и Захарии, пророческие. То же самое можно сказать и о межзаветной литературе, например, о 1 Еноха (главы 91-104 не пророческие) и Книге Юбилеев (в ней общее рассуждение переплетается с апокалиптикой). Откровение содержит послания к семи церквям (главы 2-3), написанные обычным эпистолярным стилем, и Лэдд называет ее «пророческо-апокалиптической» по своему характеру (Ladd 1957:192-200).

Без труда можно доказать, что существует почти столько же вариантов апокалиптического стиля, сколько и самих апокалиптических работ. Но это и не удивительно. Данная проблема отмечалась в рассмотрении практически всех жанров, и, как мы успели убедиться, это не самое большое препятствие в жанровых категориях (см. Osbornel983). Поэтому я подробнее остановлюсь на «форме» и отмечу, что апокалиптический «жанр» основан на объединении формальных категорий в небольшие компоненты внутри большего целого. Понятия чистый жанр не существует, и попытки Сандерса и других ученых обосновать его обречены на неудачу.

Например, Сандерс отстаивает «сущностное» определение, отображающее «наиболее яркую черту еврейской апокалиптики», которой, на его взгляд, является «откровение, обещающее обращение и восстановление» (Sanders 1983:456-58). Остальные элемента, такие как трансцендентность и псевдонимность, но его мнению, также преобладают во всех типах литературы. Однако обетование о восстановлении — это также богооткровенная черта пророческой литературы. Это еще раз говорит о том, что чистого жанра не существует и распознать апокалиптику можно по совокупности характерных черт, а не по отдельным чертам, свойственным одному этому жанру.

а. Передача в форме откровения — пожалуй, наиболее типичная черта. В прошлом не раз отмечалось, что пророчество характеризуется прямым слушанием, а апокалиптика — передачей истин через видение или сон. Это в общем-то верно, но так происходит не во всех случаях. Отрывок Зах 1-6 представляет собой ряд видений, но 9- 14 содержит серию пророчеств (см. также Ис 24-27; Иоил 1-2). Призывы Исаии (гл. 6) и Иезекииля (гл. 2) осуществлялись в форме видений и обнаруживали явно апокалиптические элементы (сравните с 1 Еноха 15), равно как и отрывок Ам 7 о нашествии саранчи (сравните с Иоил 1-2, без видения). Но при всем при том ситуация передачи откровения характерна почти для всех апокалиптических работ, включая межзаветные. Исключение составляют такие отрывки Нового Завета, как рассуждение на горе Елеонской (Мк 13 и параллельные места) и эпистолярный материал (2 Фес 2; 2 Пет 3), хотя их принадлежность к апокалиптике не доказана окончательно. Некоторые повествовательные отрывки обнаруживают апокалиптический стиль и тематику. Апокалипсис же, как таковой, состоит из видений (см. книгу Откровение).

Ошибочно также полагать, что апокалиптическая литература обладала вторичным авторитетом, так как пророки получали послание прямо от Бога, а авторы апокалипсисов имели только видения и, как правило, нуждались в ангеле-толкователе. Данное утверждение упускает из виду тот факт, что и видения, и ангелы посылались Богом и были частью сверхъестественной передачи божественной воли. Словом, видение — это одна из главных особенностей, но само по себе оно не может указывать на апокалинтику.

б. Посредничество ангелов — это важный элемент передачи откровения. Получая видение с целой вереницей символов, автор, понятно, затрудняется истолковать его значение. Нередко ангел проводит для провидца «экскурсию», как, например, в Иез. 40 (размеры храма; сравните с Отк 11.1-2), Зах 1 (четыре рога), Апок. Авраама 10 (ангел Иавель возносит патриарха на небо) или Отк 17 (суд над великою блудницею). Чаще всего ангел истолковывает видение или Например, я не согласен с Моррисом (Morris 1971:35-36) в том, что пророк «стоял в совете Господа» (Иер 23:18), а автор апокалиптики — нет. Во многих видениях автор апокалиптики пребывает в присутствии Бога (как, например, в видении о престоле, Отк 4-5), и его положение в этом смысле практически не отличается от положения пророка.

сон, как в ночных видениях Захарии 1 -6, видениях о четырех зверях и небольшом роге в Дан 7-8, разъяснении небесного Иерусалима в 4 Ездрм 7 или видении о небесных мучениках в Отк 7.

Некоторые позднейшие иудейские труды (например, t Еноха, Книга Юбилеев и Заветы двенадцати патриархов) также упоминают о «небесных скрижалях», секретных книгах, переданных великим мужам прошлого — Еноху, Иакову или Моисею — и теперь раскрытых самому провидцу. На этих скрижалях записан божественный план для грядущих эпох. Он ориентирован на будущее и нацелен на подготовку верных к предстоящим событиям. Как указывает Рассел, божественные откровения даются через видения, посредство ангелов или на «небесных скрижалях» и оглашают долго сокрытые истины, касающиеся прошлого, настоящего и будущего для «последних дней» (Russell 1964:108-9). Это оглашение было доказательством приближения Конца.

в. Циклы рассуждений показывают стилизованную литературную форму апокалиптики (см. Koch 1972:24). Если пророческие письмена сначала были устными посланиями, то апокалиптика была литературой изначально. Автору давалось повеление «записывать» свои видения (сравните с Отк 1.19) и поэтому формальные элементы имели еще большее значение. С одной стороны, эта формальная категория объединяет в себе остальные черты, так как сама форма обычно представляет собой ряд диалогов в видениях между провидцем и ангелом-толкователем или Самим Богом. Часто произносится вступительная формула наподобие «И поднял я глаза мои и увидел» (Дан 7.1; 8.2; Зах 1.18; 2.1; 5.17), сменяющаяся рядом вопросов, задаваемых посредником (Зах4.2; 5.2) или провидцем (Дан 7.16; Зах 1.19; 5.6; Отк 17.6). Кох очень живо описывает страх и смятение провидца: «Получатель вне себя; он падает наземь; его нервное возбуждение доходит порой до потери сознания» (Koch 1972:25; сравните с Дан 10.7-9; 2 Вар 21.26; 4 Ездр5.14; Отк 1.17; 4.2). Затем Бог или ангел рассеивает страхи и объясняет те или иные явления.

Ι·Ί На основании этой категории Коллинз разбивает апокалиптические работы на два типа: те, которые включают «путешествия» в потусторонний мир, и те, которые их не включают (Collins 1979:12-13). В каждой из категорий Коллинз выделяет три подвида: те, ко торые содержат обзор истории и эсхатологического периода; те, которые не содержат такого обзора, но все же предсказывают открытый триумф Бога; и те, которые делают упор на личном, а не коллективном спасении.

Ученые часто недооценивают литературные средства и риторические приемы. Хотя каждая книга, как правило, имеет свою структуру, литературная передача ранее сокрытых истин, призванная убедить читателя в Божьем контроле над историей — типичная структура. Гартман отмечает, как важно анализировать частности в целом послании (Gartman 1983:333-67). Например, появление ангела-по- средника имеет «иллокутивную» функцию (глубинное послание в основе поверхностной структуры), соединяя небеса и землю и делая передачу божественных реалий возможной. Кроме того, некоторое значение имеет последовательность видений. Они связаны друг с другом важными литературными приемами. Книга Откровения — это тщательно продуманная работа с четкой структурой, где каждый новый элемент все яснее раскрывает читателю главный апокалиптический тезис — Божий верховный контроль над историей.

г. Этическое рассуждение часто пояс няет читателю цель видения. Не так давно ученые утверждали, что апокалиптика утратила сегодня свой интерес и страдает недостатком нравоучительности и назидательности. Если пророки предостерегали и осуждали Израиль, то апокалиптика ободряла и поддерживала святых (Morris 1972:58- 61). Хотя такое разграничение в общем-то верно, и в апокалиптике действительно почти нет осуждения святых (но обратите внимание на Завет Вениамина 10.3; Отк 2-3), это утверждение все же не вполне обосновано.

В апокалиптике мы находим постоянные этические послания, хотя и более позитивные, призывающие народ Божий к верности и праведной жизни в свете этих видений (ср. Отк 16.15; 22.7). Чарльз даже называет апокалиптику «этической по своей сути» на том основании, что святые постоянно призывались к осознанию Бога и вере в Того, Кто есть вершитель настоящего и будущего (Charles 1913:2:16). Утверждение Чарльза явно преувеличенно; Рассел более точно замечает, что «эсхатология, а не этика, была их всепоглощающим интересом», но эти два аспекта не разобщены и не являются взаимно исключающими (Russell 1964:101). «Напротив, они понимали моральные запросы Бога … Единой их целью было подчинение Богу и исполнение Его заповедей (ср. Дан 9.10е, 14 и т. д.)». Книга Откровения в целом особо подчеркивает потребность святых быть «побеждающими» (заметьте заключения всех семи посланий), а не «боязливыми» (21.7-8).

д. Эзотерическая символика — самая яркая особенность апокалиптической литературы. Источник этих символов отличается от того, к которому прибегали пророки и другие библейские авторы. Последние брали свои символы и метафоры из эмпирического мира (например, саранча, копи, соль, светильники). Авторы апокалисисов тоже так поступали, но добавляли много символов из мира фантазии и мифов (например, многоголовые звери, драконы, саранча с хвостами, как у скорпионов). Но многие символы, взятые во времена самих авторов, быстро становились условными; животные, например, обозначали людей, знаки небесных тел — сверхъестественные явления, а числа — Божий контроль над историей.

Значение нумерологии особенно поразительно. Во всех апокалиптических трудах преобладают числа три, четыре, семь, десять, двенадцать и семьдесят. В книге Откровения, например, чаще всего встречается число семь и его кратные. Иные числа, кажется, совсем не поддаются пониманию, как, например, мистическое использование 666 в Отк 13.18 (обзор возможных значений см. Mounce 1977:263-65). Мы не узнаем точное значение этого символа, пока не попадем на небо, хотя древним читателям оно, вероятно, было хорошо известно. Лично я склонен думать, что 666 относится к Цезарю Нерону — буквы его имени на еврейском языке, если им присвоить численное значение, дают в сумме 666.

Богатство и разнообразие символов вызывают большую путаницу в толкованиях, о чем мы поговорим в следующем разделе. Бесспорно, многие из древних апокалиптических работ дают толкование. Но есть и такие, в которых оно отсутствует. Возьмем хотя бы книгу Откровения. Она содержит только одно ангельское истолкование (гл. 17). По мере того, как умножаются образы, усиливается и недоумение читателя. Моррис приводит хороший пример:

Так, в 1 Еноха мы читаем о звездах, падающих с неба и становящихся тельцами. Они совокупляются с коровами и порождают слонов, верблюдов и ослов (1 Ен 86.1-4). Далее мы узнаем о белом тельце, который стал человеком (1 Ен 89.1), и о тельцах, произведших на свет таких разнообразных животных, как львы, тигры, волки, белки, грифы и другие (1 Ен 89.10) (Morris 1972:37).

В апокалиптике невозможно что-либо понять, не выяснив прежде происхождение и значение таких символов (см. дальнейшее обсуждение).

е. Изложение истории характерно для многих апокалиптических работ, в которых переплетается прошлое и будущее (например, Книга юбилеев). Некоторые из них сообщают подробности мировой истории, и особенно истории Израиля (Дан 2; 7-12; 1 Ен 85-90; 4 Ездр 11-12; Апок. Авраама 27-28). По словам Роуланда (Rowland 1982:136- 39), данная особенность отличает апокалиптические книги от пророчеств, редко упоминающих исторические факты (например, Иез 20 приводит их только для того, чтобы свести грехи Израиля в хронологическую канву). Цель этого приема — продемонстрировать божественный контроль над всей историей в интересах народа Божьего. Это может быть история прошлого (1 Ен 85-90) или ближайшего будущего (Дан 7-12); все вместе они показывают верховенство Бога. Ссылаясь на Божий контроль в прошлом, Израиль и церковь призываются доверять Ему и в настоящем. Тот самый Бог, Который был вершителем истории прошлого, вершит историю настоящего и будущего. Ничто не происходит без Божьего предвидения и согласия. Бог доказал это в прошлом и не раз докажет в будущем.

Это изложение часто предлагает свой способ времяисчисления. Книга юбилеев, например, подразделяет историю на «юбилеи» — временные периоды по сорок девять лет в каждом, перенося читателя от сотворения к Пасхе и исходу из Египта. Все это представлено в виде прямого Божьего откровения Моисею. Апокалипсис Недель в 1 Ен 91.12-17 и 93.1-10 делит историю на семь прошлых «недель», или периодов, и три будущих «недели», обнаруживая очевидное сходство с семьюдесятью «неделями»* в Дан 9:24-27. В 1 Еноха седьмая неделя характеризуется отступничеством, меж тем как у Даниила «мерзостями» отмечена семидесятая седьмина.

ж. Псевдонимностъ. Многие называют первой именно эту черту. Но это, конечно, неправильно, особенно если вспомнить предположение, что Книга пророка Даниила написана под псевдонимом во втором веке. Эта гипотеза, по меньшей мере, спорна и, на мой взгляд, весьма сомнительна. Но, даже не касаясь Книги Даниила, не просто было бы доказать псевдонимность книг Иезекииля, Иоиля и * В РСП — «семьдесят седьмин». (Прим, переводчика).

Роули даже утверждает, что Даниил был первым, кто употребил модель псевдо- нимности в апокалиптических работах (Rowley 1963:40-42). Но другие ученые с этим не согласны. О традиционном взгляде на авторство и дату написания книги Даниила см. Harrison 1969:1110-27.

Захарии. Кстати, некоторые упорно пытаются сделать это в отношении Книги Откровения. Но при всем при том псевдонимность, бесспорно, присуща межзаветным трудам. В древнем мире был обычай приписывать книги великим мудрецам и героям, подкрепляя тем самым авторитет текста. В Апокалипсисе Авраама, например, автор вспоминает подробности жизни патриарха, обрисовывая таким обра зом обстановку, в которой были получены видения. Ссылкой на деяния Еноха, Моисея, Ездры и Варуха удостоверяется авторство 1 Еноха, Успения Моисея, 4 Ездры, 2 и 3 Варуха соответственно.

Рассел объясняет это явление следующими факторами: (1) В силу общей солидарности героев веры и народа выбор этих фигур показывал единство народа Божьего во все века. (2) идея «одновременности» означала, что все приверженцы традиции разделяли те же откровения от Бога и тот же духовный опыт, что и великие мужи прошлого. (3) «Имя» человека обусловливает его характер, и выбор имени в иудейском контексте связывал видение и автора с героями прошлого. Роуланд утверждает, что первые два понятия в последнее время оспариваются, и их нелегко доказать (Rowland 1982:65-66). Но вполне вероятно, что эти религиозные причины обусловливали данный выбор. Авторы хотели усилить воздействие своих видений, приписывая их великим мужам старины.

2. Характеристики. Сложнее описать те черты, которые характеризуют мировоззрение авторов апокалипсисов. Тем не менее, несколько аспектов отчетливо проглядывают в большинстве трудов.

а. Пессимистический настрой по отношению к настоящему веку можно назвать главной чертой. Большинство из тех, кто пытаются выделить Sitz гт Leben (обстановку в жизни Израиля, давшую начало этому движению) полагают, что апокалиптика возникла в период глубокого кризиса и большой опасности для народа. Обстоятельства были столь безысходными, что, казалось, не было ни малейшей надежды в настоящем. Все, что оставалось детям Божьим, — это ожидать Божьего вмешательства в будущем. Лэдд называет это одним из основных различий между пророчеством и апокалиптикой (Ladd 1957:198-99). Пророк заявлял, что, если Израиль вернется к Богу, условие будет выполнено и пророчество об истреблении будет отменено.

• Расселл 1964:132-39; Чарльз полагает, что это явление имело место вследствие завершения канона (Russell 1914:38-46).

Автор апокалипсиса не мог дать такого оптимистического прогноза. Он мог только утешить читателя обещанием, что Бог в будущем приведет к концу современную историю и восстановит в правах Свой народ. Можно с уверенностью сказать, что авторы имели здравый взгляд на порочность человечества. Они справедливо отвергали ложно оптимистическое понятие о социальном прогрессе и возлагали свое упование не на человека, а на Бога. Моррис называет это «подрывом оснований», так как все израильское мировоззрение было перевернуто с ног на голову (Morris 1972:41-43). Картина мира утратила свою упорядоченность, так как иудаизм претерпевал бедствия не только извне, но и бедствия изнутри — растущий секуля- ризм и проникновение в культуру вавилонских, персидских и, позднее, эллинистических ценностей. Только Бог мог привести этот хаос в порядок.

б. Обетование о спасении и восстановлении — другая сторона той же монеты. Сандерс считает эту сторону столь важной, что называет ее единственной существенной особенностью движения·. Хотя утверждение Сандерса и преувеличенно, нельзя отрицать центральность данной черты. Во всех видениях Книги пророка Даниила и Откровения ведущей темой является восстановление. В Отк 6.9-11 и 8.3-5 в ответ на молитвы святых о восстановлении Бог изливает Свой гнев и посылает видение о книге, кульминацией которого становится слава и радость мучеников за Христа. Эта кульминация предугадывается на протяжении всей книги благодаря близкому соседству отрывков о гневе (главы 6; 8-9; 15-16) и славе (главы 1; 4-5; 7; 10; 19).

в. Понятие о трансцендентной реальности, утверждающее Божье присутствие и Божий контроль — еще один важный принцип. Коллинз считает его главной отличительной особенностью (Collins 1979:9-11). Он отмечает два трансцендентных элемента: посредничество небесных существ в откровении; и трансцендентную передачу с временной осью (грядущее эсхатологическое спасение) и пространственной осью (новый порядок, который Бог установит на земле). Эта божественная трансцендентность проявляется в будущей эсхатологии апокалипсисов. На самом деле подчеркивается не столько Sanders 1983:456; Сандерс перечисляет отрывки, в которых встречаются выраже ния об обращении и восстановлении: Дан 7-12; 1 Ен 83-90; 91-104; Юбил 23; 4 Ездр 11-12 и так далее (С. 456-57).

безнадежность настоящего, сколько исполненное надежд будущее. Хотя может показаться, будто Бог безучастен в настоящем, автор апокалиптики утверждает, что это только иллюзия. В действительности Бог все так же управляет историей и завершит ее в свое время.

Этот катаклизм произойдет в истории, и все человечество будет его свидетелем. Разные авторы дают различное его описание, и только с приходом Христа их мнения приняли более определенную форму. Одни отстаивали установление мессианского царства на земле, другие — потустороннее бытие. На какое-то время умами завладела доктрина о двух Мессиях, позднее сведшаяся к единому Мессии. Многих больше заботил мессианский век, чем Сам Мессия (личность Мессии отсутствует в Товите, 1 и 2 Маккавейской, Мудрости Соломона, Мудрости Иисуса, сына Сирахова, Книге Юбилеев, Успении Моисея и 2 Еноха). Но все единодушно подчеркивают вмешательство Божье в форме глобальных катастроф (например, печати, трубы и чаши в Отк 6; 8-9; 16). Этот триумф будет абсолютным, очевидным для всех, и восстановит верных. Зло будет навеки упразднено, и воцарится праведность. Гартман обрисовывает пятисоставную структуру апокалиптических ожиданий: (1) глобальные катастрофы, полагающие конец греху и беззаконию; (2) вмешательство Бога или мессианской личности; (3) суд, связанный с восстановлением; (4) наказание нечестивых и (5) спасение верных (Hartman 1966:28-49).

г. Детерминизм был представлен понятием, что Бог полностью управляет всей историей. Доминирующую позицию занимала концепция предопределения, сводящаяся к тому, что Бог предначертал будущую судьбу этого мира. Поэтому апокалиптику можно назвать «откровением» этой будущей истории, предопределенной Богом. Для горсти гонимых верующих среди иудаизма и церкви эта весть хранила в себе огромное утешение. В настоящем они видели только правление и триумф нечестивых. Весть, что это было лишь на время, и что будущий триумф Бога и Его народа обеспечен, имела громадное значение.

См. Russell 1964:308-23. Доктрина о двух Мессиях весьма сомнительна. Роуланд принимает ее (Rowland 1982:263), но Хиггинс сомневается, что такое убеждение имело место (Higgins 1966-67:211-39). Более сбалансированный подход представлен у Лонгнекера (Longenecker 1970:63-66). Он утверждает, что такого взгляда при- терживались на ранних этапах в Кумране, но к первому столетию земной Мессия :тал единственным исполнителем Мессианского поручения.

д. Видоизмененный дуализм отображен в доктрине о двух эпохах — сем веке и веке грядущем. Сей век характеризуется противоборством Бога и Сатаны, праведных и нечестивых. Между этими противоборствующими силами идет беспрерывная война. Век грядущий ознаменуется полной победой Бога и установлением нового порядка. Бедные и неимущие в настоящем миропорядке будут вознесены и воссядут рядом с Богом, став по виду, как ангелы или звезды небесные (Дан 12:3; 1 Ен 50:1).

Толкование символов Библейская символика — это особый вид метафор (см. С. 168-71, фигуры сравнения), а, значит, и часть полисемии семантической области. Задача толкователя состоит в том, чтобы определить переносное значение символа в широком контексте. Это означает, что подлинный смысл этого символа невозможно найти в нынешней обстановке, так как он обусловлен употреблением в древнем окружении. Данный принцип имеет огромную важность в свете неверной трактовки библейских символов во многих современных кругах.

Но это не означает, что пророчество и апокалиптику не следу ет применять к нынешней обстановке или что не стоит прослеживать их «исполнение». Речь идет о том, что толкователь должен сначала выяснять «авторское исходное значение» в оригинальном контексте, и только потом пытаться применить пророчество к нашему времени. Не следует искать значение числа «666» (Отк 13.18) в системе кредитных карточек, например, или в именах наших современников. Его нужно изучать в контексте первого столетия (см. Mounce 1977:263- 65). В то же время эзотерические символы призваны отвлечь читателя от самих событий и обратить его внимание на теологическое значение.

Иными словами, читатель должен видеть руку Божью в будущем, но не обязан знать точную последовательность событий — то есть ему не дано описание того, что будет на самом деле происходить. Словом, Писание содержит не план нынешних событий, а скорее теологические указания, открывающие нам в общих чертах, что Бог намерен привести историю к концу. Символы являются буквальными в том смысле, что они указывают на будущие события, но они не настолько буквальные, чтобы в точности открыть нам, как Бог намерен осуществить свою цель.

По утверждению Рамма, символы имеют два элемента: мысленную и концептуальную идею и представляющий ее образ (Ramm 1970:233). Проблему создает культурный барьер; и символ, и воплощенная в нем идея берут свое начало в древнем мире и библейских реалиях тех времен. Символы — это реальные объекты (кипящий горшок, козел или овен, колесница), часто предстающие в неожиданных сочетаниях (лев с орлиными крыльями, Дан 7; зверь с десятью рогами и семью головами, Отк 13). Этот прием позволяет убедительно донести духовную истину. В тех случаях, когда символы объясняются, как в Зах 6 (колесницы, запряженные рыжими, вороными, белыми и пегими конями, — это небесные духи, ведущие надзор за четырьмя концами земли), их значение самоочевидно. Если же объяснения не дано, читатель зачастую привносит в символы излишне конкретное значение, так как толкует их на основании нынешнего культурного значения.

Выделяют шесть типов символов (см. Mickelsen 1963:266-78; Ramm 1970:235-38; Sterrett 1974:104-5):

(1) внешние сверхъестественные символы (горящий куст, столп облачный и огненный, вознесение);

(2) видения (маслины в Зах. 4, полотно с разными животными в Деян. 10, видения книги Откровения);

(3) материальные символы (кровь = жизнь, херувимы на крышке ковчега откровения = святость Божья, виноградная лоза и ветви = Божья подкрепляющая сила);

(4) символические числа (семь и двенадцать в книге Откровения), имена (дети Исаии в 7.3; 8.3), цвета (четыре коня в Зах 6 и Отк 6), металлы (иерархический список от золота до глины в Дан 2) и драгоценные камни (двенадцать камней, положенные в основание стен Нового Иерусалима, Отк 21);

(5) символические действия (Иезекиил и Иоанн съедают свиток в Иез 2 и Отк 10; Агав связывает себя в Деян 21)

(6) символические обряды (иудейский праздник урожая или исхода, обрезание как знак завета, евхаристия как празднование жертвенной смерти Иисуса).

Пытаясь разгадать реалию, воплощенную is символе, читатель должен, прежде всего, выяснять библейские истоки этого символа, а затем применять полученные знания в толковании позднейших ссылок. Например, четыре зверя в Дан 7 означают мировые империи и их лидеров. Употребление образов зверей в Отк 13 опирается на их употребление в Дан 7 и должно быть истолковано соответственно. Точно не установлено, обозначает зверь из моря в Отк 13 человека (антихриста) или мировую империю. Учитывая, что и то и другое значение присутствует во 2 Фес 2 и в Даниила, пожалуй, не стоит проводить такое разграничение: обе версии правильны. Истоки символа становятся ключом к раскрытию его значения.

Нужно помнить один нюанс: прошлое употребление символа указывает на его значение, но не является определяющим само по себе. Значение символов редко становилось абсолютно фиксированным или формализованным. Поэтому нужно тщательно проверять семантическое поле ассоциативных значений термина (см. С. 139- 44), отмечая как сходства, так и различия во всех случаях употребления. Например, лев может обозначать Иуду, Христа или сатану в различных контекстах. В одних случаях упор делается на свирепости и хищнической природе льва (1 Пет 5.8 — обозначает сатану); в других — подчеркивается его величественная натура (Отк 5.5). В последнем случае лев отождествляется с «Агнцем закланным» (5.6). Как вы видите, многообразие значений просто поразительно. Природные свойства тоже часто служат ключом к толкованию. Например, свойства соли, применяемой в качестве консерванта или приправы (Мк 9.50).

Если в отрывке дано толкование символа, оно играет важную роль во многих отношениях. Символ не только утрачивает свою таинственность и становится знакомым объектом, он также служит пробным камнем, выявляющим смысл других символов в узком контексте и в остальной части книги. Мы получаем важный ключ к постижению замысла Божьего в видении, помогающий проследить развитие видений во всех случаях, так как они опираются на уже известный отрывок и в то же время детализируют его. Фи и Стюарт приводят шесть истолкованных образов в книге Откровения (Fee and Stuart 1981:210):

(а) Подобный Сыну Человеческому — Христос (1.17-18);

(б) семь золотых светильников = семь церквей (1.20);

(в) семь звезд = семь ангелов церквей (1.20);

(г) дракон = сатана (12.9);

(д) семь голов = семь холмов, на которых восседает блудница (17.9;

но что означают семь холмов? Иерусалим или Рим?);

(е) блудница = великий город (17.18, вероятно, Рим, построенный на семи холмах).

Эти истолкованные отрывки служат ключами к пониманию остальных символов в видениях.

Более того, так как иудейская и христианская апокалиптика существовала не в вакууме, нужно отметить употребление символов из других культур, таких как персидская или эллинистическая. Эллинистические истоки символов в книге Откровения долгое время полностью игнорировались. Но ведь читатели были выходцами как из иудейских, так и из греческих кругов, и Бог избирал символы соответственно. Жена, дракон и младенец в Отк 12 — это персонажи, если можно так сказать, «международного мифа» (в позитивном смысле). Он имеет близкие параллели во всех древних религиях (вспомните Исиду и Осириса, Мардука, Аполлона). Эти символы вполне понятны всем культурам. Конечно, иудейские истоки символов преобладают, но они вовсе не исключают эллинизм. Ауни, к примеру, весьма убедительно доказывает наличие элементов кесарева суда в сцене с престолом из Отк 4-5 (Aune 1983:5-26). Эта сцена, сопоставляемая с центральной проблемой культа империи в Отк 2-3, открывает, Кто есть подлинный царь и владыка, и создает основу для употребления римской образной системы в остальной части книги (прим, переводчика. В правление Августа в римских провинциях был введен культ империи — поклонение Риму как государству. Во многих местах народ поклонялся самому императору как Dominus et Deus — Господу и Богу, хотя он не требовал такого поклонения).

И, наконец, изучите поверхностную структуру и на основании семотаксиса (см. С. 134) определите, какое из возможных значений, выявленных в процессе диахронического (прошлое употребление, например, в Писании) и синхронического (нынешняя семантическая область) анализа символа наиболее соответствует узкому контексту. Ключом к пониманию в данном случае послужит теологический смысл всего отрывка.

Рассмотрим в качестве примера двенадцать оснований из драгоценных камней (Отк 21.19-20). За долгую историю было предложено много толкований. В первые столетия сложился обычай толковать камни аллегорически, например, как двенадцать колен или двенадцать апостолов. Но это всего лишь одна из множества версий, и притом чересчур субъективная, чтобы быть достоверной. Список в Откровении повторяет список камней на наперснике первосвященника в Исх 28.17-20. Те же камни мы находим на одежде царя Тирского в Иез 28.13. Филон Александрийский и Иосиф Флавий считали, что драгоценные камни первосвященника символизировали двенадцать знаков зодиака. И, исходя из этого, Чарльз выдвинул теорию, что список в Откровении называет двенадцать созвездий, то есть путь Солнца по зодиаку, в обратном порядке (Charles 1920:2:165-69). Но данный взгляд слишком противоречив и поэтому сомнителен. Более вероятно, что камни не стоит рассматривать по отдельности, так как они призваны наводить на мысль о наперснике первосвященника и величии Нового Иерусалима. Хотя они, может быть, имеют и более конкретное значение, оснований для него у нас, увы, нет. Поэтому нам придется довольствоваться таким общим толкованием.

Герменевтические принципы 1. Определите род литературы. Мы уже отмечали различия между апокалиптикой и пророчеством. Дело в том, что среди канонических книг нет ни одной чисто апокалиптической. Лишь немногие неканонические книги можно назвать полностью апокалиптическими. Лэдд предложил ввести категорию «пророческо-апокалиптическая», по его мнению, точнее определяющую библейскую литературу (Ladd 1957). Во многих категориях (таких как пессимизм/оптимизм; простой и ясный язык/таинственная символика; пророческая личность/ псевдонимность; отсутствие точного указания времени/деление времени на периоды) библейские книги разнородны по своему составу, и многие их отрывки ближе к пророческим. Толкователь должен помнить об этих категориях и тщательно прорабатывать частности внутри большего целого. Например, главы Зах 1-6 главным образом апокалиптические, а 7-14 — преимущественно пророческие. Книга Даниила — это явное смешение двух жанров. Фи и Стюарт утверждают, что книга Откровения представляет собой смесь апокалиптической, пророческой и эпистолярной форм (Fee and Stuart 1983:206- 9). Иоанн не просто ожидает наступления эсхатона, он проявляет большой интерес к нынешнему веку, главным образом потому, что настоящее — эго Век Духа (см. 1.10-11), и потому, что книга сочетает апокалиптическую форму с пророческой перспективой (см. 1.3; 19.10; 22.18-19). Откровение относится не только к современной Иоанну церкви, но и к церкви в любую эпоху. Кроме того, Иоанн употребляет эпистолярную форму (см. ниже; см. 1.4-7; 22.21), обращаясь к своим читателям в обычной для того времени «я-ты» манере. Это еще больше убеждает в том, что многие видения в значительной мере затрагивают обстановку церкви во дни Иоанна и сочетают в себе настоящее и будущее.

2. Проанализируйте смысловое развитие отрывка. Если первый пункт касается формальных черт книги, этот больше связан с вышерассмотренной характеристикой. Толкователь должен изучить основные аспекты книги и в особенности структуру, в которую они организованы. Например, Иез 38-39 (Гог и Магог) имеет привычную структуру (о которой говорил Гартман (Hartman 1966:28-49), сводящую грехи нечестивых в хронологическую канву, за которой следует описание глобальной катастрофы (38.19-20,22). Она являет собой суд над нечестивыми (38.23; 39.7, 21-23), производит полное разрушение (39.9-20) и тем самым возвеличивает святое имя Божье (39.7, 22). Далее Бог демонстрирует беззакония Израиля (39.23-24) и восстанавливает остаток (39.25-29). Отрывок обнаруживает явный детерминизм, а отсутствие послания о покаянии говорит о дуализме. В видении прослеживается переход от наказания Израиля за его грехи к восстановлению народа после вавилонского плена (39.25-29).

3. Определите структуру отрывка или книги. Нет такого видения или хотя бы небольшой детали, которые бы функционировали сами по себе. Ученые критики обычно называют апокалиптические книги композитами, то есть собраниями отдельных видений (Кох даже считает это формальной чертой). У меня есть два возражения на этот счет. Во-первых, нет никаких доказательств, что апокалиптические книги являются композитами. Как уже отмечалось, апокалип- тика изначально имела не устную, а литературную форму. Если это так, то видения никогда не должны были быть самостоятельными элементами. Они давались как части большего целого. Лично я сомневаюсь в точности и действительности этой гипотезы. Во-вторых, канонический порядок по-прежнему играет решающую роль. Даже если допустить вмешательство позднейших редакторов или собрание материала из разных источников (против чего я категорически воз ражаю), большинство бы согласилось, что структурное развитие книг по-прежнему очень важно. Чайлдс, например, допускает композитный характер книги пророка Захарии и согласен с мнением, что все видения касаются совершенно разных исторических обстоятельств (Childs 1979:474-76). Но при этом он утверждает, что окончательная организация книги дает важные теологические намеки о значении книги.

Мы не станем сейчас обсуждать столь важные вопросы. Скажем лишь, что замечание Чайлдса об окончательной канонической обработке совпадает с нынешней тенденцией к литературной экзегезе, а не к историко-критическому реструктурированию, и по сути дела правильно. Видения Зах 1-6 дают эсхатологическую интерпретацию возвращения из вавилонского плена (539 г. до н. э, за двадцать лет до видений Захарии) и указывают на окончательное избавление при эсхатоне. Этот отрывок имеет связную теологическую структуру с взаимозависимыми элементами. Темы глав 9-14 (суд и восстановление), хотя и отличны по форме, развивают и поясняют предыдущие главы.

4. Определите функцию и значение символов. Выяснив общую смысловую нагрузку целого, следует провести экзегезу частей. Фи и Стюарт особо отмечают необходимость экзегезы при изучении книги Откровения, главным образом потому, что при толковании апокалиптической литературы часто не принимают в расчет исторические факторы (Fee and Stuart 1981:209-11). В связи с преобладанием предсказательных элементов читатель склонен забывать об оригинальной обстановке и обращать внимание только на футуристическое исполнение (главным образом в разрезе нынешнего века). Но в любом случае авторское изначальное значение должно стоят .) на первом месте, так как оно указывает на срок исполнения.

Так как мы уже обсудили герменевтические принципы в отношении символов, ограничимся лишь общим обзором. Прежде всего, нужно выяснить, дано ли истолкование символа в узком контексте или в другом месте той же книги. Если да, то оно поможет определить значение символов, не имеющих прямого истолкования. Следующий шаг — анализ синхронических (употребление символа в литературе того же периода) и диахронических (употребление символа в прошлом) параллелей. Особую важность будет иметь прямая ссылка на более древний текст (например, употребление отрывков из Иезекииля и Даниила в книге Откровения). Они значительно облег чают понимание значения символов, хотя окончательным арбитром по-прежнему остается узкий контекст.

5. Выделяя теологический и предсказательный аспекты, проявляйте умеренность. Это не означает, что для современной автору обстановки футуристическое пророчество не так важно, как теологическое послание. Дело в том, что «будущее» в апокалиптических книгах было не самоцелью, а средством достижения важной цели, а именно, средством утешения и ободрения святых. На мой взгляд, одной из причин употребления таинственных символов было стремление удержать читателя от преувеличения роли будущего исполнения. Очевидно, что в послании книги оно не занимало главного места. Автор желал обратить внимание читателя на Бога, а не просто на будущие события. Поэтому сами предсказываемые события были завуалированы символами, и читатель был вынужден обращаться к Богу, Который приведет их в исполнение.

Для сегодняшней церкви этот принцип так же важен, как и для иудаизма и церкви минувших лет. Мы часто забываем, сколь ошибочно Израиль толковал пророчества о Первом Пришествии. У нас не больше предпосылок для толкования пророчеств о Втором Пришествии. Нужно помнить, что церковь во всякую эпоху на протяжении всей истории верила, что Христос возвратится в ее поколение. Поэтому нужно подчеркнуть теологическое значение апокалиптики и проявлять умеренность, отстаивая толкования об исполнении в наши дни (например, о восстановлении Израиля как нации). И самое главное. Мы не вправе преподносить такие пророчества как абсолютную истину, иначе, если они не сбудутся, доверие людей будет потеряно и церковь окажется в глупом положении. Так уже случилось с теми, кто слишком доверился памфлету, сулившему возвращение Господа в 1988 году.

Эти принципы нужно реализовывать и в проповедовании. Апока- липтика содержит сильное теологическое послание, рассчитанное в первую очередь на древних последователей Божьих и разрешение их трудностей. Это послание актуально и весьма значительно для святых в наши дни. Учитывая рост безработицы, небывалые размеры гонений во всем мире, полную неопределенность будущности экономики и экологии, апокалиптические истины необходимы сегодня, как никогда. Представив книгу Откровения в виде тезисов, можно судить о том, в какой мере эта историческая обстановка совпадает с сегодняшней.

Основные ее положения предельно ясны: церковь и государство находятся на пути столкновения; первая победа, как покажется, будет за государством. И Бог предупреждает церковь, что впереди ее ждут страдания и смерть; более того, положение ее гораздо ухудшится, прежде чем наступит облегчение (6.9-11). Он сильно обеспокоен тем, чтобы она не отступила во время тюремных пыток (14.11-12; 21.7-8). Но это пророческое слово звучит и в ободрение; ведь всем управляет Бог. Христос держит ключи истории, Он же хранит церкви в Своих руках (1.17-20). Поэтому церковь побеждает даже ценою смерти (12.11). Бог в итоге изольет Свой гнев на виновников этих страданий и смерти и дарует вечный покой тем, кто останется верным (Fee and Stuart 1981:212).

Даже эти отрывки прежде всего нацелены на применение будущего к настоящему. Например, зверь и его силы (антихрист будущего) символизировали также Рим и противников церкви (многих антихристов) во дни Иоанна. Печати, трубы и чаши — это грядущие излияния гнева, но они напоминают неверующему о неизбежности Божьего суда, а верующему — о будущем Божьем оправдании.

И самое главное, заметьте согласованность настоящего и будущего во всей библейской апокалиптике. В ней явственно ощущается то самое «сжатие времени», о котором шла речь в предыдущей главе. В Новом Завете оно связано с напряженностью, нагнетаемой близостью «уже» и «еще не» в эсхатологии Иисуса и ранней церкви. Пророчества о том, что «еще не» тесно связаны с тем, что «уже». Порой даже кажется, они относятся к одному и тому же времени. Поэтому нужно избегать догматических заявлений и стараться рассматривать свое настоящее в свете несомненного Божьего контроля над историей и будущего оправдания Его верных последователей и наказания нечестивых.

Экскурс: Истоки апокалиптики Многие полагают, что апокалиптика зародилась в Маккавейский период как выражение протеста хасидов против гонений, засилья и религиозной политики Селевкидов и Антиоха Епифана в том числе (Rowley 1963:21-24; Russell 1978:2). Книги Иезекииля, Захарии и другие ранние работы считаются пророческими предвестниками, а не апокалиптическими книгами (см. обзор Nickelsburg 1983:641-46). Конечно, это утверждение справедливо по отношению к Ис 24-27 и @@пожалуй, книги Иоиля. Хотя этот отрывок из Исаии содержит положения иудейской эсхатологии (разрушение земли, великие знамения, небесная трапеза, левиафан, дракон), многие черты апокалипти- ки в нем отсутствуют (видение, отрицание настоящего в пользу будущего, дуализм). Отрывок Иоиля 1-2 о нашествии саранчи имеет символы, но образов в нем не так уж много, и он представляет собой скорее пророческий призыв к народу вновь обратиться к Яхве.

Но более детальный анализ этих книг обнаруживает в них явные признаки апокалиптики. Хэнсон (Hanson 1971:463-68) находит состояние отчаяния в настоящем и прямое вмешательство Бога в нескольких пророчествах Ис 39-66 (например, в главах 40; 43; 51). «Эта взаимосвязь первобытного прошлого и исторического будущего … придает огромное значение будущему событию» (С. 465). Э го утверждение еще более справедливо в отношении книг Иезекииля и Захарии. Роуланд (Rowland 1982:199-200) отмечает литературное построение отрывка Иез. 40. Видение в нем сменяется толкованием, что соответствует типичной апокалиптической модели (сравните с Дан 8-10; Отк 17). Захария упоминает об ангеле-толковагеле (1.19; 3.1; 4.2). Употребление таинственных символов в снах-видениях и темы видений доказывают принадлежность этих книг к апокалиптическому жанру.

Кроме того, апокалиптическая литература появилась на древнем Ближнем Востоке еще до начала пророческого периода. Бергман в своей прекрасной статье о египетской апокалиптике (Bergman 1983:51 — 60) обсуждает египетский детерминизм и понятие о циклическом характере вечности, что, по мнению некоторых ученых, полностью исключает существование в Египте апокалиптической традиции. Бергман утверждает, что это лишь одна из множества религиозных традиций в Египте. К тому же египтяне интересовались будущим и движением небесных светил*. В одной книге Ринггрен (Ringgren Более детально разработанный тезис Хэнсона более сомнителен. Он утверждает, что имеет место развитие от «Второисайи» (главы 40-55) к «Третьеисайи» (главы 56-66); во второй работе группа визионеров, борющаяся с группировкой священников за религиозное возрождение, оставляет всякую надежду на перемены в нынешнем историческом процессе и возлагает все свои упования на судьбоносное видение о прямом Божьем вмешательстве в будущем. Однако экзегетическое доказательство такой гипотезы весьма неубедительно, и мне не удалось обнаружить таких резких перемен в тексте.

* Египетские жрецы считали планеты символами своих богов и вели тщательную запись их движений — прим, переводчика.

1983:379-86), Виденгрен (Widengren 1983:77-156) и Халтгард (Hultgard 1983:387-411) рассматривают основные направления апокалиптической мысли в Аккаде и Персии по порядку. Аккад являет собой раннюю стадию развития апокалиптических идей, но иранские тексты, повествующие о роли Заратустры как посреднике апокалиптики, несмотря на сложности в датировке, показывают развитый образ мыслей в ранний период. Исходя из божественных имен, С. Гартман (Hartman 1983:71-73) заключает, что основные иранские традиции восходят к шестому столетию до н. э. и что иранский дуализм, а также идеи о предначальной мудрости и эсхатологическом искупителе были хорошо знакомы иудейским мыслителям. Словом, в период пророков наблюдалось много параллелей между этими двумя религиями. Конечно, допущение прямого влияния субъективно, так как его трудно проследить. Вместо этого я бы сказал, что немногое свидетельствует об апокалиптике как о позднем образовании, но есть все основания утверждать, что она дала начало параллели с идеями Ирана и Ближнего Востока главным образом в пророческую эру с восьмого по шестой века до н. э.

Между тем пророчество не было единственным фактором, повлиявшим на апокалиптическую мысль. Мы уже упоминали о связи между мудростью и апокалиптикой. Фон Рад даже утверждает, что мудрость была первоисточником апокалиптической мысли, так как оба движения порождены стремлением к обретению познания и человеческого опыта в этом мире (Rad 1972:280-81). Но, несмотря на неоспоримую связь, существенные различия между двумя традициями (например, отсутствие эсхатологической направленности и эзотерической символики в мудрой мысли) не позволяют постулировать прямое влияние (см. Rowland 1982:203-8).

Конечно, невозможно вычленить какую-либо Sitz im Leben (жизненную ситуацию Израиля), давшую начало апокалиптике. Более вероятным представляется, что в силу тягостей и гнета вавилонского плена Бог добавил к Своим прямым посланиям через пророков ряд видений, удостоверяющих Его полный контроль над будущим и призывающих израильский остаток верить, что Его прямое вмешательство в ход исторических событий есть единственное разрешение ситуации. Видение и символ стали наилучшими способами провозглашения этих истин, и от Исаии до Иезекииля, Даниила и Захарии получали все большее распространение в божественных откровениях.

Ясно одно: возникновение апокалиптики не было обусловлено одними социальными факторами. Нужно признать ее первопричиной замысел Божий. Естественно, эти два начала не являются взаимно исключающими. Бог избрал способ, который лучше всего отвечал историческому моменту, чтобы передать Свою волю.

Второе, более зрелое апокалиптическое движение, имело место во втором веке до н. э. В послемаккавейский период оно было связано с хасидами (религиозной группировкой, впоследствии давшей начало фарисеям и ессеям). Нужно отметить связи с обеими группировками, хотя вторая внесла в это движение больший вклад. Моррис справедливо замечает, что, хотя некоторые апокалиптические идеи прослеживались в фарисействе (воскресение, жизнь после смерти), в целом второе движение было негативно настроено против таких «фанатичных» религиозных подходов (Morris 1972:14-16). Можно допустить связь между ними на раннем этапе, но в целом эти две группы держались разных направлений. Апокалиптика не была политическим движением или группировкой, как фарисеи и саддукеи. Подобно мудрости, она представляла собой образ мыслей, систему взглядов на жизнь. Сначала она была способом, избранным Богом для передачи откровения, а позднее стала мировоззрением, которое проникло в различные иудейские секты и в разные периоды проявлялось во всех них (за исключением саддукеев). И что важнее всего, оно послужило связующим звеном между иудаизмом и христианством, гораздо более явным, чем любая из группировок.