Глава 13

1. “Всякая душа да будет покорна высшим властям”.

Существует ли какая-то таинственная причина, по которой он говорит не: “Всякий человек”, но: “Всякая душа”? Возможно, он говорит так потому, что это должно быть искренней покорностью, исходящей из самого сердца. Во-вторых, потому что душа является посредником между телом и духом. Поэтому, вероятно, он показывает тем самым, что верующий превознесен над всем, и все же, одновременно, подчинен всему, и, таким образом, будучи своего рода “близнецом[1]”, он, как и Христос, имеет в себе два образа. Ибо по духу он выше всего. Потому что “… любящим Бога, призванным по Его изволению [т.е. святым] … все содействует ко благу” (Рим.8:28). И в 1 Послании к Коринфянам (3:22) мы читаем: “… Мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, — все ваше”. Потому что верующий своей верой подчинил все это себе в том смысле, что он не подвергается воздействию [влиянию] со стороны всего этого, и не полагается на все это, но заставляет это служить своей славе и спасению. И это [значит] служить Богу, править и учреждать духовное царство, о котором мы читаем в Откр.(5:10): “И соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле”.

И нет лучшего пути победить и подчинить себе мир, чем проявлять презрение к нему. Однако, это духовное правило в наше время настолько малоизвестно, что почти все в один голос утверждают, будто временные дары, которые были даны церкви, являются дарами духовными. И теперь они считают только их духовными и правят посредством их, с тем исключением, что они по-прежнему осуществляют свои законнические деяния, мечут “молнии” своих декретов и пользуются властью ключей, но с существенно меньшей заинтересованностью и усердием, чем когда они отправляют свои “духовные”, то есть временные обязанности.

Таким образом, дух верующих не может быть [или становиться] подчинен кому-либо, но вознесен со Христом в Боге, держа все под ногами, как жена, описанная в Откр.(12:1), о которой сказано, что “под ногами ее луна”, то есть все преходящие силы и власти. “Душа”, которая является тем же самым, что дух человека, поскольку она живет, действует и занимается видимыми и преходящими вещами, должна быть “покорна всякому человеческому начальству” (1Пет.2:13). Ибо посредством такого подчинения она повинуется Богу и желает того же, чего Он желает. И, таким образом, через это подчинение, она побеждает все это.

Позвольте мне сделать небольшое отступление от нашей темы. Человек должен быть изумлен непроницаемой тьмой нашего времени. В наши дни ничто так не обижает духовных правителей, этих прожорливых расточителей наших духовных даров, сколько нарушение свобод, законов, эдиктов или прав [льгот] церкви. Они немедленно начинают метать громы и молнии, отлучая людей от церкви и с удивительной наглостью провозглашая их еретиками, врагами Бога, Его церкви и Апостолов Петра и Павла. Тем временем они совершенно не удосуживаются подумать о том, являются ли они сами друзьями Бога, или же они, возможно, еще большие враги, чем те, кого они предают анафеме. До такой степени поместили они покорность и веру под опеку и защиту вещей преходящих. Вы можете быть виновны в тщеславии, в распутстве, в скупости, сварливости, гневливости, вы можете обладать полным комплектом пороков, которые Апостол упоминает в 2Тим.(3:2 и далее), и, хотя вы можете обладать ими до тех пор, покуда они не воззвали к небесам, все же вы являетесь при этом самым набожным христианином, если только вы поддерживаете законы и свободы церкви. Но если вы пренебрегаете ими, то не являетесь ни верным сыном церкви, ни ее другом.

Более того, светские князья даровали великие богатства церкви и наделили ее лидеров многими благами и преимуществами. Но посмотрите на это диво. Во времена Апостолов, когда священники были явно достойны благосклонности всех людей, они все же платили подати и подчинялись светским властям. Теперь же, когда их жизнь менее всего напоминает жизнь священников, они пользуются особыми правами, льготами и привилегиями. Обладают ли наследники тем, что должны были иметь их предшественники? И продемонстрировало ли предыдущее поколение ту жизнь, которой должно жить поколение нынешнее? В результате какого-то странного и причудливого обмена, предыдущее поколение трудилось и было достойно плодов [своего труда], но не получило их, в то время как последующшее поколение наслаждается плодами, не трудясь и не заслуживая этого. Я не утверждаю, что эти блага являются пороком, но говорю, что в наше время они были дарованы порочным людям, которые того не заслуживают, в то время как некогда они даровались только людям благочестивым.

Но если какой-то светский “ненавистник духовенства” (поскольку все мы жалуемся в наше время на то, что миряне являются врагами духовенства, но мы не говорим — почему. Ибо почему миряне не были врагами Апостолов и святых также и в древние времена, не потому ли, что Апостолы вели их в бедности, страданиях и смерти, и они были первыми, кто испытывал на себе невзгоды этой жизни?), итак, если кто-то из них сказал бы: “Вам, как духовным лицам, были даны блага закона и богатства за ваши служения, как гласит правило: ‘Благо приличествует служению’ (Beneficium propter officium), они немедленно ответили бы и напомнили бы нам ни о чем другом, как о своих бормотаниях-молитвах. Обязанности священников сведены к чтению молитв в канонические часы, но и эти молитвы читаются невнятно и безразлично, даже порой откладываются и отменяются специальными освобождениями, хотя, когда Апостол описывает [функции] священника, он даже и не упоминает о молитве. Однако, то, о чем Апостол говорит, никто и не собирается исполнять на практике.

Итак, каков священник, такова и награда, каково служение, таков и дар. Духовники, которые являются лишь тенью того, кем они должны быть, имеют лишь тень награды. Поскольку они являются проповедниками только по внешнему виду, они и обладают лишь внешней видимостью благ. Насколько более честно и верно было бы для человека, желающего пользоваться привилегиями священника, показать себя добрым проповедником! Или же, если он не желает быть хорошим священником, то ему не следует требовать в сварливой и вздорной манере того, что ему причитается, поскольку по совести, перед Богом, он является недостойным священником. Но если он требует, настаивает и получает то, чего хочет, то что же ему остается, кроме как получить и плату, причитающуюся ему?

Законники сетуют, что это очень скверно — не исполнять [чью-то] последнюю волю и завещание. Но кто среди священников в наше время исполняет волю завещателей? Или это происходит потому что они не приготовили документ, констатирующий их волю о том, что теперь они в безопасности и не могут подвергнуться вмешательству? Но если мы допустим, что церковь обязана обеспечивать священников, которые бедствуют, и даже не за их молитвы, но даром, то как же все-таки насчет скупых и ненасытных по отношению к богатству?

Но когда иудеи не хотели подчиниться римлянам, они были уничтожены. Подобным же образом, при Навуходоносоре они постоянно твердили, как мы знаем: “Мы — рабы Бога неба…”[2], и не должны, мол, быть рабами никому из людей. Но это значит не служить ни Богу, ни людям. Так же обстоит и с нами — когда мы не служим Богу, мы подобным же образом не хотим служить людям, хотя люди освободили нас от служения им для того, чтобы мы могли служить Богу. Но до настоящего времени миряне были невежественными, их было легко убедить, и они не понимали этого, даже несмотря на то, что они ненавидели это и вполне справедливо обижались на это. Но теперь они, конечно, начинают понимать наше тайное беззаконие и начинают различать и понимать то, как мы исполняем свои обязанности. Поэтому до тех пор, покуда мы снова не проявим себя как истинные духовники, так, чтобы заставить людей поверить не только для вида, но всерьез, тщетно мы заблуждаемся относительно своих прав и льгот [освобождений от податей].

Что касается меня, я не знаю, но мне кажется очевидным, что в наше время светские власти исполняют свои обязанности успешнее и лучше, чем это делают духовные правители. Ибо они строги в наказании воров и убийц, не считая того, что они развращены привилегиями[3]. Однако правители духовные, кроме тех, которые посягают на свободы, привилегии и права церкви, и которых они осуждают и предают великим наказаниям, в действительности лелеют и взращивают надменность, честолюбие, расточительство и сварливость, вместо того, чтобы наказать их (настолько, что, возможно, было бы меньше вреда, если бы мирские дела духовенства были также поставлены под контроль мирских властей). И они не только не препятствуют вступлению необразованных, тупых и непригодных в святые ордены, но фактически продвигают их на высочайшие должности. Сознательно, с открытыми глазами и в полной мере используя свои способности, они разрушают церковь через этих вредоносных людей, которых они выдвинули, и при этом они обрушивают осуждение на тех, кто посягает на сферу их интересов, и кому, фактически, они сами провоцируют такое посягательство, заставив их ненавидеть себя, вместо того, чтобы лучше

сделать их своими друзьями. И если посягающие на них совершили великий грех, то насколько, спрашиваю я вас, они сами дают повод к этому, своими проявлениями зла и своими действиями, в действительности противоречащими наставлениям Апостола? И если, например, христиане неизвинительны, когда они случайно склоняются к какому-то порочному деянию, то как же могут быть извинительны те люди, которые совершенно сознательно, добровольно и без всякой нужды производят позорный поступок и повод [для согрешения другим]? Таким образом, они сидят, как “подбеленные стены[4]”, и судят нарушителей по своим законам, будучи намного большими преступниками, они нисколько не заботятся о том, как сами могут считаться невинными, и принимают во внимание только то, что могут осуждать других, строго требуя праведности от окружающих, и копая могилу для самих себя. Но если бы они также должны были бояться других людей, то насколько более осторожно действовали бы во всем этом!

Так, один епископ, во исполнение канонического закона, изнуряет весь город этим утомительным делом.[5] Почему? Потому что у людей есть традиция не наносить ущерба церкви. Более того, если бы он действительно желал исполнять заповеди Божьи, то он не должен был бы покидать свой дом. Не то чтобы его деяния порочны, но комары были оцежены, а верблюд проглочен.[6]

И благой Господь Бог позволяет совершиться этому и другим преступлениям для того, чтобы увещевать их относительно их обязанностей и заповедей евангельских. Но, не обращая никакого внимания на это предупреждение Божье, как, например, в этом случае, они с жаром устремляются вперед, навлекая наказание и кару на других, именуя их сынами фараона и сатаны, или даже кем-то еще похуже, только потому, что они обнаружили соринку в глазу брата своего, но не видят бревна в собственнном глазу. Таким образом, они сами несравненно более уподобляются фараону, сатане и чудовищу[7], чем их оппоненты.

Да совершит когда-нибудь Господь Бог так, что законы подобного рода вместе с их сторонниками будут разрушены и уничтожены — например, представление о том, что душа человека, осквернившего священные камни прикосновением руки, мертва. А душа, прожившая в честолюбии, без веры, да при этом еще проклиная, осуждая и порицая другую душу, не мертва!

Я умоляю не подражать мне в этих моих словах, потому что я говорю это, будучи вынуждаем великим сожалением и обязанностями своего служения. Ибо для того, чтобы понять преподаваемое учение, важнее всего применить его к нашей современной жизни. В то же время, я совершаю свою работу назидания апостольской властью. Такова моя обязанность — говорить обо всем, что по моему пониманию и видению сделано неправильно, даже если это касается занимающих высокие посты.

Вот и венецианцы также совершили великий грех против Юлия II тем, что лишили его небольшой части церковных пожертвований, и он вернул их в церковь, проявив великую добродетель, убив и уничтожив при этом немалое число христиан. Но зато нет никакого греха в полнейшей развращенности всей папской курии и в зловещем собирательстве [ею в свою среду] всякой грязи — распутства, расточительности, скаредности, честолюбия, святотатства. Блаженный Бернар[8] прав, когда с иронией говорит в четвертой книге своей работы De consideratione: “Удивительно! Епископы имеют в своем распоряжении более чем достаточно людей, которым они могут доверить свои души, но они не могут найти таких людей, которым можно было бы вверить свои маленькие светские дела. Очевидно, они являются людьми весьма здравомыслящими, ибо проявляют величайшую заботу о самых малозначительных делах, и совсем мало заботятся, либо не заботятся вовсе о делах важных”.

Однако, достаточно. Давайте вернемся к Апостолу.

Как я уже говорил, человек состоит из трех составных частей: тела, души и духа. И душа является связующей частью[9]. Тело повинуется государственным властям, но с согласия и по желанию души, и под руководством духа, который свободен и превыше всего. Однако, возникает вопрос:

Почему же тогда Апостол говорит в Гал.(5:13): “К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти”? И во второй главе того же Послания он говорит: “… Лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою… чтобы порабоить нас” (Гал.2:4). И в другом месте (1Кор.6:12): “… Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”. И в (1Кор.7:23): “Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков”. Апостол многократно учреждает свободу и отвергает рабство. В самом деле, в 1Кор.(9:19 и далее) он даже говорит: “Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобресть: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобресть Иудеев…” И далее он снова говорит: “Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых[10]” (1Кор.9:22). Что же мы скажем на это? Как согласовать эти фрагменты между собой?

Ответ заключается в том, что Апостол, поскольку он становится всем для всех, постольку он и говорит всем, причем каждому индивидуально [именно ему понятными словами и выражениями]. Таким образом, по необходимости он использует термины “свобода” и “рабство” неоднозначно. Для тех, кто были рабами, но свободны по закону язычников, он говорит в соответствующих выражениях, заповедуя рабам повиноваться своим господам, и, если они могут, им следует становиться свободными (1Кор.7:21 и почти во всех своих посланиях). Но в 1Кор.(6:12) он говорит: “… Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”, и в 1Кор.(7:23): “Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков”. Эти и другие подобные заявления он делает, имея в виду метафорическое[11] рабство, посредством которого человек утрачивает свою свободу, если втягивается в преходящие вещи и сделки с людьми. Ибо он должен “привязаться” к тем людям, с которыми имеет деловые контакты, и, если он хочет оставаться честным, то он обязан проявлять взаимную преданность делу. Поэтому, так или иначе, эти люди становятся пленниками друг друга. Ибо они отвлекаются и занимаются преходящими делами и явлениями, и не могут направить все свое внимание на Бога.

Он [Павел] называет другую разновидность рабства самой наилучшей, Гал.(5:13): “Но любовью служите друг другу”. Он говорит о такой разновидности любви, что, хотя он был свободен, все же сделал себя слугой всех. Эта разновидность рабства является высшей свободой, ибо она ни в чем не нуждается и ничего не получает, но, скорее, предоставляет и дарует. Таким образом, она воистину является наиучшей свободой и характерным отличительным свойством христиан. Он имеет это в виду в данной главе, когда говорит: “Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви” (Рим.13:8). Это благодатное духовное рабство — все служит тем, кто обладает им, и “…все содействует ко благу” (Рим.8:2) тем, кто обладает им. Но сами они не являются рабами никому, потому что они ни в чем не нуждаются, как я уже говорил.

И четвертая разновидность рабства является в равной мере духовной, но она очень нехороша, и против нее он борется изо всех своих сил, охраняя интересы христиан. Это вопрос о подчиненности Закону и всем его тяготам, то есть он касается веры в то, что для спасения необходимо исполнять все внешние дела Закона. Ибо те, кто полагают так и верят в это, остаются рабами и никогда не будут спасены. Ибо они — рабы Закона, и Закон правит ими из-за этой их глупой веры и [состояния] совести. И таковы все, кто желает обрести спасение каким-то иным путем, нежели через веру во Христа, ибо они в величайшей степени озабочены тем, как удовлетворить Закон своими многочисленными делами и собственной праведностью. Разумеется, Апостол и духовные люди также совершали эти дела, да и по сей день совершают, но они делают это не потому, что должны, но потому, что хотят, не потому, что эти дела необходимы, но потому что они разрешены. Однако эти лицемеры изнуряют себя добрыми делами, исполняя их как необходимую, обязательную работу, и, таким образом, они исполняют их потому, что должны, то есть по необходимости, а не потому, что хотят. В действительности они хотят, чтобы эти дела не были необходимы, каковыми, фактически, они кажутся им. В наше время это весьма распространенная форма рабства.

Из этого мы можем легко понять, как в Книге Деяний Апостол хотел очиститься (Деян.21:26), и почему он обрезал Тимофея (Деян.16:3), хотя при этом он везде проповедовал обратное. Таким образом, для тех, кто в Духе, все эти внешние вещи [обряды, установления и предписания] являются делом добровольным, то есть тем, что они могут исполнять либо не исполнять по своему усмотрению.

Однако Апостол не касается вопроса о свободе по отношению к светским властям. Ведь это не приводит к рабству, поскольку имеет отношение ко всем людям, живущим в этом мире, и не является вопросом исполнения дел Закона Божьего.

10. “… Любовь есть исполнение закона”. Заповедь: “…Люби ближнего твоего, как самого себя”, понимается двойственно — так, как она звучит в Мат.(19:19), или же так, как она звучит в Лев.(19:18)[12].Во-первых, мы должны понимать это в том смысле, что как ближний наш, так и мы сами должны быть любимы [нами]. Но в другом смысле это можно понимать еще и так, что нам заповедано любить только ближнего своего, используя любовь к себе, как пример. Это лучшее истолкование, потому что человек, с его естественной греховностью, любит себя более всех остальных, ищет своего во всем, любит все остальное ради себя, даже когда он любит ближнего своего или своего друга, ибо он ищет своего [свои интересы, то, что выгодно и подходит ему] в нем.

Таким образом, это самая глубокая заповедь, и каждый человек должен тщательным образом испытывать себя по ней. Ибо выражением: “Как самого себя”, исключается любое притворство, любая имитация любви. Поэтому тот, кто любит ближнего своего из-за его

но любовь к благам ближнего своего, ради собственной выгоды, и, таким образом, он не любит его, “как самого себя”, ибо, на самом деле, он любит себя, даже будучи нищим, или безумцем, и даже полнейшим ничтожеством. Ибо кто является настолько никчемным, что ненавидит себя? Никто не является таким ничтожеством, что не любит себя, и никто не любит других таким же образом (“как самого себя”). Таким образом, эта заповедь является самой трудной из всех, если мы действительно размышляем о ней. И так уж есть, что никто не хочет быть ограбленным, обиженным, убитым, никто не хочет стать жертвой прелюбодеяния, никто не хочет, чтобы ему лгали, чтобы на него клеветали, или завидовали его собственности. Но если он не чувствует того же самого в отношении ближнего своего, то он уже повинен в нарушении этой заповеди. Следовательно, эта заповедь включает в себя также мысль, выраженную в Мат.(7:12): “Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки”. Поэтому, хотя данная заповедь, при поверхностном рассмотрении ее общих позиций, кажется маленькой и незначительной, производит бесчисленное множество благотворных учений и дает нам верное направление во всех наших делах, если мы применяем ее к конкретным ситуациям. Но тот факт, что эта заповедь не соблюдается, и что мы согрешаем против нее бесчисленное множество раз, и что беспечные люди игнорируют ее, доказывает, что люди не применяют ее к своим делам, но довольствуются своими добрыми намерениями. Например, богачи дают священникам свои сокровища на строительство церкви или мемориала. Но если бы они заняли позицию бедняка и спросили себя — действительно ли они хотят принести это в дар, причем не себе, а — церквам, то они легко узнали бы сами у себя, что им следует делать.

Подобным же образом, наш князь и наш епископ соревнуются друг с другом в собирании реликвий.[13]Каждый из них хочет, чтобы другой уступил ему, и все же каждый продолжает демонстрировать свои добрые дела, ничего не позволяя другому.

Так же и самые ретивые монахи[14] соревнуются между собой ради Бога.[15] Но они не уделяют ни малейшего внимания этой заповеди о любви.

Тот же, кто желает подумать всерьез об этой заповеди и применить ее, не должен зависеть от своих деяний, которые происходят откуда-то изнутри, но, скорее, он должен сопоставлять все деяния, слова и помыслы всей своей жизни с этой заповедью, как с правилом, всегда говоря при этом себе о ближнем своем: “Что бы ты хотел, чтобы он для тебя сделал?” И когда он понял это, пусть он начинает делать то же самое по отношению к ближнему своему, и сразу же исчезнет всякое соревнование [всякая борьба], всякое злословие и всякие разногласия, и появится целый сонм добродетелей, всякая благодать, всевозможные деяния святости, и, как он говорит здесь: “Исполнение закона”. Ибо именно так учил Моисей детей Израилевых во Втор.(6:6 и далее): “И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим, и говори об них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая”. И затем он продолжает: “И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими”. Моисей хотел не того, чтобы мы носили фарисейские филактерии[16], но слова о том, что они должны быть, как “знак на руке”, означают, что все ваши усилия должны быть направлены к этой цели. И выражение: “Повязкою над глазами твоими”, означает, что все наши помыслы должны быть направляемы этими словами, и фраза: “Напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих”, означает, что все наши чувства, и, в частности, наш язык должны быть направляемы и применяемы согласно этим словам.

Делающий это мог бы прийти к совершенному пониманию своих недостатков, к смирению и страху Божьему. В противном случае человек остается в таком состоянии, когда он уверен, что ему ничего не грозит, и что он свят и безгрешен. Ибо он часто открывал бы не только свою лень и медлительность всякий раз, когда нужно оказать помощь ближнему своему — хотя, в то же время, он обнаруживает, что желает, чтобы каждый человек испытывал любовь, доброту и благорасположенность по отношению к нему — но сам он, фактически, является его врагом и лжебратом, настоящим клеветником и человеком, исполненным всякого греха. По этой причине мы можем сказать, что Апостол описывает сущность данной заповеди, говоря в Филип.(2:4): “Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других”, и в 1Кор.(13:5): “… [Любовь] не ищет своего”, то есть она побуждает человека к отрицанию себя и к утверждению другого, к развитию привязанности к ближнему своему и устранению ее от себя, к помещению себя на место ближнего своего и последующему определению — чтобы тот хотел сделать для себя, и что он и другие могли бы сделать для него. И тогда он откроет посредством этого непогрешимого учения — что ему следует делать. Когда же этот процесс опускается, то заповеди преумножаются, но все же человек не достигает той цели, к которой он стремится.

Всякий раз, когда он желает благословений — будь то благословения духовные или физические — когда, например, он хочет, чтобы за него была вознесена молитва, причем неким определенным образом (то есть совершенным образом), он впутывается этой самой молитвой во зло [в пороки], потому что он становится обязан тем же самым другим людям, но впоследствии обнаруживает, что не желает делать этого по отношению к другим. Или он может начать ненавидеть себя и не желать никаких благ от других, и тогда он также не будет ничем обязан другим. Почему? Потому что тот, кто мертв, является праведным. Вот как глубока и широка эта заповедь!

11. “… Наступил уже час пробудиться нам от сна”. То же самое говорится в 1Кор.(15:34): “Отрезвитесь[17], как должно, и не грешите…”, а также в Ефес.(5:14): “… Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос”. Несомненно, что в данном фрагменте он говорит о духовной спячке, то есть о состоянии духа, который спит, когда живет в грехах и доволен собой. В Евангелии Христос много раз предостерегает по поводу такой спячки, увещевая нас о том, что мы должны быть бдительны. И мы должны заметить, что он говорит не о тех людях, которые мертвы во грехах или в неверии, равно как и не о тех верующих, которые пребывают в смертном грехе, но, скорее, о христианах, которые живут этакой “тепловатой” [равнодушной] жизнью, раздуваясь при этом от самодовольства. Ибо он хочет, чтобы они продвигались внимательно, как мы читаем в Мих.(6:8): “О, человек! сказано тебе, что — добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим”. Ибо те, кто беспечны, не бдительны и не имеют страха [Божьего], относятся к людям, которые начинают, но не продолжают — они “возлагают руку свою на плуг” и “озираются назад” (Лук.9:62). Они имеют “вид благочестия”, силы же его отреклись (2Тим.3:5). Физически [своими телами] они вышли из Египта, но сердцами остались. Они самодовольны, они идут своим путем без страха Божьего, они ожесточены сердцами, безбожны, бесчувственны. О таких людях блаженный Бернар говорит: “Тот, кто постоянно не стремится к покаянию, говорит этим самым, что он не нуждается в покаянии”[18]. А если он не нуждается в покаянии, то ему не нужно и милосердие, а значит он не нуждается и в спасении. Это что-то такое, чего не может быть, за исключением, разве что, того, кто без греха, то есть Самого Бога или Его Ангелов.

Поэтому хорошо, что Апостол обращается к христианам и увещевает их очнуться от спячки, хотя они не были бы христианами, если бы уже не очнулись. Но стоять неподвидно на пути к Богу — значит двигаться назад, а продвигаться — значит каждый раз начинать сначала. Поэтому Проповедник не говорит: “Когда человек продвинулся бы…”, но он говорит: “Когда человек окончил бы…” (Сирах.18:7). Св. Арсений каждый день молился Богу таким образом: “Помоги мне, Господи, чтобы я мог начать жить для Тебя”[19]. И, конечно же, раз Апостол говорит о знании: “Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать” (1Кор.8:2), то и мы также должны рассуждать о любой человеческой добродетели: Кто думает, что он уже овладел ими и начал, еще не знает, как нам следует начинать.

И таких людей в наши дни очень много. Они совершают учрежденное Христом покаяние, как нечто внешнее и преходящее, и, совершив это, считают, что теперь они праведны. В результате такая разновидность вероисповедания часто осуществляется в ущерб этому жалкому и никуда не годному упованию на самого себя, потому что оно отнюдь не устраняет того, что, как им кажется, оно устраняет.

Слово “сон”[20] используется в Писании различным образом. Прежде всего, оно используется в буквальном смысле, как указание на физическую смерть, например — в Иоан.(11:11): “Лазарь друг наш уснул…” И в Ветхом Завете, очень часто в Книгах Царств и Паралипоменон мы читаем: “И почил он с отцами своими…”[21].

Кроме этого оно используется при указании на духовную спячку, причем это его применение двойственно. Во-первых, оно используется в хорошем [положительном] смысле, как, например, в Пс.(126:2): “… Тогда как возлюбленному Своему Он дает сон”, и еще, в Пс.(67:13): “Если вы спите среди многих”[22]. И в Песн.Солом.(5:2) невеста говорит: “Я сплю, а сердце мое бодрствует”. Соответственно, “спать” — это значит не быть обращенным, в сторону преходящих благ [“преимуществ”, “выгод”], но, скорее, считать их чем-то воображаемым и туманным, нереальным, из-за своего интереса к вечным явлениям и вещам, которые люди видят в свете веры, своим бодрствующим сердцем. Поэтому они преспокойно спят, когда речь идет о вещах преходящих, и относятся к ним с пренебрежением.

В-третьих, слово “сон” используется при указании на духовную спячку, но в отрицательном смысле этого слова, в смысле, противоположном упомянутому выше. Апостол говорит об этом в 1Фессал.(5:6 и далее): “Итак не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться. Ибо спящие спят ночью, и упивающиеся упиваются ночью”. Слово “ночь” используется здесь для обозначения духовного зла. Подобным же образом, мы читаем в Пс.(75:6): “… Уснули сном своим, и не нашли все мужи силы рук своих”[23]. Таким образом, слово “спать” в этом смысле означает: “не обращаться к вечным ценностям и не заботиться о вечных ценностях. Люди такого типа безразличны к вещам и явлениям вечным, но весьма активны по отношению к вещам преходящим, за которыми они следят бдительно и жадно. Таким образом, они являются своеобразными “антиподами”[24] тех спящих людей, которые упомянуты выше, потому что ночь одних является днем других, и бодрствование одних является сном других, и наоборот. Мы видим противоположные ценности, противоположные последствия и, следовательно, противоположных людей. Короче говоря, мы можем описать эти три [упомянутые выше] разновидности, как “сон сущности [натуры, природы]”, “сон благодати” и “сон вины”, но такое разграничение несколько туманно.

И, как имеются в Писании три способа описания сна, так существуют там и три различных способа упоминания [понимания] ночи и дня, и почти все они являются метафорическими. Ибо слово “день” в духовном смысле указывает на “веру”, а “ночь” — на неверие. В Псалме (18:3), однако, наоборот, вера — это “ночь”, а неверие — “день”: “День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание”, то есть плотский человек[25]говорит плотскому, а мудрый человек — мудрому; безумное Божие — к безумию людей, мудрое во Христе — к мудрому мира. И поэтому также очевидно, что в данном фрагменте Апостол не говорит о физическом сне, тьме или ночи, которые ощущаются [распознаются чувствами] — это он имеет в виду позже, когда говорит: “… Ни пированиям и пьянству” (стих 13), то есть сну [бездействию] и похотям. Эти вещи, конечно же, совершаются ночью.

Таким образом, дела тьмы — это дела тех, кто спит в духе, в отрицательном смысле этого слова, то есть это дела тех, кто мирно покоится в вожделениях мира сего — это не только те дела, о которых принято думать, что они порочны, но также и те, которые считаются добрыми, но все же являются порочными из-за внутренней порочности, потому что люди совершают их без бодрствования веры.

“Ибо ныне ближе к нам спасение…” Данная фраза имеет то же значение, что и фрагмент (2Кор.6:1-2), где Апостол говорит: “… Умоляем вас, чтобы благодать Божия не тщетно была принята вами. Ибо сказано: ‘во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе’. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения”. То, что Апостол затрагивает здесь [в Послании к Римлянам] поверхностно и как бы непреднамеренно, в Послании к Коринфянам он рассматривает более детально, подробно раскрывая, значение слов “отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света” (стих 12). Он говорит там далее: “Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение, но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах…”. И немного далее он продолжает: “… С оружием правды в правой и левой руке” (2Кор.6:3-7). В Послании к Римлянам Апостол использует термин “оружия света”, в Послании к Коринфянам — “оружие правды”. Таким образом, “правда” и “свет” — это одно и то же.

13. “… Ни пированиям…” Как термин graecari (“жить по-гречески”) происходит от слова Graecus (грек), точно также и слово comessari (“пирование”) происходит, похоже от термина comos (“веселье”, “пирушка”). Ибо греческое слово cwmoV означает “пир” [званый обед, банкет], или, скорее, роскошное, расточительное и неумеренное приготовление и проведение пиршества. Действительно, имя бога винопития — Comus, и его пиршество названо этим же именем. В этом греки превосходят немцев да и, по существу, весь мир, потому что они придают пирам и праздненствам столь большое значение, что даже изобрели себе бога, ответственного за это времяпровождение, считая это делом полезным и весьма похвальным. Однако Апостол учит противоположному в данном фрагменте и в 2Кор.6. Ибо он хочет, чтобы мы постились, воздерживались и трезвились. И, конечно, всякий, кто читает жития [жизнеописания], хотя бы — Св. Иеронима, увидит, что эти шесть пороков не только изобиловали в Риме, но действительно властвовали и тиранствовали над людьми — посмотрите, например, у Светония “Жизнь двенадцати цезарей”[26] — так, что даже Ювенал[27], старый язычник, восклицает: “Самый большой враг, а именно — роскошь — пришла, чтобы обосноваться с нами и мстить побежденному миру”.[28]И, таким образом, Апостол пытается испугать верных, чтобы они не поддавались диким примерам Рима. И блаженный Петр тоже не молчит о распутстве этого города, когда в 1Пет.4:4 обращает внимание не только на распутство, но также и на злословие. В самом деле, он не стесняется называть этот город Вавилоном, потому что все в нем было в беспорядке и путанице, о чем даже Катулл[29] свидетельствует: “Все, будь то правильное или неправильное, смешалось в безумном неистовстве”[30], так что город, доведенный теперь до безумной развращенности, похоже, просит небо либо об Апостолах, причем о величайших из них, либо о наказании Содома и Гоморры. Поэтому в 1Пет.(4:3 и далее) говорится: “Ибо довольно, что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложству, скотоложству, помыслам), пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению; почему они и дивятся, что вы не учавствуете с ними в том же распутстве, и злословят вас”. И во 2Пет.(2:13) мы читаем: “… Ибо они полагают удовольствие во вседневной роскоши[31]; срамники и осквернители, они наслаждаются обманами своими, пиршествуя с вами”. Но сейчас Рим, вернувшись к своим прежним моральным нормам, втягивает почти весь мир за собой, увлекая его своим примером, если не сказать больше, что современный Рим даже превосходит Рим древний своими чрезмерными буйствами, так, что он, похоже, опять нуждается в Апостолах, и даже в еще большей мере. Их появление [сейчас], до того, как они придут в качестве судей, было бы делом добрым и благоприятным.

Между прочим, мы должны обратить внимание, что слово luxuria (распутство) не должно пониматься в данном фрагменте как “похотливость” (libido), но, скорее, оно означает “пирование” или “проявление расточительности”, подобно греческим терминам aswtia, aswtoV.

Противостоя тому же пороку в 1Тим.2 и 3, а также в Тит.1 и 2, Апостол дает наказ о том, чтобы епископы, диаконы, старцы и старицы, молодые мужчины и женщины трезвились, и всех их он предостерегает от пьянства и пирования, как от опаснейшего порока. Таким образом, сравнение тех фрагментов с этим, и этого с теми, дает нам правильное понимание апостольского образа мышления, когда в данном фрагменте он показывает — чего он не хочет, а в других — чего он хочет.

“… Ни сладострастию и распутству”. То есть они должны быть бдительны и целомудренны. Ибо в предшествующих фрагментах он предписывал целомудрие и бдительность, начиная с епископов, и затем — распространяя это на старейшин и остальных. И это, несомненно, является правильным порядком. Ибо пирование и пьянство способствуют распутству или, как говорят греки, похотливости. Поэтому святые отцы[32] утверждали, что тот, кто желает служить Богу, должен прежде всего бороться с пороком обжорства, потому что это зло является наиболее труднопреодолимым. Если этот порок не искоренить, то даже если он и не приводит к похотливости, что иногда случается с престарелыми мужчинам, все-равно он делает ум неподготовленным к божественным вещам. По этой причине пост является сильнейшим оружием христиан, обжорство же, с другой стороны — это наиболее эффективный механизм [воздействия] дьявола. Но об этом много сказано в писаниях святых.

“… Ни ссорам и зависти”. Как в предшествующих фрагментах, где Апостол наставлял человека об отношении к себе самому, а именно — о том, чтобы он был умерен, осторожен и целомудрен, так и в данном фрагменте, он учит человека об отношениях с ближним его, чтобы они жили, в мире, единстве и любви. Он заповедует это во всех своих посланиях, подробно и с большой заботой [обеспокоено], что он делал также и в предшествующей главе. Так, в 1Тим.(2:8) он говорит: “Итак желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения”. В третьей главе того же послания (1Тим.3:3), равно как и в Послании к Титу (1:7), он заповедует, чтобы епископ был несварлив. И, согласно блаженному Иерониму, это означает, что он не должен быть слишком резким и категоричным в своих высказываниях[33]. Таким образом, он хочет, чтобы они были кроткими, добрыми и великодушными друг ко другу. “Спор” — это словесная битва, и “спорить” — значит сражаться на словах. В этой битве каждый спорщик хочет, чтобы его считали правым и победившим, а всех остальных — побежденными [опровергнутыми]. Это ситуация, в которой никто ничего не дает другому. С другой стороны, термин “соперничество[34]” очень многозначен. “Соперничать” [соревноваться] означает “следовать за” или преследовать”. И точно так же, как термин “следовать” или “преследовать” используется как в положительном, так и в отрицательном смысле, так и слово, означающее “стремительно и упорно следовать за…” (consector), слово “следовать [‘придерживаться’]” (insector), “гнаться, преследовать” (prosecutor), “следовать” (persecutor) и также “ревновать [соперничать]” (emulor), все эти слова могут использоваться различными путями. И это не обязательно означает “подражать” (imitari). Ибо слово “состязаться” означает “преследовать” [гнаться] таким образом, что человек обретает, ухватывается или даже превосходит, и поэтому оно выражает не только простое следование, но реальное стремление превзойти. Поэтому, если кто-то ревнует [состязается] в хорошем смысле этого слова, то он является человеком, который так подражает своему учителю или его примеру, что пытается даже превзойти этот пример, чего человек не делает, если он просто подражает. И, с другой стороны, тот, кто ревнует [состязается] в плохом смысле этого слова, является человеком, пытающимся преозмочь того, с кем он соревнуется, или, выражаясь простым языком, он хочет, чтобы его слово было последним, а это значит побеждать зло злом. Если другой человек говорит или делает что-то порочное, то он пытается делать или говорить нечто даже еще худшее. Таким образом, ревность [соперничество] является сестрой спора [состязания]. И поэтому мы чаще используем термин “ревнитель” (emulus или emula) либо как прилагательное, либо как существительное.

Эти замечания далеко не исчерпывают вариантов использования данного термина, однако, мы сказали достаточно о рассматриваемом библейском фрагменте. Бог назван словами zelotes (“ревнитель”, см. Исх.20:5 и др.) и emulator. Апостол говорит (2Кор.11:2): “Я ревную о вас ревностью Божией”. И в Песн.Песн.(8:6) о ревности сказано, что она “люта, как преисподняя” — фрагмент, в котором термин “ревность”, похоже, не может восприниматься в смысле обоюдного состязания. Более того, поскольку ревнующий пытается быть единственным в том деле [в той области], в котором он состязвется с другим, в этом заключается причина того, почему муж соперничает с прелюбодеем, Бог с идолом, жена с прелюбодейной женщиной или любовницей. Как человек хочет полного [всецелого] обладания своей женой, и, таким образом, пытается исключить другого человека, так и Бог хочет быть единственным Богом, так и Апостол ревнует о Коринфянах, желая быть их единственным учителем, для исключения всех других, не желая делиться этой славой с другими, но это [совершается] со святой ревностью. Ибо он боялся, что их ум может быть развращен хитрыми происками сатаны, даже несмотря на то, что он обручил их со Христом. Он также боялся и лжепророков. Поэтому ревность включает в себя благое, которое является возлюбленным, и исключает разделение этого благого с кем-либо, и, таким образом, это разновидность ненависти по отношению к тому, кто желает разделить и не хочет оставить это себе одному. Поэтому ревность одновременно любит и ненавидит. Иногда объектом такой ревности является то, что любимо, а иногда — то, что ненавидимо, например, когда мы говорим: “Человек ревнует свою жену”, и: “Человек с ревностью относится к прелюбодею”. В первом примере данный термин используется более надлежащим образом, как в 1Кор.(12:31): “Ревнуйте о дарах больших…”.

Соперничество — это любящая ревность, или ревнивая любовь. Существует смесь любви и ненависти, горькой любви и любящей горечи. Точно также, покаяние — это сладкое сожаление и сожалеющая сладость. Ибо сладость любви ревнителя заставляет его делать то, что он делает и желать делать это, но горечь его ненависти делает его нежелающим. Но это слово не всегда используется надлежащим образом, часто его используют, имея в виду усилие, которое человек предпринимает для достижения своей цели, даже без намека на ненависть, как, например, в 1Кор.(10:22): “Неужели мы решимся раздражать Господа?”[35], то есть разве мы пытаемся превзойти Господа или делать более, чем делает Он? Разве мы сильнее Его?

14. “… И попечения о плоти не превращайте в похоти”, то есть не удовлетворяйте похоти плоти, но обеспечивайте ее необходимым. Апостол пытается сказать, что похоти плоти не должны поощряться [получать поддержку]. Ибо, так Гуго Сен-Викторский[36] справедливо говорит: “Кто лелеет свою плоть — вскармливает себе врага”, и снова, с другой стороны: “Тот, кто разрушает свою плоть — убивает друга”.[37] Но разрушать следует не плоть, а пороки плоти, то есть похоти, которые должны быть уничтожены. И в Прит.(29:21) говорится: “Если с детства воспитывать раба в неге, то впоследствии он захочет быть сыном”[38].

Примечания:

[1] Это, несомненно, относится к тем размышлениям Лютера, которые впоследствии (1520 г.) нашли свое отражение в работе “Свобода христианина” (The Freedom of a Christian, Luther’s Works, 31, pp. 343-377). [Перев.: Данная работа переведена на русский язык и включена в книгу “Мартин Лютер. Избранные произведения”,С.-П.:1994, сс.16-54].

[2] Езд.5:11;

[3] Досл: “коварными привилегиями”. — Перев.

[4] Имеется в виду “чистые снаружи, но грязные изнутри”. Данная идиома, вероятно, взята Лютером из Деян.(23:3): “… Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня”. Здесь также напрашивается аналогия с Мат.(23:27): “Горе вам, … лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам…”. Во многих других переводах вместо слова “окрашенным” используется слово “побеленным” (Например, в английском переводе King James, а также в СП: “… Вы подобны побеленным гробницам…” — Перев.

[5] Это ссылка на случай, произошедший в городе Страсбурге, где некий Хепп фон Кирчберг, каноник [штатный священнослужитель епархиального кафедрального собора в католической церкви. — Перев.] церкви Св.Фомы, изнасиловал дочь горожанина. Тщетно городские власти обращалились к епископу и архиепископу в поисках правосудия. Преступник, тем временем, выхлопотал обвинительный акт против трех членов страсбургского городского совета в римской курии, в результате чего, истец стал ответчиком.

[6] См. Мат.(23:24): “Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!” — Перев

[7] Досл.: “бегемоту”. — Перев.

[8] Бернар Клервоский. — Перев.

[9] Дословно — «средней частью». — Ред.

[10] При дословном переводе цитаты, используемой в тексте: “… чтобы спасти всех”. — Перев.

[11] Иносказательное, образное.

[12] В цитате, используемой Лютером, фрагмент из Лев.(19:18) дословно звучит так: “Люби друга своего”. В русском Синодальном переводе, однако, никаких различий между этими фрагментами нет. — Перев

[13] Как Фридрих Мудрый, курфюрст Саксонский, так и Альбрехт Бранденбургский, архиепископ Магдебургский и Майнцский, епископ Хальберштадтский, были ревностными собирателями реликвий, и в те времена, когда Лютер работал над данными лекциями, они особенно предавались этому увлечению.

[14] В англ. тексте здесь используется термин Observants, которое, строго говоря, переводится, как “францисканец строгого толка”, далее, однако, речт идет об августинцах строго толка. — Перев.

[15] Монахи Августинского монастыря в Эрфурте, членом которого с 1505 по 1524 гг. был Лютер, строго соблюдали все монашеские обряды и обычаи. Но, как Лютер отмечает здесь и во многих других местах, внутри ордена имела место постоянная борьба между “строгими” и “нестрогими” [“распущенными, расхлябанными”] монастырями и людьми. Попытки Стаупица примерить и объединить две эти части оказались безуспешными. Хотя Лютер поддерживал попытки Стаупица, сам он придерживался самого строжайшего соблюдения всех обрядов и обычаев. В 1533 году он писал: “Я соблюдал правила своего ордена столь строго, что могу сказать: если бы какой-то монах когда-либо мог попасть на небеса благодаря исполнению им своих монашеских обязанностей, то я поппал бы туде также… Если бы это продлилось хоть немного дольше, я умертвил бы себя своими постами и бдениями, молитвами, чтениями и другими делами” (W, XXXVIII, 143). Лютер никогда не стеснялся критиковать своих собратьев-монахов, не соблюдающих обрядов, делая сноски и примечания в своих лекциях, например: “Это как раз то, что происходит со всеми спесивыми, упрямыми, суеверными, мятежными и непокорными людьми, и я боюсь за наших особо ретивых монахов также, ибо под видом жизни по правилам и предписаниям, они проявляют непокорство и бунтовство (W, IV, 83). См. также соответствующие комментарии к стиху 1:1 выше, во воторой части данной книги: “Лютер неоднократно подчеркивает важность положения, которое занимает духовенство и ответственность, лежащую на священниках …” и т.д

[16] Амулеты.

[17] При дословном переводе цитаты, используемой Лютером: “Проснитесь …” — Перев.

[18] Sermo II in vigilia nativitatis Domini, Patrologia, Series Latina, CLXXXIII, 90.

[19] Vitae patrum, Verba seniorum, III, 190; V, 15, 5, Patrologia, Series Latina, LXXIII, 801; 953.

[20] “… Пробудиться нам от сна”.

[21] См., например 3Цар.(14:20). — Перев

[22] Лютер цитирует Вульгату: Si dormiatis inter medios cleros. В Dictata super Psalterium он дает следующие комментарии к словам “si dormiatis”: “Покоясь от смятения желаний”, и к словам “inter medios cleros”: “Между двумя заветами, или жить в вере между вещами преходящими и небесными”. См. W, III, 386, 15. В своих заметках к Пс.(126:2) Лютер определяет понятие “сон”, как: “Презрение к вещам преходящим, о которых я говорил в Пс.(67:13)”. См. W, IV, 415, 10.

[23] В современном переводе: “Храбрые воины всего достоянья лишились, они как-будто крепким сном уснули, никто не поднимет руки”. — Перев.

[24] Лютер использует здесь слово antithesiaci, которое, похоже, является его собственным изобретением. [Перев.: “антитетический дубликат” — “противоположный двойник”, или “двойник наоборот”].

[25] Лютер написал здесь “духовный человек”, однако, это разрушает параллелизм, который он здесь сьроит. Должно быть он имел в виду плотского человека.

[26] Светоний: Гай Светоний Транквилл (ок.70— ок.140) — римский писатель. Из его многочисленных трудов полностью сохранились жизнеописания 12 первых императоров — от Цезаря до Домициана (De vita Caesarum — “Жизнь двенадцати цезарей”). — Перев.

[27] Ювенал Децим Юний (ок.60 — после 127): римский поэт, автор сатир. — Перев.

[28] Ювенал, Satyrae, VI, 292

[29] Катулл, Гай Валерий (род. в 87 или 84 г. до Р.Х., ум. ок.54 г. до Р.Х.): римский лирик. — Перев

[30] Catullus, LXIV, 406

[31] Современным языком: “Их представление об удовольствиях — повседневная роскошь”. — Перев.

[32] См. Johannes Cassianus, De coenobiorum institutis et de octo proncipalibus vitiis, V, 1ff., Patrologia, Series Latina, XLIX, 201 ff

[33] Досл.: Он не должен “иметь острый язык”.

[34] При дословном переводе рассматриваемого фрагмента в том виде, как его комментирует Лютер, в нем используется именно это слово, вместо слова “зависть”, примененного в русском Синодальном переводе Библии. — Перев.

[35] При дословном переводе цитаты, используемой Лютером: “Разве мы вызываем ревность в Господе?” В большинстве английских версий перевода и в современном переводе Библии на русский язык также приводится подобный вариант: “Что же мы, стараемся вызвать ревность у Бога?” — Перев.

[36] Гуго Сен-Викторский (Hugo de Saint-Victor) (ок.1096—1141) — средневековый философ и богослов. — Перев.

[37] Веймарское издание не смогло найти эти слова в трудах Гуго Сен-Викторского и предполагает, что их подоплекой могут быть слова Григория Великого из работы Homilia in Ezechielem, II, 7: “Иногда наша плоть является помощником в добрых делах, а иногда она становится соблазном к делу порочному. Итак, если мы даем ей больше причитающегося ей, мы вскармливаем врага. Но если мы не даем ей должного, мы убиваем собрата своего”.

[38] Вариант, предлагаемый в современном переводе, ближе к версии, используемой Лютером: “Если даешь слуге все, что он хочет, то в конце концов он не будет хорошим слугой”. — Перев