10. Последствия

«Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада»

(Деян. 20:29).

Есть такое выражение: «железная рука в бархатной перчатке».

Я не думаю, что жестокосердие, проявленное структурой власти, породили события весны 1980 года. Мне кажется, что жестокосердие уже существовало, это доказывает и история. События той весны просто привели к тому, что «перчатку» сняли и показалась несгибаемая жесткость. Этот вывод подтверждает и следующий пример.

Когда судебная комиссия из пяти вефильских старейшин (сделавшая по всей справедливости то, что Руководящая корпорация должна была сделать сама) наконец встретилась с Эдом Данлэпом и сообщила ему, что решено лишить его общения, Эд сказал им:

«Хорошо, если вы так решили. Но не говорите, что это за «отступничество». Вы знаете, что «отступничество» означает бунт против Бога и Христа Иисуса, и понимаете, что ко мне это не относится».

К августе 1980 года на первой странице ежемесячной газеты «Наше служение Царствию», которая высылается всем общинам, было помещено заявление о том, что несколько членов Вефильской семьи были лишены общения; затем речь шла об «отступничестве от организации». Это выражение, хотя тоже ложное (поскольку бунта не было даже против организации), оказалось, по крайней мере, ближе к истине, чем все остальные заявления.

28 мая 1980 года всей Вефильской семье зачитали мое письмо об уходе. 29 мая было созвано собрание вефильских старейшин. Среди них был Джон Митчелл, который работал секретарем в офисах служебного отдела и Руководящей корпорации. Я столкнулся с ним единственный раз, когда он оформлял мне визы для поездки в Африку. Он никогда не разговаривал ни с кем из лишенных общения. Однако он видел кое–какую корреспонденцию судебной комиссии, проходившую через офисы, и слышал ходившие в отделе слухи о суде над «ересью». Вот что он рассказывает о своих впечатлениях от собрания старейшин и речей на этом собрании членов Руководящей корпорации Шредера и Барри:

«Речь Шредера была посвящена, в основном, организации. Он говорил о нашей «прекрасно согласованной организации», о том, что те несколько человек, кто, по–видимому, считает, что не может согласиться с ее правилами и порядками, «должны ее покинуть и больше не участвовать в дальнейшей работе» (он показал публикацию «Организация филиала» для того, чтобы уверить всех, насколько «прекрасно согласованной» была организация, и сообщил, что в этой публикации содержится более 1000 правил и распоряжений насчет порядка работы филиалов и бруклинской штаб–квартиры). Он подчеркнул, что происходит не «охота на ведьм», а «очистка» организации от всего лишнего.

«Что касается тех, кто ушел, — сказал он, -не то, чтобы они не верили Библии, — для этого нужно быть атеистом. Но они ее по–другому понимают».

Он завершил речь, пригласив вефильских старейшин задавать вопросы. Харольд Джексон поднял руку и предложил сделать нечто вроде «форума», открытого обсуждения по этому вопросу. Шредер сказал, что этого предусмотрено не было. Если у нас есть вопрос, мы всегда можем задать его письменно. Еще один старейшина, Уоррен Уэйл, спросил, обсуждалась ли идея о том, чтобы братья давали «клятву верности». Шредер ответил, что это в данный момент не рассматривается.

Речь Ллойда Барри была, по–видимому, попыткой опровергнуть взгляды тех, кого считали «отступниками», и призвать к преданности организации. Он зачитал Пр. 24:21–22 и предупредил, что мы должны остерегаться тех, кто «стремится к переменам». Он пренебрежительно отозвался о тех, кто самостоятельно изучает Библию, заявив, что они даже собираются для этого в понедельник вечером вместо того, чтобы пойти на изучение «Сторожевой башни».

В том же неодобрительном тоне он говорил о людях, склонных к использованию комментариев, написанных авторами христианского мира (на столах работников отдела служения постоянно лежали книги Барнса «Заметки но Новому Завету», их все видели; замечание Ллойда Барри заставило служащих убрать комментарии в ящики столов). Барри говорил о нашем «богатом наследии» Свидетелей Иеговы и был явно огорчен, что некоторые не ценили это наследие так высоко, как он, что эти люди были склонны к мышлению, которое может помешать росту и процветанию организации».

Хотя Митчелл ни разу не обсуждал вопросов из Писания или тех моментов, о которых здесь шла речь, ни с кем из нас, против кого и были направлены эти речи, он пишет:

«Это собрание и последовавшие события вызвали у меня нарастающее чувство тошноты, когда я впервые узнал ошеломляющие новости о лишении общения и об увольнении брата Франца.

В «Сторожевой башне» от 1 августа 1980 года должны были напечатать статью, перечисляющую различные «признаки отступничества». Но у меня к тому времени появились четкие представления о том, каковы были настоящие признаки. И меня очень беспокоило, что сама организация начала все больше и больше проявлять такие признаки.

1. Подавление свободного чтения Библии. Хотя я знал, что вряд ли начнут сжигать Библии, но было очевидно, что полной свободы читать Писание и участвовать в открытых библейских обсуждениях ожидать не приходится. Почему Руководящая корпорация не пожелала организовать открытое обсуждение этих вопросов, как было предложено, особенно потому, что дело касалось людей, которые многое сделали для организации и были признанными знатоками Библии? Что они пытались скрыть? Разве «истина» не могла выдержать такое пристальное рассмотрение?

2. Центр внимания, очевидно, переместился с Библии на наше «богатое наследие» или традиции организации. Я прекрасно знал, что это была ошибка многих религиозных сект, включая фарисеев. В Мф. 15 и Мк. 7 содержатся слова Иисуса, когда Он упрекал их в том, что они больше значения придают традициям, чем Слову Божьему. Меня просто ужаснуло предложение о том, чтобы ввести «клятву верности» для гарантии преданности членам организации и ее традициям. Тем не менее, предложение это было сделано совершенно серьезно.

3. Инквизиционные приемы. Было ясно, что Руководящая корпорация (которая, по моему представлению, существовала в основном для того, чтобы служить братьям) пользовалась очень сильной авторитарной властью и в этом деле была настроена на быстрые и категорические действия. Разве не явилось бы более мудрым и благоразумным решение действовать осторожно и неторопливо, тщательно взвешивая и рассматривая стороны дела, а затем не спеша и осмотрительно вынося постановления?

Помню, как на собрании старейшин я думал: «Стойте! Не торопитесь! Разве вы не видите, что творите»? Я думал так не потому, что не был верен организации, а потому, что любил ее и больше всего на свете хотел, чтобы она была крепко основана на прочной истине».

Как и он, я вначале надеялся, что кошмарный сон пройдет, и, может быть, будет преобладать более рациональное мышление; что более спокойные, благоразумные рассуждения и дейстния придут на место полного эмоций, почти истерического «осадного мышления», согласно которому маленькая группа людей с собственными убеждениями являлась чуть ли не гигантской угрозой для. международной организации. Произошло как раз противоположное.

Наверное, ничто так наглядно не показывает появившиеся тогда невероятные требования полного подчинения организации, как следующее письмо от 1 сентября 1980 года, разосланное отделом служения международной штаб–квартиры всем разъездным представителям, окружным и районным надзирателям. Здесь приводится материал двух первых страниц письма (отрывок под заголовком «Защищая стадо», который более всего интересен для предмета нашего обсуждения; особо важные моменты подчеркнуты).

Библейское Оощество СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк 11201, США Тел.(212)625–1240 CSG:SSF 1 сентября 1980 года ВСЕМ ОКРУЖНЫМ И РАЙОННЫМ НАДЗИРАТЕЛЯМ Дорогие братья!

Мы знаем, что вы и ваши жены получили большую пользу от районных конференций «Божественная любовь». Они напомнили нам, почему любовь является самым благодатным качеством, которое только можно в себе развить (см. 1 Кор. 13:13). Любовь помогает нам сохранять единство несмотря на нашу ограниченность и недостатки (см. Кол. 3:12–14).

Можете быть уверены, что своим примером любви вы поддержите и укрепите в вере братьев, которым служите. Мы получили множество писем, где нам сообщают о той любви, которую проявляете вы и ваши жены. Одно собрание старейшин написало о своем окружном надзирателе: «(Он) по–настоящему предан воле Иеговы… является духовным помощником для всех… с ним можно обсудить любой вопрос. (Он) умеет слушать, оказывает братьям понимание и сочувствие. На таких братьев можно положиться, когда в будущем, мы знаем, настанут трудные времена».

Вы можете не сомневаться, что братья очень дорожат вашей дружбой, вниманием и любовью, когда вы «столь искренне заботитесь» о них (см. Флп. 2:19–23, 29). Поэтому продолжайте относиться к ним с любовью. Никогда не оказывайте на них давление и не ругайте их. Ведите их, настойчиво работайте с ними, назидайте их в соответствии с их нуждами. Будьте терпеливы, если они идут вперед не слишком быстро. Такое сдержанное, доброе отношение освежит силы братьев (см. Мф. 11:28–30).

ЗАЩИЩАЯ СТАДО

Важная обязанность надзирателя заключается в том, что он, внимая «всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями» (Деян. 20:28), в то же время защищает это стадо от опасности. В Деян. 20:29–30 рассказывается, что одной из таких опасностей могут стать отступники. В журнале «Сторожевая башня» за 1 августа 1980 года этот вопрос подробно рассмотрен. Вам всем необходимо тщательно ознакомиться с материалом этих статей для изучения. Также побудите к этому всех старейшин и особенно служителей. Включите основные моменты в свою программу «Не упускай того, что узнал».

Помогайте старейшинам различать бунтовщика–отступника и христианина, ослабевшего в вере и мучимого сомнениями (см. 2 Пет. 2; Иуд. 22, 23). С первым после нескольких попыток повернуть его к истине нужно поступать решительно (2 Ин. 7–10). А слабому в вере нужно терпеливо и с любовью помочь обрести точные знания, которые и укрепят его веру.

с.2

Помните, что отступнику необязательно пропагандировать отступнические взгляды для того, чтобы быть лишенным общения. В статье, опубликованной в «Сторожевой башне» за 1 августа 1980 года (абзац 2 на с. 17), говорится, что слово «отступничество» происходит от греческого «отходить в сторону», «отступать, покидать», «бунтовать, оставлять». Поэтому если крещеный христианин отвергает учения Иеговы, как они представлены верным и благоразумным рабом, и продолжает упорствоовать в других убеждениях несмотря на порицания Писания, тогда он виновен в отступничестве. Для того, чтобы вернуть его к истинным рассуждениям, нужны неоднократные, доброжелательные усилия. Однако, если он и после этого продолжает придерживаться отступнических взглядов и отрицает то, что дает нам «класс раба», необходимо принять соответствующие судебные меры.

Мы не хотим этим сказать, что вы или старейшины должны начать «охоту на ведьм» и подвергать рассмотрению личные убеждения своих братьев. Если старейшины сочтут этот план достаточно значительным, будет более разумным расследовать это дело тихо и доброжелательно с целью защиты стада. Нельзя переоценить необходимость быть осторожными, благоразумными и доброжелательными в таких ситуациях (см. Иак. 1:19–20).

СОТРУДНИЧЕСТВО МЕЖДУ СТАРЕЙШИНАМИ

В некоторых крупных городах было замечено: иногда, когда раскрывалось какое–либо беззаконие, в нем могло быть замешано несколько собраний. Между старейшинами этих собраний необходимо полное сотрудничество. Они всегда должны быть наготове, если придется быстро передать любую информацию об издателях в их собрании, которая может потребовать расследования. Любому, неблагоразумно ввязавшемуся в недостойные дела, следует немедленно помочь. Каждому, потерявшему чувствительность ко греху, необходимо вынести суровое порицание, а если это не поможет, исключить такого из собрания. Будет хорошо, если вы обратите пристальное внимание старейшин в округах на материал, представленный вам на семинаре осенью 1979 года, в плане № 13 под заголовком «Старейшинам все еще нужна помощь в решении внутренних проблем собрания». Любую необходимую и доступную информацию следует немедленно передавать старейшинам собрания. Вам нужно дать старейшинам остро почувствовать их ответственность перед Богом в том, чтобы предотвращать зло от проникновения в собрание и распространения в нем (см. 1 Кор. 5:6–8). Судебная комиссия должна приложить все усилия и убедиться, что человек по–настоящему раскаялся, перед тем как простить его за ту недобрую известность, которую получило из–за него собрание. Обычно человек, раскаявшийся по–настоящему, может показать «достойный плод покаяния» (Мф. 3:8). Нам хотелось бы помнить: какими бы хорошими ни были помощь и порицание, если сердце человека остается безответным, то при подобных обстоятельствах он вновь совершит этот грех. Чтобы защитить общину и старейшин, необходимо принимать самые решительные меры.

В этом письме представлена официальная политика. Она гласит, что если то, во что человек верит, — просто верит, а не пропагандирует, — отличается от официальных учений организации, это является достаточным оснаванием для принятия юридических мер против него как «еретика»!

В письме нет каких–либо положений, которые ограничивали бы такие расхождения с фундаментальными учениями Слова Божьего (например, что Сын Божий пришел как человек), веру в Его искупительную жертву, в пролитую кровь Христа как основу спасения, воскресение и подобные библейские доктрины. Там даже не говорится, что для того, чтобы считаться отступником, человек должен обязательно не соглашаться с Библией, со Словом Божьим. Скорее, такой человек не согласен с «учениями Иеговы, как они представлены «верным и благоразумным рабом». Это подобно тому, что если человек принимает и повинуется письменному повелению Царя, то это не является гарантией его верности. Он верен, если принимает и повинуется тому разъяснению этого повеления, которое диктует ему посланный с ним раб!

Обозначение вверху страницы письма от 1 сентября 1980 года показывает, что его написал Леон Уивер. Но не надо думать, что эта политика «контроля за мыслями» была характерна для мышления отдельного человека. Это также не являлось спонтанным, невольным выражением экстремизма: человек высказывает его, а потом стыдится того, что занял такую жесткую, необдуманную и совершенно нехристианскую позицию. Автор письма работал в комитете отдела служения, все члены которого (Харли Миллер, Дейвид Олсон, Джоэл Адамс и Чарлз Вуди) уже долгое время были представителями организации, позади у них были десятки лет работы. От имени Руководящей корпорации они следят за деятельностью более 7500 собраний, всех старейшин, окружных и районных надзирателей в Соединенных Штатах, где проживает четвертая часть всех Свидетелей Иеговы. Они постоянно сотрудничают с комитетом служения Руководящей корпорации и должны быть прекрасно осведомлены обо всех взглядах Руководящей корпорации, настроены в соответствии с ее мышлением, точкой зрения и духом.

Но от этого ужасающая сторона позиции, выраженной в письме, только усиливается. Как я знаю из опыта работы в комитете служения, любое письмо подобной важности перед отправлением должно быть представлено для одобрения комитету служения Руководящей корпорации^[199]. Если бы даже у одного члена комитета возникли возражения, письмо попало бы в Руководящую корпорацию для всеобщего обсуждения.

Как бы то ни было, письмо и изложенная в нем политика (которая вызывает в памяти позицию религиозных властей во время инквизиции) должны были получить одобрение довольно большого числа представителей штаб–квартиры, включая некоторых членов Руководящей корпорации. Поскольку на карте стояли человеческая дружба, семейные отношения, личное достоинство и другие жизненные интересы, надо предполагать, что эти люди тщательно и долго обдумывали это утверждение от 1 сентября 1980 года, прежде чем одобрить его в качестве официального указания «верного и благоразумного раба» Иисуса Христа. Ведь то, что говорилось в письме, не было пустяком, от которого впоследствии можно было отречься, сказав: «Мы имели в виду не совсем то, что прозвучало». Судя по фактам, очень многие люди были лишены общения и до сих пор подвергаются такому наказанию исключительно на основе именно этой распространенной политики «контроля над мыслями», На их имена порочащее клеймо «отступника» ставится только потому, что в своем сердце они не могут принять все толкования Общества.

Возможно, эта политика возникла в результате событий, происшедших чуть раньше в том же году в одном из собраний Нью–Йорка. Джон Митчелл, работавший, как мы уже говорили, в отделе служения, вспоминает:

«Где–то в это время (речь идет о начале лета 1980 года) от Ф. У. Франца пришла записка, по всей видимости, отвечавшая на вопрос, посланный Харольдом Джексоном (работавшим в отделе служения).

Кажется, в одном испаноязычном собрании была сестра–пионерка (занимавшаяся постоянным проповедованием), которая чувствовала, что не может искренне учить о том, что 144000 из Отк. 7, 14, нужно воспринимать буквально. Она сказала, что не хочет никого обращать в свою веру или публиковать противоположные взгляды; но она не хотела также говорить тем, с кем изучала Библию, что 144000 — это буквальное число.

Брат Джексон, по всей видимости, хотел узнать, можно ли отнести такого человека к «отступникам». Записка подтверждала, что такой человек действительно может считаться отступником и должен быть лишен общения, если не согласен учить так, как поручило ему Общество. Я помню, как кто–то в отделе служения рассказывал, чем закончилось это дело, говоря, что девушка «отреклась от своего мнения». Я был потрясен, что подобные термины могут употребляться без чувства стыда».

Можно предположить, что приведенная крайняя позиция, выраженная в письме от 1 сентября 1980 года, разосланная через разъездных представителей всем старейшинам, должна была вызвать если не бурю протеста, то, по крайней мере, какое–то выражение недовольства со стороны старейшин и других людей. Но для этого они были слишком хорошо дисциплинированны. Некоторые все же чрезвычайно осторожно выразили свое мнение, боясь тоже получить клеймо отступника. Конечно же, они не протестовали не потому, что познали, что это «(есть) воля Божия, благая, угодная и совершенная», как пишет апостол^[200]. Если перечитать абзац на с. 2, то можно увидеть, что там нет ни одного стиха из Писания, который доказывал бы библейское основание этой политики «контроля над мыслями». Мысли христианина должны быть пленены «в послушание Христу»^[201], а не людям и не организации. Почему же тогда мы видим такую готовность подчинить свои убеждения такому полному конролю?

Подобное возникает из понятия «организации», которое создает веру в то, что все, что говорит организация, это то же самое, как если бы говорил Сам Бог. Пожалуй, можно явно увидеть дух, возникавший в результате провозглашений Общества (включая это письмо), в событиях, происшедших на окружной ассамблее старейшин в Алабаме. Барт Томпсон поднял над головой брошюру Общества в зеленой обложке и сказал собранию старейшин: «Если бы Общество сказало мне, что эта книга не зеленая, а черная, я бы ответил: «Знаете, я готов был поклясться, что она зеленая, но если Общество говорит, что она черная, значит, она черная»! Другие также приводили подобные примеры.

Действительно, есть много мыслящих Свидетелей, которых отталкивают такие откровенные выражения слепой веры. Но большинство готово подчиниться, даже принять «судебные меры» против всякого, кто сомневается в толкованиях Общества. Почему?

Я разумом и сердцем пытаюсь понять чувства всех этих людей вместе с членами Руководящей корпорации. На основании своей работы с ними я думаю, что, в конце концов, они являются пленниками понятия. Кажется, что имеющееся у них понятие или мысленное представление «организации» почти обрело собственную личность, так что само понятие управляет и движет ими, сдерживает их, формирует их мышление, отношение, суждения. Я не думаю, что многие из них встали бы на ту позицию, на которой стоят сейчас, если бы они мыслили только на основании учений Бога, Христа, Библии и интересов — не организации, а их христианских братьев, таких же людей, как они сами. Однако появление существующего понятия «организации» радикально меняет их мышление и воззрение, становясь, фактически, доминирующей, контролирующей силой.

Я полагаю, что, размышляя и говоря об «организации», члены Руководящей корпорации точно таким же образом думают о понятии, а не о существующей действительности. Они полагают, что «организация» — это нечто более великое и значительное, чем они сами, представляя ее в количественном аспекте, в плане масштабности ее власти как нечто международное, мировое. Они не осознают — по всей видимости, — что этот аспект относится скорее к территории распространения организации, нежели к тому, чем она на самом деле является. Однако, призывая «быть верными организации», они, конечно, должны бы знать, что имеется в виду не сфера ее деятельности — не тысячи собраний и их членов, которыми управляет организация. Они говорят о верности источнику управления, источнику учений, источнику власти. Признают ли это члены Руководящей корпорации или предпочитают об этом не думать, факт остается фактом: в этих важнейших аспектах только они являются «организацией». Какие бы другие власти ни существовали — районные или окружные надзиратели, собрания старейшин, — они полностью зависят от «организации», подчиняются ее постановлениям, изменяются или упраздняются согласно им, односторонним решением, не подлежащим обсуждению. Апостол в Рим. 13 говорит, что земные правительства «от Бога установлены». Его слова можно сравнить с описанной ситуацией, поскольку все власти, существующие в организации, «установлены от Руководящей корпорации» и полностью ей подчиняются.

Как уже говорилось, я сомневаюсь, что большинство этих людей размышляет об этих фактах. Для них организация остается чем–то неопределенным, абстрактным, скорее понятием, чем конкретной воплощенной реальностью. Возможно, именно из–за этого иллюзорного взгляда на «организацию» человек может быть членом такой Руководящей корпорации, обладающей практически неограниченной силой и властью, и, тем не менее, почти не чувствовать личной ответственности за действия Руководящей корпорации, за ту боль, ложную информацию или постоянные ошибки в управлении, которые возникают в результате ее действий. Кажется, что люди думают: «Это организация так сделала, а не мы». А поскольку они верят, что «организация» — это инструмент, избранный Богом, ответственность перекладывается на Бога. Это была Его воля — даже если потом какое–то решение или учение оказывается неверным или изменяется. Возможно, в результате неверных решений людей лишали общения или причиняли им другие страдания. Но каждый отдельный член Руководящей корпорации чувствует себя свободным от личной ответственности. Какие бы безобразия ни совершались, Бог для «организации» все поправит.

Я говорю все это не для осуждения, а пытаясь понять и объяснить, почему некоторые люди, которых я считаю честными и, в сущности, добрыми, могли поддерживать то, что, как мне кажется, отвергли бы в обычное время всем сердцем. Я думаю, что описанное выше понятие ошибочно, настолько же пагубно, насколько и трагично. Мне кажется, что жесткие меры по отношению к тем, кого называли «отступниками», в большинстве случаев были не просто неоправданными, но и отталкивающими, не достойными не только христианина, но и всякого свободного человеческого общества. Тем не менее, эта попытка понять освобождает меня от мрачных раздумий или накопления горечи но отношению к участникам событий, всем вместе или по отдельности. Непрощение приносит поражение самому себе и разрушение самого себя. Я не знаю ни одного человека среди этих людей, кого не был бы готов радушно принять у себя дома, не задавая никаких вопросов, не говоря ни о каких извинениях. Ни я, ни мои друзья и не думали о том, чтобы прервать с ними связи из–за разницы в понимании. Мысль о прекращении отношений и приведение ее в действие были не нашей инициативой.

Моя встреча с Руководящей корпорацией записывалась на пленку, и мне обещали дать копию записи. Что произошло? Мне кажется, события наглядно показывают то, о чем я только что говорил.

Приблизительно через три недели после возвращения в Алабаму мне нужно было написать Руководящей корпорации, и, воспользовавшись случаем, я спросил о копии записи. Я получил ответ, датированный 26 июня 1980 года.

Библейское Общество СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк, 11201, США тел. (212)625–1240 26 июня 1980 года Р. В. Францу по адр. П. В. Грегерсона ул. 4, п/я 444, Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц!

Мы получили ваше письмо от 14 июня. Мы проверили в отделе пересылок, и нам сообщили, что ваша мебель была упакована и отправлена из Бруклина во вторник, 24 нюня. Так что вы в скором времени должны ее получить.

Что касается записи, о которой вы говорили, этому вопросу было уделено соответствующее внимание; запись будет послана вам, как только мы сделаем ее копию.

Мы ожидаем получить две книги по организационным вопросам, которые вы должны нам выслать. В вашем письме также содержался материал для речи на конвенции, который вы хотели нам вернуть.

Да пребудет с вами благословение Иеговы, мы посылаем вам христианскую любовь.

Ваши братья.

Прошло две недели, и пришло следующее письмо:

Библейское Общество СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк, 11201, США Тел.(212)625–1240 10 июля 1980 года Рэймонду В. Францу по адр. П. В. Грегерсона ул. 4, п/я 444, Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц! В дополнение к письму от 26 июня:

Мы очень признательны за то, что вы возвратили книги «Организация филиала» и «Деятельность Руководящей корпорации», которые пришли по почте позавчера. Отдел по пересылке также сообщил, что ваша мебель была отправлена и вы ее получили.

Хотя Председательский комитет известил, что вопросу о высылке вам записи за 20 мая (возможно, однако, вы имеете в виду запись заседания Руководящей корпорации за 21 мая) «было уделено соответствующее внимание», Руководящая корпорация решила, что будет лучше не делать и не выдавать копий ни той, ни другой записи. Также ввиду того, что один конфиденциальный документ, высланный Руководящей корпорации в апреле, попал в руки одного из членов Вефильской семьи (теперь лишенного общения) и позднее его содержание распространялось и дальше, Руководящая корпорация решила, что было бы нежелательно открывать записи ее заседаний (будь то магнитофонная запись или письменные протоколы) для людей, исключенных из Общества. Более того, изменился ваш собственный статус. Если в будущем вам захочется получить информацию из магнитофонной записи, мы не будем возражать против того, чтобы предоставить вам такую возможность в Вефиле.

Хотя мы действительно говорили и писали, что копия этой записи будет предоставлена в ваше распоряжение, теперь ситуация серьезно изменилась. Несомненно, вы понимаете, что Руководящая корпорация считает такой образ действий более благоразумным. Мы рассчитываем, что это покажется целесообразным и вам.

Мы надеемся, что у вас все хорошо, и посылаем нашу христианскую любовь и наилучшие пожелания.

Ваши братья.

Письмо напомнило о том, каким образом дела велись с самого начала, с того момента, когда Председательский комитет пустил в действие судебный механизм и меры, в результате которых разные люди были лишены общения. Я надеялся, что все кончилось. Я не мог знать, что они имели в виду, говоря о «конфиденциальном документе, посланном Руководящей корпорации в апреле». Ни в Бруклине, ни до возвращения в Алабаму я не видел никого из лишенных общения. Поэтому я ответил следующим образом:

19 июля 1980 года Общество «Сторожевая башня» Председательскому комитету Уважаемые братья!

Настоящим письмом я подтверждаю, что получил ваш письмо за 10 июля. Да, мы получили мебель в хорошем состоянии и очень признательны тем братьям, которые ее нам переслали.

Я прочитал о вашем решении не высылать запись за 21 мая (раньше я ошибочно считал, что за 20 мая). Как вы понимаете, мы договаривались (и председатель говорил об этом перед заседанием), что запись будет предоставлена в мое распоряжение. Не было поставлено никаких условий ни о моем статусе, ни о моем пребывании в Вефиле или вне Вефиля. Перед тем, как согласиться на запись заседания, я попросил вас только пообещать предоставить мне копию записи, и высогласились на это условие и приняли его. Поскольку вы в письменном виде подтвердили, что это так, то, кажется, вам нужно выполнять наше соглашение. То, что сделали другие люди, нельзя использовать как причину для нарушения договора со мной. Если вы не намерены выполнять договор, то совершенно ясно, что единственным честным действием с вашей стороны будет уничтожение записи и всех ее копий и транскриптов. Ибо, если мне отказано в обладании ее копией, вы также не должны ею владеть, поскольку я согласился на запись только при условии, что получу копию.

Я не закончил пересмотр своих бумаг, но полагаю, что у меня еще есть материалы, которые я должен вернуть, и сделаю это как можно скорее.

Я буду ждать вашего скорого ответа по поводу записи: буду ожидать либо саму запись, либо ваше сообщение о том, что сама запись и все ее копии и транскрипты уничтожены.

Спасибо за ваше внимание к этому вопросу, и да поможет вам Бог преданно придерживаться высоких принципов Его Слова и Благой вести о Его Царствии.

Ваш в служении Иегове

Р. В. Франц.

Вот ответ, который через три недели прислала мне Руководящая корпорация.

Библейское Общество СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк, 11201, США тел. (212)625–1240 8 августа 1980 года Рэймонду Францу по адр. П. В. Грегерсона, ул. 4, п/я 444, Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц!

Мы получили ваше письмо от 19 июля, где вы упоминаете наше письмо к вам от 10 июля.

Руководящая корпорация решила в настоящее время не посылать вам записи заседания 21 мая, как и говорилось в нашем письме к вам за 10 июля. Как уже упоминалось, если вы желаете прослушать информацию из этой записи, вы можете прослушать ее в Вефиле.

С добрыми пожеланиями,

Библейское Общество «СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ»

Они не ответили ни на один заданный мною вопрос. Ко мне вернулось испытанное раньше чувство нереальности. Трудно было поверить, что люди, занимающие такое высокое положение, могут действовать так безответственно. Тон письма ясно подчеркивал, что все права принадлежат им («организации») и что на права отдельного человека можно просто не обращать внимания, отбросить их в сторону как незначительные, если для организации это является более удобным и желательным. Я написал еще раз:

28 августа 1980 года Председательскому комитету Бруклин, Нью–Йорк Дорогие братья!

Я получил ваше письмо от 8 августа, посланное в ответ на мое письмо от 19 июля по поводу пленки, которую вы согласились мне прислать.

Это письмо в сокращенном виде повторяет ваше письмо от 10 июля и в нем ответы на мои вопросы в письме от 19 июля.

Дело в том, что из–за невыполненного соглашения пленки с записью собрания 21 мая все еще находятся у вас. По любым стандартам является безусловно нечестным устанавливать новые условия уже после заключения соглашения и делать это в одностороннем порядке, не принимая возражений, В письме от 26 июня вы признали, что обещали послать мне копию записи заседания, и сказали, что намереваетесь сделать эту копию и выслать ее мне. В то время мой статус уже изменился; тем не менее, впоследствии это было использовано в качестве причины для нарушения договора. Причины невыполнения нашего соглашения, указанные в вашем письме от 10 июля, никоим образом не могут служить оправданием для несоблюдения соглашения.

Мне бы хотелось попросить вас поразмышлять над последствиями подобных действий, помня о принципе, указанном в Лев. 19:15 и Рим. 1:31. Ввиду того, что вы, по–видимому, не желаете отдать мне копию записи, я предложил вам единственную достойную альтернативу — уничтожить запись и все ее копии и транскрипты. Если бы вы хотели сохранить запись, то единственным справедливым действием будет выполнить соглашение, благодаря которому вы ее получили, Я не сомневаюсь, что при противоположных обстоятельствах — если бы запись была у меня, а вы просили о выполнении договора — вы заняли бы точно такую позицию, какую занимаю сейчас я (см. Мф.7:12).

Пожалуйста, посмотрите на сказанное выше как на выражение заботы о ваших духовных интересах, а также о духовных интересах всех остальных братьев. Хотя мой статус может считаться низким, а не высоким, я был бы очень признателен вам за внимание к моим соображениям, изложенным в этом письме, а также в письме от 19 июля.

Ваш брат

Р. В. Франц

Почти через месяц пришло еще одно письмо. Библейское Общество

СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ 117 Адамс стрит, Бруклин, Нью–Йорк, 11201, США тел. (212)625–1240 GT/A 24 сентября 1980 года Рэймонду В. Францу ул. 4, п/я 440F, Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц!

Мы получили и рассмотрели ваше письмо от 28 августа 1980 года.

Настоящим сообщаем вам, что записи заседания за 21 мая, о которых вы упоминаете, были уничтожены. При их уничтожении присутствовали три свидетеля из Руководящей корпорации. Никаких письменных транскриптов этих записей или ее копий сделано не было. Записи были уничтожены полностью.

Это сделано в соответствии с пожеланиями, выраженными вами в переписке с нами.

Ваши братья,

Библейское Общество «СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ»

Председательскому комитету

Как показывает приведенная выше корреспонденция, мои «пожелания» заключались в том, чтобы мне выслали копию записи, как и обещали. Поскольку им явно не хотелось с ней расставаться (в чем–то такое отношение напоминает Уотергейтское дело), я предложил им альтернативу, которую они, в конце концов, приняли. В любом случае, я был рад, что дело, наконец, разрешилось, и надеялся, что на этом все сношения с Руководящей корпорацией закончатся. Не тут–то было.

Через несколько недель после моего возвращения в Алабаму Общество прислало мне чек на 10000 долларов в качестве подарка, «помощи в восстановлении Юга». Я не просил о деньгах, и это было неожиданно и приятно. Мы дополнительно взяли ссуду в 5000 долларов и приобрели передвижной домик; Питер Грегерсон разрешил нам поставить его на своей земле. Я был очень рад (и обязан в экономическом плане) выполнять для Питера физическую работу, трудясь у него во дворе. Я проводил дни, подстригая газоны, подрезая ветви кустов, вырывая сорняки; меня жалили оводы и пчелы, постоянно кусали рыжие муравьи; был период, когда на протяжении тридцати дней температура на солнце превышала ЗО°С. Я не помню, чтобы когда–нибудь раньше испытывал такую постоянную физическую усталость, как в эти месяцы. Тем не менее, я был рад этому, поскольку это помогало мне пережить душевную боль.

Однако самую значительную помощь нам с женой оказало ежедневное чтение Писания. Каждое утро мы по порядку читали по четыре псалма, пока не закончили эту книгу. Хотя и до этого мы много раз читали их, теперь они казались нам почти незнакомыми: настолько лучше мы их понимали. Если есть часть Библии, которая наиболее ясно показывает те личные взаимоотношения, которые могут и должны существовать между Господом и Его слугами, то это именно псалмы, особенно псалмы. Душевный надлом, смятение и переживания, чувства беспомощности и отчаяния, которые так часто выражались псалмопевцами; то, что каждый раз они, в итоге, признавали, что вся их надежда должна быть и находится не в людях, но в Иегове Боге как Скале и высшем прибежище, — на все это очень чутко отзывались наши сердца.

Покидая международную штаб–квартиру, я не хотел никаких неприятностей, но они сами нашли меня.

В течение нескольких месяцев у нас были самые теплые отношения с членами собрания Свидетелей Иеговы в городе Ист–Гадсден, когда мы участвовали в собраниях и «полевой деятельности». Через несколько месяцев местные старейшины написали в Бруклин, рекомендуя меня старейшиной, Краткий ответ в сжатых фразах говорил, что, по мнению Общества, старейшинам не стоит рекомендовать меня для назначения таковым (или служителем). Единственная указанная причина заключалась в то, что сообщение о моем уходе из штаб–квартиры (опубликованное в том же номере «Нашего Служения Царствию», что и информация о лишении общения некоторых работников штаб–квартиры) было получено недавно. Главный надзиратель собрания, по–видимому, был очень расстроен этим письмом, но я посоветовал ему просто забыть о нем.

С момента получения этого письма — плюс информации, полученной старейшинами в письме Общества от 1 сентября 1980 года (где говорилось, что простые убеждения, отличающиеся от учений Общества, могли быть причиной для лишения общения) — атмосфера стала постепенно изменяться. Журнал «Сторожевая башня» начал печатать статьи, целью которых было не умерить волнение, но сосредоточить внимание на якобы развивающемся «отступничестве». С того времени до сих пор на словах и в печати, по всей видимости, идет согласованная кампания с целью оправдать крайние меры, принятые по отношению к тем братьям в Бруклине, которых так стремительно исключили. Категоричность не уменьшилась; напротив, заявления о власти свыше и сопровождающие их призывы к безусловной преданности становились все более безапелляционными. Из номера в номер «Сторожевая башня» обращала внимание на моменты, вызывавшие сомнения, настаивала на их правильности и, в общем, еще прочнее закрепляла принятую позицию вместо того, чтобы сделать взгляды более умеренными. Приводимые с этой целью доводы, казалось, достигли новой степени низости, так как заключались в том, чтобы искажать любые другие взгляды.

Развилась атмосфера подозрения и страха. Старейшины, бывшие по характеру людьми скромными, колебались в своем желании призвать к умеренности, опасаясь, что это будет воспринято как свидетельство нарушения верности. Те, кто был сторонником жестких мер, получили благоприятную возможность выразить свою крайнюю точку зрения. Это напоминало времена Маккарти в Соединенных Штатах, когда любой человек, защищавший гражданские права и свободу и не одобрявший безжалостные методы разрушения непопулярных идеологий, подвергался серьезной опасности быть названным «сторонником коммунистов», «сообщником» радикальных элементов.

В таких обстоятельствах мне становилось все тяжелее посещать собрания, поскольку это значило слышать, как неверно используется Слово Божье, как этому Слову приписывается значение, которого у него нет, а также слышать, как организация постоянно доказывает свою истинность и хвалит себя. Все это вызывало желание иметь хотя бы ту свободу слова, которая была в синагогах первого столетия и позволяла людям, например, апостолам, открыто говорить в защиту истины (хотя даже тогда это неизбежно привело к постепенному ожесточению, которое, в конце концов, закрыло для них дверь в синагоги). Но, как я говорил Питеру Грегерсону, я считал себя в Зале Царствия только гостем; это был их Зал, их собрания, их программы, и у меня не было никакого желания расхолаживать их и мешать выполнению всего этого. Таким образом, я ограничил свои замечания только чтением важных отрывков Писания, подчеркивая ту их часть, которую можно было применить в данном случае. Редко случалось так, чтобы после собрания кто–нибудь, часто пожилой Свидетель, не подходил ко мне с выражением признательности.

Однако по причине развивавшейся атмосферы «крестовых походов» мне казалось, что ко мне будут приняты дальнейшие меры, и дело было только во времени. Так и произошло.

Преступление и приговор

«Фарисеи же и книжники роптали, говоря: Он принимает грешников и ест с ними»

(Лк. 15:2).

В качестве свидетельства было достаточно одного обеда. Вот как это произошло.

Приблизительно через шесть месяцев после моего возвращения в Северную Алабаму Общество послало в этот район нового окружного надзирателя. Его предшественник был человеком умеренным и предпочитал не раздувать проблемы до размера серьезного дела, а решать их спокойно, без шума. Новый надзиратель был известен как человек более агрессивный. Примерно в это же время вышло письмо Общества окружным и районным надзирателям, где утверждалось, что «отступниками» являлись и те, кто просто верил в то, что отличалось от учений организации.

Во время своего второго посещения собрания в Ист–Гадсдене (в марте 1981 года) новый окружной надзиратель Уэсли Беннер пожелал встретиться с Питером Грегерсоном и вместе с местным старейшиной Джимом Питчфордом побывал у него дома. Причина? Беннер сказал Питеру, что в городе и в округе о нем ходит «много разговоров». Питеру очень неприятно было об этом слышать, и он спросил, откуда берутся эти «разговоры». Беннеру не хотелось отвечать, но Питер подчеркнул, что ему необходимо это знать, чтобы исправить положение. Тогда Беннер сообщил, что он услышал это от одного из родителей в семье Питера и его жены.

Питер пояснил, что он приложил все усилия для того, чтобы быть осмотрительным в словах, что в этой части страны все разговоры по вопросам Писания он вел только с членами своей семьи. Его сильно обеспокоило, что теперь люди вне его семьи ведут «разговоры», по словам окружного надзирателя. «Как это может быть?» — спросил он. Беннер не дал никакого объяснения.

О чем же были эти разговоры? Беннер заговорил об одном моменте из статьи в «Сторожевой башне», по поводу которого Питер, как сообщали, высказывал возражения. Этот момент никоим образом нельзя было называть «основным учением»» фактически, речь шла о простой формальности^[202]. Тем не менее, поскольку Питер не согласился с организацией, это было важно. После долгого обсуждения окружному надзирателю пришлось признать, что этот момент, возможно, на самом деле ошибочен (впоследствии во всех выпусках «Сторожевой башни» на иностранных языках этот момент был выпущен, хотя англоязычные читатели об этом так и не узнали).

Потом Питер говорил: «Я твердо решил не допустить «конфронтации» и делал все, что мог, чтобы разговор оставался спокойным и разумным». Когда окружной надзиратель и местный старейшина ушли, Питер посчитал, что все закончилось на дружелюбной ноте, и был этим доволен. Но оказалось, что он ошибался.

На следующей неделе окружной надзиратель написал Питеру, что хотел бы встретиться с ним еще раз и поговорить о деле более серьезно.

По словам Питера, он почувствовал, что пора принимать решение. Напряженность, исходившая от Руководящей корпорации, ее отдела служения, ощущавшаяся в письме от 1 сентября 1980 года и в последовательных статьях в «Сторожевой башне», усилилась настолько, что верх взяла атмосфера «охоты на ведьм». С его стороны было бы наивным проигнорировать очевидную вероятность того, что предпринимаются попытки добиться его исключения. Он чувствовал, что дружба со мной, по крайней мере, этому способствовала. По его мнению, перед ним лежали два пути: либо добровольно выйти из собрания, либо позволить этим попыткам достичь своей цели. Оба эти пути были ему не по душе; но он решил, что должен выбрать первый и по собственному желанию выйти из собрания.

Когда я заметил, что сомневаюсь в том, что события уже достигли этой точки, Питер сказал: он все взвесил, молился об этом и считает такое решение более разумным. Больше всего его беспокоила семья. Трое из его семерых детей обзавелись своими семьями, у некоторых уже были дети, в этой же части страны у него было три брата, две сестры и много племянников и племянниц. Все они были Свидетелями Иеговы^[203]. Если он позволит представителям организации довести дело до лишения общения, это приведет к очень сложной ситуации в этих семействах. Все они предстанут перед сложной дилеммой: общаться с ним как с отцом, дедом, братом, дядей или вместо этого повиноваться организации и избегать его. К тому же среди служащих его продовольственной компании было около 35 Свидетелей Иеговы. Добровольно выйти из собрания казалось ему лучшим выходом, поскольку, как он понимал, это просто означало бы, что он больше не является членом общины. Но это не вело к безжалостному обрыванию всех связей, которое требовалось политикой организации в случаях лишения общения^[204].

Питер подал письмо об уходе 18 марта 1981 года. Его зачитали перед собранием. Хотя за этим последовали обычные замечания, так как Питер был Свидетелем с детства и в течение многих лет часто руководил деятельностью местного собрания, письмо, по–видимому, разрядило обстановку, поскольку в нем спокойным тоном излагались причины и не выражалось никаких враждебных чувств. За редким исключением Свидетели Иеговы в Гадсдене, встречая Питера, относились к нему, по меньшей мере, приветливо. Я думаю, что они продолжали бы поступать именно так, если бы руководствовались только своими понятиями хорошего и плохого, Казалось, кризис был предотвращен.

Через шесть месяцев в «Сторожевой башне» появились статьи, изменившие всю картину. Некоторые говорили мне: «Им только оставалось напечатать в журнале ваши имена: твое и Питера Грегерсона». Мне не кажется, что статьи были напечатаны только из–за ситуации в Гадсдене. Однако я думаю, что она некоторым образом повлияла на тех, кто решил написать такой материал. О каких же изменениях шла здесь речь?

Еще в 1974 году Руководящая корпорация поручила мне написать статьи об отношении к людям, лишенным общения (это желательно было сделать из–за некоторых только что принятых Руководящей корпорацией решений)^[205]. Эти статьи, одобренные, как положено, Руководящей корпорацией, значительно смягчили преобладавшее до тех пор настроение. Они призывали Свидетелей быть более милосердными во многих аспектах общения с исключенными, умерили жесткость положений, определявших отношения с членом семьи, лишенным общения.

В «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года не только Утверждалось противоположное мнение, но и содержались призывы к мерам еще более жестким, чем те, которые существовали до 1974 года (пример «лодки против ветра», на этот раз еще дальше того места, откуда начали)^[206].

Значительное изменение было сделано по отношению к тем кто по собственной инициативе вышел из организации (как несколько месяцев назад сделал Питер Грегерсон). Впервые было решено, что к таким людям следует относиться так же, как к исключенным из организации^[207].

Прочитав материал и взглянув на него в свете собственного опыта работы в Руководящей корпорации (особенно с учетом моего недавнего общения с Председательским комитетом), я почти наверняка знал, к чему все это приведет. Мне не пришлось долго ждать.

То, о чем я сейчас рассказываю, изложено подробно не потому, что речь идет о моем деле или из–за его необычности, а потому, что оно очень характерно и похоже на то, что пережили другие, так как раз за разом в подобных обстоятельствах старейшины Свидетелей Иеговы применяли одинаковые методы и меры. Это наглядно показывает привитые им логику и дух, пришедшие из центрального источника.

Хотя на обложке журнала «Сторожевая башня» стояла дата 15 сентября, этот номер вышел на две недели раньше. Через несколько дней ко мне пришел местный старейшина Ист–Гадсденского собрания Свидетелей Иеговы Дэн Грегерсон — самый младший брат Питера. Он спросил, может ли он вместе с еще несколькими старейшинами побеседовать со мной. Я согласился и спросил, о чем бы им хотелось поговорить. Немного поколебавшись, он сказал, что надо обсудить некоторые мои замечания враждебного характера по отношению к организации. Когда я спросил, кто послужил источником этого заявления, он сказал, что этот человек пожелал остаться неизвестным (такое «метание копий из тумана» — явление вполне обычное; считается, что это надо воспринимать как нечто нормальное и общепринятое).

Однако я спросил его, не об этом ли говорит Иисус в Мф. 18:15–17 (совет о том, что человек, жалующийся на брата, сначала должен пойти к этому брату и поговорить с ним). Дэн согласился, что Иисус говорил именно о такой ситуации. Я предложил ему как старейшине встретиться с этим человеком и посоветовать ему придти ко мне для разговора и тем самым выполнить заповедь Иисуса. Он ответил, что этот человек не считает себя «квалифицированным». Я заметил, что это не имеет значения, что я не хочу ни с кем спорить; но если я вызвал у кого–то беспокойство, хотелось бы, чтобы этот человек сам сказал мне об этом, чтобы я мог извиниться и все прояснить^[208]. Дэн произнес, что я должен понимать, что на старейшине также лежит «обязанность защищать стадо и интересы овец». Я полностью с ним согласился и выразил свое убеждение в том, что ему известно, что, согласно этой обязанности, старейшина должен призывать каждого в стаде твердо придерживаться Слова Божьего и применять его в своей жизни. Тогда они могли бы помочь этому человеку увидеть, что необходимо применить слова Иисуса и придти поговорить со мной; в этом случае я узнаю, как именно я обидел его, и принесу соответствующие извинения.

Он сказал, что об этом говорить больше не будет, а затем заметил, что им хотелось бы обсудить мои «знакомства». Пожалуйста, они могут это сделать, сказал я, и мы договорились, что они со старейшиной придут через два дня. Пришел Дэн и старейшина по имени Теотис Френч. Разговор начался с того, что Дэн прочитал 2 Кор. 13:7–9 и сообщил мне, что они здесь для того чтобы «исправить» мои мысли в соответствии со «Сторожевой башней» за 15 сентября 1981 года, — особенно, что касается моего знакомства с его братом, Питером Грегерсоном, теперь вышедшим из организации. Однажды в августе Дэн видел нас в ресторане, когда мы с Питером со своими женами обедали там.

Я спросил их, знают ли они, что находятся сейчас на земле Питера (в том смысле, что он сдавал мне участок под дом) и что я на него работаю. Они это знали.

Я объяснил, что в своих знакомствах, как и во всем остальном, руководствуюсь собственной совестью, и упомянул о совете Павла, объяснявшего важное значение совести в Рим. 14. Я буду счастлив выполнять все, о чем говорит Писание; но я не видел никакого свидетельства, поддерживающего принятую теперь точку зрения по отношению к вышедшим из организации. Каким образом Писание ее поддерживает?

Далее разговор пошел по предсказуемому пути: для оправдания этой точки зрения Дэн обратился к 1 Кор. 5. Я заметил, что апостол советовал не общаться с теми, кто называет себя братьями и, тем не менее, остается блудником или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником. Среди моих знакомых таких людей не было, да я и не хотел, чтобы подобные появлялись в моем доме. Но ведь они уж, конечно, не думают, что Питера Грегерсона можно отнести к числу таких людей? Ни один из них на этот вопрос не ответил.

Тогда Дэн обратился к словам апостола Иоанна из 1 Ин. 2:19: «Они вышли от нас, но не были наши; ибо, если бы они были наши, то остались бы с нами». Когда я спросил, о каких людях, судя по контексту, говорит здесь Иоанн, они признали, что речь идет об «антихристах». Я заметил, что о том же речь идет и во 2 Ин. 7–11, где говорится об общении с подобными людьми. Я уверил их, что никогда не стал бы общаться с антихристом, с тем, кто бунтует против Бога и Христа, но, опять же, таких людей среди моих знакомых не было. Уж конечно, они не думают, что Питер Грегерсон антихрист? И вновь не последовало никакого ответа^[209].

Вот, фактически, и все «исправление» в соответствии с Писанием, которое я получил от этих двух пастырей стада. С этого момента они ссылались только на журнал «Сторожевая башня». Принимаю ли я то, что «Сторожевая башня» говорит по этому поводу, подчиняюсь ли я указаниям организации? Я заявил, что в конечном счете настоящий вопрос стоит так: что говорит об этом Слово Божье; что некоторые учения организации, безусловно, крепко стоят на Слове Божьем, но другие учения могут потребовать изменений.

В качестве примера я спросил Дэна, считает ли он возможным, что когда–нибудь в будущем организация изменит свою точку зрения в связи со словами Иисуса о «роде сем» — см. Мф. 24 (я не сообщил им, что члены Руководящей корпорации Шредер, Кляйн и Сьютер уже предложили внести изменения, которые передвинули бы начало «рода сего» с 1914 на 1957 год). Дэн ответил так: «Если в будущем организация сочтет нужным это изменить, тогда я это приму». Его ответ, хоть и не был прямым, показывал, что он признавал возможность изменений. Тогда я спросил его, считает ли он возможным изменение организацией учения о том, что Иисус Христос отдал Свою жизнь как искупительную жертву за человечество. Он взглянул на меня и не ответил. Я выразил уверенность в том, что он не думает о подобной возможности, поскольку это учение твердо основано на Писании. Второе учение было «текущим толкованием», подвластным изменениям, и, конечно, находилось не на том уровне, что учение об искупительной жертве. Я рассматривал материал по вопросу о вышедших из организации в «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года в таком же свете.

Тогда Дэн начал говорить о необходимости «быть смиренным», принимая Божьи указания. С этим я мог полностью согласиться и сказал, что они, несомненно, тоже считают, что люди, проповедующие смирение, должны прежде всего это смирение проявлять.

Опять же в качестве примера я привел группу беседующих людей. Один человек очень энергично высказывает свои взгляды по самым разным вопросам. Когда он замолкает, другой человек замечает, что полностью согласен с говорившим по нескольким моментам; но по отдельным вопросам, однако, он думает иначе и приводит причины этого. После этого первый говоривший призывает остальных изгнать этого второго из комнаты как неподходящую компанию — потому что тот не согласился с ним по всем пунктам. Кому, спросил я, необходимо научиться смирению? И вновь не получил никакого ответа. Спустя некоторое время разговор завершился, и они ушли.

В тот вечер ко мне зашел Питер, чтобы узнать, чем все закончилось. Ему было очень неприятно слышать о такой позиции по отношению ко мне, и он знал, к чему это могло привести. Он хотел, чтобы я помнил следующее: если я решу, что мне лучше не общаться с ним вообще, он меня поймет.

Я напомнил ему о случае, происшедшем однажды вечером около полутора лет назад, незадолго до того, как в мае 1980 года я отправился в Бруклин на свое последнее заседание Руководящей корпорации. Мы с ним были одни в машине. Я сказал ему, что мы с Синтией все обсудили и решили не возвращаться в Алабаму после заседания, а поехать домой к членам ее семьи. Я сказал, что не знаю, чем закончится заседание, возможно, «самым худшим», и не хотел создавать проблемы для него и его семьи^[210]. Нам казалось, что, если мы поедем домой к родственникам жены, вероятность проблем для них будет меньше. Он ответил, что они очень хотят, чтобы мы вернулись, и рассчитывают на это. Я выразил ему свою признательность, но сказал, что у него большая семья — жена сыновья и дочери, братья и сестры, внуки и родственники жены, и все они Свидетели, — поэтому, если меня лишат общения, мое возвращение может принести им множество осложнений и неприятностей со стороны организации.

Он ответил так: «Я это понимаю, и не воображай, что я об этом не думал. Но между собой мы об этом поговорили и этот мост перешли. Мы хотим, чтобы вы вернулись несмотря ни на что».

Мне трудно выразить, как много эти слова значили для меня в тот момент. Я сказал Питеру, что не знаю, как мог бы поступить иначе теперь, когда мы поменялись местами. Я не мог быть на стороне тех, кто находил пороки в человеке, который просто действовал согласно своей совести в интересах истины и других людей.

После «исправительной» встречи с двумя старейшинами Ист–Гадсденского собрания мне никто ничего не говорил до тех пор, пока через несколько недель не приехал окружной надзиратель Уэсли Беннер. Он попросил разрешения придти ко мне домой вместе с Дэном Грегерсоном. При этой встрече по собственной просьбе присутствовал еще один брат Питера — Том Грегерсон, второй из четырех сыновей в семье.

Разговор пошел по тому же предсказуемому руслу за исключением того, что окружной надзиратель был склонен меня перебивать, да так, что мне, в конце концов, пришлось попросить его по крайней мере, ждать, пока я закончу предложение, а уж потом начинать говорить^[211], «Исправление» опять было основано на «Сторожевой башне», а не на Писании. И снова, когда я спросил, действительно ли они считают Питера Грегерсона «порочным» человеком, описанным в 1 Кор. 5, или «антихристом», о котором говорил апостол Иоанн, ни один из них ничего не ответил.

Я обратил их внимание на Рим. 14, где апостол подчеркивает необходимость быть верными своей совести: если человек делает что–то и сомневается, что его поступок одобряется Богом, он тем самым грешит, ибо «все, что не по вере, грех». Поскольку Писание говорит, что «оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного — оба мерзость пред Господом»^[212], я не мог с чистой совестью нарушить этот принцип и считать Питера Грегерсона порочным человеком, когда это опровергалось всем, что я о нем знал.

Беннер ответил, что если я руководствуюсь своей совестью, то старейшины также руководствуются своей. Что если такова была моя позиция, то «им придется принять соответствующие меры» (по всей видимости, совесть старейшин не позволяла уважать убеждения других, проявляя терпимость). Что это были за «меры», стало ясно из его дальнейших утверждений. Он сказал, что считает себя просто проводником учений, предоставляемых организацией. По его словам, он, «как попугай, повторял то, что говорила Руководящая корпорация». Это было сказано с явной гордостью, не знаю, почему. Я никогда не думал, что быть «попугаем» является сколько–нибудь значительным достижением.

Некоторое время спустя разговор завершился, и они ушли. Том Грегерсон, все еще переживая визит, покачал головой и сказал, что увиденное открыло ему глаза на многое, но очень его огорчило; он никогда бы не поверил, что люди могут говорить то, что он услышал.

К 1 ноября в Гадсдене начал действовать тот же судебный механизм, что раньше работал в Бруклине. Начались звонки от старейшин, спрашивавших то одно, то другое. Мне сообщили,, что со мной встретится судебная комиссия.

Я подумывал о том, чтобы написать в Руководящую корпорацию заявление о выходе из корпораций Общества (в течение нескольких лет я являлся членом с правом голоса обеих корпораций — в Нью–Йорке и Пенсильвании)^[213]. 5 ноября, сообщая Руководящей корпорации, что отказываюсь от членства в корпорациях, я также написал:

По месту моего проживания некоторые старейшины восприняли информацию «Сторожевой башни» за 15 сентября 1980 года как право требовать, чтобы я изменил отношения с человеком, на земле которого живу и у которого работаю, — с Питером Грегерсоном. Они утверждают, что, поскольку он вышел из организации, я должен относить его к разряду тех, с кем вместе не следует даже есть — порочных людей и антихристов, — и если я не подчинюсь этим требованиям, то подвергнусь лишению общения. Приближаясь к 60–лет нему возрасту и не имея материальных сбережений, я не могу переменить место жительства или работу. Поэтому мне очень хотелось бы узнать, действительно ли в ваших заявлениях в том номере журнала имеется в виду то, что утверждают старейшины, а именно: что приглашение на обед от человека, на земле которого я живу и у которого работаю, может являться основанием для лишения общения. Если же старейшины преувеличивают степень сказанного в журнале, ваш совет об умеренности мог бы значительно облегчить мое положение, которое потенциально является угнетающим. Я был бы признателен за любые ваши разъяснения, данные непосредственно или через один из ваших отделов.

В тот же день мне позвонили старейшины. Еще раньше звонки их были настолько частыми, а настроение таким небратолюбивым, что мы с женой внутренне переживали всякий раз, когда звонил телефон. В том случае, если во время их звонков меня не оказывалось дома, моя жена должна была попросить их изложить все, что они хотели сказать, на бумаге. В тот день она попросила их об этом. На следующий день назначенная судебная комиссия написала письмо, пришедшее 10 ноября 1981 года.

Многим Свидетелям Иеговы кажется невероятным, что меня действительно лишили общения из–за того, что я пообедал с Питером Грегерсоном. Некоторые настаивают, что такого быть не могло. Мне кажется, что начавшаяся тогда переписка все проясняет. Первое письмо судебной комиссии было датировано 6 ноября 1981 года.

В этом письме ясно говорится, что основой для их «судебных мер» является одно–единственное обвинение, а именно: мое «общение с человеком, вышедшим из организации».

В своем письменном ответе я указал гадсденским старейшинам на то, что уже обратился к Руководящей корпорации с просьбой объяснить значение материала, опубликованного в «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года, и спросил, почему они не принимают это во внимание и не позволяют мне дождаться ответа. Я также указал на то, что не вполне разумно будет назначать Дэна Грегерсона в состав судебной комиссии, так как он уже выступил в роли моего обвинителя. Я выразил надежду, что судебная комиссия будет расширена, чтобы можно было более справедливо и беспристрастно обсудить эту новую политику и ее применение^[214].

2622 Филдс Авеню Ист–Гадсден, Алабама 35904 6 ноября 1981 года Рэймонду В. Францу ул. 4, п/я 440F Гадсден, Алабама 35904

Уважаемый брат Франц!

Согласно вашему пожеланию, переданному нам сестрой Франц в четверг, 5 ноября, настоящим письмом мы просим вас встретиться с судебной комиссией в субботу 14 ноября в 14 часов в Ист–Гадсденском Зале Царствия. Целью нашей встречи является обсуждение вашего продолжающегося общения с человеком, вышедшим из собрания.

Если вы не сможете встретиться с нами в указанный срок, пожалуйста, сообщите об этом нам, чтобы можно было назначить другое время.

Ваши братья

Теотис Френч

Эдгар Брайант

Дэн Грегерсон

Я отправил это письмо, и через неделю, в пятницу, 20 ноября, когда я пришел с работы, жена сообщила мне, что звонил старейшина Теотис Френч. Он сказал, что судебная комиссия соберется уже завтра, в субботу днем. Они послали мне письмо, чтобы сообщить об этом.

В тот же день нам пришло уведомление о заказном письме. Я поспешил на почту и получил письмо, которое было датировано 19 ноября 1981 года.

2622 Филдс Авеню Ист–Гадсден, Алабама 35904 19 ноября 1981 года Рэймонду В. Францу ул. 4, п/я 440 F Гадсден, Алабама 35904 Уважаемый брат Франц!

Как совет старейшин, мы рассмотрели ваше письмо и отвечаем на него. Во–первых, мы хотели бы сообщить вам, что совету старейшин было известно о вашем письме в Общество Сторожевая башня, и мы решили провести слушание судебной комиссии. Во–вторых, ввиду того, что Дэн Грегерсон выступил в роли обвинителя, совет старейшин решил, что в судебной комиссии его заменит Лэрри Джонсон.

В–третьих, есть и другие люди, помимо Дэна, которые будут свидетелями по данному вопросу; однако нам кажется, что нет необходимости указывать их имена, потому что вы признаете, что общались с людьми, вышедшими из собрания.

В–четвертых, совет старейшин решил, что в комиссии будут служить трое старейшин. Нам хотелось бы уверить вас, что эти назначенные братья предварительно вас не осуждают и будут подходить к делу объективно.

Наконец, брат Франц, назначенная судебная комиссия попросила бы вас встретиться с ней в субботу, 21 ноября, в 16 часов в Зале Царствия. Если вы не сможете встретиться в это время, мы просим вас сообщить одному из нижеподписавшихся, чтобы назначить более подходящий срок.

Ваши братья

Лэрри Джонсон

Эдгар Брайант

Теотис Френч

Письмо это было не просто официальным. Оно вполне могло придти от какого–нибудь гражданского суда, поскольку, хотя и было подписано «Ваши братья», в нем не было и следа теплоты христианского братства. В его тоне преобладала холодная официальность. Если бы меня уже предварительно не осуждали (они уверяли в письме, что это не так), там, конечно, был бы выражен братский дух, проявление сочувственной заботы о жизненных интересах того, кому они писали. Даже не принимая во внимание мое служение среди Свидетелей Иеговы на протяжении всей взрослой жизни, мою деятельность в Руководящей корпорации, мой возраст или текущие обстоятельства, — даже отбросив все это в сторону, они все–таки должны были проявить какую–то меру доброго интереса, хотя, может быть, и считали меня «одним из меньших братьев Христа» (см. Мф. 25:40). Я не думаю, что такое равнодушие началось с этих людей. У него был другой источник. Письмо было вполне типичным.

Моя жена уже сообщила по телефону старейшине Френчу, что в субботу мы ждем гостей из другого штата, и у нас не будет возможности с ними связаться или изменить наши планы.

В следующий понедельник, 23 ноября, я вновь написал, выражая свое огорчение по поводу того, как поспешно и неосмотрительно действовала судебная комиссия.

В тот же день позвонил старейшина Френч, сообщив, что судебная комиссия соберется через два дня, в среду вечером (25 ноября) и решит, присутствовать мне там или нет. Я подумал, что нет смысла отправлять им написанное письмо^[215]. Казалось, они были в ужасной спешке, «спешили судить». Я лично не думал, что это была их собственная инициатива. Как впоследствии признал председатель комиссии, они поддерживали связь с представителем Общества, окружным надзирателем Уэсли Беннером. Многие их выражения и настроения удивительно повторяли те, которые он проявил у меня дома. Он, в свою очередь, почти наверняка поддерживал связь с отделом служения бруклинской штаб–квартиры, а этот отдел — вне всякого сомнения — общался с Руководящей корпорацией. Это не является чем–то необычным; как правило, все так и происходит. Применяемые методы не удивляли, они просто приводили меня в подавленное состояние.

Когда наступила среда (25 ноября), я решил пойти на это заседание (которое, по словам старейшины Френча, должно было состояться «в среду вечером»), чтобы меня не судили в мое отсутствие. Днем я позвонил домой одному из членов комиссии, чтобы уточнить время. Его жена сказала, что он уже Уехал в Зал Царствия. Я позвонил туда и узнал, что встреча Должна состояться днем — очевидно, «вечером» означало для комиссии любое время после трех часов дня. Я сказал им, что не понял их, что мне не сообщили определенного времени, и спросил, нельзя ли отложить заседание на 6 часов вечера. Они согласились.

Еще раньше Том Грегерсон изъявил желание пойти со мной, и я позвонил ему. Приехав в Зал Царствия, мы прошли в конференц–зал, где находилась судебная комиссия, старейшины Френч (председатель), Брайант и Джонсон. Они сообщили Тому, что ему не разрешается быть на заседании, он может только дать свидетельство. Он сказал, что хотел бы присутствовать, поскольку является одним из руководителей продовольственной компании, где работает около 35 Свидетелей. Он должен знать, какую именно позицию организация занимает по этому вопросу. Но его на заседание так и не допустили.

После того, как он ушел, комиссия открыла заседание и вызвала свидетелей. Их было двое: Дэн Грегерсон и миссис Роберт Дэли.

Дэн говорил первым. Он сказал, что видел меня в ресторане Вестерн Стейк Хаус вместе с Питером Грегерсоном (и нашими женами). Это было основное содержание его свидетельства. Когда я спросил его, когда это было, он признал, что это было летом, а значит, до выхода в свет «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, где появились новые правила, гласящие о том, что к вышедшим из организации нужно относиться так же, как к лишенным общения. Я сказал комиссии, что, если только они не верят в законы ex post facto, свидетельство Дэна является недействительным.

Затем попросили свидетельницу представить ее данные. Она рассказала, в основном, о том же, что и Дэн, за исключением того, что это произошло уже после выхода Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года.

Я с готовностью признал, что действительно обедал с Питером в указанное ею время. Я также спросил, обедали ли они с мужем (старейшиной Ист–Гадсденского собрания) с Питером (однажды Питер зашел в кафетерий Моррисона и оказался в очереди прямо за старейшиной Дэли и его женой. Поскольку раньше Дэли был отчимом Питера, женившись на матери Питера после смерти его отца, Питер заговорил с ним. Дэли пригласил Питера сесть вместе с ними, и они втроем беседовали в течение всего обеда. Это тоже произошло после опубликования «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года).

Услышав это, свидетельница разволновалась и сказала, что это так, но впоследствии она сказала некоторым «сестрам», что знает, как это нехорошо и что больше этого не повторится (позднее, после слушания я рассказал об этом Питеру, и он заметил: «Но они дважды со мной обедали! Я еще как–то зашел в кафетерий Моррисона, они уже сидели за столиком, увидели меня, помахали и пригласили подсесть к ним». Свидетельница ничего не рассказала об этой второй встрече, о которой мне во время слушания не было известно).

Это и было сущностью «показаний» против меня. Свидетели ушли.

Тогда судебная комиссия начала спрашивать меня о моем отношении к материалу «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года. Я спросил, почему они не хотели дождаться, пока я получу ответ на свой запрос в Руководящую корпорацию, написанный 5 ноября. Председатель Теотис Френч положил руку на номер «Сторожевой башни» за 15 сентября и сказал: «Вот весь авторитет, который нам нужен».

Я спросил, неужели они не чувствовали бы себя более уверенно, если бы их точка зрения была подтверждена Руководящей корпорацией. Он повторил, что «им приходилось руководствоваться тем, что опубликовано» и что «в любом случае, они позвонили в Бруклин по этому вопросу». О подобном звонке я слышал впервые. Очевидно, поэтому два дня назад, когда я говорил с председателем комиссии старейшиной Френчем по телефону, он сказал, что совет старейшин «не считает необходимым» ждать, пока Руководящая корпорация ответит на мое письмо! Они следовали тому же секретному образу действий, которого ранее придерживался Председательский комитет, и, по–видимому, вообще не считали нужным сообщать мне о том, что уже позвонили в бруклинскую штаб–квартиру.

Я спросил, говорили ли они с кем–нибудь из Руководящей корпорации. Нет, они говорили с членом отдела служения. И что же им сказали? По словам Френча, им ответили: «Ничего не изменилось, и вы можете продолжать».

Френч полагал, что «Общество пристально взглянуло на свою прежнюю позицию (в «Сторожевой башне» за 1974 год) и теперь собирается сделать все так, как было раньше» (по существу, именно так выразился у меня дома окружной надзиратель Беннер). Теотис продолжал говорить о том, что «Сторожевая башня» помогает увидеть, где «провести границу» в подобных вопросах. Старейшина Эдгар Брайант добавил: «Мы все стремимся придерживаться того, что требует «Сторожевая башня».

До этого момента ни один из них не упомянул Библии. Я подчеркнул, что руководствуюсь именно ею. На каком библейском основании я должен считать Питера Грегерсона человеком, с которым нельзя даже есть вместе?

Старейшина Джонсон обратился к 1 Кор. 5, прочитал несколько стихов, заколебался и остановился, не зная, как применить эту информацию. Я спросил каждого члена комиссии отдельно, может ли он сам сказать, что искренне считает Питера Грегерсона человеком, описанным в этих стихах, включая слова Иоанна об «антихристах». Теотис Френч с некоторой горячностью ответил, что «не их дело судить человека», что он «не знает всего про Питера Грегерсона, чтобы выносить такое суждение». Я спросил их, как же тогда они могут просить меня вынести такое суждение и им руководствоваться, если сами не хотят этого делать.

Его ответ прозвучал так: «Мы пришли сюда не для того, чтобы вы нас учили, брат Франц». Я уверил его, что нахожусь здесь не для того, чтобы их «учить»; но что речь идет о всей моей христианской жизни, которую поставили под сомнение, и я считаю, что имею право изложить свое мнение. Ни Эдгар Брайант, ни Лэрри Джонсон не желали ясно высказаться о том, как они относятся к Питеру Грегерсону, обед вместе с которым рассматривался теперь как преступление.

Тогда председатель сказал, что не видит смысла в дальнейшем обсуждении. Позвали Тома Грегерсона, чтобы спросить, нет ли у него свидетельства. Ой спросил, какое воздействие окажет политика «Сторожевой башни» на Свидетелей, работающих в его компании, которым, возможно, придется время от времени ездить по делам и обедать вместе с человеком, вышедшим из организации. Лэрри Джонсон сказал, что они здесь не для того, чтобы отвечать на этот вопрос, что его можно задать в другое время^[216]. Том ответил, что уже задавал его, спрашивал окружного надзирателя, а ответа все нет. Не получил он ответа и сейчас, заседание было закрыто, и мы уехали. Судебная комиссия осталась, чтобы обсудить «свидетельства».

Приблизительно неделю спустя позвонил Лэрри Джонсон и сообщил мне, что комиссия приняла решение о лишении общения, С момента этого звонка у меня было семь дней, чтобы подать апелляцию по этому постановлению.

Я написал им довольно длинное письмо, письмо — «апелляцию». Я знал: что бы мне ни хотелось сказать, лучше всего это изложить в письменном виде. Произнесенные слова без труда можно изменить, исказить или просто забыть; написанное остается, и его не так легко сбросить со счетов. На предыдущем слушании атмосфера была очень нездоровой; и на апелляционном слушании вероятность спокойного, рассудительного обсуждения, основанного на Библии, была весьма невелика.

В письме я обратил их внимание на опубликованное указание Общества о том, что старейшины должны «тщательно взвешивать дела», не искать «жестких правил и указаний», но «рассуждать в духе принципов»; они должны быть уверены, что «решение прочно основано на Слове Божьем», обязаны «отдавать значительное время и усилия в стремлении достичь сердца человека», «обсудить соответствующие отрывки Писания и увериться, что человек (обвиняемый) их понимает». Вот что говорилось на словах; но на деле происходило нечто совершенно другое (и все это было известно тем, кто отвечал за публикацию приведенных указаний). Сущность моей позиции можно, пожалуй, подытожить следующими словами:

«Может быть, скажут, что я не выразил раскаяния в том, что обедал с Питером Грегерсоном. Но для этого мне нужно, во–первых, увериться, что этот поступок является грехом перед Богом. Единственное средство убедить меня в этом должно по справедливости исходить из Слова Божьего, которое одно является богодухновенным и несомненно надежным (см. 2 Тим. 3:16–17). Согласно Писанию, я считаю, что преданность Богу и Его Слову наиболее важна и превосходит всякую другую преданность любого характера (см. Деян. 4:19–20; 5:29). Во–вторых, я полагаю, что ни я, ни другой человек или группа людей не может ничего добавлять к Слову под страхом «оказаться лжецами» или даже навлечь на себя наказание свыше (см. Пр. 30:5–6; Отк. 22:18–19). Я не могу слишком легко относиться к этим библейским предупреждениям, которые наставляют о том, что нельзя судить других людей. Во мне живет здоровый страх самому стать законодателем (или побудить к этому другого человека или группу людей), и я чувствую, что право судить предоставлено только Слову Божьему. Для этого мне нужно убедиться, что я не следую некоему человеческому стандарту, который выдается за заповедь Божью, а на самом деле является небогодухновенным, не имеющим поддержки Слова Божьего. Я не хочу нести вину за самонадеянность и дерзость в осуждении того, кого не осудил Сам Бог в Своем Слове (см. Рим. 14:4, 10–12; Иак. 4:11–12; также Комментарий к Посланию Иакова, сс. 161–168).

Я уверяю вас: если вы поможете мне увидеть из Писания, что есть с Питером Грегерсоном — грех, я в смирении покаюсь в этом грехе перед Богом. Те, кто до сих пор со мной беседовал, этого не сделали, но в качестве своего «авторитета» (термин, использованный председателем комиссии) цитировали упомянутый выше журнал. Я полагаю, что авторитет и власть в христианском собрании должны исходить из Слова Божьего и прочно на нем основываться. В Пр. 17:15 утверждается, что «оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного — оба мерзость пред Господом». У меня нет желания быть мерзостью перед Богом, и поэтому данный вопрос меня очень беспокоит».

Я завершил письмо, еще раз попросив исполнить мою просьбу подождать ответа Руководящей корпорации на письмо за 5 ноября^[217].

К этому моменту я, однако, почти не сомневался, что Руководящая корпорация не собирается отвечать на мое письмо. Прошел уже месяц, они прекрасно знали о моих обстоятельствах, знали, как важно мне было получить от них какой–либо ответ. Из собственного опыта работы в Руководящей корпорации я знал, что, предпочитая держаться на заднем плане, они, тем не менее, были определенно осведомлены о развитии всех событий. Отдел служения должен был передавать информацию дальше, в свою очередь получая сведения от окружного надзирателя. И действия, и выражения местных старейшин показывали, что всем происходящим управлял центр власти через окружного надзирателя. Центр власти — Руководящая корпорация — готов был поддерживать связь с моими судьями через отдел служения, но не желал отвечать на мой запрос в его адрес, не желал даже подтвердить, что получил этот запрос.

Итак, 11 декабря, через семь недель после первого письма, я снова написал в Руководящую корпорацию, послав им копию «письма–апелляции» и напомнив о письме за 5 ноября^[218],

Ровно через семь дней после того, как я представил апелляцию, мне позвонил старейшина Френч, сказал, что сформирована апелляционная комиссия, и назвал фамилии ее членов. Прошло три дня, и он позвонил еще раз, сообщив, что апелляционная комиссия встретится со мной в воскресенье. Я поставил его в известность о том, что послал письмо с просьбой назвать точные имена всех членов комиссии, и добавил, что буду просить об изменениях в составе комиссии. Когда я спросил, почему были выбраны именно эти люди, он ответил, что их вьь брал Уэсли Беннер, окружной надзиратель.

Избранными им членами апелляционной комиссии являлись Уилли Андерсон, Эрл Парнелл и Роб Диббл. В виду того, что основным обвинением против меня было общение с Питером Грегерсоном, такой выбор показался мне неподходящим, так как каждый из них вряд ли был способен объективно относиться к Питеру Грегерсону.

Как я указал в письме к гадсденским старейшинам (хотя они и сами это уже знали), Уилли Андерсон возглавлял комиссию, которая вызвала большое волнение своим отношением к внушительному количеству молодых людей из местных собраний. Питер Грегерсон обратился в бруклинскую штаб–квартиру с просьбой послать повторную комиссию, и, когда это было сделано, обнаружилось, что Уилли Андерсон превысил свои полномочия в некоторых действиях. Это заметно повлияло на дальнейшие взаимоотношения между старейшиной Андерсоном и Питером Грегерсоном.

Было еще труднее понять то, что окружной надзиратель выбрал членом комиссии Эрла Парнелла. Одна из дочерей Питера Грегерсона была замужем за сыном старейшины Парнелла, но недавно развелась с ним. Напряженные отношения между родителями с обеих сторон были очевидны. Окружной надзиратель знал о разводе и, казалось, должен был понять, насколько неуместно поручать старейшине Парнеллу дело, в центре которого находился Питер Грегерсон,

Точно так же дело обстояло с Робом Дибблом. Он был зятем старейшины Парнелла, его жена приходилась сестрой сыну Парнелла, с которым недавно развелась дочь Грегерсона.

Как я написал гадсденским старейшинам, мне трудно было представить комиссию из трех человек, которая меньше подходила бы для непредвзятого, объективного слушания, чем эта (единственная логика выбора, которую можно было проследить, заключалась в том, что каким–то образом нарочно подбирались враждебно настроенные люди). В письме я попросил выбрать совершенно новую комиссию^[219].

В день написания этих писем (20 декабря) мне еще раз позвонил старейшина Френч. Апелляционная комиссия уведомляла меня, что они соберутся завтра, в понедельник, и «проведут слушание, буду я на нем присутствовать или нет». Я сказал старейшине Френчу, что написал письмо с просьбой произвести изменения в составе комиссии, а также написал в бруклинскую штаб–квартиру. Я доставил копии этих писем на следующий день, в понедельник, прямо к нему домой.

Через два дня, 23 декабря, заказной почтой пришла следующая записка:

Рэй Франц!

Заседание, назначенное на четверг 24 декабря в 19 часов в Ист–Гадсденском собрании, переносится на 28 декабря 1981 года в 19 часов в Ист–Гадсденском собрании. Мы очень хотели бы вас там видеть.

Теотис Френч.

Никто ничего не сказал мне о предполагавшемся заседании в четверг. Но приведенная записка официально уведомляла меня о заседании 28 декабря, в понедельник.

Я узнал, что в течение двух дней после того, как я принес письма к нему домой, Теотис Френч пытался раздобыть сведения в поддержку нового, совершенно иного обвинения. Марк Грегерсон (еще один брат Питера) сообщил Питеру, что Теотис Френч позвонил ему домой, во Флориду. Старейшина Френч говорил с женой Марка и попросил ее вспомнить, не слышала ли она, что я когда–либо делал замечания против организации. В ответ на вопрос «Зачем это ему надо?» он сказал, что просто «ищет сведения». Он не попросил позвать к телефону Марка.

Это также мне напомнило кошмарную ситуацию, которую я пережил полтора года назад, и тогдашнее поведение Председательского комитета Руководящей корпорации.

Прошло приблизительно семь недель с тех пор, как я впервые написал в Руководящую корпорацию с просьбой пояснить материал «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, рассказав, почему это было так важно для меня. Теперь я написал им еще два письма с просьбой дать какое–либо разъяснение. Они не сочли нужным ни ответить на мои письма, ни даже подтвердить, что получили их. Является ли невероятным то, что руководство мировой организации с миллионами членов, заявляющее о своей выдающейся приверженности христианским принципам, могло повести себя подобным образом? Нет, если вам известны настроения, преобладающие среди этого руководства. Я лично был свидетелем того, как письма игнорировались подобным же образом, когда Руководящая корпорация считала, что отвечать на них будет не в ее интересах. В моем случае они явно думали именно так.

С самого начала у меня не было сомнений по поводу конечной цели всего происходящего. Мне очень не нравилось общее ведение дела; я могу называть его только ограниченным подходом, очевидной решимостью найти хоть что–то (неважно, насколько тривиальное или мелочное), что могло бы послужить основой враждебных действий против меня. Итак, я написал свое последнее письмо, датированное 23 декабря 1981 года, отослав копии в Руководящую корпорацию и в Ист–Гадсденский совет старейшин.

23 декабря 198] года Совету старейшин собрания Ист–Гадсдеяа Гадсден, Алабама Уважаемые братья!

Настоящим письмом я отменяю свою апелляцию в связи с вашим решением о лишении меня общения. Причины, по которым я это делаю, заключаются в следующем.

На основании свидетельства о том, что я однажды пообедал с Питером Грегерсоном после выхода «Сторожевой башни» за 15 сентября 1981 года, первоначальная судебная комиссия постановила лишить меня общения. Поскольку 40 лет служения могут быть сброшены со счетов на такой малозначительной основе, мне становится ясно, что никто по–настоящему не желает принять во внимание мои убеждения, подробно описанные в письме от 8 декабря, или показать мне на основании Писания, в чем я ошибаюсь.

К тому же, выбор членов апелляционной комиссии, сделанный окружным надзирателем, не дает реального основания надеяться на справедливое рассмотрение моего дела. Назначены были, как указано в моем письме от 20 декабря 1981 года, три человека, связанных личными чувствами и вряд ли способных рассмотреть мое дело объективно. Сделанный выбор представляется мне неоправданным и. как я считаю, является пародией на справедливость.

Как мне кажется, нет никакого свидетельства тому, что Руководящая корпорация готова предоставить мне помощь или облегчение, поскольку мое письмо от 5 ноября 1981 года остается без ответа в течение приблизительно семи недель. В то время, как председатель первой судебной комиссии говорил, что неоднократно звонил в отдел служения, эти переговоры не обещают облегчения, поскольку, по словам председателя, в отделе служения сказали, что «ничего не изменилось, и можно продолжать».

Наконец, сейчас мне известно, что предпринимаются попытки путем телефонных разговоров (даже междугородных) найти какое–то свидетельство против меня и обвинить меня в преступлении. Это было сделано в течение нескольких последних дней, со времени написания моего письма, в котором я просил о назначении иной апелляционной комиссии. Хотя человек, которому звонили, никогда на меня не жаловался, его попросили вспомнить любые мои высказывания, которые можно считать неприемлемыми. Конечно, если бы я был виновен в том, что вызвал в собрании волнения по–настоящему извращенного или злобного характера, никому бы не пришлось прибегать к таким методам, чтобы добиться подобного обвинения.

Совету старейшин собрания Ист–Гадсдена 23 декабря 1981 года, с. 2

Продолжение использования таких методов может привести только к нанесению дальнейшего ущерба моей репутации и характеру и является открытым призывом к подозрениям и слухам.

Я чувствую себя так же, как апостол в Гал. 6:17: «Впрочем, никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем». За последние восемь недель нам с женой причиняли душевные страдания не только постоянными посещениями и телефонными звонками (до такой степени, что звук телефонного звонка стал нам неприятен), но особенно проявленным к нам отношением. Ко всему этому, теперь мы еще узнали о расследовании, ведущемся исподтишка, которое явно враждебно моим справедливым интересам. Подобным же образом ко мне отнеслись полтора года назад в Нью–Йорке. Там в течение месяца проводились такие же попытки — и за все это время мне не было сказано ни слова о том, что мое поведение каким–либо образом подвергается осуждению, несмотря на то, что я явно дал проводившим расследование возможность сообщить мне обо всем этом. У меня нет желания вновь подвергаться подобному обращению, тем более, что я не вижу возможности для того, чтобы была выявлена истинная сущность дела и с моего имени было смыто это незаслуженное пятно. Это должно быть передано в Божьи руки (см. Мф. 10:26).

Отмену заявления об апелляции ни в коем случае не следует воспринимать как признание вины или как то, что я считаю решение о лишении общения хоть в какой–то мере заслуженным, справедливым или основанным на Писании. Вновь я могу сказать вместе с апостолом: «Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы, или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе. Ибо, хотя я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь» (1 Кор. 4:3–4). Я безоговорочно уверен в Его праведном суде, и эта моя уверенность в правильности и истинности Его Слова еще более укрепилась после того, что я пережил. Пока я жив, я буду стремиться к тому, чтобы раскрывать истину этого Слова другим для их благословения и хвалы Богу.

Что касается моих братьев среди Свидетелей Иеговы, я могу сказать, что от всей доброй воли своего сердца я буду возносить за них прошения к Богу. С 1938 года я в соответствии со своими убеждениями трудился в их духовных интересах; уверяю вас, что если бы я надеялся, что дальнейший суд надо мной принесет им какую–либо пользу, то с радостью прошел бы и через него (см. Рим. 9:1–3).

С уважением,

Рэй В. Франц

ул. 4, п/я 440 F

Гадсден, Алабама 35904

Я нисколько не сомневался в том, что руководители этого дела начали чувствовать, что «свидетельство» для лишения меня общения — один обед с Питером Грегерсоном — может посчитаться слабоватым. Вместо того, чтобы попытаться найти свидетельство в Слове Божьем (и доказать, что мои поступки действительно были греховными), о чем я просил в апелляции, они попытались создать более серьезное «дело», подстрекая других дать враждебные показания. Я не хотел и дальше этому подчиняться.

Через восемь дней мне позвонил Лэрри Джонсон и сообщил, что они получили мое письмо. Ввиду того, что я отменил свою апелляцию, решение о лишении общения, принятое первой судебной комиссией, оставалось в силе.

То, что они позвонили как раз в тот день, кажется мне весьма знаменательным. Я принял крещение 1 января 1939 года и ровно через сорок три года, 31 декабря 1981 года меня лишили общения — по единственному обвинению, основанному на свидетельстве о том, что я пообедал с человеком, вышедшим из организации.

Верю ли я сам, что в этом была истинная причина принятой по отношению ко мне меры? Нет. Я думаю, что это был просто повод, использованный для достижения цели. В сознании руководителей организации цель оправдывала средства. То, что они использовали такой незначительный, мелкий повод, по–моему, выдает удивительно низкий стандарт поведения и большую неуверенность в себе.

Оновываясь на прошлом опыте работы в Руководящей корпорации Свидетелей Иеговы, на поведении Председательского комитета весной 1980 года, а также на материалах, опубликованных с того времени до настоящего момента, я считаю, что было «желательно» лишить меня общения, чтобы устранить то, что им казалось «угрозой». Если это так, то, по–моему, это тоже обнажает значительную долю неуверенности — особенно если речь идет о мировой организации, что, по их утверждению, является инструментом Божьим, за которым стоит всевышняя сила вселенной; организации, которая назначена правящим Царем, чтобы управлять всеми Его делами на земле. Так не вели бы себя люди, полностью убежденные в своих учениях, твердо знающие, что исповедуют истину, прочно основанную на Слове Божьем. Так не вела бы себя организация, по–настоящему уверенная в своих приверженцах, в том, что предоставленные ею обучение и наставление превращают их в зрелых христиан и христианок, которым не нужен некий таинственный магистрат, предписывающий, что им читать, что обсуждать и о чем думать; которые вместо этого способны сами различить истинное от ошибочного с помощью знания Слова Божьего»

Такие действия, однако, характерны для многих религиозных организаций прошлого, начиная уже с первого столетия, — организаций, считавших необходимостью истреблять все, что, по их мнению, угрожало ослабить их власть над другими. В книге «История христианства» Пол Джонсон пишет о методах, использовавшихся в мрачный период религиозной нетерпимости, породивший инквизицию:

«Поскольку было трудно утвердить обвинения в преступлениях мысли, инквизиция использовала процедуры, запрещенные в других судах, и тем самым противоречила городским хартиям, писаным и традиционным законам и буквально всем аспектам установленной юриспруденции»^[220].

Обычные методы работы судебных комиссий, состоявших из старейшин Свидетелей Иеговы, были бы признаны недостойными в судебных системах любой просвещенной страны. Утаивание исключительно важной информации (например, имен враждебно настроенных свидетелей), использование услуг анонимных осведомителей и подобные методы, описанные историком Джонсоном как характерные черты инквизиции, весьма часто применялись этими старейшинами по отношению к тем, кто не вполне был согласен с «каналом», с «организацией». То, что происходило тогда, в подавляющем большинстве случаев происходит и сейчас, как пишет об этом Джонсон:

«Цель была весьма проста: любой ценой добиться обвинения; только таким образом, как считалось, можно было уничтожить ересь»^[221].

Позвольте мне сказать в последний раз: я не считаю, что жесткость и холодность, отчуждение и высокомерное, даже надменное отношение были присущи участникам событий. Я полагаю, что они были вполне определенным результатом ложных учений, которые позволяют организации заявлять о своей исключительной власти и ни с чем не сравнимом превосходстве, — что является одновременно нескромным и безосновательным. Эти заявления надо не только подвергнуть сомнению; их нужно обличить как опасную доктрину, бесчестящую Бога, чем они на самом деле и являются.