Глава 18. Новая стратегия и методы: устремляя взор в мир завтрашний

«Новый миссионер» — так называлась статья о мужчинах и женщинах, посвятивших свою жизнь несению христианства в самые отдаленные и бедные районы мира, появившаяся в журнале «Тайм» в 1982 г. Кто же этот «новый миссионер»? С точки зрения «Тайм», новый миссионер на самом деле не очень отличается от миссионеров прошлых поколений. Они объединены в веках жертвенной преданностью делу распространения Благой вести до края земли.

Однако все же существуют определенные различия между новыми и старыми миссионерами. «Новые миссионеры» — люди намного более искушенные, чем были «старые миссионеры» и, к тому же, более профессионально подкованные. Новых миссионеров все чаще заботят методология и принципы миссионерской стратегии, они лучше знакомы с проблемами роста населения и другой нужной им статистикой, стремятся использовать новейшие достижения техники и, как указал «Тайм», всегда стараются избежать любой тактики, которая бы связывала их с западным империализмом. Они изо всех сил пытаются сохранить яркие культурные традиции народа, которому служат, прежде считавшиеся нехристианскими.

Параллельно со становлением нового миссионера за последние десятилетия достигнуты Значительные успехи в области развития миссиологии, что подтверждается появлением научных журналов, признанных миссионерских школ и впечатляющей деятельностью оперативной и тактической группы перспективно мыслящих миссиологов. Если раньше миссиологами называли горстку передовых директоров миссионерских советов, то сегодня этот термин применим к сотням профессионалов и специалистов, принимающих участие в разработке новых и надежных стратегий миссионерской деятельности. В 1970 г. еще не существовало Американского общества миссиологии, но десять лет спустя, через восемь лет после своего основания, оно уже насчитывало семьсот членов.

Такие люди, как Дональд Макгав-ран (Donald McGavran) и Ральф Уин-тер, внесли огромный вклад в область миссиологии, равно как и Питер Вагнер, проработавший шестнадцать лет миссионером в Боливии. Вагнер написал бессчетное количество книг о миссиях и после активной миссионерской деятельности занимался вопросом роста церквей, являлся членом Лозаннского комитета по всемирному благовестию.

Однако, хотя область миссиологии очень важна, она все же существует лишь как один из многих аспектов современной обширной деятельности на сцене всемирного благовестия. Самой поразительной характеристикой в работе иностранных миссий является

разнообразие применяемой методологии и философии. Такое разнообразие, как ничто другое, обеспечивает миссионерскому движению солидную базу в преддверии XXI в. Разногласия, иногда возникающие по поводу методов и концепций проповеди Евангелия, делают возможным здоровый обмен идеями и позволяют обеспечить более широкую основу для взаимной поддержки. Никто не чувствует себя отверженным только потому, что ни с кем не согласовал свой философский подход к вопросу благовествования. Будь то прямая и открытая проповедь Евангелия или же гуманитарная концепция, а может быть, тайная операция по благовествованию — все варианты возможны в сегодняшнем очень плодотворном и разнообразном миссионерском деле.

Одной из сравнительно недавних разработок в области миссиологии стала концепция «скрытых народов», концепция, широко распространяемая в церквах и миссионерских агентствах такими людьми, как Ральф Уинтер и Дон Ричардсон. Осенью 1982 г., к началу одного из ежегодных заседаний МАЗМ и АЕЗМ, среди почти двух сотен миссионерских агентств, входящих в состав этих двух крупных ассоциаций, было очень мало тех, кто к тому времени не употреблял бы этого термина и не составлял бы планов продвижения к новым границам, с тем чтобы охватить эти «скрытые народы». Эту концепцию с готовностью подхватило молодое поколение миссионерских руководителей, и она быстро стала доминировать в миссионерских организациях с приближением конца XX в.

Рост научно-технического прогресса способствует тому, что миссионерские организации шагают в ногу с современным веком, но человеческие качества людей, в них входящих, изменились очень мало. Сами миссионеры остались sine qua поп⁰²⁶ всемирного благовестия, и сегодня, как и в прошлые века, они являются великими героями и героинями христианского мира, несмотря на все их человеческие слабости.

Р. Кеннет Стрейчен

Испытания и ошибки, успехи и неудачи, особый глубокий взгляд на некоторые проблемы в сочетании друг с другом, — все это вехи жизненного пути «насыщенного благовестием» Р. Кеннета Стрейчена (R. Kenneth Strachan), одного из самых дальновидных стратегов миссионерского движения XX столетия. Его развитие «Глубинного благовестия» было просто «революцией в благовестии», как предполагает заглавие книги на данную тему. Его концепции до сих пор вызывают жаркие споры и приобретают верных сторонников и сегодня, хотя он умер в 1965 . И все же его главная посылка, согласно которой «рост любого движения находится в прямой пропорции к его способности мобилизовать всех своих членов на продолжительное благовествование», не была новой. Другие тоже действовали, опираясь на эту же теорию, но никто до этого не дал ей настолько четко отработанного и исчерпывающего определения наступательного миссионерского характера. Именно Кену Стрейчену выпала честь сделать это, отчасти потому, что он учел недостатки евангельского служения собственного отца.

Кен родился и вырос в Латинской Америке, его родителями были Сюзан и Гарри Стрейчен, одни из основателей Латиноамериканской миссии, ранее носившей название Латиноамериканской евангелизационной кампании. Большую часть детских лет он провел в Коста-Рике, где его мать отвечала за работу штаба ЛАМ, в то время как отец проводил туры по проповеди Евангелия. «Талантливый и неутомимый проповедник, Гарри Стрейчен, вездесущий, как легендарный Дон Кихот, ездил вдоль и поперек континента, устраивая, координируя и проводя кампании по благовествованию во всех крупных городах Латинской Америки. Он был инициатором, лидером, организатором, руководителем и иногда сам проповедником…» Но, хотя его личностные достижения впечатляли окружающих, он не мог вдохновить других к служению с равным энтузиазмом и рвением. По мере ухудшения его здоровья терялся запал евангелистических устремлений самой миссии.

Все вокруг считали, что Кен не сможет заменить отца. В колледже Уитона его называли выскочкой, в его характере недоставало качеств будущего миссионерского деятеля. Ему «не хватало отцовского командно-волевого поведения, его хорошо поставленного голоса, его природной властности и способностей проповедника. Неудивительно, что вся его жизнь могла быть омрачена комплексом неполноценности в этой области его служения».

И в молодости, и в зрелой жизни Кена одолевала духовная борьба. Во время учебы в колледже он честно признался в письме к матери: «Дела не очень хороши, мама, хоть и противно об этом говорить, но тебе лучше узнать об этом от меня, чем услышать от других… Я так старался найти примирение с Богом… несколько дней я боролся… и в конце концов потерпел поражение… Все было бы не так плохо, если бы я только откатился назад в религиозном плане, но я утратил все признаки мужественности. У меня нет ни силы воли, ни самоконтроля, я не могу заставить себя делать то, что должен делать, и в результате я терплю поражение не только в христианской жизни, но даже в жизни самого обыкновенного мирского человека… Мне так искренне стыдно за себя, когда думаю, что я мог бы сделать и не сделал, и все же у меня нет сил или же я слишком далеко ушел, чтобы вернуться обратно».

В 1945 г. Гарри Стрейчен умер, и Кен внезапно оказался в положении руководителя, что ему совершенно не понравилось. Появилась необходимость быстро принимать какие-то решения, и сразу и для всех стало очевидным разительное отличие между отцом и сыном. Кен видел настоятельную нужду в рекламе и продвижении, но в то же время чувствовал инстинктивное к ней отвращение. Он попытался вести работу так, как делал это отец, но благовестие в таком объеме и масштабе было просто ему не под силу. Он видел «несоответствие, противоречия и даже фальшь» в том, что «другие люди, казалось, принимали с легкостью». А еще его тревожила та короткая веревка, которой он был привязан к позиции «между фундаменталистами и инклюзивистами, чьи разногласия казались очень неприятными человеку с таким пониманием необходимости сотрудничества».

Кен стал одним из членов правления наряду со своей матерью, и в этой должности он прослужил до ее смерти в 1950 г. Но только когда он получил должность директора Латиноамериканской миссии, его качества лидера расцвели. Миссия расширила радиослужение, использование христианской литературы, образовательных и медицинских программ, и к 1960 г. армия миссионеров в этой организации выросла до 144 человек, т. е. на 82 процента за десять лет со дня смерти его матери.

Более важной, однако, чем рост численности миссионеров из Северной Америки, являлась латинизация служения. Многие годы Кена заботил так называемый «расовый вопрос» (в сущности, не проблема противопоставления черных белым, хотя, может быть, он оставался единственным евангельским миссионерским лидером, который сохранил свое членство в NAACP). Он обсуждал этот вопрос с матерью еще тогда, когда она не ощущала потребности принимать латино-американцев на работу в миссию. Позже, когда он сам стал директором, он предпринял шаги для того, чтобы обеспечить латиноамериканцам возможность служить на равных условиях с американцами. Он прекрасно осознавал, что, если миссия не предоставит этим людям возможность занять руководящие посты, она рискует потерять ценных работников в лице самых талантливых и одаренных христиан, подходящих для этих должностей.

«Латинизировать» миссию не означало просто нанять больше латиноаме-риканцев и предложить им руководство в ней. Это также означало изменение самой миссионерской политики в соответствии с латинской культурой и мышлением. Проблема смешанных браков, например, была очень больным вопросом. Многие североамериканские миссионеры выступали против подобных браков, и такое отношение к этому вопросу воспринималось латиноамериканцами как демонстрация предполагаемого превосходства. Кен разрешил эту проблему честно и справедливо и настоял на том, что необходимо «уничтожить препятствия к полной дружбе». Для того чтобы облегчить латиноамериканцам приход в миссию, рабочим языком организации, на котором велись все дела, стая испанский язык.

Обеспечить условия для эффективного сотрудничества с латиноамериканцами оказалось намного легче, чем наладить сотрудничество с земляками североамериканцами. Сам Кен всегда стремился работать вместе с другими миссионерами в рискованных предприятиях, даже если они не находились в лагере фундаменталистов. Однако он быстро понял, что такой подход грозит иссушить источники поддержки от слишком ревнивых сторонников на родине. Поработав несколько лет на короткой веревке, он пришел к убеждению, что Писание не учит доктрине расхождения, как понимали это фундаменталисты, и ЛАМ начала жить идеей более тесного сотрудничества в евангелизационной деятельности. Расширяя призыв к сотрудничеству в попытке увеличить охват людей благовестием, Кен и его организация потеряли поддержку давних своих друзей, включая Центральную американскую миссию. Руководство этой миссии с сожалением отметило «очевидную экуменическую открытость Кена Стрейчена и коллег из Латиноамериканской миссии. Они флиртовали, по мнению ЦАМ, с политикой отступничества как в экуменистическом движении, так и в Римско-католической церкви».

Р Кеннет Стрейчен из Латиноамериканской миссии разговаривает с Виктором Ландеро, лидером из Колумбии

Ранее Кен отвергал какие-либо отношения с группами, связанными со Всемирным советом церквей, «из-за их либерализма и небиблейских основ общения, небиблейской централизации церковной власти, их приверженности другим задачам и обязательствам, чем те, что законным образом касаются Церкви Христа», и из-за «их фактического отказа от протестантской Реформации открытым признанием факта ухаживания за Римской католической церковью».

К 1960-м гг., однако, его отношение и к ВСЦ, и к Римской католической церкви смягчилось. Он понял, что величайшая угроза Латинской Америке — это коммунизм, и, чтобы одержать победу над злом этой системы, христиане в силу необходимости должны были объединиться и действовать вместе. Радикальный отход Кена от традиционного евангельского мышления сделался достоянием гласности в 1961 г. на съезде Национальной ассоциации протестантов, где Кен заявил, что «Рим меняется» и что «нам, возможно, придется встать рядом с Римом против коммунизма». Хотя позже он несколько изменил свое мнение о новых явлениях, происходящих в католицизме, он все же вызвал суматоху, увеличившую пропасть между ним и другими консервативными евангелическими миссиями и поддерживающими церквами.

Многие протестанты просто отказывались признать те позитивные изменения, которые произошли в Латинской Америке благодаря влиянию папы Иоанна XXIII и II Ватиканского собора. «Вдруг все смешалось и спуталось .. когда нам предложили пальмовую ветвь дружбы. Католик, стоящий с Библией в одной руке и протягивающий с любовью другую руку, оставил нас в изумлении. Вдруг наш оппонент бросил свое оружие и стал искать мира. Не уловка ли это? Неужели неизменный Рим может перемениться?

Может быть, это часть какого-то зловещего заговора, придуманного, чтобы застать нас врасплох? Или, может быть, это воистину труд Святого Духа, проветривающего затхлые коридоры и гнилые ниши древней церкви?» Хотя сам Кен не дожил до новой эры снятия религиозной напряженности, Латиноамериканская миссия под руководством других лидеров всегда сохраняла открытость по отношению к католицизму, таким образом изолируя себя все в большей степени от многих других евангелических миссий.

Как бы ни было противоречиво мягкое отношение Кена к католицизму, в умах некоторых оно мало отличалось от его дружбы и сотрудничества с пятидесятниками. Кену казалось, что «служение примирения» намного больше способствовало успеху миссионерской деятельности, чем строгая сепаратистская позиция, и именно такое отношение к сотрудничеству с другими деноминациями пропитало кампании «Глубинного благовестия» и общее служение ЛАМ.

Евангелическое служение в массовых кампаниях ЛАМ, продолженное Кеном после смерти отца, достигло кульминационного момента в 1958 г. после Карибской кампании Билли Грэма. Это было радостное время, и Кен со своей миссией внесли огромный вклад в общее дело. Но, несмотря на внешние признаки сопутствовавшего успеха, Кен пришел к убеждению, что такой подход просто не сработает в благовествовании Латинской Америке. Некоторое время он «считал, что именно церковь в большей степени, чем приехавшая евангелическая команда, являлась… в Божьих планах центром и инициатором проповеди Евангелия»». Он стал делать упор на всеобъемлющую мобилизацию церкви — тема, которую он развил после долгих размышлений и наблюдения за успехами трех быстро растущих групп: коммунистов, свидетелей Иеговы и пятидесятников.

Первым опытом Кена с «Глубинным благовестием» была семимесячная кампания, проведенная в Никарагуа. Она открылась циклом подготовки заинтересованных христианских работников. После семинаров и углубленного изучения Библии, длившихся четыре дня, все участники рассыпались по стране и начали воплощение в жизнь программ посещения поместных церквей и работу групп свидетельства. За этим последовала повсеместная евангелическая кампания, завершившаяся национальным походом в Манагуа. В заключение Кен решил задействовать ключевой элемент: новообращенные были организованы в поместные церкви, и назидание им давали более зрелые христиане. «По сравнению с традиционными кампаниями… эта программа оказалась фантастически успешной». Она стала воистину общенародной, и в результате обратились около 2500 человек.

Происшедшее в Никарагуа многие рассматривали как новое и очень перспективное направление в миссионерской работе. «Это мероприятие приобрело всемирное значение, — писал Артур Глассер (Arthur Glasser). — Сегодня в Никарагуа мы видим, как возможно проявить инициативу перед лицом демографического взрыва наших дней, о котором мы все так много говорим и так мало делаем! Здесь нам продемонстрировали, как можно хорошо организовать дело в соответствии с потребностями данного момента… Нам показали, что можно сделать, когда вся христианская сила страны мобилизована в едином порыве».

Несмотря на похвалы, Кен не был полностью удовлетворен своими достижениями в Никарагуа. Хотя национальные кадры и взяли на себя основную ответственность за широкую кампанию, инициатива исходила извне, и «неверно было утверждать, что в работе и отношении церквей произошла революция».

Следующая кампания по методу «Глубинного благовестия» прошла в Коста-Рике. Здесь, как и в Никарагуа, много людей обратились к Христу, но и здесь эффект и воздействие прошедшего мероприятия на поместные церкви был менее продолжительным и ощутимым, чем хотелось бы надеяться, и у местного комитета остались большие долги после завершения пятимесячного марафона.

Психологическое и физическое напряжение в период кампании в Коста-Рике и менее утешительные результаты ввергли Кена в духовную и физическую депрессию. У него возникли серьезные сомнения относительно того, следует ли миссии начинать выполнение запланированной программы «Глубинного благовестия» в Гватемале. Миссия оказалась в стесненных финансовых обстоятельствах, и будущее выглядело мрачным. Затем, в сентябре 1961 г., во время встречи в Кесуик-Гроув, штат Нью-Джерси, все неожиданно изменилось, о чем Кен позже вспоминал так: «В тот момент, когда я завяз в болоте сомнений, Бог заговорил к одной Великой душе. На клочке бумаги было написано его обязательство и положено перед Господом. Вдруг мы все вышли из уныния, охватившего до того наши умы, к тихой гавани уверенности в том, что Бог поможет».

Программа в Гватемале заработала, и в результате она оказалась «не только самым большим и серьезным, но и самым «глубинным» из всех движений «Глубинного благовестия»». Когда завершился год усиленной деятельности, «сбор урожая только начался». «Вывод был неизбежным», по словам У. Дейтона Робертса (W. Dayton Roberts). «В 1962 г. Гватемала получила такое сильное духовное потрясение, какого никогда раньше не получала».

Гватемальская кампания ознаменовала собой конец активного участия Кена в «Глубинном благовестии». Состояние его здоровья ухудшилось, и в 1963 г. врачи констатировали диагноз болезни Ходжкина в прогрессирующей форме, которая унесла его жизнь в 1965 г. Принципы, разработанные для «Глубинного благовестия», однако, не погибли. Его коллеги в Латинской Америке продолжают сосредоточивать свои усилия в этом направлении. За девять лет они охватили влиянием восемь стран, в результате чего более ста тысяч человек обратились в христианскую веру. Слухи об успехах таких кампаний распространялись все шире, а миссионеры и руководители церквей со всего мира обратили на это внимание. Приглашения на проведение кампаний «Глубинного благовестия» приходили из таких далеких стран, как Гонконг и Япония. Таким образом, руководители ЛАМ получили уникальную возможность обучить своим принципам других христиан, чтобы они сами претворяли в жизнь это служение.

Вест-Индская миссия явилась одной такой группой, использующей достоинства служения «Глубинного благовестия». Аллен Томпсон, действующий директор этой миссии, писал о впечатляющих результатах такой кампании: «В 1933 г. Вест-Индская миссия начала работу в Доминиканской республике, в стране, которая очень скоро продемонстрировала свою практическую недоступность для проповеди Евангелия. Двадцать семь лет труда над посевами, поливаемыми потом и слезами, привели к созданию 15 приходов и появлению 900 верующих в Христа. За один только прошедший год кампании по проповеди Евангелия жатва радости прибавила к плодам ВИМ две церкви, восемь дополнительных проповеднических домов и примерно 700 новых верующих».

Глубинное благовестие с годами менялось, но основной принцип мобилизации обычных людей и христианских работников сохранился. После смерти Кена работа ЛАМ продолжала продвигаться вперед. Эта организация и сегодня славится, как и в прошлые годы, своими прогрессивными вглядами на взаимоотношения между миссиями и национальной церковью. Вместо того чтобы проголосовать за «самое общепринятое решение… выбора из двух параллельных, но независимых организаций в одной и той же области деятельности — ассоциации поместных церквей и миссионерской структуры с координационным комитетом между ними», миссия «предприняла смелый шаг, предоставив контроль и руководство каждой организацией самим латиноамериканцам». Некоторым североамериканцам сложно оказалось приспособиться к такой политике, но она точно отображает тот дальновидный подход, который так талантливо разработал Кен Стрейчен.

Боб Пиерс и «Международное мировое видение»

В то время как Кен Стрейчен искал пути охвата заблудшего мира при помощи прямой и открытой евангелизационной стратегии, Боб Пиерс внес свой вклад в дело благовестия с иных позиций. Беря пример с жизни Иисуса, он попытался завоевать сердца людей гуманитарными методами,

чтобы продемонстрировать возможности христианства. По его мнению, самым эффективным способом явления людям Христа могут стать только лишь ощутимые акты любви и сострадания: «Сначала мы должны удовлетворить физические нужды людей с тем, чтобы затем иметь возможность служить их истинным (духовным) потребностям». После Самого Господа немногие люди в истории могли бы продемонстрировать большее сочувствие к страдающему человечеству, чем Боб Пиерс. «Пусть мое сердце разобьется от тех чувств, которые разрывают сердце Богу», — этот лозунг, написанный в его Библии, кратко формулирует его жизненную позицию. Он был другом человечества.

И все же сердцем, тянущимся ко всему человечеству, Боб Пиерс оказался не в состоянии сохранить самые близкие связи любви с собственной семьей. От любви, так щедро раздаваемой бездомным сиротам и обездоленным жертвам наводнений, оставались лишь крохи для тех, кто нуждался в ней больше всего — для жены и дочерей. Его общественная жизнь отделялась от личной великой пропастью, и очень немногие знали, каким беспокойным и хрупким человеком он был на самом деле. Тем не менее Бог использовал его самым мощным образом, и влияние Боба на мир не скоро будет предано забвению.

Доктор Боб, как его ласково называли, родился в Форт-Додже, штат Айова, в 1914 г. и был самым младшим из семи детей. Когда ему исполнилось десять лет, его семья переехала в Калифорнию и там он остался жить навсегда. После школы он учился в Пасаденском колледже Назарянина, где встретил свою будущую жену, Лорейн Джонсон (Lorraine Johnson), дочь преуспевающего проповедника.

Удача не сопутствовала Бобу на заре его взрослой жизни. В колледже он возглавлял студенческий комитет и считался перспективным проповедником, но обстоятельства быстро изменились. В годы депрессии было трудно найти работу, и во время его ухаживаний за Лорейн он зачастую «бесцельно слонялся по улицам Санта-Фе». Их брак, казалось, только усугубил проблемы. «Мир фантазий» быстро поблек, и «на их головы обрушились реальности семейной жизни». Боб переходил с одной работы на другую, а Лорейн вернулась к родителям в Чикаго. За многие месяцы единственным способом их общения было случайное, скрывающее истинные чувства, «осторожное» письмо. Но однажды Боб написал жене нежное письмо, прося примирения и заканчивая словами: «Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе. Но приедешь ты или нет, я всегда буду с Богом»».

Боб написал Лорейн отчасти из-за того, что обстоятельства изменились к лучшему. Он выступил со своим свидетельством перед ежегодным собранием в Церкви Назарянина. Перед сотнями пасторов со всей страны он «исповедовал со слезами раскаяния трудности прошедшего года, провозглашая с новым убеждением свою решимость служить Богу». Результат ошеломил Боба. «Пасторы поняли его, и… двери для его служения широко распахнулись».

Последующие годы Боб служил в церковном приходе. В этот период молодая семья с трудом сводила концы с концами. Затем он поселился на четыре года служения в Евангелическом центре Лос-Анджелеса, где работал бок о бок со своим тестем. Его совсем не удовлетворяла такая работа, отчасти потому, что он пытался конкурировать со своим преуспевающим тестем и закончил тем, что почувствовал себя как «гребная лодка, соревнующаяся с парусником». Однажды после очередного спора он ушел с должности и вскоре после этого уехал из города. Следующим известием, которое Лорейн получила от мужа, стала смятая судебная повестка, в которой сообщалось, что он подал на развод.

В день суда Лорейн просила Боба повидаться с ней наедине, и благодаря ее мольбе развод не состоялся, «но следующие полтора года были полны невероятных испытаний». Тогда как Лорейн «вела битвы посредством молитвы», Боб «продолжал свои одиночные военные выступления, явно не находя ключа, который бы освободил его от духовных мук». Однако Боб вновь нашел свой путь к Богу, публично покаялся и вернулся к работе в Евангелический центр еще на два года.

Во время служения в Евангелическом центре Боб ощутил в себе дар ладить с юношеством и в последующие годы работал молодежным проповедником. Затем он примкнул к движению «Молодежь за Христа», став полномочным вице-президентом, работая вместе с известным Торри Джонсоном. Именно на этом посту Боб отчетливо увидел перспективу своего будущего служения. В 1947 г. его попросили отправиться в Китай, чтобы помочь провести серию молодежных кампаний. И, хотя он оставил семью в крайне стесненном материальном положении, он с радостью принял предложение и, возможно, впервые в жизни почувствовал себя на своем месте.

Изматывающий график поездок не испугал его. Он понял, что страсть к путешествиям живет у него в крови. И куда бы он ни поехал, он видел вопиющие нужды человечества и слышал мольбы о помощи. Везде, где он ни проповедовал, происходило исповедание веры.

Боб Пиерс из «Мирового видения»

Это было время восторга — время, когда развивалась и крепла его философия христианского служения.

Во вторую свою поездку в Китай Боб понял, какой будет его роль в облегчении боли и страданий среди самых нуждающихся людей мира. Во время посещения сиротского дома в миссии, недалеко от тибетской границы, его «внимание привлекла одинокая худенькая, согбенная фигурка, отрешенно стоявшая у холодных каменных ступенек». Когда он спросил, почему ребенка не накормили и не приютили в сиротском доме, ему сказали, что на попечении миссии уже находится вчетверо больше детей, чем было рассчитано. Боба пронзила мысль, что этому маленькому и голодному ребенку отказали в удовлетворении основных жизненных нужд. «Почему же ничего с этим не делается?» — взмолился он. «А что вы можете сделать с этим?» — резко ответила миссионерка, подняв ребенка и сунув его ему в руки. Это круто изменило его дальнейшую судьбу. Отныне он посвятил всю свою жизнь христианскому гуманизму.

Боб намеревался вернуться в Китай для дальнейшего служения, но с приходом к власти там коммунистов его внимание привлекло нечто другое. В 1950 г. он впервые поехал в Корею, где «страдания нуждающихся детей» подсказали ему идею создания «Международного мирового видения». Во время Корейской войны первоочередной задачей стало обеспечение едой, одеждой и лекарствами беженцев, женщин и детей. «С самого начала создания «Мировое видение» пустило побеги служения по всем необходимым направлениям — там, где ощущалась нужда». За несколько лет организация взяла на себя заботу о двух тысячах сирот, и с тех пор эта цифра возросла более чем в сто раз.

Через некоторое время после возникновения этой организации история Боба Спиерса стала легендой о святом для всей Восточной Азии. Но его служение не ограничивалось только этим регионом. В это время он считался одним из «десяти людей в мире, совершивших наибольшее число путешествий». Везде, где бы он ни появлялся, его приветствовали, как Божьего посланника. В Соединенных Штатах он ездил от одного побережья к другому, рассказывая американским христианам о жизненных потребностях нуждающегося мира, собирая сотни тысяч долларов для сиротских приютов, больниц и служений по проповеди Евангелия.

В этот период быстрого роста «Мирового видения» Лорейн и девочки спускались все ниже и ниже в списке приоритетов Боба. Когда он все же возвращался в семью один раз в год после десятимесячных разъездов, он, казалось, чувствовал себя гостем в собственном доме и потому неизбежно возникали конфликты. Хотя он относился к внешнему миру с сочувствием и состраданием, собственная семья Боба, жившая под его крышей, казалась очень отдаленной от него.

Второе десятилетие деятельности «Мирового видения» ознаменовалось не только успехами — возникали и проблемы. Бобу становилось все труднее находить общий язык с Советом директоров. В 1963 г. директора проголосовали за прекращение радиовещания, убежденные в том, что эти деньги можно потратить с большей пользой на другие проекты. Центральным же вопросом повестки дня был стиль руководства организацией. Боб привык пользоваться ее деньгами по своему усмотрению, без согласования с другими руководителями, не отчитываясь за их использование. Но времена менялись. Правительство требовало точной отчетности, а Боб сопротивлялся строгим ограничениям, наложенным на расходную часть Советом директоров. Конфликт продолжался до 1967 г., когда разногласия достигли наивысшего накала, и в ярости Боб уволился. «На следующий день «Мировое видение» представило ему юридические документы о своем согласии на его увольнение, и Боб Пиерс подписал отречение от дела всей своей жизни».

После отставки личная и профессиональная жизнь Боба медленно затухала. В 1968 г. он поехал с Лорейн на Восток в «прощальное турне», которое «Мировое видение» оплатило как прощальный жест, для того чтобы сохранить свои контакты в этой части мира. Когда путешествие близилось к концу, им позвонила по телефону Шарон, их старшая дочь, и настоятельно просила отца приехать домой. Она и раньше сталкивалась с тяжелыми духовными проблемами, и Лорейн знала, что к этому нельзя относиться легко; но Боб запланировал ранее не входившую в график остановку во Вьетнаме и отказался отступить от своих планов. Лорейн немедленно улетела домой и «нашла Шарон слабой и угнетенной, с перебинтованными запястьями, медленно приходившую в себя после неудавшегося покушения на самоубийство». В тот же год, несколько позже, была сделана другая попытка, и Пиерсы похоронили свою двадцатисемилетнюю старшую дочь.

До этого и после смерти Шарон Боба лечили от серьезного физического и нервного истощения. Он выздоравливал очень медленно, и даже когда встал на ноги, последствия депрессивного состояния еще сказывались на его самочувствии. Боб еще больше отдалился от своей семьи, и они уже никогда больше не могли поддерживать здоровых и счастливых отношений.

Через несколько лет выздоровления и отдыха Боб опять начал путешествовать, и с помощью «Мирового видения» основал Денежный фонд Самарянина, организацию, которая предоставляла помощь миссионерам в Азии. В 1975 г. после серии медицинских обследований врач Боба объявил, что он болен лейкемией. Это был еще один удар человеку, который пережил так много, но он решил не сдаваться. И уже несколько месяцев спустя он неутомимо координировал программу помощи беженцам в Сайгоне. Закончив свою работу, он посетил другие горячие точки, всегда открывая свое сердце страдающим людям. Но дни доктора Боба были сочтены. Он умер в сентябре 1978 г., всего через несколько дней после памятной встречи с семьей.

Несмотря на постоянные конфликты и болезненные проблемы, связанные со всемирно известным своим основателем, «Мировое видение» сохранило стабильный рост и расширило сферы деятельности. Но в то время как объем пожертвований и численность персонала постоянно увеличивались, эта организация избежала соблазна превратиться в мощную силу в самой себе. Она продолжала действовать как организация служения, работая через другие, установленные миссии и национальные церкви. «Если отправиться путешествовать по свету, — пишет Ричард Халверсон (Richard С. Halverson), — то вряд ли можно встретить много руководящих учреждений, носящих название «Мирового видения». Но существует множество школ, сиротских домов, домов для вдов, клиник и больниц, ночлежек и церковных зданий, построенных и/или поддерживаемых фондом «Мирового видения» и названных в честь известных зарубежных миссионерских организаций или национальных церквей».

Как в случае со многими миссионерскими организациями, «Мировое видение» могло успешно работать только привлекая выдающихся христиан из стран третьего мира. Среди них — доктор Самьюэл Камальсон, индиец по национальности, прослуживший много лет в Индии под покровительством методистской церкви. Затем он стал полномочным вице-президентом «Мирового видения» и директором его международного служения Пасторской конференции. Он также являлся директором Бетель-ского земледельческого братства и написал ряд книг.

В 1969 г. президентом «Мирового видения» стал Стэнли Мунихэм (Stanley Mooneyham). Благодаря влиянию этого человека организация вела успешную международную деятельность, оказывала всякого рода помощь нуждающимся и занималась благотворительностью. Она является таковой и сегодня, не утратив сердечного сострадания своего основателя. В книге, озаглавленной «Что ты скажешь голодному миру?» («What Do You Say to a Hungry World?»), Мунихэм приводит голые факты человеческих страданий, сопровождая рассказ пламенным призывом к христианам доказать жизненность своей веры через активное участие в помощи обездоленным людям. Он упрекает Церковь Иисуса Христа за расточительную трату своего времени на то, что не является в жизни главным: «В то самое время, когда мир переживает сильнейший продуктовый кризис в истории человечества, церковь проявляет свои великие способности в отвлекающих маневрах и немало в самообмане». Он цитирует методистского миссионера, который едко иллюстрирует абсурдность жизненных установок современного регламентированного христианства:

«На днях один замбиец упал мертвым недалеко от дверей моего дома. Врач сказал, что он умер от голода. В его сморщенном желудке было несколько листьев и то, что показалось комком травы. Больше ничего.

В тот же день по почте пришел «Methodist Recorder» (методистский журнал), где публиковались статьи, наэлектризованные возмущением, ужасом, возбуждением и страхом по поводу отсрочки окончательного доклада комитета Англикано-методистского объединения…

Один лишь взгляд на этого уродливого маленького человечка со сморщенным желудком, вся собственность которого состояла, согласно докладу полиции, из пары шорт, изношенной рубашки и пустой шариковой ручки, показал мне, что вся затея с нашим Объединением является Величайшим Пустым Номером в истории современной британской церкви».

Но Мунихэм утверждает, что создание материального благополучия является не главным и даже не всегда лучшим видом помощи. Он цитирует китайскую пословицу, доказывающую точку зрения, согласно которой познания в области «как» являются в определенных случаях несравненно большим благом: «Дай человеку рыбку, и ты накормишь его на сегодняшний день; научи его ловить эту рыбку, и ты накормишь его на всю жизнь». Под его руководством «Мировое видение» существенно расширило свою помощь третьему миру. Но, несмотря на расширение и разнообразие служения «Мирового видения» и других организаций, оказывавших помощь, монументальная задача облегчения страданий нуждающегося человечества едва лишь начала осуществляться.

Итак, «что ты скажешь голодному миру?» Когда мы представляем Христа миру, наши слова бессильны, если не подкрепляются делами христианской благотворительности.

Брат Эндрю и «Открытые двери»

В то время как Боб Пиерс считал, что проповедовать миру возможно через гуманитарные акты благотворительности, другие более решительно подходили к этому вопросу. «Божий контрабандист» («God’s Smuggler») — эта популярная книга именно о такого рода людях. В ней рассказывается о брате Эндрю (Brother Andrew), голландце без духовного сана, чье противоречивое служение часто оказывалось в центре внимания международной общественности. Поле его деятельности простиралось от Восточной Европы до Дальнего Востока и в остальной части мира, везде, где не было свободы вероисповедания или эта свобода серьезно ограничивалась. Обеспечение населения таких стран Библиями стало его главной заботой. «Открытые двери» имели довольно противоречивый подход к этому вопросу, в отличие от других миссий, таких как Библейский христианский союз под руководством Джорджа У. Мюррея (George W. Murray), чья политика заключалась в том, чтобы организация принципиально не нарушала законы коммунистического режима. «Открытые двери», попирая государственные законы и распоряжения властей в таких закрытых странах, оправдывались философией, что намного лучше «повиноваться Богу, нежели человекам».

Армия молодых голландцев, чье детство заполняли игры в войну, взяла на себя труд и риск провоза Библий через границы враждебных государств. Эндрю родился в гордой протестантской семье, которая, как и многие голландские семьи, сильно пострадала во время нацистской оккупации страны. После этой опустошительной войны Эндрю вступил в армию и вскоре оказался на линии фронта, участвуя в сражениях за сохранение голландского правления в тропических джунглях Индонезии. В такой обстановке стать героем было нелегко, но он быстро завоевал репутацию отчаянного смельчака: «Я стал известен в голландских войсках в Индонезии из-за моих сумасшедших выходок на поле битвы. Я носил ярко-желтую соломенную шляпу даже на передовой. Это было рискованно и звучало как вызов и приглашение. «Вот он я! — говорил я. — Стреляйте в меня!» Постепенно я собрал группу ребят, которые вели себя так же, как я… Когда мы воевали, мы сражались как ненормальные».

Ответ врагов на такое вызывающее поведение казался неизбежным, и прежде чем закончилось сумасшествие джунглей, Эндрю плыл домой на госпитальном судне с серьезным повреждением лодыжки правой ноги. То, что пуля попала в лодыжку, а не в соломенную шляпу, оказало определенное усмирительное и успокоительное воздействие на заносчивого молодого солдата. Лежа на госпитальной койке, он посвятил много часов чтению Библии, книги, которую раньше ему было некогда читать. Вернувшись в 1950 г. в Голландию после интенсивного изучения Библии, он обратился, и почти немедленно его пригласили стать миссионером. Служение при Голландской реформатской церкви потребовало бы двенадцать лет дальнейшего обучения, и для этой цели Эндрю стал искать спонсора. Благодаря помощи друзей он отправился в Лондон изучать английский язык, а затем в Глазго, Шотландию, — учиться в подготовительной школе ВЕК, которую окончил в 1955 г. Эндрю хотел служить миссионером под покровительством ВЕК, но эта организация не проводила работу за «железным занавесом», а именно эта часть мира привлекла внимание Эндрю. Как раз накануне своего выпуска он наткнулся на объявление о предстоящем фестивале молодежи в Варшаве. Объявление носило характер красочной пропаганды с намерением привлечь западную молодежь к красотам великолепного города с тем, чтобы они могли видеть, какие блага предлагает им социализм, но для Эндрю открывалась возможность послужить в стране, которую явно позабыли христиане свободного мира. » Первая поездка Эндрю в Варшаву дала ему тему для многих и многих выступлений в Голландии, где его слушали с огромным интересом. Им овладело тогда желание посетить другие страны Восточной Европы. Вторая поездка привела Эндрю в Чехословакию, где жесткое преследование религии сразу стало ему очевидным. Больше всего этого человека потрясло малое количество Библий, которые невозможно было купить даже в самых крупных религиозных магазинах страны. В Белграде, столице Югославии, Эндрю столкнулся в той же проблемой. В своей речи на религиозном собрании в Праге он призвал людей старательнее молиться и тщательно изучать Библию. Приход, казалось, онемел, и лишь потом он узнал, что из всех прихожан только у семи человек, включая пастора, имелись Библии.

Эндрю помог пастору подготовить план работы с Библией по очереди, но покинул он собрание с желанием сделать что-то большее. «В ту ночь, — писал он позже, — я обещал Богу, что сколько раз мои руки будут касаться Библии, столько я буду нести ее Его детям за стеной, которую возвели люди. Как купить эти Библии, как перебросить их через границу, я еще не знал. Я только знал, что привезу их сюда — сюда, в Югославию, Чехословакию и в любую другую страну, дверь которой Бог приоткроет мне настолько, чтобы я проскользнул в нее».

В течение пятнадцати лет Эндрю и те, кого он смог набрать себе в помощь, провозили тайком Библии через «железный занавес». Самым удивительным было то, что их редко подвергали арестам и задержаниям коммунистические власти. Работа оставалась относительно незаметной до момента появления ставшей очень популярной книги «Божий контрабандист». Люди со всех концов земли захотели принять участие в этом мероприятии, и финансовые поступления в фонд Эндрю увеличились значительным образом. В то время как книга рассказала о его работе всему христианскому миру, о ней узнали и коммунистические власти. Эндрю стал меченым человеком, а это существенно затруднило переход через коммунистические границы Восточной Европы.

Хотя к тому времени Эндрю стал уже мужем и отцом, он по-прежнему не утратил вкуса к рисковым авантюрам, которые так влекли его в дни службы в диверсионно-десантном отряде в Индонезии. В тот самый день, когда русские ввели войска в Чехословакию, Эндрю набил свой многоместный автомобиль Библиями и направился к границе. «Мне не требовалось молитвенное собрание, чтобы решить, что делать. Я подумал, что, если русские встретят меня на полпути, я лучше буду двигаться им навстречу!» На границе творилась такая неразбериха, что таможенники пропустили его, не требуя ни предъявления визы, ни проверки его транспорта. По пути в Прагу он встретил две дивизии Советской армии, но сумел проехать мимо без задержки. В Праге Эндрю пригласили проповедовать в церкви, и после проповеди люди со слезами на глазах благодарили его за приезд. Затем с группой чехословацких христиан он распространял на улицах христианские брошюры и Библии. «Чехи и словаки брали их… как голодные люди брали бы хлеб. Власти страны были слишком заняты русскими, чтобы побеспокоиться о нашем аресте, и мы раздали десятки тысяч брошюр, пока не опустошили наши запасы, и затем я отправился обратно в Голландию».

Большую часть 1960-х гг. внимание Эндрю приковывал Дальний Восток, и в 1965 г. он совершил первую поездку в глубинные районы Китая. И опять он увидел христиан, в отчаянии просящих Библии, и вновь занялся тайными операциями.. После падения Сайгона в 1976 г. и захвата коммунистами власти в Лаосе и Камбодже, его внимание сосредоточилось на тех странах. А совсем недавно «Открытые двери» попытались противостоять революционным движениям в Африке посредством распространения Евангелия, и коммунисты не сумели одержать полномасштабную победу на континенте, как Эндрю и предвидел.

Наиболее громкую огласку получила та самая противоречивая контрабандная операция по перевозке Библий в организации «Открытые двери», что произошла осенью 1981 г. «Операция жемчуг», как ее называли, явилась, по словам журнала «Тайм», «самой крупной операцией такого рода в истории Китая». Под руководством бывшего моряка она «выполнялась с военной точностью». Более двухсот тонн Библий, упакованных в водонепроницаемые контейнеры, были отправлены из Соединенных Штатов в Гонконг, а оттуда переправлены на барже в юго-восточный китайский портовый город Сватоу примерно за шесть миллионов долларов. Мучительно тянулись для команды минуты опасений, не раскрылась ли их затея, но Библии разгрузили без проволочек. Только через четыре часа после того как баржа отчалила, в порт нагрянула полиция. Арестовали сотни людей из тех двадцати тысяч китайских верующих, что пришли помочь в операции по разгрузке и распространению, но, по имеющимся подсчетам, много больше половины всех Библий попали в руки китайских христиан, для которых они и предназначались.

После этой нелегальной операции китайские власти ужесточили ограничения на религиозную активность, что привело к движению общественного протеста против «Открытых дверей» со стороны западных и китайских церковных деятелей. Среди них возникли опасения, что такие действия приведут лишь к дальнейшему отторжению китайских христиан от своих церковных руководителей. Но наряду с критикой слышалась и похвала. «»Операция жемчуг»… вдохновила потенциальных жертвователей, пожелавших финансировать новые рискованные предприятия по контрабанде Библий в Китай или за «железный занавес»».

Оправдываясь перед критиками, брат Эндрю подчеркивал, что «контрабанда» является «лишь малой частью» общего служения «Открытых дверей». Однако, признавал он, именно полная приключений контрабандная деятельность и привлекает к ним множество людей и, несомненно, именно эта часть служения обеспечивает всему движению такую широкую поддержку. Несмотря на противоречивость самого метода из-за его нелегальной тактики, тайный провоз Библий позволил миллионам людей во всем мире самим читать Библию. Иначе такой возможности у них могло бы не быть.

Дональд Макгавран

Одним из всемирно известных современных миссиологов является Дональд Макгавран, человек, сконцентрировавший свои усилия на таком варианте «церковного роста», который идет намного дальше традиционных концепций массового благовестия, даже когда они поддерживаются дорогостоящими евангелизационными командами и организациями. В течение более полувека он был энергичным миссионером-активистом, полностью посвятившим себя межнациональному благовестию, но его недовольство вызывал устаревший за много веков подход к проповеди Евангелия посредством организации традиционных миссионерских станций. «Его основное убеждение заключалось в том, что для достижения миссионерских целей возможно использование общественных наук. Исследование и анализ происходящих процессов могли привести в результате к устранению препятствий для роста церквей. По сути дела, он является Апостолом церковного роста». Так говорит Артур Глассер, по праву считающийся ведущим стратегом миссионерского движения. Церковный рост сам по себе, являясь в основном благовестием, исходящим от церкви, может показаться не вызывающей противоречий темой. Но Макгавран привнес новое направление в эту тему, что и поставило его в самый центр жарких дискуссий. Большая часть споров о миссионерской стратегии в последние десятилетия концентрировалась именно вокруг его идей. «Его восхваляли и проклинали, — говорит Дейвид Аллен Хаб-бард (David Alien Habbard), — но никогда не оставляли в тени».

Макгавран, сын и внук миссионеров, родился в Индии в 1897 г. Однако, несмотря на живой пример перед глазами, миссионерская деятельность не стала для него само собой разумеющимся выбором. Вначале он восстал против мысли о пожизненно финансируемой жизни миссионера. «Мой отец сделал достаточно для Господа, — рассуждал он. — Пришла пора мне объявить перерыв и заработать немного денег для себя». Его студенческие годы в Бутлеровском университете оказались относительно бессобытийными. Как староста старшего курса и страшный спорщик, он обладал всеми отличительными признаками человека, которого ждет успех, и мечтал сделать карьеру в области юриспруденции. Но все это было до того, как Дональд отдал свою жизнь Христу и СДД привлекло его в свои ряды. Теперь мечты юноши изменились. После Богословской школы в Йеле на вечере в СДД он встретил свою будущую жену, женился и отправился в Индию, а затем повел бурную, деятельную жизнь, полную приключений. Однажды он даже отразил нападение раненого тигра, а в другой раз — дикого кабана, «почти единовластно проконтролировал течение эпидемии холеры», взбирался на Гималаи, пробирался через джунгли на отдаленных островах на Филиппинах, проводил семинары по всей Африке, снял фильм и написал более десятка книг. Пенсия, однако, в его планы не входила. В 1973 г., в возрасте семидесяти шести лет, он написал три книги, преподавал и работал над исследовательскими проектами, явно не имея намерений сбавить скорость. В последующие годы он продолжал трудиться в том же лихорадочном темпе. В 1983 г. в одном и том же месяце он совершил две разные поездки в Индию и Японию, проведя там семинары.

Миссионерская карьера Макгаврана началась в Харде, Индия. Он служил директором миссионерской школы под руководством Объединенного христианского миссионерского общества. Позже он занимал другие должности, имевшие отношение к медицине и образованию, а также принимал активное участие в переводческой и проповеднической работе. В середине 1930-х его миссионерская работа была временно прервана в связи с дальнейшим обучением в целях повышения квалификации. Тогда он получил степень доктора в Колумбийском университете.

Дональд Макгавран, ведущий миссионерский стратег

Его миссионерский труд, сосредоточенный на Индии, продолжался еще два десятка лет, и именно в этот период он всерьез заинтересовался изучением феномена массовых движений, а к середине 1950-х его миссия начала использовать опыт Макгаврана для более широкой деятельности. Опыт его практической работы и ненасытная жажда знаний, побуждавшая его учиться у других миссионеров, дали ему возможность осознать необходимость здоровой, хорошо обоснованной миссионерской теории. Он отдал всю свою энергию развитию этой дисциплины. Макгавран давно понял, что большая часть выполняемой миссионерами работы не приводила к ощутимым результатам в деле всемирного благовес-тия. Именно поэтому он стремился исследовать и развить новые концепции миссионерской стратегии. В это время в различных христианских учреждениях он начал обучать практикующих миссионеров, а в 1961 г. основал Институт церковного роста, с которым судьба связывала его более двух десятков лет.

Как и Кен Стрейчен, Макгавран изучал деятельность многих проповедников с тем, чтобы найти принципы и методологию, могущие привести к значительному росту церкви. Не осталось ни одного неизученного им метода или тех, что остались бы вне тщательного научного исследования. Даже «Глубинное благовестив» Стрейчена подверглось испытаниям. «Тщательное исследование, проведенное на примере нескольких латиноамериканских республик, — по словам Питера Вагнера, — не могло доказать причинно-следственных отношений, возникших в результате одногодичных кампаний «Глубинного благовестия», которые приводили бы к увеличению роста церквей». Макгавран и его ученики считали ключевым фактором в оценке эффективности миссионерской методологии вхождение в лоно церкви новообращенных людей, а не количество принятых «решений» обратиться к Христу. По этой причине традиционные методы проповеди Евангелия проходили определенные испытания. Если массовое благовестие приводило в результате к росту церкви, Макгавран старался понять, почему возникал этот рост, и применял только те принципы, которые находил эффективными.

Именно благодаря работе Института церковного роста исследования в области миссиологии развивались шире и полнее, чем где-либо или когда-либо еще в истории христианской церкви. В Северо-Западном христианском колледже в Юджине, штат Орегон, он основал институт, начав обучение в 1961 г. с одного студента. В 1965 г. институт переехал в Пасадену и Макгавран стал деканом-учредителем Школы всемирной миссии в Теологической семинарии Фуллера. В последнее время более ста бывалых миссионеров (со своей бесценной проницательностью и интуицией) ежегодно проходят через эту школу, и самые лучшие миссиологи мира преподают в ней и участвуют в исследованиях. Самое большое впечатление на теоретиков миссионерского движения произвело его современное научное мировоззрение. «Дональд был целеустремленным человеком до мозга костей. Он имел дело с принципами, а не с методами. Методы либо принимались, либо отвергались… на основании того, что давало практически полезные результаты и что он называл «неистовым прагматизмом». Его главным орудием стали исследования».

Из этих исследований Макгавран вывел не только то, что традиционные методы массового благовестия мало что дают реальному росту церкви, но и ту идею, что главный бросок всего XIX в. и большей части XX в. происходил в неверном направлении. Традиционный подход, взятый на вооружение миссионерскими станциями, доминировавшими почти два века, просто не благоприятствовал спонтанному расширению, характеризовавшему достижения ранней церкви. Хотя миссионеры работали изо всех сил, чтобы установить национальные церкви, христианство продолжало ориентироваться на миссионерские станции, как средоточие своего движения. «У этих церквей на миссионерских станциях, — пишет Макгавран, — отсутствуют признаки качества, необходимые для роста и размножения». Основная причина заключается в том, что обращенные часто отрываются от своих прежних социальных связей и общаются только с другими христианами из соседних миссионерских станций. Обычно они чувствуют себя «несравненно превосходящими своих необращенных родных» и, таким образом, имеют весьма ограниченное влияние на них ради благовестил. В результате непреднамеренно и принципиально неправильно возникает новое племя, новая каста изолированных от общества людей. Он заметил также, что обращенные в таких случаях чаще ожидают от миссионерской станции своего трудоустройства и социального обеспечения, а иногда «быстро приходят к заключению, что если больше народа станет христианами, то ресурсы миссии истощатся», и поэтому «фактически отговаривают потенциальных христиан от возможного обращения».

Где же тогда искать ответ? Народные движения, по словам Макгаврана, это движения целых племен или «однородных образований» к христианству. Такие «массово-индивидуальные» обращения скорее, чем индивидуальные обращения, по мнению Макгаврана, могли бы стать намного более продолжительными и постоянными факторами реального церковного роста. Такие движения происходили в прошлом, но «их редко искали или желали». В Индии, например, по большей части такие движения фактически встречали «сопротивление со стороны руководителей церквей и миссий, где они происходили», отчасти из-за «предпочтения, отдаваемого Западом индивидуальным решениям», а не «общим решениям».

Нет сомнения в том, что самый противоречивый аспект в концепции Народного движения Макгаврана, названный принципом однородной единицы (Homogeneous Unit Principle), получил еще большее распространение после его выступления с докладом на пленарном заседании Лозаннского конгресса в 1974 . Идя против течения сильной идеологии целостности, он утверждал, что расовое сознание должно рассматриваться не как негативный фактор, а скорее как позитивный в процессе всемирного благовестия. «Нет ничего хорошего в утверждении, — настаивал он, — что племена не должны иметь расовых предрассудков. Они имеют их и гордятся этим. Это можно понять и нужно использовать как вспомогательное средство для христианизации». Очевидно то, что Макгавран не защищал расовые предрассудки. Он горячо выступал против них. Но он настаивал на том, что освобождение от расовых предрассудков не является предварительным условием для того, чтобы стать христианином. Он определил два «этапа христианизации»: «ученичество» и «совершенствование». Первый этап включает в себя обращение в христианство, а второй — рост в христианской жизни. И только на втором этапе, считал он, можно прийти к настоящему прогрессу, ведущему к искоренению расовых предрассудков.

Одним из самых пылких критиков Макгаврана был Джон X. Йодер (John Н. Yoder), теолог-анабаптист, который подверг сомнению добросовестность исследований Макгаврана. «Я бы подумал, что миссионер фальшивит, — утверждал он, — если бы он сказал мне после крещения, что я должен любить черных, тогда как он не хотел говорить мне об этом раньше». «Если мы не говорим, что христианская церковь изначально является целостной и нераздельной общиной, — спрашивает он, — какой властью станем мы позже агитировать за движение к целостности?» Макгавран отвечал, что требование любви и предложение межнационального брака являются двумя разными вещами.

Другим критиком макгаврановско-го принципа однородной единицы является Рене Падильи, латиноамериканский миссиолог. По его мнению, однородная единица есть «суррогат христианства» и сама по себе греховна: «Идея заключается в том, что людям нравится общаться с представителями собственной расы и класса, и мы должны насаждать отдельные церкви, которые, несомненно, станут расти много быстрее. Нам было сказано, что расовые предрассудки «можно понять и нужно использовать как вспомогательное средство для христианизации». Никакие маневры по толкованию никогда не смогут привести такой подход к согласованию с ясным учением Нового Завета по отношению к вхождению человека в тело Христово…»

Несмотря на свои плодотворные труды и новаторские идеи, Макгавран оказался в центре сражения за миссионерскую стратегию. Критики «обвиняли его в преувеличении значения количества за счет качества; считали, что его чрезмерная озабоченность спасением душ позволяет забыть об удовлетворении человеческих нужд; ругали за неразборчивое стремление к церковному росту, и за слепоту к нуждам социальной справедливости, и за зависимость от человеческих усилий вместо упования на Духа Святого».

Макгаврана, по словам Артура Глассера, «цитируют намного чаще», и о нем «спорят намного жарче, чем о ком-либо другом в миссионерской области сегодня». Он «совершенно расстроил старую, традиционную и в основном непродуктивную миссионерскую методологию, которая преобладала в миссионерском движении… до 1955 г.» Его достижения не столько в правильности ответов на вопросы, сколько в остроте их постановки, в апостольском рвении, с которым он нарушил порядок общепринятых ответов, и в том. что он более других поднял изучение проблем миссий с уровня курсов для начинающих в нескольких христианских школах до уровня изучения этого вида движения на широкомасштабной и профессиональной основе во всем мире.

Ральф и Роберт Уинтер

Миссии — это вся его жизнь. И не только его, но и жизнь Роберты, являвшейся полноправным партнером в его работе, и жизнь каждой из их четырех дочерей и их мужей, отдавших свои жизни этому же делу. Если кого и можно назвать всемирным миссионерским деятелем, стратегом, ученым, организатором, новатором, инициатором и энтузиастом, так это Ральфа Уинтера. Впрочем, он сам не принял бы такой характеристики, но действительно трудно выделить кого-нибудь другого, кто участвовал в большем количестве аспектов миссионерской деятельности, чем он. Именно на него ссылаются некоторые из самых больших новаторов и людей-провидцев в современном миссионерском движении.

Ральф Уинтер родился в Лос-Анджелесе в 1924 г. Кроме лет, проведенных в школе или за границей, остальное время, начиная с двухлетнего возраста, он прожил в родном доме. Хотя его родители были руководителями поместной пресвитерианской церкви, глубочайшее воздействие на их (и его) жизнь в те ранние годы оказало Международное общество христианских устремлений, которое и по сей день является самым большим христианским молодежным движением в мире. Такое евангелическое и межконфессиональное прошлое сильно влияло на него в последующие годы.

После школы Ральф поступил в Калифорнийский технологический институт, чтобы приобрести специальность инженера. Его отец, отвечавший за систему шоссейных дорог в Лос-Анджелесе, весьма преуспевал в этом деле, и казалось совершенно естественным, что Ральф последует по его стопам. Но карьера инженера не состоялась. После окончания института, отслужив на флоте, он продолжил свое образование до тех пор, пока не получил степень доктора Корнеллского университета и степень по теологии Принстонской теологической семинарии.

Еще не завершив образования, Ральф женился на Роберте Хелм (Roberta Helm), которая только что закончила курсы медсестер. С самого начала это был брак, основанный на взаимных интересах и общих идеях. Роберта занималась вместе с Ральфом, когда он учился в аспирантуре, а когда они вместе начали свое служение для одной из групп индейцев майя в Гватемале, их взаимоотношения строились на основе равноправного сотрудничества.

После десяти лет миссионерской работы в Гватемале Уинтер, по приглашению Макгаврана, стал преподавать в Школе всемирной миссии Фуллера. В этой работе таились большие возможности для него, и он произвел неизгладимое впечатление на сотни бывалых миссионеров, проходивших обучение в школе.

Решение уйти из Школы Фуллера далось ему нелегко, но через десять лет, в 1976 г., он вместе с Робертой отказался от обеспеченной жизни, высокой заработной платы и престижной должности и без всякой финансовой поддержки основал Американский центр всемирных миссий. Вместе с горсткой малоизвестных миссионеров он ухватился за возможность приобрести в собственность студенческий городок в Пасадене. «Они решили, что этот городок будет идеальной базой для привлечения тех, кто имеет своей целью охватить неохваченных. Стоимость этого участка оценивалась в 15 миллионов долларов. У них на руках было 100 долларов».

Ральф и Роберта Уинтер, основатели Американского центра всемирных миссий

За годы, прошедшие со времени основания, АЦВМ неоднократно «сталкивался с угрозой лишения права выкупа закладной» и, «казалось, был обречен на смерть от долговых обязательств», как вдруг «деньги прибывали в самую последнюю минуту». Но центром средоточия их борьбы никогда не являлся выкуп закладных. Центром их внимания всегда оставались те 17 000 народностей, более двух миллиардов человек, у которых все еще отсутствовала христианская церковь. АЦВМ стал «средоточием энергии», объединившим более трехсот работников из шестидесяти четырех миссионерских агентств, связавшим деятельность этих агентств вместе с работой церквей и студенческих организаций.

Центр является в основном совместным «генератором идей», куда миссионерские агентства отправляют людей, работающих вместе в исследованиях и сборе необходимых средств для охвата «скрытых народов». «Там нечто большее, чем просто творческий гений его директора, — пишет специалист христианского общества «Интер-Варсити» Дейвид Брайант (David Bryant). — Исходя из моих ощущений, величайшим призванием Центра является сбор эталонов веры объединенными в нем первооткрывателями (Уинтер — один из них), чье рвение о славе Божьей обновляет веру многих (включая меня) в том, что Бог может и будет делать через Своих людей ради вселенского дела Христа». Брайан сравнил Центр с городом Ривендейл из «Властелина колец» Толкиена: «Это место, где рождаются видения, где хрупкие мечты становятся реальностью, где планы битв можно разложить заново для грядущих больших битв, и вера обновляется, укрепляясь окончательным и неизбежным успехом».

Однако Центр — не единственное порождение «плодотворного ума» Уинтера. Он активно участвовал в создании Библиотеки Уильяма Кэри (издательства, специализирующегося на книгах о христианских миссиях), Американского общества миссиологии, организовал курсы Заочного теологического образования, Приграничное братство и Международный университет Уильяма Кэри.

То влияние на миссионерское движение, что оказывала чета Уинтеров, отчасти объясняется их образом жизни. Они придерживаются того, что Ральф называет «жизнью в военной обстановке» и что не следует путать с «простым» образом жизни. «Жизнь в военной обстановке, — по словам

Ральфа, — может быть более дорогой или менее дорогой, но не простой. Если человек сидит в траншее и питается отличным пайком, он не потребляет много денег, но пилот, летающий на боевом самолете, может использовать до 40 000 долларов в месяц только на свою дорогостоящую технику. Другими словами, во время войны никого не судят по образу жизни. Важно, чтобы успешно выполнялась сама работа».

Уинтеры лично демонстрируют такой образ жизни. В то время как в своем офисе они используют новейшие достижения в области компьютерной техники и прибегают к помощи дорогостоящей связи, чтобы обеспечить ускоренное решение срочных проектов, Ральф водит автофургон «Додж» 1965 г. выпуска, прошедший уже третий цикл в сто тысяч миль, и его часто видят в одном и том же синем спортивном костюме, который он приобрел на деньги из фонда компании.

Через многочисленные свои организации и личные контакты Ральф побудил многих людей к развитию идей о наиболее глубоком продвижении дела всемирного благовестия, и это уже само по себе является его величайшим вкладом. Такие люди, как Дон Ричардсон, например, выражают ему свою глубокую признательность за то, что он проявлял к их работе неподдельный интерес и оказывал всяческую поддержку задолго до того, как они сами стали всемирно известными деятелями.

Дон Ричардсон

Одним из наиболее интригующих теоретиков практической миссионерской деятельности на Западе сегодня является Дон Ричардсон. Он написал книги: «Дитя мира» («Peace Child»), проданную тиражом почти в 300 000 экземпляров и ставшую книгой месяца журнала «Readers Digest», и «Властители земли» («Lords of the Earth»), проданную тиражом около 100 000 экземпляров. Автор приводит множество свидетельств трудностей благовестия в условиях нескольких культур, с которыми сталкиваются простые христиане. Пожалуй, больше чем любой другой миссионерский деятель в Америке, он понятен и простым христианам, и ученым. Его принцип «аналогии искупления» — «применение духовной истины к местным традициям» — вызвал значительные споры в миссиологических кругах при первом же его упоминании на семинаре в Далласской теологической семинарии в 1973 г. С тех пор влияние Ричардсона многократно увеличилось, благодаря написанным книгам и статьям, конференциям, фильму «Дитя мира» и его связям с Американским центром всемирных миссий в Пасадене.

Дон ответил на призыв к миссионерскому служению в 1955 г., в возрасте двадцати лет, во время богослужения в Библейском институте Прерии (Prairie). To был не туманный призыв идти «куда-нибудь», но очень конкретное предложение отправиться служить племени охотников за головами в Нидерландской Новой Гвинее, где жили первобытные дикари. Этот призыв, исходивший из уст семидесятиоднолетнего Эбенезера Вайна (Eben-ezer Vine), принадлежащего организации «Регионы за пределами миссионерского союза», слышали и другие присутствовавшие на этой встрече. Большая часть выпускников Библейского института Прерии отправлялась на служение в различные миссии. И в тот день среди студентов, разделивших решение Дона ехать с миссией, была Кэрол Содерстром (Carol Soder-strom), «миловидная блондинка» из Цинциннатти, Огайо, которая через пять лет стала его женой.

В 1962 г., завершив курс обучения в Летнем институте лингвистики и дождавшись рождения своего первого малыша, Дон и Кэрол отплыли в Новую Гвинею, где начали работать вместе с другими миссионерами РПМС, пока им не поручили работу с племенем Sawi, одним из немногих племен, сочетавших каннибализм с охотой за головами и идеализировавших предательство! Но не только люди в племени возбуждали страх. Сама земля была воплощением ужаса, что так живо описывает Дон: «Джунгли стояли плотной стеной, упираясь в небо, окружая свободное пространство, словно создавая арену для предстоящей схватки… Первозданность места будто насмехалась надо мной. Что-то в атмосфере этого уголка, казалось, говорило мне насмешливо: «Я не как твои ручные управляемые канадцы. Я — путаница. Я — слишком густая, чтобы через меня можно было пройти. Я — горячая, душная и пропитана дождем. Я — жидкая грязь по колено, колючки и шипы в шесть дюймов. Я — гадюка со смертельным жалом, кровососущие насекомые и крокодилы. Я — малярия и дизентерия, глисты и гепатит»». В это страшное место казалось немыслимым везти жену и семимесячного ребенка, но Дон никогда не сомневался в своем призвании.

Если страх предательства и болезней таился в подсознании Дона и Кэрол, то страх оказаться неспособными изучить язык этого племени был вполне конкретной и осознанной преградой. Девятнадцать времен у каждого глагола и очень сложная лексика просто напугали миссионеров. «В английском вы открываете глаза, сердце, дверь, консервы или что-либо другое, и все это обозначено одним барабанным глаголом «открывать». Но у сауи Bbifagadon ваши глаза, anahagkon ваше сердце, tagavon дверь, tarifan консервы и dargamon способность слушателя понимать». Хотя Дону часто казалось, что скоро «в его мозгу произойдет короткое замыкание», все же он сумел сохранить темп занятия языком от восьми до десяти часов в день и скоро прекрасно овладел языком сауи. Он относился к своей задаче как к «великому приключению»: «Я часто чувствовал себя так, как должен чувствовать себя математик, когда решает задачи и открывает новые формулы, вначале работающие как магия».

По мере того как Дон учил язык и знакомился с людьми, он с готовностью старался понять те препятствия, с которыми столкнулся в попытке довести до их сознания понятие христианства. Пропасть, отделявшая его собственное библейское христианство от порочного джунглевого предательства сауи, была слишком широкой. Как им понять любящего Спасителя, Который умер за них? «В их глазах не Иисус, а Иуда становился героем Евангелия. Иисус же был просто глупцом, над которым все смеялись». Барьер на пути общения казался непреодолимым, пока Дон не обнаружил аналогии искупления, которая указывала на Воплощенного Христа намного яснее, чем любой отдельно взятый библейский отрывок. Дон нашел то, что можно было бы назвать концепцией «дитя мира», взятой из жизни сауи.

Дона с самого начала его проживания среди сауи сильно тревожила их воинственная природа. Несмотря на все старания, он не смог предотвратить пролития крови жителями трех племенных деревень, находившихся недалеко друг от друга. Дон винил себя: «Я пришел к заключению… что Кэрол и я ненамеренно лишили все три деревни сауи взаимной изоляции, в которой они нуждались для жизни в относительном мире, потому что мы привлекли их к совместной общине. Из этого следует, что ради блага этих людей мы должны их покинуть. Это горькая пилюля, но я знаю, что без нас они бы рассыпались по глубоким джунглям и на их земле наступил бы мир».

Сауи так расстроились из-за предполагаемого отъезда Дона, что встретились на особом племенном заседании и затем объявили ему, что на следующий день собираются помириться. Вдохновленный таким поворотом событий, Дон с нетерпением ждал следующего утра. Вскоре после этого начался удивительный ритуал примирения сауи. Дипломатическая процедура, очень редко использовавшаяся, явилась глубочайшим эмоциональным переживанием. Каждая из воюющих деревень должна была поменяться друг с другом своими маленькими детьми. Сколько жили эти дети, столько сохранялся мир. Решение об избрании семей, из которых брались дети, было болезненным делом. Матерей маленьких детей объял страх, когда они поняли, что происходит. Наконец один молодой человек схватил своего единственного ребенка, побежал в сторону врагов и сам, своими руками отдал сына одному из них. Взамен этого ребенка племя получило другое дитя, и мир восстановился. Этот мир, основанный на доверии, казался Дону элементом, отсутствовавшим в культуре сауи. Но они «нашли путь доказать свою искренность и установить мир… В среде сауи любые проявления дружеских чувств казались подозрительными, кроме одного. Если человек действительно отдавал своего собственного сына своим врагам, этому человеку можно было доверять!» Именно эту аналогию Дон использовал в своем благовестии, чтобы показать сауи сущность жертвы Бога-Отца, когда Он отдал за людей Своего Сына.

Одна лишь аналогия «дитя мира» не могла разрешить всех коммуникационных барьеров, отделявших людей от христианства. Нужно было найти другие аналогии, и Дону и Кэрол предстояло еще вынести множество испытаний и переживаний. Но через их терпеливый труд сауи постепенно поворачивались к христианству. Племя было готово пережить неизбежную «культурную дезориентацию», которая вскоре обрушилась на них наплывом нефтяного, лесного и горного производств, а также усиленной иммиграцией населения с других островов Индонезии. Дон и Кэрол помогали сауи не только в обретении веры. Как медсестра, Кэрол обслуживала около 2500 пациентов в месяц, в то же время обучая людей основам гигены и профилактической медицины. Дон с помощью Кэрол перевел Новый Завет и научил сауи читать. И все же они старательно избегали любой попытки в корне изменить культуру сауи, кроме тех случаев, когда она совершенно очевидно являлась фактором саморазрушения нации.

Дон Ричардсон, миссионер в Западном Ириане и автор книги «Дитя мира»

К 1972 г., через десять лет их служения среди сауи, многое изменилось. Дом, который использовался для встреч с христианами, был расширен в два раза, и побуждаемые Доном сельчане согласились построить большое здание куполообразной формы, в котором могла разместиться по меньшей мере тысяча человек. Он должен был стать «домом мира, в котором прежние враги» могли «сидеть вместе за столом Господа, и домом молитвы для племен… без Божьего Слова». Здание освятили летом 1972 г., и оно считалось самым большим зданием в мире круглой формы, сделанным полностью из необработанных шестов.

Завершив перевод Нового Завета, Ричардсоны оставили сауи под присмотром их собственных церковных старейшин, а также Джона и Эстер Миллз (John and Esther Mills), другой миссионерской четы. А сами они переселились к другому племени, чтобы помочь еще одной миссионерской паре с анализом языка племени, называемого аиуу. В 1976 г. (продолжая активное сотрудничество с РПМС) Дон начал преподавать в Американском центре всемирных миссий в Пасадене, где стал директором курса по изучению народов, живущих племенами. Здесь его упор на теорию «аналогий

искупления» нашел самый живой отклик и признание, и к нему присоединились другие миссионеры в подобной попытке разработать более эффективные способы проповеди Евангелия среди племенных народов.

В своей второй книге «Властители земли» Дон развил дальше концепцию аналогий искупления в отношении миссионерского служения Стена Дей-ла (Stan Dale) среди племени яли (yali) в Западном Ириане. Стен и его коллега Фил Мастере (Phil Masters) работали без устали, чтобы охватить благове-стием это свирепое племя каннибалов, и к 1966 г. около двадцати человек из племени яли обратились к вере. Однако большая часть племени рассматривала христианство как нависшую над ними угрозу, и почти сразу двоих из новообращенных убили жрецы духов яли. Два года спустя Стен и Фил тоже погибли от внезапного нападения на них воинов племени яли.

«Это племя, как никакое другое, нуждалось в предвосхищающем Христа веровании, к которому за помощью мог бы обратиться миссионер», — писал Дон. Поэтому вместе с другим миссионером он «провел несколько запоздалую «культурную пробу», чтобы побольше узнать об обычаях и верованиях племени яли». Только тогда они обнаружили аналогию искупления, связанную с традицией яли, — наличие у них своеобразных убежищ, состоящих из круглых каменных стен, где человек племени находился в безопасности даже от самого ужасного врага. Построив свое благовестив на основе традиции яли, которую обнаружил Дон, миссионеры теперь могли провести параллель между местными убежищами, традиционными для культуры племени яли, и городами-убежищами древних израильтян. После обнаружения такой аналогии стало намного легче объяснить людям идею об искуплении, представленном в лице Христа как «совершенное место убежища». Многие люди из племени яли в последующие годы обратились в христианство.

Самым блестящим и талантливым произведением Дона явился его исторический труд «Вечность в их сердцах» («Eternity in Their Hearts»), рассказывающий о народных движениях к христианству. Одним из наиболее интересных открытий, сделанных за время его исследовательской работы, явилась мысль о том, что подавляющее большинство (по некоторым подсчетам до 95 процентов) народных религий во всем мире признают «одного великого духа» как творца и создателя. Объясняя это феноменальное открытие, Дон обращается прямо к Деян. 14:16,17, где говорится о Боге-Творце, Который «не переставал свидетельствовать о Себе». Бог открыл Себя в обобщенном образе даже самым отдаленным и примитивным племенам, и Дон призывал других миссионеров строить свои сообщения о Благой вести на основе этого единого откровения. Своими исследованиями он доказал, что миссионеры, соотносившие христианство с уже имевшейся у каждого народа концепцией Бога-Создателя, гораздо успешнее проповедовали благовестие. Миссионеры, отказавшиеся признавать племенное имя, употреблявшееся для обозначения фактически Бога, обычно встречали незначительную ответную реакцию на свое благовестие.

Итак, неужели Дон предполагает, что достижение цели оправдывает все средства? Если стратегия работает, можно ли воспользоваться ею, не проверяя, соответствует ли она сущности Писаний? Нет, смысл миссиологических принципов Дона Ричардсона заключается совсем не в этом. Именно его сильная зависимость от библейских принципов и является отчасти тем, что выделяет его как современного миссиолога. Все его принципы строятся на основе Библии. Они не новы. Они такие же древние, как само Писание. Таким образом, его главный вклад в дело миссиологии оказался открытием заново тех самых методов, которые использовали апостол Павел и другие благовестники, и дальнейшим применением этих методов к современным находкам в области изучения человека. Например, его вера в то, что миссионеры должны искать и использовать местное наименование Бога, имеет «апостольскую печать одобрения». Апостол Павел явно относился

без предубеждения к использованию греческого термина theos для Бога, хотя именно это слово употребляли язычники, которых он искал обратить. Итак, методы благовестия и принципы, вполне уместные тогда, когда всемирное миссионерское предприятие было впервые запущено в действие из Иерусалима в I в. н. э., все еще применимы и сегодня для Поручения идти «до края земли», которое еще предстоит исполнить. Возможно, следует отметить тот факт, что открытие Доном заново этих извечных методов и принципов произошло в том самом месте, которое вполне можно рассматривать как самый край земли — Западном Ириане.

⁰²⁶ Sine qua non — непременное условие. • Примеч. пер.