Глава 2. Насущная потребность чувствовать себя защищенным

Однажды ночью, когда мне было 4 или 5 лет, я проснулся в твердой уверенности, что в моей комнате кто-то находится. Краем глаза я увидел, как некто проходит рядом с открытым окном. Я был так испуган, что не осмелился пошевелиться или закричать. Я лежал как можно тише и почти не дышал, чтобы этот некто не обнаружил моего присутствия и не сделал бы со мной чего-то ужасного. Мой ужас был так велик, что я даже не открывал глаз, чтобы проследить за тем, что происходит. Казалось, до рассвета прошли бесконечные часы. Я очень медленно открыл глаза, чтобы убедиться, что некто исчез. Когда я рассказал матери о случившемся, она сразу же начала говорить мне, что я не должен пугаться: «Тебе нечего бояться. Большие (взрослые) мальчики не боятся. Почему ты не встал и не включил свет?»

Я помню, что почувствовал себя одураченным. Я чувствовал, что чем-то расстроил мать. Единственное, что я понял, когда рассказал матери о своих страхах, это то, что в будущем о них не следует сообщать. Я также осознал, что со мной что-то не в порядке, так как я боязлив. Между тем мой страх становился все более сильным. После этого случая я просыпался несколько раз, ощущая, что некто нашел меня и его огромная рука сдавливает мне грудь. Конечно, я не осмелился ни открыть глаза, ни пошевельнуться или закричать. И я не осмелился рассказать своим родителям, какой кошмар я переживал. Хотя эти страхи через несколько месяцев прекратились, у меня осталось яркое чувство и неуходящее воспоминание о том, как мать не приняла во внимание мои чувства.

Становясь взрослыми, мы не всегда помним, что пугало нас, когда мы были детьми, и, как правило, не вспоминаем о своих сильных детских страхах. В памяти сохраняются лишь случаи, подобно описанному выше, когда страхи казались ужасными, а отец или мать говорили: «Здесь нечего бояться». Стараясь поверить им, мы загоняли свои страхи внутрь и притворялись, что они не существуют. Но избавиться от этих страхов было нелегко. Хотя ими пренебрегали, они проявлялись в той или другой форме. То они возникали в виде дурного предчувствия, то проявлялись в полной путанице, когда мы не понимали, кому или чему доверять. Мы могли также соотнести наши страхи с кем-то или чем-то, абсолютно не имеющим отношения к ним. Вследствие того что ими пренебрегали, мы научились не верить собственным ощущениям. В общем, если родители говорили нам, что нам нечего бояться, это означало, что что-то не в порядке с нами самими.

Воспоминания о детских страхах являются ключом к пониманию того, как незащищенно мы себя чувствовали, становясь старше. В действительности эти страхи — лишь вершина айсберга. Наши родители, по всей вероятности, не воспринимали их серьезно. И если они все-таки признавали существование наших страхов, они старались сделать так, чтобы те казались менее серьезными, чем они были на самом деле. При таких обстоятельствах перед нами вставала дилемма. Мы либо не придавали значения нашим страхам, чтобы доставить удовольствие родителям, либо отрицали вообще существование этих страхов, опасаясь, что иначе с этим не справиться. В любом случае страхи занимали главенствующее положение; казалось, они закрывали от нас все остальное. Позже они трансформируются в различные виды тревожных состояний, проявляясь в застенчивости или замкнутости. С одной стороны, страхи делают лас подавленными, а с другой — нахальными и надменно агрессивными. Во всяком случае, предпринимаются попытки справиться с чувством страха путем его отрицания.

Самая насущная потребность каждого человеческого существа заключается в ощущении безопасности в своем собственном мирке, так как без достаточной степени безопасности ни один человек не станет тем, чем ему предназначено стать. Когда родители не воспринимают детские страхи серьезно, они тем самым помогают своим детям ощущать отсутствие безопасности.

Родительское отрицание детских страхов учит детей не доверять авторитету взрослых. Страхи маленького ребенка — это реальность, даже если они кажутся смехотворными. Родители забывают, что дети еще не полностью развили в себе интуицию. Они воспринимают окружающий их мир в зависимости от того, как он откликается на их ощущения. Дети не преувеличивают свои чувства до тех пор, пока верят, что могут получить признание более разумными способами. Что бы дети ни чувствовали, они обычно выражают свои переживания так, как они их понимают, — не более и не менее того. Так как дети обладают ограниченным ментальным, физическим и эмоциональным потенциалами, главная роль родителей включает в себя физическую и психологическую защиту детей, которая позволяет им чувствовать себя в безопасности. Так говорит Клаудиа Блэк в книге «Повтори за мной». Когда родители не обеспечивают этой жизненно необходимой защищенности, дети должны сами решать для себя, как обеспечить безопасность, которая им требуется. В действительности ничего из того, что ребенок изобретает, не срабатывает нужным образом — вот почему появляется потребность в самообмане. Детские возможности создавать иллюзии, почти беспредельны, так как это — передняя линия обороны от мнимых или реальных опасностей.

Иллюзии, которые создают дети, обычно принимают форму отрицания. Так как дети не хотят знать, до какой степени их родители не проявляют заботу об их существовании, то они будут:

1) придумывать различные уважительные причины, по которым родители не могут это делать;

2) верить, несмотря на все «улики», что их родители в действительности проявляют заботу о них;

3) считать, что они не заслуживают ничего лучшего, чем-то, что они получают;

4) отрицать то, что они испытывают.

Признать правду — именно то, что они не чувствуют себя защищенными, представляется немыслимым. Даже если бы дети смогли идентифицировать это чувство незащищенности, ни при каких условиях они не осмелились бы сказать об этом своим родителям, поскольку уже получили информацию от них, что те не желают выслушивать эту правду.

Не редкость, когда родитель говорит ребенку: «Меня не волнует, что ты чувствуешь, и в дальнейшем не приставай». Также нетрудно услышать: «Я слишком занят (или слишком устал), чтобы ты меня беспокоил». Более часто информация о родительской незаинтересованности принимает форму безучастности к попыткам детей поделиться своими чувствами. Из-за отсутствия реакции на обращения детей последними усваивается негативная информация.

Дети очень рано узнают, какие чувства их родители будут воспринимать спокойно. Они учатся держать язык за зубами, чтобы не сказать родителям о том, что их беспокоит. Такое поведение дается им без особого труда. Кроме всего прочего, детский опыт ограничен, и способность описывать свои ощущения, также еще не развита. Поэтому не должно вызывать удивления, что дети приходят к выводу, будто их ощущения неверны, а уж говорить о чувствах и вовсе нехорошо.

Подсознательно мы (дети, которых опекают родители) решили: «То, что я ощущаю, ненормально, а так как я не умею контролировать свои чувства и свое поведение, я не вызываю одобрения со стороны родителей. Поэтому они забросили меня, (я стал им не нужен)». Подтверждение состояния ненужности приходит к ребенку всякий раз, когда родители с легкостью относятся к мучающим его страхам. Я вновь и вновь повторяю: всеохватывающий страх, который испытывают многие дети, является выражением состояния ненужности, заброшенности.»Я могу вспомнить, как папа и мама ругались, после того как я уходил спать. Я был в ужасе от того, что папы может не оказаться с нами уже утром».

«Я играл с игрушками на выставке, и, когда я взглянул вверх, оказалось, что мама исчезла. Я был в панике. Я осмотрел все вокруг. Я был уверен, что она уехала и оставила меня. Я начал плакать».

«Мой папа часто говорил мне, что они меня отошлют, если я не буду себя хорошо вести. Я помню, что был в ужасе. Я следил за своими действиями, так как боялся, что то или иное поведение заставит его выполнить обещание».

Если ребенок упоминает о ссоре, которую он услышал, родители склонны отрицать, что они спорили. Они попытаются убедить ребенка в том, что ссора не имеет к нему никакого отношения, не предлагая никаких других объяснений. Никто не разговаривает с детьми об этих страхах. Поэтому и дети не могут говорить об этом, хотя их чувства очень сильны. Вот так множатся опасения быть заброшенными.

Испытанные, но невысказанные чувства вводят маленьких детей в заблуждение. Они оказываются в тяжелой ситуации, разрываясь между желанием угодить родителям и соблазном исповедаться в том, что они испытывают. При таких обстоятельствах дети часто начинают не доверять своему собственному опыту и, таким образом, и себе. Каждый раз, когда это случается, ребенок бывает отрезан от главного источника чувства безопасности — способности доверять своим чувствам. Поэтому дети сочиняют истории о себе и своих родителях, которые заполняют все ширящуюся пропасть между тем, в чем они нуждаются, и тем, что они в действительности испытывают.

Одна молодая женщина до недавнего времени верила, что отец был ее единственным защитником в сумасшедшей семье наркоманов. Хотя оба родителя употребляли наркотики, мать была основным объектом гнева молодой женщины. Мать оскорбляла ее и часто сваливалась мертвецки пьяная на постель. Приготовление еды было редким событием, и если такое случалось, то это было скорее исключением из правил. Хотя денег было много, мать отказывала дочери покупке хорошей одежды и других удовольствиях, заявляя, что у нее и так всего достаточно. Поэтому девочке приходилось переделывать одежду из того, что у нее имелось. Между тем отец жалел дочь и говорил ей, как ужасна ее мать. Казалось, отец понимает дочь и встает на ее сторону. В сравнении с матерью отец казался «рыцарем без страха и упрека».

Тем не менее, он постоянно огорчал дочь тем, что не сдерживал обещания; он также показал себя беспомощным, неспособным прекратить нападки матери на дочь. Его отказ госпитализировать мать, когда обстановка в семье стала совершенно невыносимой, объяснялся жалостью к жене. Молодой женщине не приходило в голову, что, если бы отец хотел ее благополучия, он избавил бы ее от матери или вместе с дочерью ушел бы, чтобы она не страдала.

Молодая женщина отказывалась признать, что ее отец — наркоман. Впоследствии она проявила более реалистичный подход к этому человеку и его отношениям с матерью. В процессе осознания того, что произошло, чрезвычайно размытые воспоминания становились все более явственными. Она мужественно боролась, чтобы подавить их, но они все равно продолжали возникать. Вначале все, что она могла сделать, это описать неясную, туманную картину, которую она видела. По мере того как картина прояснялась, она вспомнила в слезах и ужасе, содрогаясь от стыда, как кто-то сидел рядом с ней на кровати и ласкал ее. Потом голос превратился в голос матери, кричащей что-то вроде: «Я знаю, что вы делаете там наверху. Ты лучше оставь ее в покое». В смятении и гневе она повторяла: «Нет, он не мог сделать это со мной, он не мог!»

Приблизительно тридцать лет она хранила свои иллюзии относительно этого человека. Даже будучи взрослой, ей было невыносимо поверить, что ее любимый отец не позаботился о ее потребности чувствовать себя в безопасности и защищенности. Оглядываясь назад и вспоминая других важных для нее взрослых, она поняла, что никто из них не был доступен для нее.

Этот рассказ иллюстрирует грань, до которой может дойти ребенок в своих усилиях сохранить какую-то степень безопасности. Ребенок будет держаться за иллюзии, созданные для того, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Так как взросление зависит в большей степени от безопасности, дети воображают, что она присутствует даже тогда, когда ее нет. Такова мощь жизненной энергии, присущей человеческому существу. Но если проблемы ребенка, связанные с его безопасностью, не решаются, то в какой-то степени нарушается рост и развитие личности. Часть жизненных сил, предназначенных для роста и формирования личности, расходуется на то, чтобы компенсировать отсутствие ощущения безопасности. Дети не в состоянии нести столь непомерную нагрузку. Усилия, предпринимаемые ими, по существу, бесплодны.

Дети не виноваты в том, что не удовлетворяется их потребность в чувстве защищенности. Это — обязанность родителей. И это — их главная обязанность. Вполне возможно, что наши собственные родители тоже не могли удовлетворить наши потребности, поскольку и их потребность в защищенности в детстве не была удовлетворена. Система воспитания, в рамках которой мы воспитывались сами и воспитываем своих детей, взваливает ответственность за удовлетворение потребностей детей на них самих. Но так как дети воспринимают родителей в качестве всемогущих и безупречных, у них нет иного выхода, как брать на себя ответственность за неудовлетворенные потребности. И, похоже, никто не оспаривает абсурдность этой системы. Почему же? Потому что мы уверовали, что все, что мы переживаем, это «нормально!»

Когда обстановка в семье становится особенно неприятной, может возникнуть мысль: «Как было бы хорошо, если бы я рос в другой семье». И если подобные мысли возникают, то человек, несомненно, винит себя в нелояльности. Однако подобные мысли носят быстро преходящий характер, поскольку ребенок не в состоянии смириться с осознанием своего отчуждения от родителей. Именно поэтому дети стремятся загнать глубоко внутрь эти переживания и заставляют себя верить в то, во что следует верить.

Большинство родителей не захотели бы подвергать своих детей такому пагубному в эмоциональном плане обращению, если бы они задумались и осознали его. Ведь большая часть родителей страстно желает удовлетворить все потребности своих детей. Нами руководит не отсутствие желания. Мы просто забыли свои детские переживания и часто игнорируем естественные особенности ребенка. Подобное невежество наследуется от предшествующих поколений. Дети приходят в мир невинными, готовыми любить и быть любимыми, откликаться на обращенные к ним чувства, учиться, расти. Они начинают жизнь в полной уверенности, что будут обеспечены всем, в чем они нуждаются. В конце концов, именно таково их первое впечатление на основе опыта развития в утробе матери. В ребенке от природы заложено физическое, психическое и нравственное здоровье. Да, некоторые дети появляются на свет с физическими недостатками или психическими расстройствами. Однако их число очень невелико по сравнению с огромным числом детей, рождающихся здоровыми. Мы хотим лишь подчеркнуть закономерность. А то, что делают родители впоследствии, часто вредит здоровью детей. Мы делаем это без злого умысла. И тем не менее именно мы воздвигаем препятствия на пути раскрытия потенциальных способностей ребенка. Иногда эти препятствия принимают форму внушения, что дети не соответствуют требованиям родителей. Иногда эти препятствия принимают форму завышенных ожиданий. В любом случае они крайне пагубно влияют на способность ребенка использовать все свои жизненные силы для роста и развития.

В ребенке заложено все, что требуется, для того чтобы он превратился в нормально функционирующего, абсолютно здорового, зрелого человека. Мало кто действительно убежден в этом, и очень немногие действуют на основе этого убеждения. Большинство полагает, что ребенок представляет собой чистый лист, на котором можно писать указания, каким и кем ему следует быть и стать. Считается, что по отношению к детям следует применять принуждение, манипулирование, обольщение или хитрость; допустимо практически любое поведение родителей или других взрослых, имеющих дело с ребенком. Широко распространено представление о том, что для воспитания необходимо принуждение. Приводятся горы «доказательств» в подтверждение этого представления. Родители могут процитировать главы и строки, убеждающие, что без принуждения жизнь превратится в кромешный ад. «Если бы я постоянно не заставлял детей, то они не делали бы уроки». — «Я никак не могу вбить в голову детям, что у них есть обязанности». — «Мне приходится заставлять детей сделать что-нибудь по дому». — «Мои дети совершенно вышли бы из-под контроля, если бы я не наказывал их, когда они ведут себя плохо». Такие сентенции плодятся во множестве. Практически нет предела жалобам на детей.

И поскольку дети всегда выступают реципиентами этих представлений, они вынуждены действовать, исходя из них. Попробуйте внушать детям, что они безответственны, и они начнут поступать безответственно. Мы — взрослые. Мы должны отвечать за свои действия. Отсюда следует, что дети готовы сделать все возможное, чтобы воспринять родительские представления о себе. Дети нуждаются в признании и одобрении тех, кто о них заботится, и они настолько зависят от одобрения родителей, что охотно откажутся от всего, что присуще им, лишь бы угодить родителям.

Каковы мотивы нашего поведения

Давайте кратко рассмотрим ранние работы Абрахама Маслоу, который, изучая поведение людей, особо интересовался мотивами, заставляющими людей поступать так, а не иначе. Свои наблюдения он систематизировал в иерархическую шкалу потребностей в зависимости от их силы и влияния на наше поведение. Именно усилия, направленные на удовлетворение этих потребностей, и определяют наше поведение, считал он. В основании иерархии находится то, что Маслоу обозначил как физиологические потребности. Он убедился, что поведение мотивируется основными потребностями людей, направленными на поддержание жизни. Где найти пищу? Где обрести ночлег? Где можно быть в безопасности от хищных зверей? Где найти воду? Все эти потребности относятся к разряду «примитивных» или элементарных человеческих потребностей. В значительной мере поведение и деятельность людей направлены на удовлетворение этих элементарных потребностей. И до тех пор, пока проблемы, охватывающие эти потребности, не будут разрешены, человек обязательно будет продолжать действовать в этом направлении. И только когда мы убеждены, что физиологические потребности будут в полной мере удовлетворены, мы можем обратиться к следующему уровню потребностей.

Следующий уровень в иерархии Маслоу обозначен как уровень потребности в безопасности. Эта потребность включает способность человека доверять своим чувствам, то есть это означает, что человек может быть уверен в удовлетворении своих физических потребностей, и полагаться на свои психологические реакции или сигналы. Эти сигналы, по существу, представляют собой свод нормативных реакций (многие из них основываются на интуиции), в соответствии с которыми мы осуществляем свою повседневную деятельность. И если почему-то эти сигналы искажаются, мы становимся неспособны реагировать на ситуацию должным образом, то есть это лишает нас чувства уверенности. Например, некий знакомый всегда подходит к нам с улыбкой и пожимает руку. И мы будем потрясены, если когда-нибудь он подойдет к нам со своей обычной улыбкой и вдруг ударит нас без всякого видимого повода. В этом случае мы уже не можем полагаться на сигналы. И мир покажется нам уже не таким безопасным, как несколько минут назад.

Поскольку ребенок является в этот мир с доверием ко всем, он не способен защитить себя от влияния, оказываемого поведением других людей. Прежде всего, ребенок появляется на свет в состоянии шока. Придя из мира, где свет был мягким и приглушенным, он ослеплен ярким светом. Окружающий шум должен казаться ему настоящей какофонией после уютной тишины утробы. Вместо тепла он сталкивается с холодом. Где раньше было ощущение нежности, там он обнаруживает грубое прикосновение. Очень часто новорожденного держат за ноги головой вниз и шлепают. А затем это крошечное существо отнимают от его единственной опоры — матери. Мать следует в одно место, а ребенок — в другое, и его приносят к матери лишь для кормления. И даже в том случае, если в больнице предусмотрено нахождение ребенка вместе с матерью, в первые часы жизни для проведения различных процедур их разлучают. Как утверждает Ф. Лебойе в книге «Рождение без насилия», рождение ребенка — это сплошной ужас.

Затем немедленно начинается социализация ребенка. Она обусловлена бытующими представлениями о воспитании детей. Поэтому конкретные нормы поведения семейной группы, к которой принадлежит ребенок, играют существенную роль. Очень редко учитываются основные психологические потребности ребенка. Почти всегда доминирующую роль играют общепризнанные убеждения и нормы поведения, принятые в семье. Родителям, врачам, медсестрам и другим лучше знать, что требуется ребенку. Кроме того, мы полагаем, что ребенок не может сформулировать, что ему нужно.

Но ребенок знает это! Прежде всего, родителям следует изучить язык ребенка задолго до того, как ребенок выучит их язык. Ребенок стремится сообщить о своих потребностях. И обязанность родителей — удовлетворять их. Но если родители просто реагируют, а не удовлетворяют потребности ребенка, то у него возникает чувство неуверенности и незащищенности. Реакция всегда связана с забытым прошлым и не учитывает реалии настоящего. Это — старое решение новой проблемы, которое, как правило, не принимает в расчет уникальность каждого ребенка. С другой стороны, серьезное отношение к потребностям ребенка предполагает их учет, даже если невозможно быстро удовлетворить их.

Позвольте мне привести примеры, наглядно показывающие, как ребенок приходит к пониманию, что мир небезопасен.

Несколько лет назад, занимаясь совместным исследованием с доктором Ивой Райч, во время одного из сеансов я внезапно почувствовал необъяснимый гнев. Эта вспышка непонятного гнева продолжалась несколько минут. В самом разгаре этой вспышки я «мысленно увидел» большую грудь и маленькую ручонку, отчаянно хватающуюся за нее. Рука напоминала мою. Я никак не мог понять, что означает этот образ, поскольку всегда полагал, что меня вскармливали из бутылочки. Я позвонил своей матери и попросил ее рассказать мне все, что она помнила о моих первых месяцах жизни. Смеясь, она сказала, что все это было очень давно и что вряд ли она помнит многое. Тем не менее, в ходе разговора она упомянула, что первые шесть месяцев она пыталась кормить меня грудью, но молоко у нее было не очень питательным, и вместо того чтобы набирать вес, я, наоборот, терял его. Поэтому меня перевели на искусственное кормление. «После этого ты стал идеальным ребенком. Ты перестал плакать, стал спокойным и очень милым». Я отнесся к ее рассказу как к забавному эпизоду, не придав ему особого значения.

И лишь в ходе дальнейших сеансов психотерапии выяснилось, какое сильное влияние оказали на меня эти первые шесть месяцев моей жизни. Я понял, что «знал» тогда, что я голодаю! Я осознал, насколько сильным был мой ужас. Я погибал от голода и ничего не мог предпринять. Не удовлетворялась одна из моих главных потребностей, а я был беспомощен и мог только плакать и метаться в беспокойстве. Если бы моя мать знала об этом, она никогда не допустила бы этого ужаса. Я достаточно хорошо знаю свою мать, и мне известно, что она считала необходимым избавить меня от тех страданий, которые ей довелось перенести в детстве. Мне пришлось иметь дело не только со своими собственными страхами, но и впитывать ее страхи. Я был ее первым ребенком и не набирал положенный вес. Она, естественно, беспокоилась, передавая мне свои страхи на чувственном уровне. Я был не в состоянии противостоять ее страхам и воспринимал их как свои собственные, что типично для детей.

Некоторые последствия

Когда я вновь испытал чувства, связанные с первыми месяцами жизни, я начал понимать, что заставляет меня поступать так, или иначе. Мне присуще недоверие к людям, особенно к женщинам. Это недоверие не позволяет установить по-настоящему -близкие отношения с людьми. И заключение, к которому я пришел, основывается на страхе и гневе: мы практически одиноки и беззащитны в этом мире, ни на чью помощь мы не можем рассчитывать, не говоря уж об удовлетворении элементарных потребностей.

Если мы придем к такому заключению, то вряд ли можем ожидать близости с кем-либо. Чтобы получить то, что нам требуется, мы приучаемся добиваться этого в одиночку. Именно так я и чувствовал большую часть своей жизни, хотя никогда и не соотносил это со своим ранним детством. Я был уверен, что ни на кого не могу положиться. Все мои знакомые критиковали меня за то, что я не позволяю им помогать мне.

Я также научился заботиться о своей матери. В тот момент, когда мне передавались ее страхи, я начал тревожиться и о ней. И в какой-то момент я пришел к выводу, что мне следует оберегать ее от своих чувств. По мере того как я взрослел, я научился говорить ей то, что ей хотелось от меня услышать.

Я научился лгать столь искусно, что со временем сам начал верить в свою ложь. В результате еще больше увеличился разрыв между истинными чувствами и их пониманием. Мне понадобилось прожить жизнь, прежде чем я начал разбираться в своих чувствах, заявлять о них и использовать их в своих интересах. Но временами мне все еще трудно доверять своим чувствам.

Большая часть моей жизни прошла в страхе и беспокойстве. Мне трудно решиться на какой-либо риск. На мое восприятие мира сильно повлияло начало жизни. Я вырос в убеждении, что обязан заботиться об окружающих меня людях, чего бы мне это ни стоило. Теперь я начинаю понимать, что явилось причиной неудачи моего брака. С болью и горечью я вижу сейчас, как это разрушало мои отношения с детьми, особенно когда они проявляли самостоятельность. Травма, полученная в первые шесть месяцев моей жизни, оказала сильнейшее воздействие на мои отношения со всеми, кого я любил.

Важно отметить, что все эти ощущения воспринимались на уровне подсознания, когда я еще не умел говорить. Они воспринимались без какой-либо фильтрации. И из-за этого их влияние носит еще более разрушительный характер. Не имея возможности сообщить об этих страхах, тем более что никто и не подозревал об их присутствии, я пронес их через всю жизнь, не осознавая, но испытывая их влияние. И только тогда, когда мне представилась возможность, я вспомнил их, понял и избавился от них.

Страхи, испытанные в детстве, имеют глубокие корни и остаются на всю жизнь. Ни один из этих страхов нельзя предотвратить, и я сомневаюсь, стоит ли их предотвращать. Нам нужно учиться создавать средства защиты. Всегда можно и должно что-то сделать в том случае, когда ребенок испытывает страх, даже если невозможно избежать его. Нужно признать то, что испытывает ребенок. Только в этом случае он может научиться бороться со своим страхом наиболее конструктивным и приемлемым способом.

Для чувства нашей психологической безопасности необходимы четыре основных компонента, каждый из которых в равной степени влияет на нас. Когда один из этих компонентов отсутствует, страдает вся наша эмоциональная сфера. Любой ущерб делает мир менее безопасным для нас и требует дополнительных усилий для защиты. Многие методы, направленные на восстановление утраченного чувства безопасности, неэффективны. Ниже в схематичной форме представлены эти компоненты и разделы книги, в которых они рассматриваются.

Компоненты чувства достаточной психологической защищенности

1. Соответствующие ограничения – глава 2 (ниже).

2. Свободное выражение эмоций – глава 3.

3. Отношение родителей, включая:

Принятие ребёнка таким, каков он есть

Уважение

Поощрение

Признание

Одобрение

Поддержка

4. Свидетель того, что было, и адвокат, защищающий наши интересы – глава 5.

Каким образом ограничения влияют на потребность в безопасности

Нельзя считать рассмотрение потребности в безопасности всеохватывающим без учета ограничений. Установление соответствующих барьеров чрезвычайно важно для удовлетворения потребности детей в безопасности. Если вы признаете основные потребности ребенка и стремитесь их удовлетворить, это не означает, что вы идете у него на поводу и выполняете его прихоти.

Если сами родители испытывали тяготы от искусственно навязываемых и нецелесообразных ограничений, они будут стараться избегать установления вполне естественных ограничений для своих детей. Гораздо легче отказаться от жестких правил, в соответствии с которыми они сами воспитывались. Очень редко подобные правила учитывают истинные потребности детей. Скорее они призваны заменить отсутствующую у родителей чувствительность. По всей вероятности, такова их реакция на страхи, испытанные в детстве и не принятые во внимание родителями. Но если человек строго придерживается правил, он не научится самостоятельности. Люди привыкают следовать правилам, не задумываясь, как бы обойти их.

Установление ограничений в раннем детстве помогает ребенку осознать свои физические возможности. И хотя малышу уже известно чувство опасности и он испытывает страх перед падением, тем не менее у ребенка плохо развито ощущение высоты. Поэтому страх не предотвращает падения детей с кроватки или со стульев. Если бы на кроватке не было загородки, то дети часто падали бы на пол. Частично это объясняется тем, что им не присуще чувство границы, то есть они не отделяют себя от окружения и мир воспринимается ими как продолжение их самих. Им еще предстоит осознать себя как личность, а это чувство начинает формироваться лишь в возрасте двух лет.

Когда дети оказываются в опасной ситуации, они испытывают страх. Отсутствие жизненного опыта не позволяет им понять ни источник страха, ни то, какие ситуации могут оказаться опасными. Не знают они и как надлежит реагировать. По мере приобретения жизненного опыта дети многое узнают, но вначале они рассчитывают на помощь родителей, которые обязаны им помочь и разъяснить, что представляет собой опасность, с тем, чтобы дети могли избежать ее. При этом родителям следует придерживаться очень сбалансированной тактики. Нужно дать возможность детям самим извлекать уроки из переживаемых ситуаций и в то же время оградить их от ненужных физических страданий и боли.

Примером этого может послужить обучение маленьких детей плаванию. Дав ребенку некоторое время на привыкание к воде, родитель вместе с ребенком входит в воду. Пока родитель находится рядом, ребенок не испытывает страха. Если ребенок оказывается под водой, он автоматически начинает барахтаться и поднимается на поверхность, где его подхватывает родитель. Тот должен позволить ребенку самому испытывать и исследовать воду, но одновременно и страховать его, чтобы он не утонул. Таким образом, и родитель, и ребенок учатся управлять своими страхами, и в то же время последний расширяет свои возможности.

Когда речь идет об установлении ограничений для ребенка, родители склонны впадать в крайности. Они устанавливают либо слишком жесткие ограничения, либо не устанавливают никаких. Ни та, ни другая крайность не отвечает интересам ребенка. Слишком жесткие ограничения сдерживают естественное развитие ребенка. Это все равно, что заставлять ребенка носить одну и ту же пару обуви, невзирая на рост ноги. По мере того как увеличиваются возможности ребенка, границы запретов необходимо расширять. Родители часто устанавливают жесткие ограничения. Такова их реакция на полузабытые, но живущие в глубине страхи, пережитые в детстве. Эти страхи они переносят на своих детей. Этим очень осложняется процесс взросления детей, так как им подсознательно внушают, что мир — это страшное место.

Дети каким то непостижимым образом понимают, что ограничения необходимы для их безопасности. Однажды за обедом моя дочь (к моему величайшему удивлению) «Ты знаешь, я ненавижу все этим правила, но я рада, что вы с мамой установили их. Я всё равно чувствую себя увереннее даже тогда, когда нарушаю их. Установление ограничений — яркое выражение любви к детям. Однако границы запретов должны расширяться с ростом ребенка. Жесткие границы подобны тюрьме, из которой любой ребенок (за исключением, возможно, наиболее забитых) будет стремиться сбежать. Они фактически бросают вызов ребенку, провоцируя его на сопротивление, а также ведут к тому, что дети учатся лгать, чтобы избежать наказания, которое им грозит, если их поймают на нарушении правил.

Еще одной причиной, по которой родители устанавливают жесткие ограничения, является их собственный страх перед разлукой. Они не сумели изолироваться от своих собственных родителей и теперь боятся, что их дети вырастут и расстанутся с ними. Разлука для них равносильна отчуждению. В данном случае наблюдается воскрешение одного из сильнейших детских страхов, только на этот раз страх возникает в родителе и переносится на ребенка. Подсознательно этот страх выражает призыв: «Не оставляй меня»

Одним из последствий чересчур жестких ограничений является крайняя беспомощность ребенка и, соответственно, его зависимость от родителей. С одной стороны, сами родители создают и способствуют сохранению подобной зависимости, а с другой — они жалуются на неподготовленность и неприспособленность детей, когда те оказываются вне дома. Зависимость означает, что ребенок всегда будет испытывать нужду в родителях. Страхи родителей способствуют сохранению эмоциональной пуповины, гарантирующей, что дети никогда не оставят своих родителей. При этом вполне приемлемо физическое отсутствие детей, но недопустимо эмоциональное разъединение.

Одним из проявлений подобного нежелания разъединения является постоянное беспокойство и волнение за детей. Это чувство может также проявляться и в попытках родителей постоянно руководить жизнью детей. Оно может также выражаться и в «спасении» взрослых детей от различных жизненных затруднений (чаще всего с помощью денег). Ребенок усваивает то, чему его учат родители; он не подготовлен и не приспособлен жить самостоятельно, без помощи родителей. При таких обстоятельствах, разумеется, родители необходимы для того, чтобы человек ощущал себя защищенным. Ребенок не осмеливается оставить родителей, поскольку без них, как он полагает, он не выживет, или же если и выживет, то будет влачить жалкое существование. Поэтому неудивительно, что ребенок не взрослеет и не превращается в полноценного человека.

Так формируются глубинные и часто неосознанные страх, ярость и недоверие между поколениями. Страх так глубокого запрятан в душе человека, что о его существовании трудно догадаться. Но если даже человек подозревает о его существовании, о страхе не следует говорить. Величайшее желание родителей — чтобы дети стали тем, кем им предназначено быть. Но глубинный страх перед расставанием берет верх над этим желанием. Подсознательно ребенку внушается, что он должен оставаться привязанным к родителям. И, разумеется, ребенок сделает все возможное, чтобы подчиниться внушению.

Поскольку установление ограничений способствует формированию у ребёнка чувства защищённости и благополучия, родители не делающие этого способствуют формированию страхов у своих детей. Отказ от установления ограничений наносит, по крайней мере, двойной вред. Во-первых, ребёнок воспринимает это так, как будто его бросают его на произвол судьбы. Во-вторых для ребёнка это равносильно утверждению: «ты не стоишь того, чтобы о тебе беспокоились». Оказавшись в такой ситуации, дети вынуждены сами себя ограничивать.

Когда я был подростком, я мог пойти, куда захочу, отсутствовать столь долго, сколько мне заблагорассудится, и делать все, что пожелаю, не испрашивая никаких разрешений. Мои друзья мне завидовали, поскольку их обязывали возвращаться домой к определенному часу и т. д. В тот период жизни мне это нравилось, так как являлось полной противоположностью очень жестким ограничениям, которые существовали для меня в детстве. В конце концов я был ответственным молодым человеком и заслуживал обращения с собой как со взрослым — так я это воображал. Я всегда звонил родителям, чтобы сообщить им, где я нахожусь, если не собирался возвращаться домой. Я всегда ставил их в известность относительно своих планов и говорил, с кем я буду находиться. Я также информировал их о том, когда предположительно вернусь домой. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что устанавливал ограничения вместо них. Таким образом, я управлял своими страхами. Я был не в состоянии осознать чувства беспокойства и неуверенности, которые я ощущал, но, так или иначе, осознавал, что мне нужны ограничения. Поэтому я устанавливал их сам. При этом чувство, которое я испытывал, означало не «как хорошо, что родители доверяют мне, «Я настолько незначим для них, что для меня не стоит устанавливать ограничения». Я сильно сомневаюсь, что именно это и старались внушить мне родители. Но я воспринимал это именно так.

Если мы пытаемся заставить детей вести себя по-взрослому раньше, чем они это могут, это не идет им на пользу. Они либо становятся чрезмерно агрессивными (как реакция на то, что их «бросили на съедение волкам»), либо еще более беспомощными и зависимыми. В последнем случае дети начинают цепляться за родителей или могут даже заболеть, стараясь заставить родителей отказаться от взваливания на них ответственности, к которой они просто не готовы.

Без четко обозначенных границ мы не можем иметь и правильного представления о себе как личности, отличающейся от всех других. Границы, которые родители помогают ребенку установить, подобны вместилищу нашего «я», посредством чего ребенок приходит к познанию самого себя. По мере роста и развития «я», необходимо расширять и границы. В пределах ограничений личность чувствует себя свободной и в безопасности. Когда имеются четкие критерии, позволяющие оценить себя, человек ощущает себя гораздо более защищенным, чем при их отсутствии.

Главным последствием отсутствия ограничений является неуверенность человека в том, «кто он есть». Но если границы самостоятельности ребенка постоянно нарушаются, он не в состоянии сформировать представление о себе, отличное от того, какое внушают ему родители. Когда ребенку говорят, что ему думать, что делать и что чувствовать, у него не остается возможностей самому все для себя прояснить. Не очень-то приятно однажды проснуться и обнаружить, что ты не знаешь самого себя!

Если не побуждать ребенка к тому, чтобы он сам пытался разобраться в своих чувствах и мыслях, он становится лишь «придатком» к родителям и теряет способность к самоидентификации. Подобный симбиоз делает разлуку немыслимой. Он также мешает человеку устанавливать близкие отношения с другими, когда возникает потребность в этом. Границы, окружающие личность, должны быть одновременно четкими и проницаемыми. Они должны ясно показывать, где необходимо остановиться, иначе рискуешь превратиться в другую личность. Чтобы установленные границы дали нужный эффект, им должны быть присущи сила и гибкость.

Однако многие люди сталкиваются с такой ситуацией, когда возникает конфликт между желанием зависеть от кого-либо и стремлением обрести самостоятельность. Разрешению этого внутреннего конфликта отнюдь не способствуют родители, стремящиеся привязать ребенка к себе. Предназначение каждого человека — стать личностью. Жизненные силы, стоящие за этим предназначением, весьма могущественны и подталкивают человека к этому. Следует повиноваться им.

В возрасте двух лет начинают проявляться первые ощутимые признаки формирования личности и процесса отделения от родителей. Это происходит тогда, когда ребенок впервые осознает, что он и мама не являются простым продолжением друг друга. Двухлетний ребенок позволяет себе отходить чуть подальше от матери, но всегда следит за тем, чтобы она была неподалеку на случай, если мир преподнесет какой-либо сюрприз.

Еще одним проявлением формирующейся личности является использование «нет». Очень часто родителям трудно правильно реагировать на «нет» двухлетнего ребенка. Нередко они воспринимают его как вызов своему авторитету. И если мы не совсем уверены в себе, то, скорее всего, нашей реакцией будет раздражение. Важно научиться уважать право двухлетнего ребенка на «нет». Он осваивает новые пределы своей личности и проверяет, насколько допустимо ограничить туда доступ родителей. Детям нужно, чтобы эти пределы признавались и уважались. Выказывая признание и уважение, мы тем самым формируем у них чувство собственной значимости и поощряем их развивать свою уникальную личность.

Важно улавливать различие между «нет», которое означает «Пожалуйста, не заходите на мою территорию», и «нет», за которым просто нежелание делать то, что просят. Это — проверка возможностей формирующейся личности.

Детям необходимо убеждаться в том, что они все еще могут полагаться на родителей, и подобная проверка может длиться вплоть до того времени, пока сами дети не будут готовы обеспечить защищенность своих детей, и даже после этого. Для подростков очень характерно испытывать действенность всех мер безопасности, а также всяческих правил, норм и ограничений.

Два величайших блага, которыми родители могут одарить своих детей, — это уважение потребности ребенка в том, чтобы в его психологическое пространство не вторгались непрошено, и признание за ним права устанавливать и оберегать границы своей личности. До тех пор пока не сформируется цельная личность, установление истинно близких отношений с другими людьми очень затруднено, если вообще возможно. При существовании близких отношений мы должны быть способны полностью раскрывать свое «я». Но если личность сформирована лишь частично, возникает стремление держаться за частички своего «я», не делясь ими с другими. Так воздвигается линия обороны, которая немедленно провоцирует внутренний конфликт личности, конфликт с другим человеком и ставит под угрозу сами отношения. Самоотдача предполагает наличие того, что можно отдавать. А не полностью сформированная личность более склонна брать, чем давать, ибо отчаянно стремится к саморазвитию. Представление, будто «двое должны стать единым целым», исходит из посылки, что для того, чтобы стать единым целым, нужно найти свою половину. Это крайне неправильное представление, поскольку оно отрицает необходимость быть цельным вне зависимости от других.

Отсутствие такой цельности и является причиной того, что многие браки носят поверхностный и чреватый конфликтами характер. Каждая сторона, пытаясь удержать частички своего еще не сформировавшегося «я», прибегает к манипулированию и методами соблазна или давления стремится получить от другой стороны то, что ей самой требуется для формирования личности. Формы проявления этого весьма разнообразны, начиная с чрезмерной эмоциональной зажатости и кончая крайней несдержанностью. Такова реакция на страх быть покинутым.

Если взрослые люди не способны испытывать удовлетворение от истинной близости, то их дети становятся объектом, к которому они устремляются в поисках полноценности и близости. Однако ребенок, которого используют в подобных целях, становится неспособен к установлению близких отношений с другими людьми, когда он превращается во взрослого. Неперерезанная эмоциональная пуповина, соединяющая ребенка с родителями, препятствует этому. Каждый раз, когда ребенка используют в качестве объекта чувств, отсутствующих в отношениях между родителями, он становится жертвой эмоционального злоупотребления. Из-за своей беспомощности дети легко становятся жертвами родительских взаимоотношений. Чрезмерная любовь или ее нехватка (или же «не та» любовь) еще больше усугубляют травмы. Дети необычайно ранимы вследствие их потребности делать родителям приятное. У них нет иного выхода, кроме как соответствовать родительским ожиданиям, неважно высказаны ли они вслух или подразумеваются.

Попробуйте вспомнить; какие страхи вы испытывали в детстве. Запишите их. Расположите их в последовательности от наиболее сильных к наименее сильным.

Как к вашим страхам относились родители и другие взрослые?

Как вы оценивали свои страхи впоследствии?

Запишите перечень «правил», которые вы были обязаны соблюдать в детстве. Этот перечень может быть коротким или длинным. Многие из «правил» не формулировались вслух, но тем не менее они насаждались Просмотрите свой перечень и отметьте свое отношение к каждому пункту: с радостью, с гневом, с грустью, со страхом. Отметьте также, какие из «правил» придавали вам чувство защищенности (3), а какие — нет (НЗ).

Что вы поняли о себе под влиянием правил и ограничений, установленных родителями?

Размышляя о «правилах» и ограничениях, которые вы устанавливаете для детей, можете ли вы «развести» те, которые удовлетворяют потребность вашего ребенка в защищенности, и те, которые просто перенесены из вашего собственного детства?

Какое, по вашему мнению, представление о них самих вы стараетесь внушить детям?