10. Вместе умираем — чтобы вместе жить

Нам сказано, чтобы мы умерщвляли плоть. Но в чем смысл этих слов? Предполагается, что нам надо убить что-то внутри нас — уничтожить некую нашу составляющую, которая мешает нашему единению друг с другом. Какую? И как ее уничтожить? Я уверен: независимо от того, что представляют собой и наш внутренний враг, и способ его устранения, выполнение этой задачи — наше общее дело. Об этом и пойдет речь в данной главе.

Суть жизни во Христе, конечно, не в уничтожении чего бы то ни было. Путь к этой жизни действительно лежит через смерть, но сущность христианства и, соответственно, жизнь христианина заключена не в смерти, а в жизни. И жизнь эта осуществляется в братском единении в любви Божьей. Мы умираем, чтобы жить.

Воскресший Христос — вот главное, что являет миру христианство. Мы призваны, чтобы познать Его и жить вместе с Ним, черпая Его силу и мужество. Господь приглашает нас свободно вздохнуть и расправить плечи: ведь вместо ожидаемого гневного окрика мы слышим, как Христос смеется, глядя на нас. Любой из нас имеет великолепную возможность с радостью служить Спасителю, ибо наши сердца стремятся следовать Его воле и желаниям.

Христианство свидетельствует о жизни Святой Троицы, таинство которой приоткрылось человечеству. Дверью в эту жизнь служит смерть, а смерть — это всегда боль. Иисус на кресте умирал в одиночестве, и во всем мире нет боли огромнее и мучительнее той, что испытал Он. Когда мы умираем для своей плотской жизни, мы призваны умирать вместе со своими собратьями по вере. Нет ничего сильнее этих смертных уз.

Евангелие говорит нам, что Бог послал Христа на смерть вместо нас. Но Его смерть — это на самом деле наша смерть: мы ложимся в могилу вместе с Ним. Мы выходим из нее, облаченные в силу Христа, — Его непобежденная жизнь теперь бьется и в нашем сердце. Благодаря смерти Христа и Его воскресению мы обретаем прощение и право быть детьми Божьими. Теперь мы любимы и сами можем свободно дарить любовь.

Остается только одна проблема. Оказывается, наши сердца исполнены не только жизнью Христа — в них обитает кое-что еще. С одной стороны, мы хотим творить одно лишь добро, и в то же время испытываем сильнейшее побуждение делать зло. Помимо всего прочего, мы все время норовим полагаться на самих себя и стараемся доказать собственную значимость. Мы стремимся найти универсальный способ справляться со всеми жизненными трудностями. Мы стараемся защитить себя от всего, что может выбить нас из наезженной колеи. Мы, не брезгуя самыми сомнительными средствами, пытаемся достичь внутреннего благополучия — ведь мы были задуманы так, чтобы наслаждаться этим состоянием. Подобные мотивы стоят за всеми нашими внешними проблемами.

В свое время апостол Павел написал: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим 7:24) Мы представляем собой таких же «бедных людей», в чьих душах идет нескончаемая борьба между добром и злом. Смерть Христа позволила Богу исполнить невыполнимое — полностью простить все наши грехи, не поступаясь при этом законом и правосудием. Нарушить Свою справедливость — вот на это Бог никогда бы не пошел. Смерть Христа соединила наши сердца с сердцем Бога: благодаря ей Он смог передать нам Свою жизнь. Основание Благой Вести — смерть Христа — стало краеугольным камнем нашей жизни.

Мы — христиане. И поэтому мы должны умереть для самих себя — для плоти, которая по-прежнему обитает внутри наших сердец. Мы должны умертвить все, что мешает нам жить обновленной жизнью. Мы должны убивать врага каждый раз, когда он поднимет голову.

Мы страстно хотим жить, и поэтому забываем, что сначала нам надо умереть. Чтобы действительно стать христианином, каждый из нас однажды проходит свой крестный путь вместе со Христом и вместе с Ним умирает. Мы признаем, что Его смерть — это Жертва, единственно соизмеримая с нашими грехами. Большинство верующих осознает этот факт.

Но плоть настоящего христианина, стремящегося возрастать в святости, должна умирать постоянно, день за днем. И так — до тех пор, пока мы не придем в Отчий дом. Бывают времена, когда Дух Святой ведет нас через откровенно крестные, смертные времена ускоренного умирания плоти — тогда боль особенно остра. Вслед за Святым Иоанном Креста мы называем эти времена «темной ночью души». Это как раз и есть наша смерть, которой мы всячески стараемся избежать или же пытаемся упростить, снизить ее до бытового уровня. Но если мы сводим таинство умирания всего лишь к отказу от порнографии или от сплетен, если отмахиваемся от смерти, не принимая ее всерьез, тогда мы теряем силу для единения.

Обе эти смерти — смерть Христа за наш грех и наша смерть для греха — тяжелы. Но смерть Христа неизмеримо тяжелее, потому что Он переживал страдание полного отделения от Бога, чего мы не испытывали никогда. Только Христос мог возопить: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф 27:46) Христос умер той смертью, которая одна во все века и времена могла примирить нас с Богом и которая на время разделила Его с Отцом.

Мы умираем для плоти совершенно по-другому. Мы умираем смертью, которая является даром Божиим — она отделяет нас от всего зла и соединяет добром. Но субъективно мы переживаем благотворную смерть как огромную трагедию. Отказываясь от того, на чем из ложных посылок мы строили свое внутреннее благополучие, мы умираем для смерти, но нам кажется, что мы умираем для жизни.

Тем не менее, нам надо пройти свой путь до конца. Нам дано повеление умереть для греха — обнаружить, презреть, исповедать и отвергнуть все помыслы, которые ведут не ко Христу, а к ложным источникам. Надо сказать, что большинство из нас мало заботится об исполнении этого повеления. И вот уж о чем мы точно не думаем — о том, что умирать для себя нужно в присутствии других людей. Сама мысль, что умерщвление нашей плоти должно происходить при поддержке духовного зрелого братства, кажется нам пережитком прошлого — и уж никак не современной реальностью.

В результате даже те небольшие усилия, которые мы прилагаем для умерщвления греха, остаются нашим личным делом. Духовные битвы отдельного христианина крайне редко являются делом всей общины.

В средние века реформаторы вполне обоснованно выступили против процветавшего беспредела в существовавшей тогда практике формальной исповеди. С тех пор во многих христианских конфессиях и деноминациях значение исповеди обесценилось. Но что осталось? Почти все свелось к робкому, поверхностному исследованию своего сердца раз в месяц перед причастием. И даже такие скромные попытки умерщвления плоти для многих верующих стали не больше чем символическим действом, далеким от подлинного сокрушения сердца.

И тайны нашей души, и сражения против греха, которые день за днем идут в наших сердцах — словом, все, что нам нужно исповедать, отдалилось и отделилось от наших церковных общин. Местом для настоящей исповеди стали кабинеты консультантов. Нам хочется, чтобы кто-то мог узнать наше сердце и явить нам любовь Христову, и мы ищем мудрого и участливого человека, который бы выслушал нас. Нам нужен человек, который своей любовью открыл бы дверь в наше сердце, а не захлопнул бы ее нравоучениями и банальными фразами. В церковных общинах такие люди если и есть, то их единицы, и они, как правило, недоступны. Тогда нам приходится обращаться к специалистам, с которыми вполне можно встретиться, так как «целительные отношения» — это их профессия, которой они зарабатывают на жизнь.

Сейчас положение таково, что обязанности, которые раньше исполнялись священниками, оказались переданы консультантам. А на самом деле эти обязанности принадлежат людям, которых библейская традиция считает патриархами или старейшинами церкви. Это люди, которые способны слушать других, потому что у них хватает мужества услышать свое собственное сердце. Они могут встречаться со злом лицом к лицу и различать духов. Их слова обладают властью и силой, потому что вся их жизнь подчинена Христу. Но сейчас таких людей очень мало. Служение, данное им Богом, переходит к другим людям.

Всемирно известный швейцарский психолог и психиатр Карл Густав Юнг однажды заметил, что интенсивное развитие современной психотерапии в значительной степени обусловлено тем вакуумом, который возник в христианских общинах в результате протестантского подхода к исповеди и покаянию как к личному делу каждого члена церкви. Мы больше не разделяем с общиной и даже со священником свои страдания от внутренних баталий — мы ведем их в одиночку. Часто говорят, что религия — это сугубо личные отношения между Богом и человеком. Якобы в них мы открыто предстоим перед одним только Богом, а не перед другими людьми. Подобная философия выглядит привлекательной. Но в ней есть одна неувязка — когда у нас появляется возможность быть честными только перед Богом, мы вскоре перестаем адекватно себя оценивать и невольно обманываемся сами и обманываем Господа.

Мы редко делимся своей жизнью так, как того требует Евангелие. Мы носим маски и скрываем полную правду о себе. Наша внутренняя борьба сводится к душевным переживаниям, которые не мешают нам оставаться независимыми. Мы вступаем в отношения, в которых нам комфортно, — но в них невозможно познать всей полноты благодати.

Когда у нас возникает потребность в более глубоких контактах, мы идем к психологу, консультанту или психотерапевту и там сбрасываем груз со своих плеч. Практика исповеди-очищения, в которой человек умирает для греха в присутствии ближних, перешла из церковных общин в кабинеты консультантов, где исповедь чаще всего приобретает светский характер. На наш внутренний мир, полный зависти, неуверенности, страхов и жадности, смотрят с точки зрения психологической динамики — мы видим «проблемы», с которыми нужно поработать, а не помыслы, для которых нужно умереть. На нравственную составляющую никто не обращает внимания.

Возникает вопрос: почему мы больше не умираем для себя среди братьев и сестер по вере? Почему мы так редко проходим путь от собственной автономии к новой жизни в Духе вместе с единоверцами? Ведь именно так можно пройти долину смерти. Почему мы теперь ходим другими путями — не умираем, а с помощью специалиста на разные лады переделываем свою независимость, придавая ей более здоровые и подходящие для жизни формы?

Где же духовные вожди, патриархи, пастыри стад, старейшины Божьего народа? Почему так получилось, что в церковных общинах всего лишь один или два человека — официальные священнослужители — берут на свои плечи груз, который должны нести вместе все члены общины? Где же те люди, которые могут с любовью слушать нас и вести сквозь все наши трудности к сердцу Отца? Где люди, призванные к такому служению и осознавшие свое призвание? Что же стало с идеей, что все христиане, мужчины и женщины, наделены священством?

Как много в наших общинах людей, которые отчаялись найти возможность облегчить свою душу перед собратом! Они потеряли надежду раскрыть свое сердце и найти благодать, которая одна только и может спасти их. Скольким людям, когда, умирая для греха, они опускаются в бездонные воды смерти, нужно почувствовать надежные руки! Умирая, они знают, что эти руки поднимут их из темной бездны к обновленной жизни.

Разговаривая с разными людьми, я спросил у десяти христиан, есть ли в их жизни мудрый и сильный человек, которому они могут полностью довериться. Все десять ответили примерно одно и то же:

— Я бы многое отдал, чтобы рядом со мной был такой человек. Внутри меня бушует пожар. Мне стольким нужно с кем-нибудь поделиться! Не для того, чтобы получить совет — просто чтобы другой человек знал правду о том, что со мной происходит. Но я ни разу не встречал такого человека.

Итак, куда же мы направляемся, когда чувствуем острую потребность поделиться своими переживаниями? Часто мы находим священника с современными взглядами, не чуждого психологии, или христианского консультанта. И они начинают исследовать детали нашей жизни и наше прошлое, чтобы понять, какие психологические силы нами движут. Свою задачу они видят в том, чтобы привести эти силы в порядок, а не в распознании и умерщвлении побуждений плоти. Или же мы ищем «библейского» наставника и в результате общения с ним получаем что-то вроде инструкции, как поступать «правильно». В обоих случаях отношения мало затрагивают сердце — подлинного единения не происходит.

В общинах и приходах почти нет возможностей умирать вместе. А консультанты практически все время отводят на то, чтобы понять, что именно должно умереть, и не собираются посвящать его совместному умиранию. Поэтому редкие христиане придают должное значение умерщвлению плоти. И мало кто понимает: для того чтобы вместе жить в братстве, подобном Пресвятой Троице, необходимо умереть для себя, причем в присутствии братьев и сестер.

В разные времена различные церковные общины практиковали публичную исповедь. Этот опыт вселяет мало оптимизма. Грехи исповедовались слишком откровенно, без мудрости: «Я каюсь в том, что желаю твою жену». Авторитарные служители становились в позицию судей, а прихожане ревностно старались отследить любые следы греха в себе и в других. Все это приводило к тому, что в общинах начиналось разделение, разложение, и они приходили в упадок.

И все же мы должны пробовать. Писание говорит, чтобы мы исповедовали свои грехи по крайней мере перед одним из собратьев. Путь ко Христу — это групповое восхождение, когда мы идем вместе, как честные бойцы, объединенные одной верой. Мы убеждены, что наша общая цель стоит всех тягот пути. Нас объединяет жизнь Христа, и мы призваны поддерживать ее друг в друге. И точно так же, сообща, мы должны противостоять греху. Когда мы вступаем в смертельную битву с плотью, когда обнаруживаем, что не в состоянии больше жить, повинуясь ее призывам, нам нельзя оставаться в одиночестве. Только тесная связь с собратьями дает нам надежду, что после смерти, в которую мы вступаем, будет жизнь. Лишь единение придает нам мужество преодолеть плоть и оставить всякие попытки найти жизнь вне Христа.

Я пишу эту книгу в то время, когда сам прохожу через долину смерти. Об этом я говорил некоторым людям, упоминал на своих выступлениях, пишу в этой книге. Но одно дело говорить или писать, и совсем другое — по-настоящему умирать перед другим человеком.

Бог срывает с меня те одежды, которые защищали ощущение внутреннего благополучия. И меня немедленно начинают атаковать сомнения по поводу моей ценности. Я задаюсь вопросом: а насколько я нужен? Временами сомнения становятся невыносимыми. Я обнаружил, что в умирании есть период, когда все мои старые опоры выбиты, а новые основания еще не воздвигнуты. В эти минуты душа тяжко страдает, ее наполняют отчаяние и одиночество. Кажется, что сердце — одна сплошная рана, его терзает страшная боль. Душа жаждет исцеления, но никто не способен его дать. Это время полной открытости перед Богом. Если Он ничего не сделает, тогда не будет Воскресения — только бесконечно длящаяся смерть, вынести которую не в силах никто.

Всю глубину моих страданий знает только жена. И она остается рядом. Еще рядом со мной, в моей долине смерти — несколько друзей. Разговор по телефону с одним из них соединяет меня с его сердцем, наполненным любовью. Разговор заканчивается, и я нахожу в себе мужество пребывать в своем отчаянии — безысходность поднимается из глубин моего сердца и изливается в безудержных рыданиях. Я разрешаю безысходности выйти на поверхность, но не до конца, потому что в соседней комнате сидит другой друг. Он пришел навестить нас и пока смотрит телевизор. Он слышит, как я рыдаю, тут же выключает телевизор и входит ко мне. Молча он обнимает меня. Я изливаю ему свою боль — он плачет, видя мои страдания, и молится за меня. Теперь я лучше понимаю, что чувствовал Генри Нувен, когда старый священник прижимал его голову к своей груди.

Мой друг молится, и я начинаю осознавать, что во мне есть жизнь. Я ощущаю ее. Я знаю, что в будущем эта жизнь раскроется еще больше. Я понимаю, что голоса, наполнившие меня мраком, — не единственные в моей душе. Я сумел расслышать шепот неосуществленных помыслов, которые вызывали во мне боль. Я различил голоса, которые пытались убедить меня в том, что мне нечего дать людям, что мои неудачи говорят о том, кто я есть на самом деле. Они твердили мне, что я всегда буду пребывать в таком состоянии. Теперь я понимаю, что это ложь. Я глубоко осознал, что Смерть Христа изменила все. Теперь мне не нужно надрываться, чтобы достичь определенного положения, прилагать все больше стараний и усилий, чтобы моя жизнь сложилась. По крайней мере, в то время я уничтожил эти стремления — ведь они больше не затрагивали мою сущность. Они больше не управляли мною. Я разглядел их подлинный смысл. Наконец я увидел, что мое предназначение несоизмеримо с этими мыслями — оно намного выше.

Я умирал в присутствии жены и близких друзей. Они были свидетелями происходящего. Они не пытались что-то исправить во мне и не давали советов. Они вливали в меня надежду, что моя смерть — это начало жизни, что умирание для себя — это путь к обретению своего подлинного «я». Благодаря им я понял: когда я распинаю себя, значит, Воскресение уже близко. Мы умирали вместе, мы были едины в моей смерти — поэтому теперь мы вместе живем. Так мы входим в братство во Христе, подлинность которого определяет Сам Христос.

Что же произошло? Из препятствия на пути к единению моя греховность превратилась в возможность более глубокой связи между нами. Это произошло, когда мы вместе вытащили на свет мои плотские помыслы и вместе разбили их.

Чтобы не упустить такой возможности, мы должны научиться распознавать внутренние голоса, но в то же время не придавать им исключительного значения. Нам необходимо понимать, что именно в нас должно умереть. В следующих двух главах я подробно рассмотрю четыре греховных принципа устройства жизни. Этот анализ поможет нам развить духовную интуицию, без которой невозможно избавиться от препятствий на пути единения сердец.