§162. Климент Римский

(I.) Послание Климента Римского к коринфянам. Только первое послание является подлинным, а так называемое второе послание Климента представляет собой гомилию более позднего периода. Лучшие издания: Philotheos Bryennios (Του έν άγίοις πατρός ημών Κλήμεντος επισκόπου Ρώμης α’i δύο πρός Κορινθίους έπιστολαί etc. Έν Κωνσταντινοπόλει, 1875. С вступлением, комментариями и факсимиле в конце, 188 страниц текста, и ρξθ’, или 169 вступления); Hilgenfeld (2nd ed. Leipz. 1876, с вступлением, примечаниями к тексту и конъектурами); von Gebhardt & Harnack (2nd ed. 1876, с вступлением, примечаниями и латинским переводом); Funk (1878, с латинским переводом и примечаниями); Lightfoot (с примечаниями, Lond. 1869, и приложением, содержащим недавно обнаруженные фрагменты, и английским переводом, 1877).

На старые издания, на основании Александрийской рукописи, впервые опубликованной Юнием в 1633 г., можно не обращать внимания, после того как находка Константинопольской рукописи, более полной и лучше сохранившейся, ознаменовала новую главу в изучении истории церкви.

(II.) R. А. Lipsius: De Clementis Rom. Epistola ad Corinth.priore disquisitio. Lips. 1856 (188 стр.). См. его обзор недавних изданий в «Jenaer Literaturzeitung», Jan. 13, 1877.

B. H. Cowper: What the First Bishop of Rome taught. The Ep. of Clement of R. to the Cor., with an Introduction and Notes. London 1867.

Jos. Mullooly: St. Clement Pope and Martyr, and his Basilica in Rome. Rome, 2nd ed. 1873. Есть тот же труд на итальянском языке. Посвящен теме предполагаемого места жительства и базилики Климента, но не его трудам.

Jacobi: Die beiden Briefe des Clemens v. Rom., в «Studien und Kritiken» 1876, p. 707 sqq.

Funk: Ein theologischer Fund, в тюбингенском «Theol. Quartalschrift» 1876, p. 286 sqq.

Donaldson: The New MS. of Clement of Rome. В «Theolog. Review», 1877, p. 35 sqq.

Wieseler: Der Brief des röm. Clemens an die Kor., в «Jahrbücher für deutsche Theol.» 1877. No. III.

Renan: Les évangiles. Paris 1877. Ch. XV. 311–338.

C. J. H. Ropes: The New MS. of Clement of Rome, в «Presb. Quarterly and Princeton Review»,

N. York 1877, p. 325–343. Содержит ученое исследование новых прочтений и сравнение заключительной молитвы с древними литургиями.

Соответствующие разделы в: Hilgenfeld (Apost. Väter, 85–92), Donaldson (Αρ. Fath., 113–190), Sprinzl (Theol. d. apost. Väter, 21 sqq., 57 sqq.), Salmon в Smith and Wace, I. 554 sqq., и Uhlhorn в Herzog2, статья Clemens Rom. III. 248–257.

См. полный список изданий, переводов и обсуждений, посвященных Клименту, до и после 1875 г., во вступлении к von Gebhardt & Harnack, XVIII–XXIV; Funk, XXXII–XXXVI; Lightfoot, p. 28 sqq., 223 sqq., 393 sqq., и Richardson, Synopsis, 1 sqq.

Первое место среди трудов послеапостольской эпохи принадлежит «Учению апостолов», обнаруженному в 1883 г.[1232] Далее следуют послания Климента, Игнатия и Поликарпа.

I. Климент, пользовавшийся славой с древности, был учеником Павла и Петра, о которых он говорит как о главных примерах для подражания. Возможно, это он упоминается Павлом как один из преданных сотрудников из Филипп (ФлII. 4:3); хотя может быть, это римлянин, каким–то образом связанный со знаменитой семьей Флавия, а через нее — и со всем императорским домом, куда христианство проникло уже очень рано[1233]. Судя по посланию, это был человек с классическим образованием, обладавший практической мудростью и прекрасно знавший Септуагинту. Последнее может указывать на его иудейское происхождение[1234]. С уверенностью мы можем только сказать, что Климент возглавлял римскую общину в конце I века, но о точном времени его руководства предание сообщает по–разному. Его называют то первым преемником Петра, то, что более вероятно, третьим. Согласно Евсевию, он был епископом с двенадцатого года правления Домициана по третий год Траяна (92 — 101 г. по P. X.). Так как четкого официального разграничения обязанностей епископов и пресвитеров тогда еще не проводилось, он мог быть пресвитером одновременно с Лином и Анаклетом, которые представлены то как его предшественники, то как его преемники[1235].

Более поздние предания представляют его жизнь в романтическом ключе и в интересах католической церкви, и в интересах еретиков. Его описывают как благородного и образованного римлянина, который, не удовлетворившись языческими мудростью и искусством, совершил путешествие в Палестину, познакомился там с апостолом Петром и был обращен им, сопровождал его в миссионерских путешествиях, написал много книг от его имени, был назначен им преемником в качестве римского епископа, осуществлявшего некий надзор за всей церковью, был сослан Траяном в Херсонес Таврический и в конце концов умер славной смертью мученика в морских волнах. Но древнейшие свидетельства вплоть до Евсевия и Иеронима ничего не говорят о его мученичестве. Acta Martyni Clementis (Симеона Метафраста) впервые появляются только в IX веке. Они полностью вымышлены, и их герой совершает невероятные чудеса.

Примечательно, что именно эта личность — которая столь убедительно выявляла правду и вымысел, слова которой были законом, которая проповедовала необходимость повиновения и подчинения независимой и рассеянной по миру церкви, которая достигала своим взором даже неведомых земель, находившихся за Средиземным морем, — положила на пороге II века начало череде понтификов, род которых пережил все европейские династии, а ныне претендует на непогрешимый авторитет для совести двухсот миллионов христиан[1236].

II. От Климента до нас дошло Послание к коринфянам, на греческом языке. Отцы церкви часто цитировали его, потом оно было утеряно, но снова нашлось вместе с фрагментами второго послания в Александрийском кодексе Библии (ныне в Британском музее) и было опубликовано Патрицием Юнием (Патриком Янгом) в Оксфорде в 1633 г.[1237]

Вторая, менее древняя, но более полная рукопись XI века, содержащая главы, отсутствующие в первой (с древнейшей записанной молитвой), и полный текст Второго послания (а также другие ценные документы), была обнаружена Филофеем Вриеннием[1238] в монастырской библиотеке Иерусалимской патриархии в Константинополе и опубликована в 1875 г.[1239]

Вскоре после этого в библиотеке Жюля Моля (умер в 1876 г.) в Париже был найден полный сирийский перевод[1240]. У нас есть три не зависящих друг от друга текста (А, С, S), которые, похоже, происходят от общего источника II века. Недавно обнаруженные фрагменты пролили новый свет на историю папской власти и литургического поклонения, на что мы уже указывали в предыдущих главах[1241].

Это первое (и, на самом деле, единственное) послание Климента к коринфянам было направлено церковью Божьей в Риме, по ее собственному желанию, без какой бы то ни было просьбы, церкви Божьей в Коринфе при посредничестве трех пожилых и верных христиан: Клавдия Ефеба, Валерия Битона и Фортуната[1242]. Имени Климента в нем нет, и оно написано от имени римской общины, но все считали данное послание именно его произведением[1243]. Его очень высоко ценили в древние времена и продолжали публично читать в коринфской и нескольких других церквях вплоть до начала IV века[1244]. Этим объясняется его включение в Александрийский кодекс Библии, но там оно занимает подобающее ему место после Откровения и отдельно от апостольских посланий.

Послание Климента не относится к разряду апостольских или богодухновенных библейских посланий — до этого ему далеко, но его ценность в том, что оно — древнейшее и лучшее из послеапостольских произведений как по форме, так и по содержанию. Оно было написано в связи с разногласиями и ссорами между разными группировками коринфской церкви, где дух сектантства, который так искренне осуждал Павел в своем Первом послании, снова вырвался на поверхность, что привело к смещению служителей (пресвитеров–епископов). Автор призывает читателей к согласию и любви, кротости и святости по примеру Христа и Его апостолов, особенно Петра и Павла, которые лишь недавно скрепили свое свидетельство собственной кровью. Климент в самых возвышенных выражениях говорит о Павле, который, «наставив весь [римский] мир в праведности, дойдя до пределов Запада и донеся свидетельство до правителей, удалился в святое место, подав нам величайший пример терпения и устояния» [1245]. Климент проявляет спокойное достоинство и административную мудрость Римской церкви в ее изначальной простоте, без иерархического высокомерия. Замечательно видеть, как быстро эта церковь оправилась от ужасных гонений Нерона, в ходе которых она была почти уничтожена. Климент взывает к словам Бога как к высшему авторитету, но свободно цитирует и апокрифы наряду с каноническими Писаниями (из Септуагинты). В послании много свободных ссылок на учение Христа и апостолов[1246]. Он ссылается на (первое) послание Павла к коринфянам и демонстрирует хорошее знакомство с его посланиями вообще, с посланиями Иакова, 1 Петра и особенно с Посланием к евреям, откуда он заимствует несколько выражений. Поэтому его упоминают — наряду с Павлом, Варнавой и Лукой — как одного из возможных авторов этого анонимного послания. Ориген считал, что Послание к евреям написал Климент или Лука под вдохновением или под диктовку Павла.

Климент ясно свидетельствует в пользу учений о Троице («Бог, Господь Иисус Христос и Святой Дух, Которые есть вера и надежда избранных»), о божественном достоинстве и славе Христа, о спасении только Его кровью, о необходимости покаяния и живой веры, об оправдании благодатью, освящении Святым Духом, о единстве церкви и христианских добродетелях кротости, милосердия, смирения, терпения и устояния. Несмотря на кровавую жестокость Домициана, он призывает молиться за гражданские власти, чтобы Бог «даровал им здоровье, мир, согласие и стабильность в осуществлении управления, которое Он поручил им»[1247]. Мы ощущаем здесь эхо призывов Павла, обращенных к римлянам (Рим. 13) при тиране Нероне. В целом послание Климента достойно ученика апостолов, хотя ему и недостает их простоты, емкости и силы.

III. В том, что касается богословия, это послание явно принадлежит к школе Павла и весьма напоминает Послание к евреям, но в то же время в нем присутствует и влияние Петра. В самом деле, оба апостола трудились в Римской церкви, от имени которой написано послание, и оказали влияние на ее мышление. В послании нет и следа антагонизма между «учением Павла» и «учением Петра»[1248]. Климент — единственный из учеников апостолов, кроме разве что Поликарпа, демонстрирующий какое–то понимание учения Павла об оправдании верой. «Все (святые Ветхого Завета), — говорит он[1249], — стали великими и славными не сами собой, не благодаря своим делам, не своей праведностью, но по воле Бога. Так и мы, призванные по воле Бога во Христе Иисусе, праведны не сами по себе, не по своей мудрости, не по своему пониманию, не по своему благочестию, не по своим делам, которые мы совершили в чистоте сердца, но по вере, в которой всемогущий Бог оправдывает избранных от начала; слава Ему вовеки». Далее Климент, точно как Павел в Рим. 6, говорит о том, как освящение проистекает из оправдания, и продолжает: «Что же тогда мы должны делать, возлюбленные братья? Должны ли мы лениться делать добрые дела и пренебрегать любовью? Ни в коем случае! Но с рвением и смелостью мы поспешим исполнять всякое доброе дело. Ибо Творец и Господь всего Сам радуется этим делам». Среди добрых дел Климент особенно превозносит любовь и описывает ее в таком ключе, что это напоминает 1 Кор. 13 Павла: «Тот, кто имеет любовь во Христе, повинуется заповедям Христа. Кто может провозгласить узы Божьей любви и рассказать о величии ее красоты? Высоты, на которые она возводит, неописуемы. Любовь объединяет нас с Богом, покрывает множество грехов, все переносит, все терпит. В любви нет ничего низменного, ничего высокомерного. Она не знает раздоров, не спорит, все делает в согласии. В любви все избранные Богом становятся совершенными. Без любви нет ничего угодного Богу. В любви Господь принял нас; ради любви, которую Он испытывал к нам, Иисус Христос, наш Господь, отдал Свою кровь за нас по воле Божьей, Свою плоть — за нашу плоть и Свою душу — за нашу душу»[1250]. Поэтому он так ревностно стремится сохранить единство церкви. «Откуда среди вас споры, гнев, несогласия, раздоры и война? Разве не один у нас Бог, и не один Христос, и не один Дух, излитый на нас, и не одно призвание во Христе? Почему мы разрываем и разлучаем члены Христовы, заставляем тело восставать на само себя и так глубоко впадаем в заблуждение, что забываем о том, что мы — члены друг друга?»[1251]

Климент также прекрасно говорит о гармонии вселенной, как взывающей нас к согласию, и мимоходом делает замечательное предположение, возможно, навеянное древними легендами об Атлантиде («orbis alter», «ultima Thüle» и т. п.), что есть и другие миры за непреодолимым океаном, управляемые теми же законами Господа[1252].

Но, невзирая на доминирование «Павловских» черт, в этом послании все–таки занижается свободный тон благовестил, характерный для богословия апостола язычников, смягчается его антииудейская строгость, происходит смешение с иудейско–христианским богословием святого Иакова, что показывает: конфликт между взглядами Павла и Петра к концу I века был по сути улажен в римской церкви, как и в коринфской.

Климент ничего не знает о превосходстве епископов над пресвитерами; само его послание написано не от его собственного имени, а от имени римской церкви. Но он представляет левитское священство как прообраз должности христианского учителя и очень решительно настаивает на внешнем единстве, четком порядке и подчинении церковным правилам. Он обращается тоном власть имеющего к сестре–церкви, основанной апостолом, тем самым показывая, что папство уже непроизвольно начинало зарождаться, хотя имело еще невинный характер[1253]. Через сто лет после его смерти его преемники уже осмеливались от своего собственного имени не только увещевать, но и отлучать целые церкви из–за несущественных разногласий.

Разрыв между Климентом и Павлом, переход от апостольского к апокрифическому, от веры к суеверию, проявляется в некритическом использовании иудейских апокрифов, а также в разнице между отношением Павла к языческим взглядам на воскресение и отношением его ученика к тому же предмету[1254]. Климент в своей аргументации не только указывает на природные символы, смену времен года, дня и ночи, но и совершенно искренне опирается на языческий миф о чудесной птице фениксе из Аравии, которая возрождается каждые пятьсот лет. Готовясь к смерти, феникс — согласно легенде — делает себе гнездо из ладана, мирры и других благовоний; из его разлагающейся плоти выходит крылатый червь, который, окрепнув, относит гнездо из Аравии в Гелиополь в Египте, там садится на землю днем, у всех на виду, и кладет его вместе с костями предков на жертвенник солнца. По подсчетам жрецов, подобное происходит каждые пятьсот лет. После Климента другие отцы церкви также использовали образ феникса как символ воскресения[1255].

IV. Что касается времени написания послания, то оно, конечно же, приходится на период после смерти Петра и Павла, потому что в нем прославляется их мученичество. Вероятно, оно написано и после смерти Иоанна (ок. 98 г.); можно предположить, что, если бы Иоанн был еще жив, Климент сослался бы на него как на высший авторитет, а коринфские христиане могли бы обратиться за советом скорее к апостолу, чем к ученику апостолов в далеком Риме. Гонения, намек на которые присутствует в начале послания, могут быть гонениями как Домициана, так и Нерона; автор говорит о «внезапных и повторяющихся бедствиях и превратностях, нас постигших»[1256]. Автор осторожно воздерживается от того, чтобы называть имена императоров–гонителей, и в конце ходатайствует за гражданские власти. Более того, он называет коринфскую церковь того времени «прочно утвердившейся и древней»[1257]. Это соответствует сведениям Евсевия, который сообщает, что Климент стал епископом Рима не раньше 92 или 93 г.[1258]